Текст книги "Радиошпионаж"

Автор книги: Борис Анин

Соавторы: Анатолий Петрович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

На улице Чайковского стоял массивный дом...

В 70-е и 80-е годы американское посольство в Москве располагалось на улице Чайковского, в массивном доме горчичного цвета. На девятом этаже находилась святая святых посольства – комплекс шифровальных комнат, защищенный стальным экраном. Этот комплекс, изнутри больше всего напоминавший гигантских размеров холодильник, был известен среди сотрудников посольства как Подразделение коммуникационных программ (ПКП). В нем работало более дюжины шифровальщиков из государственного департамента США, АНБ и ЦРУ. Установленные в ПКП шифраторы днем и ночью были заняты передачей в правительственные учреждения США и приемом оттуда особо важных сообщений. Посредством спутниковой связи зашифрованные сообщения нескончаемым потоком пересылались из шифровальной комнаты ЦРУ в его штаб-квартиру и обратно. Они касались сверхсекретных деталей шпионских операций ЦРУ против СССР. В ПКП также были установлены шифраторы АНБ, передававшие в США перехват из линий советской правительственной связи. А шифровальные машины госдепартамента были заняты приемом инструкций госсекретаря послу в Москве. В общем, работа кипела.

Если бы в КГБ прочли пересылавшиеся через ПКП шифрсообщения, то узнали бы уязвимые места американской стороны на переговорах по стратегическим вооружениям. В КГБ стало бы известно, как защитить Кремль от подслушивания со стороны АНБ. Но самое страшное для американцев последствие чтения посольской шифрпере-писки состояло в том, что сотрудникам КГБ стали бы известными имена агентов ЦРУ. Для последних это было бы равносильно вынесению им смертного приговора.

Наконец, на десятом этаже, прямо под крышей посольства с лесом антенн, будок и надстроек находилась станция радиоперехвата АНБ. Здесь буквально яблоку негде было упасть. Каждый квадратный сантиметр строго учитывался. Ведь не так_:то просто было на столь ограниченной площади разместить многочисленную и многообразную радиоаппаратуру, устройства обработки и записи информации, а также мощную электронно-вычислительную технику.

Программа радиошпионажа из посольства получила кодовое название «Кобра Эйс». Она была направлена на получение информации из военных и правительственных линий связи Москвы и Подмосковья. При перехвате сигналов из военных линий связи особое значение придавалось точному определению параметров излучений и характеристик излучающих систем советских средств противоракетной и противовоздушной обороны.

Некоторые линии сбязи представляли для американцев особый интерес. В одной из шифртелеграмм, направленных в посольский пост перехвата из США, говорилось: «...нами получено официальное задание по линии связи, работающей с азимута 205° и 200°. Оно вступает в силу в полночь. Задача состоит в проведении записи излучения с 3 до 6 часов утра по местному времени. Следует делать то же количество копий, что и сейчас. Мы оценим содержание этих дополнительных записей и примем решение... Мы понимаем, что начинать работу в такую безбожную рань тяжело, но нам остро необходимо получить хорошие перехваты из этой линии связи».

Огромное энергопотребление многочисленной сложной радиоэлектронной техники, размещенной на верхних этажах посольства, нередко вызывало перегрузки сети электропитания и возгорания проводки, дважды приведшие к серьезным пожарам, во время которых почти полностью выгорали верхние этажи и крыша. Каждый раз после пожара в американском посольстве в Москве быстрыми темпами проводились восстановительные работы, и все возвращалось на круги своя и даже становилось еще совершеннее. Например, в 1978 году самая высокая часть кровли (площадью в 150 кв.м) была сделана из так называемого «радиопрозрачного материала», что позволило разместить часть антенных устройств шпионской аппаратуры под общим прикрытием на чердаке. На фундаментах сгоревших будок-постов появились 3 новых сооружения 4-метровой высоты, объемом до 30 куб. метров каждое. Была введена в действие полученная из США новая автоматизированная система радиотехнического шпионажа, снабженная ЭВМ с большой памятью для управления этой системой и для обработки поступающей на нее информации.

Начиная с 70-х годов американская сторона неоднократно обращала внимание на тот факт, что радиоразведывательные операции КГБ, объектом которых служило посольство США в Москве, значительно участились и были отнюдь не безуспешными. Вот их краткая хроника.

В 1976 году в 16-м управлении КГБ началось чтение посольской шифрпереписки американцев. Оно продолжалось в течение нескольких лет, пока в батарее шифровальной комнаты посольства не была обнаружена советская гибкая антенна. В одной из прочитанных американских шифровок, отправленных из Москвы в 1979 году, вскоре после убийства главы правительства Афганистана Тараки, в частности, говорилось: «Советы не в восторге, но осознают, что сейчас им ничего не остается, кроме как поддерживать амбициозного и жестокого Амина». Интересная была телеграмма. Амин живьем сбрасывал в ямы с хлорной известью сторонников Тараки. Рассеивал, как пепел по ветру, тысячи людей. А Советам, значит, ничего не оставалось, как ждать, пока новоявленный диктатор не отдастся за доллары американцам и те не появятся у советских южных рубежей. Содержание американской телеграммы было доложено наверх и, несомненно, сыграло свою роль в подстегивании решения руководства СССР вмешаться во внутренние дела Афганистана, которые напрямую начинали затрагивать советские интересы в этом регионе.

Весьма действенной мерой, облегчившей радиоразведке СССР перехват переписки посольства США в Москве в 70-е годы, явился запрет передач американцами своих сообщений по радио. Аналогичный запрет был введен американской администрацией и в отношении советских полномочных представительств в Соединенных Штатах. Объяснялось это тем, что отслеживать прохождение сообщений по кабельным каналам и в КГБ, и в АНБ представлялось более легким делом, чем следить за радиоэфиром на многих частотах. Посольские линии связи служили предметом особого внимания со стороны обоих ведомств. Поэтому, когда советское посольство в американской столице пожаловалось в Москву на частые и безосновательные обрывы связи на своих линиях за последний месяц, эта жалоба удостоилась внимания самого председателя КГБ. В качестве ответной меры Андропов приказал своим подчиненным организовать перерывы в связи посольства США с внешним миром. Их продолжительность и частота возникновения были намеренно сделаны значительно большими, чем у советского посольства, дабы впредь отбить у американцев охоту заниматься подобными делами. Этой акцией преследовалась и другая цель. Дело в том, что после каждого сбоя в канале связи противник был вынужден перезапускать генераторы ключей в своих шифраторах. А излучение, создаваемое в результате их перезапуска, несло в себе полезную информацию об используемых ключах. Работающий же без сбоев канал связи требовал включения генераторов ключей всего единожды в день.

В 1984 году в 13 новых пишущих машинок, привезенных из Америки и предназначенных для установки в посольстве в Москве и консульстве в Ленинграде, умельцы из КГБ ухитрились вставить «закладки». Это были устройства, назначение которых состояло в записи сигналов управления движением головки машинки и передаче накопленной таким образом информации в зашифрованном виде подслушивающему посту КГБ в доме напротив. Американцы посчитали, что именно так КГБ стали известны имена сотрудников посольства, состоявших на службе в ЦРУ.

Американская морская пехота на другом конце Земли

Охрана посольства осуществлялась морскими пехотинцами США – «самыми искренними и непоколебимыми защитниками американского образа жизни и демократии».

Морские пехотинцы жили, как и 100 других американцев, в посольстве, здание которого больше всего напоминало склад. Им частично отводился второй этаж северного крыла, где размещались бар и столовая, а спали они на втором, третьем и четвертом этажах центральной части здания посольства.

С седьмого этажа, в центре которого находился офис ЦРУ и политический отдел госдепартамента, начиналась спецзона – место повышенной секретности, доступ в которую строго контролировался. Чтобы добраться до спецзоны, нужно было сесть на лифт в центральной части здания. При выходе из лифта находился так называемый пост № 3. Любой, кто хотел попасть на прием к послу или в помещение ПКП, должен был сначала пройти мимо морского пехотинца.

В соответствии с правилами внутреннего распорядка морские пехотинцы могли принимать гостей женского пола только в пределах второго этажа северного крыла. Этими же правилами запрещалось установление дружеских отношений с лицами любого пола из Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии, СССР, Чехословакии или Югославии. О всяком контакте с гражданином восточноевропейской страны, не вызванном служебной необходимостью, морской пехотинец обязан был сообщать в специальное подразделение – следственный отдел ВМС США. За отсутствием представителя этого подразделения в Москве его заменял ответственный за безопасность в посольстве. Однако, чувствуя, что это может привести к неблагоприятным последствиям лично для них, морские пехотинцы сами решали, о чем докладывать, а о чем лучше умолчать.

Одной из важных обязанностей морских пехотинцев являлась необходимость замечать и сообщать ответственному за безопасность в посольстве, кто из сотрудников нарушает правила обращения с секретными документами. Сокрытие отступлений от правил влекло за собой временное отстранение от выполнения служебных обязанностей или увольнение виновного. В то же время, когда о таких нарушениях морские пехотинцы докладывали ответственному за безопасность в посольстве, последний, как правило, отказывался принимать какие-либо меры в отношении нарушителя.

Еще одно неприятное для морских пехотинцев поручение заключалось в использовании видеомониторов, с помощью которых они определяли, пускать ли во внутренний двор посольства машины с улицы Чайковского. Изображение на экране монитора частенько было недостаточно четким, да и сам монитор не всегда был исправен.

Долгое время морские пехотинцы несли дежурство невооруженными. Причиной было стремление избежать инцидента со стрельбой и человеческими жертвами. Затем морским пехотинцам все же раздали незаряженное оружие, а амуницию к нему обязали держать в ящике стола, который находился рядом с постом.

Надо сказать, что в 80-е годы охрана американских посольств служила наказанием для нарушителей дисциплины на родине. В результате только с 1980 по 1987 год каждый десятый морской пехотинец – охранник посольства был отстранен от несения дежурства за изнасилования или другие преступления.

В советском посольстве в Вашингтоне никому не взбрело бы в голову нанять американцев для выполнения каких бы то ни было пустяковых обязанностей. Американцы же с самого начала для решения любой самой мелкой проблемы (от прочистки засорившегося туалета до установки телефона), требовавшей в советских условиях больших затрат времени и усилий, нанимали русских, которые уверенно чувствовали себя в бюрократических джунглях своей системы. А сделать это можно было только через советское же государственное учреждение под названием Управление делами дипломатического корпуса (УпДК). И хотя УпДК официально входило в состав МИД, а не КГБ, оно находилось под контролем этой всесильной организации. В результате, по оценкам экспертов США, число сотрудников КГБ среди обслуживавшего американское посольство советского персонала всегда превышало количество служащих, прибывших из-за океана. И это обстоятельство, разумеется, сказывалось на безопасности посольства.

Лоунтри

24 декабря 1986 г. морской пехотинец из охраны американского посольства в Вене Клейтон Лоунтри подошел во время рождественской вечеринки к сотруднику ЦРУ и признался ему, что является агентом КГБ. Последовавшие допросы Лоунтри выявили картину случившегося.

Жизнь Клейтона Лоунтри до поступления в корпус морской пехоты мало отличалась от жизни остальных американцев коренного происхождения. Он рано понял, что никогда не будет первым среди равных и не станет сенатором. Язык плохо повиновался наивному и самолюбивому индейцу со средними способностями. Когда Лоунтри подрос, его кумиром стал Адольф Гитлер. Школьная учительница забила тревогу, обнаружив однажды изрисованную свастиками тетрадку Клейтона с телефонами и именами членов местных неонацистских группировок. Но классный руководитель, узнав о находке, не придал ей значения, назвав все это подростковыми фантазиями.

В 1980 году, еще не окончив школу, Лоунтри написал заявление с просьбой принять его в корпус морской пехоты, а в 1984 году попробовал поступить в элитарную школу морской пехоты, но не выдержал вступительных экзаменов. Тогда его отец отправил письмо влиятельному сенатору, упрашивая оказать протекцию сыну и доказывая, что в семье Лоунтри всегда были военные. Руководство школы еще раз протестировало Лоунтри, и на сей раз юноша был принят. После окончания школы морской пехоты Лоунтри был направлен в посольство в Москве.

С самого начала своей службы по охране посольства, куда он прибыл в 1984 году в возрасте 22 лет, Лоунтри проявил себя не с лучшей стороны. Он напился, не смог открыть дверь в свою комнату и уснул на полу в коридоре. В результате утром Лоунтри опоздал на дежурство. В 1985 году он снова провинился, умудрившись заснуть во время дежурства. Тем не менее морская пехота США не желала признать, что Лоунтри не способен охранять даже бакалейную лавку, не говоря уже о шифровальной комнате ЦРУ. Обращения прямого начальника Лоунтри наверх с просьбой об отстранении последнего от охраны объектов были оставлены без внимания.

Моральный климат в посольстве в 80-е годы тоже не способствовал укреплению дисциплины. Жены некоторых посольских работников настойчиво искали расположения морских пехотинцев. По пятницам в посольстве работала дискотека, во время которой кто-то из женщин подсаживался к одному из морских пехотинцев и говорил, что ее подруга проявляет к нему интерес как к мужчине. Замаскированное приглашение часто принималось. Но Лоунтри соотечественницы не интересовали: он «положил глаз» на русскую секретаршу, которая сидела в приемной на виду у пехотинца, охранявшего вход в посольское здание.

Виолетта

14 марта 1985 г. в УпДК МИД СССР пришел запрос следующего содержания: «Посольство Соединенных Штатов Америки в Москве свидетельствует свое почтение и просит направить на временную работу в резиденцию посла США секретаршу для работы с 8 часов утра до часа дня с зарплатой сто сорок рублей». После всевозможных проверок и согласований УпДК решило направить туда выпускницу переводческого факультета Московского государственного педагогического института иностранных языков Виолетту Сейна.

Окончив школу в 1977 году, Виолетта пошла работать в МГПИИЯ лаборанткой, одновременно поступив на курсы английского языка при этом институте. В 1978 году ее приняли на вечернее отделение МГПИИЯ, а по окончании обучения после согласований, рекомендаций и утверждений в комсомольских и партийных органах – на работу в УпДК. Всего через несколько месяцев Виолетте улыбнулось счастье – она подписала контракт с посольством США в Москве, о котором могла только мечтать.

В один из октябрьских дней 1985 года, пораньше освободившись с дежурства, Лоунтри вышел из посольства вслед за Виолеттой. Стараясь оставаться незамеченным, он спустился за девушкой в метро и вошел вслед за ней в вагон подошедшего поезда. Тут Лоунтри наконец набрался смелости и сквозь толпу протиснулся к Виолетте. «Привет! – сказал он, слегка запинаясь. – Меня зовут Клейтон. Не возражаешь, если я провожу тебя?» Виолетта улыбнулась в ответ.

В ноябре по традиции посольство устраивало для морских пехотинцев торжественный бал. Никто не удивился и уж, конечно, не побежал докладывать офицеру безопасности, когда Лоунтри появился на балу с красивой брюнеткой. В конце концов у всех случались приключения на стороне, и никто не собирался лишать себя этих прелестей жизни.

Весь вечер самозабвенно кружился Клейтон в танце с Виолеттой по шумному залу резиденции посла. А по дороге домой Виолетта вдруг сказала: «Знаешь, мне очень хорошо с тобой. Только я одного боюсь. Вдруг за нами следит КГБ. Тогда я потеряю работу, и мы не сможем больше встречаться». С тех пор Лоунтри старался незаметно покинуть посольство, чтобы побывать у Виолетты. Он пересаживался на разные маршруты автобусов, менял одежду, путал следы. Однако сотрудники 7-го управления КГБ – «наружки» – давно уже засекли странного человека, путавшего следы по пути от улицы Чайковского до Текстильщиков. И только посмеивались над его доморощенной техникой.

«Дядя Саша»

Меж тем привязанность Лоунтри к Виолетте росла и вскоре Виолетта была уверена, что Клейтон не сможет ей отказать ни в чем.

КГБ постарался получить максимум информации об этой парочке. За встречами Лоунтри и Виолетты зорко следили агенты «наружки», домашний телефон девушки прослушивался. Все ее разговоры с сержантом записывались на магнитофон. Через некоторое время контрразведка пришла к выводу: Клейтона можно «выводить» на вербовку.

В один из студеных дней января 1986 года Виолетту вызвали в КГБ и предложили свести Лоунтри с одним приятным молодым человеком под видом ее дяди. Когда она сообщила Клейтону о горячем желании «дяди» увидеться с ним, тот удивленно вскинул брови. «Понимаешь, – принялась объяснять ему Виолетта, – просто я рассказала о тебе дяде Саше, и он очень заинтересовался. Он в восторге от того, что ты из глубинки, знаешь жизнь резервации. Кроме того, мой дядя – юрист, и если мы вздумаем пожениться, он сможет оказать нам содействие».

«Дядя Саша» оказался дружелюбным малым, говорил только по-русски и держался свободно. Расспросы в основном касались житья Лоунтри в Соединенных Штатах, притеснения там коренных национальностей да Советского Союза. «Классный парень», – пришел к выводу Лоунтри в конце встречи и был прав: «дядя Саша» действительно классно знал свое дело.

На совещании у руководства 1-го отдела 2-го главного управления КГБ (ВГУ), занимавшегося координацией работы по противодействию операциям ЦРУ на территории СССР, было пересмотрено несколько вариантов дальнейших действий, пока наконец не остановились на том, что пришло время играть в открытую. Все без исключения были уверены, что после вербовки Лоунтри не пойдет к офицеру, отвечавшему за безопасность посольства, с повинной. Лоунтри были дороги, во-первых, Виолетта, во-вторых, собственная карьера, в-третьих, свобода. Если он признается, что встречался с офицером КГБ, то лишится и того, и другого, и третьего. Вместе с тем в ВГУ понимали и другое: Лоунтри – не совсем то, что нужно. Этот человек не мог принести важной информации. Его этническая принадлежность, чрезмерная эмоциональность и пристрастие к спиртному не давали повода надеяться, что когда-нибудь он сможет занять высокую должность.

На следующей встрече, в феврале, «дядя Саша» перешел в наступление. В этот раз он уже бегло говорил по-английски, был подтянут, собран и вовсе не напоминал того свойского парня, каким показался сержанту на прошлой встрече: «Слушай, Клейтон... Если ты и в самом деле решил сюда вернуться после окончания срока службы и, может быть, даже остаться, есть люди, которые готовы в этом помочь. Виолетта говорила о тебе много добрых слов. Да и сам я вижу, что ты хороший, настоящий парень. Только моих слов мало. Ты должен убедить наших друзей в хороших намерениях».

Затем «дядя Саша» достал длинный список вопросов, которые, по его словам, составил для него друг, генерал КГБ. Вопросы посыпались один за другим. В вопроснике, в частности, содержалась просьба подтвердить или опровергнуть сведения о том, что Майкл Селлерс, второй секретарь посольства, был агентом ЦРУ. Лоунтри не знал наверняка, но по расположению его офиса и по контактам Селлерса с сотрудниками посольства мог догадаться. Через месяц Селлерс был выслан из СССР по обвинению в шпионаже. Одновременно Лоунтри назвал имена двух других сотрудников ЦРУ, но они никогда насильно из СССР выдворены не были. Так Клейтон Лоунтри стал советским агентом. Первоначально переданная им информация, как считают американцы, большой ценности не имела. Она уже была известна в КГБ благодаря операции с пишущими машинками и использовалась только для проверки правдивости и искренности Лоунтри.

Несколькими неделями notice Лоунтри нарисовал для «дяди Саши» план седьмого этажа, где располагался офис ЦРУ, а также подробно описал ему письменный стол посла. «Дядя Саша» попросил Лоунтри установить «закладки» в резиденции посла, его заместителя и ответственного за безопасность. Вопросов по поводу ПКП «дядя Саша», по словам Лоунтри, ему не задавал.

10 марта 1986 г. срок службы Лоунтри в Москве истек. Его должны были перевести в Вену. К тому времени Виолетта, чтобы не привлекать лишнего внимания, уже уволилась из американского посольства и через УпДК устроилась работать переводчицей в другое дипломатическое представительство. А в 1-м отделе В ГУ полным ходом шла подготовка к отъезду сержанта. После долгих переговоров с ПГУ наконец удалось убедить его начальство в том, чтобы на первых порах на связь с Лоунтри продолжал выходить «дядя Саша», а не сотрудники венской резидентуры советской внешней разведки. Для этих целей «дяде Саше» изготовили подложные документы на имя Алексея Ефимова, указали места в Вене, где удобнее всего было встречаться с агентами, провели с ним необходимый инструктаж.

«Дядюшка» приезжал в Вену три раза – в июне, сентябре и декабре 1986 г. За переданные ему несколько фотографий сотрудников венской резидентуры ЦРУ, поэтажный план дипломатической миссии США да старую посольскую телефонную книгу, которую он захватил из мусорного ведра, Лоунтри получил около 3 тыс. долларов. Почти весь этот гонорар он потратил на подарки своим московским друзьям. На последнюю встречу с сержантом «дядя Саша» явился не один. С ним пришел Юрий Лысов – сотрудник венской резидентуры ПГУ. Его холодный, немигающий взгляд, тяжелая челюсть и солдафонские манеры полностью соответствовали расхожему стереотипу агента КГБ из американских шпионских кинофильмов. Лоунтри понял, что теперь он никогда не увидит ни Виолетту, ни «дядю Сашу».

26 декабря 1986 г. Юрий Лысов напрасно ждал своего агента в назначенном месте. В это самое время сержант морской пехоты США давал показания следователю в одном из номеров венского отеля «Интерконтиненталь».

Но после признаний Лоунтри картина предательства доблестных морских пехотинцев США только начала проясняться.