Текст книги "Смятение сердца"

Автор книги: Бронуин Джеймсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Бронуин Джеймсон
Смятение сердца

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Эмили, его Эмили – и работает в баре!

У Митча Гудвина что-то оборвалось внутри, когда сестра мимоходом сообщила ему эту новость. Ясное дело, Шанталь решила его разыграть. Подразнить старшего брата в первый же вечер его возвращения домой в Пленти. Добро пожаловать обратно в Австралию, Митч. Вещи ты уже распаковал, заглянул по-соседски на ужин, самое время разогнать кровь по жилам.

Из всех новостей, способных разогнать ему кровь, на первом месте были новости о бывшей няне его сынишки. Митч аккуратно поставил вторую тарелку в посудомоечную машину.

– Тебе не кажется, что об этом обстоятельстве следовало упомянуть по телефону, когда ты сказала: «Угадай, кто еще вернулся в Пленти?» – а я спросил тебя: «Как она поживает?»

– Ты спросил «как поживает», а не «что поделывает», – мягко заметила Шанталь.

– И ты ответила, что у нее все хорошо.

– Перемена занятия еще не означает, что у человека все плохо.

Митч перестал притворяться спокойным и с грохотом захлопнул дверцу машины.

– Хорошенькая перемена занятия – захудалый бар в «Лайоне»!

– Ну, с тех пор как там заправляет Боб Фоли, в нем стало не так уж плохо. Между прочим, последняя драка…

– Да пусть он находился хотя бы и в самом шикарном отеле! Она же дипломированная воспитательница, а не официантка, черт побери!

Его гневный возглас заставил сестру замереть на месте. Несколько секунд Шанталь удивленно смотрела на него, и кофейные чашки, которые она держала в руках, зависли в воздухе между кухонным шкафчиком и стойкой.

– Я думала, эта информация вызовет у тебя скорее положительные эмоции. Раз ты приехал сюда с намерением работать, тебе может понадобиться хорошая няня…

Дело обстояло именно так. И известие, что лучшая из нянь разливает пиво в самом злачном из городских пабов, побудило Митча осуществить свое намерение незамедлительно.

– Джошуа сможет побыть здесь с тобой и Квейдом час-другой? – спросил он.

– Ну конечно, – автоматически ответила Шанталь, когда он уже направлялся к двери. Чайные ложечки, которые она держала в руках, с лязгом посыпались в металлическую раковину.

– Постой, задержись на минутку!

Ухватившись за дверную ручку, Митч принялся мысленно считать до шестидесяти.

– Ты полдня провел за рулем, а вторую половину занимался уборкой и разбирал вещи. Лучше поезжай сейчас домой и выспись как следует, а завтра, когда пообщаешься с бритвой и обретешь более цивилизованный вид, встретишься с Эмили. – Она замолчала и, слегка прищурившись, окинула его взглядом. – Ты, кажется, снова не прочь воспользоваться ее услугами?

Не прочь – не те слова. Он нуждался в Эмили. Он и Джошуа.

Словно что-то прочитав в его глазах, Шанталь только вздохнула и покачала головой.

– Будь с ней помягче, Митч. Я знаю, какими трудными были для тебя эти два года. У Эмили та же история.

Митч все прекрасно знал о трудных годах Эмили Уорнер. За пятнадцать минут, необходимых, чтобы добраться до Пленти, это знание словно вывернуло его наизнанку.

Его бывшая жена рассчитала Эмили, не объяснив причины. Дед Эмили умер, после чего последовала битва за наследство. При мысли о совершенной несправедливости у Митча до сих пор закипала кровь… и все же не так сильно, как при воспоминании о собственном ошибочном выводе.

Ошибочный вывод…

Он фыркнул, переполняясь презрением к себе. Это мелочь по сравнению с тем, как злоупотребил он своим долгом работодателя через два месяца после того, как снова нанял Эмили. Он тогда воспользовался ее добросердечной, сострадательной натурой и окончательно обманул ее доверие.

Будучи няней Джошуа, Эмили жила в его доме, и в ту ночь, когда он узнал о смерти Анабеллы… Его пальцы импульсивно впились в руль. Он вспомнил сокрушительный приступ бессильной ярости, охватившей его в местном баре. Эмили привела его тогда домой. Эмили – с ее нежными карими глазами, заботливыми руками и мягким участливым голосом…

Он поцеловал ее, может быть желая заглушить слова утешения, которые она говорила. А может быть, ему мучительно хотелось раствориться в чем-то более мягком, сладостном и надежном, чем бутылка виски… Да, он помнил тот поцелуй, затем они упали на постель, а далее в его памяти зияла черная дыра. Образ Эмили, такой, какой он видел ее в последний раз, прикрытой только белой льняной простыней, залившейся густым румянцем, всплыл перед его глазами и разбередил и без того неспокойную совесть.

Может быть, он и забыл бы, что случилось в ту ночь, но ему никогда не забыть последующего утра. Его неловкие расспросы, в ответ – ее скованность и уверения, что ровным счетом ничего не произошло. Вот только сразу же после этого «ничего», пока он с Джошуа ездил на похороны Анабеллы, Эмили собрала вещи и исчезла.

Митч припарковал автомобиль позади гостиницы «Лайон» и выключил двигатель. Все эти шесть месяцев он терзался из-за возможных последствий той ночи и сейчас чувствовал, что не в силах вытерпеть целый час, остававшийся до закрытия бара. Стоянка почти пустовала, и он заключил, что Эмили сейчас не слишком занята – надвигающаяся гроза наверняка удержала благоразумную часть завсегдатаев бара дома.

Он выскочил из машины, захлопнул дверцу и по столичной привычке задержался, чтобы закрыть ее. И едва не проворонил маленькую женскую фигурку, выскользнувшую из бокового входа. Она заспешила вниз по улице, и порыв ветра рванул ее куртку с капюшоном. Длинные распущенные волосы блеснули под фонарем бледным серебром.

Эмили!

Она шла домой одна по темным улицам и даже не удосужилась скрыть под капюшоном полыхающий маяк потрясающих волос. Дверь бара внезапно распахнулась, и к Митчу приблизились двое, в которых он узнал своих бывших одноклассников. Спрятаться было некуда.

Дин Манчини немедленно взял его в оборот.

– Митч Гудвин? Мама родная! Я слышал, что ты возвращаешься. Собираешься жить в Хислипе?

– Да, собираюсь. – Поверх их плеч Митч увидел быстро удалявшуюся фигурку Эмили. – Простите, друзья, но я…

– Как удачно для тебя получилось, что твоя сестра вышла замуж. Теперь ты можешь переехать на освободившееся место, – перебил его Роки О'Ши, не дав Митчу закончить разговор. – Но ты всегда был везунчиком.

Дин подтолкнул приятеля локтем, и Роки наконец-то опомнился и отвел глаза в сторону. Но Митч не имел желания слушать, что он начнет мямлить дальше.

– Мне пора, – бросил он коротко. – Увидимся в другой раз, ребята.

Дин откашлялся.

– Мне очень жаль… ну, ты понимаешь.

– Ты имеешь в виду мою бывшую жену?

Мужчины неловко переступили с ноги на ногу, а Митч уже садился в машину. Он сильно газанул, но едва вырулил на улицу, как его раздражение угасло.

Ребята не виноваты. Что можно сказать человеку, чья жена унеслась в погоню за блестящей карьерой, не подумав о трехлетнем сынишке? Жена, чья привычка к шикарному образу жизни привела ее на яхту, попавшую в эпицентр грозы на Карибском море? И теперь, спустя шесть месяцев после ее похорон, Митч не знал, что диктует в подобных случаях этикет.

Когда примерно за квартал до ее дома тротуар запестрел дождевыми каплями, Эмили плотнее завернулась в свою куртку и ускорила шаг.

– Успокойся, Эмили Джейн, ты ведь не в автомобиле, – пробормотала она. – И к тому же здесь Пленти, а не Сидней. – Это были разумные доводы, но лучи от фар машины, свернувшей на улицу, по которой она шла, вызвали у нее неконтролируемый поток жутких воспоминаний…

Вот ее автомобиль останавливается у светофора. Внезапно распахивается дверца. Мужчина, в его руке нож. Ледяные тиски ужаса. Он велит ей ехать вперед…

В настоящее Эмили вернул звук затормозившего рядом с ней у тротуара автомобиля. Теперь самое время бежать, но глупые ноги отказались повиноваться.

– Эмили!

При звуке своего имени, произнесенного этим голосом, ее сердце пропустило удар, а затем забилось в прежнем лихорадочном ритме, только уже от страха иного рода. Этот страх имел имя – Митч Гудвин.

Эмили слышала, как говорили о его скором возвращении в родной город, и понимала, что он не оставит в покое спящих собак. Это в духе Митча, он журналист до кончиков ногтей, ему потребуется вся история – до последнего, самого мучительного факта.

Все шесть месяцев она сочиняла свою версию, готовясь к этому моменту, но сейчас мозг ее словно расплавился. Просто поразительно! Эмили обреченно повернулась к автомобилю. Митч сидел за рулем грузовика. Большого, темного, тяжелого. Он потянулся через переднее сиденье, чтобы распахнуть дверцу. На его заросшее темной щетиной лицо падали зыбкие тени, глубоко посаженные глаза показались ей бездонными. Эмили старательно избегала смотреть на его губы, чтобы не вспомнить их обжигающий жар, когда они…

– Садитесь, – проговорили эти губы, – а то начинается дождь.

Ее первым, импульсивным, глубоко укоренившимся побуждением было послушаться. Ведь она – Эмили Уорнер, всегда готовая пойти навстречу, дабы избежать конфликта, упростить жизнь себе и окружающим. И построй он фразу несколько иначе, к примеру: «Хотите, подвезу?» или «Садитесь, пожалуйста», это могло бы сработать. Но его повелительный тон задел ее самолюбие. Она вдруг рассердилась на него за то, что он появился так внезапно, что напугал до смерти.

– Вы мокнете под дождем, – проговорил он нетерпеливо и резко.

– Я заметила. – Она запрокинула голову, и тяжелые капли моментально усеяли ее разгоряченное лицо. – Но мне осталось всего два шага, так что я лучше пройдусь.

И она двинулась дальше, шагом, а не бегом, и даже не вздрогнула, когда за ее спиной хлопнула дверца грузовика. Но когда он схватил ее за руку и рывком повернул к себе, вот тогда она вздрогнула. Он сощурился, не выпуская ее руки, а она настолько расхрабрилась, что вскинула подбородок и сердито посмотрела ему в глаза.

– Чего вы хотите, Митч?

– Спасти вас от дождя, – огрызнулся он, взбешенный тем, что она отказалась сесть в машину и так явственно содрогнулась от его прикосновения.

– Перестаньте меня удерживать!

Его терпение лопнуло. Сжав ее запястье, он протащил ее остававшиеся до ее дома тридцать ярдов, затем увлек в ворота и дальше, по ступеням, на крытую веранду. Когда он ладонями повернул ее лицо к свету, струившемуся от уличного фонаря, все у него внутри сжалось. Ее кожа осталась по-прежнему мягкой, словно у ребенка, но на лице лежала печать хронической усталости, которой прежде не было и в помине. А глаза… такие же глубокие, мягкие, теплые, но прежняя доверчивость покинула их. Они избегали его пристального взгляда, а на ее лице появилась настороженность, которую он видел у нее лишь однажды… тем утром, в своей постели. Проклятье!

– Вы слишком много работаете, – пробормотал он и подушечкой большого пальца коснулся одного из темных полукружьев под ее глазами. Ему захотелось стереть их, а заодно и это новое выражение, мелькнувшее в ее широко открытых глазах. Неужели это был… страх?

Когда он отпустил ее, она так стремительно попятилась, что он едва не упал вперед. Под ложечкой засосало от недоброго предчувствия.

– Что случилось, Эмили? Отчего вы так нервничаете?

Загнанное выражение в ее глазах исчезло.

– Вы ехали за мной и очень меня напугали. Вы силой затащили меня в мой собственный дом – и еще спрашиваете!

Вот как она все повернула…

– Простите, что напугал вас. Я собирался застать вас в пабе до того, как вы уйдете.

Ее глаза омрачила тень сомнения, но она продолжала смотреть на него в упор.

– Зачем? Что вам от меня надо, Митч?

Этот вопрос в лоб заставил его забыть о раскаянии.

– Почему вы тогда сбежали, Эмили?

– Я оставила письмо…

– В котором не было ничего, кроме извинений. И что они означали? Прости, Джошуа, что покинула тебя и разбила твое сердце?

Она вздрогнула и взглянула на него изумленными, широко открытыми, полными боли глазами. Черт! Он нанес этот недостойный удар нерасчетливо, незаслуженно. Митч провел рукой по волосам, стер ручейки дождя с лица, жалея, что невозможно так же легко привести в порядок клокотавшие в груди эмоции. Он зажмурился.

– Простите, Эмили.

Она не ответила, и, открыв глаза, Митч обнаружил, что она сидит на большой картонной коробке, в которые обычно упаковывают вещи. Он растерянно указал на ряд таких же коробок, громоздящихся на веранде:

– Вы что, уезжаете?

– Да, – не то ответила, не то просто устало вздохнула Эмили.

Митч нахмурился. Шанталь ничего об этом не говорила.

– Из-за завещания вашего деда?

– Он был только отчимом моей матери.

– Неважно. Каждая собака в Пленти знает, что вы делали для Оуэна в последние годы его жизни больше, чем все его кровные родственники, вместе взятые. Вам не следовало сдаваться, Эмили.

– Я и не сдалась, я проиграла, – вызывающе ответила она, щеки у нее раскраснелись, а глаза сердито блеснули.

Теперь она не выглядела поникшей и растерянной и вовсе не казалась побежденной. Если он прикоснется к ней теперь, она не вздрогнет и не отпрянет. Если он прикоснется к ней…

Не думай об этом, Митч!

Он тихо прерывисто выдохнул и кивнул на коробки:

– Когда вы переезжаете?

– В эти выходные.

– И куда?

– У меня есть комнатка в «Лайоне». – Она встала и выпрямилась, словно готовясь к обороне. – Она чистая и достаточно удобная…

– Она холодная, а жить над баром не слишком удобно… Черт побери, Эмили! Когда я остановил грузовик рядом с вами, вы так и подскочили на месте. Что вы будете делать, если в вашу дверь станут ломиться пьянчуги?

– Я прошла курсы самообороны, – сказала она, снова вскинув подбородок, но в ее словах звучала не столько бравада, сколько неуверенность.

Митч с удовольствием ухватился на эту неуверенность. Он шагнул вперед. Ни в какую комнату ни в какой гостинице она не поедет, он собирался объявить ей об этом самым недвусмысленным образом.

– И чему же вас там учили, Эмили? – спросил он негромко, медленно надвигаясь на нее и заставляя пятиться назад. – Вам рассказывали про три самых уязвимых места?

– Д-да. – Ее приглушенный шепот не испугал бы и мышонка. Он продолжал наступать, возмущенный, негодующий.

– И куда вы станете бить в первую очередь?

Она уперлась спиной в стену, ее глаза расширились, густые ресницы затрепетали. Губы беззвучно приоткрылись, Митч кожей почувствовал ее дыхание и понял, что подошел гораздо ближе, чем намеревался.

Она переступила с ноги на ногу, втянула в себя воздух. Ее куртка коснулась его пиджака, ткань тихо зашуршала о ткань. Он ощутил это настолько отчетливо, словно приник к ее обнаженному телу. Острое желание охватило его. Он уперся ладонями в стену по обе стороны ее головы, увлекаемый соблазном. Губы ее, розовые, полуоткрытые, влажные, были всего в нескольких дюймах от него…

Ты пришел сюда, чтобы уговорить ее вернуться, а не напоминать о том, почему она ушла…

– Что бы вы стали делать, Эмили, – спросил он, досадуя на себя, свое тело, проклятые мужские гормоны, – если бы таким незваным визитером оказался я?

Она моргнула, вытянулась у стены в струнку, то ли попыталась освободиться, то ли, напротив, потянулась ему навстречу. Губами к его губам… Но продолжала молчать, не двигалась и только дышала быстро и часто. Сдавленно чертыхнувшись, Митч оттолкнулся от стены ладонями.

Уже возвращаясь к ступеням веранды, он услышал ее вздох – такой тихий, словно на землю упала дождевая капля.

– Вы доказали то, что хотели?

– Что я доказал? – спросил он с покаянной прямотой. Она имеет в виду что-то вроде «…теперь, после того как я увидел вас в своей постели, я ни о чем не могу думать, как только о том, чтобы снова завлечь вас туда»?

– Все мои уроки были пустой тратой денег. Я размазня, и ничего это не изменит. – Она попыталась смягчить свои слова улыбкой, но Митч не ответил на нее, и Эмили отвела глаза. – Комната в «Лайоне» – это лишь временное пристанище. До тех пор, пока я не найду более подходящее место.

– Ничего этого вам не понадобится… – произнес Митч медленно. Вот наконец и благоприятный случай, которого он так ждал. Он многозначительно помолчал, ожидая, чтобы она посмотрела ему в глаза: – Если вы снова начнете работать у меня.

Сперва Эмили просто покачала головой, ее глаза потемнели. Но едва он открыл рот, чтобы объясниться, как она быстро опередила его:

– У меня есть работа, даже целых две.

– Шанталь рассказала мне про вашу работу в баре. – Митч мотнул головой, пытаясь стряхнуть туманившее мозг вожделение. – Чем же еще вы занимаетесь?

– Уборкой. Тоже в «Лайоне».

– Разливаете пиво и убираете гостиничные номера! – воскликнул он. – Черт возьми, Эмили, эта работа не для вас.

Черт возьми, Митч, так не годится. Что с тобой происходит? То нагнал на нее страху, то взялся критиковать ее выбор работы – или отсутствие выбора.

Нельзя забывать о цели. Джошуа нуждается в спокойной домашней атмосфере, постоянстве, неизменном, устоявшемся распорядке. Он нуждается в Эмили. За последние месяцы Митч уже не однажды подводил сына. На этот раз он не подкачает.

– Джошуа нужна няня, – сказал он, смягчая тон. – Я собираюсь работать дома, писать книгу, поэтому график достаточно свободный. Скоро начнутся съемки сериала по моим «Незаметным героям», мне придется ездить в Сидней, и я почти по неделе буду отсутствовать. Но дополнительные часы работы обязуюсь очень хорошо оплачивать. Готов удвоить прежнюю сумму.

У Эмили из горла вырвался то ли сдавленный смешок, то ли удивленный возглас.

– На таких условиях к вам выстроится очередь желающих отсюда до Клифтона.

– Я делаю это предложение только вам.

Ее веселость испарилась, глаза в полумраке, царившем на веранде, сделались еще больше. Она спросила едва слышно:

– Почему?

– Вы нужны Джошуа.

Эти три слова еще больше расширили трещину в оборонительных укреплениях Эмили – эта трещина появилась, когда Митч обвинил ее в том, что она разбила Джошуа сердце. Не зная, что ответить, она коснулась дрожащей рукой горла.

– С тех пор как вы нас покинули, с ним стало… трудно.

Боже, он безошибочно нашел ее слабое место. Взгляд Эмили переметнулся на лицо Митча, на которое падала глубокая тень. Его выражение было так же трудно определить, как и цвет его глаз. Обычно они были светло-карими, но цвет этот менялся вместе с его настроением. Они делались то зелеными, как зимний сад, то – через минуту – серо-свинцовыми, как грозовые тучи.

– Вам не обязательно жить у меня, – быстро проговорил он. – Если это вас беспокоит.

У Эмили дрогнуло сердце. Разумеется, она не нужна ему в его доме, не то она снова сделает что-нибудь неподобающее и неприличное, заберется к нему в постель например. Опять.

– Я найду вам квартиру в городе и стану платить за нее.

– Помимо приплаты за внеурочные часы! – Эмили громко сглотнула. – Вы шутите?

– Разве похоже, что я шучу?

Нет, он выглядел серьезным и полным решимости, об этом свидетельствовало и выражение его лица, и вся поза.

Она раздраженно покачала головой.

– Но это просто смешно – тратить такие деньги…

– Суть не в деньгах. Я заплачу столько, сколько понадобится, Эм.

Из ее губ вырвался иронический смешок. Он заплатит, сколько понадобится! Никакие деньги не решат ее проблемы. Ее дом находится в двенадцати милях от города, но после того случая она не в силах заставить себя сесть за руль.

– Я не смогу ездить, Митч, у меня нет машины.

– Что же случилось с вашей «киа»?

– Мне нужны были деньги, чтобы заплатить юристам, – ответила она. Это была страховка, полученная за сгоревшую машину, перевернувшуюся после той бешеной гонки. Но об этом она никогда никому не сможет рассказать… – И прежде чем вы предложите купить мне новую машину, спешу добавить, что это ничего не изменит. Мой ответ – нет.

Очевидно, он ее не понял, поскольку после секундной паузы продолжил, как ни в чем не бывало:

– Вы сможете жить у Квейда и Шанталь. Всего-то и придется, что пройти через пастбище. А у них есть…

На нее накатила горячая волна гнева.

– Нет, Митч.

Он замер, выпрямился, подобрался.

Теперь в его глазах, кроме настойчивой решимости, она прочла еще и угрюмое недовольство.

– Прекрасно, тогда мы придумаем что-нибудь другое.

– Я говорю – нет, я не согласна на эту работу.

Он так изумился, что не сразу нашел, что ответить. Затем провел рукой по лицу, сверху вниз, таким знакомым жестом…

– Что мне сделать, чтобы вы передумали? – тихо спросил он.

Эмили покачала головой.

– Сожалею, Митч, но…

– Я не собираюсь сдаваться, Эмили. Даю вам несколько дней на раздумье. Назначьте свою цену.

Она смотрела в его удалявшуюся спину и горестно качала головой. Для раздумий ей не требовалось ни дня, ни даже пары секунд. Ответ дрожью прокатился по ее телу и замер в сердце, такой же ясный и волнующий, как всегда.

Твоя любовь, Митч Гудвин, – вот и все, что мне нужно.