Текст книги "Пока не сказано прощай . Год жизни с радостью"

Автор книги: Брет Уиттер

Соавторы: Сьюзен Спенсер-Вендел
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Юкон
Октябрь

Северная аврора

Если бы вы умирали, то что бы вы предприняли? Что захотели бы увидеть? Как провели бы оставшийся вам год?

Я знала, что хочу путешествовать. В путешествиях для меня всегда была магия, смысл существования. Так много счастливых мгновений моей жизни связано с разными местами, где мне довелось побывать.

Когда родились дети, я стала откладывать особые поездки, думая: «Сейчас мне некогда, вот станут дети постарше, работы будет поменьше…»

Болезнь устранила все препятствия. Ждать больше нечего. Мир открыт передо мной, и я могу ехать куда угодно.

Ку-да у-год-но.

Но куда? Чего я никогда не видела такого, от чего сердце мое, даже издалека, преисполнялось бы восторгом? Великую Китайскую стену? Тадж-Махал?

Или пустыню Атакама в Чили? Говорят, Атакама похожа на поверхность Луны. Астрономы нашли там фрагменты астероидов, содержащие те же аминокислоты, что и у людей.

Или сорваться в самое романтическое местечко, какое только можно себе вообразить – в Испанию, где над морем, на краю утеса, прилепился монастырь, превращенный в роскошный отель? И заниматься там любовью, пока можно, снова и снова переживая эти сладостные, бархатные трепетания плоти?

Собраться с мыслями мне помогла лучшая подруга, Нэнси Маасс Киналли. С нашей последней совместной поездки в Новый Орлеан, когда я впервые призналась себе, что больна, она неотступно пыталась спланировать для нас какое-нибудь экзотическое путешествие – приключение всей жизни.

Нэнси и я родились с разницей в две недели и выросли на расстоянии трех миль друг от друга. Встретились мы в возрасте одиннадцати лет в младшей средней школе Палм-Бич и сразу стали подругами. Вместе поступили в Университет Северной Каролины, вместе учились в аспирантуре Университета Флориды.

Нэнси всегда была настоящая мисс Фи Бета Каппа [2]2
  «Фи Бета Каппа»– старейшее привилегированное общество студентов-старшекурсников и выпускников университетов в США.


[Закрыть]. А я была мисс Выпить Как Бы.

Мы дополняли друг друга. Мы ладили в основном потому, что всегда смеялись над одними и теми же вещами и, когда надо, с легкостью могли друг друга заткнуть.

Мы обе любили путешествия и бывали за границей, в том числе в Венгрии и Перу. Мы поднялись на гору к Мачу-Пикчу в день летнего солнцестояния 1997 года и оказались в окружении ньюэйджеров из Калифорнии. («Это же, типа, духо-стояние, врубаешься?») Калифорнийцы всё ныли, что еда, видишь ли, не органическая.

Так что мы сбежали от них и поднялись на соседний пик, Уайна-Пикчу, где было тихо, спокойно и открывался прекрасный вид на древнюю резиденцию императоров инков.

Я была на пятом месяце беременности. Поскользнулась и чуть не упала.

И все же мы все время смеялись – так и смеемся до сих пор.

Сегодня – имея в своем багаже тридцать четыре года, пятерых детей и надцать психологических кризисов – мы с Нэнси все те же семиклашки, хихикающие над мальчиками и выделительной системой нашего тела.

Казалось бы, то, что мы пережили вместе, нам уже не превзойти. Но Нэнси была настроена решительно.

Для начала она связалась со своим братом, который предложил ей шикарные апартаменты в Буэнос-Айресе. Европейский город в Южной Америке, среди роскошной пампы. База для предстоящего исследования Южной Америки.

Нет, Буэнос-Айрес, конечно, хорош, никакого сомнения, но я-то тут при чем?

Одна знакомая звала нас погостить у нее на Гоа. Еще одна наша школьная подруга переехала в Индию и ушла там в буддийский монастырь. Может, заодно ее навестим? Поучимся медитировать?

Нэнси очень хотелось в Индию.

– Ты серьезно? – спросила у нее я. – Как ты представляешь меня в буддийском монастыре? «Извините, мне сейчас не до медитаций – время пить коктейли!»

Вдохновение посетило меня как-то днем в конце сентября. Было ветрено, но при этом вполне по-флоридски: жарко, как в пекле. Мы с Нэнси стояли в плавучем доке в Вест-Палм-Бич и ждали, когда причалит лодка наших друзей.

Шаги по твердой земле уже давались мне с трудом. Слегка покачивающийся док заставлял меня думать о будущем, когда даже просто стоять и то будет трудно. Я подняла глаза к небу – равновесие, Сьюзен, держи равновесие – и стала думать о северном сиянии.

Одно из самых зрелищных природных явлений, видимое лишь у полюсов Земли, где оно окрашивает небо в зеленый и белый, а иногда в красный, розовый, фиолетовый и синий цвет.

Радуга в ночном небе.

Я была поражена, впервые прочитав описание северного сияния в книге адмирала Ричарда Бэрда «Один» – отчете о месяцах, проведенных в антарктической темноте, где его изголодавшимся по свету и краскам глазам вдруг открылось новое, невиданное прежде зрелище.

Вот как Бэрд описывает зеленое сияние в форме огромного эллипса, очевидцем которого он был: «В небе над Южным полюсом блистал и переливался полог, словно бы сотканный из миллионов ярких лучей…

Сияние над моей головой начало менять форму и превратилось в серую глянцевую змею, а занавес над полюсом пошел складками и заколыхался, словно позади него двигалось божество. Звезды гасли одна за другой, как будто проглоченные переливчатым змеем.

Ощущение того, что я стал свидетелем чуда, не предназначенного для глаз смертных, щекотало меня изнутри».

Я духовный человек. Я верю в Бога. Я верю в то, что во Вселенной есть силы и чудеса, непостижимые для нас по причине нашей малости.

Чудеса приоткрываются нам через явления вроде северного сияния. Оказавшись внезапно рядом с ними, мы начинаем по-особому чувствовать, прозреваем.

– На Юкон? Зимой? – поразилась Нэнси, когда я поделилась с ней своим желанием. Раньше я никогда ни о чем подобном не заикалась. К тому же Нэнси терпеть не может холода.

– А как же Индия? Почему она вдруг выпала из твоего лебединого списка? (Это она так шутила. Наверное.)

– Ладно, – согласилась я. – Поедем туда, раз ты хочешь.

Тут как раз подвернулись Лиза с Анатолем и взяли нас на борт своей лодки – маленькой, отделанной тиковым деревом, раньше принадлежавшей знаменитому автору-исполнителю песен Джимми Баффету.

Мы провели день в лучших традициях Флориды: загорали, плавали, пристали к стайке других лодок у ближайшего островка, где вовсю орало стерео, отдыхающие пили пиво из банок и щеголяли стрингами и татуировками.

Лиза – судья, всю неделю она занимается очень серьезными делами. Радостно было видеть, как она, забыв обо всем, резвится на этом празднике загорелой плоти.

Мы так увлеклись отдыхом, что заметили огромный грозовой фронт, только когда он был уже прямо над нами. Мои друзья кинулись перетаскивать наши вещи из лодки на сушу, где мы могли переждать дождь. Не в силах им помочь, я сидела в лодке под тентом, рядом с его металлическими опорами. Воздух вокруг был прямо-таки заряжен электричеством, и я подумала, как было бы хорошо, если бы в меня сейчас ударила молния.

И я попросила, чтобы меня оставили в лодке.

Но Нэнси и Лиза и слышать об этом не хотели. Они помогли мне переправиться на берег. Мы и еще один прибившийся к нам дружелюбный отдыхающий, с которым мы только что познакомились, уселись рядышком на пляже, обнялись, а вокруг барабанил ледяной дождь и громыхала гроза.

Не знаю, каковы шансы, что при грозе в тебя попадет молния.

Наверное, не выше, чем заболеть БАС.

Какая разница. С каждым может случиться. Молния ударяет и в раю. БАС поражает и знаменитого бейсболиста, и старика, и чьего-то сына или дочь, и мать семейства в полном расцвете сил.

Я приняла свою судьбу. И хочу жить дальше.

Поехать на Юкон. Увидеть северное сияние.

Прочь из лодки, прямо в объятия друзей.

Спасибо

До Юкона мне надо было сделать еще одно дело. Дело, от которого у меня разрывалось сердце: мне предстояло отказаться от любимой работы, журналистики.

Больше года я боролась, придумывала решения, пригодные для моего слабеющего здоровья.

Когда я больше не могла доставать свой лэптоп, я просила кого-нибудь вытащить его из моей сумки, поставить мне на колени и открыть.

Когда мои навыки обращения с географией клавиатуры с грохотом рухнули и мой мизинец больше не дотягивался до клавиш в правом верхнем углу, я начала набирать тексты буква за буквой, как курочка клюет по зернышку.

А еще я перестала укладываться в сроки. Нет, скажу по-другому: я перестала укладываться в новые сроки.

Это меня огорчало. Шестью рабочими пальцами я изо всех сил выстукивала новости из зала суда и отправляла их в редакцию через Интернет. В «Палм-Бич пост» на меня рассчитывали. Страна переживала рецессию, особенно в газетном бизнесе, и работа, которую я делала, могла перейти к кому-то с двумя руками.

Ночи напролет я лежала без сна, беспокоясь о том, что недостаточно хорошо тяну свою лямку. Что я больше не первоклассный репортер, как раньше. Постепенно я стала бояться приходить на любимую работу.

Но разве я могла ее бросить? Журналистика – мое второе «я». Потерять работу для меня было все равно что потерять часть себя.

И как быть с деньгами? Планов у меня было много, но я сомневалась, что смогу их осуществить. По правде говоря, я даже не знала, как мы будем сводить концы с концами без моей зарплаты.

И тут, как всегда, на выручку пришла Нэнси. Я хочу, чтобы вы это запомнили, это важно. Каждый день, что бы мне ни понадобилось, рядом со мной Джон. Как только на меня накатывает отчаяние, меня спасает мысль о детях. Но в любой поворотный момент моей жизни если кто-то и протягивал мне руку помощи, то это всегда была Нэнси.

Нэнси работала в отделе по связям с общественностью Фонда юридической помощи Флориды. Когда мне поставили диагноз БАС, она решила, что должны быть какие-то правовые способы поддержать больного человека вроде меня, и подыскала мне юристов из местных, которые могли бы помочь мне в этом деле.

Джон и Стефани, юристы «Лигал эйд», разъяснили мне суть Закона о нетрудоспособных гражданах Америки. От них я узнала об отпуске по состоянию здоровья.

Джон просмотрел все мои документы, ту самую груду бумаг из отдела кадров, на которую мы, сунув их в ящик стола в кабинете, не обращаем потом никакого внимания, и кое-что нашел: оказывается, у меня был полис страхования жизни от «Пост». На довольно крупную сумму. В случае смертельной болезни – как раз в моем, увы, случае – я имела право забрать семьдесят процентов всей страховой суммы досрочно. И не просто досрочно, а немедленно. Юкон, я иду к тебе!

Процедура заняла почти три месяца – все лето, пока я смотрела запуск «Шаттла» с Уэсли, примирялась со своим будущим и планировала нашу поездку в зоопарк. И все это время я ничего не говорила моим коллегам. Просто продолжала тихонько работать.

Вообще-то, я работала даже больше, чем обычно, ведь в мои намерения входило выполнять те же обязанности, что и раньше.

Какое-то время я справлялась. Причем так хорошо и с такой радостью, что даже задумалась: а может, мне не бросать?

А потом я упала с лестницы.

Я гнала себя вперед, отказываясь мириться со своей слабостью. Но я перестаралась, и на крыльце прокуратуры у меня подвернулась нога.

Я грохнулась. Мне не хватило силы рук, чтобы задержать падение, и я пролетела всю лестницу до самого низа.

Когда мне помогли подняться, по моей левой ноге текла струйка крови.

– Вам надо к врачу, – сказал кто-то.

– Нет, – ответила я. – Мне нужно на интервью, я опаздываю.

Интервью было с главным прокурором. Он не был моим почитателем. Когда я вошла в его кабинет, он встретил меня обычным холодным взглядом. Таким, который словно говорит: «Я поговорю с тобой, куда деваться, но без удовольствия».

Тут он увидел мою ногу:

– Вы что, поранились? У вас кровь. Давайте перенесем интервью на попозже.

И тут я поняла: у меня не будет никакого попозже. Никогда я не буду сильнее, чем сейчас.

– Нет, – ответила я. – Давайте не будем откладывать.

Вскоре после этого позвонил мой редактор.

– Что с тобой, черт возьми, происходит? – спросила она.

– Позвони моему адвокату, – сказала я.

Я не хотела быть грубой. Слова, которые вертелись у меня на языке, – «У меня БАС», – оказалось, невозможно выговорить. По крайней мере, без слез, а плакать я не собиралась.

Пару дней спустя мы вышли покурить с судьей Барри Коэном, человеком, о котором я писала множество раз за годы работы. Мы не однажды обедали вместе в кафетерии суда, в компании других судей и адвокатов, всегда вызывавших мое восхищение.

Не знаю, почему я это сказала. Как-то само вырвалось. Я вдруг взяла и выпалила:

– Думаю, я уже не вернусь.

И сразу пошла прочь, так быстро, как только могла, чтобы сохранить остатки гордости.

В тот раз я плакала. Потому что любила эту работу и только что призналась себе, что больше ее в моей жизни не будет.

Отпуск по болезни я оформила в середине августа. Две недели спустя я получила премию флоридской коллегии адвокатов за мои репортажи из зала суда и оперативную подачу информации на сайте газеты. Это было признание на уровне штата, крупное достижение для судебного репортера вроде меня.

Награды должны были вручать во время званого обеда, на который были приглашены журналисты, адвокаты и члены Верховного суда штата Флорида. Мой начальник в «Палм-Бич пост» Ник Москелла хотел, чтобы я поехала. Он говорил, что это будет хорошо и для меня, и для газеты.

Но мероприятие должно было пройти в Таллахасси, столице штата, в пяти сотнях миль от моего дома. Водить я в моем состоянии уже не могла, а поездка оказалась срочной, потому что содержимое моего почтового ящика давно никто не проверял. Билет на самолет стоил семьсот долларов.

Такой расход казался мне неоправданным; я ведь не собиралась возвращаться к работе.

– Лучше пошлите на эти деньги репортера с заданием, – сказала я Нику. – А я доберусь до Таллахасси за свой счет.

Я решила ехать автобусом.

В других странах я часто ими пользовалась. Но в американском грейхаунде не ездила никогда. «Вот и давай, Сьюзен, – сказала я себе. – Садись и поезжай, развлечешься».

Поездка была долгой, скучной и мучительной. Кажется, она заняла целых восемь часов. Половину дороги я сидела через проход от команды металлистов. Они развлекались тем, что по мобильному громко жаловались своему начальнику на то, что им пришлось сесть в вонючий автобус.

Вонючий в буквальном смысле.

Во время одной из остановок при попытке справиться с автобусной лестницей я упала на спину.

– Ты глянь, во доходяга, – прокомментировали мое падение придурки-металлисты.

Я приехала в день вручения наград. Нечесаная. Грязная. Автобус! В моем-то состоянии. О чем я только думала?

Нэнси позволила мне ввалиться в ее номер в отеле. Ванна, короткий сон, подруга – все это освежило меня, настроило на позитивный лад. В тот день, подбадривая себя воплями: «Вперед, на север!» – мы прогуглили маршрут нашего совместного отпуска и заказали билеты.

Аврора бореалис, мы уже в пути!

Вечером я натянула красивое платье. Накрасилась, надела свое самое любимое ожерелье с медальоном святого Андрея. И, увы, туфли без каблука. Прямо перед отпуском я упала, выходя из дому, и сломала ключицу. Тогда я поняла, что мои ноги слишком ослабели, чтобы ходить на каблуках.

Церемония происходила на верхнем этаже здания правительства штата, в зале со стеклянной стеной и обзором на триста шестьдесят градусов. На закате, в мое любимое время суток. Присутствовали все большие шишки нашего бизнеса, включая нескольких судей из Верховного суда штата.

Но я ничего не подозревала до тех самых пор, пока один мой друг, Нил Скин, не рассказал всю историю последнего года моей жизни, вплоть до поездки на автобусе включительно. Когда я вышла, чтобы получить награду, грохнули аплодисменты. Повернувшись к собравшимся, я увидела, что все стоят.

Тогда я поняла, что это награда не за мои интернет-репортажи. Это была награда за все мои двадцать лет репортерской службы.

Я была тронута.

Не помню, что я говорила в своей ответной речи, кажется, это было что-то вроде «спасибо».

На следующее утро я села в автобус и поехала домой. Месяц спустя мы с подругой Нэнси уже были на пути к Юкону.

Северное сияние

Мы выбрали место в пяти часах езды к югу от полярного круга на территории Канадского Юкона; городок назывался Уайтхорс, а тамошнее отделение турагентства «Легенды Севера» специализировалось на помощи желающим увидеть сияние.

Никакой информации с места у нас не было, мы полагались исключительно на «Гугл». Фотографии шикарных сияний и теплых хижин заинтриговали меня.

Я подумала, что в таком месте вполне можно ждать «чуда, не предназначенного для глаз смертных», как писал Бэрд. В таком месте изголодавшимся по свету и краскам глазам открываются, должно быть, новые, невиданные зрелища.

Мы с Нэнси спланировали настоящее большое путешествие. Сначала перелет через Сан-Франциско на Ванкувер, где в отеле остались на хранение наши легкие вещи. От Ванкувера до Уайтхорса еще два с половиной часа лёта, почти строго на север.

Разряженные в цветастые тропические шелка, мы заявились в билетный центр компании «Эйр Норт». Там мы спросили служащего, какая сейчас погода в Уйтхорсе.

– Минус двадцать и снег, – ответил он.

От холода у меня в буквальном смысле захватило дух. Когда я покинула самолет в Уайтхорсе, воздух отказывался выходить у меня из легких. Я подумала: интересно, могут ли ноздри смерзнуться?

Зато нас встречал агент «Легенд Севера» Стефан Вакерхаген. Стефан немец, в Канаде он работал погонщиком собак и проводником и сильно походил на телеведущего Андерсона Купера, только чуть более потрепанного.

«Вау!» – мысленно протелеграфировали друг другу мы с Нэнси.

Он отвез нас в гостиницу, где вручил нам два больших красных баула с теплыми вещами, которые мы заказали. Мы пошли в наш номер и подготовились к первой ночи свидания с авророй бореалис.

Точнее, готовилась Нэнси. Мне с моими слабыми руками нечего было и надеяться справиться со всеми этими молниями, застежками, шнуровками и пуговицами. Покончив со своим комплектом, Нэнси натянула на меня сначала лосины для бега, потом джинсы, потом шерстяные носки, потом комбинезон на гусином пуху, а на верхнюю часть тела нейлоновую майку, хлопковую водолазку, кашемировый свитер, пуховую куртку и довершила одевание парой зимних ботинок на шнуровке.

– Интересно, какой самый распространенный комплимент на Юконе? – спросила я. – Что-то вроде: «Уверен, ты и вполовину не такая толстая, как кажешься в этой парке».

За время нашей поездки Нэнси не раз приходилось меня одевать и раздевать, и в какой-то момент она обозвала мою нейлоновую майку «токсичными отходами».

А по-моему, во всем были виноваты дешевые дезодоранты, которыми она меня поливала.

Часов в десять вечера наш проводник повез нас на смотровую площадку, которая находилась за пределами Уайтхорса, в получасе езды по шоссе Аляска. Мы неслись в черную тьму, снег летел нам навстречу, искрясь в лучах автомобильных фар. Потом вдруг свернули на снежную тропу, которая вилась среди деревьев, и через некоторое время остановились у какой-то хижины, незнамо где.

К северу от хижины лежало снежное поле с полукольцом скамей по краю.

А надо всем этим матушка-природа раскинула огромный чистый холст, приготовившись рисовать.

В ту первую ночь ветер не дал нам развести костер, так что пришлось сидеть в хижине и топить дровами черную железную печку, которая через несколько часов стала оранжевой от жара.

Одну стену хижины украшали шкуры лисы и медведя, подстреленного прямо на этом месте (факт, о котором мне лучше было не знать).

На другой стене висела карта мира, на которой любители северных сияний булавками помечали свои родные города, иногда где-нибудь на Таити, в Южной Африке или Новой Зеландии. По периметру хижины тянулись деревянные скамьи с подушками. В баре были десять сортов горячего чая, кофе, горячий шоколад, печенье, чипсы и пастила.

Но никакого сияния. Огромный небесный мольберт так и остался затянут облаками.

А чем еще занимаются зимой на Юконе люди, когда не стоят ночью посреди поля, задрав голову к небу?

«Легенды Севера» предлагали дневные экскурсии: посещение заповедника, езда на собачьих упряжках, купание в термальном источнике. Так что на следующий день Нэнси добавила к моей экипировке еще один слой: купальный костюм.

Горячие источники Тахини – это оазис среди ледяной пустыни, где вода сначала просачивается под землю, а затем возвращается из глубин, обогащенная минералами и прогретая до сорока градусов по Цельсию.

В тот день мы с Нэнси были там единственными посетителями. Я долго смотрела на лестницу, ведущую к бассейну. Перила были слева, с моей слабой стороны.

Мне вдруг показалось, что это плохая идея. В теплую погоду еще куда ни шло, но замерзший купальник при минус десяти – увольте. И я представила себе Нэнси, тоже в быстрозамороженном купальнике, – как она будет пыхтеть, отрывая меня от ледяного пола.

– Я туда не пойду.

– Что? Сьюзен! Да брось ты!

Так мы пререкались некоторое время, а потом Нэнси пошла просить помощи у шикарного мужчины за стойкой дежурного. Я слышала, как он объяснял ей что-то про страдающую артритом восьмидесятилетнюю даму – только ей он помогает выходить из бассейна. И я представила, как он будет выволакивать беспомощную меня.

«Ни за что», – подумала я.

И вдруг Нэнси сказала ему то, что меня тронуло:

– Я еще никогда не видела ее такой.

– Ладно-ладно, иду! – проорала я из раздевалки.

В надцатый раз Нэнси раздела меня – парка, комбинезон, три кофты, двое штанов. И мы пустились по скрипучей от мороза лестнице вниз, повесив полотенца на ледяные крючки.

Нэнси ступила с лестницы в воду.

– О-о-о, горяченькая, – сказала она.

И повернулась, чтобы помочь мне. Мы вошли в воду тихо, без единого всплеска.

Я затаила дыхание и стискивала зубы, пока не поняла, что вода нисколько меня не обжигает. Но она действительно была горячей, на морозе от нее шел пар. Мы нашли отверстия, через которые в бассейн текла вода из источников, и сели возле них на скамейку, по горлышко в минеральном зимнем чуде.

Из бассейна можно было обозревать окрестности. Замерзший еловый лес. Неподвижный облачный покров на небе. Было так тихо, что можно было расслышать, как ветки стонут под грузом снега.

Одна за другой капельки воды в наших волосах стали превращаться в льдинки. Постепенно волосы Нэнси побелели, сделав ее похожей на старушку.

Я представила, как будто мы с ней – не сейчас, много лет спустя – бок о бок сидим в приемном покое больницы, ожидая рождения ее первой внучки или внука. Как рука об руку вместе проходим через все выпускные, свадьбы и похороны.

С тех пор как мне поставили диагноз, я была озабочена приготовлениями к смерти: записывала для детей свой голос, планировала поездки, ломала голову, где взять денег, старалась приучить своих близких жить без меня с радостью. Но в тот самый миг я увидела будущее на лице подруги – и в этом будущем рядом с ней была я.

Облака разошлись, показалась лазурь, подрумяненная закатом, и ко мне вернулась надежда.

Вторая ночь ожидания сияния была безветренной и прозрачной, как стекло. Нашим проводником был кубинский джентльмен по имени Леандро Фонт. Гид по совместительству, к тому же новичок, он сам еще ни разу не наблюдал сияние со смотровой площадки.

Так мы и сидели, две уроженки Флориды и кубинец, и ждали. Всматривались в темное небо, стараясь угадать, где же возникнет чудо субарктических широт.

Вдруг на горизонте что-то засветилось, задвигалось за группой деревьев. Мы настроили наши космические объективы и затаили дыхание. Это был автомобиль.

– Похоже, это сияние северных фар, – сострил Фонт.

Несколько часов спустя я вошла в хижину и легла подле раскаленной печки. Из мертвецкого сна меня вырвал голос Фонта, который орал:

– Начинается! Начинается!

Когда я кое-как выбралась в поле, Нэнси вопила:

– Смотрите! Смотрите! Вон оно, там!

И оно действительно было – горизонтальная полоса опоясала ночное небо на высоте градусов в тридцать. Призрак небес. «Зеленый или белый?» – гадала я, но тут что-то подвернулось под ногу, я споткнулась и шлепнулась в снег, вдобавок крепко приложившись головой.

Пока Нэнси и Леандро ставили меня на ноги, сияние исчезло.

В наш последний день в Уайтхорсе Стефан повез нас в эскимосские псарни – дом для ста двадцати ездовых собак, аляскинских хаски. Только мы упаковались в свои зимние скафандры и ботинки, как Стефан сказал:

– Мне кажется, эти ботинки недостаточно теплые. Найдем-ка мы вам лучше пару заячьих лапок.

Заячьими лапками именуется зимний шедевр поставщиков армии Соединенных Штатов: белые резиновые боты на шнуровке, предназначенные для сорокаградусных температур. На ногах они сидят как два кирпича и примерно такие же удобные.

– Ощущаете какие-то неудобства? – спросил у Нэнси Тори, наш дружелюбный гид-эскимос, когда мы снарядились.

– О да, – отозвалась Нэнси. – Астматическое дыхание от переохлаждения.

Мы посмеялись и вышли из домика для хранения инвентаря на десятиградусный мороз. Тори и Нэнси запрягли восемь собак и усадили меня в сани – подушку под спину, бутылку с горячей водой под бок, и все это в спальный мешок. Застегнув сверху парусиновый чехол, они вытащили ворот моей водолазки и закрыли мне им нос и рот, оставив лишь маленькую щелку для глаз.

Тори провел с Нэнси краткий курс управления собачьей упряжкой, который состоял из неразборчивых для моего уха инструкций касательно тормозов, снежных крючков и голосовых команд, понятных лишь собакам. Так что я усвоила только одно: «Делайте что хотите, только не отпускайте сани».

Напоследок Тори сказал Нэнси:

– Там есть один холмик, где вам придется слезть с саней и бежать, – собаки столько веса в гору не потянут.

– Подождите… что?!

Поздно. Мы уже тронулись.

Скоро мы достигли упомянутого холмика.

– О господи, надо было съесть те хлопья на завтрак, – простонала Нэнси.

Она вылезла из саней и зарысила рядом с ними вверх по холму, с трудом вытаскивая из снега ноги в тяжелых, как кирпичи, ботинках. Ее дыхание становилось чаще и громче с каждым шагом.

Примерно на полпути вверх я услышала:

– Интересно… – Выдох. – Далеко ли… – Выдох. – Больница. – Выдох.

Но от саней Нэнси не отцепилась. Она продолжала держаться, даже когда они уже едва не волокли ее по снегу. Дышала она при этом, как астматик на пороге приступа. Наконец на вершине холма она смогла перевести дух.

– Ты должна мне обед, – кое-как выдавила она.

Весь остаток пути мы ехали по ровному и хохотали не переставая – собаки везли нас через белый хвойный лес, где нас в молчании обступили сосны и ели. Хруп-хруп-хруп – мерно утаптывали снег тридцать две собачьи лапы.

Я приехала на север, чтобы полюбоваться безмолвной драмой небес. А испытала чудо окружающего безмолвия.

«Это же сон, – думала я. – Это сон». Наша последняя ночь ожидания пришлась на пятницу, и на смотровой площадке стало людно: многие приехали на уик-энд. Семья из Китая. Японский модельер, черпающий вдохновение в романах Джека Лондона. Пара из Торонто, которая сообщила, что северное сияние входило в их лебединый список.

Я не спросила их почему, и они никаких подробностей не сообщали.

Я пустила по кругу бутылку «Хеннесси», выпила несколько литров горячего шоколада и чая. Стивен учился снимать сувенирные фотографии – мы должны были сохранять полную неподвижность, чтобы фотоаппарат на длинной выдержке запечатлел нас и складчатый световой полог за нашими головами.

Если бы он появился.

Я перестала проверять прогноз сияния за день до того. Все равно ведь ничего не изменишь. Так зачем беспокоиться? Чему быть, того не миновать.

Так учил меня отвечать на вопросы моих детей психолог. Когда они спрашивают: «Мамочка, а ты что, умрешь?» – я отвечаю: «Я не знаю, что мне суждено».

Но конечно, я все равно надеялась, что сияние будет.

Разглядывала стены хижины с роскошными фотографиями зеленых сияний в рамках. Думала о восхитительных канадцах, с которыми мы здесь встретились, об их необычайной доброте. Наблюдала за своей подвыпившей подружкой, которая весело хихикала в компании подержанной копии Андерсона Купера.

Моя подруга потратила тысячи долларов, чтобы поехать со мной туда, куда ей совершенно не хотелось ехать, да еще без гарантии увидеть хотя бы самое завалящее сияньице.

Мы ждали до трех часов утра.

Но этому не суждено было осуществиться.

– Ты бы предпочла увидеть сияние, но не повстречать всех этих людей, не испытать того, что мы испытали? – спросила меня Нэнси.

– Нет, – ответила я.

И тогда она напомнила мне:

– Дело ведь не в том, куда едешь, а в самом путешествии, правда?

– Правда, – ответила я. – Слегка избитая, но тем не менее правда.

Она вздохнула. Я улыбнулась:

– Спокойной ночи, мой прекрасный друг.