Текст книги "Соперник"

Автор книги: Бренда Джойс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Глава 26

Элизабет замерла перед большим, в человеческий рост, зеркалом. На ее губах играла слабая улыбка.

Сняв через голову тугой корсет, она осталась в тонкой батистовой рубашке до колен. Кроме нее и бриллиантового колье на шее, на Элизабет не осталось ровным счетом ничего.

У нее была высокая полная грудь, стройные красивые ноги. Сквозь полупрозрачную ткань призывно проглядывал темный треугольничек курчавых волос.

Прикоснувшись к груди, она стала медленно и чувственно массировать соски, пока те не затвердели от возбуждения. Тогда ее пальцы скользнули ниже и остановились на внутренней стороне бедер.

Улыбнувшись своему отражению, Элизабет медленно повернулась. Глаза ее сияли.

– Ты самая красивая женщина на свете, – хрипло выдавил он, делая шаг ей навстречу. Из-под плотной ткани панталон выпирала огромная напряженная плоть.

Элизабет уставилась на это очевидное доказательство его мужественности и едва слышно рассмеялась.

Положив ладони на ее округлые ягодицы, он властно прижал ее к изнывавшему от неудовлетворенной страсти пенису.

Потом медленно опустился на колени, скользнув руками по ее гладким бедрам и раздвинув складки горячей плоти, страстно впился губами в самое заветное местечко.

Элизабет гортанно вскрикнула и вцепилась пальцами в его густые темные волосы, инстинктивно прижав его голову к своему лону.

Когда она совсем изнемогла от дерзких ласк его пальцев и языка, он лег на спину и притянул ее к себе.

– Ну, кто теперь будет командовать? – тихо спросил он, довольно улыбнувшись и ловко сбросив с нее батистовую рубашку.

– Ты! – страстно выдохнула Элизабет.

– Тогда освободи его, – прошептал он.

Встав на четвереньки, она принялась возиться с пуговицами. На шее сверкало бриллиантовое колье, полные груди касались твердыми сосками его живота, и каждое прикосновение отдавалось сладкой истомой.

Наконец его плоть оказалась на свободе, и Элизабет со стоном коснулась ее губами, потом лизнула горячим влажным языком… Ждать дольше было невозможно. Схватив ее за волосы, он властно прижал ее лицо к своим бедрам и, погрузив пенис в ее рот, издал животный стон величайшего наслаждения.

Спустя некоторое время она уже лежала под ним, обеими ногами обхватив его торс. Он погружался в ее лоно стремительными сильными толчками, и оба вскрикивали в сладострастном экстазе совокупления.

Когда все кончилось, он обнял ее, но Элизабет высвободилась из его не слишком крепких объятий и села, искоса взглянув на него.

Теперь контроль над происходящим снова был в ее руках. Она встала и не спеша прошлась по комнате, ослепляя его своей великолепной наготой.

Скрывшись на несколько минут в гардеробной, она вновь появилась перед ним в серебристых мягких туфлях на изящных каблучках. От нее пахло свежим ароматом садовых цветов. Подойдя к креслу, Элизабет опустилась в него и бесстыдно раздвинула ноги.

– Хоутон начинает мне надоедать, – лениво протянула она, глядя на любовника.

Словно завороженный, он тотчас приблизился к ней, снова опустился на колени и принялся ласкать вожделенную розовую припухлость, скрытую шелковистым пушком. Когда его дерзкий язык коснулся средоточия ее женственности, Элизабет вздрогнула и с гортанным стоном выгнулась ему навстречу, откинув назад голову. В эти мгновения она забыла о своем старом, ни на что не годном муже, забыла обо всем на свете: острое чувственное наслаждение захлестнуло все ее существо.

Приподняв голову, Лайонел взглянул на ее румяные щеки, закрытые в блаженной истоме глаза и гибкую белоснежную шею и произнес:

– Да, мне он тоже начинает надоедать…

Она думала о Мег Макдональд, стоя у чердачного окна и невидящим взором глядя на зеленые лужайки перед домом. Пейзаж весьма напоминал одну из картин Пуссена – на небе ни единого облачка, необычайно горячее солнце ярко освещает буйную зелень трав, деревьев и цветов. Погода стояла очень теплая, совсем не характерная для английского лета.

На чердаке было душно и жарко. Может быть, именно в такой вот летний день Мег Макдональд совершила самоубийство? Она вздрогнула от этой мысли.

Ухватившись за подоконник, Элеонора посмотрела вниз и представила там искалеченное, безжизненное тело молодой шотландской красавицы. Если бы Мег не покончила с собой, жизнь Элеоноры сложилась бы совершенно иначе. Ричард не стал бы ее мужем, у нее не было бы сына Гаррика… Перед ее мысленным взором пронеслась череда горестных воспоминаний о бесконечных жестокостях и унижениях, причиненных ей мужем, графом Стэнхоупом, за долгие годы семейной жизни. Все эти годы она упрямо твердила себе, что ей повезло, что она счастлива с графом Стэнхоупом, самым влиятельным и богатым человеком в определенных кругах лондонского высшего общества. Но теперь больше незачем лгать самой себе. Ее жизнь с графом была полна боли, унижения, одиночества и бесконечного терпения. Теперь, когда он лишил Гаррика наследства, Элеонора и вовсе возненавидела мужа.

Ее мысли перекинулись на Лайонела. Неужели он и впрямь воскрес из небытия? Или же был, как и уверял Гаррик, обыкновенным мошенником, охотником за чужим титулом и богатством?

Однако, несмотря на все свои недостатки, граф Стэнхоуп оставался умнейшим человеком! Нет, он не мог ошибиться!

Глаза Элеоноры наполнились слезами отчаяния и бессилия. Она отняла руки от подоконника и вдруг подумала, что когда-нибудь разделит участь несчастной Мег Макдональд, покончившей с опостылевшей и ставшей бессмысленной жизнью. Впрочем, Элеонора была не такой отважной, как покойная первая жена графа. Ее прибежищем и спасением было… вино.

Она еще раз взглянула на полоску земли под окном и вдруг совершенно явственно увидела там искореженный женский труп. Но это была не Мег, а она сама!

Вздрогнув всем телом, Элеонора выпрямилась и отошла от окна. Неужели она сошла с ума? На какое-то мгновение она вдруг почувствовала неодолимое желание последовать примеру первой жены графа, чтобы навсегда избавиться от мучительного чувства вины и угрызений совести.

Придя в себя, она дрожащими пальцами коснулась горячих щек. Очевидно, вино, употребляемое ею долгое время в неумеренных количествах, оказало свое пагубное влияние на мозг, иначе ей и в голову не пришло бы совершить такой грех, как самоубийство!

– Мама! – раздался сзади встревоженный оклик Гаррика.

Элеонора тут же сделала шаг назад, и тут кто-то сзади коснулся ее плеча. Она замерла от страха, но это была всего лишь занавеска, взвившаяся от легкого ветерка.

Гаррик шагнул ей навстречу, еле переводя дыхание, и схватил ее за руки.

– Что ты здесь делаешь? – встревоженно спросил он, заглядывая ей в глаза.

Она почувствовала, как на глаза снова навернулись слезы.

– Я… совсем не то, что ты думаешь… – прошептала она.

– Не то? А о чем я думаю? – спросил он, не выпуская ее рук.

Элеонора только теперь заметила, как он побледнел.

– Я… пришла сюда поразмышлять, – с трудом нашла она подходящий ответ.

– Именно из этого окна выбросилась когда-то Мег Макдональд, – догадливо заметил Гаррик и поспешно захлопнул створки.

– Здесь очень душно, поэтому я и решила открыть окно, – снова солгала Элеонора.

– Но почему ты плакала, мама? Прошу тебя, скажи! Неужели ты хочешь… повторить?

Она увидела в глазах сына бесконечную любовь и глубокую тревогу. Ласково коснувшись его щеки, она тихо сказала:

– Нет! Конечно, нет!

Гаррик испытующе посмотрел ей в глаза, а потом решительно произнес:

– Мне не нравится, что ты ходишь сюда, на чердак.

Элеонора лишь облизнула пересохшие губы.

– Пойдем со мной, мама. Я хочу просить тебя об одолжении, – продолжил Гаррик, направляясь к лестнице.

Элеонора согласно кивнула и послушно двинулась следом. Гаррик открыл дверь и отошел в сторону, учтиво пропуская мать вперед, но Элеонора внезапно остановилась и прошептала:

– Ты слышал?

– Нет, я ничего не слышал, – ответил Гаррик, с недоумением глядя на мать.

Однако Элеонора не двигалась с места. Она не сомневалась в том, что ее кто-то тихо окликнул. Впрочем, это могло быть всего лишь игрой ее воображения. Мало ли странных звуков издает старое сухое дерево, которым изнутри обшит весь чердак! Порой, когда она приходила сюда поплакать и просто побыть в одиночестве, ей казалось, что за ней кто-то внимательно наблюдает, но бывало и так, что она ничего не чувствовала, кроме собственной печали и угнетающего одиночества. Теперь же ей впервые явственно послышалось собственное имя, и кто-то тронул ее за шею.

Элеонора в испуге повернулась к окну.

Оно было закрыто.

За окном не шелохнулись ни одна веточка, ни один листочек, ни одна травинка, потому что ветер совсем стих.

Целый день она тайно голодала и пила только ту воду, которую ей удалось принести из кухни. К вечеру ум ее обрел былую ясность и остроту. Она дрожала уже не от слабости, а от бессильного пока что гнева. Она вспомнила, что Арлен отослал Анну в Бедлам, и теперь места себе не находила, представляя свою маленькую слепую дочку в окружении сумасшедших обитателей этого страшного заведения. Надо во что бы то ни стало бежать из поместья и спасать Анну! Но как?

Конечно, она явится в Бедлам, назовет себя и потребует отдать ей дочь, попавшую туда по недоразумению. А что, если ей откажут?

Оливия расхаживала по спальне, стараясь унять головную боль – последний симптом длительного отравления. Но мучили ее другие вопросы.

Почему Элизабет до сих пор находилась в поместье, а не в Лондоне вместе с Арленом? Передаст ли Лайонел Гаррику ее просьбу?

Сейчас она отчаянно нуждалась в его помощи!

Окна ее спальни были распахнуты настежь. Неожиданно Оливия услышала стук колес подъехавшей кареты. Подбежав к окну, она увидела карету с фамильным гербом Стэнхоупов. Гаррик!!!

Но уже в следующую секунду она ощутила горькое разочарование: из кареты вышла графиня. Она приехала одна.

Оливия чуть не разрыдалась от огорчения, но слезы тотчас уступили место твердой решимости воспользоваться визитом Элеоноры для того, чтобы передать через нее Гаррику просьбу о помощи.

В этот момент Оливия заметила, что графиня не очень твердо держится на ногах. У нее упало сердце. Неужели она уже успела приложиться к бутылке?

– Моя дорогая графиня!..

Оливия вздрогнула, услышав голос Элизабет, бросившейся навстречу Элеоноре.

– Какой приятный сюрприз! – воскликнула она, обеими руками пожимая руки графини, которая, в свою очередь, удивленно проговорила:

– Ах, леди Хоутон, я никак не ожидала увидеть вас здесь, в поместье вашего брата! Как приятно повидаться с вами не в Лондоне, а здесь, в деревенской глуши!

– Последние несколько дней я неважно себя чувствую, поэтому решила пока не торопиться с возвращением в Лондон, – пояснила Элизабет.

– Вот и отлично! – с преувеличенной радостью воскликнула не вполне трезвая Элеонора. – С удовольствием составлю компанию вам, милая, и леди Эшберн!

Стоявшая у окна Оливия внезапно поняла, что произойдет дальше, и замерла на месте.

– Откровенно говоря, леди Эшберн плохо себя чувствует и давно уже лежит в постели. Увы, она слишком больна, чтобы принимать посетителей. Может быть, вы заедете к ней через пару дней, когда ей станет получше?

– Она не принимает гостей? – недоуменно переспросила Элеонора. – Она что же, серьезно больна?

– Я и сама не знаю, насколько серьезна ее болезнь. Сегодня утром, когда я справилась о ее здоровье, леди Эшберн едва могла говорить. Но давайте же войдем в дом, сядем, попьем чаю, побеседуем…

Взяв Элеонору под руку, Элизабет повела ее в дом.

Оливия отошла от окна и обессиленно опустилась в кресло. При воспоминании о том, что Анна бесконечно страдает в окружении безумных людей, глаза ее наполнились слезами.

Она не сможет передать Гаррику просьбу о помощи. Он не приедет. Теперь ей следует полагаться лишь на собственные силы.

Глава 27

Оливия лежала в постели, но не спала. Было еще довольно рано – всего девять вечера. Она оставила портьеры незадернутыми и теперь могла любоваться яркой полной луной и мириадами звезд.

В дверь неожиданно постучали, и через секунду в спальню крадучись вошла Элизабет со свечой в руке. Мгновенно закрыв глаза, Оливия заставила себя ровно и глубоко дышать.

– Ты спишь, Оливия? – спросила, подойдя к постели, Элизабет.

Бледная и измученная, Оливия приоткрыла глаза и сонно пробормотала, с усилием двигая губами:

– Кто… кто… кто?

Элизабет не сразу ответила, глядя на невестку немигающими злыми глазами. Потом нехотя выдавила:

– Это я, Элизабет.

– Кто? – словно на грани обморока пробормотала Оливия.

Золовка склонилась над ней, пристально вглядываясь в лицо, и Оливия поспешно закрыла глаза, опасаясь, как бы эта хитрая стерва не угадала в них ясный свет разума. Стараясь не двигаться, она дышала редко и поверхностно, чтобы произвести впечатление серьезно больного человека. Эта опасная игра требовала огромного напряжения всех ее сил, но теперь на карту поставлено не только благополучие Анны, но и само ее существование. В этом Оливия не сомневалась.

Через несколько секунд Элизабет наконец выпрямилась, вышла из комнаты и заперла за собой дверь на замок.

Вспотев от страшного напряжения, Оливия села в постели. Надежда незаметно ускользнуть из дома, когда все заснут, испарилась вместе с поворотом ключа в замке.

Выскользнув из постели, она бесшумно пробралась в гардеробную и быстро оделась, все время думая о дочери. Потом так же бесшумно вернулась в спальню и подошла к окну. Сердце ее замерло от страха: единственным средством спасения оставался раскидистый дуб под окном. Иного выбора не было.

Подобрав юбки и жалея, что не родилась мужчиной, она перекинула через подоконник сначала одну ногу, потом другую и теперь сидела, свесив обе ноги. Посмотрев вниз, она почувствовала, как у нее закружилась голова и к горлу подступил тошнотворный комок. Усилием воли она заставила себя сосредоточиться лишь на необходимости допрыгнуть до ближайшего толстого сука. Если ее прыжок окажется неудачным, спасать Анну будет некому.

Тяжело дыша, она закрыла глаза и стала молиться. Когда она снова открыла глаза, ей показалось, будто дерево отодвинулось еще дальше. Страх сковал ее члены, но стоило ей представить Анну в окружении сумасшедших и потому опасных людей, как она, стиснув зубы, совершила отчаянный прыжок.

Она не сумела уцепиться за торчавший сук, зато схватилась обеими руками за шероховатый жесткий ствол, правда, до крови ободрав себе ладони. Вскрикнув от боли, Оливия скользнула по стволу вниз и больно упала на спину.

Мир вокруг нее вспыхнул мириадами разноцветных искр и тут же погас, казалось, навсегда.

Потом все ее тело пронзила острая боль, и, очнувшись, она с недоумением взглянула на висевшую над ней яркую полную луну, затем перевела взгляд на ветви раскидистого дуба и разом все вспомнила.

Сдерживая стон, Оливия осторожно повернула голову, шевельнула пальцами рук и ног. Переломов и вывихов не было. Она осторожно ощупала голову и с облегчением вздохнула – никакого кровотечения. Лишь на затылке стремительно набухала огромная шишка.

Оливия осторожно села, потом поднялась на ноги и едва не закричала от боли в коленях и голенях. Из глаз ее брызнули слезы.

Боль в одной ноге вскоре утихла, но другая нещадно горела. Наверное, при падении она растянула лодыжку.

Скрипя зубами, Оливия побрела прочь от дерева. Нужно было торопиться, и она заставила себя двигаться быстрее. До конюшни оставалось не более сотни шагов. Преодолев это расстояние, Оливия, тяжело дыша и покрывшись липкой испариной, наконец привалилась к гладко отесанной стене. Едва слышно всхлипнув, она осторожно посмотрела на оставленный ею дом. Все окна верхних этажей оставались темными. Должно быть, Элизабет принимала графиню Стэнхоуп в нижней гостиной.

Неожиданно Оливия услышала негромкий разговор, доносившийся из конюшни, и замерла на месте.

Двое молодых конюхов пили джин и играли в кости!

Оливия совсем пала духом. Идти пешком она не могла, а увести лошадь из-под самого носа конюхов совершенно невозможно! Что же делать?

Сидеть в темноте и дожидаться, пока слуги уберутся восвояси, или отправиться в путь пешком, несмотря на ужасную боль в ноге? Терять время в ожидании слишком рискованно, и Оливия решила идти пешком.

В этот момент зажегся свет в окне ее спальни, потом погас, и через несколько секунд во всем доме замелькали тревожные огни. Ее отсутствие обнаружено!

Задыхаясь от боли и страха, Оливия бегом бросилась к густым зарослям, то и дело спотыкаясь и чуть не падая на холодную сырую землю.

Охваченная паникой, она все же нашла в себе силы добежать до кустов колючей жимолости и спрятаться там, словно загнанный зверь. На улицу тем временем высыпали слуги со свечами и факелами. Среди них выделялась стройная фигура Элизабет в нарядном бледно-голубом платье, казавшемся совсем белым в ночной тьме.

Теперь Оливии нужно во что бы то ни стало добраться до дубовой рощи возле изгороди, откуда потом можно незаметно ускользнуть на проселочную дорогу.

Сильно хромая и выбиваясь из сил, она бросилась к темневшим неподалеку высоким деревьям, каждую секунду ожидая, что ее заметят и пустятся в погоню. Все тело ее болело, легкие горели от недостатка воздуха. Оглянувшись, она увидела, что часть слуг бросилась в конюшню, другие побежали по аллеям парка. Закусив губу, Оливия заставила себя двигаться быстрее и через несколько секунд оказалась в дубовой роще. Прислонившись к дереву, она с трудом перевела дыхание и стала горячо молить Всевышнего о помощи. Она должна спасти дочь, вызволить ее из страшного плена! Теперь ей предстоял опасный путь до Стэнхоуп-Холла.

Когда она решила, что достаточно отдохнула и может отправляться дальше, где-то совсем рядом послышался стук лошадиных копыт. Оливия открыла глаза и увидела мчащуюся по аллее рядом с дубовой рощей карету, в которой сидела… Элизабет!

Оливия сжалась в комок и прильнула к дубу с такой страстью, словно хотела слиться с ним воедино.

По бокам кареты стояли слуги с факелами и внимательно смотрели по обеим сторонам дороги.

Вот карета поравнялась с тем деревом, возле которого в смертельном страхе пряталась Оливия, и Элизабет прокричала кучеру:

– Харольд! Надо послать человека к Арлену с сообщением о побеге! Мы должны найти ее! Она не могла уйти далеко!

Освещенная факелами карета промчалась мимо и свернула на дорогу к Стэнхоуп-Холлу.

Оливия осторожно вытерла слезы. Ее не заметили!

Гаррик скакал на коне, сожалея, что отправился в путь верхом, а не в экипаже, потому что раненый бок от преждевременной нагрузки болел все сильнее. Сообщение матери о том, что Оливия серьезно больна и даже прикована к постели, настолько взволновало его, что он не мог ждать, пока слуги запрягут лошадей. Вряд ли Оливия действительно не встает с постели. Скорее всего этот негодяй Арлен снова посадил ее под замок! Что ж, если он посмел причинить боль ей или Анне, Гаррик убьет его! И не на дуэли, а просто схватит за горло и придушит как паршивую собаку!

Да, надо было ему самому еще раньше съездить в Эшбернэм, а не поддаваться на увещевания отца, который знать не знает, что такое любовь. Впрочем, сожалеть об этом уже слишком поздно. Оставалось только надеяться, что он все же успеет предотвратить нежелательное развитие событий.

С приближением к Эшбернэму дурные предчувствия усиливались. Правда, по дороге он никого не встретил, но, с другой стороны, кто же из приличных людей путешествует по ночам?

Внезапно вдали показалась карета, она быстро двигалась ему навстречу. Гаррик придержал коня и вгляделся в ночную мглу. Трив, высунув язык, тоже замедлил бег.

Показавшаяся впереди карета принадлежала явно не бедному человеку, а единственным ближайшим поместьем в округе был Эшбернэм.

Гаррик знал, что Арлен уехал в Лондон, и все же думал, что в этой карете ехал именно он. Но вместо Арлена виконт увидел в карете… Элизабет! С ней были четверо вооруженных слуг.

Когда Элизабет узнала всадника, на лице ее отразилось удивление.

– Стой! Останови карету! – крикнула она кучеру, и тот немедленно подчинился хозяйскому приказу.

Гаррик подъехал ближе.

– Какой сюрприз! – воскликнула Элизабет. – Добрый вечер, лорд Кэдмон! То есть лорд де Вер!

Не испытывая ни малейшего желания пускаться в объяснения насчет своего изменившегося титула, Гаррик отрывисто спросил:

– Что вы делаете здесь, на дороге, в столь позднее время, Элизабет? Неужели вы решили ночью отправиться в Лондон?

– Для вас, де Вер, я леди Хоутон, – холодно ответила Элизабет, вздернув подбородок.

– Где Оливия? – спросил Гаррик, не обращая никакого внимания на слова Элизабет. – Только не говорите мне, что она серьезно больна!

– Оливия действительно больна и прикована к постели! – фыркнула Элизабет. – Да уж не влюбились ли вы в жену моего брата? Наверное, ему следует снова вызвать вас на дуэль!

– Сожалеете, что я остался жив?

– Мне все равно! – равнодушно проговорила она. – В конце концов вам придется поджав хвост убираться на свой островок, а все наследство и графский титул достанутся вашему брату!

Она довольно рассмеялась.

У Гаррика вскипела кровь от ярости.

– Я не собираюсь обсуждать будущее этого самозванца! А Барбадос мне очень нравится!

– Еще бы! Вы превратились в самого настоящего дикаря, Гаррик! Всегда странный, грубый и непредсказуемый! Что может быть хуже?

– Дорогая Элизабет, неужели вы все еще любите меня, если ругаете с таким чувством? – вкрадчиво поинтересовался Гаррик.

– Я никогда вас не любила! – выпалила она.

– Нет? – удивился он. – Значит, вы легли в мою постель из чувства… отвращения ко мне?

Вышколенные слуги сидели, не шелохнувшись и не подавая виду, что удивлены этой перепалкой аристократов.

– Это наглая ложь! – возмутилась Элизабет.

– Я сожалею лишь о том, что слишком беспечно воспользовался тем, что вы с такой охотой предлагали, – улыбнулся Гаррик. – Но вы так и не простили мне, что я не стал вашим покорным поклонником. Плод бывает красивым снаружи, но гнилым внутри, и тогда он никому не нужен, несмотря на внешний вид!

– Вы не только дикарь и глупец, но и бесхребетный трус! – гневно воскликнула Элизабет. – Полагаю, вы с этой ведьмой стоите друг друга!

– Осторожнее на поворотах! – пригрозил ей Гаррик.

– Ступайте ко всем чертям, де Вер! – парировала она.

Гаррика нисколько не тронула ее грубость. Он взглянул на слуг. Те, словно глухонемые, упорно смотрели прямо перед собой.

– Где Оливия? – грозно спросил Гаррик. – С какой стати вы отправились куда-то ночью, Элизабет?

– Она, как и полагается, давно в своей постели. И не вашего ума дело, куда я сейчас направляюсь!

Едва дослушав ее, Гаррик пустил своего коня в галоп.

– Куда вы? – встревоженно крикнула она ему вслед.

– В Эшбернэм, разумеется! – бросил он ей через плечо.

Оливия с трудом выбралась на дорогу, не веря, что все-таки смогла скрыться от погони. Ушибленная при падении нога болела так сильно, что ей пришлось идти, опираясь на палку, которую она сделала из дубовой ветки. Оливия понимала, что в таком состоянии не сможет дойти до Стэнхоуп-Холла, но выбора не было.

Она брела по дороге, думая о том, как найти Анну, и мысль о дочери подстегивала ее, заставляя забыть про боль и усталость.

Неожиданно она услышала топот лошадиных копыт. Кто-то быстро приближался в ее направлении. Охваченная ужасом, Оливия замерла на месте. Неужели это грабитель, разбойник с большой дороги?

С проворством, какое трудно было ожидать от слабой, измученной женщины, она ринулась прочь и скрылась в лесу, который тянулся по обеим сторонам дороги. Чтобы ее не заметили, она легла под куст, вжавшись в землю.

Топот копыт становился все громче.

Преодолевая панический страх, Оливия чуть-чуть приподняла голову, чтобы посмотреть на всадника.

Через несколько секунд мимо нее бешеным галопом промчался гнедой конь, из-под копыт которого во все стороны летели комья грязи. Следом за ним рыжей молнией мчался сеттер. Ирландский сеттер!

Затаив дыхание, Оливия попыталась рассмотреть крупного мужчину, сидевшего верхом. Гаррик?!

Едва придя в себя, Оливия поспешно поднялась и заковыляла к дороге.

– Гаррик! – закричала она вслед удалявшемуся всаднику. – Гаррик!!!

Очевидно, он ее не слышал, потому что пришпорил коня, и тот помчался еще быстрее.

Из глаз Оливии хлынули слезы отчаяния.

– Гаррик!!! – снова крикнула она и кинулась следом за ним. Догнать его она, конечно же, не могла. Ситуация была совершенно безнадежной. – Гаррик! – прошептала она задыхаясь и наконец остановилась.

В этот момент собака внезапно резко повернулась в ее сторону и залаяла. В следующую же секунду всадник осадил коня, и тот протестующе заржал.

Вглядываясь в темнеющую фигуру всадника в плаще и гарцевавшего на месте коня, Оливия снова отчаянно крикнула:

– Гаррик!!!

Пес залаял еще громче, и всадник помчался к ней во весь опор, от нетерпения привстав на стременах.

Секунда, другая, третья… Внезапно Оливия очутилась в надежных объятиях Гаррика. Прижавшись к его груди, она залилась слезами от счастья, усталости и страха.

– Оливия… Боже мой! Я так боялся за тебя! – шептал Гаррик, осыпая поцелуями ее лицо.

Глотая слезы, она сипло проговорила:

– Анна…

Вздрогнув от непривычно сиплого и глухого голоса, Гаррик встревоженно воскликнул:

– Что с тобой?

С трудом подняв испачканное кровью и грязью лицо, Оливия сказала:

– Меня опоили… одурманили… Но как только я это поняла, перестала есть и пить… Спасибо коту… Я так ждала тебя, Гаррик! Я просила Лайонела передать тебе, что мне нужна твоя помощь…

Больше она говорить не могла и снова разрыдалась.

– Боже милостивый! – пробормотал он, охваченный жалостью и ненавистью одновременно. – Что с твоими руками? Ты вся в крови!

– Мне пришлось выпрыгнуть из окна, – всхлипнула Оливия. – Они меня заперли в спальне…

Гаррик снова прижал ее голову к себе, неосторожно шагнув вперед и наступив на ее больную ногу. Оливия дико вскрикнула от острой боли.

– Что? Что такое? – встревожился он.

– Моя лодыжка… – застонала она. – Кажется, я ее здорово растянула, а может, и того хуже…

– Негодяи! Что они с тобой сделали! – сквозь зубы процедил Гаррик, пылая ненавистью к мучителям Оливии. – Мы немедленно едем к врачу!

– Он увез Анну в Бедлам! – воскликнула Оливия. – Теперь не время для врачебных консультаций! Надо спасать ее! Помоги мне, Гаррик, прошу тебя!

Он на секунду закрыл глаза, зловеще заиграв желваками.

– Не волнуйся, Оливия, – проговорил он в следующую секунду. – Мы спасем Анну.

– Но как? Вряд ли ее так просто отдадут! Ведь поместил ее туда Арлен!

– Отдадут, – грозно проговорил Гаррик. – Вот увидишь, отдадут как миленькие. Это я тебе обещаю.

Неожиданно она поверила, что все будет именно так, как говорил Гаррик.

– Надо поторапливаться, – решительно вымолвил он. – Элизабет вовсю ищет тебя.

– К тому же она отправила посыльного к Арлену с сообщением о том, что произошло в его отсутствие, – сказала Оливия, оглядываясь по сторонам, словно ожидая внезапного появления кареты с преследователями.

– Нам нужны свежие верховые лошади. – Гаррик посадил Оливию в седло перед собой. Придерживая ее за талию, он тронул коня. – Добудем их в деревне.

Оливия только молча кивнула.

– Больше ни о чем не беспокойся, – ласково шепнул он ей на ухо, словно читая ее мысли. – Тебе и так досталось… Теперь я позабочусь обо всем. Скоро мы вызволим твою дочь из Бедлама.

– Да, я верю тебе, Гаррик, – прошептала Оливия. – Я так люблю тебя…

У нее сдавило горло, и она тихо заплакала, не в силах совладать с этим всепоглощающим чувством.

– Я тоже люблю тебя, – прошептал Гаррик. – Больше, чем ты можешь себе представить…