Текст книги "Бывшие. Правило трёх «Н» (СИ)"

Автор книги: Чарли Ви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава 8

Я сидела, сжавшись у окна, стараясь дышать как можно тише и незаметнее. Его присутствие наполняло всё купе, плотное, осязаемое, как стена. «Выкупил всё купе».

Эти слова всё ещё звенели у меня в ушах. Зачем? Чтобы продемонстрировать свою власть? Свои возможности? Показать, что он всё ещё может позволить себе такие жесты, пока я считаю копейки на сиделку? Или… Нет.

Лучше недодумывать. Лучше не позволять себе даже намёка на мысль, что у этого поступка могла быть какая-то иная, неслужебная подоплёка. Я украдкой посмотрела на него. Он возмужал. Стал ещё более монолитным, словно высеченным из гранита. В его позе читалась новая, незнакомая мне уверенность – уверенность человека, который привык командовать и не терпит возражений. Таким я его не знала.

Раньше в нём ещё была какая-то доля сомнения, какая-то человеческая мягкость. Теперь её не осталось. Только сталь. «Спи внизу». Приказ. Не предложение. Он до сих пор считает, что может мной командовать. И самое ужасное, что в этой ситуации я и сделать ничего не могла. Я была просителем. Я нарушила своё же правило и пришла к нему за помощью. Зависела от него. Я закрыла глаза, пытаясь отогнать накатившую волну горечи.

– Будешь есть? – спросил Денис.

Я молча покачала головой, не глядя на него. Последнее, чего я хотела, – это принимать от него какую-либо пищу. Это, казалось бы, очередной уступкой, признанием своей зависимости.

– И что, собралась голодать? – в его тоне послышалась знакомая насмешка.

– Просто не хочу, – сквозь зубы выдавила я, чувствуя, как нарастает раздражение. – Не надо пытаться заставлять меня.

И в ту же секунду мой желудок предательски заурчал, протестуя против добровольной голодовки. Я почувствовала, как по щекам разливается краска. Чёрт! Надеюсь, он не услышал.

Я упрямо уставилась в стену перед собой, делая вид, что ничего не произошло. Вскоре в купе постучала проводница, чтобы проверить билеты. И я услышала, как Денис коротко, без лишних слов, заказывает ужин. Не «чай», не «бутерброд», а полноценный ужин. И не на одного.

– На двоих, – чётко сказал он, и дверь захлопнулась.

Я так и не повернулась. Сидела, сжимая пальцы в кулаки, и слушала, как он раскладывает на столике принесённую еду. Запах горячего жаркого и свежего хлеба ударил в нос, от него закружилась голова и ещё громче засосало под ложечкой. Я пыталась думать о чём угодно, только не о еде – о Кате, о маме, о Матвее, – но мой организм отчаянно бунтовал.

В купе воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим стуком его ложки о тарелку. Я чувствовала его взгляд на себе, тяжёлый и оценивающий.

– Ещё не захотела? – снова спросил он. – Присоединяйся. Сил завтра много потребуется, а ты мне дохлая и отстающая не нужна. Тормозить будешь.

Это был не призыв, а ультиматум. И он сработал. Я ненавидела себя в этот момент, но медленно, будто на эшафот, развернулась к столу. Придвинулась ближе, отломила маленький кусочек хлеба и начала жевать его медленно, с показным безразличием, стараясь не выдать свой волчий голод.

Он наблюдал за мной через стол. – Что насчёт матери? – начал он, откладывая ложку. – Давно это с ней?

– Давно, – коротко ответила я, глядя в свою тарелку.

– И как? Что врачи говорят? – он не отступал, продолжая допрашивать, словно я была подозреваемой. – Обращалась в центры реабилитации?

Я отложила хлеб. Есть перед этим допросом стало невозможно. – Обширный ишемический инсульт. Половина тела парализована, речь почти не восстановилась. Ухаживаю, как могу. Делаю массаж, упражнения… Но шансов на полноценное восстановление нет. А на реабилитационные центры нужны деньги, Денис, – я нарочно сделала ударение на его имени, чтобы показать, что он лезет не в своё дело.

Я встретилась с ним взглядом и не опустила его. Мне не было стыдно. Я сделала всё, что было в моих силах. Если вдруг он хотел меня опять начать учить.

Но он ничего не сказал на это. Ни извинений, ни сожалений. Просто продолжил, будто не заметил укола. – И что даже льгот никаких? Должны же быть путёвки бесплатные. Какая-то реабилитация для инвалидов.

– Должны. Ты думаешь, я ими не воспользовалась? – я с горькой усмешкой покачала головой. – Бесплатно – очередь на год вперёд, да и толку от этой гонки по кругу… Платное… – Я замолчала, снова посмотрев в окно. Платное было не для нас. Он и так это понял, судя по разговору с сиделкой.

Он кивнул, переваривая информацию. Его пальцы бесшумно постукивали по столу. – Надо было сказать, – вдруг произнёс он тихо.

Я резко повернулась к нему, не веря своим ушам. В его глазах не было раскаяния, только та же самая, вечная уверенность в своей правоте. – Что? – выдохнула я. – Сказать? Тебе? Чтобы ты что? Прислал денег? Показал ещё раз, как я нищая и беспомощная, а ты всемогущий? Спасибо, не надо.

– Не для этого, – парировал он, не моргнув глазом. – У меня есть знакомые в хорошем неврологическом центре. Могли посмотреть, дать рекомендации. Не все вопросы решаются деньгами, иногда нужны просто правильные люди.

Его слова были настолько логичны, настолько прагматичны, что от этого стало ещё больнее. Он снова был прав. И я снова была неправа в своём упрямстве. И получается, стоило маме здоровья. В груди стало больно.

– Я справилась сама. И сделала для мамы всё, что могла, так что, пожалуйста, не надо продолжать этот разговор. Что есть, то есть.

Он лишь усмехнулся – коротко, беззвучно. – Вижу, как справлялась. До ручки себя довела.

Денис никогда не умел вовремя остановиться, вот и сейчас снова проигнорировал мою просьбу.

Я встала, отодвинув тарелку. Мне нужно было пространство, нужно было уйти от этого пронизывающего взгляда. – Думаю, мне пора отдохнуть, – произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Утро будет тяжёлым.

Он не стал меня останавливать. Просто снова кивнул, взяв в руки свой телефон.

Я постелила себе, легла и отвернулась к стене, чувствуя, как его взгляд сверлит мне спину. Хотя, может, это мне казалось, но проверять я не стала.

Глава 9

Она легла и отвернулась к стене, застыв в неестественной позе, выдав всем своим видом: «Не подходи». Спина – прямая, плечи – напряжены. Даже дышала она как-то уж слишком тихо, контролируя каждый вдох и выдох. Глупо. Я всё равно чувствовал её здесь, в каждом сантиметре этого проклятого купе. Её запах, её напряжение, её молчаливый укор.

Я попытался отвлечься. Достал планшет, открыл отчёт по другому делу. Слова плыли перед глазами, сливаясь в чёрно-белую кашу. Я перечитывал один и тот же абзац три раза и не мог понять ни единой строчки. Мозг отказывался работать. Он был занят другим. Занят ею.

Воспоминания накатили, непрошеные, яркие и по-прежнему острые, как будто всё это было вчера. Наша спальня. Запах её кожи после душа. Как она смеялась, запрокидывая голову, когда я целовал её шею. Как её глаза темнели, наполнялись особенным блеском от желания.

Я вспомнил, как любил водить по ней руками. Нежно, медленно, изучая каждую знакомую родинку, каждый изгиб. Как заводила её моя неторопливость, как она начинала тихо стонать, её тело изгибалось в нетерпении. Мне нравилось её возбуждать. Нравилось доводить до того состояния, когда её дыхание сбивалось и она отдавалась мне полностью. Я знал каждое её чувствительное место, каждую точку, от прикосновения к которой она вздрагивала.

Я вспомнил, как она лежала подо мной, вся залитая лунным светом. Её кожа была такой мягкой, почти бархатной. Я любил проводить по ней губами, чувствуя, как она вздрагивает, как по её телу пробегают мурашки. Я любил смотреть на её лицо в такие моменты. А когда я входил в неё, она издавала тихий, сдавленный вздох, и её пальцы впивались мне в спину, притягивая ближе.

Мне нравилось доводить её. Медленно, методично. Находить те самые точки, от которых она теряла контроль. Следить, как её дыхание сбивается, как её тело изгибается в немой просьбе о большем. И когда она, наконец, достигала пика… Её лицо искажалось гримасой чистого, ничем не сдерживаемого наслаждения, она кричала, закинув голову, и всё её тело содрогалось в мощной волне. В этот момент она принадлежала только мне, была полностью открыта, уязвима и прекрасна. И это зрелище, эта её абсолютная отдача, заводила меня так, что темнело в глазах.

Резкое движение напротив мены резко вырвало из воспоминаний. Лера перевернулась на спину. Я замер, но взгляд не отвёл.

Она лежала, раскинув руки, её лицо было обращено к потолку. Приоткрытый рот, длинные ресницы, отбрасывающие тени на щёки. Она ничуть не изменилась. Чёрт возьми, ничуть. Та же линия скул, тот же изгиб губ. В полумраке, в мерном покачивании поезда, она казалась незнакомкой и в то же время – самой родной на свете. Той самой девушкой, которая когда-то смотрела на меня с обожанием и доверием.

Я сглотнул комок в горле и с силой ткнул в экран планшета, гася его. Дальше читать было бесполезно. Прошлое оказалось сильнее. Оно всегда было сильнее, просто я слишком долго старался этого не замечать.

Неожиданно Лера открыла глаза. Она не искала меня, как будто итак знала, что я сижу напротив и смотрю на неё. Впилась взглядом в мои глаза. Не испуг, не смущение – вызов. Я не стал отводить глаза. Пусть видит. Не намерен прятаться.

– И долго ты собираешься меня сверлить взглядом? – спросила тихо.

– Я думал, ты спишь, – ответил я. Правда. Ну, почти.

Она села, скрестив руки. Снова облачаясь в свою невидимую броню. Хотя, может, она её и не снимала. – Я не могу спать под твоим взглядом. Как будто я под надзором тюремщика нахожусь.

– Не выдумывай, – сказал я, нарочно растягивая слова. – Я не тюремщик, воспринимай меня просто как попутчика.

– Ну да, конечно, – её губы искривились в усмешке. – Я только могу выдумывать. Ты, Мамонтов, нисколько не изменился.

От этих слов внутри заныло. А ты изменилась, хотелось сказать. Стала жёстче. Колючей. Но я промолчал. Бессмысленно это говорить. Она итак знала об этом.

Лера встала и направилась к двери. Побег. Классика. Я проводил её взглядом. Она распахнула дверь – и в купе ворвался шум: пьяный гогот, матерные слова, хриплый смех.

– Ты куда? – спросил я, хотя и так было ясно.

Она обернулась на пороге, и в её глазах вспыхнуло уже откровенное раздражение. – Мне что, тебе и о походе в туалет тоже докладывать надо?

Вот чёрт. Всегда найдёт, как уколоть. Она вышла, резко прикрыв дверь. Я посидел секунду, глядя в деревянную панель. В голове стучало: «Сиди тут. Не лезь. Не маленькая уже». Но сработал инстинкт. Оставить её одну в коридоре, где буянят поддатые мужики? Не вариант. Проблем и так хватает. Чёрт знает, что там у них в пьяных головах творится.

Я вышел в коридор. Её уже не было видно – ушла в туалет. Я двинулся за ней, в тамбур. Как и ожидалось, там стоял едкий смог. Трое коренастых парней в засаленных футболках, лица красные, глаза мутные. Один что-то орал, размахивая руками.

Я достал пачку, прикурил, спокойно, не глядя на них.

Прислонился к стене и курил, выпуская дым в приоткрытое окно. Взгляд был прикован к туалетной двери.

«Вылезай уже, Лера. Не заставляй меня ломиться туда» .

Трое вахтовиков, чуть поодаль, поначалу притихли при моём появлении, но выпивка брала своё. Они снова начали бубнить, сначала тихо, потом всё громче. Я пропускал их мат и пьяный лепет мимо ушей, пока одно слово не зацепило слух намертво.

– ...а этот Касьянов, сука, опять задерживает. Два месяца уже, падла, – просипел один, с лицом, налитым кровью. – Говорит, кризис. А сам на новом «Крузаке» разъезжает.

– Да ему бы только наёбывать, – подхватил второй, более тощий, с хищным огоньком в мутных глазах. – Помнишь, того пацана, которого неделю назад заставили в яму залезть без поддержки? Матвеем, вроде, звали?

Сердце замерло. Я не шелохнулся, продолжая курить с тем же отстранённым видом, но каждый нерв в теле напрягся.

– А, этот, что с прорабом спорил? – третий, самый крупный, хмыкнул, отхлёбывая из горлышка. – Ну и его кореша, Саньку. Они же Касьянову на хвост наступили. Обещали в суд пойти, заяву накатать.

– Надо было не пиздеть, а молчком это сделать. Вот и поплатился, – первый понизил голос. – Сказали, с поезда сошёл. Ага, щас. На середине пути? Вещи все остались. Санька допрашивали, а он молчит, козлина.

– Касьянову лишь бы замести следы, – бросил тощий. – Кто его знает, куда того пацана девали. Заболтали, чтобы не болтал лишнего.

Глава 10

Я захлопнула за собой дверь туалета, прислонилась к прохладной стенке и закрыла глаза, пытаясь перевести дух. Тесное пространство давило, но оно было единственным убежищем, где я могла спрятаться от него и передохнуть. От его взгляда, который, казалось, прожигал меня насквозь, от его молчаливого присутствия, наполнявшего всё купе. Не думала, что находиться рядом с ним будет так сложно.

Я снова посмотрела в зеркало. Бледное лицо, огромные глаза, которые блестели. Из-за него. Из-за того, что он сидел там, в нескольких сантиметрах, и я чувствовала каждое его движение, каждый вздох. Расслабиться и заснуть было невозможно. Тело было напряжено до дрожи.

«Соберись, – прошептала я своему отражению, впиваясь пальцами в край раковины. – Ты должна держаться. Ты здесь ради Матвея. Только ради него. Всё остальное не имеет значения».

Сделав несколько глубоких вдохов, я снова собрала вокруг себя невидимую броню, которую носила все эти годы, и резко толкнула дверь.

Прямо рядом с дверью нашего купе, развалясь, стоял мужчина – плечистый, в белой майке, из-под которой бугрились накачанные мускулы. От него разило перегаром и немытым телом.

– Опа, краля вышла погулять! – сипло усмехнулся он, и его мутный, пьяный взгляд медленно, нагло пополз по моей фигуре снизу вверх.

Я попыталась проскочить молча, прижавшись к стене, но он грубо шагнул наперерез, перекрыв мне путь. – Ну куда ты, а? Скучно одной? Заходи к нам, с нами весело, – он протянул руку и шлёпнул меня по ягодице.

В висках застучало, а в глазах потемнело от злости. Я, не думая, на автомате, развернулась и изо всех сил отвесила ему пощёчину. Звук получился сочным, хлёстким, и на мгновение в коридоре воцарилась тишина.

– Руки придержи, урод! – прошипела я.

Он остолбенел на секунду, потирая раскрасневшуюся щёку, а потом его рожа перекосилась в злобной гримасе. – Ах ты, стерва грёбаная! – он дико рыкнул и рванул меня к себе, сдавив предплечье так, что у меня в глазах потемнело от боли. Его пальцы впились в кожу клещами. – Я к тебе по хорошему а ты драться, сука. Нехорошо так поступать.

– Отпусти её, – раздался сзади голос. Негромкий, ровный, но налитый такой стальной холодностью, что мурашки побежали по коже. – Два раза повторять не буду.

Я обернулась. Денис стоял позади нас , заслоняя своей мощной фигурой весть проход. Его поза была обманчиво расслабленной, но взгляд… Его взгляд был таким, от которого кровь стынет в жилах. Таким я его видела лишь однажды, когда он столкнулся с наркоманом, который приставал к детям. Это был взгляд не человека, а убийцы.

– Слышь, да пошёл ты! Не лезь, козёл! – проревел мой обидчик, не ослабляя хватку. – Девочка теперь с нами! Эй, пацаны, вылазьте, гляньте, какую я кису поймал!

Из соседнего купе тут же высунулась вторая, не менее отталкивающая физиономия. – Че это тут, кто базар устроил?

Денис не стал тратить время на переговоры. Он действовал с пугающей, отточенной эффективностью. Резким, коротким движением он толкнул того, что высунулся, обратно в купе, и дверь с оглушительным грохотом захлопнулась. А потом, развернувшись на каблуках, нанёс один-единственный удар. Короткий, прямой в нос тому, кто держал меня.

Раздался отвратительный, влажный хруст. Мужик с воем, больше похожим на визг, отпустил мою руку и схватился за лицо, из которого хлестнула алая струя. – А-а-а-а! Сука! Я тебя, ублюдок, сейчас на куски порву!

Но Денис уже оттащил меня вперед, к нашему купе, и буквально впихнул внутрь, отгородив своим телом от происходящего в коридоре. – Нет! – закричала я, вцепившись мёртвой хваткой в его рукав. Сердце бешено колотилось, в ушах стоял оглушительный гул. – Нет, Денис, пожалуйста, не надо! Они же тебя убьют! Их там несколько!

Он обернулся, и на его лице на мгновение мелькнуло неподдельное удивление, будто он не ожидал такой реакции. – Успокойся, – его голос был твёрдым и странно умиротворяющим. – Они мне ничего не сделают. Или ты забыла, кем я работаю?

Он мягко высвободил свой рукав из моих дрожащих пальцев и захлопнул дверь. Я осталась одна в купе, вся дрожа, как в лихорадке. Из коридора доносились приглушённые крики, ругань, тяжёлые, тупые удары, грохот… Я прижала ладони к ушам, зажмурилась, пытаясь не слышать, но мой мозг услужливо рисовал самые страшные картины: избитого, окровавленного Дениса, его беспомощное тело под ногами этих животных…Как они его запинывают.

Прошло десять минут. Мне показалось, что прошла вечность. И вот ключ, наконец, повернулся в замке. Дверь открылась.

На пороге стоял он. Живой. Невредимый. Лишь немного растрёпанный, на лбу выступили капельки пота, дыхание было чуть учащённым. Он потирал костяшки правой руки – кожа на них была содрана.

И тут во мне что-то оборвалось. Все сжатые пружиной нервы, весь страх, вся боль этих дней и недель – всё это вырвалось наружу одним мощным, сокрушительным потоком. Я не помню, как оказалась рядом. Я просто бросилась к нему, обвила его руками, прижалась лицом к его груди, чувствуя под щекой грубую ткань рубашки и учащённый стук его сердца. – Тише, тише, – прошептал он, обнимая меня. – Ты чего? Всё уже закончилось. Всё нормально.

Но это было ненормально. Это было слишком. Слёзы, которые я так старательно сдерживала все эти годы – слёзы по рухнувшему браку, по больной матери, по пропавшему брату, по своей собственной измотанной жизни – хлынули из меня безудержным потоком. Я рыдала, судорожно всхлипывая, трясясь в его объятиях, как в лихорадке, не в силах остановиться. Я плакала за всё. И за то, что он, этот чёрствый, холодный человек, оказался сейчас единственной моей опорой в этом аду.

Он не отталкивал меня. Не говорил утешительных слов. Он просто стоял и держал, гладил мои волосы, пока буря не начала понемногу стихать, оставляя после себя лишь горький привкус стыда, опустошение и смутное, неуместное чувство облегчения от того, что он здесь. Целый и невредимый.

– Не думал что ты так за меня переживать будешь, – тихо произнес Денис.

А я и сама не знала как обхяснить свои поступок. Наверно, я просто до сих пор чувствовала в нём настоящую защиту. А мне так этого не хватало.

Глава 11

Постепенно рыдания стихли, оставив после себя лишь прерывистые вздохи и чувство полной опустошённости. И вместе с ним пришло осознание. Трезвое, ясное и беспощадное. Что я натворила? Я, которая пять лет копила на него обиду, которая дала себе зарок, никогда не показывать ему свою слабость, только что рыдала у него на груди, как последняя дура. Стыд накатил новой волной, горячей и удушающей.

– Всё, я... я успокоилась, – прошептала я севшим голосом. Я попыталась отстраниться, упёрлась ладонями в его грудь, создать между нами хоть какую-то дистанцию. – Спасибо. Можно я...пойду я лягу.

Но его руки, лежащие на моей спине, даже не двинулись. Наоборот, как будто прижал ещё сильнее. Судя по всему, и не собирался отпускать. – Погоди, – тихо остановил меня, я замерла, боясь посмотреть на него.

Но его пальцы мягко подняли мой подбородок. Он заставлял меня посмотреть на него. Я попыталась отвести взгляд, мне было безумно стыдно. Я чувствовала, как моё лицо отекло от слёз, глаза покраснели, я была уверена, что выгляжу сейчас жалко и некрасиво.

– Посмотри на меня, Лера, – сказал он, и в его голосе не было ни насмешки, ни торжества. Я чувствовала, как он дышит, как гулко стучит сердце под моими ладонями. У меня даже голова закружилась, и я на секунду закрыла глаза. Но стало ещё хуже.

И я снова распахнула глаза, встретившись с его потемневшими глазами, увидела в них голод. Тот самый, первобытный, когда мужчина хочет женщину. Он смотрел на меня, на мои заплаканные глаза, на дрожащие губы, будто видел не беспомощную женщину, а самую желанную добычу. И в этом взгляде было что-то такое, от чего по телу пробежал разряд тока, заставляя забыть и о стыде, и о прошлом, и обо всём на свете.

Он не сказал больше ни слова. Его взгляд был красноречивее любых фраз. Он медленно, давая мне время отстраниться, наклонился. Я могла отпрянуть. Должна была. Но моё тело, ещё минуту назад вымотанное до дрожи, вдруг наполнилось странной, тягучей слабостью. Я замерла, заворожённая приближением его губ.

Я так давно не ощущала мужские губы на своих. Даже забыла, каково это. У меня не было ни времени, ни сил встречаться или искать замену бывшему. Так и жила сама по себе, ночами плакала от одиночества и желания, чтобы почувствовать силу мужских рук. Почувствовать ласку. Я этого не понимала раньше, пока не осталась она. В такие минуты начинаешь ценить мужскую ласку.

Первое прикосновение было подобно взрыву в моей голове. Нежность его твёрдых губ зашкаливала. Даже в браке он никогда меня так не целовал. Или, может, я забыла. Первое касание плавно перетекло в глубокий поцелуй. И этого оказалось достаточно, чтобы последние остатки разума унесло прочь. Что-то внутри, какая-то давно забытая пружина, разжалась с невероятной силой. Я ответила. Сначала неуверенно, а потом со всей страстью, которую так долго держала в себе.

Это был не поцелуй примирения. Это было голая страсть. Битва пятилетней ненависти, обиды, тоски и невысказанной боли. Его руки скользнули в мои волосы, легли на затылок, притягивая ближе. Мои впились в его плечи, цепляясь, чтобы не упасть. Мы дышали друг в друга, наши тела прижимались в отчаянной попытке стереть все эти годы разлуки, всё это время, прожитое врозь.

– Денис... – успела я выдохнуть, сама не зная, что хотела сказать. Его имя сорвалось с губ само, как стон, как просьба не останавливаться.

– Что? – пробормотал он в ответ, низко, хрипло, и его губы переместились на мою шею, оставляя на коже горячие следы. Вся вселенная сейчас сузилась до размеров этого купе, до стука колёс, слившегося с бешеным стуком наших сердец. Все правила, все «никогда больше», вся гордость – всё это рассыпалось в прах под натиском внезапной, всепоглощающей бури.

Мы торопились. Торопились раздеться, дотронуться друг до друга. Он стянул с меня джинсы, я суетливо пыталась расстегнуть его ремень. Но он никак не поддавался. Денис снял его сам. Его руки скользили по моей коже, будто за последние пять лет ничего не изменилось. Его большие, тёплые ладони обхватили мои бёдра, медленно поднимаясь вверх, к талии, к рёбрам. Каждое прикосновение было будто удар тока – болезненное и сладкое одновременно.

Он не торопился. Казалось, он заново изучал меня, читал мою кожу как книгу. Его губы коснулись ключицы, и я невольно выгнулась, чувствуя, как по всему телу побежали мурашки. В воздухе пахло им – его кожей, его потом, парфюмом, который я когда-то покупала. Он до сих пор им пользовался.

– Денис... – снова вырвалось у меня.

Он что-то прошептал в ответ, но звук потерялся где-то между моей грудью и его губами. Потом он поднялся выше, его лицо оказалось прямо над моим. В полумраке купе я видела только его глаза – тёмные, почти чёрные, которые сейчас лихорадочно блестели.

Денис сорвал мои трусики и вошёл в меня. Не сразу, а медленно, давая телу привыкнуть. Было немного больно. Во время родов были разрывы, которые зашивали, и сейчас я, будто снова лишалась девственности.

Я вскрикнула и впилась ногтями ему в спину. Но вместе с болью пришло и другое чувство – странное, щемящее облегчение. Та пустота, что сидела во мне все эти годы, та ноющая дыра, которую я пыталась заполнить работой, заботой о маме и Кате – вдруг исчезла. Она заполнилась им. Всё его существо, вся его сила – всё это было теперь внутри меня. Из моей груди вырвался тихий, сдавленный стон – смесь боли и того самого облегчения, которого я так долго ждала, сама того не зная. Когда прикладывают лёд на обожжённое место, испытываешь облегчение.

Он замер на секунду, давая мне привыкнуть, его дыхание было горячим у моего уха. – Всё нормально? – прошептал он.

Я не смогла ответить словами, только кивнула, притягивая его ближе. Это было моё разрешение. Моё «да».

И тогда он начал двигаться. Сначала медленно, нежно, будто боялся сделать больно. Но с каждым движением его ритм ускорялся, становился жёстче, требовательнее. Это не была нежность влюблённых. Это была ярость. Ярость за все потерянные годы, за все несказанные слова, за всю боль, что мы причинили друг другу. Он входил в меня с силой, размашисто, а я отвечала ему тем же, поднимая бёдра навстречу, впиваясь в него, пытаясь вобрать в себя всего.

Мы не целовались. Мы дышали друг в друга – тяжело, прерывисто. Его лоб был мокрым от пота, он капал мне на лицо. Звуки, которые мы издавали, были низкими, хриплыми – стоны, рычание, прерывистые вздохи. Никаких слов. Только тела, говорящие на языке, который был старше всех наших обид.

Я не помнила, кто я. Забыла причину, почему мы развелись. Всё это исчезло. Осталось только тело, которое помнило его. Кожа, которая узнавала его прикосновения. И та дикая, животная радость от того, что мы снова вместе, даже если это ненадолго, даже если завтра нам снова придётся стать чужими.

Он вошёл последний раз, и волна удовольствия накатила с новой силой. Я закричала, уже не сдерживаясь, и почувствовала, как его тело напряглось в ответ. Его пальцы с силой сжали мои бёдра, но я не почувствовала боли, мне было всё равно. Я хотела, чтобы он оставил на мне следы. Чтобы завтра, когда всё это закончится, у меня было доказательство – да, это было на самом деле.

– Лера... – выдохнул он.

И тогда нас накрыло. Одновременно. Волна такая сильная, что у меня потемнело в глазах. Всё тело содрогнулось выгибаясь, а потом обмякло. Он опустился на меня, тяжёлый, весь дрожащий. Его сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди. Так же, как и моё.

Мы лежали, не двигаясь, слушая, как бьются наши сердца, постепенно успокаиваясь. Его вес прижимал меня к матрасу, и это было единственным, что казалось реальным в этом качающемся вагоне. Я закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слёзы. На этот раз – не от горя. А от чего-то другого, такого сложного, что я даже не могла назвать. Может, от того, что нашла что-то давно потерянное. Или от того, что понимала – завтра всё это придётся снова потерять.