Текст книги "Алхимик (ЛП)"

Автор книги: Charles L. Harness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Бликер выбрал другой путь, более мягкий, но столь, же определенный.

Он позвонил секретарше. – Мисс Салли, соедините меня с Арнольдом Грюном, «Грюн Ассошиэйтс», – мрачно сказал он.

* * *

Позже он все объяснил Патрику.

– «Грюн Ассошиэйтс» является уникальной компанией в нескольких отношениях. Во-первых, они самые старые в нашем деле. Во-вторых, в настоящее время они – единственная группа управленческого обследования, имеющая возможность наблюдать за исследовательскими лабораториями, хотя, смею сказать, это лишь вопрос времени, прежде чем они потеряют эту монополию, учитывая, сколько миллиардов долларов ежегодно тратится на исследования в нашей стране.

– Вы сказали, что Грюн уникальна? – осторожно подтолкнул его Патрик.

–Я уже объяснял, – раздраженно сказал Бликер. – Ну, Грюн ввел другое оборудование, чтобы изучить их, показать, как они могут усовершенствовать свои методы анализа, полагаться на более мелкие образцы, сократить время исследования и общую стоимость исследований. Что-то вроде психиатра, который проходит психоанализ, чтобы стать лучшим врачом. Ну, Грюн сделал это с ними, и они, кажется, единственные комплексные инспекторы в этом бизнесе. Вот как они разработали свой «профиль подразделения», где они выбирают одного человека, у которого есть почти все недостатки исследовательской лаборатории, которую они пытаются исправить.

–Но не лучше ли было бы, – мягко сказал Патрик, – если бы за нами наблюдала группа людей, которых привел в порядок Грюн? Тогда мы будем обследованные обследованной обследующей группой. «Хоуп» использует только самое лучшее, знаете ли.

– Вопрос был поднят. Бликер был столь же вежлив. – Но здравый смысл возобладал.

С минуту оба молчали. Казалось, каждый ждал, что скажет другой. Патрик понял, что Бликер думает о том же. И Патрик, будучи младшим, сказал это. – А что будет, когда они найдут Пьера Цельса?

* * *

Первая встреча с «Грюн Ассошиэйтс» состоялась в представительской столовой – уютной, роскошно обставленной комнате по коридору от большого лабораторного кафетерия.

Патрик давно заметил, что Бликер любит вести важные дискуссии за обеденным столом. Теория состояла в том, что жаркое Янки и последующие коктейли развязывают человеку язык и пробуждают основные истины или, по крайней мере, выявляет скрытые разногласия, все из которых могут потребовать чрезмерного времени и денег, чтобы обнаружить их другими способами. Кроме того, это был самый простой и быстрый способ называть человека по имени, и все согласились, что это помогает общению и задерживает развитие парализующих различий во взглядах. Но каковы бы, ни были причины, Патрик всегда любил хорошо поесть с экспертами в своей области.

Пока разливали кофе, они наконец-то приступили к делу.

– Я хочу кое-что прояснить, – сказал Бликер. – Это не критика кого-либо, кроме, возможно, меня. Арнольд Грюн и его люди здесь, чтобы определить, могу ли я улучшить работу лаборатории. Сотрудники Арнольда, Джо и Бен, придут сюда, начиная с завтрашнего дня, и они будут говорить с некоторыми из нас. Они поговорят со всеми руководителями наших групп, а также с химиками и техниками всех уровней. Они назначат встречу заранее. Поработайте с ними, каким-либо образом. В течение нескольких недель Арнольд подготовит отчет, а затем я решу, следует ли нам изменить некоторые из наших процедур. Арнольд, возможно, вы можете объяснить механику своего исследования, что именно вы намерены сделать и как вы будете это делать.

– Конечно, Энди. Это действительно довольно просто. У нас в Грюн есть одна основная цель – увеличение дивидендов акционерам. Мы продолжаем существовать, потому что мы смогли помочь нашим клиентам достичь этой цели. Итак, есть фундаментальное следствие нашей главной цели, а именно, что промышленные исследования, такие, как у вас в Хоуп, существуют с единственной целью – делать деньги для компании, и делать эти деньги как можно быстрее. Чтобы достичь этого, каждый человек в лаборатории должен признать, что он является частью команды. Ни один человек в современной лаборатории не может работать в одиночку. Он должен немедленно распознать препятствия и немедленно позвать на помощь. Он должен уметь анализировать и объяснять, иначе его проект увязнет. Он должен общаться. Это ключевое слово: общение. И оно должна быть мгновенным. Он повернулся к Патрику. – Кон, ваш отдел выполняет во всем этом жизненно важную функцию. Срок действия патента Соединенных Штатов составляет семнадцать лет. Наши исследования показывают, что до последних лет только последние пять-семь лет типичного патента имеют какую-либо пользу для защиты основного нового изобретения. Почему? Потому что часто требуется от десяти до двенадцати лет, чтобы перейти от первых экспериментальных работ к первому коммерческому заводу. Одна из наших целей – сократить бесполезное патентное время. Мы делаем это, сокращая этап разработки до трех лет. Грюн отхлебнул кофе и улыбнулся. – Я слышу недоверчивый ропот? Я повторяю: три года. Это можно сделать. И все это в общении. Все знают, что делают другие. Проблемы будут распознаны мгновенно. Но вот я здесь, продолжаю говорить в общих чертах. Он повернулся к Коберу. – Бен, вы объясните, что вы и Джо Марел собираетесь делать, начиная с завтрашнего дня?

– Конечно, Арнольд. Моя функция, и Джо – опросить некоторых из ваших ключевых людей. Мы уже составили список. Это исследование основано на изучении нескольких сотен отчетов о проектах, написанных приблизительно пятьюдесятью различными химиками, старшими химиками и лидерами групп. Кон, мы включим одного человека из патентного отдела, возможно, вас. Мы опросим каждого из этих людей. В результате этих бесед мы составим дальнейшую выборку из шести или восьми химиков, которые больше всего соответствуют технологии Грюна. Тогда мы будем надеяться, что сможем свести этот список к одному человеку. Этот человек, если наш обзор верен, будет представлять собой ходячую сводку всего, что мы надеемся рекомендовать здесь исправить.

Арнольд Грюн посмотрел на Патрика. – У вас, юристов, есть свой «разумный человек». Мы ищем «неразумного человека»: сборник ошибок – наш профиль подразделения.

– Профиль?– спросил Патрик. – Вы имеете в виду что-то вроде личностного теста Бернрейтера или профиля личности Терстона для руководителей?

– Что-то в этом роде, – ответил Грюн. – За исключением того, что профиль Бернрейтера дает положительную модель для подающих надежды руководителей наших крупных почтовых фирм – настоящее вдохновение, если можно так выразиться, тогда как профиль Грюна – отрицательный. Когда мы устанавливаем его, мы предлагаем его клиенту как что-то, чего должны избегать все здравомыслящие сотрудники. Другое отличие состоит в том, что профиль Грюна персонифицирован; он взят из одного реального человека, из истории болезни. На самом деле, наше главное усилие в исследовании – найти этого человека. Он кивнул в сторону Бликера. – А когда мы его найдем, то вскоре последует наш счет за услуги.

* * *

Патрика всегда поражали его женщины-адвокаты. Маргарита Френч была тому примером. Нанятую только что из университета, с пятерками по химии, он первым делом отправил ее на поиски новинок в патентное бюро в Вашингтоне. Она проболтала почти весь вечер. («Я буду в книгохранилище завтра, мистер Патрик, переворачивая пачки для этого нового полимера»). Но когда она диктовала отчет о своих поисках, у нее хватило здравого смысла назвать его «поиском информации». Вскоре она выучила наизусть руководство по поиску в патентном бюро, а еще лучше – большинство экспертов по химическим патентам. Они подсказали ей, какие подписки проверять в комнате поиска, и указали на неофициальные «быстрые туфли» в их собственных офисах, которые сокращали ее время поиска до минимума. Бывали случаи, когда эксперты, заглядывая ей через плечо, помогали найти «мертвую ссылку».

Через пару лет после того, как Патрик нанял ее, он случайно узнал, что она сдала экзамен на патентного поверенного в страшной патентной коллегии с первой попытки (Патрик провалил ее в первый раз) и к вечеру была на полпути в юридическую школу. Именно тогда Патрик начал привлекать ее для написания патентных заявок. В свое время она окончила юридическую школу и стала полноправным адвокатом, во многих отношениях не хуже любого из его людей, а в одном отношении она превосходила любого мужчину в департаменте. Такова была ее способность работать с некоторыми из наиболее упрямых химиков-мужчин. Несмотря на их неспособность написать понятный отчет о проекте, она каким-то образом могла проанализировать, определить и обобщить самые сложные реакции, которые когда-либо проводил любой из них. Работая с ней, они вдруг становились выразительными, членораздельными, даже многословными. – «Может быть, они все в нее влюблены», – подумал Патрик. Но это было слишком просто. – «Она для них младшая сестра», – подумал он однажды. Нет, дело было не в этом. – «Она их ценит», – он почувствовал, что становится ближе к истине.

Что ж, что бы то ни было, он уже решил, кого назначить к Пьеру Цельсу. Если Цельса удастся уговорить поговорить с кем-нибудь, он поговорит только с Маргаритой Френч.

* * *

Патрик нарисовал структурную формулу на доске. – Силамин. Как вы, вероятно, знаете, новый синтез Цельса несколько аналогичен коммерческому процессу получения мочевины из аммиака и двуокиси углерода, за исключением того, что мы используем SiO₂ вместо CO₂. Другими словами, мы выполняем реакцию с аммиаком и кремнеземом, и получаем силамин и побочную воду.

– Странно, что он вообще реагирует, – сказала Маргарита. – Кремнезем – один из самых нереактивных известных оксидов.

Патрик улыбнулся. – Это общее впечатление, и именно поэтому мы думаем, что у нас есть что-то патентоспособное. На самом деле, мы не используем обычный старый кварцевый песок – низкая площадь поверхности делает его слишком неактивным. Мы используем чрезвычайно пористый кремнезем с высокой площадью поверхности, пять тысяч квадратных метров на грамм. Это значит, что щепотка, если ее рассыпать, покроет два или три футбольных поля. А это значит, что он в тысячи раз химически активнее, чем песок, потому что данный вес кремнезема с высокой поверхностью может контактировать с тысячью молекул аммиака, по сравнению с простым песком.

– Я так понимаю, дело не только в этом. Конечно, аммиак и кремнезем с высокой площадью поверхности смешивались ранее, но без производства силамина.

– Да, Маргарита, вы прекрасно знаете, что дело не только в этом. Во-первых, кремнезем содержит новый катализатор, оксид тербия, один из редкоземельных элементов. Цельс предположил это после своего первого успешного запуска, еще в «Кремниевых Соединениях». Он посмотрел на нее. – Вы были там.

Она ответила уклончиво. – Да, я была там.

Патрик вздохнул. Она не собиралась ничего добровольно рассказывать о секундомере. Через некоторое время ему придется спросить ее.

Он продолжал: – Затем Цельс добавляет то, что он называет «ксерионом».

– «Ксерион»?

– Не спрашивайте меня, что это. Какой-то со-катализатор, я думаю. Это ваша работа – выяснить. Цельс утверждает, что его новая система обеспечивает крайне высокие температуры в установках, столько тепла, собственно, что колонны должны охлаждаться. Он охлаждает их путем теплообмена с поступающим жидким аммиаком, который идет рядом с основанием колонн, где он служит как реагирующим газом, так и взвешивающей средой для силикагеля.

– А что происходит с побочной водой?

– Какая-то ее часть отбирается силаминовым продуктом, но некоторая остается на кремнеземе. Цельс, кажется, думает, что очень важно, чтобы некоторая ее часть оставались на кремнеземе. Он хочет, чтобы кремнезем был «влажным» на протяжении всей реакции. Не знаю – почему. Опять же, это то, о чем вы должны спросить его. Кроме того, он помещает остатки кремнезема в резервуар с чем-то, что он называет «алкагест» – каким-то растворителем или диспергатором. Узнайте, почему материал нельзя просто высушивать и направлять в отходы. Это опасно или что-то другое?

Маргарита оторвалась от блокнота. – Есть еще одна очень важная вещь, которую я не понимаю. Этот тербий-ксерион... как это комбинация создает высокую температуру?

Патрик беспомощно пожал плечами. – Вы должны спросить Цельса.

– Как вы думаете, он расскажет мне об этом?

– Не знаю, Маргарита.

– А как насчет отчетов по проекту?

– Он сделал несколько отчетов. Они все разные. Но не пытайтесь согласовать их, это невозможно. Цельс знает или думает, что знает, как заставить эту штуку работать. Но до сих пор он не смог объяснить это своим людям. Вот где вам нужно проявить себя. Определение технических данных – ваша работа, как патентного поверенного. У вас это получается лучше, чем у брата – химика. Кроме того, вы принесете новый взгляд.

Маргарита Френч закрыла блокнот. – И это все?

– Еще одна вещь. Патрик задумчиво посмотрел на нее. – На днях утром, во время первого прогона силамина, у вас был секундомер. Что все это значит?

Девушка колебалась. – Не думаю, что вы мне поверите.

– В любом случае скажите мне.

– Я зафиксировала реакцию. С секундомером. Все, что мне нужно было сделать, это вычислить пространственную скорость аммиака. Из этого вы получаете время, необходимое для перемещения первого продукта силамина из реактора в коллектор, где он сразу же дал тест пикрата. Это было 38,6 секунды. Когда Пьер объявил о существовании силамина, я запустила секундомер. Когда появился пикрат, я остановила его. Она открыла свою сумочку. – Я всё время ношу его с собой – он все еще стоит. Я не знаю, что с ним делать. Предположим, вы подержите его некоторое время. Она протянула секундомер Патрику. Он с сомнением взял его. Показание было 38,5 секунды. Экспериментальная ошибка? Он подозревал, что не Пьера Цельса.

– Я думаю, это был телекинез, – сказала Маргарита.

Патрик смотрел на девушку широко раскрытыми глазами. Ее лицо было бледным, но она с вызовом смотрела на него. Мужчина подергал себя за усы, нахмурив брови. Он вспомнил, как вел себя Цельс во время того, теперь уже печально известного, успешного прогона: напевал, шептал, увещевал, поглаживал склянку. Как «азартный» игрок, играющий в кости. А потом бросок. Предполагалось, что некоторые игроки обладают этой силой, этим контролем над неодушевленной материей. Телекинез. Так называемое «Пси».

Он хрипло спросил: – Разве это возможно?

– Думаю, что да. С некоторыми химиками. Пьер не первый. Он не будет и последним. Если он другой, то только потому, что он может сделать это лучше, и потому, что он знает, что он может сделать.

Мысли Патрика понеслись вперед. Значение... было ошеломляющим. Он подавил дрожь. – Но это не химия. Это не наука. Это может быть даже противозаконно.

– Это была первая химия, – коротко ответила девушка. – Это алхимия.

– Подождите минутку, – запротестовал Патрик, с трудом возвращаясь к прежним мыслям. – Если бы Цельс был настоящим алхимиком, он бы делал золото, не так ли? Он делает золото? Конечно, нет. Но опять же, предположим, он мог бы делать золото, как бы вы объяснили это монетному двору Соединенных Штатов и ФБР?

– Вы совершенно не понимаете, – сказала девушка. – Он никого не пытается убедить, что он алхимик. Это как раз наоборот. Он пытается это скрыть. Он хочет быть обыкновенным химиком двадцатого века. Если бы он мог делать золото, то держал бы это в секрете. Поэтому бессмысленно спорить, что, поскольку он не сделал никакого золота, он не алхимик. Алхимик использует свои силы для удовлетворения потребностей своего покровителя. В пятнадцатом веке главным требованием было золото. В современной лаборатории это может быть что угодно – от пластика до лазеров и силамина. И наконец, что такого замечательного в золоте? Сегодня десятки тонкодисперсных химических веществ можно продать дороже, чем унцию золота.

Мужчина застонал. – Но заявка на патент... что будет делать Патентное Ведомство, когда мы подадим заявку на алхимический процесс? И как будет читаться основная патентная формула? Можем ли мы сказать: – «В процессе взаимодействия кремнезема и аммиака с образованием силамина развитие реакции начинается с телекинетического формирования одной молекулы силамина, тем самым обеспечивая автоматический катализ реакции»? Как это будет звучать для экспертов в Классификации 23?

– Достаточно, чтобы искусные мастера воспроизвели изобретение, – сказала Маргарита. – Возможно, это означает других алхимиков.

Патрик с трудом подавил бульканье в горле. – Другие? Боже упаси!

Девушка ждала с тихим сочувствием.

Наконец Патрик неуверенно произнес: – Ну, посмотрим, что вы сможете сделать…

Когда Маргарита ушла, Патрик сидел, уставившись в ящики своего стола, и мрачно теребил усы. Он ничего не мог сделать. Он не мог пойти к Эндрю Бликеру и сказать: – Энди, у вашего господина Цельса телекинез. У него «пси». Вот, почему он получил силамин, и вот почему его процессы невоспроизводимы. Патрик печально покачал головой, вспомнив, что Бликер сказал заявителю из Калифорнии, который утверждал, что видел летающую тарелку.

Интерком прервал его размышления. Джо Марел из Грюна хотел взять у него интервью.

* * *

Джо Марел несколько секунд смотрел на стол с откатной крышкой.

Патрик, наконец, спросил: – Вы сказали, что хотите критически оценить некоторые процедуры патентного ведомства.

– О, конечно. Простите за любопытство. Я никогда не видел ничего подобного – я имею в виду стол.

– Самая большая подделка в лаборатории, – добродушно ответил Патрик.

– Откуда мне знать? Ну, предположим, мы начнем с вашего мнения о нарушении прав нового процесса силамина.

– Конечно.

– Вы говорите, что этот патент не представляет серьезного риска нарушения. Вы имеете в виду, он серьезно не нарушен?

– Не совсем. Никто не может с уверенностью предсказать, что суды будут делать с данным патентом. Это всегда догадка. Мы просто пытаемся оценить степень риска.

Марел с любопытством посмотрел на него. – Вы хотите сказать, что он, вероятно, не нарушен?

– В каком-то смысле, да. Но имейте в виду, это не та вещь, которая допускает вычисление процентов.

– Но я полагаю, что, когда ваше руководство прочтет это, они поймут, что патентная ситуация ясна?

– Ну, не неминуемо и не обязательно. Но она очень даже может произвести такой эффект.

С минуту Марел молчал. Он провел пальцем по воротнику и продолжил: – Ну, тогда вы продолжаете говорить о другом патенте. На уровне апелляций защита патентной недействительности, вероятно, будет подтверждена. Означает ли это, что патент недействителен?

– Нет, здесь мы снова просто пытаемся понять, что суды будут делать с данным патентным вопросом. Ни один адвокат не может сообщить своему клиенту, является ли патент действительным или недействительным. Только суды могут это сделать. Если суды не высказались, то в лучшем случае адвокат может только указать, как, по его мнению, суды будут выносить решения, если и когда они получат вопрос. И вы, конечно, понимаете, что суды в разных федеральных округах могут дать разные ответы. Патент может быть признан недействительным в штате Мэн, но действителен и нарушен в Калифорнии. Кроме того, есть и другие причины, по которым мы не хотели, прямо заявлять, что патент недействителен. Например, когда-нибудь мы могли бы купить патент, а затем продолжить судебный процесс, за исключением того, что теперь мы были бы на другой стороне.

Марел быстро заморгал. Наконец он сказал: – Тогда почему бы просто не снять трубку и не сказать об этом тому, кто хочет знать? Зачем вообще иметь письменное мнение?

– О, должно же быть письменное мнение – что-то такое, на что могли бы посмотреть десятки людей из менеджмента «Хоуп», а также люди снаружи. Банки и страховые компании, которые предоставляют финансирование для предлагаемого нового завода – их адвокаты хотят видеть патентное заключение. У адвокатов есть свой особый язык, когда они разговаривают друг с другом. Они никогда не говорят «да» или «нет». Если адвокат нашего кредитора получит заключение с «да» или «нет», он может счесть его некомпетентным, и тогда мы не получим финансирования. То же самое относится и к нашему сублицензированию. Когда мы продаем процесс для использования в Англии, Западной Германии, Японии или где бы то ни было, мы обнаруживаем, что их адвокаты больше доверяют одному из моих двадцатистраничных заключений, чем категорической визе от президента «Хоуп Кемикалс».

– Я понимаю. То есть, кажется, я понимаю. Вы не можете просто сказать «да» или «нет»...?

– Вот именно, – ответил Патрик. – Слишком обманчиво, однозначно. Это был бы не крикет. Он стал экспансивным. – «Да» и «нет» – два самых опасных слова в английском языке. Каждое по своей сути означает то, что по определению невозможно. Каждое, при обычном использовании, сопровождается защитным облаком подразумеваемых квалификационных условных положений. Проблемы возникают, когда говорящему и его слушателю не удается достичь совпадения в подразумеваемых и воображаемых квалификациях.

Марел нервно заерзал.

Патрик продолжал: – Теперь, когда вы изучаете патентные заключения, возможно, немного базовой теории по порядку. Для начала, что является объектом хорошего патентного заключения?

– Расскажите мне, – попросил Марел.

– Дело в том, – сказал Патрик, – что заключение оказывается верным, что бы ни случилось после того, как оно написано. Компания подала в суд за нарушение? Заключение говорит, что это возможно. Мы проигрываем тяжбу? Мы сказали, что у нас больше шансов. Они были, но мы предусмотрели возможность потери, потому что «даже лучше» могло означать только пятьдесят один процент – другими словами, мы должны были ожидать потери почти половины таких случаев. Но потом мы подадим последнюю апелляцию и победим. По нашему мнению, наши выводы применимы к решениям апелляционного уровня. И, конечно, есть сильное предположение, что, если мы попадем в настоящую беду, мы будем устраиваться на разумной основе.

Марел зачарованно уставился на директора патентного бюро.

Патрик спокойно продолжал: – Другими словами, по мере того, как история будет развиваться, день за днем, месяц за месяцем, вы сможете заново прочитать заключение и обнаружить, что в нем нет ничего несовместимого с последующими событиями. В этом смысле оно должно напоминать пророчество Нострадамуса, которое становится совершенно ясным только после наступления пророческого события.

– Я думаю, – сказал Марел, – именно поэтому, большинство людей находит патентное заключение трудным для чтения.

– Допустим, – сказал Патрик. – Однако давайте не будем путать читаемость с ясностью. На самом деле, как правило, существует обратная зависимость: чем более читабельно, тем менее точно; настоящий литературный шедевр настолько пронизан двусмысленностями, что его невозможно понять. Возьмем Кубла Хана Кольриджа. Вы считаете это шедевром?

– Конечно.

– Но вы можете сказать мне, где будет построен дворец?

– Дворец? Ах да, дворец наслаждений. Как все прошло?

Патрик процитировал по памяти:

«В стране Ксанад благословенной

Дворец построил Кубла Хан,

Где Альф бежит, поток священный,

Сквозь мглу пещер гигантских, пенный

Вниз, к бессолнечному морю».

– Итак, – сказал Патрик, – где должен был быть построен дворец?

– В Ксанад, – ответил Марел.

– Тогда где был Кубла Хан, когда издавал указ о дворце?

– О. В Ксанад? Я вижу проблему. Ну, тогда дворец должен быть на реке Альф.

– Это длинная река. Где на реке? В пещерах?

– Я так не думаю.

– И на берегах этого бессолнечного моря?

– Скорее всего, нет.

– Вы меня поняли, Джо. В искусстве, когда вещь непонятна, она помогает ей быть шедевром. Но не в законе. Если бы юрист написал «Кубла Хан», эти двусмысленности никогда бы не возникли. Он сделал бы все предельно ясно.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Марел. – Кон, что делает Энди Бликер, когда получает ваше патентное заключение? Скажем, в отношении заключения по поводу силамина?

Патрик внимательно посмотрел на Марела. Он сказал: – Вы подняли очень интересный вопрос. Он очень занятой человек, вы знаете... извините, я думаю, что это Бликер вызывает меня по интеркому. Нет, не уходите. Он щелкнул выключателем. – Да, Энди?

Голос Бликера звучал решительно: – Кон, это заключение относительно силамина... Не знаю, когда у меня будет время, чтобы все тщательно обдумать. Просто скажите мне, все ясно или нет.

– Все ясно, Энди.

– Так я и думал. Спасибо, Кон.

Интерком отключился. Патрик посмотрел на Марела. – Это был шедевр, – холодно сказал он.

* * *

Через час после того, как Марел ушел от Патрика, директор патентного бюро получил еще один звонок от Бликера.

– Кон, я подумал, вам будет интересно. Марел и Кобер сидят здесь со мной. Они думают, что нашли своего человека для профиля.

– Так быстро? Я не знал, что Цельса уже опросили.

– Нет, они этого не делали. Но они не видят необходимости продолжать исследование.

– Что ж, прекрасно... Я догадываюсь. Патрик был озадачен. – Кто он?

Он услышал, как Бликер медленно выдохнул.

– Это конфиденциально. Однако, Кон, я предлагаю Коберу и Марелу пропустить патентный отдел в своем исследовании.

– Мне жаль это слышать, Энди. Мы надеялись получить от них большую помощь.

– На это может уйти много времени и денег, – сказал Бликер. – Кроме того, я не уверен, что у них есть необходимая подготовка для изучения... человека, работающего с патентами.

– Какая жалость, – сказал Патрик. Мне понравился Марел.

– Вы ему тоже понравились, Кон. На самом деле, вы... ах... очаровали его. Голос Бликера, казалось, утратил силу.

* * *

– Объясните мне, Пьер, почему вы употребляете так много слов, которых нет в словаре?

Цельс удивленно посмотрел на Маргариту. – Нет в словаре? Например, каких?

– Такого, как «ксерион».

– Хм-м-м. Давайте, посмотрим. Держась за подбородок, Цельс изучал тома в своем маленьком книжном шкафу. – Давайте, попробуем вот этот. Он вытащил потрепанный том в кожаном переплете и осторожно открыл его. Страницы казались желтыми и хрупкими, а многие, очевидно, были залатаны прозрачной лентой. – Кажется, его здесь нет. Он перевернул несколько страниц. – Давайте попробуем под современным названием – «эликсир». Ах, как я и думал. «Эликсир» происходит от «аль иксир» – арабского, а «иксир» от «ксерион» – греческого. Это, конечно, Александрийские греки, и я уверен, что они унаследовали его от египтян. Он уверенно поднял взор. – Значит, «ксерион» – то же самое, что «эликсир». Я и забыл, что они изменились, после Авиценны.

– Могу я взглянуть на эту книгу?

– Конечно. И он передал ее.

– Сборник Алхимии, – прочитала Маргарита, глядя на титульный лист. – Андреас Либау. Ее глаза расширились. – Она была напечатана в 1595 году... и все это на латыни.

– Да, конечно. Один из старых стандартов. Но все равно она очень полезна.

– Должно быть, она стоит кучу денег. Она медленно вернула его. – Во всяком случае, теперь мы дошли до «эликсира». Что такое «эликсир», Пьер?

– Я думал, это известно каждому химику, Маргарита. «Эликсир» – это совершенно правильное соединение четырех элементов: тела – представленного медью и свинцом; и духа, представленного ртутью; мужского элемента и женского элемента. Кое-кто из философов добавлял золота, но я думаю, что напрашивается вопрос, не так ли? Он выжидающе посмотрел на нее.

– Пьер, вы заставляете меня чувствовать себя очень глупо. Что он делает?

– Конечно, он вызывает реакцию.

– Вы хотите сказать, что это катализатор?

– Ну, не совсем. Было бы точнее сказать, что он заставляет кремний и тербий реагировать, чтобы обеспечить необходимую теплоту реакции. Атомный номер кремния – четырнадцать, тербия – шестьдесят пять. Сложите их вместе, и что вы получите?

– Семьдесят девять?

– Совершенно верно. Тербий в свои шестьдесят пять – это справедливо. Это даже не совершенство. Семьдесят девять – это идеально. Это совершенство, любимое Пифагором, и хотя это довольно низкий изотоп, это верная вещь для количественного выхода силамина. Это все вам понятно?

Девушка вздохнула.

– Мне нравится разговаривать с вами, Маргарита, – сказал мужчина. – Я рад, что у Кона Патрика, наконец, появился патентный поверенный, который понимает настоящую химию.

Маргарита вопросительно посмотрела на него. – Пьер, я рада, что нравлюсь вам, потому что вы мне тоже нравитесь. Она тщательно взвешивала слова. – Не могли бы вы как-нибудь вечером прийти ко мне на ужин?

Мужчина удивленно посмотрел на нее.

Девушка торопливо продолжала: – Я прекрасно готовлю. Мы могли бы поговорить и послушать пластинки. Но вам, конечно, и не нужно...

– О, нет ... это замечательная идея. Я никогда не был... Я имею в виду, меня никогда раньше не приглашали... В смысле, я бы с удовольствием. Когда?

– Как насчет завтрашнего вечера?

– Но это первая смена прогона силамина.

– Вас просили быть там?

– Нет, но думаю, что должен быть.

– Пьер, ходят слухи. Бен Кобер пытается уговорить мистера Бликера позволить ему самому сделать первый прогон.

Мужчина нахмурился. – Вы хотите сказать... они вообще не хотят, чтобы я там был?

– Они не это имеют в виду, Пьер. Они не хотят вас унизить. Бен просто хочет проверить процесс. Он хочет, чтобы Лаборатория была открыта всю ночь, для анализа образцов.

Цельс затаил дыхание. – Образцы чего?

– Ну, наверное, силамина. Что-то не так?

– Нет, если это все, что они собираются сделать. Он медленно выдохнул.

– В этом нет никакой опасности, не так ли?– настаивала девушка.

– Нет, если они будут следовать технологической карте.

– Я уверена, что именно это они и собираются сделать. Увидимся завтра вечером?

– Ясное дело.

* * *

На следующий день Патрику снова позвонил Бликер, с просьбой зайти в его офис, на этот раз, чтобы обсудить проблему с Беном Кобером из Грюна.

Как всегда, когда дело касалось неприятностей, Бликер сразу перешел к делу. – Кон, люди Грюна, – он кивнул в сторону Кобера, – сделали предварительный выбор специалиста для своего подразделения. На этот раз я с ними согласен.

Патрик вытащил пенковую трубку, умело наполнил ее из карманного кисета и закурил. Он пыхтел и ждал. Он не собирался облегчать жизнь старому человеку.

Бликер все это воспринял. Он слабо улыбнулся. – Это Цельс.

– Но только предварительно? – спросил Патрик.

Ответил Кобер. – Мы почти уверены. Но мы хотим сделать еще одну вещь. Мы хотим взять один из его проектов и заставить этот проект работать самостоятельно, просто следуя его письменным инструкциям. Он не будет присутствовать.

– Вы уже выбрали проект?– тихо спросил Патрик.

Кобер посмотрел на Бликера.

– На самом деле есть только один, – сказал научный директор. – Силамин.