Текст книги "Мартин Воитель"

Автор книги: Брайан Джейкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Книга вторая
Актеры и разведчики

16

Жаркий день подходил к концу, и все тени удлинились. Теплый пыльный берег согревали последние лучи заходящего солнца. Ворота Маршанка были распахнуты настежь. В освещенном факелами и угольными жаровнями дворе стояли вперемешку пираты и разбойники из шайки Бадранга. Для двух вожаков и их помощников был накрыт под открытым небом ужин. Все ожидали обещанного представления, а Бадранг и Клогг пытались изобразить на своих мордах беззаботность.

– Гляньте-ка, а вон и мой кореш Килорк со своей братвой чапает! – крикнул Клогг.

Бадранг окинул приближающуюся труппу хищным взглядом:

– Хм-м, так это и есть та потеха, которую мы столько ждали?

Оскорбленный таким пренебрежением Клогг злобно прищурился:

– Я тебя предупреждал. Не вяжись к этим ребятам, Бадранг, а о том, чтоб их в рабство забрать, и вовсе из головы выкинь. Кто напакостит моим корешам-волшебникам, пусть пеняет на себя!

Несмотря на закрывавшую его мордочку огромную маску лягушки, Бром весь похолодел. При виде Бадранга все его мысли смешались. Дубрябина слегка подтолкнула его в спину:

– Давай, лягушонок, не стой без дела!

Вспомнив, что под маской его невозможно узнать, Бром приободрился. Он громко квакнул и, подпрыгивая по-лягушачьи, направился в середину двора, где труппа «Шиповник» устанавливала декорации. На Феллдо была уморительная маска лисы, которая вращала глазами и высовывала язык всякий раз, когда он двигал головой. Феллдо вглядывался из-под маски в ненавистные морды: Бадранг, Гуррад, Хиск. Однако его отца Баркджона нигде не было видно.

Баллау, одетый в костюм кролика-волшебника Килорка, смело прошелся колесом до самого стола, за которым сидели вожаки, вскочил на этот стол и пощекотал бороду Клогга:

– Клогго, старый ты мой краб, морской ты мой волчище, добрейший тебе вечерок!

Трамун не смог сдержать смеха: выходки нового друга его очень позабавили. Между тем Баллау извлек из бороды Клогга две ложки и начал ритмично пощелкивать ими об его огромное брюхо:

 
Это папа Клогго, что ли?
В башмаках он и камзоле!
Старый кореш, волк морской -
Усатый, носатый, зверски волосатый
Капитан Трамун Клогг -
Вот он какой!
 

Бадранг повернулся к Баллау:

– Так, значит, ты и есть тот самый кролик-волшебник. Что ж, покажи, на что ты способен.

Схватив кубок Бадранга, Баллау опорожнил его одним глотком. Прежде чем тиран мог что-либо сказать, заяц снова наполнил кубок из ближайшей бутыли и выплеснул его прямо в морду Бадрангу. Тот изумленно ахнул и схватился за морду, но в кубке оказалось не вино, а сухие листья. От смеха Клогг свалился со стула:

– Видишь, я ж тебе говорил, старый мой кореш Килорк – кролик-волшебник! Отколи-ка нам еще какое-нибудь чудо!

Отвесив изысканный поклон, Баллау спрыгнул со стола:

– Властитель Бадранг, чего изволишь – спектакль или еще какое чудо?

Бадранг налил себе еще, предварительно убедившись, что это сливовый ликер, а не сухие листья.

– Присоединяюсь к старине Клоггу. Покажи-ка нам еще какое-нибудь чудо.

Баллау театрально взмахнул лапой:

– Принесите кинжал, несущий смерть!

Вперед торжественно вышли Гоучи и Кастерн, неся красную шелковую подушку. На ней лежал длинный кинжал, зловеще сверкавший в свете факелов. Дубрябина за кулисами продекламировала:

 
Из подгорной бездны тьмущей,
Где столетья пролежал,
К нам явился смерть несущий
Этот блещущий кинжал!
 

Затем Дубрябина вышла вперед, волоча за собой Селандину. Белочка взывала к милосердию, приложив лапку ко лбу:

 
Не надо! Не надо! Не надо!
Бедняжку не надо карать!
Пощады! Пощады! Пощады!
Я так не хочу умирать!
 

Баллау взял кинжал. Вынув из уха какой-то изумленной крысы яблоко, он рассек его сверкающим клинком на четыре части и со зловещей улыбкой обратился к окружавшим его злодеям:

 
Жить этой несчастной иль вмиг умереть?
Кто хочет немедля на смерть посмотреть?
 

Все притихли. Заплаканная Селандина была так хороша, что ни у одного разбойника не повернулся язык осудить ее на смерть. Ни у одного – кроме Бадранга:

– Проткни ее, кролик, и дело с концом!

Селандина взвизгнула и попыталась было убежать, но Дубрябина схватила ее и подтащила к Баллау. Заяц высоко поднял кинжал:

 
Бадранг! Ты приказал убить ее!
Я выполню желание твое!
 

Он ударил кинжалом Селандину. Та громко вскрикнула. Казалось, что клинок кинжала и впрямь пронзил грудь белочки, но на самом деле он незаметно ушел в рукоять. Баллау выпустил кинжал, Селандина схватилась за него обеими лапками. Делая вид, что пытается вырвать кинжал, она на самом деле прижимала его к себе. На морде Баллау застыла маска ужаса; закрыв глаза дрожащими лапами, он повернулся к публике:

 
О как теперь смеяться мне? О нет!
Несчастную убил во цвете лет!
 

Селандина между тем сделала по сцене несколько шагов, шатаясь и жалобно стеная:

 
Не видеть боле мне весны и лета,
Не видеть злата солнечного света,
Летящих птиц и пчелок на цветах -
Все кончено. Я умираю – ах!
 

Когда она оказалась рядом с Баклером, который бил в маленький барабан, тот, не разжимая губ, шепнул:

– Ну-ну, милая, будет тебе, не переигрывай. Умирай, это самое… живее.

Издав душераздирающий всхлип, Селандина грациозно упала на лапы Дубрябины и, по-прежнему сжимая лапками рукоять кинжала, умерла.

Когда Дубрябина обнесла вокруг сцены безжизненно обвисшее на ее лапах тело белочки, в толпе пиратов раздалось бормотание:

– Вот срам-то, такая белочка красивая была.

– Не говори, кореш. Кролик этот, может, и волшебник, да уж больно бессердечный!

Клогг сделал огромный глоток эля.

– Слушай, Килорк, ну на кой ты ее замочил? Все представление испортил. Что мы теперь весь вечер делать будем?

Баллау развернул свой плащ волшебника:

– Слышите, друзья мои? Это говорит горностай – золотое сердце: мой старый приятель папаша Клогго. Так и быть, кореш, только для тебя я ее воскрешу.

Дубрябина положила Селандину на землю. Встав перед ней на колени, Баллау продекламировал:

 
С пронзенной грудью мертвая лежит.
Ее теперь лишь чудо оживит.
С ужасной этой раной ножевой
Она восстанет заново живой!
Фокус-покус! Раз-два-три!
Оживай! Вставай! Смотри!
 

Схватившись за рукоять, он сделал вид, будто вытащить кинжал из груди Селандины стоит огромных трудов: долго тужился и пыхтел, пока наконец кинжал не сверкнул в воздухе.

Белочка тут же села, протерла глаза и с очаровательной улыбкой потянулась:

– Где это я? Я, должно быть, заснула!

Зрители встретили замечательный фокус овацией. Баллау между тем быстро убрал клинок кинжала в рукоять, спрятал его под плащом и вынул точно такой же кинжал, но не бутафорский. Заяц с размаху вонзил его в стол перед Клоггом и Бадрангом, чтобы те убедились, что он настоящий.

Трамун, проверяя, хорошо ли наточен кинжал, несколько раз с силой воткнул его в стол.

– Килорк, дружище, такого кролика-волшебника я еще в жизни не видывал!

Бадранг не стал утруждать себя осмотром кинжала. Откинувшись на спинку стула, он положил подбородок на лапу.

– Недурно, кролик. А есть ли у тебя еще какие-нибудь фокусы?

Баллау указал на Феллдо:

 
Нe фокус это. Волшебство!
Иль думаешь, чудес нет?
Ты видишь лиса вон того?
Так он сейчас исчезнет!
 

Дубрябина прошептала Феллдо на ухо:

– Теперь ты сможешь освободить отца. Постарайся не забыть то, чему тебя учили. Другой возможности не представится. Удачи тебе!

Барсучиха нарядилась в широченный черный плащ, а Баклер и Трефоль выгрузили из повозки ящик. Пока сцену готовили для нового фокуса, Баллау хлопнул Феллдо по плечу и обратился к нему с громкой речью:

 
Ну что, приятель, подбодрись!
Исчезнуть не боишься?
Давай-ка в ящик заберись -
И сразу испаришься!
 

Феллдо попятился и, тряся головой, стал умолять:

 
О нет, не надо! Пощади!
Что ждет беднягу впереди?
Быть может, рухну в бездну?
Иль в небесах исчезну?
Остановитесь же, прошу,
Я исчезать не выношу!
 

Баллау повернулся к публике и начал произносить стишок, который вскоре подхватили и зрители:

 
Место лису, скажем хором,
В ящике и под запором!
 

Вся труппа набросилась на Феллдо и, невзирая на его вопли, потащила к ящику. На сцене началась веселая суматоха: Феллдо засовывали в ящик, он снова и снова выпрыгивал оттуда – раз, еще и еще раз, а шайка разбойников все громче кричала:

 
Место лису, скажем хором,
В ящике и под запором!
 

Баллау подбежал к огню, громко вопя:

– В ящик! В ящик его!

Он вытянул над огнем обе лапы. Пых-х-х-х! Среди ночной тьмы взвился к небу и осветил все вокруг огромный дымящийся столб нестерпимо яркого пламени – красного, зеленого и голубого. Раздались тревожные крики; зрители отпрянули, протирая глаза, ослепленные вспышкой.

Феллдо спрятался под широченным плащом Дубрябины. Она быстро отошла к краю освещенного круга, и Феллдо выкатился в тень. Прижимаясь к стене, он стал пробираться в загон для рабов. Между тем Баклер, который оглушительно бил в барабан, одновременно подталкивал ящик задней лапой, чтобы тот шевелился. Стоявшая рядом с ним Трефоль, оцепенев от ужаса, громко взмолилась:

 
Пожалейте лиса, звери сердечные!
Не запирайте его на веки вечные!
 

Клогг грубо толкнул Бадранга:

– Хо-хо, теперь лису крышка. Загнал-таки его Килорк в ящик!

Кастерн и Селандина стали обходить зрителей, раздавая висячие замки с ключами и крепкие веревки:

 
Вот замочки! Выбирайте!
Подходите! Запирайте!
 

В желающих недостатка не было. Разбойники и пираты обступили ящик. Одни гордо демонстрировали свое искусство вязания морских узлов, между тем как другие вставляли замки в проушины ящика.

Баллау с важным видом прошелся вокруг ящика:

 
Перевязан, заколочен,
Многократно обзамочен, -
Изнутри теперь никак
Не пролезет и червяк.
 

Бадранг рывком выдернул из стола длинный кинжал, который все еще торчал там, где его воткнули. Он подошел к ящику и, презрительно оттопырив губу, обратился к Баллау:

– Ну что, исчез уже лис из ящика?

Длинные уши Баллау дернулись. Он предостерегающе поднял лапу:

– Подожди, позволь мне произнести заклинание.

Подпрыгивая и делая пассы, он обошел ящик кругом:

 
Потешим честную компанию -
Несчастный исчезнет по манию.
Свершится великое чудо -
Навеки исчезнет оттуда!
 

Ловким движением лапы Баллау извлек, казалось из воздуха, ореховый прутик. Раз, два, три – он ударил этим прутиком по ящику, взывая:

 
Рыкати-дрыкати, чука-банзай!
В ящике лис, растворись! Исчезай!
 

Затем, повернувшись к Бадрангу, Баллау поклонился и, тяжело дыша, будто от усталости, произнес:

– Он исчез. Ящик пуст. Показать?

Тиран злобно улыбнулся и покачал головой:

– Нет. Не нужно открывать ящик. Однако если лиса там действительно нет, надеюсь, ты не будешь возражать, если я сделаю вот так!

Рванувшись вперед, Бадранг мощным ударом вонзил кинжал в крышку ящика по самую рукоять. Ошеломленная публика ахнула, затем капитан Трамун Клогг, подняв абордажный палаш, бросился к Бадрангу с воплями:

– Убийца! Я ж тебе говорил, Бадранг, – волшебников не трогать!

Баллау действовал с молниеносной быстротой. Сделав Клоггу подножку, он выхватил у него палаш и, взявшись за рукоять обеими лапами, вонзил его в ящик. Затем повернулся, помог пирату встать и отряхнул его.

– Нет-нет, кэп. Если я говорю, что лис исчез, так можешь не сомневаться. Эй, Гуррад! Не желаешь ли кинуть в ящик свое копье? Ну, кто хочет, не стесняйтесь!

На мгновение все стихло, а потом Гуррад метнул в ящик тяжелое копье, которое с треском прошило обе его стенки. Тут же, будто по сигналу, на сцену полетели кинжалы, копья, стрелы и даже мечи. Через несколько секунд ящик стал похож на подушечку для булавок. Баллау с силой ударил по ящику своими длинными задними лапами. Ящик распался, и все присутствующие смогли убедиться, что лис и в самом деле исчез.

Разведя лапы в стороны, заяц ухмыльнулся:

– Видите, когда кролик-волшебник Килорк творит чудеса, это самые что ни на есть настоящие чудеса!

Сквозь затихающий гром аплодисментов послышался визгливый голос Друвпа:

– Рабы убегают! Скорее, они убегают!

17

Весь день четверо друзей продирались через густой кустарник, а тени, за которыми они шли, все удлинялись, предвещая наступление вечера. День выдался жаркий, и пройти удалось немного. Вытирая пот со лба, Роза нагнала Паллума. Мартин шел впереди, делая в кустах просеку мечом Амбаллы.

– Уф! Когда солнце зайдет, станет прохладнее, но в темноте исчезнут тени, за которыми мы идем.

Они подождали Грумма. Моргая, крот вытер влажный кончик своего носа:

– Уф! Под землей-то оно попрохладнее будет. А не пора ли нам, это самое… привал сделать?

Роза оглянулась:

– Давайте устроим лагерь возле вон того старого засохшего дуба.

Паллум расплылся в улыбке:

– Ты имеешь в виду засохший дуб с тремя верхушками?…

Прихлопнув лапками, Роза продекламировала первые строчки наставления Полликин:

– «Три на вершине мертвеца»! Ха-ха, вот и он, старый засохший дуб с тремя вершинами. Пошли!

Почти у самых корней умершего лесного великана они нашли уютное гнездо. Путники ужинали и рассматривали ночное небо, простиравшееся над их древесным балдахином.

Тихо и незаметно занялась заря.

– Давай-ка вставай, Мартин. Ты что, это самое… весь сезон тут пролежать хочешь? – Грумм ткнул в Мартина своей поварешкой. – Что на завтрак желаешь? Сейчас я, значится… супчика сварю.

Мартин встал и потянулся:

– В незнакомой местности огня лучше не разводить.

Грумм куда-то направился, бормоча себе под нос:

– Вот еще, это самое… огня не разводить. Пойду хоть водички свежей отыщу.

Паллум, Мартин и Роза позавтракали пирожками. Солнце стало пригревать, и они сидели, любуясь лесом. Роза встала и встревожено огляделась:

– И куда это Грумм подевался? Он же хотел только воды набрать. Сейчас я его позову…

– Нет, Роза, не повышай голоса. Если Грумм тебя услышит, то услышат и другие. Давайте потихоньку сходим поищем его.

Не успев углубиться в лес, Мартин вдруг остановился. Протянув вперед лапу, он наклонился к Розе и прошептал:

– «Из двух дорог одна опасна». Вот она, Роза. Развилка тропинок. Видишь?

Тропинка, извивавшаяся под сенью высоких деревьев, разделялась надвое – одна налево, другая направо.

– Наверно, Грумм пошел по одной из них, но по какой?

– Надеюсь, ни по какой, – откликнулся Паллум. – Обе выглядят страшновато. Пожалуй, я здесь останусь и подожду – а вдруг Грумм появится?

Роза видела, что еж боится, и осторожно погладила его по колючкам:

– Ты это хорошо придумал, Паллум. Пошли, Мартин.

Некоторое время Мартин с Розой шли по тропинке, ведущей направо. Она петляла, но казалась вполне безопасной. Мартин покачал головой:

– Давай-ка попробуем левую.

Крадучись они двинулись по левой тропинке. Она сильнее заросла и больше петляла, чем правая, от нее так и веяло опасностью. Внезапно Мартин замер. Они сразу же услышали какое-то жужжание. Роза напрягла слух, казалось, кто-то взвизгнул.

– Это Грумм!

– Да, за тем поворотом. – Мартин вытащил свой короткий меч.

Продвигаясь вперед по шажку, они пошли дальше. Жужжание стало громче, – казалось, воздух, которым они дышали, был насыщен этим жужжанием до предела. Кругом висел одуряющий сладкий запах. Они обогнули поворот. Их глазам открылась страшная картина.

Пчелы! Их здесь были миллионы. Пчелы роились на кустах, деревьях, кишмя кишели на земле. Тропу перегораживал упавший вяз, а вдоль нее повсюду стояли огромные ульи – старые ульи, новые ульи, недостроенные и заброшенные, разрушенные. Кое-где через отверстия в ульях виднелись золотистые соты, запечатанные воском. Янтарный нектар капал на землю и на грибы, густо облепившие ствол упавшего дерева. Прижавшись к нему спиной, на земле сидел Грумм, прижав свою поварешку к носу и дыша через нее. От изумления Роза вытаращила глаза: Грумма было почти не видно из-под покрывавших его пчел. Они облепили все его мохнатое тело, от задних лап до кончиков ушей, и угрожающе жужжали. Глаза Грумма были крепко зажмурены. Время от времени он негромко взвизгивал.

– Сиди тихо, Грумм, – шепотом проговорила Роза.

– О-о-о-х, Роза…– донесся из-под поварешки приглушенный голос Грумма. – Попался я тут… Они меня, значится… кусают, правда не все сразу.

Роза продолжала говорить вполголоса:

– Мне тебя очень жаль. Потерпи, сейчас мы тебя выручим.

Еле шевеля губами, Мартин произнес:

– Роза, мы в ловушке. Они отрезают нам путь к отступлению. Ой! Меня ужалили в заднюю лапу! Они начинают на мне роиться. От пчел мечом не отобьешься. О-ой!

Роза оглядела Мартина, затем себя:

– Странно, но на меня не села ни одна пчела. Смотри! – Она вытянула вперед лапу. Ни одна пчела даже не пыталась на нее сесть.

Внезапно Розу осенило:

– Мартин, Грумм, не говорите, ни звука. Смотрите, как только вы откроете рот, вас жалят. Если пчелы не кусают меня, значит, им нравится мой голос. Если им нравится мой голос, когда я говорю, значит, мое пение им и подавно придется по вкусу, если, конечно, я буду петь негромко. Как только вы почувствуете, что можете двигаться, возьмите меня за лапы, и мы попробуем уйти.

Мартин и Грумм неподвижно застыли, подобно двум статуям, покрытым полчищами медленно переползающих с места на место пчел. Роза начала петь:

В долине Полуденной подле холма, Где пышна трава луговая, Где подле ручья приютились дома, Где крыша небес голубая…

Мартин сразу же заметил перемену в поведении пчел. Жужжание почти стихло, а ползавшие по нему насекомые замерли на месте.

– Действует, – шепнул он Розе. – Пой дальше. Я сейчас возьму тебя за лапу. Грумм, когда Роза снова запоет, возьми ее за лапу.

Роза продолжила петь, ее голос казался ласковым ветерком в безмолвную ночь:

Ты там в предрассветный ищи меня час, Где долго, не зная покоя, Всю ночь напролет не смыкавшая глаз, Я жду тебя, жду под ольхою.

Роза протянула друзьям лапы. Почувствовав, что Мартин и Грумм взялись за них, она повернулась и медленно пошла по тропинке назад. Мартин и Грумм осторожно ступали рядом с мышкой. Она продолжала петь, и пчелы стали отваливаться от ее спутников и, лениво жужжа, улетать в свои ульи.

 
Сезон за сезоном ворочает год,
Цветы на лугу увядают,
И песню печальную ветер несет,
И я все тебя ожидаю…
 

Обеспокоенный Паллум ждал у развилки. Увидев, что его друзья возвращаются, он пустился в пляс от радости, которая при виде искусанных спутников заметно поубавилась и сменилась тревогой.

– Слава всем сезонам, вот и вы!… Ой, Грумм, да ты весь опух. Что случилось?

Крот улыбнулся:

– Это, Паллум, значится… другая история. Подвинься-ка, уж больно мы намаялись, присесть с устатку надобно.

Друзья привалились к стволу развесистого платана. Мартин воткнул в суглинок свой меч и изумленно покачал головой:

– Спасибо, Роза. Это было просто чудо. К чему нам меч? Твой голос уже второй раз одерживает победу, спасая нас, – первый раз орлиным клекотом, второй раз песней. Знаешь, самое странное – я и пчел почти не замечал. Все, что я слышал, – это твое пение. Я бы мог его слушать хоть всю жизнь!

Между тем Паллум сделал припарки из листьев щавеля и грязи:

– Не шевелитесь, я приложу это к вашим волдырям, чтобы боль прошла. Ну как?

– О-ох, ты и не знаешь, как здорово, – благодарно вздохнул Мартин, чувствуя, как боль куда-то уходит. – Теперь бы Роза спела еще песенку, и больше ничего не надо.

Роза вся вспыхнула. Она вскочила и закинула котомку на плечо.

– Слушайте, вы что, все утро здесь валяться собираетесь? А ну пошли!

Вслед за мышкой друзья зашагали по тропинке. За день им удалось проделать большой путь, хотя чем дальше они углублялись в лес, тем выше становились деревья и тем угрюмее становилось вокруг. Настал полдень, но сквозь сплошной шатер из ветвей и листвы солнца было почти не видно. Остановившись у ручейка, четверо друзей закусили лепешками и запили их холодной водой. Затем Грумм с Паллумом опустили в ручей задние лапы и уселись на берегу, покряхтывая от удовольствия.

– Я вас вижу. Берегитесь!

Едва в полумраке леса зарокотал этот низкий голос, Мартин вскочил и обнажил меч. Они выждали минуту, и голос снова загремел, раскатываясь эхом:

– Прочь с дороги, мелюзга!

– Кто ты? – крикнул в ответ Мартин, подметив, как многократно усиливает его голос лесное эхо.

– Я Мирдоп, – гудел среди деревьев голос – Я вижу все. Назад!

– Мы не причиним тебе вреда, – сказал Мартин как можно более дружелюбным тоном. – Мы всего лишь путники, идущие в Полуденную долину! – Наклонившись к Розе, он шепнул ей: – Продолжай с ним разговаривать. Я попробую разузнать, где он!

– Замрите и не шевелитесь! – громыхал сердитый голос. – Ибо я – Мирдоп, родившийся в бурю, в ночь зимнего полнолуния! Я все вижу! Всех убиваю!

Сложив лапки рупором, Роза ответила хриплым басом, который отдался раскатистым эхом во всех уголках леса:

– А я – Мартин Воитель. Я убил больше врагов, чем у тебя на шкуре шерстинок! Я победил Амбаллу и Бадранга! Дай нам пройти!

Опять все замолкло, и тот же голос грозно завопил:

– Один воитель для Мирдопа – ничто. Я проглочу его в один присест!

Роза ответила, на сей раз своим обычным голосом:

– Здесь не один воитель, а четверо! Я – Роза, самый страшный душегуб во всей Полуденной долине. Я кушаю Мирдопов на завтрак. А ты что скажешь, Паллум Могучий?

Надувшись так, что его иголки встали дыбом, Паллум завопил что есть мочи:

– Я Паллум Могучий! На мне тысяча мечей! Я тоже ем Мирдопов, правда обычно на закуску! Держись от меня подальше и берегись моего друга Грумма Ворчуна!

– А кто это такой – Грумм Ворчун? – спросил таинственный голос Мирдопа.

На этот раз Роза уловила в его тоне нерешительные нотки.

Потрясая поварешкой, вперед пробрался крот.

– Я Грумм Ворчун, размогучий зверь! Я из Мирдопов варю супчик.

– Мне все равно, кто вы такие. – Голос Мирдопа звучал без былой уверенности. – Убирайтесь, откуда пришли, или умрете. Никто не пройдет мимо Мирдопа!

– Хе-хе, значится, мы первые будем!

– Назад! – чуть ли не жалобно взвыл Мирдоп. – Я лягал лис, гонял горностаев… О-о-о-о!

– Сюда, друзья. Скорее! – прозвучал голос Мартина.

Где-то впереди послышался громкий треск и душераздирающие вопли. Роза схватила валежину:

– Должно быть, Мирдоп схватил Мартина. Впе-ре-е-е-ед!

И трое путников бросились со всех лап по лесной тропинке.