Текст книги "Гарпии визжат (СИ)"

Автор книги: Бронислав Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Но если так – тогда Кэнэкта права. И Драеладр прилетел не напрасно. Спасение для Лулу ими обеспечено, а кто не желает спастись, тот всё равно не вынесет никакой выгоды.

– Что ж, – молвила тогда Марципарина вслух, – я подумала и решила воспользоваться предложением. Да, я взойду на спину дракона. И готова быть им унесённой в неведомые безопасные земли.

* * * Драеладр воспарил над башнями замка Окс, выровнялся, чтобы Марципарина с Кэнэктой не сползали по чешуе, сделал прощальный облёт замковой стены, после чего лёг на курс, известный ему самому.

Драконья спина была достаточно широка, чтобы закрыть обзор приникшим к ней пассажиркам почти до самого горизонта. Вдобавок два громадных белых крыла мерно взмахивали, закрывая каждое по полнеба.

Идеальный способ похищения невест, подумалось Марципарине, это, конечно же, на драконе. И захоти она запомнить дорогу, а не выйдет. Правда, на густые клямские леса, окружающие замок Окс, и смотреть-то без толку: нужных для прохода ориентиров с высоты не заметишь.

– Некоторым нравится так летать, – сказала Кэнэкта, судорожно впившись пальцами в чешую, – но я всё же предпочитаю более традиционный транспорт – воздушные замки. Правда, скрываясь от убийц, недосуг привередничать.

Бианка привередничать и не думала. Решилась, так решилась – чего уж там потом жаловаться. Жаль, конечно, что дорожные ориентиры ей не запомнить, но если поразмыслить, то запоминать их и не надо.

Ведь не придётся же ей потом одной, точно вдове, возвращаться на родину в замок Окс. Чичеро – вот кто за ней приедет. Вот кому пригодились бы ориентиры, да только всё равно не будет возможности передать. Ой, да нет нужды! Чичеро герой, он все ориентиры разыщет сам.

– Как думаешь, куда мы летим? – спросила Кэнэкта. – Да, верно, в Эузу. Если точнее, то в горный Ярал. Там у Драеладра большой дворец. Думаю, в нём он тебя и поселит.

Что ж, поселит, и ладно.

Но может, и не поселит. Что-то этот белый дракон чересчур молчалив и не слишком любезен.

Понимала ли Марципарина, что в Ярале её ожидает новая жизнь? Понимала, как не понять. Старая-то жизнь в пещерном городе Цанц ещё когда завершилась! Да и жалеть ли о ней, о жизни с мертвецами, под бдительным присмотром некромантов?

Сладкая жизнь в Оксе с верными наложниками – чуток веселее, но тоже без особой осмысленности. Спать с целым замком – мечта понятная, но это не её мечта. От безысходности и не такое учудишь, но чтобы подобного страстно желать – нет, Лулу не настолько разочарована в себе и людях.

Не стоит забывать, что Лулу – избранница Чичеро.

Со старой жизнью избранница Чичеро рассталась без малейшего сожаления, но в новую входить не спешила. Сама не отдавала себе отчёта, почему. Может, ожидала: вот придёт за ней любимый, тогда уж...

А коли не придёт, так ей без него новой жизни вовсе не надо. Так она решила для себя, ну а жениха известит уже по его прибытии.

В общем, приезжай, Чичеро, поскорее. Тебя ждут, и жить без тебя не могут, во всяком случае, отказываются. Приезжай, не томи, не валяй дурака, на тебе ведь одном, бесстыдник такой, всё в жизни держится!

И даже в долгом изматывающем перелёте, когда двум женщинам с превеликим трудом удавалось удержаться на гордой, ни разу не знавшей людской упряжи спине дракона, даже в нём для Марципарине всё держалось отнюдь не на Драеладре.

На посланнике Чичеро, и только на нём одном.

* * *

Дракон в полёте выглядел не слишком любезным.

Его новообретённая человеческая дочь – тоже.

Ни при первой встрече, ни в дороге Марципарина с Драеладром и парой слов не обмолвились. Уж наверное, не случайно.

Он молчит именно потому, что прекрасно чувствует, в каком она состоянии, подумала Бианка. Я же молчу, далее подумала она, потому что желаю скорей видеть Чичеро. Дело в том, что я взрослая женщина, и в мои годы впервые встречаться с отцом не столь интересно, ибо попросту поздно. Отец мне требовался в раннем детстве. Оно прошло. Мой новый возраст требует совершенно иных встреч.

Кэнэкта, даром что не имела в себе ни ложки драконьей крови, её настроение тоже прочувствовала. Спросила:

– Зачем ты его отталкиваешь?

Если бы Лулу Марципарина знала сама!

Когда прибыли в Ярал, Драеладр Марципарину в гости не пригласил. Сам же, как только пассажирки бессильными кулями сгрузились со спины, перелетел от гостевого флигеля, куда их доставил, к центральному зданию дворца, в котором и обитал.

– Он хочет тебя поселить в гостевом флигеле, – сообщила Кэнэкта, хотя Лулу и так догадалась.

Повисла неловкая пауза.

– Мы находимся в верхней части Ярала, – сказала Кэнэкта, – отсюда открывается неплохой вид на город.

– Я вижу, – кивнула Бианка.

– Вон там внизу, видишь, в той стороне – выдаются вперёд и налево длинные деревянные строения? Это пирсы воздушных замков. От нашего воздушного порта уже рукой подать и до настоящего неба. Мы словно посредине между небом и землёй – интересно? Сюда, к Яралу, обычно только так и поднимешься – на воздушных замках до тех пирсов, а оттуда уже пешком в гору до верхнего дворцового комплекса. Пешком здесь можно полдня подыматься, в общем, можно сказать спасибо Драеладру, что подбросил до самого флигеля. Ну, или не сказать – по желанию...

– Мы ещё помиримся, – виновато вздохнула Марципарина.

Хотя это и вряд ли, добавила она про себя. Чтобы мириться, надо сперва поссориться, а даже для этого дочке с отцом надо лучше друг друга узнать. Но то – в будущем. Пока же Бианка устроится в гостевом флигеле, будет ждать Чичеро. Ну, и попутно – жить.

* * *

А может быть, всё было и чуть иначе. Память Лулу, нелинейная, как у большинства драконов, сохранила и другую версию её появления в Ярале. Какая достовернее – Кэнэкте видней, но самой Лулу второй версии доверять приятней, ведь она намного ближе к канону того, что обязано было здесь случиться.

В этой второй версии Бианка с Драеладром общались. Всю дорогу болтали, весь неблизкий полёт на чешуйчатой драконьей спине. Правда, общались молча, но для двоих драконов разве такое недоступно? Скрытность драконам и вообще свойственна. К тому же – вполне отвечает интимной стилистике общения отца с дочерью.

Если не виделись почти с младенчества, или около того, что же делать свои первые родственные переговоры достоянием внешних ушей?

Пусть эти уши даже выросли у единственной твоей подруги.

Рассказала ли Бианка Драеладру, как жила она в пещерном городе Цанц и воспитывалась некромантами? Конечно же, рассказала, отчего бы не рассказать. Дела прошлые, но отцу-то интересны. Ведь не чужой же человек, не безучастный мертвец, а свой родной дракон.

И о Чичеро Бианка рассказала? Да, и о Чичеро. Должен же Драеладр быть в курсе. Да и та странная задержка с вылетом из замка Окс – надо ведь было изложить её причины, чтобы отца зря не обидеть. А как их изложить, если промолчать о любимом? Нет, молчать не получится; этак с роднёй только разругаешься вместо возвращения домой из постылого царства мёртвых.

* * *

О нелинейности драконьей памяти Лулу Марципарине Бианке рассказал Бларп Эйуой. Рассказал намного позже, ведь и встреча с ним у Бианки состоялась не тотчас по прибытии в Ярал.

Прошёл едва ли не месяц уединённой жизни Бианки в гостевом флигеле, когда и Бларп явился в Ярал из долгого путешествия, и Кэнэкта привела его к Марципарине познакомить. Почему бы и нет?

Что примечательно, Бларп едва лишь представился – и тут же успокоительно заговорил о нелинейности драконьей памяти. Неужели Лулу настолько плохо выглядела, что пришлось её специально ободрять?

Ой, нет, не так: перед рассказом о нелинейности Бларп ещё успел задать парочку вежливых вопросов (Как долетели? Как вам показался Ярал?), а тогда уж и сам принялся вспоминать об особенностях драконьей памяти.

Может статься, что и не в Марципарине дело, а Эйуой, к примеру, себя же и успокаивал. Он ведь и сам человек-дракон, его тоже той нелинейностью подчас и с головой накрывает. И что, как не 'нелинейность' могло ему помешать внятно, без увёрток, ответить на простой женский вопрос: 'А где же Чичеро?'.

Ибо Бларп, как ей показалось, и знал ответ, и в то же время не знал.

В момент, когда белый дракон оставил двух женщин у гостевого флигеля и величественно уплыл в сторону главного дворцового здания, Бларп находился (бывают же совпадения!) в замке Глюм, рядом с Чичеро. Там назревали решительные выступления гостей замка против тирании великана, где Чичеро, как положено, сражался в первых рядах, ну а Бларп – тот, пожалуй, превзошёл ожидания Марципарины, ибо (так получилось!) не только все те выступления организовал, но и лично убил великана Плюста.

Признаться, Лулу надеялась, что подлого великана победит сам Чичеро, но раз уж Эйуой успел это сделать первым, так тому и быть. Лулу понимает: мужчин на земле много, и если героями желают стать хотя бы каждые два из десятка – то на всех злобных великанов никак не хватит. Отсюда вывод: надо делиться, и если Чичеро уступил Бларпу своё право свалить Плюста, то это к тому же благородно с его стороны.

– Вам признаюсь, – Эйуой обезоруживающе улыбался, когда это говорил, – что там, в Глюме, ни мне, ни Чичеро не было принципиально, кто из нас убьёт Плюста. Вот оставить его неубитым было бы легкомысленно, а всё остальное – подробности движения к цели. Если претендовать на точность, великана убил и не я, а огненная плеть – одно из немногих средств, способных противостоять противникам такого типа. Просто плеть – оружие, покорное лично мне, я не мог его передать кому-то другому.

Лулу слушала и понимала: ну да, Чичеро поступил мудро, что не стал зря размахивать рыцарским мечом, а выпустил вперёд человека с более подходящим оружием. Чичеро проявил смирение и выдержку. Он молодец.

– Более того, – Бларп о некоторых эпизодах случившегося в Глюме говорил со смехом и изрядной долей самоиронии, – опыта героической борьбы поединок с Плюстом прибавил мне очень немного. Видите ли, в такие моменты я, как правило, вхожу в особое состояние. Как бы примеряю на себя образы мудрецов и героев прошлого, позволяю кому-то из них водить моей рукою. Потом и вспомнить подчас затруднительно, кем я в той схватке был и что конкретно делал.

– Да, понимаю, – отвечала Лулу, – нелинейность памяти.

Нет, всё-таки очевидно: Бларп говорил именно о себе. А Марципарину зачем упомянул? Ну, потому что и она тоже – драконьего рода.

В Глюме хитрый Бларп Эйуой был самим собою, а параллельно – следовал древним авторитетным силам, воображая себя мудрецом Авдрамом из многим известного свода цанцких и карамцких легенд. Потому-то и сумел организовать отпор Плюсту: именно Авдрам был изначально на такое способен, а сам Эйуой – лишь постольку-поскольку.

И вот, вспоминая перипетии захвата хорошо охраняемого плюстовского замка, Бларп и попадает в ту нелинейность, о какой говорил. Что сделано самим Бларпом, а что Авдрамом – кто задним числом разберёт, если в момент деяния разделения между ними не было?

В повествовании о глюмских событиях Эйуой вдавался в многочисленные подробности, наверное, и потому, что представлял сразу две точки зрения – легендарно-мифического Авдрама и свою собственную. И всё же всякий рассказ когда-нибудь подходит к концу, и к концу рассказа Бларпа у Марципарины оставался всего один вопрос.

А Чичеро-то где?

Злобный великан побеждён, самое время отправиться на розыски любимой женщины, ведь так? Великанша Клюп в замке Окс должна была намекнуть вырвавшемуся на свободу рыцарю, где искать. Да, Ярал оттуда далековато, но ведь ничто не указывает на то, что Чичеро хоть коня поворотил в нужную сторону!

– У посланника Смерти Чичеро после нашей победы над Плюстом остались ещё дела, – с уклончивостью пояснял Эйуой.

Да какие дела-то?!

Что за дела способны оправдать?..

Много позже, когда уже и Чичеро в Ярале каким-то случайным ветром появился, Марципарина ненароком узнала, что то были за дела. Чушь всякая некрократическая: сбор теней мёртвых крестьян ради полноты влияния кучки сместивших Умбриэля заговорщиков на исход цанцкого вече. И это – вместо того, чтобы вернуть себе любимую женщину. Что за дрянная мертвечина угнездилась в честном слове рыцаря!

Ну не обидно ли?

Глава 7. Клопы просвещения

Как это ни смешно, занятия всё-таки начались. Оксоляна и думать не гадала, что её посещение службы в кафедральном соборе Цига затянется так надолго, но так уж получилось: одно влекло другое, за другое цеплялось третье, а там и первое возвращалось по второму-третьему-очередному разу.

Оглядываясь назад, уземфская царевна с удивлением вспоминала прошлые этапы своего пути в состав цигского некрократического воинства. Кажется, на каких-то из них уйти ещё было реально.

Два званых вечера в самом начале были вообще ни о чём, после них, усыпляя бдительность, её даже отпускали домой, то есть – в особняк банкира Карамуфа. Служба с её чередованием проповедей и молитв выглядела куда как серьёзнее, но была только прологом к основному действу, за ней же состоялась якобы просто трапеза, которую, однако, Мад Ольгерд превратила в далеко не гастрономическое мероприятие.

Эта трапеза, совмещённая с первым серьёзным испытанием, стала точкой невозврата, ведь в результате образовалась боевая септа, в которую входишь уже не вполне добровольно. То есть, конечно, вроде и добровольно, но то при условии правильности воли.

Начиная с того трапезного испытания по домам уже никого не отпускали. Другое дело – что не больно-то и хотелось, ведь в септе обретаешь какую-то... Одним словом, ангелоликость. Когда ты самой себе напоминаешь то добрую тётушку, то злобную чернильницу, как-то по ходу дела соображаешь уже и о том, что домой в этих образах являться не слишком уместно. Угу, объясняй потом домочадцам, кто ты теперь и что с тобой стало.

Положим, Оксоляну в её предоставленных Карамуфом покоях и ждать-то некому. Лишь верный евнух Ынышар, вывезенный ещё из Уземфа. Ещё сам Карамуф, подумала бы царевна, когда бы с некоторых пор не понимала: Карамуф с Ангелоликой в деле. Кто меньше всех удивится долгому отсутствию Оксоляны, так это, несомненно, хитрый, как лиса, карамцкий банкир.

Не случайно ведь его имя (Оксоляна потихоньку заглядывала) стоит одним из первых в списке учителей её септы.

* * *

Бальзамировщик Фальк, отдалённо знакомый Оксоляне по давнишнему посещению Цанца, был для их септы самым первым учителем. Знакомство с предметом 'Основы бальзамирования' потребовало не меньше пяти недель.

Всё это время септа безвылазно провела в подвальных помещениях собора Вечнотраурной Смерти, неизменно являясь для учёбы и подкрепления сил в Трапезный зал.

Задиктовывание мудрёных рецептов заняло львиную долю отведенного времени. В порядке развлечения между тугопонимаемыми монологами Фальк демонстрировал барышням принесенные собой препараты набальзамированных частей человеческого тела. Глаза, носы, челюсти, мозги, сердца, кишечники, печени, матки и семенники весело плескались в его разноцветных колбах и пробирках, окружённые геле– и золеобразными баользамировочными средами. Дамы из обучаемой септы поневоле на них заглядывались – и подолгу, превозмогая тошноту. Больно уж не хотелось возвращаться к монотонным спискам ингредиентов.

– А не боитесь, что мы всё выучим, и сами станем бальзамировать людей? – уже под конец курса спросила Данея.

– Нет, не боюсь. Предмет не зря назван 'Основы бальзамирования'. Именно основы вы и постигнете. А если не сможешь конкурировать с виртуозами, скажу заранее – лучше и не пытаться.

– Да, мы-то, конечно, слышали, что вы виртуоз... – произнесла с чуть скептической интонацией писица из Глукща. Наверное, она имела в виду, что истинные виртурозы дело делают, а ремесленники средней руки обучают, кого не попадя.

– Нет, вы ещё не знаете, какой я виртуоз! – взвился бальзамировщик с утрированным ударением на слове 'какой'. – Поглядите-ка туда, за свой трапезный стол, красавицы! – велел он почти зло. – Кого вы там видите?

Ученицы поглядели. Ну да, единственным бессменным седоком за столом оставалась та статуя Умбриэля Цилиндрона, которая вовсе не статуя. Весь фокус Ангелоликая Мад уже давно раскрыла... Или ещё не весь?

– Это всё я, это мои вяжущие бальзамы! – похвалился Фальк, указывая на сидячее тело вконец остатуевшего Цилиндрона. – В заговоре против этого высокопоставленного мертвеца моя роль была самой ответственной, но и самой интересной. А главное – самой опасной! Представьте-ка, если бы господин Управитель Цанцкого воеводства вдруг догадался, что за бальзамами я его поил в течение недели? Тут бы многим несдобровать, но бальзамировщику – первому. Так что вы видите перед собой очень-очень рискового человека, – Фальк аж надулся от удовольствия, которое ему доставили собственные комплименты.

Тут Оксоляна решила вернуть учителя поближе к теме:

– Вы ведь в Цанце были главой бальзамировочной гильдии...

– Был, – кивнул Фальк аккуратной пурпурной головой.

– Не жалеете?

– Нет, не жалею! – громко расхохотался Фальк. Как по Оксоляне, так и чересчур громко.

Чтобы не дать ему вернуться к зачитыванию очередного рецепта, члены септы принялись вслух сомневаться. Бальзамировщик повёлся – кинулся развеивать сомнения.

– Что мне давало бальзамирование? Да, стабильный доход. Да, солидный статус. Но тратить всё своё вечное посмертие на бальзамирование чьих-то тел – нет, не предел моих мечтаний.

Знаете, барышни, – Фальк усмехнулся с утрированной загадочностью, – мои мечтания почти беспредельны, но и беспределью какой-то предел положен. Так вот... – он перешёл на заговорщический шёпот, – этот предел... мною вот-вот будет достигут! Каким образом, спросите вы?

Отвечу! Мне предстоит одна недолгая командировка, которая окупит всё моё посмертие. Здорово, а?

– Неслыханная щедрость! – фыркнула Данея. – Только кто платит-то? Ангелоликая? Кажется, я угадала...

– А вот и нет! Ангелоликая, конечно, участвует, но деньги не от неё. Они от того, кто снабжает деньгами саму Ангелоликую. Поняли?

– А кто снабжает деньгами Ангелоликую? – царевна Оксодляна прикинулась круглой дурочкой, не способной заметить своей бестактности.

– Разведка! – одними губами произнёс Фальк.

– Ну да?

– Оказывается, в разведке можно заработать гораздо больше, причём за один раз, без долгих муторных процедур, без возни с полуживыми телами, без вечных проблем с сокрытием трупных пятен, – заговорил бальзамировщик тихо, с примерной быстротой.

С каждым словом разведывательный бальзамировщик воодушевлялся всё сильнее. Разговор-то зашёл о деньгах, а деньги красноголовый ремесленник любил преданно.

– Именно в разведке крутятся сейчас настоящие деньги. Вы знаете, сколько стоит раскачать царство или королевство средней руки? О, вы даже по арифметике не проходили такой цифры. А я – знаю! Ведь я ныне не просто бывший глава цанцкой гильдии бальзамировщиков. Я теперь и пишусь-то с большой буквы! – бальзамировщик подбоченился, поглядел горделиво. – Так вот, Я – таков, что пущу по миру саму Эузу!

* * *

О том, где и какие деньги крутятся на самом деле, боевой септе царевны Оксоляны поведал второй учитель – старый знакомец Карамуф из Карамца, учебный курс которого поражал красноречивостью названия – 'Выгода'.

У царевны и малейшего сомнения не возникло, что о выгоде старик Карамуф знает всё. Но зачем боевой септе знания банкира?

Наверное, хотя бы затем, чтобы знать, насколько выгодна для умного мертвеца самоотверженная преданность некрократии.

Начал Карамуф издалека: с того, какая высокая добродетель таится в обыкновенной любви к золотым некроталерам. Мертвец может ничего больше не делать, и никого больше не любить, но если любит мёртвые деньги и способствует их накоплению, он уже тем и приятен Владыке Смерти. Владыка – он ведь всегда с теми, кто с ним заодно.

Тот, кто жертвует собой ради Владыки – вот хоть посланников Смерти вспомним – конечно, уже и тем угоден Мёртвому Престолу. Но кто жертвует собою за деньги, тот угоден вдвойне. Почему? А так Владыка получает не только благородную жертву, но и материально заинтересованного раба наживы.

Казалось бы, разница между жертвой и рабом в том, что раб чуть умнее. Только есть различие поглубже: жертва – предмет одноразовый, рабу же можно многое ещё поручить.

Раб наживы всегда предсказуем, он делает лишь то, что обеспечит его наживой, и так он творит вокруг и после себя разумный и предсказуемый мир. Универсальная единица такого мира – золотой некроталер.

Слушать умного Карамуфа было очень любопытно. К сожалению, сам он к тому, о чём говорил, быстро терял интерес, и тогда облегчал себе задачу заполнения учебного времени пространным цитированием по памяти. Банкир без труда воспроизводил целые страницы 'Восемнадцатизакония' и 'Священной книги ростовщика', в которых, будто бы, содержались скрытые иллюстрации к его явно высказанным идеям:

– 'Помни, что время – деньги; тот, кто мог бы ежедневно зарабатывать по десять некроталеров и тем не менее полдня гуляет или лентяйничает дома, должен – если он расходует на себя всего только шесть некропфеннингов – учесть не только этот расход, но считать, что он истратил или, вернее, выбросил сверх того еще пять некроталеров. Помни, что кредит – деньги. Тот, кто оставляет у меня еще на некоторое время свои деньги, после того как я должен был вернуть их ему, дарит мне проценты или столько, сколько я могу выручить с их помощью за это время. А это может составить значительную сумму, если у человека хороший и обширный кредит и если он умело пользуется им. Помни, что деньги по природе своей плодоносны и способны порождать новые деньги. Деньги могут родить деньги, их отпрыски могут породить еще больше и так далее. Пять некроталеров, пущенные в оборот, дают шесть, а если эти последние опять пустить в оборот, будет семь некроталеров и так далее, пока не получится – сто некроталеров. Чем больше у тебя денег, тем больше порождают они в обороте, так что прибыль растет все быстрее и быстрее'... И быстрее, и быстрее, и быстрее...

Так вещал Карамуф, и его монотонный голос, казалось, иллюстрировал в основном лишь ту истину, что вот лекция идёт, а денежки в карман ручейком капают. Потом спохватывался, говорил одну-две хорошо интонированные фразы от себя, и снова возвращался к первоисточнику:

– 'Тот, кто убивает супоросную свинью, уничтожает все ее потомство до тысячного ее члена. Тот, кто изводит одну монету в пять некропфеннингов, убивает все, что она могла бы произвести: целые колонны из некроталеров'...

– Постойте, учитель... – иной раз встревала переписчица из Глукша. -А можно спросить про свинью в вашем примере? Судя по тому, что вы говорите о её возможном приплоде, это – живая свинья? Но как такое можно совместить с идеалами некрократии?

Но Карамуфа так просто не 'срежешь':

– Да, свинья там живая. Но включена в особые ойкономические отношения, которые задуманы так, чтобы в скорости не быть ей живою. Разумеется, к вящей славе Мёртвого Престола и Владыки лично.

И не прикопаешься!

Лишь где-то к концу отведенного ему месяца Карамуф припомнил, что готовит он не совсем банкиров, и снова заговорил по-человечески.

– Я понимаю, – сказал он, – что стать истинно бескорыстным рабом наживы даже в нашем некрократическом мире дано не каждому. Иногда для выработки этого качества должно пройти несколько поколений мертвецов, а последнее возможно лишь в городах Дальнего Запорожья. Понимаю и то, что сам я безнадёжно далёк от этого идеала, ведь я мертвец лишь во втором поколении, а происхожу из нижневосточного Карамца, куда Порог Смерти не добрался и где варварски живые люди до сих пор ходят, как у себя дома...

– Не расстраивайтесь, учитель, – нашла повод ободрить его торговка Данея, которая, кроме всего прочего, была ещё и мастерицей подлизаться.

– Наконец, я понимаю, что вы – боевая септа, которая скорее будет тратить деньги некрократии, чем зарабатывать в её казну, – Карамуф состроил довольно-таки уморительную гримасу понимания, – но вот последнее из того, что я вам скажу, постарайтесь запомнить. Пригодится!

Септа послушно приготовилась запоминать. Лица напряжены, уши развёрнуты к источнику звука – поза внимания.

– К вам, как боевому отряду, происходящему из покуда варварских земель, главное требование таково: научитесь желать. Не бойтесь своих желаний, помните, что вы любимцы некрократии, которая даст вам всё, что ни попросите. Ваши желания – это то, что помогает некрократии держать вас в узде, – Карамуф пристально поглядел на семёрку женщин. – Я надеюсь, здесь все хотят попасть в некрократическую узду?

Его наперебой заверили, что так и есть, все именно этого и хотят.

– А кому важнее всего держать вас в узде?

Карлица Тупси выпалила первой:

– Ангелоликой!

Оксоляна подумала и сказала:

– Самому Владыке Смерти!

– Некрократии в целом! – изощрилась глукщская переписчица.

– А вот и нет! – расхохотался Карамуф. – Узда важнее всего вам самим. Узда, наброшенная на вас – это гарантия. Гарантия чего? Того, что некрократия вас никем другим не заменит. Ясно, почему?

– Почему?

– Да зачем искать на ваше место кого-то другого, – прыснул банкир, -если вы уже и так в узде, а на него эту самую узду ещё подобрать надо!

Разумно. Что и говорить, разумно.

– Поэтому, – Карамуф снова заговорил назидательно, – старайтесь хотеть всего и побольше. Заглядывайте в древние трактаты и развивайте всё по порядку: алчность, гордыню, сребролюбие, честолюбие, тщеславие, сладострастие – все эти качества дают прекрасные поводы обращаться к щедрости некрократии. Чем больше захотите, тем в большей вы безопасности. Некрократия видит, сколь многим вы ей обязаны, и тоже не беспокоится на ваш счёт. А если вы вдруг ничего не хотите, – Карамуф аж скривился, – тогда некрократии с вами неуютно.

– Учитель, – заметила Оксоляна, – но ведь всем нам и так что-то надо в землях, откуда мы приехали в Циг.

– Разумеется, царевна, – Карамуф в силу давней привычки выделял её из других учениц в септе, – но вот представьте, что вы вернулись к себе в Уземф. Некрократия сделала вас царицей. Вы усаживаетесь на престол и видите, что всё вокруг вроде бы ваше... И это самый опасный момент.

– Почему?

– Потому что у вас появляется соблазн что-то решать самостоятельно, какие-то блага – получать и помимо некрократических отношений. И даже если вы успешно поборете эти новые соблазны, некрократия всё равно в отношении вас будет настороже. Знаете, до каких пор? Пока вы надёжно не сядете на все заготовленные для вас крючки. Поэтому – не сторонитесь крючков. Крючки вам даруют безопасность.

* * *

А ещё царевна, хоть не очень быстро, но запомнила имена своих товарок по септе. Что попишешь – пришлось ради большого дела. Пусть многие из них были неблагозвучны, но уж какие есть. Кроме клямской торговки Данеи да отшибинской карлицы Тупси Оксоляна сравнительно легко запечатлела смешное наименование переписчицы из Глукща. Бац – так её звали (полное имя Бацилла). Бац из Глукща – ничего себе имечко.

Оставалось трое. Звали их Кси, Рюх и Клементильда, но кого как – здесь Оксоляна путалась. Кажется, Клементильдой именовалась тупая купчихина дочка, тогда дама не слишком увесистого поведения из Шкмо забирает кошачье имечко Кси, а свинячье название Рюх – достаётся оставшейся. Это если царевна снова в них не запуталась.

Хорошо, хоть другие септы занимались не здесь, в подвальных помещениях вокруг Трапезного зала, а были куда-то переведены. Видимо, ещё по итогам испытания тараканами септа Оксоляны была признана самой многообещающей, вот её и оставили в лучшем месте.

А то запомнить семь десятков имён простолюдинок – это всё же не для царевны занятие.

* * *

В первые месяца полтора подготовки (или переподготовки – она называлась по-разному) оксоляниной боевой септы у царевны даже не было возможности хоть на денёк отвлечься от обучения.

Нельзя было ни отдохнуть дома, ни просто пройтись по городу, ни наведаться к платяным и ювелирным лавкам Центрального рынка Цига.

Сама Оксоляна неуступчивую Ангелоликую даже ни о чём не просила. Она наблюдала, чем заканчиваются просьбы Данеи, Тупси да купеческой дочки – а те все втроём были мастерицы просить.

Хорошо, хоть среди учителей её септы оказался Карамуф. Слушая его лекции, царевна могла закрыть глаза и воображать, что находится сейчас у банкира в приятной домашней обстановке. Ведь это один и тот же человек, хотя в роли учителя и ведёт себя иначе. Намного менее подобострастно, кстати сказать.

А в конце первого дня преподавания курса 'Выгода' Карамуф улучил минутку чуть ли не наедине, чтобы наскоро сообщить: дома всё по-прежнему, все вещи на своих местах дожидаются хозяйку, верный слуга Ынышар по-прежнему столуется со слугами самого Карамуфа. В общем, можно смело проходить переподготовку и ни о чём не беспокоиться.

– Скажите, Карамуф, вы знали... – царевна замялась, – чем увенчается моя встреча с Ангелоликой на службе в соборе?

– Конечно, знал, – не стал отпираться банкир, – но это знание из числа тех, которые по просьбе Мад Ольгерд не афишируются.

– Значит, принимая меня в своём доме, вы изначально были не на моей стороне, а только в свите Ангелоликой? – Оксоляна подумала, не обидеться ли. Кстати, и обиделась бы, если бы не обязанности перед снптой.

– На вашей, – мягко возразил Карамуф, – просто я знал чуть больше о предстоящем развитии вашей стороны, вот и всё. Вы ведь в любом случае собирались встретиться с госпожой Мад? Я так и подумал. А другой возможности встреч с Ангелоликой и не предусмотрено. Ныне все в Циге непременно вступают в септы – мода такая. И все проходят переподготовку – таков ритуал. Думаете, такое впервые? Ничуть не бывало. Вот рыцари Ордена посланников Смерти – те даже не просто так учились, а заканчивали лучшие университеты Запорожья. Правда, слишком уж элитарное образование рыцарям так и не помогло, их Орден не так давно разорён, погибли все ни за грош. Вот потому-то ваши септы, дорогие дамы, – Карамуф поклонился, так как дамы за спиною царевны уже и собрались, а она, увлечённая расспросами, их не заметила, – так вот, ваши септы будут учиться по-новому. С упором не на теоретические изыски, как было у посланников Смерти, а на практическую пользу...

– Так что же это получается! – переписчица Бац из Глукща быстро захлопала бледными своими ресницами. – Получается, из нас готовят каких-то новых посланников Смерти?

– А вы до сих пор этого не поняли?

Как не понять. Боевая септа тоже не зря ведь так называется. Видать, действительно боевая. И кроме покуда не изученного искусства боя много чего дополнительно будет уметь. Например, чуток ангелоликости никогда не повредит при разведке в тылу врага.

– Ах, так вот, что мы такое! – вырвалось у царевны. – Мы – это и есть 'новый проект' Ангелоликой, о котором шла речь ещё тогда, на званых вечерах у той пары тётушек? – банкир кивнул. – Так значит, этот проект – не что иное, как возрождение рыцарства на женской основе?