Текст книги "Быть Вселенной в голове у каждого"
Автор книги: Catherine de Froid
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Catherine de Froid
Быть Вселенной в голове у каждого
Предисловие
Не все читают предисловия, вступления и авторские мысли. Поэтому не буду долго вас держать. И вообще, этот кусок текста будет скорее для меня, сродни компасу, который будет направлять мою дальнейшую писанину. Может статься, потом моя фантазия пойдет совсем по другому пути. Что ж, тогда будет просто интересно почитать свои первоначальные намерения. Итак, об идее.
«Быть Вселенной в голове у каждого», – сказал кто–то. Я не стану выискивать, ни кто это сказал, ни как точно звучала эта фраза, потому что это фантастика, а не мой блог, и фамилия мыслителя не особо важна. Просто эта фраза в какой–то момент всплыла у меня в голове, и мне показалось интересным порассуждать на тему: а что будет, если в чьей–нибудь голове образуется Вселенная со своими обитателями, эволюцией и историей. Так появился сначала рассказ «Мир в моей голове», на основе которого потом написались «Эндорианцы».
Потом тема расширилась: как вообще поведут себя две личности, оказавшиеся в одном теле? Из–под пера, точнее, из–под пальцев вышел «Душехранитель».
Потом стало ясно, что, раз уж у меня задумывается что–то вроде сборника, неплохо бы включить сюда еще одну более раннюю повесть, которая в итоге получила название «Понаехали тут», а раньше как только не называлась.
Дальше моя фантазия слегка истощилась, поэтому я выбрала самый простой путь – столкнуть героев между собой. И понеслось… Точнее, еще только понесется. Итак, вам – приятного прочтения. Мне – приятного написания.
Часть 1. Эндорианцы
– В олимпиаде по обществознанию, среди прочих тем для сочинений, было написано: «Человек – это единственное животное, для которого собственное существование является проблемой». Он прочел эту цитату две с лишним недели назад на той самой олимпиаде (на эту тему он и писал сочинение), совершенно ее забыл, и теперь, в пасмурный день, когда не надо было себя чем–то занимать, цитата вернулась к нему.
К невеселым размышлениям о том, что он, по сути, мало кому в этой жизни нужен, то есть, кому–то все же нужен, а вот с целью жизни все обстоит гораздо сложнее, прибавилась жуткая головная боль. Не помогала холодная вода, еда, физические нагрузки и всевозможные отвлекающие маневры.
Головная боль такого рода не была для него новой. Он знал, что максимум через сутки от нее не останется и следа. Но эти сутки обречены будут на бездарную их трату, с резью в глазах, ненавистью к себе и желанием побыстрее загнуться.
«Да блин, как будто в моей голове происходит новый долбанный Большой Взрыв, как в том рассказе!» (Имеется в виду рассказ «Мир в моей голове» из сборника «Небылицы»).
После этой неутешительной мысли в голову пришла идея придумать и описать обитателей этого мира. При желании, если фантазия не иссякнет, как она это обычно делала, может получиться неплохая книга. Может, даже издаться получится. Но как что–либо писать с такой сильной головной болью?
Он ненавидел спать днем, но в этот раз решил сделать исключение. Не то чтобы он верил, что голова перестанет болеть, просто это был единственный способ провести время с пользой.
Последовавшие за этим события были настолько необычны, что он стал вести дневник, чтобы получше разобраться, что происходит и не сошел ли он с ума. Дальнейшее повествование будет представлять собой тот самый дневник.
Запись первая.
Ну и странный же сон мне приснился! Я впервые за пару лет точно запомнил, что мне снилось, и что–то внутри подсказало, что надо бы это записать. Глупо, конечно, но никто все равно не узнает.
Я сидел на полу огромной пещеры с высокими извилистыми сводами смутно знакомой формы. Я был совсем маленьким, а вокруг меня были такие же маленькие человечки. Они были похожи на персонажей детских мультиков: тонкие, яркие, с непонятными устройствами на головах и теле. Слово взял ярко–оранжевый человечек (кстати, с недавних пор мой любимый цвет):
– Приветствую тебя в недрах твоего же собственного сознания! – начал он.
Что ж, это многое проясняет. И форму пещеры, и вид человечков, и даже цвет оратора. И мне наконец удалось во сне осознать, что это сон, и не проснуться (правда, мне, похоже, помогли, но помощь порождения собственного мозга не должна считаться за помощь). Человечек меж тем продолжал:
– Ты, по ходу, наш бог и создатель, поэтому мы обращаемся к тебе за помощью. – И прежде, чем я успел что–либо сказать, пояснил: – У нас здесь тесно. То есть не столько тесно, сколько неинтересно. – Я собрался выдать что–то в духе «Эй, не оскорбляй мой мозг, он у меня умный», но он это предугадал: – Не обижайся. Вот вы, люди, хотите осваивать космос. А мы хотим осваивать мир, являющийся для тебя родным.
– Вы хоть представляете, что тогда начнется? – Я начал обдумывать эту мысль и пришел в ужас.
– Мы–то не очень, но вот наша среда обитания моделирует это очень хорошо. Поэтому мы и не звали тебя столько веков. – Веков? А, ну да, у всех форм жизни время течет по–разному. – Но ты же знаешь, что произойдет с вашей Землей, если вы не сократитесь вдесятеро и никуда не переселитесь? Знаешь, знаешь, вопрос риторический. Думаешь, твоя голова чем–то отличается?
– Так вот почему она в последнее время так часто болит?! Тогда конечно, валите из меня все, вряд ли вы нам сильно навредите. Надеюсь, вы будете видимы не только мне? А то неохота казаться людям еще более странным, чем я есть.
– Не беспокойся, все будет по высшему разряду. Когда немного освоимся в вашем мире, так и вообще уберемся с твоих глаз долой, рассосавшись по вашей богатой географии. Ну ладно, пока, создатель, увидимся.
Я проснулся. Голова перестала болеть, только было такое отвратное чувство, как будто ее распирает изнутри. Мелькнула шальная мысль: «Готовятся к выходу».
Я пишу это перед тем, как пойти спать еще раз. Хочется, чтобы сон сбылся. Маловероятно, конечно, но очень хочется.
От этой мысли откуда–то изнутри приходит тепло и спокойствие. Это мои «тараканы в голове» так благодарность выражают? Да не обижайтесь вы, я любя. Просто не знаю еще вашего самоназвания.
В голове тут же вспыхнул ответ: «Эндорианцы». Они что, генерировали название на основании материалов по нашим мертвым языкам, имеющихся в моей голове? Хотя правильно, откуда еще им знания брать?
Запись вторая.
Утром, разлепляя глаза под звуки будильника, я был совершенно уверен, что вчерашний сон был просто сном. Ночью мне снилось что–то, совершенно не имеющее отношения ни к чему необычному, утром тоже все было, как всегда. Только я, кажется, ощутил, что выспался. И да, голова совсем не болела. Как и положено.
Выходя из дома, замечаю краем глаза что–то пестрое на снегу:
– Привет, хозяин! – звучит оттуда.
Смотрю в сторону звука: так и есть. Маленькие человечки. Десять или двадцать.
– Ну, привет. Вы в полном составе или как?
– Да какое в полном, все разбрелись, куда глаза глядят, – отвечает уже знакомый Оранжевый. – Как дети малые, честное слово.
– А ты у них, получается, вроде лидера? – любопытствую я.
– Ну а что поделаешь, если я умнее? – отвечает он. – Ты и по себе знаешь, каково общаться с теми, кто сильно глупее тебя. Либо начинаешь верховодить, либо прогибаешься. Ты – прогнулся. Я – нет.
Ну, ясно. Встречал я таких. Обычная ситуация. Если человек имеет умственные способности немножко выше среднестатистических в его окружении, он первым делом начинает стремиться показать это, спорит, говорит заумную ерунду, выделяется, со всеми ссорится. Сам таким был.
– Ты прав, – говорит Оранжевый. Поймав мой взгляд, объясняет: – Похоже, между нами еще осталась связь, так что ты там аккуратнее думай.
– Извини! – улыбаюсь. – Слушай, как зовут–то тебя, чтобы не думать все время «оранжевый».
– Анхварт, – произносит он, и я в очередной раз поражаюсь, какие шутки играет подсознание.
Дело в том, что я только недавно привык к собственному имени – Игорь. До этого я все время смущался, представляясь, а мысленно все время его переделывал на манеры различных народов. Особенно, по–моему, удачным был ряд превращений Игорь – Ингвар – Анхварт. Я несколько месяцев вворачивал это имя в мысленные диалоги с самим собой, а потом забыл. И вот – привет из подсознания.
– Дела–а–а… – озвучиваю. Анхварт кивает.
Обращаю внимание, что ноги меня несут в школу, а веселый народец идет за мной. Как бы их не сбило машиной!
– Ну что, братва, – обращаюсь к ним. – Я учиться иду. Вы со мной, что ли? – Массовое кивание головами. – Ну, тогда забирайтесь куда–нибудь, чтобы не тащиться.
Повторять не надо: кто–то оккупировал рюкзак, кто–то залез в карман, кто–то пробирается под куртку. Ностальгирую по тем временам, когда у меня жили мыши. Ощущение было похожее, только мыши имели острые коготки и постоянно оставляли на мне разного рода посторонние субстанции. Надеюсь, эти гадить не будут.
В ответ раздается обиженное ворчание и шепот: «Эндорианцы, запомни уже!».
Запись третья.
Подходя к школе, я немного забеспокоился. Вдруг остальные не будут замечать эндорианцев (запомнил слово!), и я сойду за сумасшедшего? Вдруг их и правда нет (извините!)? Что начнется, если их заметят некоторые наши девочки (народец поймал мои мысли и ужаснулся в голос)? Как представлять их моим друзьям («Понимаете, это – порождения моей головы. Я ведь говорил вам, что странный?»)? Что скажут учителя?
– Не парься, – сказал Анхварт. – Друзья – они на то и друзья, чтобы понимать и привыкать. Учителя – люди мудрые, и не такое видали. А насчет нашей реальности мы и сами не знаем, но в крайнем случае все быстро поймем и не будем тебя беспокоить.
– Твои слова звучат, как мое второе я, которое включается, когда я психую. У меня что, намечается выносной внутренний голос? – размышляю вслух.
– Я всю жизнь прожил внутри тебя, а до меня были и другие, так что уже не знаю, я ли с тобой так разговаривал, или просто мои мысли пропитались твоими, – так же заумно отвечает Анхварт. Как же приятно иметь реального собеседника, который мыслит и выражается абсолютно так же, как ты! Нет, друзья, с которыми можно хорошо поговорить, у меня и вправду есть, но я все время боюсь сказать что–то не то.
Вхожу в школу, попутно придерживая различные двери учителям. Эндорианцы (сократить бы их как–нибудь, очень уж сухо звучит) притаились в рюкзаке, карманах и за шиворотом, чтобы не пугать народ раньше времени.
– Привет! – здороваюсь, зайдя в класс. Человека два–три тут же срываются с места, чтобы попросить что–нибудь списать. Ну, что на сей раз? Английский? Литературу? – Не сделал. Сделал плохо. Отстаньте! – Жалкие попытки, и я уже знаю, что за этим последует. Контакт цивилизаций начинается.
– Звягинцев, что там у тебя?! – раздается удивленный возглас Олега, который, как обычно, не церемонится, отнимает мой рюкзак и начинает там рыться.
– Не что, а кто! – явственно звучит из рюкзака, и обиженный Анхварт являет свое лицо публике. Так, одним страхом меньше. Я не сумасшедший и не похож на него.
Домашнее задание забыто. Полкласса (те, с кем я более–менее общаюсь) сгрудилось вокруг меня, точнее, уже вокруг «оранжевого». Последний залез на парту и вещает:
– Что смотрите? Нет, это не глюк, вы все меня видите. Игорь что–то не спешит меня представлять, придется это сделать самостоятельно. Знакомьтесь – Анхварт, порождение мозга всеми вами любимого ботаника. Прошу любить и не жаловаться. Кстати, Игоря спрашивать бесполезно, мы только вчера познакомились.
– Ну, блин, Игорь! – вырывается у Лены. – Если бы я не была убежденной трезвенницей, зашилась бы.
– Алкогольные черти обычно зеленые! – возмущается «порождение», которому тоже понравилась книга «Охотники за галлюцинациями». Автора не помню, извините.
Из рюкзака выбираются двое: нежно–салатовый и цвета хвои (еще один любимый цвет). Кстати, надо бы узнать, как их зовут. Ну, Анхварт, индивидуалист чертов, все внимание отвлек.
Двоица присоединяется к Анхварту, но они просто стоят рядом, ожидая, пока у лидера дойдут руки их представить. Да, строго у них с этим.
Анхварт не заставил себя упрашивать:
– А вот и настоящие алкогольные черти явились! – Зеленые и не поморщились: привычные. – Шучу, шучу, мы с ними одной плоти, крови или что уж там внутри. Рад представить вам Твиркина – Салатовый поклонился – и Бригла – Хвойный наклонил голову.
Тоже знакомые имена. Звучат криво, потому что я сам их когда–то придумывал. Может быть, не как имена даже, а как названия. Может быть, это даже что–то из времен, когда я пытался создать свой язык. Не помню.
Вот и звонок. Остальных придется представлять после урока, потому что Контакт Контактом (социальная сеть тут ни при чем, имеется в виду Контакт из старой доброй советской фантастики), а дисциплину не отменяли. Первым уроком алгебра, учительница должна оценить пришельцев (вернее, выходцев) и особо не ругаться. Хотя на что здесь можно ругаться?
– Здравствуйте, ребята! По местам, пожалуйста, – попросила Светлана Степановна, потому что от моей парты никто не отходил.
– Извините пожалуйста, просто у нас здесь небольшая аномалия, – говорит Олег. «Это дискриминация!» – возмущается Анхварт.
Учителя – люди умные, у нас особенно. Некоторые, правда, действительно любят поорать без особого повода, но не Светлана Степановна. Тем более, она знает, что Олег учиться любит и в глупых розыгрышах, нацеленных на срыв урока, участия не принимает. Поэтому она подошла поближе и, понятное дело, сразу же увидела плоды (или плодов?) моего воображения.
– Если бы вы меня не предупредили, я бы решила, что недосып сказывается… – протянула она.
– Да хватит вам всем удивляться, как будто инопланетянина какого увидели! – Анхварт далеко не был тихим и сдержанным. – Я такой же человек, как и вы, только поменьше, выгляжу иначе и жил раньше в голове у нашего дорогого Игоря. Эй, братва, вылезайте всем скопом, чтобы мы трое не выглядели исключениями!
В ответ на его слова из–за моего шиворота вылез синий человечек, из кармана джинсов вышли красный и бурый, а из рюкзака вылилась радужная волна.
– Мне кажется, урок придется отложить, – озвучила общую мысль Светлана Степановна. – Если только этот веселый народец не научит нас своей математике.
– У нас, конечно, тысячелетняя история, – стал оправдываться смущенный Анхварт, – но знания мы получали все больше из вот его вот мозга, – Хватит на меня показывать! – так что особой разницы нету.
– Ну, мозг у Игоря вместительный, – улыбнулась учительница. – Может быть, мы наконец поймем, как он работает.
Мои мозги – больная тема. Все говорят, что у меня их больше остальных и они как–то особенно продуктивно функционируют, а я отличий не замечаю. Ну, то есть до вчерашнего дня не замечал. Теперь–то уж невооруженным глазом видно.
Запись четвертая.
Мой народ (звучит пафосно, но называть их «официально» лень) разбрелся по городу. Анхварт с зелеными ушел «изучать общественную жизнь» (насколько я слышал, они собираются на какую–нибудь тусовку; надо бы и мне начать ходить в такие места), фиолетовый, желтый и розовый пошли в лес, про остальных я недослушал: кто в библиотеку пошел, кто будет развлекаться, заглядывая людям в окна. На ночевку обещали вернуться, и то ладно (когда я увижу тех, кто меня покинул с самого начала, я даже не думал). Со мной остался серый Ратор – по его собственному заявлению, историк и немножко поэт. От поэзии он воздержался – все правильно, я тоже стесняюсь своего творчества, – а вот историю своего мозга я вовсе не против был узнать. Пожалуй, стоит выделить ее в отдельную запись.
Запись пятая.
Насколько знали эндорианские ученые, их мир появился примерно тогда, когда мне исполнилось три года. Что–то внутри подсознания щелкнуло, и в мозгу начала образовываться полость, которая потом стала миром. Она была заполнена чем–то средним между кислородом и вакуумом (у этого вещества было свое название, но я его не понял), а со временем в ней начали появляться разные формы жизни.
Сначала появились всякие существа, выглядевшие примерно как те прозрачные пятна и полоски, которые появляются иногда перед нашим взором, если смотреть на что–то белое (когда–то я думал, что это такая особая форма жизни, и не верил взрослым, говорящим про всякие «оптические обманы»; заметьте, не прогадал!). Потом начали появляться цветные точки, спирали и прочая ерунда, питающаяся энергией моего мозга и вид имеющая соответственный (что может вообразить себе пятилетний ребенок?). Структуры все усложнялись и усложнялись, пока не появились уже знакомые мне разноцветные человечки. Их стало много, они начали заниматься философией, науками и искусством, открыли существование меня, наладили контакт и выбрались.
– И все? – спросил я. – А какие у вас законы были?
– Законы? – удивился Ратор. – О, здесь все просто. Законы – это то, что каждый может соблюдать без всякого вреда для себя. Сейчас они свое отжили, но забавно это читать. «Не ходите на руках по потолку», «Ежегодно дышите» и так далее.
– Постой, а как же их предназначение? Чтобы люди не передрались и не отобрали друг у друга все имущество? – удивился я.
– Знаешь, какая забавная логика была у создателя этих законов? Если люди не знают о чем–то, чего нельзя делать, они и не стремятся это что–то делать. Ты вот мало думаешь о кражах и убийствах, мы тоже не думаем. Последние века, конечно, все всё знают, но мы же уже взрослый народ, нам неинтересно.
– Ну, воровать–то я воровал… – вспомнил я. – С полгода, помнится, окрестные магазины грабил на пару шоколадок в день.
– У нас тоже была мода на такие вот мелочи, – согласился Ратор. – Потом ничего, перебесились.
– Так что вы теперь, умнее и взрослее меня, что ли? – обиделся я. – Погоди, а ты у своих в какой возрастной категории?
– Да как ты примерно, – отозвался Ратор. – Анхварт, тот постарше будет, двадцать скоро. Вокруг него тоже наши с тобой ровесники. Взрослые ушли в страны с более мягким климатом, чтобы там дожить свой век, ну или еще зачем–то, я нелюбопытный. А такого, чтобы совсем дети, у нас не бывает. Рождается – и сразу личность.
– Круто! – вырвалось у меня. – Что, и вторую половинку искать не надо?
– Отчего же? Надо, и детей без этого не будет. Но союз больше духовный.
– Круто там у вас! То есть, у меня там круто. Вот бы мне такую «духовную половинку», так нет же, ничего, кроме дружбы, не выходит.
– Хватит тебе поддаваться влиянию поколения! – осадил меня «серый». – У нас в пятнадцать о таком еще не думают, придет еще, а вот друзья – это святое. А друзья противоположного пола, по–моему, даже лучше – с ними меньше общего и интереснее.
– Извини, что спрашиваю, но почему ты сейчас не со своими друзьями? – вырвался у меня нетактичный вопрос. – Извини, можешь не отвечать.
– Даже если бы ты не спросил, я бы почувствовал, что тебе это интересно, помнишь? А насчет друзей я примерно такой же, как ты. Кому не с кем общаться, тот ко мне. Когда мне не с кем общаться, тоже кто–нибудь найдется. А так, чтобы вдвоем–втроем и только так – этого давно не бывало.
– И вправду, как я. Ну что, друг мой воображаемый, мне уроки делать надо. Тебя чем занять?
– Я бы ваш Интернет изучил… – застенчиво попросил историк и поэт.
– Без вопросов. Показать, где что?
– У тебя в мозгах все записано. Даже рефлексы, куда нажимать. Хотя я, пожалуй, подключусь напрямую к процессору, клавиатура ваша мне не с руки.
– А ты сможешь? – удивился я.
– Не сложнее, чем с тобой связь устанавливать. – Подтверждая свои слова, Ратор включил мой компьютер, вошел в «контакт», поставил статус «Пришелец у компа» (большая часть моих друзей – одноклассники, так что уже в курсе, остальные примут за прикол) и затеял переписку с каким–то блоггером.
Запись шестая.
Где–то через пару часов, сделав все уроки и почитав не особо интересную книгу, я решил проведать, чем там занимается Ратор. Да и что греха таить – я зависим от Интернета, как и миллионы подростков до и после меня.
Монитор светился, и на нем появлялся какой–то текст. Я «заглянул через плечо»:
«В том мире люди умели читать мысли друг друга настолько давно, что это уже не воспринималось ни чудом, ни несвободой. Может быть, от начала веков была у них эта способность. Как же они ее использовали? Как жили с ней?
Нет, они не были одним большим организмом без собственных мыслей и секретов. У каждого был участок мозга, мысли в котором было видно всем, и другой, скрытый участок, где изначально производились только расчеты и планы, но со временем мысли, которые не очень хотелось кому–либо показывать, переместились туда же.
Поскольку часть мозга человека видели все, в ходу были разного рода метки, которыми обитатели того мира клеймили чужие мысли. Были метки наподобие нестираемых штампов в паспорте, были разные шутки и даже оскорбления (мира, где люд любят друг друга, не существует!), а были и клейма, присваиваемые за нарушения закона. И никакой человек не мог сам стереть эти метки.
Иногда рождались люди без «перегородки» в мозгу. Это было нормальным явлением и нисколько не препятствовало их развитию. Такие люди были честными, открытыми и дружелюбными.
Правда, были еще и те, у кого весь мозг был скрыт от окружающих. Таких людей недолюбливали и боялись, поэтому из них часто вырастали преступники.
Однажды в том мире родился очень странный мальчик. Его мозг не то чтобы не имел перегородки: у него было много секций мозга, и все они постоянно обновлялись и перезаписывались. Нельзя было наверняка сказать, что он на следующий день покажет, а что скроет. Все метки–наказания (которых с детства было немало) сходили с него, как с гуся вода. Более того, он каким–то образом научился трансформировать чужие мозги под стать своему. Когда у него появилась первая сотня последователей, Бог того мира понял: грядут перемены…».
– И что дальше?! – вырвалось у меня. Ничего себе рассказик! Чем–то похож на то, что я писал года полтора назад, но я ведь давно уже ничем таким не баловался. И у меня всегда получалось хуже.
– Отставить самокритику! – отозвался Ратор. – Дальше – ничего, это конец.
– И что это такое получилось?
– Одна из сказок нашего народа. Возможно, сложена под влиянием твоих опусов.
Он отдает команду компьютеру, и я вижу, как прочитанная мной история отправляется прямиком в мой заброшенный блог.
– Не думаю, что кто–нибудь прочитает, – озвучиваю я свои соображения. – Полгода ничего не трогал, да и не умел я никогда привлекать аудиторию.
– Это не беда, я же круче любого хакера! – напоминает Ратор. – Сейчас быстренько начнут читать.
– Страницу не «морозить» и без накруток, пожалуйста. – Мои собственные методы еще свежи в памяти.
– Зачем накрутки? – удивляется Ратор. – Там ссылочка мелькнет, сям перепост сделают. На несколько минут максимум, никому никакого вреда, а люди увидят. Даже адресом компьютера светиться не буду.
– Ну, в добрый путь! – Я, признаться, не очень себе представляю, как он это будет делать.
– Кстати, компьютер можешь спокойно занимать, – отвечает «серенький» на неозвученный вопрос. – Я вроде как напрямую к Сети подключился. Не спрашивай, как.
Я надеваю наушники, включаю любимых в последнее время The Streetlight Manifesto и смотрю, как неторопливо, но все же в сотни раз быстрее моего обычного темпа, растет число подписчиков.
– О, у тебя еще и постоянный блог есть! – «удивляется» Ратор, когда я в пятый раз проверяю статистику страницы со своими мыслями (которые постоянно вырождаются в какую–то ерунду, но все же кому–то нравятся). – Раскручу–ка я его тоже!
– Только ты как–нибудь обойди пользователей, которые все мне загадят своими перепалками, ладно? – Я не жду, что он правда это сделает, а просто высказываю свою мечту.
– Да как два пальца об извилину! – отзывается он. – В смысле, об асфальт. Житье в чужом мозгу иногда сказывается.
Зима, темнеет быстро. Мы еще обсуждаем последние предложения очередного поста в моем блоге, когда в форточку влезает заснеженная и пестрая вереница человечков.
– Круто у вас на Земле, но пора на боковую, – произносит Анхварт. – Лишней подушки для нас не найдется?
Нахожу требуемое, и вся честная компания (кроме Ратора) заваливается спать, а мне в мозг поступают их радостные эмоции от прошедшего дня.
Меня охватывает сильное желание тоже подышать свежим воздухом. Гляжу на часы: восемь с лишним.
– Ну что, Ратор, кто быстрее до леса? – произношу я, отправляя готовую статью.
– Родители отпустят? – интересуется он скорее для проформы.
– Да кто их спросит? – отвечаю с той же целью. На самом–то деле, я всегда спрашиваю их, можно ли куда–то уйти, но то ли они считают, что я уже самостоятельный, то ли им немножко все равно. Я не люблю думать, какой из вариантов более правильный.
– Я подышать! – бросаю, закрывая дверь. Ратор сидит у меня на плече.
– Хорошо, иди аккуратнее и вернись к одиннадцати, – летит в ответ дежурная фраза.
– Пока, вернусь, – отвечаю им так же дежурно.
Вроде бы, никакого конфликта поколений, но как подумаю об этом, на душе как–то противно.
– Не засоряй себе голову неизбежным негативом, – советует Ратор.
– Не буду. Пошли мерзнуть!
– Пошли. Хотя я питаюсь от живой энергии, поэтому мерзнуть не могу.
– И снежками с тобой не покидаться…
– И снежками со мной не покидаться. Зато в прятки – самое то. В темноте особенно.
Запись седьмая.
Я лежу в темноте, водя глазами по потолку, наслаждаясь жизнью и даже не думая, сколько времени до будильника. Даже мысли, что все произошедшее – сон, не возникает. Слишком уж я выспался. Впервые за несколько лет. И настроение уж очень хорошее, какое давно уже не продиралось через подростковую депрессию. С тех пор, как… Не буду об этом, сами что–нибудь вставьте. Скажу только, что никто не умирал и «отношения» здесь тоже ни при чем. Хотя я уже упоминал, что их у меня не было.
Ну вот, извечная проблема человека, записывающего мысли и идеи, которые уже перестали быть просто шутками. Пока напишешь что–то, такая грусть начнется… Интересно, обитатели моей головы сильно натерпелись от моих постоянных депресняков? И сейчас им, наверно, не очень–то по нраву это слушать.
– Да нормально все, – приходит мысль Ратора. – Нам все равно, какую энергию потреблять, только от разрушительной нас малость колбасит. А твои перепады настроения толкали нашу эволюцию, так что не приспособить их себе на пользу было бы неправильно. Хотя лучше бы тебе, конечно, без них. Ну да перерастешь еще.
– А у вашего народа нет такой вот ерунды?
– Я ж говорил, – удивляется Ратор. – Детей маленьких не бывает, а сформированные личности не занимаются саморазрушением. Извини, не хотел тебя обидеть.
– На правду не обижаются, – отвечаю ему прописной истиной. – Это когда подписчики блога начинают удивляться, что я такой молодой и так зрело пишу, раздражает. А быть маленьким, незрелым и безответственным даже круто.
– Кстати, о блоге, – вспоминает Ратор. Я чувствую какой–то особенный щелчок: он мысленно подключается к сети. – Если ты про свой основной сейчас, а не про мой, то там сейчас семнадцать с небольшим тысяч подписчиков. И активность дикая.
– Небось, загадили… – уныло протягиваю я.
– Обижаешь! – В телепатическом виде шуточная обида звучит интересно. – Сам же просил умных людей подогнать. Ну да что я тебе говорить буду? Лови!
В мою голову перетекает поток комментариев к одному из постов. Читаю. Господи, мечты сбываются! Сплошные аргументированные дискуссии. Отмечаю пару новых названий книг, даже несколько новых точек зрения на проблемы, не говоря уже о скрытых смыслах моих постов. Ну ничего ж себе! Никогда не верил, что так получится.
Хочется как–нибудь отблагодарить Ратора. Но что я могу для него сделать? Ничего практически. Материальные ценности этот народ не интересуют, да я и не имею к ним доступа, доступ к духовным сейчас открытый, я же как человек мало что собой представляю.
В голову залезает глупый вопрос, который я просто должен озвучить:
– А какую энергию ваша братия любит больше всего?
– Вот эту самую, – отвечает Ратор. Недоуменно на него кошусь. – Которая от тебя волнами пошла, когда ты комментарии читал.
Наконец звенит совсем позабытый будильник. Встаю, ни во что не врезаясь и без проблем открывая глаза. Какой же это кайф! Судя по лицам моих квартирантов, я опять излучаю благодарность. Чую, хороший у нас симбиоз получится. И мне хорошо, и им сытно.
Наблюдаю, как Анхварт строит своих подданных в какую–то местную разновидность известных «трех шеренг». Ратор стоит в сторонке:
– Я лучше с Игорем поезжу, – говорит он Анхварту. – Ты ведь не против?
Давно уже мою компанию так явно не предпочитали чьей–то другой. Обычно общаться приходится с теми, чьи друзья болеют, гуляют или не желают продолжать общение. Поэтому моя физиономия говорит сама за себя, а «серенький» пеняет:
– Эй, мы тоже толстеем! Хватит меня сладким закармливать!
– По дороге расскажешь, что у вас используют, чтобы сбросить вес, – советую ему я. – А то ментальные подтягивания сложно себе представить.
Ратор так громко хохочет, что я боюсь, как бы он не разбудил родителей:
– Извини, просто это действительно смешно звучит, – говорит он.
– Как и все представления о том, чего мы не знаем, для знатоков, – отзываюсь я, в который раз ловя себя на привычке говорить «умные вещи». Погружаюсь в самокопание. Ратор карабкается мне на плечо и дергает за ухо:
– Эй, там, на корабле! Выше нос! Поехали!
Запись восьмая.
Вчера никаких уроков толком не получилось, и сегодня класс предвкушает продолжение банкета. Поэтому мой рюкзак сразу окружен пристальным вниманием и перерыт раз пять.
– Эй, а где? – спрашивает Лена. – Я слишком закомплексованная, чтобы начать тебя обыскивать. Олег, не окажешь услугу?
– Веселый народец отправился в свет, – спешу я их разочаровать.
– Ну–у–у… – Если вы школьник, то не хуже меня знаете, как звучит этот разочарованный вой, раздающийся каждый раз, когда учитель возвестит о чем–то сложном.
«Спасибо, – приходит от Ратора, который отсиживается за воротом свитера. – Не люблю внимание к своей персоне».
«Знаю, сам такой».
Дальше все, как обычно: болтаем с Олегом о разных хороших группах, переглядываемся с Леной, у парты постоянно возникают охотники что–нибудь списать, отшиваю их свежевыдуманными ругательствами. Я говорю мало, больше слушаю музыку, как обычно. Только в этот раз вместе со мной ее слушает еще и Ратор – да–да, прямо через мою голову. И, пожалуй, впервые можно выбирать любые песни без оглядки на второго слушателя (которым обычно оказывался Олег, недолюбливающий русский рок; в последнее время мы с ним находим все меньше общей музыки, и не то чтобы меня это радует, потому что с музыкой пропадают и темы для разговоров). Извини, серый, не хотел тебя обидеть. Это скорее положительное качество.
