Текст книги "Честь и мужество. Рассказы о милиции"

Автор книги: Борис Соколов

Соавторы: Эдуард Кондратов,Владимир Сокольников,Александр Михайлов,Галина Сокольникова,Николай Каштанов,Тамара Швец
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Балбашов выходит на след

– Онищук! Стой! – раздумывать, что преступник вооружен, некогда, а что это именно он, сомнений не было. Облик его буквально преследовал инспектора уголовного розыска, даже по ночам снился. Нет, ошибиться он не мог. Знал, что где-то здесь волк кружит. «Почерк» краж – его…

В тот вечер Балбашов возвращался с работы обычным маршрутом: от отделения до дома пешком, чтобы лишний раз понаблюдать за своим подшефным районом.

На перекрестке улиц его внимание привлек полный, с туго набитым портфелем прохожий. Что-то насторожило Балбашова, заставило внимательно присмотреться к этому пожилому человеку. Но что? Очевидно, выработанная годами интуиция. И вот результат: вспомнилась фотография Онищука-старшего – отца разыскиваемого вора-рецидивиста.

За несколько месяцев до той встречи в Куйбышеве произошла серия дерзких краж. Грабители проникли в служебное помещение санэпидстанции, взломали сейф и похитили 4 637 рублей. Взломали двери заготконторы и забрали ценное имущество. Ночью выставили металлическую решетку и раму в окне сберегательной кассы… Во всех этих ограблениях чувствовалась одна и та же рука. Подозрение пало на Онищука, скрывающегося от ответственности за совершенные преступления.

Онищуку 26 лет. Окончил десять классов. В ГПТУ получил специальность повара. Потом переквалифицировался в шоферы. Работал в различных мелких организациях, долго ни в одной не засиживался. Все это было записано Балбашовым в специальной тетради с присущей ему пунктуальностью и аккуратностью. Он также знал, что грабитель хитер, опытен, вооружен, а это особенно опасно. Знал, что родители преступника живут в его районе. Именно здесь произошла добрая половина прежних краж и совершились новые…

Онищук-старший шел неторопливо, спокойно. Свернул налево, еще раз налево… Балбашов, стараясь быть незамеченным, следовал за ним. Места эти ему были хорошо знакомы. Вон там, впереди, безлюдная улица. Нащупал кобуру пистолета…

Из подъезда многоэтажного здания на тротуар шагнул навстречу Онищуку-старшему человек в куртке и зимней шапке. «Он! Точно он! Младший. Вышел на связь!..»

– Онищук, стой!

Вблизи от дома темнели сараи и металлические гаражи. Парень в куртке метнулся туда. Прозвучали два выстрела. Два предупредительных выстрела….

Так началась операция по поимке опасного преступника, вора-рецидивиста В. Онищука. Конечно, на бумаге все выглядит просто. И в полную меру оценить действия инспектора уголовного розыска Балбашова, вступившего в схватку один на один с вооруженным преступником, сможет только тот, кто сам пережил подобное..

И об этом, и о других аналогичных случаях Сергей Викторович рассказывает неохотно, скупо:

– Боже мой! Сколько их было, таких случаев. Стоит ли вспоминать? Все в прошлом. Ну, если уж очень настаиваете… Помню, осмотр квартиры закончили, казалось, щелочки нет, куда бы не заглянули. Собрались уже уходить, подошли к двери. И тут меня вроде кто-то подтолкнул к постельной тумбочке. Она так же, как все в квартире, была накрыта старой клеенкой, узлы на ней, узлы около нее. В квартире шел ремонт. Потом выяснилось: жена и мать разыскиваемого за попытку изнасиловать малолетнюю специально организовали этот ремонт. Так знаете, вот уж, действительно, чудеса в решете. Открываю тумбочку, он прямо к ногам моим и вываливается. Как туда залез, ума не приложу.

Да, это прошлое капитана Балбашова. Но так устроена наша жизнь, что не может быть ни настоящего, ни будущего без прошедшего.

Если вспомнить ситуации, обстоятельства, которые предлагала Балбашову жизнь, его работа, то перед нами предстанет не просто смелый, но находчивый, сильной воли человек. А случай с Онищуком, как мне кажется, говорит еще и о моральной убежденности и нравственной готовности Сергея Викторовича в любой момент принять бой.

Преступниками становятся не вдруг

Когда-то вор-рецидивист Онищук тоже был ребенком. Но я не могу его представить ни ласковым, ни добрым. Наверняка он дергал кошку за хвост, стрелял из рогатки в голубей и давил, а не отпускал летать с ладошки «божьих коровок».

В свое время замечательный педагог и знаток детских душ В. Сухомлинский писал:

«Радость бытия в духовной жизни ребенка должна сливаться с уважением к чужой жизни, к чужой слабости. Муха пусть будет для ребенка Мухой-Цокотухой, а мышь – Мышкой-Норушкой… Не с уничтожения, а с защиты живого существа должна начаться детская жизнь. Потом, став взрослым, человек поймет, что нельзя любить всех, что отношение к живым существам зависит от того, вредны они или полезны. А в детстве человек должен воспитываться в духе любви, доброты, сердечности. Доброте, как грамоте, нужно учить…»

Видно, родители Онищука преподали своему сыну – сначала ребенку, потом подростку – иные уроки. И рос он лишенным чувства сопереживания и равнодушным к чужому горю, усваивая лишь одну для себя бесспорную истину: лучше брать, чем давать. И не случайно обыск в квартире его родителей удивил даже видавших виды инспекторов. Все помещения были буквально нафаршированы различными вещами – одеждой, обувью, хрусталем, фарфоровой посудой. Обнаружено много золотых колец, перстней и прочих драгоценностей…

– Преступниками не рождаются и становятся ими не вдруг, – как бы подытоживая наш разговор об Онищуке и переходя к раздумьям о «трудных», убежденно проговорил Сергей Викторович.

В его оценке проблемы «трудных детей» и в оценке начальника инспекции по делам несовершеннолетних Одинцовой полное единодушие: подростков делают «трудными» обстоятельства.

Представьте праздничный день. В школе-интернате идет утренник младших классов. Дети играют, поют, им хорошо. И вдруг худенький мальчонка прижимается к воспитательнице, шепчет:

– Не хочу быть большим!

– Почему?

– Пока не вырос, смотрите, как весело. А станешь большим, будешь все выходные и праздники пьяным ходить.

Трудно переубедить второклассника, что не все взрослые так «отдыхают». Слишком отчетливо и ярко в его сознании стоит образ непутевого отца.

Каким будет этот мальчик, по какому пути пойдет? Совсем не обязательно, конечно, чтобы в неблагополучных семьях, как принято говорить, вырастали «трудные» дети. Но это не произойдет лишь в том случае, если в школе, на улице подросток найдет себе моральную опору.

К несчастью, довольно часто мы видим на улице слоняющихся без дела подростков. Нередко взбудораженных вином и от этого чувствующих себя «героями», упивающихся своей независимостью и ранней взрослостью. Мы проходим мимо. Кто-то куда-то спешит, кто-то побаивается их агрессивности… А на другой день узнаем о вчерашнем ЧП.

И школа, к сожалению, тоже «доходит» не всегда и не до всех детей.

Ребята, чьи фотографии я рассматриваю, листая альбом, это уже не просто «трудные». Это правонарушители, а иногда и преступники. И каждый из них нес или сейчас несет определенную меру наказания. Так, например, в симпатичном мальчишке узнаю Игоря Федорова, к которому пришлось применить меры социальной профилактики.

Разные лица, но напрасно ищу в них «черты преступности». И никак не вяжется с их изображением короткий комментарий Балбашова: «совершил кражу», «угнал машину», «ограбил магазин», «вернулся из спецзаведения»… Каждый из этих несовершеннолетних преступников печется только о себе, другие его не интересуют, он и не подумает сделать для них доброе дело. И снова хочется привести высказывание В. Сухомлинского:

«Доброта и еще раз доброта – это тончайшие и могучие корешки, которые питают дерево детской радости, радости нежного прикосновения к живому и красивому. Доброта делает человека чувствительным к словам родителей, учителей, товарищей. Доброта делает ребенка воспитанным, способным поддаться воспитательному влиянию коллектива. Бездушность, бессердечие, жестокость утверждают в маленьком человеке то, о чем говорится в народной пословице: «Хоть кол на голове теши…»

В 14—15 лет человек должен отчетливо знать, что хорошо, а что плохо. Балбашов делает все, чтобы помочь ребятам понять это.

Николай Каштанов
КАК ВЕРЕВОЧКЕ НИ ВИТЬСЯ…
Очерк

Рабочий день подходил к концу, когда в кабинете заместителя начальника областного отдела борьбы с хищениями социалистической собственности (ОБХСС) подполковника милиции Михайлова раздался телефонный звонок.

– Александр Емельянович? Добрый вечер. Беспокою вот по какому поводу. Недавно я случайно обнаружил, что в бухгалтерии медицинского института ведутся преступные денежные операции. Думаю, дело это вас заинтересует…

Михайлов поблагодарил незнакомца (свою фамилию он не назвал) и тут же распорядился проверить, насколько полученная им информация соответствует действительности. К некоторому его удивлению, она полностью подтвердилась. Удивился же Александр Емельянович потому, что знал: лишь за последнее время в Куйбышевском медицинском работали четыре ревизионные комиссии и ни одна из них какого-либо серьезного финансового нарушения не зафиксировала. И вдруг – такой поворот!

Незамедлительно была создана оперативная группа. Вместе со старшим лейтенантом милиции Калякиным и другими сотрудниками в нее вошел и Алексей Левков. По этому поводу некоторые сослуживцы Левкова покачивали головой:

– Не рановато ли? Работает-то у нас без году неделю…

Что верно, то верно. Практического опыта у Левкова, можно сказать, не было – всего около месяца назад, после возвращения из армии, назначили его инспектором ОБХСС. Правда, по окончании института и до призыва на военную службу прошел в этом отделе стажировку. Но продолжалась она всего-навсего считанные недели.

– Конечно, – согласился Михайлов, – трудновато будет. Однако разве даром изрек какой-то мудрец, что не боги горшки обжигают? И потом, где и набираться опыта, как не в настоящем деле?

А дело и впрямь оказалось самым настоящим. Только за первые два дня проверки бухгалтерии института вновь назначенные ревизоры Мария Степановна Сергеева, Нина Николаевна Ефимова и Клавдия Петровна Ковалева обнаружили 23 тысячи рублей хищения.

– Двадцать три! – еще не научившись скрывать свои истинные чувства, воскликнул Левков. – А вы, случайно, не ошиблись?

– Если бы…

Установилась длительная тишина. Первой ее нарушила Мария Степановна:

– Понимаете, Алексей Алексеевич, мы тут успели обменяться мнениями и пришли к выводу, что пока уцепились лишь за один конец веревочки. Нет-нет, конечно, не утверждаем, а только предполагаем, что тянется она далеко-о…

– Интуиция подсказывает?

– Может быть. Однако больше говорят документы. И в первую очередь ведомости на выдачу денег.

– Ясно, – Левков поднялся со стула, одернул полы пиджака. – Понятно!

В ту ночь он долго ворочался с боку на бок, пытаясь уснуть. Волновался. Хотя, казалось бы, с чего? Неожиданного для него открытия ревизоры не сделали. Недаром же пять долгих лет провел он в стенах планового института, и что значит учет, отчет, досконально знал и сам. Скажем, денежные документы, те же, например, ведомости на выдачу аванса или зарплаты, находятся на строгой сохранности, подобно какой-нибудь никчемной бумажке их запросто не выкинешь. Но ведь люди, занимавшиеся преступными махинациями, тоже, вероятно, не дремлют. Чтобы замести свои следы, они могут придумать такие ходы, какие честному человеку и в голову никогда не придут. Следовательно, необходимо принять самые действенные меры к тому, чтобы все до одного документа были в целости. И меры эти принять, и головой за них отвечать должен лично он, Левков. Почему лично? Да потому что так сложились обстоятельства. Калякина срочно перевели на работу в уголовный розыск, и, таким образом, вся тяжесть по делу мединститута легла на плечи молодого инспектора. Потом, верно, опергруппу значительно расширили, усилили, однако на первых порах произошло именно так: Левкову надо было успевать всюду.

И сколь ни удивительно – малоопытный же! – успевал. Успел он, в частности, изъять бумаги, которые находились в архиве и – срок их хранения истек – были подготовлены к уничтожению. Не прояви он тут похвальной оперативности, замешкайся хотя бы на сутки, и потери могли быть невосполнимы, ибо бумаг этих оказалось ни много ни мало – две автомашины! Впоследствии по ним были выявлены десятки тысяч рублей, похищенных у государства.

Теперь естествен вопрос: а кто же конкретно эти хищники? Кто, презрев честь, совесть, закон, запустил руку в народный карман?

С самого начала расследования стало очевидно, что главным действующим лицом является старший бухгалтер расчетной группы бухгалтерии института Азязова. Затем, вовлеченные ею в свою шайку, шли старший бухгалтер материальной группы Морудова, ассистент кафедры акушерства Ракчеева, лаборант кафедры оперативной хирургии Комарова. Все? К сожалению, нет. В составленном позднее обвинительном заключении значились еще (разумеется, все из того же мединститута) комендант общежития № 1 Андреева и заведующий складом хозяйственной части Поликарпов.

Уже по этому беглому перечню легко проследить, что злостные расхитители – люди разных профессий, должностей. Заметно они разнились по характеру, возрасту, внешности. Неодинаковое у них и образование. Скажем, Ракчеева и Андреева. Первая в свое время закончила Куйбышевский медицинский институт, затем здесь же обучалась в клинической ординатуре, получила ученую степень кандидата наук. Вторая пошла на работу после 7 классов. Но была у этих непохожих друг на друга людей и общая черта – рвачество. Тут они оказались полными единомышленниками, все их устремления свелись к одному: захватить себе кусок побольше, перекачать деньги из казны народной в свою собственную. Все это, понятно, незаконным путем, все это воровским способом.

Следовало срочно произвести обыск. Взяв понятых, работники оперативной группы отправились на квартиры преступников. Левков вместе со старшим лейтенантом Яковлевым прибыли к Морудовой. Осмотрели все, что можно было осмотреть, – и ни единой улики против хозяйки. Ничего не дал обыск и у Азязовой: никаких излишеств. Обстановка дома весьма скромная, коль не сказать – бедная. Но это уже настораживало, О какой бедности могла идти речь, если хозяйка квартиры имела 33-летний стаж счетной работы, из них 19 в должности старшего бухгалтера? Если ее муж был не кем-нибудь, а главным бухгалтером городского отделения Госбанка?

Нет, бедность не могла быть уделом семьи Азязовых. Просто чтобы обезопасить себя, здесь заранее подготовились к возможному обыску, который потому-то ничего и не дал. Впрочем, прошел он все-таки не совсем бесследно. Был найден лист бумаги, исписанный четким почерком и озаглавленный: «Молитва от следствия». Затем обнаружили еще один такой листок, но с другим текстом. То уже была молитва от суда.

Один из участников обыска не выдержал:

– Знала кошка, чье сало съела… – Усмехнулся. – Поможет эта молитва как мертвому припарка.

Да, ревизия еще шла, а дело о хищении денег было передано в следственный отдел. И именно тогда лейтенанта милиции Алексея Левкова судьба свела с лейтенантом милиции Светланой Улановой. Конечно, находясь в одном учреждении, под одной крышей, они встречались и раньше, но эпизодически, мельком. Ничего удивительного: работали в разных отделах, к тому же, как уже говорилось, в управлении внутренних дел Куйбышевского облисполкома Левков был человеком новым. А теперь не проходило дня, чтобы молодые люди не оказывались вместе. Ибо вести следствие было поручено Улановой. А это означало, что клубок преступлений они должны были размотать совместными усилиями, поддерживая и помогая друг другу. Как же тут обойтись без постоянных встреч?

– Ей-ей, – посмеивались сослуживцы, – быть свадьбе.

Молодые люди краснели, смущенно отворачивались, сердито махали руками:

– Оставьте, пожалуйста, свои шутки. Не до них…

И это была правда. Уголовное дело, которое получило номер 6305, с каждым днем требовало все больше времени, все больше уходило на него сил – и физических, и духовных. Почему? Быть может, оно оказалось слишком сложным, запутанным, хитросплетенным? Нет, для присвоения государственных денег мошенники придумали весьма незамысловатые способы, полагаясь, вероятно, на известную истину: что просто, то и гениально. Потребовало же это дело от Улановой, Левкова, их товарищей огромного напряжения потому, что надо было перевернуть буквально горы бумаг, встретиться с огромной массой людей. Для выявления истины одних только свидетелей пришлось вызвать 992! А ведь с некоторыми из них состоялось по две-три беседы. Словом, не надо обладать особенно богатой фантазией, чтобы представить весь объем следовательской и иной работы.

Тут самая пора выяснить: как стало возможным дело № 6305, с чего оно началось? Ответ на этот вопрос дает обвинительное заключение, где говорится:

«Следствием установлено, что Азязова Вера Сергеевна как одна, так и по предварительному сговору с другими лицами организовала и совершила хищение из кассы Куйбышевского медицинского института государственных средств в особо крупном размере путем злоупотребления своим служебным положением, пользуясь при этом бесконтрольностью со стороны бывшего главного бухгалтера Ковалькова И. А., главного бухгалтера Данилиной Л. И., а также халатным отношением к исполнению своих служебных обязанностей кассиров Семиной В. А., Фридман В. А., Черногребель Р. М., Волочай Л. И., которые доверяли платежные документы и деньги Азязовой и создавали ей возможность учинять в этих документах подложные подписи…»

Итак, один из способов хищения денег – подписи от имени вымышленных лиц. Первый раз употребила их Азязова в декабре 1972 года. Тогда в платежных ведомостях № 2965 и № 2993 она начислила к выдаче неким (за которых сама же и расписалась) Томышевскому, Повейлиной, Прощубинскому, Козловой и другим несуществующим на белом свете людям без малого полтысячи рублей. Можно было бы, кажется, на этой довольно кругленькой сумме и остановиться. Но ведь давно известно, что аппетит приходит во время еды. В следующем, 1973 году Азязова развернула еще более бурную деятельность: похитила уже 15 135 рублей 73 копейки. В 1974 году – 19 713 рублей 08 копеек. В 1975 году – 20 616 рублей 90 копеек. Так и пошло по восходящей. Причем, в свой карман клала все больше, подбрасывая тем, кого привлекала к воровству, поменьше. Например, из упоминавшихся выше 20 616 рублей 90 копеек совместно с Морудовой похитила 240 рублей 79 копеек, с Андреевой – 2 444 рубля 72 копейки, с Ракчеевой – 1 394 рубля 07 копеек, с Комаровой – 153 рубля 14 копеек, с Поликарповым – 216 рублей 30 копеек, а одна – 16 167 рублей 88 копеек.

Приходится удивляться не только алчности и наглости Азязовой, но и ее неистощимой изобретательности на фамилии. Для каждой ведомости придумывала все новые и новые, и всякий раз до невероятности уродовала почерк, ставя фальшивые подписи. Все же пришло время, когда мошенница забеспокоилась: действует она слишком однообразно, могут и уличить. Так рядом с вымышленными фамилиями в платежных документах появились фамилии людей реальных, тех, что когда-то учились или работали в институте. Одна из них – Смирнова А. Е. Послали ей повестку – не явилась, послали вторую – то же самое.

– Но женщина эта очень и очень нужна! – горячо проговорила Уланова и невольно отвела взгляд в сторону: было неудобно перед Левковым, совсем загоняла человека. Разыскивая по ее просьбе причастных к делу людей, исколесил он город вдоль и поперек. А город протянулся вдоль Волги чуть ли не на шестьдесят километров, в нем более миллиона двухсот тысяч жителей. Иной раз, пока находил нужное лицо, ноги становились чугунными. Так что будет совершенно прав, если скажет: «Дайте передохнуть хоть немножко». Но Левков ответил иначе:

– Не беспокойтесь, Светлана Васильевна. Коль очень нужна, разыщу. Сам пойду на дом.

Однако дома, деревянного, одноэтажного, не оказалось – снесли, на его месте построили другой, высотный. В подобных случаях инспектор обращался в адресное бюро. Так поступил и сейчас. Заполучив там длиннющий список с одной и той же фамилией (Смирновы уступают в Куйбышеве, пожалуй, лишь Ивановым да Кузнецовым), стал обходить здание за зданием, улицу за улицей. Все впустую, нет такой женщины. Но ведь Уланова сказала четко, ясно: она очень нужна. Значит, надо продолжить поиск.

В конце концов его усилия были вознаграждены: со Смирновой встретился. Жила она в центре города – на Молодогвардейской, отыскать же ее оказалось непросто потому, что в платежных ведомостях то ли по ошибке, то ли умышленно были перепутаны инициалы.

– Ну какая я, сынок, А. Е., ежели вот уже седьмой десяток меня кличут Евдокией Алексеевной?

– Потому-то, бабушка, – не скрывая радости, отвечал Левков, – и кружил я вокруг да около.

Старушка насторожилась.

– Кружил? Зачем? Чего тебе надобно-то?

– Поговорить, бабушка. Как вы в институте работали…

– А-а, было такое, только давно. За хворыми ухаживала, санитаркой прозывалась. Да прогневила чем-то господа, наказал он меня, сама в кровать слегла.

– Сколько же времени, бабушка, вы проработали?

– И-и, сынок, и месяца не дотянула.

– А получили денег сколько, наверное, уже и не помните?

– Это почему же не помню? – даже обиделась старушка. – Я, чай, слава богу, не какая-нибудь там миллионерша. Шестьдесят рублей мне в институте-то выдали.

60 рублей… А по документам получалось, что начислено ей 500. Может быть, старушка все-таки что-то забыла, напутала? Показали подписи. Долго к ним присматривались, по-всякому вертела перед глазами, затем смущенно призналась Улановой:

– Ничего не пойму, доченька. Роспись моя, куда денешься? А только денег таких я не получала. Нет и нет! Слыхано ли, чтобы за неполный месяц такая куча? Да… да что же это творится-то!

– Не волнуйтесь, Евдокия Алексеевна, не переживайте. Что творится – разберемся, а вас мы ни в чем не обвиняем. Живите себе, пожалуйста, на здоровье, спокойно и мирно.

Попрощавшись со старушкой, Уланова отправила ведомости, в которых значилась фамилия Смирновой, на экспертизу. Спустя некоторое время пришло заключение: подписи подделаны рукой Азязовой.

– Опять она! – вырвалось у Светланы Васильевны. – Снова и снова она!

Сняла телефонную трубку, набрала нужный номер, попросила привести из камеры предварительного заключения Азязову. Та вошла в кабинет следователя, как всегда, вразвалочку, с видом человека, ни за что ни про что угодившего под стражу, а потому, естественно, возмущенного и обиженного.

Уланова показала женщине взглядом на стул, протянула документы с подделанными подписями.

– Ваша работа?

– Кто вам такое наплел? – сразу перешла на повышенный тон Азязова. – Небось старуха? И вы поверили? Она давно из ума выжила, ей давно пора на мазарки, ей…

– Ошибаетесь, – не дала дальше кощунствовать арестованной Уланова. – Евдокия Алексеевна ни при чем. Заключение экспертизы.

– Знаем мы этих экспертов. Мастера тыкать пальцем в небо. – Гневно перегнулась через стол. – Тысячу раз говорила вам: нет моей вины. И еще тысячу раз скажу: не виновата, не виновата!

Светлана Васильевна прикусила губу. Топнуть бы сейчас ногой, грохнуть кулаком, показать на дверь: вон! Нельзя. Она следователь. Она не должна, не имеет права давать волю своим чувствам. Только трудно, ох как трудно оставаться спокойной и уравновешенной, когда человек прямо смотрит тебе в глаза и, вопреки логике и здравому смыслу, на каждом слове лжет, клевещет, черное выдает за белое. Что заставляет так поступать Азязову, чего в конечном счете добивается? Впрочем, ясно чего: пытается выкрутиться, вывернуться, уйти от правосудия. Но должна же понимать: преступление безнаказанным никогда не остается, за него обязательно расплачиваются. Должна понимать хотя бы уж потому, что не наивная девочка, для которой Уголовный кодекс – темный лес, нет, в свое время, до переезда в Куйбышев, в родном районном центре Исаклы была даже народным заседателем суда…

По-своему истолковав молчание Улановой, Азязова внезапно понизила голос:

– Неужто вы до сих пор не поймете, что…

Оглядываясь по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто, долго и жарко шептала, что к хищению государственных денег никакого отношения не имеет, а если все же они где-то просочились на сторону, то и тут не ее вина, ибо за спиной у нее большие, высокопоставленные лица и она в их руках лишь жалкое орудие.

Вот такой была Азязова. И при первом допросе. И через месяц. И полгода спустя. Короче, во все время, пока велось уголовное дело № 6305, – с февраля 1977 по февраль 1978 года. Действовала, руководствуясь варварским законом: не хочешь тонуть сама, утопи другого. И, чтобы утопить, прилагала колоссальные усилия, однако толку – никакого. Как ни хитро плела паутину, как ни заметала изощренно свои следы, Уланова неизменно разгадывала все ее ходы. И это легко объяснить. Не волею случая, не по чужой подсказке пришла девушка в милицию – она повиновалась велению сердца. Еще будучи школьницей, мечтала о профессии, которая позволяла бы ей бороться со злом. Потому-то после окончания десяти классов оказалась в УВД, где стала работать машинисткой, и одновременно поступила во Всесоюзный юридический заочный институт. На четвертом курсе ей предложили должность следователя. Любопытно, что тогда между сослуживцами Светланы произошел примерно такой же разговор, какой позднее вели о Левкове.

– Погодить бы немножко надо, – говорили одни. – Слишком уж молода…

– Возраст не главное, – возражали другие, – главное то, что у нее есть призвание…

Умело, тактично, без нервозной спешки, но и не теряя попусту время, провела Уланова расследование одного уголовного дела, второго, третьего. Знала ли об этом Азязова, догадывалась ли, сказать трудно. Но что, сделав ставку на то, чтобы обвести следователя вокруг пальца, она потерпела полный крах, совершенно очевидно. Изучая одну платежную ведомость за другой, сопоставляя показания бесконечной череды свидетелей, – в отдельные дни проходило их до тридцати! – Уланова раскрывала все новые и новые жульничества. Она установила – разумеется, при помощи других работников оперативной группы, общее руководство которой теперь осуществлял заместитель начальника УВД полковник милиции Владимир Петрович Николич, – что в 1976 году Азязова уже похитила у государства 39 928 рублей 45 копеек. Это одна. Да еще 7 567 рублей 99 копеек совместно с Морудовой, Андреевой, Ракчеевой, Комаровой, Еремеевой. Всего, таким образом, 47 496 рублей 44 копейки.

– Можете насчитать и сто тысяч, – презрительно усмехнулась на очередном допросе Азязова, – чего вам стоит? Лишь бы угробить человека.

И вела себя вызывающе, и дерзила она умышленно, делая расчет на то, что с выведенным из равновесия следователем ей легче будет вести свою игру. Однако у этого следователя нервы на провокации оказались неподатливыми. Уланова дала выговориться арестованной, а затем поинтересовалась словно мимоходом, между прочим:

– Вы купили телевизор «Каскад» гражданке Стройкиной…

– Откуда вам это известно? – вскрикнула Азязова. Тут же сообразила, что непомерной горячностью выдала себя, и потому запротестовала особенно бурно: – Никакой Стройкиной я не знаю. Никому ничего не покупала. За чужие болячки не ответчица!

– Все? Теперь я договорю. Купили вы, повторяю, гражданке Стройкиной телевизор. Конечно, не за свой счет. Что вас побудило к этому?

– Сказала, никакой Стройкиной я не знаю, не знала и знать не хочу!

В тот же день, ближе к вечеру, Уланова встретилась с Левковым. На протяжении довольно длительного времени занятые расследованием одного и того же уголовного дела, они успели хорошо узнать друг друга, сблизиться, перешли на ты и подобно большинству людей, не столь давно перешагнувших через двадцатилетие, решительно избегая отчества, обращались по имени.

– Опять, Алеша, просьба…

– Давай!

– Надо отыскать некую Стройкину. Но, понимаешь…

– Понимаю, – засмеялся Алексей. – Адреса ее не знаешь, каких-либо иных данных тоже нет. Не ошибаюсь?

Светлана утвердительно кивнула головой. Потом улыбнулась, полусерьезно-полушутливо провела ребром ладони по горлу.

– Нужна она мне, Алеша, – вот!

– Ну, – еще громче рассмеялся Алексей, – раз дело дошло до этого, найду. Главное, фамилия известна, а остальное приложится…

Марию Васильевну Стройкину он разыскал в благоустроенной, со всеми коммунальными удобствами квартире на улице Победы, недалеко от сквера имени М. И. Калинина. Было ей за шестьдесят, но выглядела гораздо моложе. Шустрая, глаза бойкие, остра на язык. За словом в карман не лезла, на все вопросы умела дать быстрый ответ, ибо смотрела не только телепередачи, а и газеты исправно читала, радио слушала, ходила на лекции. Когда Уланова напомнила, что «Каскад» ей преподнесен на ворованные у государства деньги, возмущению Стройкиной, казалось, не будет предела.

– Богохульница! Вредительница! Обкрадывать нашу Советскую власть! Как у нее очи не повытекли! Как не отсохли руки! Сей же момент закажу в церкви все молитвы, какие знаю, чтобы всевышний покарал мерзавку! Потому как сказано в святом писании: не укради…

Гладко обкатанными фразами, не делая между ними остановок, говорила в том же духе при втором допросе, и при третьем. Рьяно «защищая» «родное народное добро», не забывала через каждую минуту упомянуть имя господа.

Отметая горы словесной шелухи и скрупулезно выискивая крупицы истины, Уланова постепенно установила, что в деле № 6305 Стройкина вовсе не простая пешка. Она являлась духовным наставником и покровителем Азязовой. Потому последняя и не поскупилась на щедрое вознаграждение – телевизор, тем более что самой он не стоил ни рубля.

Зная, что Стройкина усердно молит бога ниспослать прощение за все прегрешения, а также пользуясь полнейшей безнаказанностью – никто не схватил ее за преступную руку, не остановил, – Азязова по-прежнему исправно перекачивала деньги из государственного кармана в свой, разнообразя и совершенствуя систему подлогов. Если на первых порах в платежные ведомости она включала фамилии лишь вымышленных лиц, потом тех, кто действительно работал в институте, однако по разным причинам – ушел на пенсию, сменил место жительства, умер – давно порвал с ним связь, то со временем стала начислять заработную плату людям, которые уже получили ее по другим документам, и людям, чья заработная плата была переведена на их книжку в сберегательную кассу. Кроме того, отдельным работникам института Азязова выплачивала пособия по листкам нетрудоспособности, хотя этих листков и не было; незаконно перечисляла деньги в различные торговые организации за товары, взятые в кредит.

Вот один из множества подобных примеров. В мае 1976 года заведующий складом Поликарпов в магазине Хозмебельторга приобрел на 320 рублей мебели в кредит со сроком его погашения в течение года. Но не прошло и трех месяцев, а вся сумма уже была перечислена Азязовой в магазин из средств… института. Почему? Не за спасибо ли? Ни в коем случае! Похищенные деньги она разделила с Поликарповым, заранее вступив с ним в преступный сговор. Точно так же поступила несколько позднее и с ассистентом кафедры акушерства Ракчеевой, когда та в универмаге «Самара» оформила покупку в кредит цветного телевизора «Электрон» стоимостью 625 рублей. Само собою разумеется, не оставалась она внакладе, начисляя тому или иному человеку двойную зарплату в месяц, выдавая пособия по несуществующим листкам нетрудоспособности…