Текст книги "Темная богиня"
Автор книги: Бри Диспейн (Деспейн)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Я поежилась, представив себе Джуда – испуганного, беззащитного.
– Я бесновался и орал на Джуда, как орал на меня мой отец. Мне хотелось, чтобы он страдал так же, как я, а он даже не пытался защититься и принимал все удары смиренно, будто христианский мученик. Волка это лишь раззадорило. – Дэниел перевел дыхание.
– Я сказал Джуду, что заберу не только деньги, но и его новую куртку. Знаешь, что он сделал? Он поднялся на ноги перед витражом с изображением Христа, снял куртку и отдал ее мне. «Бери, – сказал он. – На улице мороз, тебе она нужнее». Он подал мне куртку с таким безмятежным видом, что я утратил дар речи. Я не понимал, как он может вести себя так, будто я не сделал ничего плохого. Тогда-то меня и охватило желание прикончить его. А потом словно жидкое пламя обожгло мои вены, я забился в припадке… и кинулся на Джуда.
Затем я помню лишь, как очнулся под открытым небом, невдалеке от прихода. Моя одежда исчезла, повсюду блестели осколки цветного стекла. Я был с ног до головы перемазан чужой кровью, но не помнил, что случилось. Гэбриел говорит, что так всегда бывает поначалу: после превращения оборотень не отдает себе отчета в своих поступках. Я чуть не обезумел и бросился на поиски твоего брата, но потом увидел, что он лежит без сознания в кустах, весь израненный, и понял, что натворил.
Я прижала руку к груди. Сердце колотилось так бешено, словно хотело выпрыгнуть из груди.
– Это сделал ты или волк?
Дэниел помолчал несколько секунд.
– Волк вышвырнул Джуда в окно, а я оставил его одного, хотя видел кровь на его лице и знал, что он нуждается в помощи. Но я убежал – взял деньги и бросил его на произвол судьбы.
Дэниел встал, скрипнув стулом. Я поняла, что он приближается ко мне, увидев его отражение в глазах кошки-ходиков.
– Хочешь знать, что было дальше? – спросил он, остановившись совсем близко.
Я не ответила, но он продолжал:
– Тех денег мне хватило на три недели. Я спустил пять тысяч кровавых долларов на грязные мотели и на девчонок, которые говорили, что любят меня, пока не кончалась дурь. К концу третьей недели я достаточно протрезвел, чтобы вспомнить все, и ударился в бегство. Но куда бы я ни бежал, волк оставался со мной, от него мне было никак не скрыться. Поэтому я бежал дальше, пил, глотал и колол все, что помогало заглушить воспоминания, и в конце концов снова оказался здесь.
Он подошел совсем близко, как в ту ночь, когда я поцеловала его в лунном свете.
– Ну как, не передумала меня спасать? Теперь ты знаешь, кто я. – Его дыхание обожгло мою щеку. – Можешь ли ты посмотреть мне в глаза и сказать, что любишь меня?
Не глядя на него, я схватила свой рюкзак и пошла прямо к выходу. Бутылки с льняным маслом и лаком остались на столе.
Взявшись за ручку двери, я остановилась и с трудом выговорила:
– Джуд не нарушал клятвы. Это я пожаловалась на твоего отца. Ты превратился в волка из-за меня.
Распахнув дверь, я взбежала вверх по ступенькам и бросилась к фургону. Бесцельно проколесив около часа по городу, я кое-как доехала до дома и сразу отправилась в постель.
Я утратила способность думать и ощущать. Внутри у меня воцарилась пустота.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
КНИГА ТАЙН
Понедельник.
На следующее утро я проснулась среди скомканных простыней. Ночная рубашка пропиталась холодным потом и прилипла к телу. В голове пульсировала боль, словно кто-то сверлил мой затылок дрелью, намереваясь проделать сквозное отверстие. Я искоса глянула на будильник. Было намного позже, чем я думала.
Я заставила себя встать с постели и отправиться в душ.
Стоя под струями горячей воды, я с благодарностью ощущала, как она покалывает кожу, смывая оцепенение. Только тогда слезы наконец хлынули из моих глаз.
Если верить маме, я никогда не плакала, даже в раннем детстве. Я просто не видела в этом смысла. Слезами горю не поможешь. Но когда соленые капли покатились по моим щекам, смешиваясь с водой из душа, меня будто прорвало. Я рыдала среди клубов пара, надеясь, что глухое жужжание вентилятора заглушит мои всхлипывания. Казалось, наружу вдруг устремились все мои невыплаканные слезы. Я захлебывалась рыданиями, а перед глазами вставали образы из прошлого: Дон Муни держит серебряный кинжал у папиного горла, маленького Дэниела избивает разъяренный отец, мать уводит его от нас, меня и Черити отправляют на три недели к бабушке без всяких объяснений. Я оплакивала смерть Мэри-Энн, исчезновение Джеймса, раны Джуда.
Но горше всего я рыдала из-за того, что узнала вчера о самой себе.
Я чувствовала себя мошенницей. Отец говорил, что мое имя означает благодать и помощь, ниспосланную свыше. Как он ошибался! Грейс Дивайн – слон в посудной лавке, она умеет только совать нос в чужую жизнь и портить все, к чему прикоснется. По пятам за ней идут досада и разочарование.
Зачем я тогда вмешалась, что мне стоило промолчать? Ах, если б я могла вернуться назад и все исправить.
Как бы все сложилось, не влезь я тогда не в свое дело? Быть может, Дэниел так и остался бы белокурым соседским парнишкой, если бы я никому не рассказала о его отце? Они с моим братом дружили бы по сей день. Джуд был бы цел и невредим. Дэниел остался бы человеком.
Но разве я могла закрыть на все глаза? Наверное, тогда отец Дэниела до сих пор издевался бы над ним, а может, уже замучил бы его до смерти. И как было не помочь Дэниелу, когда он вернулся? Он ведь так дорог мне – даже теперь, когда я знаю всю правду.
И все же я отказывалась поверить, что предпочла Дэниела собственному брату.
Когда я впервые за много лет упомянула о Дэниеле в кругу семьи, лицо Джуда исказилось от боли. Тогда я поклялась ему, что буду держаться подальше от Дэниела и его тайн. И что же? Вместо этого я снова привела в наш дом единственного человека, который когда-либо поднимал на брата руку. По моей милости Джуд теперь страдает, медленно погружаясь в пучину страха и гнева.
– Ненавижу тебя, – сказала я сквозь водяную завесу и стукнула мокрым кулаком по стенке ванной, воображая, будто передо мной стоит Дэниел. – Ненавижу, ненавижу!
Ложь. Я вовсе не злилась на Дэниела, хотя знала, что это мой долг.
Я предала своего брата дважды.
Вода остыла, но я продолжала стоять под душем. Ледяные струи больно хлестали кожу, ненадолго заглушая угрызения совести. Наконец я вылезла из кабинки, скорчившись, доковыляла до туалета и рассталась с жалкими каплями жидкости, которые чудом задержались в моем теле. После этого меня охватила такая слабость, что я с трудом доползла до кровати, все еще кутаясь в мокрый халат.
Дом опустел. Все остальные, должно быть, разошлись по своим делам. От давящего безмолвия вновь сдавило виски. Я прикрыла воспаленные глаза, и тишина окутала меня вязким коконом. Временами я проваливалась в забытье, наверстывая упущенный сон, но каждый раз просыпалась измученной и разбитой.
Я провела в постели два дня.
Среда.
Родные оставили меня в покое. К моему изумлению, мама даже не пыталась отправить меня в школу, за что я была ей очень благодарна. Время от времени она подсылала ко мне Черити с едой. Та оставляла поднос прямо у порога, а несколько часов спустя забирала нетронутые тарелки, таращась на меня, как на чумную. Я гадала, вправду ли все поверили, будто я больна. Больше всего меня страшила мысль, что домочадцы знают о моем позорном поступке. Посмею ли я заговорить с Джудом, причинив ему столько зла? Как я теперь покажусь на глаза людям?
После полудня я вдруг услышала звуки из отцовского кабинета, который находился прямо под моей комнатой, и удивилась, как папа оказался дома. По средам в приходе обычно хватало забот, к тому же Джуд проводил там свое социологическое исследование. Я вспомнила, что в последнее время отец просиживал над книгами недели напролет. Что же он делал?
Внезапно меня осенило. В том, что случилось, виновата не только я!
В кабинете.
– Ты все знал, – сказала я с порога.
Папа оторвался от чтения и поднял на меня глаза.
Влетев в комнату, я подскочила к его столу.
– Ты знал, кто он, и все равно привел его к нам! – Я схватила том, на обложке которого тусклым серебром мерцало: «Оборотень». – Вот зачем тебе все эти книги! Ты помогаешь ему.
Какое лицемерие! Всю жизнь родители вбивали нам в голову, что секреты – это дурно, и вот, пожалуйста, главным хранителем тайн оказался мой родной отец.
Я швырнула трактат на стол, опрокинув лампу.
– Ты впутал нас в эту историю, а вовсе не я.
Папа поправил очки, закрыл свою книгу и отложил ее в сторону. Он казался таким невозмутимым, что я чуть не лопнула со злости.
– Я ждал, когда же ты наконец придешь, – сказал он, словно образцовый пастор, увещевающий непутевого прихожанина. – Я надеялся, что ты быстрее решишься, если оставить тебя в покое. Закрой дверь и садись.
Подавив чувство протеста, я послушалась и взяла еще одну книгу, но обнаружила, что ее страницы испещрены непонятными символами, похожими на арабскую вязь.
– Итак, ты хочешь знать, почему я помогаю Дэниелу, – начал отец. – Все очень просто, Грейс, Он сам попросил меня об этом.
– Когда?
– Дэниел обратился ко мне полтора месяца назад. Я готовился к его возвращению.
– Но с чего он вдруг решил вернуться?
– Он разве не сказал тебе?
Небрежно листая книгу, я задержалась взглядом на одной из иллюстраций. Гравюра изображала превращение человека в волка. Жуткую сцену освещала полная луна.
– Он упоминал, что путь в Трентон лежит через художественную школу. Но это ведь только предлог, верно? Холи-Тринити тут ни при чем.
«Дэниел просто внушил мне, что у нас общая цель, лишь бы добиться моего сочувствия».
– Такую легенду мы с ним придумали, – подтвердил папа. – Но это не значит, что Дэниел не хочет поступить в Трентон. Он стремится обрести ту жизнь, которой лишился. – Сцепив руки, отец подался вперед. – Грейс, Дэниел вернулся, чтобы найти избавление.
Я ощутила внутренний трепет.
– А это возможно?
Папа уставился на свои руки.
– Покинув нас, Дэниел разыскал сородичей своего отца и попросил принять его в стаю. Но Урбат, принявшие волчий облик, редко обзаводятся потомством. Это против их природы. В стае позволено спариваться лишь вожаку. Дэниел был живым оскорблением их порядков. – Папа нервно хрустнул пальцами. – Думаю, эти древние существа понятия не имели, что делать с юным Урбат, тем более что он был сыном изгоя. Большинство старейшин отнеслось к Дэниелу с опаской. Альфа-волк назначил ему испытательный срок, взяв время на раздумья. В колонии Дэниел встретил одного человека…
– Гэбриела?
Папа кивнул.
– Гэбриел – бета-волк их стаи, второй после вожака. Он взял Дэниела под крыло или, правильнее сказать, лапу, рассказал ему историю волчьего народа и обучил навыкам самоконтроля, которые оттачивались столетиями. Дэниел носит на шее поистине уникальный амулет. Он помогает ему сдерживать внутреннего зверя и сохранять разум и хладнокровие, оказавшись в шкуре волка. Этому камню много веков. Надеюсь, у Гэбриела найдется еще один… – Папа устало потер щеку ладонью. Под его глазами залегли темные круги.
С тех пор, когда я видела его в последний раз, он еще больше осунулся.
– Гэбриел имеет большое влияние на свою стаю, но даже он не смог убедить других старейшин принять Дэниела. Думаю, воспоминания о его отце были слишком свежи в их памяти… Они прогнали мальчика.
Я опустила голову. К длинному списку тех, кто отвернулся от Дэниела, прибавились новые имена. Я и сама попала в число отступников в тот самый вечер, когда не сумела взглянуть ему в глаза.
– Так или иначе, пока Дэниел находился в колонии, Гэбриел успел поведать ему, что существует способ избавиться от власти волка и спасти свою душу. Он не стал вдаваться в подробности, сказал только, что описание ритуала придется поискать, и посоветовал заручиться помощью Божьего слуги. Он велел Дэниелу возвращаться домой – туда, где его любят.
– Потому он к тебе и обратился, ведь ты – Божий человек.
– Верно. В поисках чудесного средства я изучил все, что было написано по этому вопросу. – Папа указал на книжные залежи. – Я пришел к мысли, что разгадка этой тайны должна быть как-то связана с религией, раз найти ее под силу только служителю Господа, и вспомнил, как много лет назад познакомился с православным священником. Рассказывая мне о реликвиях, которые хранились в его соборе, он упомянул сборник писем одного монаха, совершившего путешествие по Месопотамии в эпоху Крестовых походов. В ту пору меня мало занимала эта тема, но мой собеседник тогда в шутку сказал, будто рукопись – доказательство божественного происхождения оборотней.
Выдвинув ящик стола, папа достал деревянный футляр с крышкой, инкрустированной золотыми солнцами и лунами.
– В прошлый четверг я потратил полдня на поездку в православный храм. Мне пришлось долго уговаривать священника, но в конце концов он согласился одолжить манускрипт нашему приходу. Я знал, что должен найти ответ.
– У тебя получилось? – Мое сердце пустилось вскачь. – Ты вылечишь Дэниела?
– Нет. – Папа не сводил пристального взгляда с коробки. – Я больше не в силах ему помочь.
– Что значит «нет»? Ты не нашел лекарство или не можешь его исцелить?
Папа снял очки и аккуратно положил их на стол, потом откинулся на спинку стула.
– Скажи мне кое-что, Грейс. Ты любишь Дэниела?
В смятении я принялась разглядывать ногти.
– Разве я могу любить его после того, как он обидел Джуда?
– Ты любишь его? – настойчиво повторил отец. – Да или нет?
К моим глазам подступили слезы. А я-то думала, что выплакала их все, до последней капли.
– Да, – тихо прошептала я.
Папа вздохнул.
– В таком случае от меня больше ничто не зависит. – Он поставил коробку передо мной, внутри что-то громыхнуло. – Тебе предстоит самой найти ответ. Я поддержу твое решение, но выбор за тобой.
Вечер.
Сидя на кровати по-турецки, я вертела в руках коробку. Мне не верилось, что недостающие кусочки головоломки действительно лежат в этом узком ларчике. Быть может, лекарства не существует, и меня ждет сплошное разочарование. Тогда ясно, почему отец выглядит таким усталым и расстроенным. Наверное, он считает, что я должна сама убедиться в этом и смириться с судьбой.
Однако, по словам отца, мне предстоит сделать выбор, а для выбора необходимо знание. Так что же я медлю?
Если честно, я просто трусила. Может, неведение и не сулит блаженства, но мне оно казалось в стократ лучше боли, которую принесли недавние открытия.
Застыв, я сверлила коробку взглядом, пока у меня не затекли ноги. Наконец я потянулась дрожащими пальцами к тусклому золотому замочку, откинула петлю и подняла крышку. Внутри лежала книга, с виду невероятно древняя и ветхая. Темно-синюю обложку тоже украшали золотые изображения луны и солнца. Я осторожно взяла книгу в руки, опасаясь, что она вот-вот развалится на куски, и заметила, что из нее торчат листки бумаги. Быть может, папа отметил важные отрывки, чтобы облегчить мне задачу? Бережно переворачивая хрупкие страницы, я добралась до первой закладки. Текст походил на письмо, написанное от руки блеклыми коричневыми чернилами. Папа упоминал, что это перевод, а не оригинал. Разбирая выцветшие строки, я пожалела, что не ходила к миссис Миллер на занятия по каллиграфии.
Дражайшая Катарина,
радостная весть о твоем браке с Саймоном Сент-Муном достигла меня как нельзя вовремя. Наш лагерь погрузился в отчаяние, пехотинцы и сквайры дрожат от страха, заслышав вой волков, что окружают нас по ночам. Они думают, что Бог позволит им пожрать нас за наши грехи.
Мой оруженосец Алексий утверждает, что это непростые волки, а Псы Смерти, о которых говорится в местных легендах. По его словам, некогда они преданно служили Господу, но потом дьявол сбил их с пути истинного, и ныне они обречены скитаться по Земле в образе диких тварей.
Милая сестренка, сквайр Алексий наверняка пришелся бы тебе по душе. Я не жалею, что взял его в оруженосцы после тех пожаров. Других местных юношей ждала более плачевная участь. Я молюсь о скорейшем, окончании этого похода и возвращении в Святую землю. Не для того я покинул родную деревню, чтобы убивать других христиан. Возможно, дьявол пытается и нас завлечь в свои сети.
Отец Мигель уверяет, что наше дело правое и Господь укрепит нас в борьбе с греческими предателями.
В дверь моей спальни тихонько постучали. Накрыв футляр и книгу одеялом, я крикнула: «Входи!» – ожидая увидеть Черити с ужином.
– Привет. – В дверях стоял Джуд. Подойдя к кровати, он вручил мне темно-зеленую папку. – Это тебе.
– Что там? – Я незаметно затолкнула книгу поглубже под одеяло.
– Все твои домашние задания. – Джуд сдержанно улыбнулся. – Оценки важны для поступления в колледж. Я не хочу, чтобы ты отстала, поэтому попросил Эйприл сделать копию конспекта по английскому языку. Но миссис Хауэлл говорит, что ты пока не вернула ей контрольную с подписью родителей.
Вот черт, об этом я начисто забыла.
– Я сказал ей, что тебе в последнее время нездоровится, и уговорил допустить тебя к пересдаче. Можешь переписать тест после уроков, когда поправишься.
– Ну и ну! Спасибо. Это очень… – «…похоже на Джуда». Чему я удивляюсь? Брат всегда вел себя именно так, потому он и был особенным. Но я-то думала, что теперь Джуд и знать меня не захочет. – Это очень мило с твоей стороны.
Джуд кивнул.
– Я подожду тебя после школы, когда будешь писать контрольную, чтобы тебе не пришлось идти домой одной. – Он двинулся к двери, потом обернулся и взглянул на меня. – Пора вылезать из постели, Грейси.
Он знает! Мне известно, что с ним произошло, и он об этом знает.
– Прости, что не слушала тебя, – тихо сказала я.
Джуд снова кивнул и закрыл за собой дверь.
Убедившись, что он спустился на первый этаж, я достала книгу с коробкой из-под одеяла и заперла секреты Катарины и ее брата в ящике стола. Хватит с меня загадок и тайн. Надо просто обо всем забыть и жить дальше, как Джуд.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ВЫБОР
В четверг утром.
На следующее утро мы с Джудом вместе отправились в школу. Проезжая по мерзлым улицам, я думала, что наше примирение ничего не изменило: мы по-прежнему молчали обо всем, что произошло.
Может, оно и к лучшему.
Джуд проводил меня к шкафчикам и отправился на поиски Эйприл, чтобы повидаться с ней до начала уроков. Оставшись в одиночестве, я попыталась слиться с толпой и весь день притворялась, что у меня все нормально. Получалось неубедительно.
Все вокруг сплетничали – главным образом, о жутких событиях минувших выходных.
Я надеялась, что за время моего трехдневного отсутствия в школе слухи утихнут. Как бы не так! Одни сочувственно шептались о Дженни Вилсон, нашедшей истерзанный трупик своей кошки посреди тупика. Другие обсуждали спасение Крошки Джеймса из лесной чащи. Третьи шушукались о преступлениях, в которых Джуд обвинил Дэниела. Хуже того, меня не покидало ощущение, будто о моей скромной персоне тоже судачат гораздо больше обычного.
Все вокруг подходили к листовкам с фотографией Джессики, расклеенным по школе, смотрели на ее длинные светлые локоны, большие оленьи глаза и сокрушенно качали головой, приговаривая: «Какая жалость!» А ведь им и невдомек, какая опасность ей угрожает на самом деле. Они понятия не имеют о подлинном ужасе. Они не знают, что в нашем художественном классе учится оборотень.
Что бы они все сказали, узнав правду? Нарекли бы Дэниела новым Маркхэмским монстром? Обвинили бы его во всех бедах, что стряслись за последнее время? Я остановилась на полпути к кабинету Барлоу. Неужели я сама в это верю? Нет, не может быть. Даже в обличье волка амулет помогает Дэниелу сдерживать звериные инстинкты, чтобы не навредить людям. Значит, он невиновен.
А вдруг папа с Дэниелом ошибались и кулон не действует? В обратном случае… что, если Дэниел бесновался, находясь в сознании?!
После звонка на урок я долго стояла в коридоре, не решаясь войти в класс, так как знала, что Дэниел там – доброжелатели успели сообщить мне, что сегодня он явился на занятия, и это меня ничуть не радовало. Сделав три глубоких вдоха, я взялась за ручку двери.
В здравом уме Дэниел не тронул бы тех несчастных, это сделал кто-то другой, но выяснять, кто именно, я не стану. Хватит с меня игр в частного сыщика.
Распахнув дверь, я прошла прямо к столу Барлоу, положила перед ним свой эскиз дерева и, не дожидаясь комментариев, отправилась через весь класс к своему ящику с красками и карандашами.
Когда я приблизилась к Линн и Дженни, обе немедленно смолкли. Искоса взглянув на меня, Линн что-то прошептала на ухо подруге. Не удостоив их вниманием, я достала из ящика акварель, кожей ощущая присутствие Дэниела. Нас разделяло всего лишь несколько шагов, его землисто-миндальный аромат пробивался ко мне сквозь едкую вонь растворителей и клубы меловой пыли. Так и не осмелившись посмотреть на него, я сгребла остальные принадлежности и поспешно села на свое место рядом с Эйприл.
– Я звонила тебе раз десять. – Не глядя на меня, она покрывала лист бумаги острыми, угловатыми линиями. – Могла бы хоть по электронной почте ответить.
– Прости. – Я открыла коробку с пастельными мелками и высыпала содержимое на стол, забыв, что там одни обломки.
– С ним покончено? – Эйприл слегка кивнула в сторону Дэниела.
Я взяла кусок красного мелка, но он оказался слишком крошечным, таким не порисуешь.
– Да, наверное.
– Вот и хорошо, – заявила Эйприл, отложив карандаш. – Джуд говорит, что Дэниел на тебя плохо влияет.
– А что он еще тебе говорил в последнее время?
Подруга вздохнула.
– Он злится, потому что ваш отец все пытается помирить их с Дэниелом. Якобы Джуд должен все простить и радоваться, что тот вернулся. – Эйприл непонимающе покачала головой. – Что за дела? Ведь Джуд – его родной сын. На что ему сдался Дэниел?
– Не знаю, – промямлила я, вспомнив о книге, спрятанной у меня в спальне.
– Джуд сказал что-нибудь еще?
«Интересно, много ли знает Эйприл обо всем, что у нас происходит».
Она неуверенно пожала плечами.
– Только пригласил меня на выставку Моне в университете завтра вечером.
– Как мило.
Я покрутила в пальцах другой мелок. Он тоже ни на что не годился.
– Да, но мама не пускает меня в город! После новостей о Джессике она вдруг решила за меня поволноваться. – Эйприл досадливо наморщила нос. – Наверное, мы просто посмотрим кино у меня дома. Присоединяйся!
– Нет, спасибо.
«Вот еще, опять глядеть на ваши с Джудом телячьи нежности!»
Эйприл извлекла свою коробку с мелками и пододвинула ее ко мне.
– Можешь брать мои, если хочешь. – Она наконец улыбнулась. – Я так рада, что ты пошла на поправку.
– Спасибо, – сказала я и тут же украдкой оглянулась на Дэниела. Сидя на другом конце класса, он смотрел в сторону с таким выражением, будто слышал нашу беседу от начала и до конца.
На душе стало совсем паршиво.
Несколько часов спустя.
Дэниел просил меня составить ему компанию на дополнительных занятиях с Барлоу после уроков и во время большой перемены, но я сомневалась, что его приглашение осталось в силе, а потому провела обеденный перерыв в библиотеке, хотя Эйприл звала меня в кафе. Я отсиживалась среди книг, пока не настала пора возвращаться в класс. Когда пятый урок подошел к концу, я пулей вылетела в коридор.
– Постой, Грейс, – окликнул меня Пит Брэдшоу.
– Привет, Пит. – Я чуть замедлила шаг.
– Все в порядке? – спросил он. – Я тебя уже третий раз зову!
– Прости, наверное, задумалась. – Поставив на пол рюкзак, я открыла свой шкафчик. – Что ты хотел мне сказать?
– У меня для тебя сюрприз. – Пит достал из полиэтиленового пакета коробку с пончиками и вручил ее мне. – Правда, они слегка подсохли. Я принес их вчера, но тебя опять не было.
– Э-э-э, спасибо. Но зачем?
– Ты задолжала мне дюжину пончиков накануне Дня благодарения. Вот я и подумал, что если купить еще коробку, ты точно не сможешь мне отказать. – Пит ослепительно улыбнулся.
– Отказать в чем? – осторожно спросила я.
Пит придвинулся ко мне и тихо произнес:
– Между тобой и этим Калби действительно что-то есть или вы с ним просто друзья?
Между мной и Дэниелом? Значит, я и вправду стала героиней школьных сплетен.
– Не волнуйся, – сказала я, – наши с ним отношения даже дружбой не назвать.
– Вот и хорошо, – кивнул Пит. – Надеюсь, что пончики пробудят в тебе угрызения совести, и тогда ты примешь мое приглашение на рождественский бал!
– Бал? – Я и думать о нем забыла.
Посвященным в тайны преисподней не пристало ходить на танцы.
– Конечно, с удовольствием! – сказала я. – На одном условии.
– Вот как?
– Помоги мне их съесть, а то я в платье не влезу.
Пит рассмеялся. Я открыла коробку, и он взял три пончика.
– Можно проводить тебя в класс? – спросил он, пока я запирала шкафчик.
Я улыбнулась. Ни дать ни взять, пятидесятые годы.
– Само собой, – ответила я, прижимая учебники к груди, и представила, что на мне сборчатая юбка и ботиночки с круглыми носами. Пит обнял меня за талию и повел по коридору, подмигивая любопытным.
До чего же он мил, галантен, уверен в себе. «Просто мечта», – подумала я, наблюдая за Питом. И тут же ощутила на себе пристальный взгляд темных глаз.
В среду на следующей неделе, перед большой переменой.
Сидя рядом с Эйприл, я перерисовывала старый снимок для своего портфолио. На фотографии Джуд удил рыбу за хижиной дедушки Крэмера. Мне нравилось, как солнечные лучи отражаются от его склоненной головы, подобно нимбу. Правда, пока я лишь набрасывала контур будущего рисунка, попутно стараясь передать чередование света и тени. Темных участков оказалось куда больше, чем я думала, и карандаш быстро стерся, превратившись в бесполезный огрызок, но я не отваживалась пойти и взять точилку – тогда мне пришлось бы приблизиться к Дэниелу.
За несколько минут до звонка Барлоу направился к его парте.
– Смотри-ка, Линн просто лопается от злости, – толкнула меня Эйприл.
И правда, Линн Бишоп гневно уставилась на Дэниела. Казалось, она вот-вот прожжет взглядом дыру в его спине. Барлоу тем временем встал рядом с ним, наблюдая, как он работает над картиной.
– Похоже, у Барлоу появился новый любимчик. Бедняжка Линн! – сказала Эйприл с притворным сочувствием. – Все равно ты рисуешь лучше, чем она. Жаль, ты не слышала, как Барлоу расхваливал твой набросок дома на прошлой неделе! – Глянув на мой сегодняшний эскиз, она со вздохом добавила: – Тоже неплохо. Джуд такой красавчик на этом фото!
– Хм-м, – рассеянно отозвалась я, потом взяла несколько затупившихся карандашей и решительно двинулась через весь класс, надеясь, что Дэниел занят и не обратит на меня внимания.
Едва я прикоснулась к точилке, как Барлоу рявкнул:
– Стоп!
Подпрыгнув от неожиданности, я оглянулась, но Барлоу обращался к Дэниелу.
Тот застыл с кистью в руке и вопросительно посмотрел на учителя.
– Оставьте так, – сказал Барлоу.
Я вытянула шею, чтобы увидеть рисунок Дэниела. Он написал автопортрет, изобразив себя ребенком, – такое задание дал нам Барлоу еще в начале года. На красном фоне выделялся овал лица в теплых телесных тонах. Дэниел едва наметил бледно-розовым цветом губы, но мое внимание приковали глаза портрета – темные, бархатные, полные смятения. Такими я их запомнила несколько лет назад. Дэниел остался верен себе, начав с самого сложного.
– Портрет не закончен, – возразил он. – Готовы только глаза.
– Знаю, – кивнул Барлоу. – Именно поэтому ваша работа столь совершенна. Душа отражается в зеркале глаз, а черты лица пока размытые, неопределенные. Тем и прекрасно детство! Ваш взгляд говорит о прошлом, в целом же вы открыты для будущего, какая бы судьба вас ни ожидала.
Дэниел крепко сжал кисть длинными пальцами, искоса глянув в мою сторону. Мы оба знали, что приготовила ему судьба.
Я отвернулась.
Картон царапнул по столу; видимо, Барлоу поднял эскиз Дэниела, чтобы получше его рассмотреть.
– Поверьте мне, эта работа станет украшением вашего портфолио.
– Да, сэр, – пробормотал Дэниел.
– Ты что, заснула? – послышался над ухом голос Линн Бишоп. В руках у нее была горсть цветных карандашей.
– Извини, – сказала я и подвинулась, пропуская Линн к точилке, которой так и не воспользовалась.
– Говорят, Пит пригласил тебя на рождественский бал, – бросила она.
– Кажется, здесь у стен есть уши, – усмехнулась я и даже сквозь жалобный треск древесины услышала, как Дэниел со скрипом отодвинул стул.
– Вот именно, – заявила Линн тоном заядлой сплетницы. – Удивляюсь, почему Пит не отказался от этой идеи.
– О чем ты? Они ведь давние друзья с Джудом.
– Хм-м. – Линн вынула карандаш и внимательно осмотрела длинный заостренный кончик. – Вот и я думаю, что Пит так поступил из жалости к твоему братцу… наверное, решил спасти тебя от дурного влияния.
Я и так с трудом держала себя в руках, а потому ушат грязи от нашей признанной королевы сплетен не входил в мои планы, но звонок на перемену помешал мне сообщить Линн, куда ей следует засунуть свой карандаш. Вместо этого я отрезала:
– Не лезь не в свое дело! – и поспешила к своей парте.
Эйприл уже взялась за рюкзак.
– Не знаешь случайно, нет ли в Интернете краткого содержания «Листьев травы»? – спросила она, завидев меня.
– Сомневаюсь. – Я сгребла карандаши обратно в коробку.
Эйприл досадливо застонала.
– После уроков Джуд собирается проверить меня на знание текста. Я сказала ему, что уже прочитала Уитмена. – Наморщив нос, она кинула книгу в сумку.
– Ай-яй-яй! – поддразнила я подругу. – Ты попала. Прощай, рождественский бал! Джуд терпеть не может врунишек.
– О нет! Думаешь, он сильно будет злится? – Эйприл на секунду умолкла. – Подожди-ка, ты сказала «рождественский бал»? Джуд что-нибудь сказал тебе? Он собирается меня пригласить? Слушай, не хочешь пройтись по магазинам после школы, платье присмотреть?
Я улыбнулась, однако тут же задумалась, стоит ли обсуждать Джуда с Эйприл. Судя по всему, она была по уши влюблена в моего старшего брата, но меня настораживало, что он так внезапно ответил ей взаимностью. Быть может, так он пытался отвлечься от своих терзаний? Или наоборот, Эйприл воспользовалась временной слабостью Джуда? Уж больно вовремя она преодолела свою застенчивость. Впрочем, сейчас она смотрела на меня с искренней надеждой.
– Может, лучше займешься английским? – спросила я. – Твоя мама в порошок тебя сотрет, если не сдашь экзамен.
– Черт! Ну почему она решила вспомнить о моем существовании именно сейчас?
– Привет, Грейс, – раздался хриплый голос за моей спиной.
Брови Эйприл поползли вверх.
Я медленно обернулась, не сомневаясь, кого увижу перед собой, и скользнула взглядом по темно-синему джемперу с закатанными рукавами и брюкам защитного цвета, по листу бумаги в руках Дэниела, по его взъерошенным волосам, которые, казалось, светлели с каждым днем, но так и не заставила себя посмотреть ему в глаза. В конце концов я уставилась на его пальцы, испачканные краской.
