Текст книги "Трагическая история острова Пасхи (СИ)"

Автор книги: Брячеслав Галимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

***

Между тем, минули дни почитания Матери-Земли, а вместе с ними был отменен и запрет на убийства. Аравак и Тлалок закрылись в дальней комнате дома вождя, чтобы обсудить, как казнить Кане и Парэ. Эта казнь должна была быть необыкновенной, невиданной, она должна была потрясти воображение островитян, дабы надолго вселить в их сердца трепет перед властью богов и властью вождя. Нужно было найти упоминание о чем-то подобном в древних таблицах с письменами, но Баира, умевший читать их, был тут не помощник. После вынесения приговора его дочери он затворился ото всех и не участвовал даже в церемонии почитания Матери-Земли.

К счастью, молодой жрец тоже немного разбирался в письменах, и он представил Араваку и его сыну описание одной из казней святотатцев. Вкратце, в пересказе молодого жреца эта казнь выглядела так:

"В стародавние времена одну девушку, совершившую святотатство, вначале на семь дней поместили в затвор, а потом водили от дома к дому, дабы все люди могли увидеть преступницу и выразить свой гнев и возмущение.

Вечером люди собрались в храме крылатого Бога Мщения, плакали, молились и просили прощения за прегрешения. В полночь под музыку труб, флейт и рожков верующие отдали Богу Мщения свои подношения и вновь молили о снисхождении. Когда звуки музыки стихли, появилась колонна жрецов; в центре колонны находилась девушка, совершившая святотатство. Жрецы еще раз громко объявили людям, в чем ее вина, и прокляли преступницу от имени всего народа, – после чего, опрокинув ее на спину перед изображением Бога Мщения, отрезали девушке голову. Затем они собрали хлеставшую из горла кровь в большой горшок и обрызгали ею идола бога, стены храма и подношения верующих.

С туловища девушки содрали кожу, и ее натянул на себя верховный жрец. В таком виде он появился перед собравшимися, которые занимались тем, что отплясывали под барабанный бой, – и присоединился к ним. Став во главе танцующих, жрец совершал магические телодвижения с быстротой, которую позволяла плотно облегавшая его тело липкая от крови кожа девушки".

Выслушав этот рассказ, Аравак приказал молодому жрецу удалиться и взглянул на сына.

– Что ты думаешь о такой казни? – спросил вождь.

– Наши предки умели наказывать святотатцев, – ответил Тлалок.

– Да, умели, – согласился Аравак. – Мы у себя на острове позабыли многие славные обычаи старины. Однако не вызовет ли подобное наказание отторжение у наших жителей? Не станут ли они проклинать нас за чрезмерную жестокость?

– Но мы же сами хотели, чтобы казнь была жестокой, – и мы правы, отец! Пусть люди ужаснутся, пусть они трепещут перед властью богов и великого вождя! – возразил Тлалок. – Что касается отторжения, можешь быть уверен: его не будет. Кто-то скажет, наверно, что казнь слишком жестока, но таких будет немного; большинство станут наблюдать ее с тайным восторгом и долго еще будут смаковать подробности. Вспомни нашу битву с врагами: как нерешительно вышли на бой воины, как не хотели убивать, – и как быстро вошла ярость в их сердца, как безжалостны они стали! В каждой человеческой душе скрыто желание убийства, и нет ничего сладостнее, чем убивать, или видеть, как убивают.

– Ты становишься мудрым, Тлалок. Ты будешь хорошим вождем, ты будешь великим вождем, – Аравак потрепал его по щеке. – Хорошо, ты меня убедил. Иди, скажи молодому жрецу, пусть он все приготовит для казни, даю ему два дня. Парэ будет первая, а Кане пускай посмотрит, как умрет его возлюбленная, а после настанет и его черед...

В ночь перед казнью Священный поселок усиленно охранялся. Воины Аравака держали караулы возле погребов, где сидели Кане и Парэ, возле дома великого вождя, у храма Всех Богов, в котором должна была пройти сама казнь, на главной улице поселка, у всех входов в него и на окрестных холмах. Всюду горели факелы и костры, зажженные таким образом, чтобы в их свете одни караульные могли видеть других, и никто не смог бы пройти незамеченным.

Отдельные дозоры были выставлены около жилища верховного жреца Баиры. Он не выходил из дома уже тридцать дней, и несколько раз к нему присылали людей, чтобы узнать, жив ли он и не нуждается ли в чем-нибудь, – ответ был один: "Мне ничего не надо. Я молюсь богам. Они пока еще не призвали меня в страну мертвых".

Затворничество Баиры было на руку Араваку, он боялся, что верховный жрец может помешать казни своей дочери. Правда, у Баиры было много детей, рожденных от связей с женщинами острова, – однако всем было известно, что Парэ занимала особое место в сердце старика. Если бы Баира захотел помешать казни, вождю пришлось бы вступить с ним в открытое противоборство, а это было некстати. Поэтому к дому верховного жреца были приставлены старые проверенные воины вождя; им было дано распоряжение не выпускать Баиру ни при каких обстоятельствах.

В этом Аравак совершил ошибку: старые воины с детства привыкли почитать и уважать верховного жреца, и мысль о том, что им придется силой удерживать его, была для них дикой и кощунственной. Когда вскоре после полуночи Баира вышел из дверей своего дома, воины встали было на его пути, но стоило верховному жрецу просто сказать им: "Дайте дорогу", как они подчинились. Впрочем, Баира не спешил уходить: он обошел всех воинов, читая слова молитв и произнося заклинания, затем дал каждому из них священного напитка, а в заключение размеренно и внушительно произнес: "Забудьте о том, что вы меня видели. Продолжайте исполнять свою службу, а если вас спросят обо мне, скажите, что я не покидал дома". "Да, верховный жрец. Мы не видели тебя, и ты не покидал дома", – как завороженные отвечали ему воины.

Выйдя со двора, Баира направился по главной улице Священного поселка к погребам, где были заключены Кане и Парэ. На улице ему встретился патруль, но и эти воины не посмели перечить верховному жрецу, – тем более что он свободно шел по поселку, а значит, имел на это право. Выслушав заклинания и отведав священного напитка, они покорно повторили за Баирой: "Да, верховный жрец, мы не видели тебя. Мы никого не видели на улице".

Погреба охраняли молодые воины из пополнения. Разглядев верховного жреца, они сперва растерялись, не зная, можно ли ему находиться здесь, потом хотели послать гонца к Араваку, но замерли, как вкопанные, когда Баира медленно проговорил: "Смотрите и слушайте, воины, – и пусть никто не произносит ни звука". Заклинания и напиток Баиры произвели на молодых воинов действие еще большее, чем на их старших товарищей: они попадали наземь и уснули непробудным сном, так что Баире оставалось только обойти их бесчувственные тела и отодвинуть засовы погребов – правого, где сидел Кане, и левого, где находилась Парэ.

Оттуда пахнуло холодом и сыростью. Щурясь в непроглядную темь, верховный жрец негромко позвал:

– Парэ! Кане! Выходите. Это я – Баира.

– Отец! Это ты? – раздался после короткой паузы слабый голос Парэ.

– Да, я. Выходи, у нас мало времени... Кане, где ты? Почему молчишь? – спросил Баира.

– Они держат его связанным и с заткнутым ртом. Боятся, чтобы он не убежал и не подговорил стражников, – сказала Парэ, выйдя из погреба. Вдохнув свежего воздуха, она пошатнулась, и привалилась к двери, чтобы не упасть.

– О, боги, что с тобой сделали! – Баира с ужасом рассматривал свою дочь, которая была похожа на бледный призрак ночи. – Сможешь ли ты идти?

– Смогу, – Парэ улыбнулась и прижалась лицом к плечу отца. – Я знала, что ты меня спасешь... Но Кане? Помоги сначала ему.

– Сейчас. На, выпей пока вот это, – Баира достал из-за пазухи маленький кувшинчик из синего прозрачного камня. – Два-три глотка, не более. А я спущусь за твоим Кане и освобожу его. Где факел?.. Я пошел.

Через короткое время послышалось тяжелое дыхание, и Парэ увидела в глубине погреба своего отца, который одной рукой придерживал бесчувственное тело Кане, а во второй нес факел, освещая себе дорогу. Парэ, ощутившая после чудодейственного снадобья необыкновенный прилив сил, бросилась навстречу отцу и помогла ему вытащить Кане наверх.

Переведя дух и вытерев пот со лба, Баира протянул дочери все тот же кувшинчик из синего камня:

– Влей в рот своему мужу несколько капель. Держи Кане под шею, чтобы не подавился.

Парэ исполнила все в точности; по телу Кане прошла сильная дрожь, он застонал, выгнулся и открыл глаза.

– Кане! Мой Кане! – Парэ гладила его голову и плакала. – Ты жив!

– Парэ? Ты снишься мне? – прошептал Кане, не понимая, где он находится. – Какой чудесный сон.

– Дай ему еще несколько капель, тогда он окончательно придет в себя. Торопись, нам пора уходить, – сказал Баира.

– Парэ! Так ты не снишься мне? – вскричал вне себя от радости Кане, глотнув снадобье. – Любимая моя, мы опять вместе? А, тут верховный жрец! Вот кому мы обязаны освобождением! О, Баира, у меня нет таких слов, чтобы выразить мою благодарность! О, верховный жрец...

– После ты выразишь мне свою благодарность, – прервал его Баира. – Ты можешь встать? Тогда вставай и пошли. Воины, которые сторожили вас, скоро очнутся, и тогда нам всем несдобровать. Пошли же, я выведу вас из поселка так, что никто не заметит этого.

Баира привел беглецов в укромную бухту у подножья прибрежных скал. Даже Парэ, родившаяся и выросшая в Священном поселке, не знала о существовании этой бухты, – и никто, видимо, не знал о ней, кроме Баиры. Самое удивительное, что здесь оказался плот с веслами и с парусом, а также с большим запасом еды и воды. Кто мог построить его и принести сюда все это? Парэ хотела спросить отца, но он покачал головой, запрещая задавать вопросы, и сказал:

– Смотрите, небо бледнеет и звезды потускнели. Скоро взойдет солнце, и его лучи осветят один из двух ваших путей. Первый из них – на другую сторону острова. Там среди деревьев и камней прячутся враги Аравака, которые примут вас с радостью. Теперь, когда они разгромлены, вы – их надежда: пострадавшие от жестокости вождя, но спасшиеся от лютой смерти – вы будете живым примером, вдохновляющим людей на борьбу с ненавистным Араваком. Кто победит в этой борьбе, знают лишь великие боги, но если победа будет за вами, ты, Кане, сам станешь вождем, а ты, Парэ, будешь делить с ним власть, ибо все женщины острова с восторгом поддержат тебя. Однако власть ваша будет суровой, потому что демоны овладели душами людей, и вам придется сражаться либо с демонами, либо с людьми, а может быть, с теми и другими одновременно.

Ваш второй путь – за море. Оттуда привел нас Сын Солнца, и туда он ушел от нас. Тысячу лет назад жизнь там была плохая, но за такое большое время, возможно, она наладилась. В древних таблицах написано, что за тысячу лет люди образумятся, познают добро и справедливость, и станут жить в прекрасном светлом мире, где вождем будет сам Сын Солнца. Кто знает, не попадете ли вы сразу в этот прекрасный мир, когда пересечете океан? Но попасть туда нелегко: четыре полнолуния добирались до нашего острова люди, ведомые Сыном Солнца; морские чудовища подстерегали их и немало людей погубили. Вы же отправитесь вдвоем, вам будет очень трудно; да и найдете ли вы прекрасный светлый мир по ту сторону океана? Не всё, записанное в священных таблицах, сбывается в срок, а люди – везде люди: у нас, на острове, ходили слухи, что на старых землях давно уже правят злые демоны, а может быть, даже зверь Рекуай.

Но пора принять решение. Какой путь вы выбираете?

Кане посмотрел на Парэ и прочел ответ в ее глазах.

– Мы поедем искать счастье за океаном, – горячо произнес он. – Первый путь не для нас. Мы не будем бороться с демонами с помощью демонов; когда со злом борются злом, то где же здесь добро? Когда мы шли в Священный поселок, мы верили, что зло отступит, – теперь веры нет. Нам больше нечего делать на этом острове; пусть боги смилуются над его людьми, – а мы уходим отсюда навсегда. Прости нас, верховный жрец, если ты ждал иного.

– Прости нас, отец, – повторила Парэ. – Наверно, мы просто слабы, чтобы жить в мире, полном злобы.

– В ущелье, где вы прятались, растут нежные цветы, которых больше нигде нет на нашем острове. Они могут жить только в этом месте, на мягкой земле, защищенные от палящего жара и пронизывающего ветра. Разве они виноваты в этом? Ведь нежность так хрупка и беззащитна. А люди – глупцы; им бы беречь ее, но они насмехаются над нею... Зло может победить, но оно несет в себе смертельную болезнь, обрекающую его на гибель, – проговорил Баира, поглядывая на светлеющий горизонт. – Я одобряю ваш выбор, – и да пребудут с вами великие боги!

– Отец! – Парэ бросилась к нему.

Он обнял дочь, провел рукой по ее волосам и вдохнул их запах.

– Теперь иди, – сказал он. – Когда взойдет солнце, ваш плот должен быть далеко в море.

– Верховный жрец... Отец! Не беспокойся за Парэ: клянусь, что я не дам ей погибнуть, – сказал Кане, прощаясь с Баирой.

– Я верю, – ответил верховный жрец и прибавил с легкой улыбкой: – Как никак, ты – Сын Большой Птицы и она уже не раз защищала тебя своим крылом.

***

Солнце всходило над океаном. Баира всё стоял на берегу и смотрел на далекий уже парус, едва видный в сияющей лазури. Наконец, смахнув старческие слезы, он побрел по узкой тропинке, ведущей через расщелины скал наверх, к Священному поселку.

Баира шел, опустив голову, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда чей-то хриплый голос прокричал ему чуть ли не в ухо:

– Ну что, верховный жрец, отправил в никуда дочь и зятя?

Из-за громадного камня появилась колдунья Кахинали, непонятно как тут очутившаяся.

Баира нисколько этому не удивился.

– Уже пронюхала? – спросил он.

– Как же, как же! – прокаркала старая ведьма.

– Уж не пришла ли ты проститься с ними? – сказал Баира, безуспешно пытаясь изобразить насмешку.

– Ты хочешь уязвить меня, верховный жрец? – Кахинали загородила ему дорогу. – Напрасно. Можешь верить или не верить мне, но эти молодые люди мне нравились. Они были просты и благородны, они смело шли вперед, – и, наконец, они не боялись любить и быть любимыми. На нашем острове все хотят любви, от мала до велика, даже вождь Аравак втайне хочет, чтобы его любили, – колдунья захихикала, – но никто не желает нести жертвы во имя любви, отдать за нее всё, что у него есть, даже самую жизнь. В результате любовь превращается в надрыв, вопли, слезы и стенания, – а то еще хлеще: принимает такой вид, что боги ужасаются, а демоны приходят в восторг. Давно я не встречала настоящей любви на нашем острове, поэтому Сын Большой Птицы и дева, посвятившая себя богам, были милы мне.

– Ты говоришь о них в прошедшем времени, будто Кане и Парэ уже нет на земле, – мрачно заметил Баира.

– На нашей земле их, конечно, уже нет, – и это к лучшему, – старуха осклабилась и отбросила с лица длинные пряди тонких волос, свисающие с полуголого черепа. – Они чужие в нашем мире, и ты сам это отлично знаешь. В ущелье, где они прятались, растут нежные цветы, которых больше нигде нет на нашем острове. Они могут жить только на мягкой земле, защищенные от жара и ветра, – ведь нежность так беззащитна и хрупка...

– Ты подслушивала? – Баира взглянул в лицо колдуньи.

– Я?! – изумилась Кахинали. – Да что ты, верховный жрец. Зачем мне подслушивать, когда я и без того слышу шорох травы на острове, шевеленье водорослей на дне океана и шум ветра в облаках? Тебе ли, верховный жрец, не знать, что весь мир находится в нас самих? Можно ли подслушать самого себя?

– Пропусти меня, Кахинали, – сказал Баира, – я устал, я иду домой.

– Так об этом-то я и собиралась с тобой потолковать! – колдунья даже взвизгнула от удовольствия. – Куда ты торопишься, верховный жрец? Зачем ты хочешь прервать свою жизнь раньше времени? Тебе ведь известно, что вождь Аравак не простит побега Сына Большой Птицы и девы, посвятившей себя богам. Вождь Аравак приготовил отличную казнь для них; какой урок для народа, какое зрелище для него! И вот ты, разрушивший планы вождя, явишься в Священный поселок с повинной, совсем как твоя дочь и твой зять! О, верховный жрец, как ты молод и наивен!

– Нашла мальчишку, – пробормотал Баира.

– Не обижайся. Я вдвое, а может быть, втрое старше тебя, но и я иногда ощущаю детские порывы, – а порой мне кажется, что я всё еще миленькая хорошенькая девочка, которой я была много десятков лет назад, – скрипуче рассмеялась старуха. – Не обижайся, верховный жрец, и послушай меня: не пытайся повторить поступок дочери и зятя. Как ты сам понимаешь, тебя не предадут всенародной казни, – тебя отравят или удавят тайно. Да, тебе надоела жизнь, тебе надоели люди, но надо ли кончать свое существование подобным образом, раньше срока? Не забывай, в загробном мире не будет многого из того, что есть в этом.

– Пропусти меня, Кахинали, я устал, – упрямо повторил Баира.

– Да, да, да, я так понимаю тебя! – торопливо проговорила старуха и зашлась в кашле. – Подожди, верховный жрец, не уходи, я еще кое-что скажу тебе, – Кахинали вцепилась своими корявыми пальцами в одежду Баиры.

– Хорошо, я выслушаю тебя, – со вздохом произнес он, видя, что от колдуньи не отвязаться. – Но не думай, что твои слова имеют для меня значение.

– Скажи вождю Араваку, что это я помогла бежать Сыну Большой Птицы и деве, посвятившей себя богам, – переведя дух, выпалила Кахинали.

Баира взглянул в глаза колдуньи – они горели, подобно углям, и в них нельзя было ничего прочесть.

– Зачем мне лгать? – спросил он. – Зачем возводить на тебя напраслину?

– Да уж не для того, чтобы спасти твою жизнь ценою моей! – заклокотала старуха, смеясь и сдерживая кашель. – Ты мудр, верховный жрец, и я не собираюсь хитрить с тобою. Все просто, – очень, очень просто! Многие вещи, которые сегодня нам кажутся сложными, очень просты, если посмотреть на них из завтрашнего дня. Ты вот упрекнул меня за то, что я сказала о твоей дочери и твоем зяте в прошедшем времени, – но они, действительно, уже прошлое для нашего острова. А что у нас в настоящем? Аравак и его сын Тлалок. Теперь-то они легко справятся со всеми своими врагами и установят безраздельную власть над людьми.

Ты слышал, конечно, о том, что лучшие мастера Священного поселка делают из камня большого идола, изображающего великого вождя? – Кахинали осклабилась, показав свой беззубый рот. – Вождь хочет быть подобен великим богам, а лучше бы даже превзойти их. Возможно, ему это удастся: Аравак давно правит, к нему привыкли, его боятся, и многие искренне уважают вождя. Но Тлалок никогда не добьется славы и могущества своего отца; сын вождя глуп, зол, мелочен, обидчив и болезненно честолюбив. Когда он станет вождем, люди вначале будут слушать и почитать его – из уважения к памяти Аравака, а также по привычке и под давлением власти – но скоро у Тлалока появится много-много сильных врагов. В конце концов, его свергнут, убьют или принесут в жертву богам, – и что тогда? Ни ты, ни я не можем этого предугадать... Может начаться страшная резня, после которой на острове никого не останется.

Вот зачем ты нужен живым, верховный жрец, – именно тебе нужно уберечь власть от неразумных и гибельных поступков, ведь на твоего молодого помощника нет никакой надежды – он поет под дудку Аравака и Тлалока. Живи долго, верховный жрец, и спаси свой народ от гибели!

– Ты обещала, что не будешь хитрить, но с каких это пор тебя беспокоит судьба народа нашего острова? – заметил Баира. – Разве ты отказалась от службы демонам, желающим зла людскому роду?

– У нас с тобой разные понятия о добре и зле, и нам не договориться, – возразила колдунья. – Но в одном мы с тобою схожи: мы не желаем, чтобы люди погибли, – ибо если их не станет, то кто будет служить богам, как бы этого хотелось тебе, или демонам, как этого хотела бы я?.. Поэтому ты должен вернуться в Священный поселок, – но не с повинной, а как человек, раскрывший преступление. Ты должен вновь стать настоящим верховным жрецом, – таким, чтобы твое влияние было не меньше влияния Аравака; ты должен направлять вождя и его сына, не давая им совершать ничего, что имело бы ужасные последствия для людей острова.

– Опять ты лукавишь, Кахинали, – не поддавался на ее уговоры Баира. – Если я спасу наш народ для того, чтобы демоны овладели им, то можно ли назвать это спасением? Люди отвернулись от богов, а значит, уже погибли; какая разница, когда они погибнут окончательно?

– Ты ли говоришь такие жестокие слова, о, верховный жрец? – воскликнула старуха. – Разве ты можешь вот так вот, запросто, отказаться от борьбы за спасение людских душ? Давай сразимся – твои боги против моих демонов – и посмотрим, кто победит. Во всяком случае, твоя совесть будет чиста: никто, на земле и на небе, не упрекнет тебя в том, что ты сдался на милость врага.

– И все-таки, я не пойму: тебе-то зачем это? Твои демоны и так уже почти победили, – сказал Баира, подозрительно глядя на колдунью.

– Ладно, выложу начистоту. С тобой, действительно, нельзя хитрить, – старуха выпрямилась, усмешка исчезла с ее лица, а глаза яростно сверкнули. – Всё дело в этом "почти", – видишь ли, верховный жрец, на нашем острове еще сохраняются остатки божественного, еще есть люди, для которых боги выше демонов. О чем говорить, когда сам Аравак не решился полностью предаться демонам и сохранил культ богов. Сильные мужчины часто бывают слабы, как дети. Да, да, слабы, как дети, – так я и сказала вождю!..

Впрочем, демоны не могли бы существовать в нашем мире, не будь на то позволения богов. Видимо, так и должно быть, чтобы люди выбирали между теми и другими, – и мне ли противиться предначертанному? Я не обманывала тебя, когда предлагала честную борьбу: пусть время решит, чей будет верх.

– Но у тебя времени не будет, – возразил Баира. – Ты скоро умрешь: мне страшно представить, что сделает с тобой Аравак в наказание за побег Кане и Парэ, если поверит в твою помощь им.

– Ну, ну, ну, верховный жрец! Теперь ты стал лукавить! – колдунья ехидно засмеялась, наклонившись и повернув голову набок. – Ты же понимаешь, что меня убить нельзя. Они будут думать, что это я горю на костре, а гореть будет старая коряга; они вообразят, что это меня скинули в пропасть, а полетит туда тяжелый камень; они увидят, как мое трепещущее сердце вынуто из груди, а это будет всего лишь сердце курицы! Моя смерть придет в свой срок, – и никто из людей не в силах приблизить его.

– Хорошо, я тоже стану говорить с тобой откровенно, – взгляд Баира вдруг сделался тяжелым, – тяжелее, чем бывал взгляд вождя, – и старуха пригнулась и съежилась под ним. – Ты предлагаешь мне честную борьбу. Но разве честную борьбу ведут нечестными способами? Прежде всего, я должен буду обмануть Аравака: сказать ему, что ты помогла бежать Кане и Парэ. Он примет, конечно, мой обман, потому что это выгодно вождю. Получается, что Сын Большой Птицы и дева, посвятившая себя богам, воспользовались помощью старой колдуньи, верной служительницы демонов. Значит, правы были вождь и все, кто встал на его сторону: Кане и Парэ действительно отдали демонам душу. И наконец, если я останусь верховным жрецом, то тем самым окажу поддержку власти Аравака и Тлалока, освящу ее именем богов.

Вот чего ты добиваешься, Кахинали, но не жди, что я предам моих богов. Наверно, я был не лучшим их слугой, раз допустил, чтобы на нашем острове творились такие вещи, но я до последнего дыхания не оставлю мою службу. Я пойду в Священный поселок, я расскажу, как и зачем я спас Кане и Парэ – и будь что будет! Пусти меня, старая ведьма, дай мне дорогу!

Баира взял колдунью за плечи, отодвинул ее в сторону и зашагал по тропинке.

– Глупец! Глупец! – завизжала Кахинали. – Наивный глупец! Все равно тебе не победить – верх будет мой, мой!

Затем раздался звук, похожий на крик птицы, хлопанье крыльев, – и когда Баира оглянулся, за его спиной никого уже не было.

Старик вздохнул, и продолжил свой путь.

Через триста лет

Мелкая колючая трава лезла отовсюду: она покрывала заброшенные поля, прорастала через развалины хижин, густо устилала поверженные каменные идолы. Ее не было только в глубоких пещерах, где прятались люди от других людей, чтобы не быть съеденными ими. Здесь, в сырости и темноте, проводили они долгие часы, и чтобы скрасить свое унылое существование вполголоса рассказывали легенды о былом процветании острова.

Когда-то, говорилось в легендах, остров не был таким пустынным, как сейчас: густой лес покрывал большую его часть, а в лесу росли чудесные цветы, которые были так красивы, что невозможно себе представить, – их аромат доходил до самого неба и услаждал великих богов.

Множество птиц водилось тогда на острове, больших и малых, с красочным оперением и вкусным мясом, – а была еще такая птица, которая превосходила три человеческих роста, и мяса ее хватало на целую деревню. В море рыба ходила косяками, и ее вычерпывали корзинами, а речной рыбы было так много, что по ее спинам переходили реки вброд.

Воды на острове было вдоволь: журчание ручьев и шум водопадов ласкали слух островитян, а Священное озеро было широким, как море, и не имело дна, – это уже позже оно обмелело настолько, что стало похоже на грязный пруд. Но в древние времена земля не знала недостатка во влаге; зеленели луга, и поля давали богатый урожай: дважды в год на них собирали сладкий батат. Не ведали островитяне, что такое голод, все были сыты и довольны, а жили они в просторных домах, построенных из толстых бревен.

...Но возгордились люди и отвернулись от богов, обратившись к демонам; зависть, жадность и жестокость пришли на смену благородству, бескорыстию и добру. Сильный стал помыкать слабым, хитрый – обманывать простодушного, злодеи торжествовали над добрыми людьми.

Лес стал товаром, его срубили до последнего дерева; пересохли родники, ручьи, реки и озера; высохшая земля перестала приносить урожай. И вот тут-то демоны окончательно овладели людьми: злобу и ненависть вселили они в их сердца, брат пошел на брата, сын на отца; не было конца убийствам, а поверженных врагов съедали вместе с их женами и детьми. Власть вождей прекратилась; каменные идолы, сооруженные в их честь, были сброшены наземь и осквернены.

Так остров превратился в пустыню, а те немногие люди, что выжили на нем, сделались похожи на трусливых земляных мышей, которые не смеют высунуть голову из своей норы...

Боги были милостивы к нам, говорили рассказчики в заключение. Сын Солнца привел нас на землю, где царило изобилие, где тысячи людей, не зная нужды, могли бы жить тысячи лет. Нам нечего было бояться: ни голода, ни жажды, ни болезней, ни нашествий врагов. На нашей земле можно было не ставить стены, не ковать оружие, – и не надо было приносить жертвы Богу Войны. Но мы отвергли всё это, и боги отвернулись от нас, – вернут ли они нам свою милость, кто знает...

Изредка, безлунными ночами островитяне робко пробирались к берегу моря, и молились о возвращении Сына Солнца, обещавшего когда-то вновь придти сюда. Но напрасно они ждали какого-нибудь знамения: пуста была мерцающая даль моря, пуста была бездна неба...

76