Текст книги "Гарпии визжат (СИ)"

Автор книги: Бронислав Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 4. Воля к страсти

Надо заснуть. Или проснуться. Войти в состояние, которое будет хоть как-то определено. Не получается. Тот недосон, в котором Лулу Марципарина Бианка дежурит у постели маленького Драеладра, чем-то подобен мертвецкому посмертию.

Посмертие тоже ни смерть, ни жизнь. Оно где-то между. И тоже длится отвратительно долго – пока не сгниёт бальзам. Срок окончания посмертия можно легко ускорить. Объятия Марципарины, которые бальзам воспламенят – не худший способ ускорения. Правда, сами мертвецы думают иначе.

С Лулу Марципариной им ещё повезло, наверное думают мертвецы из Цанца. Ну да, здорово повезло, что Управитель Умбриэль Цилиндрон и некромейстер Гны сохранили для медленного гниения их упитанные бальзамами тела, спасли от собственной непутёвой доченьки!

Повезло им и с самой Лулу Марципариной. Ну, вешалась им на шеи, не без того. Но ведь дожидалась обоюдного решения! Никому своих жарких объятий не навязала насильно, давала шанс унести ноги.

Повезло им, конечно, и с собой самими, поскольку как только Марципарина отвернётся, или родичи нахмурятся, или Гны с Цилиндроном нагрянут, они ноги в руки – и поминай, как звали.

Редкостное везение. Счастливый, можно сказать, случай.

Марципарина Бианка в полусне бормочет иронические фразы, быстро теряет нить и силится вспомнить, кого же она последнего награждала убийственным сарказмом. А, что там вспоминать. Посланника Смерти Чичеро – вот кого. Даже если говорила о ком-то другом, весь сарказм – только ему. В безраздельное пользование. Может, в сундуке пригодится.

...Ах да, вот о чём она думала: о прошлых!

Ну да, Лулу Марципарина ведь теперь уже дама с историей. Правда, история – в основном отрицательного свойства. Прошлые – не значит бывшие. У растяпы Лулу они именно так 'прошли', что толком-то их и не было! А всё почему: не догнала!

Обидно ли Марципарине, что ни одного мертвеца в её объятиях так и не сгорело? И да, и нет. С одной стороны, она ведь не бочка заморского пороха, чтобы почём зря воспламенять мёртвые тела. Этак и красоты своей неземной очень быстро лишишься, и здравие пострадает, да и боли телесной сколько придётся вынести – не наплачешься!

С другой стороны, что ж они, стервецы такие, от любови девичьей отказывались? Определённо, заслужили худшего. Гореть им в объятиях за отказ от нежных объятий – и долго гореть, прочувствованно и вдумчиво!

С третьей стороны, если бы кто дерзнул, и отважился, и не отверг – такого смельчака Марципарине Бианке было бы ой как жалко! И чувствовала бы свою несправедливость – несправедливость всего в себе: и желаний, и решений, и самого появления на свет.

А с четвёртой стороны, что же о мертвецах-то горевать? Вот же: всё образовалось! И родился у неё прекрасный сын. И так чудно переливаются на свету его серебристые чешуйки, что диво дивное. И зовут его Драеладр, а у драконов это – первое имя! Откуда же, спрашивается, грусть и печаль?

Но откуда-то грусть и печаль пришли. И о чём-то сказали.

Ой, да полно! Воспоминания о мертвецах – глупая глупость, жалкая жалость и потакание слезоточивой ерунде. Не состоялось в твоей жизни мертвецов, ни одного, кроме, разве, Чичеро – и радуйся, дурочка!

Это ведь враки, что мертвецы – высшая раса. Никакая не высшая: бедные, обманутые люди. Захотели жить, как в Запорожье, а Запорожья-то из живых никто и не видел. Вот и закачали в себя бальзамы, которые при общении с настоящими женщинами вспыхивают и горят – жалеть таких надо.

Да, поведение мертвецов уязвляло женскую гордость именно в ту пору, когда много чего решается. Да, умнее Марципарина Бианка стала потом, а с детства – имела ли случай усомниться в той навязчивой 'истине', будто мертвецы выше. Но теперь-то Бианка прозрела, думает иначе. И верно, прозрела. И правда, иначе. И в глупости она больше не верит, это тоже так. Но в истории-то были настоящие чувства. К тем предметам, в какие верила тогда. К тем людям, чьего расположения искала. И к тому единственному странному мертвецу, чьё – нашла.

Бларп говорил, что в случае общения мертвеца с драконом воспламенение бальзамов – беда не единственная. Что с мертвецом произошло бы ещё много чего, если бы несчастный не погибал сразу. Но возможности повременить с погибелью у него нет, вот потому до конца неизвестно, какие другие беды возможны при таком контакте.

Может, в её отношения с Чичеро вмешались эти скрытые причины?

* * *

Конечно, в юности Лулу, прошедшей в Цанце, было что вспомнить и приятного, весёлого, интересного. Интересным обеспечили книги да учителя-некроманты (то-то и вышел интерес пополам со скукой, ведь отравлять чужую любознательность они мастера), а весёлым и приятным – живые люди. Ясно, что эти живые были не слишком гордые: их специально нанимали для 'скрашивания' её юных лет. Потому и отношения с ними были из числа тех, что 'не считались'.

Ну да, 'не считались'. Но роль-то свою сыграли.

Униженная частыми отказами мёртвых молодых людей, Марципарина подумывала о том, чтобы замкнуться в гордом одиночестве. Почему нет? Пусть сами попрыгают, чтобы попасть в её поле зрения.

Идея-то благая, но вот с воплощением... Замкнуться и не желать – оказалось выше девичьих сил. Этого попросту не позволил драконий темперамент. Попробуй замкнись, когда энергия бурлит и каждый миг изнутри тебя размыкает! А после очередного неудавшегося 'замыкания' попробуй дальше себя уважать.

Вот тут-то Марципарину и спасли живые люди. Ловко?

Выход оказался донельзя прост, и раньше к нему не прибегли дишь потому, что он вовсе не выглядел выходом, ведь живые – ну никак не могли быть ровней Лулу. Живых аристократов марципарининого возраста в Цанце давно не осталось, а не аристократы – что им делать в покоях известно чьей дочери? Чёрная работа, уборка в её отсутствие – вот и всё, на что могут рассчитывать 'живцы' из простонародья. А придёт она – так некроманты тут как тут, а волшебников в фиолетовых мантиях простолюдины пугаются.

Странно, но мертвецкое предубеждение против живых долгое время разделяла и Лулу – сказывалось воспитание. Что с того, что живая и она сама? Если и живая, так по-другому: в силу каприза. Иное дело – тёмное простонародье, неспособное на посмертие заработать. Как таких уважать? Их даже мертвецы поскромнее именем и достатком порой за людей не держат, а уж дочери самого Цилиндрона и взглянуть на таких неприлично.

А надо заметить, что истинная причина, по которым к ней не пускали мёртвых, Марципарине до сих пор была неясна. Она думала – просто против Умбриэль Цилиндрон, который сам желает выбрать для дочери подходящую партию. Логично ли было так решить? Да вполне! А значит, если даже мёртвые аристократы Цилиндрону нелюбы, то что говорить о вовсе безродных 'существах'? Чтобы выходу найтись, понадобилось расстояние. Вблизи он не был заметен. Приехал он, откуда не ждали – из царства Уземф.

Уземфская царевна Оксоляна путешествовала по землям Предпорожья в сопровождении своего мужского сераля. Царевна недавно вошла в посмертие, а вот сераль имела совершенно живой, что немаловажно. Один из лучших в ремесле доставления утех. Каждого наложника в подобных сералях натаскивают с раннего детского возраста, и к совершеннолетию те обязательно превращаются в утончённые 'машины наслаждения'.

В какое море восторга окунулась Марципарина, когда кривляка Оксоляна своим сералем поделилась – трудно вообразить. Ещё труднее было бы ожидать, чтобы надменная уземфка оказалась столь подельчива – но тому нашлась веская причина. В посмертии Оксоляна совершенно разучилась получать удовольствие от невольничьих ласк – и сералем своим тяготилась.

А тут – восторженная покупательница, с которой можно слупить за невольников очень выгодную цену.

'Беру всех! Оптом!' – воскликнула Марципарина, надеясь, что Умбриэль Цилиндрон воспротивится не категорично. Услышав об оптовой покупке, Оксоляна надула губы и твёрдо заявила, что скидки не сделает. Дружба дружбой, как говорится, но деловые отношения святы.

Подумаешь! Марципарина и не помышляла ни о какой скидке. Единственное, что её тревожило: деньги на приобретения сераля предстояло получить от отца, а даст ли суровый Умбриэль себя разжалобить?

Если не даст, я...

Но что бы такое обидное для запретителя измыслить, Лулу так и не нашлась. И даже не потребовалось, поскольку Цилиндрон согласился.

Почему согласился? Вывод очевиден. Живых наложников уземфского разлива цанцкий воевода за людей не считал, а признавал исключительно дорогой – но игрушкой. А дочери такую игрушку купить важно по той причине, что девушка должна ведь следить за модой! А что наложники нынче вошли в моду, о том Умбриэль как-то давненько слышал.

Наверное, перед окончательным решением отец обратился за советом к некромейстеру Гны. Тот же, зная подоплёку вопроса, не раздумывая, заявил: 'Для доброго здравия вашей дочери это единственный выход'. И в самом деле, кому, как не Гны, оценить красоту решения: живые берут на себя задачу, непосильную для мёртвых, и драконица остаётся удовлетворена.

И тогда Марципарина удовлетворилась. И снова, и снова: уземфский сераль работал, как песочные часы с механизмом переворачивания колб. Она радовалась почти по-детски, и не по-детски мстила трусливым мёртвым аристократам, и мстить им с живыми нижневосточными парнями оказалось невыносимо приятным занятием.

Умелые ребята Джамил, Зульфио, Зухр, Хафиз, Лейн, Гюльч и Атай старались на совесть, помогали друг другу в сложные моменты и, когда Лулу желала надолго забыть обо всём, кроме наслаждений, наперебой доказывали свою неутомимость в ласках. Ведь умеют! С такими партнёрами ты приподнимаешься и летишь, и видишь у них в глазах себя красивую.

Между тем, красавице Бианке ни на миг не почудилось, будто всё, что происходит между ней и её новым семиглавым любовником, имеет хоть какое-то отношение к любви. Вовсе нет: она ни разу не забывала, что наложники ей не ровня. Вот если бы мертвецы...

Но мёртвые отпрыски аристократических родов Цанца всё так же её игнорировали, либо сбегали подальше от неподдельного гнева Цилиндрона. И даже спустя время, когда Управитель Цанцкого воеводства заметил, что годы идут, а подходящей для Марципарины партии нет, как нет, когда перестал разгонять осторожных молодых людей, а принялся привечать – даже тогда её продолжали избегать, уже строго по личной инициативе.

Чтобы подразнить мёртвых трусов, Лулу принялась озорничать, не считаясь ни с каким этикетом. Что она вытворяла в довольно людных оконечностях цилиндронова дворца, это уму непостижимо. Стыдно и вспоминать, хотя вспомнить зачастую приятно. Уземфский сераль своей новой хозяйке во всём подыгрывал, и даже словом никто не обмолвился, что какие-то из чересчур смелых её выходок находит сомнительными.

Цилиндрон какое-то время терпел, но терпение лопнуло быстро. Тогда он позвал посоветоваться некромейстера Гны. По итогам их разговора заботливый отец сделал дочери новый дорогой подарок. У разорившейся великанши Клюп он выкупил Окс – один из чудных замков Клямщины.

Именно там, в Оксе, Марципарине предстояло теперь кувыркаться со своими семерыми подневольными живыми наёмниками. С одной стороны – ну и славно: никто точно не помешает уловольствию. С другой стороны, ей, оказывается, очень хотелось, чтобы именно в Цанце её заметили и оценили незаурядную смелость поведения. Эх, молодо-зелено.

Приобретение замка Окс – о, что за роль оно сыграло в жизни Лулу Марципарины! Её мир стал намного шире, да и не просто шире: он впервые вышел на поверхность земли. Цанц, как его ни превозноси, всё же пещерный город, и удивительно красивый дворец Умбриэля Цилиндрона, где проходили её дни до того, находится целиком в подземной части. Сам дворец снаружи и не виден, он представляет собой причудливую череду интерьеров, украшенную череду внутренних пространств.

Иное дело – замок Окс. Существующий не только изнутри, но и снаружи. В нём даже себя начинаешь словно впервые снаружи видеть. Ибо кто ты сама, как не такой же вот гостеприимный замок?

Но главное – свобода. От мелочной опеки учителей-некромантов, которые в Окс за ней не поехали, поневоле передав функцию контроля над наследницей великанше Клюп. Та, хоть и продала замок, а всё же продолжала в нём обитать, поскольку идти ей было особенно некуда – вот и согласилась присматривать за Марципариной. Для оправдания своего там присутствия. Великанша и правда за ней смотрела. Но – сквозь пальцы.

Некроманты с Гны во главе остались недовольны, но смирились. Они ведь и так основательно перебрали полномочий, продолжая воспитывать и чему-то учить Марципарину и в тот период, когда в большинстве аристократических родов дети считаются выученными и достаточно взрослыми, чтобы вступать в ряды мертвецов. .

Она плюс семеро наложников плюс великанша Клюп. Ну, ещё какие-никакие слуги да стража на стенах. Лулу быстро вошла во вкус замковой жизни. Теперь она не так уж и часто наезжала в Цанц. Смысл?

Иной раз надменный папаша Умбриэль Цилиндрон делал вид, что по ней соскучился. Марципарина шла навстречу её скуке, но нехотя. В каждую встречу отец дарил ей всё новых наложников, выписанных из тех даотних земель, где такому ремеслу обучают: из Уземфа, Карамца, Лопвонарое. Дочь благодарила его за заботу и по случаю выслушивала какие-то наставления, придуманные Цилиндроном прямо по ходу краткой беседы с дочерью. Отцовской мудростью полагалось восхититься, что Марципарина и выполнялаю. Пара наложников из-за моря ведь стоят пары кивков с дежурной улыбкой?

Месяц-другой натужного существования в Цанце – и снова Окс, опять свобода и целые горы нетрудной женской радости. Так может и жизнь пройти, а ты в радостях и не заметишь – ведь жизнь и твоя, и наложников, конечно же, короче посмертия цанцких мертвецов.

Примерно в те года Марципарина Бианка познакомилась и с Эрнестиной Кэнэктой. Та сказалась мелкопоместной клямской дворянкой, давней приятельницей великанши Клюп. Второе было истинной правдой, а вот первое – не обязательно. В своё родовое поместье Кэнэкта не приглашала никого и никогда. Зато в Окс к великанше по-соседски наведывалась.

Но главное – Кэнэкта, как и Марципарина, была живая! Что и послужило основанием дружеских отношений, даром что клямская соседка превосходила Лулу годами – лет этак на десяток. То, что в посмертие Кэнэкта к своим годам – пусть не преклонным, но основательно зрелым – так и не собралась, она объяснила индивидуальной непереносимостью мертвецких бальзамов. Что ж, у всякого человека свои болячки. Марципарина вон сама не понимает, почему она не мертвец.

Госпожа Кэнэкта в жизни дочери Цилиндрона появилась не просто так. Она представляла разведку враждебной Цанцу далёкой Эузы, но в первые несколько встреч такого о человеке не поймёшь. Живая – ну и к лучшему. Объединены общей бедой.

Там, в замке Окс, новые подруги подолгу разговаривали, но не скажешь, что Кэнэкта с ходу кинулась вербовать Марципарину в свои шпионы, либо агитировать против некрократии. Не было этого. Говорили просто так, о жизни, о женской судьбе. Тяжёлая и грустная, в общем-то, судьба, но при чём тут некрократия?

Ещё развлекались – не без того. Шутка ли: замок доверху наполнен наложниками одной из подруг. Что ж им прозябать без дела, пусть отрабатывают немалые деньги, за которые куплены или наняты.

В природной своей щедрости Марципарина с готовностью делилась изрядными человеческими ресурсами со старшей подругой. Та не злоупотребляла, но и не отказывалась – как и надлежит хитрой шпионке, чтобы не вызвать подозрений. Отказалась бы – вышла бы из образа. И уж кто-кто, а Марципарина сразу бы подумала, что перед ней никакая не подруга, а разведчица из Эузы.

Именно через Марципарину – как новая её подруга – Кэнэкта получила доступ в закрытый город Цанц. А ведь подозрительный Умбриэль Цилиндрон год от года ужесточал систему пропуска. Многие даже добропорядочные мертвецы, не говоря уже о живых, проезжали поворот на Цанц по Большой тропе мёртвых – только бы не останавливаться у дозорных башен, не предъявлять несколько раз документы, не заполнять декларацию о цели приезда, не выстаивать очередь в случае желания попасть в пещерную часть города. Так ведь Цанц – из тех городов, у которых весь смысл заключён именно в пещерной части.

Кстати, Чичеро именно по этой причине игнорировал Цанц все разы, когда мимо него ездил – аж до того самого года, когда в городе случилось некрократическое вече, а Порог Смерти пришёл в движение на восток. Первый раз Кэнэкта появилась в Цанце в образе скромницы, ходила по городу с великой осторожностью. Весь её вид показывал, что дама ещё жива, и немало этого стесняется. Но рядом с Лулу Марципариной разве скромную роль надолго выдержишь? Постепенно Кэнэкта настолько освоилась, да и примелькалась, что стала вести себя шумно, вызывающе. Женщины с Клямщины – они действительно зачастую так себя и ведут. Между прочим, в качестве зрелой живой женщины Кэнэкта ухитрилась ни у кого не вызывать подозрений по единственной причине: рядом всегда была не менее живая Марципарина, а секретная причина отказа в посмертии молодой дочери самого Цилиндрона составляла куда более сильную интригу. В общем, если у Кэнэкты в Цанце имелись какие-то разведывательные задачи, она могла их без лишних затруднений выполнить. Да только главным делом разведчицы оказалась она сама – Марципарина Бианка.

Поддерживать отношения и исподволь, мелкими шажками, способствовать осознанию своей скрытой драконьей сути. Причём эта задача настолько превосходила своей значимостью любые остальные, что размениваться на мелочи подруга себе не позволяла. Погоришь на ерунде, а ведь на приёмную дочь Цилиндрона в тайной игре Эузы сделаны основные ставки. От кого в Ярале ожидали рождения нового Драеладра? Неведомо, как заранее догадались, но – от неё. И чтобы выполнить в Ярале своё предназначение, Марципарина Бианка должна была быть сюда привезена.Вразумлена, подготовлена. И Кэнэкта её действительно вразумляла и готовила, да ещё участвовала в перевозке. Ибо где-нибудь в Цанце кого-нибудь вразумлять, а тем более, готовить – может быть опасным.

* * *

А вот затем в Цанце впервые появился посланник Смерти по имени Чичеро. И на симпозиуме, посвящённом дню рождения Лулу Марципарины, прекрасно выполнил завидную роль героя дня. Держался с достоинством, но не скучно. Умело поддерживал к себе интерес. То есть, показал себя душкой.

И Марципарина, давно поостывшая к мертвецам, при виде этого нового мертвеца-героя – не могла не воспылать неудержимыми страстями. Драконий темперамент, что с ним поделаешь!

Они встретились в Зеркальном зале у бассейна. Лулу Марципарина была в скромном, но выразительном зелёном платье, в руках держала последний роман Зраля – пыталась читать, но безуспешно. В тот день, как она решила, роман должен закрутиться наяву.

Увы, Чичеро ни о каком романе не думал. Да разве Марципарине привыкать? Прямо с ходу (к чему откладывать?) она сделала ему предложение руки и сердца. Или сердца и руки?

Герой оказался в замешательстве, бормотал нечто невразумительное. Во всяком случае, невразумительное для Марципарины. Вместо безоговорочного согласия, он подавал реплики из совершенно другой, не уготованной ему роли, которая его не красила. Сказал, что предложенной чести он не достоин. Что не сможет составить её счастья.

Говори, говори, нежно думала Марципарина, глядя на героя лучистыми глазами. Ведь ты герой? Значит, достоин любой чести. А счастье моё – не твоя забота. Я сама тебе помогу мне его составить.

Понимала ли она, что её, как бы это сказать, не особенно хотят? Конечно, понимала: как не понять? Но вместе с тем понимала и другое: этот мертвец в героическом ореоле просто сам ещё не понял своего счастья. Ей ли не знать, что в отношении чувств мертвецы – люди приторможенные. Пока они в себе разберутся, живая невеста уже соскучится.

Рыцарь пытался избежать судьбы. Думал незаметно покинуть симпозиум. Детство какое! Разумеется, для восстановления счастья и справедливости всякое средство не бесполезно. Марципарина обратилась к своему отцу, которого, надо сказать, в тот момент почти полюбила. Да, скорее всего, этот отец ей не родной. Да, приёмный. Но – можно подумать, другие мертвецы не приёмные отцы. И главное – он ведь готов сделать всё для счастья дочери! Не на словах, на деле.

О том, что пора бы выдать Марципарину замуж, Умбриэль Цилиндрон и сам уже пару лет, как подумывал. Привычно дарил ей новых наложников, а сам приговаривал: готовься, мол, подыщу тебе кого-нибудь навсегда. Вот только заняться этим вопросом доселе не успевал. Всё дела городские, да спасение некрократии, да происки Живого Императора, да посильная помощь Владыке Смерти. Наверное, хорошо, что не успевал: Марципарина ведь специально готовилась ему перечить.

И вот теперь всё замечательно сложилось. Выдать дочь замуж за героя, который заведомо не станет целить на место тестя, при том что она сама того хочет – этак одним решением снимались все нудные трудности. Дело за малым – известить будущего зятя о сроках обряда. В беседе с отцом герой Чичеро пытался прибегать к своим детским увёрткам – но не на того ведь напал! Перечить самому Умбриэлю Цилиндрону – такое могла себе позволить разве что любимая дочь, да и та была в себе не вполне уверена, поскольку ещё не пробовала. Жениться – значит, жениться: что непонятно?!

У сурового Управителя Цанцкого воеводства был на этого посланника ещё один надёжный рычаг давления: ведь Чичеро в Цанце что-то было нужно. Ему требовалось содействие в странном занятии: в сборе по окрестным замкам теней мёртвых крестьян. И это задание, скорее всего исходило не лично от Владыки Смерти, а от начальства пожиже. Так вот, чтобы его тебе выполнить, досточтимый герой, изволь сначала жениться.

Отцовская позиция была примерно такой, в подробности Марципарина не вникала, да ей и не потребовалось. Мертвецы редко отступают от велений здравого смысла, вот и Чичеро, взвесив сопутствующие выгоды, надежды и риски, в предоставленный Цилиндроном срок принял ожидаемое решение. И лишь малую уступку выговорил: женитьба – через полгода, обручение – на третий день. Честное слово рыцаря.

Ура! Он согласен!

На радостях Лулу была готова горы свернуть. Видя, что своему согласию суженый не так уж и рад, она постаралась ему доказать, что радоваться всё-таки надо! Так, накануне церемонии она встретила его неодетой и даже исполнила ради него завлекательный танец с двоими заморскими наложниками – последним подарком отца. Кажется, перестаралась.

Нет, Чичеро не остался глух к её обнажённым прелестям – такого и быть-то не может, но скрыть своё вожделение сумел успешно. Зачем, непонятно. Может, наложников стеснялся? Но, как бы то ни было, обряд обручения состоялся. Чичеро из Кройдона и Лулу Марципарина Бианка сочетались предварительными узами во имя Смерти. Обряд, что для невесты особенно важно, провёл ещё один из её вероятных отцов – некромейстер Гны. В общем, благословлена со всех сторон.

И что, дело сделано? Но прямо с обручения Чичеро уехал. Вопреки всем требованиям хвалёной рыцарской учтивости. Конечно, в таком поведении было много желания досадить Лулу и негодования на недобровольный характер своего согласия на женитьбу.

Бианка обратилась было к Умбриэлю Цилиндрону с этой новой обидой: 'Но как же, отец... Он теперь посвящён мне, значит он должен...'. Оказалось, вовсе не значит, и не так уж и должен. 'Условия договора он выполнил, – заметил отец, – чего же тебе ещё надо?'. Любви, хотелось ответить Бианке, но почему-то постеснялась. Да, в договоре с Чичеро пункты насчет любви только лишь подразумевались.

'Успокойся, – строго сказал отец, – этот рыцарь уехал не навсегда. Ему ещё придётся вернуться в Цанц, когда соберёт мёртвые души. Тут-то, доченька, ты его и сцапаешь!'. Мол, дело за тобою: не промахнись.

Скромное, но утешение.

* * *

К кому же пойти со своими треволнениями, как не к старшей подруге? Можно ещё к наложникам, но то годится только чтобы забыться. Марципарина Бианка желала иного: повлиять на судьбу.

'Дорогая, я ведь в курсе', – напомнила Кэнэкта.

В общем-то, Марципарина и сама это помнила. Кэнэкта присутствовала при всех основных перипетиях её отношений с Чичеро, начиная ещё с первых минут их встречи на симпозиуме. Была в центре событий, но влиять не пыталась, что как-то даже на неё не похоже. Растерялась она, что ли? Это притом, что посланнику Смерти она всё равно не понравилась. Чичеро нашёл её – пустой, что ли?

'Я наблюдала за вами', – улыбнулась Кэнэкта.

Не то, чтобы молча наблюдала, напротив, успела с Чичеро поговорить, но как-то нейтрально, без обычного своего нажима, который в прошлые наезды в Цанц ещё сильнее отпугивал от Марципарины молодых мертвецов.

'Мне показалось, что у вас будет серьёзно', – пояснила Кэнэкта.

В ту пору Марципарина и думать не гадала, что милейшая Эрнестина на самом деле разведчица, и не из рядовых. Зато позже, приискивая подходящие объяснения поступкам, словам и намёком подруги, Бианка легко поняла причину, по которой та отгоняла прочь мертвецов. Но благодаря чему с Чичеро всё пошло иначе? Он что, не выглядел таким же мертвецом, как они? Или внушал опасения чёрным плащом посланника Смерти? Но может, и впрямь Кэнэкта пронялась мощью и серьёзностью чувства младшей подруги, поняла, что такое – дуновением не погасишь?

'Что же мне делать? – с мукой спросила Марципарина у покуда не раскрывшей себя подруги. – Ждать его в Цанце, как советовал отец?'.

'Ни в коем случае! – возразила Кэнэкта. – Кто ждёт суженых да мужей с подобных продолжительных секретных миссий, те дожидаются лишь старости'.

'Но что же ты посоветуешь?' – насторожилась Бианка. И тогда многоопытная подруга сказала: 'Ехать на Клямщину, в замок Окс'.

'То есть, ты предлагаешь вовсе его не ждать?' – взвилась Марципарина. Но нет, Кэнэкта измыслила план получше. 'Чичеро ведь будет ездить по замкам Клямщины, – сказала она, – вот у нас и появится шанс его перехватить!'.

Ого! За такую идею Марципарина готова была уступить подруге до конца её дней весь свой разношёрстный мужской гарем с романтическим замком Окс впридачу!

* * *

И подруги выехали в Окс. Марципарина, так получилось, безотчётно доверилась Кэнэкте, как будто перехват странствующего по Клямщине рыцаря молодой женой выглядел делом решённым. Как будто не могли они с Чичеро разминуться.

'А мы точно его встретим?' – забеспокоилась Бианка уже в дороге.

'У меня в Цанцком воеводстве много друзей, – загадочно произнесла Кэнэкта, – и в особенности на Клямщине. Друзья не подведут'.

Оказывается, у Кэнэкты действительно были какие-то специальные возможности, чтобы вопреки слепоте воли случая резко повысить шансы молодожёнов на встречу. Могла ли такое предполагать Лулу? Необычно надёжные и разветвлённые связи охватывали всю Клямщину, позволяли отслеживать путь Чичеро от замка к замку.

Дня не прошло, как внезапный весельчак-попутчик уже донёс первые сведения о путешествии Чичеро. С экипажем Лулу поравнялся жеребец каурой масти, а всадник прямо спросил, не едет ли в нём некая госпожа Кэнэкта. Пара чёрных наложников и возница, в сопровождении которых приятельницы ехали к Оксу, с перепугу чуть не кинулись наутёк, но Кэнэкта поспешно высунулась в окошко и признала одного из 'друзей'. Сказала: 'Здравствуйте, Бабозо! Какими судьбами в здешних краях?'. А тот возьми да и ляпни: 'Хочу поделиться сведениями касательно странствий в здешних краях некоего Чичеро Кройдонского, рыцаря Ордена посланников Смерти'.

'Делись!' – соизволила Кэнэкта. И Бабозо поделился.

По его данным, означенный Чичеро первым долгом зарулил в замок Мнил, принадлежащий утонувшей родне великанского отпрыска по имени Ом. Там он-де общался с Омом, единственным из хозяев замка, которого болото так и не засосало. С Омом он заключил договор на приобретение теней его мёртвых крестьян, однако по причине неграмотности великана поимкой теней был вынужден озаботиться лично. Поскольку же каждая из теней бродит, где хочет, то провозится рыцарь ещё порядочный кусок времени, вероятнее всего, с недельку.

'Что ж, – усмехнулась Кэнэкта, лукаво подмигивая Марципарине, – раз у нашего рыцаря дела не очень-то клеятся, лучше нам чуток повременить со встречей. Поедем-ка далее в Окс! А за Чичеро пусть мои друзья приглядывают. Как только достигнет крупного успеха – тут и мы прибудем да поздравим. Ему будет приятно нас слушать, а нам того и надо'.

Однако потом, когда подруги уже вновь обвыкались жить в свободном от условностей Оксе, пришла весть, что Чичеро пропал.

'Мнил стоит разграбленный, – сказал один из новопроявленных 'друзей' Кэнэкты, * * * Третий учебный курс был снова по бальзамированию. И названьице-то какое: 'Бальзамирование полутрупа'. Оксоляна думала, читать будет снова Фальк, но вмнсто него явился совсем другой бальзамировщик; имени его царевна не запомнила. Бальзамировщик первым делом указал на то, что он вовсе не Фальк. И, хотя последнее и так было заметно, посвятил именно этому вопросу целые сутки рассуждений. Оказывается, не-Фальком быть очень правильно, потому что Фальк – это вчерашний день и архив некрократии. – Да вы поосторожнее, – почему-то оскорбилась за Фалька Данея, – между прочим, ваш конкурент с разведкой теперь сотрудничает. – Во-первых, мне он не конкурент, – объявил безымянный бальзамировщик, во-вторых, он потому и сотрудничает с кем угодно, что в ремесле не смог удержаться. Кто к нему всерьёз относится? Из нас, бальзамировщиков гильдии Цига – никто. – Он в прошлом руководил гильдией бальзамировщиков Цанца... – Правильно. Руководил. И где теперь гильдия бальзамировщиков Цанца? Полагаю, там же, где и сам Цанц. А кто виновен? Тот, кто руководил. Знаете ли, кто его рукоположил на гильдейское руководство? – Ну, наверное, совет гильдии... – А вот и нет! Лично Умбриэль Цилиндрон! – отчеканил фальковский конкурент. – Вопросы, касающиеся посмертия, Управитель Цанцкого воеводства никогда не выпускал из-под своего контроля, знаете ли... И где теперь Умбриэль Цилиндрон? – бальзамировщик издевательски расхохотался и ткнул пальцем. – Да вон он, за столом сидит! Одна беда – подняться самостоятельно не может. А кто его в эту глыбу превратил? Фальк. Ишь ведь как отплатил за добро! А всё почему? – Наверное, в действиях Фалька была определённая выгода, – строгим голосом предположила Оксоляна. Столь строгим, словно вынородить Фалька пыталась. Хотя к чему ей это? – Ясное дело, парню хорошо заплатили! – закивал его коллега из Цига. – И коли не ему, заплатили бы кому-то другому. Но соображение-то надо иметь, что ты теряешь, обращая в камень собственных благодетелей! В нашем ремесленном деле таким путём потеряешь всё. – Так то в ремесленном. А в свете некрократии? – когда царевна спрашивала, голос её звенел. – А, ну, разве что в свете некрократии... – смешался бальзамировщик и заговорил уже строго по делу. О том, кто такие есть полутрупы в строгой научной и ремесленной терминологии. специально нашедший её и Марципарину в замке Окс, – не знаю, что там стряслось у великана Ома и его гостя, но бывает-то всякое. Может, кто-то из них и выжил'.