Текст книги "Честь и мужество. Рассказы о милиции"

Автор книги: Борис Соколов

Соавторы: Эдуард Кондратов,Владимир Сокольников,Александр Михайлов,Галина Сокольникова,Николай Каштанов,Тамара Швец
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Братцы

– Что-о? Обменять золото?

Подведенные брови поползли вверх. Люся растерянно смотрела на странного клиента: шутит, что ли?

Но тот не был расположен шутить. Согнувшись перед окошком, он раздраженно тряс плохо выбритыми, обрюзгшими щеками:

– Я в банк пришел или куда? Почему вы на меня уставились, что я такого спрашиваю? Ну, золото, золото – обменять золото на деньги! Имею я право это сделать у вас или где?

Люся нерешительно качнула высокой прической:

– Н-не знаю… Подождите, пожалуйста, я спрошу. Закрыв окошко, она быстро подошла к сдвинутым буквою «П» столам, где сидели другие сотрудницы.

– Девчонки, – весело зашептала она, – там какой-то псих… Золото, говорит, хочу менять. По-моему, он вообще… Чего ему сказать-то?

Три пары глаз с интересом уставились на высокого, неопрятно одетого старика, с брезгливым нетерпением ожидавшего Люсю. И тотчас, сквозь сдерживаемые смешки, – короткий обмен мнениями:

– Может, в милицию позвонить?

– Лучше – в психбольницу…

– Давайте, девчонки, расспросим, а?

Странного клиента не смутило внимание. Напротив, он оживился, увидев, что к барьеру подошла не одна Люся.

– А какое это у вас золото, гражданин?

Видимо, старик ждал этого вопроса, по лицу скользнула тень злорадного удовлетворения:

– Нет у меня золота, – заговорил он горячо. – Не было и не будет никогда. А у моего брата-таки есть, и столько, что ой-ой-ой! Израиль Нахбо, слышали такого, нет? Жулик он, скряга, у него и монеты золотые, и драгоценности… Золотые зубы делает, торгует, ловчит, ничтожество! А я Петр Нахбо, я честный человек, я не могу терпеть такого типа на этом белом свете.

Распаляясь все больше, он брызгал слюной, размахивал длинными, разболтанными руками. Девушки озадаченно переглядывались. Потом он, бормоча что-то про суд и прокуратуру, повернулся и ушел.

– Девочки, – решительно сказала Люся. – Может, он и тронутый, а в милицию давайте позвоним. А вдруг?..

* * *

Нельзя сказать, чтобы они были равнодушны друг к другу. Нет, напротив, братьев связывало крепкое, устоявшееся чувство, ослабить которое не могли ни годы разлук, ни значительные расстояния. Но редкие их встречи разжигали огонь этого неугасимого чувства еще жарче и нестерпимей.

Взаимная ненависть связывала братьев Нахбо.

Не было большего оскорбления для Петра Самуиловича, чем похвала в адрес его родного братца. Как жизненную трагедию переживал он финансовые успехи Израиля Самуиловича, его умение волчьей хваткой вцепиться в каждую затертую копейку, его потрясающую способность выходить сухим из воды. Он мучительно завидовал обилию великолепных вещей, заполнивших квартиру брата. Он плевался от ярости, когда слышал о пикантнейших развлечениях, которые позволял себе братец, хоть и перешагнул уже за шестьдесят. Он называл брата – где угодно и при ком угодно – жуликом, скрягой, развратником, выродком, но зависть и ненависть от этого не ослабевали ничуть. И когда, приехав в Куйбышев, Петр Нахбо натолкнулся на решительный отказ брата заплатить за него долг в гостинице, он почувствовал, что чаша переполнилась, и забродившая ненависть плеснула через край.

Молоденький лейтенант милиции, дежурный Самарского райотдела, с удивлением и нескрываемым неодобрением поглядывал на двух умолкших, яростно сопящих стариков. Перед ним на столе лежал листок бумаги: И. С. Нахбо требовал

«привлечь к уголовной ответственности П. С. Нахбо за присвоение ему, И. С. Нахбо, принадлежащего пальто (совсем почти нового)».

Только что лейтенант был свидетелем безобразной, унизительной сцены: жалобщик чуть не с кулаками набрасывался на родного брата. Как только не обзывал он его при этом – и босяком, и попрошайкой, и сумасшедшим лоботрясом, и… Чего только он не наговорил из-за этого злосчастного пальто. Впрочем, ленинградский брат не остался в долгу, так что пришлось даже призвать их к порядку. «И как только не совестно, – тоскливо думал дежурный, машинально перечитывая заявление. – Пожилые люди, дедушки, а вот…»

Телефон прервал огорчительные размышления молоденького лейтенанта. Сняв трубку, дежурный строго посмотрел на братьев Нахбо и назвал себя. И вдруг его круглое лицо удивленно вытянулось.

– Так точно, – почти растерянно пробормотал он. – Слушаюсь, товарищ капитан!

Положив трубку, он быстро, с явным любопытством взглянул на приезжего брата.

– Вы, гражданин, пока останьтесь, – произнес он. – А вы, – он кивнул Израилю Самуиловичу, – можете идти. С заявлением разберемся, будьте спокойны.

Вздохнув и разведя руками, старый зубной техник побрел к двери.

…Через несколько минут в комнату дежурного вошел запыхавшийся капитан Катенев.

Поединок

Догадливые девушки, сообщившие милиции о визите в банк странного клиента, тем не менее, даже не смогли бы и представить, сколь важным и своевременным оказался их звонок.

Старший лейтенант Земсков, по поручению полковника, немедленно пустился на поиски Петра Нахбо. Осторожно опросив соседей зубного техника, он выяснил, что тот по-прежнему живет один и как будто никаких гостей в доме нет.

Владимир Земсков запросил гостиницы, Дом колхозника, паспортный отдел. Наконец из одной гостиницы поступил ответ: П. С. Нахбо получил одноместный номер, за который, впрочем, третьи сутки не платит. Где он находится в настоящее время, администратор не знает. Номер заперт, ключ сдан на вахту.

Земсков сам отправился в гостиницу с надеждой хотя бы разузнать подробнее о личности ленинградского Нахбо. Ничего хорошего о своем постояльце в гостинице сказать не могли. Скандалист, грубиян, ведет беспорядочный образ жизни. Не желает платить, несмотря на серию напоминаний. Пожилая горничная высказала предположение, что у него «не все дома». В номер возвращается в самое неопределенное время, так что ждать его сейчас, во втором часу дня, не имеет ни малейшего смысла.

Словом, известия были неутешительными – возникла малоприятная перспектива прождать беспутного братца до глубокой ночи.

Земсков совсем было собрался уходить, когда к нему подошла женщина с ведром и веником.

– Вы, что ли, ждете Нахбо? – неприязненно спросила она.

– Я…

– А и нечего ждать. В милиции он, ваш знакомый… Вот так-то… – Она повернулась и, покачивая ведром, пошла по коридору.

Старшему лейтенанту пришлось назваться уборщице, предъявить служебное удостоверение.

Тогда она рассказала, что видела, как постояльцу принесли повестку. Слышала, как он ругался по этому поводу, честил на чем свет стоит милицию, брата, кричал. Потом оделся и ушел.

Это было совсем непонятно. Вернувшись в управление, Земсков принялся обзванивать райотделы. В Ленинском – ничего. Значит, в Самарском.

И прямо попал на дежурного, унимающего двух расходившихся братьев.

Так Петр Самуилович Нахбо, приехавший из Ленинграда, человек без определенных занятий, оказался в областном отделе БХСС.

Впрочем, он воспринял это без удивления. Он торопился изложить все, что знал о старшем брате. Увы! Внимательно слушая Нахбо, капитан Катенев невольно отмечал, что все его сведения с брате носят откровенно предположительный характер. Заявления типа: «Не беспокойтесь, он имеет свою копейку», «из ничего делает чего», «вы посмотрите, сколько у него барахла» – все это, в сущности, не имело никакого практического значения.

Но вот Петр Нахбо заговорил о золоте.

– А как вам нравится золото, товарищ следователь? Брату нужно золото. И он имеет золото. Он все имеет. А другие – ничего… Я всю жизнь работаю…

– Подождите, – остановил его Катенев. – Откуда вы знаете, что у него есть золото? Это ваше предположение?

Тот даже возмутился.

– Откуда я знаю про золото? Вы считаете, что у меня нет глаз? У меня очень хорошие глаза, и я вижу золото, когда оно есть. Хорошее предположение, когда это золото я держал в собственных руках.

Горячась и постоянно сбиваясь на ругань, Петр Нахбо рассказал, как, ночуя однажды у брата, он обнаружил тайник, искусно устроенный в старинной ручке водопроводного крана. И в нем – золотые монеты.

– Петра Нахбо не проведешь. Я схватил его за руку, товарищ следователь. Что бы сделал на его месте умный человек? Разве он не выделил бы толику родному брату? Но разве у него голова?

Капитан внутренне усмехнулся. Поведение Петра Нахбо было ясно, как день.

Но, главное, стало ясно и другое: золото у его братца есть. Тайник в ручке водопроводного крана в предстоящей игре мог стать козырным тузом.

…В тот же день был приглашен в управление Гигла Кизирия. После долгого, трудного разговора с Катеневым и Земсковым Кизирия, припертый к стене, был вынужден сообщить, где, когда и за какую цену получил от И. С. Нахбо золотую валюту с целью спекуляции.

Совещание в отделе было коротким. Комиссаров, Булушев и Катенев высказали единую точку зрения: есть все основания задержать Нахбо.

И сразу же встал вопрос: а как задержать? Послать повестку? Но это может насторожить его, и он примет какие-то меры. Послать милиционера? Но это будет походить на арест. А если подозрения не подтвердятся? Зачем же заранее компрометировать человека? С этим тоже следовало считаться.

Наконец Катенев, успевший основательно познакомиться с образом жизни и привычками своего «клиента», предложил приемлемый план.

…Нахбо шел по Самарской. Эту вечернюю прогулку он совершал ежедневно, несмотря на погоду и время года. Старый зубной техник берег свое здоровье.

На душе у него был сумрачно. Он чувствовал, что вокруг что-то нехорошо, что исчезло состояние безоблачности и покоя. Он словно ощущал на себе чей-то пристальный взгляд. Конечно, он на всякий случай кое-что предпринял, но… Правда, может быть, это было связано с приездом брата, с посещением милиции…

Рядом, взвизгнув тормозами, остановилась «Волга». Из нее быстро вышел невысокий, подтянутый человек в темном костюме.

– Добрый вечер, Израиль Самуилович. Я из милиции. – Он показал красненькую книжечку с гербом. – Будьте любезны проехать с нами.

Зубной техник вздрогнул: вот оно, начинается. Он знал, чувствовал… Но вслух ничего не сказал и молча пошел к машине.

И вот он уже сидит перед полковником Комиссаровым и возмущенно трясет гладко выбритой головой:

– Нет у меня никакого золота! Слышите? Брат наплел! Поверили этому бродяге.

– А Кизирия? – спокойно напоминает Комиссаров.

– Что Кизирия? Какой Кизирия? – срывается на визг Нахбо. – Не знаю никакого Кизирия. Наговор! Имейте в виду, я буду жаловаться.

– Ладно, – миролюбиво говорит полковник. – Так и запишем: добровольно сдать валюту не хотите. Придется производить обыск.

И поймал колючий, злой взгляд Нахбо. Впрочем, зубной техник тотчас скорбно опустил голову и тихо сказал:

– Что ж, ищите. Унижайте бедного старика…

* * *

Грустная усмешка тронула губы Нахбо.

– Вот все мои сокровища. – Он дернул щекой. Потом сделал нарочито широкий жест– – Пожалуйста! На столе лежало несколько наручных часов, из них двое в золотом корпусе, и тощая пачка десятирублевок. Все это он только что вынул из ящика шкафа.

– Вот и все. – Нахбо горестно усмехнулся, покачал головой. – Мало? К сожалению, обрадовать вас больше ничем не могу. Увы!

Он вздохнул, вынул платок, тщательно протер лысину.

– Да-да, – сочувственно поддержал его Катенев, – проклятая бедность…

Они находились в комнате, которая напоминала больше лавку антиквара, чем жилое помещение. Она была заполнена, нет, она была набита старинными и новыми вещами: мебелью, фарфоровой и хрустальной посудой, коврами, статуэтками, бронзой, дорогими книгами…

…Катенев и Земсков решили не форсировать события. Осматривая комнату, перебирая вещи, они не торопились приближаться к умывальнику. Катенев был уверен, что Нахбо не выдержит нервного напряжения, выдаст себя. Но тот сидел с подчеркнутым безразличием, сквозь толстые стекла очков глаза его смотрели устало и сонно.

– Любопытная конструкция, – будто бы рассуждая сам с собой, проговорил капитан, притронувшись, наконец, к толстой ручке умывальника.

Нахбо даже не шевельнулся.

– Что в ней? – резко спросили Катенев.

Нахбо молчал.

Искоса поглядывая на старого зубного техника, капитан стал нарочито медленно отвинчивать ручку.

И тут Нахбо откинулся на спинку стула и сладко-сладко зевнул.

Полая ручка была пуста. На секунду Катенев растерялся: Петр Нахбо соврал о тайнике с монетами? Видел ли он их вообще? Или…

Он круто обернулся: сощуренные глаза Нахбо уже не были сонными – они смотрели на него с вызовом и холодной издевкой. Только на мгновение столкнулись их взгляды, но и этого оказалось достаточным для Катенева, чтобы понять: перепрятал! Значит, золото в этом, доме есть!

Приблизительно через полчаса из одного из сундуков были извлечены несколько тугих, похрустывающих пачек: деньги, облигации трехпроцентного займа более чем на 4500 рублей. Нахбо отнесся к находке милиции почти благодушно.

– Трудовые сбережения, – доверительно сообщил он. – У меня, молодые люди, стаж работы не то что у вас – за сорок лет перевалил…

А на вопрос, почему не достал деньги сразу, огорченно развел руками:

– Шестьдесят три года… Склероз.

На всякий случай Земсков еще раз осмотрел рояль. Откинув крышку, ткнул несколько раз пальцем в клавиши: «Чижик-пыжик» получился фальшивым. Закрыл крышку, отошел к окну.

Что? Катенев прищурился: неужели показалось?

Нахбо утомленно улыбается: не пора ли товарищам из милиции и того… успокоиться?

– Позвольте, я сыграю… – Он кивает на рояль и, получив разрешение, садится на круглый табурет.

Рояль гремит, бравурные, ликующие звуки рвутся из-под пухленьких пальцев. Какой марш! Ах, какой разудалый, победоносный, торжествующий марш! Как быстро меняется у хозяина квартиры настроение. Стоило Земскову отойти…

Катенев быстро пересекает комнату, кладет ладонь на глянцевитую крышку рояля.

– Что внутри? Интересно бы знать… Попробуем заглянуть туда.

Плечи Нахбо обмякли. Он молчал. Молчал вплоть до того момента, когда Владимир Земсков извлек из глубин инструмента первую жестяную коробочку из-под чая.

– Да! Да! – выкрикнул горячечно зубной техник. – Там у меня спрятаны ценности! Учтите: я это сообщаю органам милиции добровольно. Сам сообщаю, имейте в виду!

На стол было выгружено содержимое чайных коробочек. Полтора десятка золотых часов, массивные золотые браслеты, жемчуг, россыпь драгоценных камней, удивительной красоты платиновые и золотые изделия, медальоны, цепочки, кулоны, множество колец и перстней…

– Откуда у вас драгоценности? – хмуро спросил капитан Катенев. Он был разочарован: ни валюты, ни золотых пластин. Значит, придется искать еще и еще.

Теперь Нахбо играл в открытую.

– Откуда? – зло переспросил он. – Откуда хотите. Например, наследство. Или коллекция. Покупал в ювелирных магазинах. Нравится? Имеете вопросы еще?

– Имеем. Почему прячете? Зачем вам тайники?

Нахбо возмущенно всплеснул короткими ручками, зацокал языком.

– А почему я должен такие ценности разбрасывать по квартире? Может, я панически боюсь воров. Может, не хочу, чтоб видели дочери. Да мало ли… Ах, что за вопрос!

– Ну а где валюта? – Катенев чувствовал, как закипает в нем раздражение.

Нахбо неторопливо снял очки, вынул платок, аккуратно протер стекла. Лицо его опять стало безучастным.

– Валюты у меня нет, – холодно произнес он. – Нет и не было.

* * *

Назавтра обыск возобновился. Сантиметр за сантиметром прослушивал Горюнов прибором-золотоискателем пол и стены. Прощупали каждую тряпку, перелистали каждую книжку. Но все напрасно – поиски зашли в тупик. Ничего не нашли ни на принадлежащей Нахбо даче, ни в обоих его гаражах. Убеждаясь в безуспешности обыска, Нахбо держался все более вызывающе. Презрительно следя за работниками ОБХСС, он время от времени бормотал себе под нос что-то о «моральном ущербе», о «жалости к уставшему старику» и «напрасно убитом времени», демонстративно зевал и брался за сердце.

Поздно вечером в кабинете полковника Комиссарова состоялось короткое оперативное совещание. Все были удручены и не особенно скрывали это друг от друга. Катенев же чувствовал себя совсем скверно.

– Илларион Артемович, – откровенно заявил он полковнику. – Мы сделали все, что было в наших силах. Уверен: после того как Петр Нахбо нашел в ручке золотые десятки, братец постарался их сразу же перепрятать. Скажем, зарыл в лесу. А где? Впрочем, я уже начинаю думать, что…

– Что их не было. Да? – подхватил Комиссаров. – Нет уж, вы это бросьте, Виктор Сергеевич! Были! И найти мы должны непременно, куда бы он их ни зарыл. Нахбо хитер, чего там. А мы что, лыком шиты? Найде-о-м!

– А знаете, – быстро проговорил подполковник Булушев, вставая, – я не думаю, что Нахбо рискнул хранить золото где-то на стороне. Не такой он человек, чтоб с ним хоть на секунду расстаться. Это ж болезнь неизлечимая. Как говорится, одна, но пламенная страсть… Ему непременно надо быть уверенным, что золото рядом с ним, рукой подать… Где-то оно дома!

Комиссаров внимательно посмотрел на оживившееся лицо подполковника.

– А что если, Анатолий Сергеевич, вам попробовать самому? – помолчав, сказал он. – Уверенность – штука хорошая, а свежий глаз – и того лучше. Завтра, между прочим, у нас последний шанс: если валюту не найдем, больше задерживать Нахбо нам закон не позволит… Беретесь?

– Поищем! – решительно тряхнул курчавой шевелюрой Булушев.

* * *

– Израиль Самуилович, есть у вас фигурная отвертка?

– Что-что? – Нахбо стряхнул оцепенение.

– Отвертка, говорю, нужна. – Булушев деловито кивнул на холодильник. – «ЗИЛ»-то у вас новый, верно?

– Н-новый…

– Вот и я гляжу – новый. А вот отчего появилась на шурупе царапинка, – Булушев подмигнул, – ума не приложу. Не припомните?

Нахбо молча, будто в столбняке, следил за ловкими пальцами подполковника, вывинчивающего один за одним все двенадцать шурупов задней стенки холодильника. Когда же Булушев снял стенку и, страдальчески морщась, запустил руку в плотный, поблескивающий слой стекловаты, Нахбо закрыл глаза.

– Воды… – прохрипел он, задыхаясь.

– Что-то тут есть, – одновременно с ним сказал Анатолий Сергеевич, вынимая завернутый в бумагу необычайно тяжелый сверток.

Стуча зубами о стакан, Нахбо пустым, остекленевшим взглядом смотрел, как на столе вырастала матово отсвечивающая желтая груда. Царские золотые десятки, пятерки и империалы, старинные французские наполеондоры и франки, динары, лиры, гинеи, расфальцованные в пластинки неизвестно какие золотые монеты.

Булушев с сожалением рассматривал рукав, по локоть облепленный стекловатой.

– Виктор Сергеевич, – сказал он будничным голосом, обращаясь к Катеневу. – Будь добр, позвони Комиссарову. А я пока немножко почищусь. Где тут у вас платяная щетка, Израиль Самуилович?

* * *

Они сидят уже долго – два немолодых человека. Полковник милиции, в прошлом фронтовик, разведчик и контрразведчик, видавший за свои пятьдесят лет столько, сколько некоторым хватило бы на три жизни. И шестидесятитрехлетний старик, всю свою жизнь посвятивший одному – обогащению. Их поединок, по сути дела, уже закончен, и его исход не вызывает сомнения даже у самого Нахбо.

И он молчит, уставившись в край стола тяжелым, безнадежным взглядом. А полковник смотрит на этого подпольного миллионера и пытается понять, о чем думает он сейчас.

Может быть, вспоминает о тех мелких радостях, которые принесло ему тайное богатство? А были ли они, эти радости?

Комиссаров усмехается: как говорится, следствием оных не обнаружено. С соседями постоянно скандалил из-за пятнадцатисвечовой лампочки. Один раз подарил дочери к свадьбе жемчужное ожерелье, но через несколько дней ужаснулся и отобрал, якобы для того, чтобы заложить в ломбард. Ходил к дочери и зятю занять десяточку на хлеб и сахар. Беспрестанно демонстрировал, как скудно, почти по-нищенски он живет. Ни одна из четырех жен не смогла выдержать его характер и образ жизни. Правда, обманом и посулами удавалось иногда затянуть в квартиру некоторых женщин, но и те потом старательно избегали липкого старика. Что еще? Пожалуй, больше ничего.

Вдруг Нахбо поднял голову, глаза из-под очков мстительно сверкнули.

– Что радуетесь, полковник? Думаете, взяли старика – и уже на коне? Так вот знайте… Это я вам говорю, Израиль Нахбо. Мне от пирога жалкие крохи достались. А весь пирог… будьте покойны. Про Летчика слышали? Конечно, откуда же вам такое слышать. А больше я вам ничего не скажу. Все! Не буду вам помогать!

Взгляд его потускнел.

Комиссаров покачал головой. И сейчас старика волновали привычные чувства: злость и ненависть. И, пожалуй, желание отомстить. Кому?

Странный рейс

Итак, дело ни в коем случае нельзя было считать законченным. И вовсе не потому, что И. С. Нахбо бросил полковнику Комиссарову свой злорадный намек на Летчика и «золотой пирог».

И сам полковник, и его заместитель подполковник Булушев уже не раз сталкивались с этим таинственным псевдонимом – Летчик.

И, тем не менее, до сих пор не обнаружилось ни одной, самой тоненькой ниточки, ведущей к нему.

А отсюда следовал ясный и точный вывод: под романтичной кличкой действует опытный, умный, хорошо законспирированный преступник.

Нельзя сказать, что этот вывод очень уж обрадовал сотрудников ОБХСС. Разумеется, нам, любителям детективных историй, приятнее читать о поединках с умелым врагом. Мы наслаждаемся увлекательной борьбой умов, любим неожиданные осложнения, препятствия, дающие возможность нашим героям по-настоящему проявить себя.

Но поскольку в нашей истории речь идет о делах сугубо жизненных и таинственные преступники действуют не на страницах книги, а в жизни и ежедневно приносят огромный ущерб государству и людям, то все мы предпочли бы историю попроще. И если бы преступник сразу обнаружил себя каким-нибудь неосторожным поступком, никто из нас бы не огорчился.

Увы! Старший лейтенант Владимир Земсков, сидевший несколько дней подряд в аэропорту Курумоч, не мог обнаружить ни единого подобного поступка.

Он завязывал знакомства с летчиками и техниками, перелистывал личные дела работников ГВФ, настойчиво расспрашивал сотрудников оперативного пункта милиции в аэропорту – ничего. Никакого следа, ни единой зацепочки.

…Земсков, молодой, веселый, темпераментный, атлетически сложенный человек, появился в областном отделе БХСС совсем недавно: был переведен из Чапаевска, как один из самых способных работников. В числе его профессиональных качеств было одно, которое особенно помогало ему работать: он легко сходился с людьми.

И на этот раз он не изменил себе: большинство сотрудников оперативного пункта вскоре звали его Володей, были на ты и изо всех сил старались помочь симпатичному парню в его нелегких поисках золотого следа.

Неудачи многих дней розыска не смутили Земскова.

И вот, наконец, на ловца вышел зверь, правда, не совсем тот, который ожидался.

В оперпункте Земскову показали протокол допроса некой Оли К., девицы неопределенных занятий и сомнительного поведения, постоянно толкающейся около аэропортовского ресторана. Задержана она была с профилактическими целями и после очередной порции увещеваний отпущена. Но… На пальце у Оли с недавних пор появилось толстое золотое кольцо кустарного изготовления. Его происхождение вызвало интерес у сотрудников милиции. Оля не захотела объяснить подробности. И даже возмутилась:

– Дружок подарил. А вас это касается? Вот еще!

Так как никаких сигналов о пропаже кольца в милицию не поступало, оснований заподозрить в чем-либо Олю не было.

Разумеется, Земскова заинтересовал этот щедрый «дружок», швыряющий такие подарки подобным девицам.

Понадеявшись на личное обаяние, он нашел способ заговорить с Олей, пошутил, посмеялся, словом, в самое короткое время очаровал девушку.

Та рассказала Володе, что колечко ей подарил «Женька-цыган», он же помог ей поставить золотую коронку на зуб. Работает Женька шофером на маленьком автобусе с красным крестом.

Однажды в ресторане Володя наблюдал за Олей, сидевшей с двумя подвыпившими мужчинами. Один из них – черноволосый, очень подвижный, с развязными движениями и жестами, привлек внимание Земскова.

«Не этот ли самый… Женька? Она что-то говорила про цыгана… Похож».

Не успел Володя подумать об этом, как черноволосый встал, пожал руку раскрасневшемуся грузному мужчине и, кивнув Оле, пошел к выходу. Девушка тотчас пошла за ним.

Пока Земсков разыскал официантку, расплатился и выскочил из ресторана, парочка бесследно исчезла. Впрочем, пожилой старшина милиции видел, как две-три минуты назад автобус с красным крестом уехал по направлению в город.

Земсков бросился к стоящим неподалеку такси. Показав шоферу служебное удостоверение, крикнул:

– Скорее!

Шофер, ни о чем не спрашивая, дал предельную скорость. Стрелка спидометра заплясала на цифре 100.

– За превышение кто будет отвечать? – осведомился шофер, когда они промчались добрый десяток километров. – Тут у нас строго.

– Ничего, ответим, – буркнул Земсков, не отрывая глаз от ветрового стекла.

Он был встревожен: автобус давно уже следовало догнать, а впереди по-прежнему виднелась безлюдная лента дороги.

Поворот. Еще поворот. И Володя облегченно вздохнул: впереди покачивался синий автобус с красным крестом.

– Этот, что ли? – осведомился шофер, чуть сбрасывая газ и пристраиваясь в хвост автобусу.

– Что значит этот? – Земсков внутренне ругнул себя за оплошность: очевидно, шофер что-то заметил у него на лице. – Давай, скорее, гони!

– Жаль! – Шофер усмехнулся. – Я думал, наконец-то милиция за Женьку Каждая взялась. Вот по ком тюрьма плачет.

Он со злостью надавил на акселератор, и «Волга», скользнув мимо автобуса, стремительно понеслась по асфальту.

– А что такое? – с самым безразличным видом спросил Володя. Главное было сделано: номер автобуса отпечатался в памяти.

– А то… Я его сто лет знаю. Сволочь он, этот Каждай. Деньгами сорит направо-налево. Пьет как сапожник. Дружки у него кругом. Девки… А с чего бы это пить каждый день? Совсем недавно гривенники на папиросы стрелял. А нынче – рукой не достанешь.

Володя слушал внимательно. Слова старого таксиста еще более укрепляли его подозрения: с Каждаем дело обстоит нечисто.

Так шофер станции переливания крови ПриВО Евгений Каждай оказался в поле зрения работников ОБХСС. В течение нескольких дней Владимир Земсков собирал о нем подробнейшие сведения. Выяснилось, что Каждай поддерживает близкие взаимоотношения с зубными техниками Ритенштейном и Женькиным, бывает у них дома. Ежедневные рейсы в аэропорт с ампулами крови привлекли особое внимание работников ОБХСС. Может быть, это и есть тот самый золотой след к Летчику, который они ищут уже столько дней. Словом, шофер со станции переливания крови нуждался в самом пристальном внимании. Взялся за дело сам подполковник Булушев.

* * *

Если бы Женька Каждай, хлопоча около своего автобуса, знал, что крупный, полный мужчина с небольшим чемоданчиком, ожидающий, по-видимому, какую-то машину, наблюдает за каждым его движением! Уж, конечно, он бы мгновенно утратил игривое расположение духа и постарался скорее умчаться неизвестно куда, лишь бы подальше от этого человека с внимательными и жесткими глазами.

Но Каждай этого, разумеется, не знал и потому пребывал в безмятежном настроении. Толстую девицу, попросившую подвезти до Безымянского поворота, хлопнул по спине и обещал в следующий раз подвезти до… и прибавил такое, что девица, густо покраснев, немедленно удалилась. Крепко «клюнувшей» компании, ломившейся в автобус, терпеливо объяснил, что едет не в город, а на старуху с корзинкой слегка прикрикнул:

– Куда, бабуся? Места забронированы. Не лезь!

Но вот к автобусу небрежной походкой подошел невысокий круглолицый человек в летной форме.

– Эй, друг, в город не едешь? Трояк…

– Давай! – Каждай уселся за руль и открыл дверцу.

Подвыпившая компания рванулась было к автобусу, но перед самым носом первого парня дверца захлопнулась. И тут Булушеву показалось, что Каждай повернул голову к своему пассажиру, словно задавая немой вопрос. Анатолий Сергеевич ясно различил, как тот два раза отрицательно качнул головой.

– Не в город, ясно? – крикнул шофер и, не обращая внимания на парней, тронул автобус.

Булушев долго смотрел ему вслед.

Что заставило неисправимого «левака» отказаться от заработка? И почему пассажир распоряжается поведением Каждая? М-да…

* * *

– Я думаю, что это он! – Булушев широко заходил по комнате. – Проверил личное дело. Многое настораживает. Ревизор отдела перевозок. Раньше работал в Хабаровске. Чувствуете? Да и сейчас без конца летает: Хабаровск, Якутск, Магадан. Самые золотые места.

– Подождите, Анатолий Сергеевич. – Комиссаров неторопливо открыл папку и вынул бланк с печатью ГВФ. – А что вы скажете на это?

Булушев впился в бумагу. Это была характеристика. Булушев читал, и лицо его постепенно вытягивалось: официальный документ характеризовал Василия Григорьевича Шурпина как вдумчивого, дисциплинированного, образцового работника, честного, преданного делу и бескорыстного.

– Да-а, – огорченно протянул Анатолий Сергеевич, окончив читать, – промах. Кажется, не тот.

….А утром – неожиданное известие: Каждай и Женькин одним самолетом улетели в Сочи. Уж не там ли состоится их встреча с Летчиком? Подполковник Булушев вылетел вслед за ними.