Текст книги "Великие Борджиа. Гении зла"

Автор книги: Борис Тененбаум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

II

Вообще-то, «несчастный султан Джем» был не султаном, а всего лишь сыном султана, и звали его не Джем, а посложнее – Гияс ад-Дин Джем. Но вот насчет несчастья – все верно, ему действительно сильно не повезло. Он был младшим сыном турецкого султана Мехмета II, но у турок довольно сложные отношения с определением того, кто из сыновей султана действительно старший. С одной стороны, султан располагает гаремом, жен у него много, сыновей – тоже много, а по одной из бытовавших у турок теорий выходило, что все братья равны, ибо « лоно женщины всего лишь посредник», и важен только тот факт, что отец ребенка – султан. Но имелась и другая теория, согласно которой личность матери тоже следовало принимать во внимание, и если она была любимой женой султана или, скажем, не самой любимой женой, но дочерью какого-нибудь вассального князя, то этот факт повышал статус и ее потомства. Так вот, матерью Джема, по слухам, была сербская княжна, кузина Матвея I Корвина. А ему самому в год смерти отца, в 1481 году, было 22 года, он был известен как отважный воин, имел значительную поддержку и в войске, и в Диване и решился на то, чтобы бросить вызов своему старшему брату Баязиду.

В Турции такого рода спорные вопросы, вообще-то, решали саблей, но в данном случае подвернулся и юридический повод, причем позаимствованный из византийской практики. В Византийской империи считалось, что право на престол имеет в первую очередь тот сын императора, который был рожден уже после вступления его отца на престол, то есть рожденный «в багрянице», «багрянородный».

А поскольку Константинополь теперь был столицей не Византийской, а Османской империи и одним из титулов султана являлся «Кайзер-о-рум» – «Римский цезарь» и поскольку Джем родился как раз тогда, когда его отец, в ту пору всего лишь принц Мехмет, получил обратно свои отнятые было у него султанские полномочия, то и выходило, что настоящий законный султан – это Джем, а вовсе не Баязид. Однако, как мы уже упоминали, такого рода вопросы решаются все-таки саблей – и сабля рассудила в пользу Баязида. Джем бежал в Египет, где попробовал собрать новое войско. Из этого тоже ничего не вышло, и тогда он решился на поистине отчаянный шаг – ушел к крестоносцам на Родос.

Гроссмейстер рыцарей-иоаннитов Пьер д’Обюссон принял его любезно, но очень скоро стало ясно, что султана Джема он рассматривает не как гостя, а как пленника. Варианты тут просматривались самые различные – Джема могли, например, выдать Баязиду. Не просто так, а за какой-нибудь очень приличный выкуп, и совсем не обязательно деньгами. Тут могли быть и беспошлинная торговля, и обмен пленными по принципу « всех на всех», и тогда рыцари получили бы сотни или даже тысячи заложников в обмен на одного, ну и так далее. Турки, однако, решили ускорить решение вопроса и подослали на Родос убийц.

Тогда д’Обюссон посмотрел на всю сложившуюся ситуацию пошире. Если султан Баязид идет на столь отчаянные меры для того, чтобы убрать своего брата, значит, он его боится? А чего бояться всесильному султану, как не мятежа в пользу Джема? И тогда естественным образом возникли мысли об использовании «султана Джема» как «щита» от турецких вторжений, а то и вовсе «меча», как подмога в деле Крестового похода…

В общем, д’Обюссон от греха подальше отправил Джема во Францию и поместил его там в одном из замков ордена – Бурганефе. Турецкий принц вызывал большой интерес и как раритет, и как источник хорошего дохода – султан платил его тюремщикам по 40 тысяч золотых в год. Официально – чтобы Джем мог жить, как подобает брату султана, неофициально – чтобы его не выпускали. У Джема остались в Турции жена-итальянка и трое маленьких детей, два мальчика и девочка [18]18
  Султан Джем был женат на Елене Орсини, дети: Абдулла, принц Саид (1473–1481). Содержался при дворе в качестве заложника еще своим дедом, султаном Мехметом, и был убит по приказу дяди Айша, принцесса Саид (1473–1505), Огуз Кан (Хан) Саид (1474–1483). Был убит в возрасте 9 лет. Сведения эти, однако, не вполне точны, потому что они есть в русской версии Wiki, но в английской их почему-то нет. Кроме того, не удалось найти никаких следов предполагаемой жены султана Джема, Елены Орсини. Она могла попасть в Турцию в качестве пленницы, но имела ли она какое-то отношение к знаменитому римскому семейству Орсини, я не знаю.


[Закрыть]. Девочку предназначили к выдаче со временем замуж в знатнейшие семейства – она была внучкой султана Мехмета II и племянницей « падишаха Баязида, тени Аллаха на земле».

Мальчиков зарезали.

III

Тяжелым выдался для папы Сикста IV 1482 год. Отношения с Неаполем у него сильно обострились, а внутри Папской области на сторону короля Ферранте встал клан Колонна. Это имело и хорошую сторону, потому что Святого Отца немедленно поддержали Орсини. Дело дошло до войны, причем в нее оказались втянуты Флоренция и Милан, поддержавшие Ферранте, и Венеция, поддержавшая папу римского. Тем не менее дела папы Сикста шли так плохо, что в конце мая 1482-го неаполитанские войска вошли в Рим. Его выручил племянник Джироламо Риарио, с помощью солдат семейства Орсини – неаполитанцам пришлось отступить.

В общем, понятно, что забот у Святого Отца хватало, и тем не менее он счел нужным начать некое «зондирование»: а не согласятся ли рыцари-иоанниты передать султана Джема ему, Викарию Христа? Не очень даже и понятно, зачем ему это понадобилось? Возможно, регулярные выплаты турецких денег на « достойное содержание принца Джема» выглядели как заманчивая прибавка к доходам Папства, или, может быть, мысль о Крестовом походе все еще туманила папское воображение, но с Пьером д’Обюссоном велись всякие не слишком обязывающие разговоры. Говорить поточнее, имея вражеское неаполитанское войско буквально под стенами Рима, было затруднительно. Военные силы короля Ферранте удалось отогнать только в конце августа – это сделали венецианцы. Общий мир был подписан в декабре, но уже 7 января 1483 года посланник Мантуи в Риме донес своему государю, что « папа римский, Сикст IV, серьезно заболел».

Он прохворал вплоть до лета.

9 августа 1483 года, в годовщину своего избрания, папа Сикст открыл законченную наконец капеллу в Ватикане, названную в его честь Сикстинской [19]19
  Сикстинская капелла ( итал.Cappella Sistina) в Риме, бывшая домовая церковь в Ватикане. Построена в 1473–1481 годах архитектором Джордже де Дольчи по заказу папы Сикста. Первые росписи стен были сделаны в 1481–1483 годах Сандро Боттичелли, Пинтуриккьо и другими мастерами. Микеланджело тоже работал там, но много позднее.


[Закрыть]. Проект, связанный с султаном Джемом, так и остался на стадии проекта. Были восстановлены дипломатические отношения между Римом и Миланом, и папа Сикст сделал кардиналом Асканио Сфорца, брата Лодовико Моро. Это означало формальное признание законности правления самого Лодовико, что было для него немалым успехом – теперь он уже не считался « узурпатором трона герцогства Миланского». Все необходимые бумаги были оформлены к середине марта 1484 года. А в начале августа папе Сиксту стало плохо. Он скончался к 12 августа. Теперь вопросы престолонаследия надо было решать уже не в Кастилии, и не в Милане, и не в Турции, а в Риме.

Святой Престол снова стал вакантным.

Джанбаттиста Чибо, 213-й папа римский

I

Рим и вообще был опасным городом, ходить по нему следовало осторожно и с оглядкой. А уж в период междуцарствия, когда одного человека, носившего на своих плечах всю тяжесть бремени Пастыря Королей и Викария Христа, должен был сменить другой, Рим и вовсе мог свалиться в неуправляемый хаос, где мятежные толпы громили дома тех, кто внезапно лишился защиты папы римского, ныне усопшего, того, кто еще вчера был держателем Святого Престола – и теперь больше им не был.

Так и случилось в августе 1484 года – и месяц этот выдался поистине жарким.

На похоронах « почившего в бозе папы римского Сикста IV» народу было очень мало, и даже его кардиналы-племянники не все рискнули показаться в похоронной процессии – их попросту могли убить. Отпрыски семейства делла Ровере вдруг стали очень непопулярны в Риме и предпочитали оставаться в своих хорошо защищенных резиденциях. Собственно, и другие богатые люди, вовсе и не принадлежавшие к числу родственников усопшего папы, предпочитали оставаться у себя – толпа в желании пограбить необязательно руководствовалась политическими симпатиями. Кардинал Родриго Борджиа, будучи человеком не только богатым, но и предусмотрительным, окружил свой дворец наемной стражей и оснастил ее даже артиллерией.

Проблема выбора нового папы, и без того нелегкая, усугубилась и еще одним дополнительным обстоятельством – укрепленное убежище пап, замок Святого Ангела, примыкавший к Ватикану, где конклаву кардиналов и следовало собраться, оказался захваченным. Наемники, занявшие замок, повиновались женщине. Это была графиня Катерина, урожденная Сфорца, супруга Джироламо Риарио. Джироламо же считался племянником покойного папы Сикста, сыном его сестры – хотя многие и полагали, что на самом деле он доводился Святому Отцу родным сыном, отданным сестре на воспитание.

Катерина Сфорца замок Святого Ангела захватила по поручению мужа, и теперь кардиналам предстояло договариваться с ней – и еще неизвестно, с кем в этой супружеской паре им было бы легче поладить. Джироламо в принципе можно было припугнуть. Он находился в отчаянном положении, за время его службы в качестве гонфалоньера Церкви, командующего папскими войсками, у него накопилось немало врагов – но вот его супруга была известна как особа решительная. В 1484 году ей шел только 21-й год, и она была вдвое моложе своего мужа – но договариваться кардиналам пришлось все-таки с ней.

В итоге она сдала замок – « по приказу супруга и за 4000 дукатов», но есть сведения, что она сумела выжать из Священного Совета не четыре тысячи, а вдвое больше.

Деньги супругам Риарио были действительно нужны – им пришлось уехать из Рима, бросив все имущество, которое у них там было. Всех вооруженных людей, которыми они располагали, пришлось взять с собой, иначе живыми из города им было бы не выбраться.

Пока они сидели в осаде в замке Святого Ангела, толпа разнесла по камушку их дворец, и даже сад, окружавший его, был вырублен. Все владения Джироламо, отнятые Сикстом IV у рода Колонна и подаренные им любимому племяннику, вернулись к своим владельцам. Вряд ли Джироламо и Катерина покидали Рим в хорошем настроении – но все же они смогли убраться живыми и даже кое-что унести.

Ну, а конклав кардиналов смог наконец собраться для выборов нового папы.

II

15 августа 1484 года посол Мантуи в обычной своей депеше домой сообщил, что кардинал Марко Барбо, рассматривавшийся как возможный претендент на Святой Престол, встретил сильнейшее сопротивление. Он был родом из Венеции, а Светлейшая Республика Венеция находилась в данный момент в Риме под серьезнейшим подозрением в попытке захватить Феррару. Так что шансы кардинала Барбо пошли резко вниз.

18 августа посол Флоренции в Риме, человек весьма осведомленный, писал Лоренцо Медичи, что кардинал Родриго Борджиа активно занимается скупкой голосов. Кардинал был любимцем всех пап римских подряд начиная с Каликста, своего дядюшки, и сейчас считался самым богатым из всех князей Церкви – ему было что предложить за поддержку своей кандидатуры.

Формально конклав открылся только 26 августа. 28-го состоялось первое голосование, в котором участвовали 25 кардиналов. Для избрания требовалось набрать две трети голосов, и это было нелегкой задачей. Посол Мантуи оказался прав – кардинал Барбо получил 10 голосов, а ему было необходимо 17. Родриго Борджиа находился в выгодной позиции – его поддержали Неаполь, Флоренция и Милан, но испанские кардиналы были в отлучке, и весь клан семьи делла Ровере стоял за своего кандидата, кардинала Джулиано. Правда, сторонники Родриго Борджиа смогли блокировать избрание Джулиано делла Ровере, но их обошли на вираже – в качестве альтернативы был выдвинут кардинал Джанбаттиста Чибо. Он был родом из Генуи, выдвинулся благодаря поддержке семейства делла Ровере и рассматривался прочими как слабый человек, без серьезной самостоятельной опоры. Без всяких возражений он подписал представленную ему конклавом бумагу, в которой формально обещал, что не будет назначать на посты комендантов важных крепостей своих родных, а будет ставить туда только прелатов, облеченных церковным саном, что он не будет создавать новых кардиналов без согласия двух третей конклава, ну и так далее. В частности, новоизбранный папа должен был дать обещание, что он не назначит никакого своего племянника – и вообще никакого своего родственника – на пост гонфалоньера Церкви.

Кардинал Джанбаттиста Чибо согласился на все – и был избран папой римским, 213-м по счету, если вести этот счет с самого апостола Петра, первого епископа Рима. Новому папе было 52 года – он был всего лишь на год младше своего собрата по конклаву, кардинала Родриго Борджиа. У них вообще было много общего – в частности, внебрачные дети. Джанбаттиста Чибо в молодые годы поучился в университете в Падуе и в Риме, жил там довольно весело и, как утверждалось, счет своим детишкам вел на дюжины, всех их он не помнил. Но двух детей – сына Франческетто и дочку Теодорину – он любил, и, что еще более важно, он их признал своими детьми, а не своими племянниками, как было в обычае. Это был совершенно новый факт – и он открывал перед новым папой, нарекшимся Иннокентием VIII, определенные возможности. Теперь он мог устраивать своим детям настоящие династические браки. Однако это все было делом будущего, а сейчас, ранней осенью 1484-го, его одолевали заботы более насущные. В Риме состоялась пышная коронация – новый Понтифик был увенчан тиарой, знаком его великой власти. Все подробности этой церемонии были тщательно записаны Иоганном Бурхардом, вступившим в 1483 году в должность церемониймейстера папского дворца.

На наше счастье, он был человеком методичным [20]20
  Дневник Иоганна Бурхарда, папского церемониймейстера, послужил для позднейших историков истинным кладезем всевозможных сведений о ежедневной жизни папского двора того времени – с 1483 по 1506 год. Мы будем часто его цитировать.


[Закрыть].

III

В конце октября 1484 года в Риме принимали почетного гостя – дон Альфонсо, сын короля Ферранте, приехал поздравить нового папу римского с его восхождением на трон Святого Петра. Визит был настолько важен, что банкет был устроен во дворце самого тонкого знатока роскоши, какой только был в Риме. Банкет устроил кардинал Родриго Борджиа, человек высокого вкуса и огромного богатства, и его даже привыкшие к блеску гости были поражены. Кардинал Асканио Сфорца послал своему брату Лодовико Моро подробное описание и празднества, и дворца – в Милане очень дорожили своей репутацией « самого блестящего двора Европы», и герцог Лодовико хотел быть в курсе всех новинок роскоши и моды. Так что да – прием дона Альфонсо прошел на славу.

Вот только проблем, начинающих уже возникать между Римом и Неаполем, он не решил. Проблемы же состояли в том, что король Неаполя полагал, что он поспособствовал избранию папы Иннокентия, и теперь было бы хорошо, если бы Святой Отец выразил ему свою благодарность за это в какой-нибудь осязаемой форме. Например, уступив округ Беневенто – ну и, может быть, еще что-нибудь, это уж будет видно потом, после принципиального согласия на уступки. Помимо « естественного желания увидеть благодарность папы за помощь в избрании», у Ферранте имелись и другие мотивы, куда более убедительные. Он полагал, что папа Иннокентий никаких значительных по силе войск сейчас не имеет, а вот у короля Неаполя они как раз были, и при этом им было нечем платить. Так что захват пограничных округов Папской области послужил бы прекрасным решением – и солдаты были бы при деле, и оплата обеспечена за счет будущей добычи.

Вообще-то номинально королевство Неаполя было вассальным папским владением.

Но, принимая во внимание существующие обстоятельства, король Ферранте для начала сделал одну простую вещь: он послал папе белого коня-иноходца как « знак своего внимания и восхищения». Такого рода подарки полагалось прикладывать к синьориальному платежу – вассал платил своему синьору положенное и присоединял что-нибудь сверх оговоренного как знак благодарности, что и передавалось получателю вместе с платежом.

Мысль о том, что подарок можно передать не вместе с платежом, а вместо платежа, была совершенно новой. На такой « знак восхищения» надо было как-то реагировать – и папа Иннокентий у себя собрал узкий совет, состоящий из наиболее значимых кардиналов. Родриго Борджиа посоветовал Святому Отцу соблюдать осторожность и тянуть время. Бароны Неаполя вряд ли примирятся с неожиданными амбициями своего короля, которые непременно отзовутся и на них. Поэтому кардинал Борджиа полагал, что « у Ферранте непременно возникнут проблемы поближе к дому». Но у папы Иннокентия были и другие советники. Самым влиятельным из них был кардинал Джулиано делла Ровере. Этот человек не был склонен к осторожности и надеялся только на силу. А надо сказать, что влиятельность Джулиано делла Ровере стояла на весьма твердых основаниях: Лоренцо Медичи инструктировал своего посла в Риме держаться с кардиналом делла Ровере как можно более любезно, ибо « он больше папа, чем сам папа».

Ну, что сказать? Лоренцо Медичи был совершенно прав. Так оно и было. Папа Иннокентий после своего избрания не нарушил клятвы не ставить своих родственников на важнейшие посты – но клятвы не ставить на эти посты членов семейства делла Ровере он не давал.

Джованни делла Ровере, брат кардинала Джулиано, при папе Сиксте был префектом Рима, а при папе Иннокентии уже в декабре 1484 года стал командующим войском Святого Престола с чином генерал-капитана.

В итоге « племянники папы Сикста» даже увеличили свое могущество, потому что теперь дядя их уже не ограничивал. И если Джироламо Риарио пришлось бежать из Рима, то его кузены правили уже и самим папой Иннокентием – прекословить им он не смел. Главой же клана делла Ровере был кардинал Джулиано.

И он решился на войну.

IV

Конфликт с Неаполем вспыхнул в 1485 году, и искрой послужил мятеж. Родриго Борджиа оказался совершенно прав – у короля Ферранте действительно « возникли проблемы поближе к дому». Родриго как-никак заведовал в Риме многими вещами, связанными с администрацией и финансами, и он понимал, что неаполитанские финансы под грузом войн, идущих год за годом, находятся в полном расстройстве. Ферранте пришлось прибегнуть к мерам поистине экстраординарным – скажем, он заложил коронные драгоценности у флорентийских банкиров. На собственность духовных учреждений были наложены совершенно незаконные налоги, и король даже поставил на продажу свое право на номинацию епископов. Ясное дело, в отчаянных мерах, призванных как-то заткнуть дыры в бюджете, он не обошел своим вниманием и баронские поместья. Конечно же, ими был замыслен мятеж, и, конечно же, король Ферранте узнал о нем и решил ударить первым. Одним из виднейших грандов Неаполя был граф Монторио. Его удалось схватить – но делу это не помогло.

Вассалы графа восстали, объявили, что они больше не признают Ферранте своим государем, заявили, что « просят защиты папы римского от тирана» и взялись за оружие.

В Риме была созвана Коллегия кардиналов для обсуждения вопроса: что же следует делать? Клан делла Ровере, безусловно, стоял за войну, и на их стороне обнаружилась мощная поддержка – кардинал Балю, представлявший в курии интересы короля Франции, обещал от имени своего государя всяческое содействие. Это и решило все дело – война действительно началась.

Как оказалось, « поддержка недовольных баронов» – оружие обоюдоострое. Неаполитанское войско получило самую деятельную поддержку со стороны некоторых членов клана Орсини – скажем, Виргинио Орсини провозгласил, что он под знаменем короля Ферранте возьмет Рим и первым делом снесет голову кардиналу Джулиано делла Ровере, наденет ее на пику и пронесет по улицам, а папу Иннокентия, так и быть, не убьет, а просто кинет в Тибр. Тем временем Роберто Сан Северино, который в качестве вассала Ферранте держал в своей власти Салерно, сумел захватить кардинала Джованни Арагонского, сына короля Ферранте. По слухам, он заставил его выпить медленно действующий яд, который и убил беднягу после мучительной агонии. Проверить это невозможно, но кардинал в плену действительно умер, а уж как именно его убили, сейчас не доищешься.

Дебаты в Риме тем временем продолжались. Родриго Борджиа обратил внимание Святого Отца на то обстоятельство, что военные действия ведут к тупиковой ситуации, и предложил ему заключить мир. Кардинал Балю протестовал и говорил, что король Франции вскоре придет на помощь Святому Престолу со всеми своими войсками, на что кардинал Борджиа заметил, что « такое лекарство будет горше самой болезни».

Ссора разрослась до того, что в присутствии всей конгрегации кардинал Балю обозвал своего оппонента « сыном шлюхи», « жидом-выкрестом» и « мавром», к чему, надо сказать, его оппонент отнесся с полным равнодушием.

Военные действия тем временем несколько утихли – Ферранте раскаялся, пообещал возобновить свои вассальные обязательства и даже подписал с папой формальный договор о мире.

Он нарушил его, и очень скоро.

V

Облавы на мятежных неаполитанских баронов, которым, согласно договору, предоставлялось полное прощение, начались через два дня после подписания этого договора – и перехватали их почти всех. Роберто Сан Северино правда бежал в Равенну – амнистия там или не амнистия, но он знал, что ему прощения не будет, и принял меры предосторожности загодя. Всех остальных посадили в подземные камеры дворца короля Ферранте в Неаполе и после долгих пыток казнили. Король был известен жуткой фантазией – своих побежденных врагов он не оставлял в покое даже после смерти. С трупов сдирали кожу, изготовляли из них чучела, и они, наряженные в роскошные одежды, рассаживались в королевской трапезной за столами – Ферранте любил ужинать при свечах в их обществе. По крайней мере, такие ходили о нем слухи, и если они были справедливы, то в ту пору он значительно пополнил коллекцию экспонатов в своем жутком «музее». Но наиболее существенным «деловым» обстоятельством, с его точки зрения, было то, что конфискацией имущества казненных он решил свои финансовые проблемы и смог нанять новых кондотьеров-наемников. Военная инициатива в войне Неаполя с Папством теперь перешла к нему – и где-то к весне 1487 года этот факт оказался очевиден и в Риме. Надо было искать новых союзников.

Одним из главных кандидатов на эту роль оказался Лоренцо Медичи.

Союз Рима и Флоренции был действительно заключен и даже скреплен династическим браком. В марте 1487 года сын папы Иннокентия, Франческо Чибо, немолодой уже человек, которому было за 40, обвенчался с Маддаленой Медичи, которой не было еще и 14. Вообще говоря, скандал вышел немалый – и вовсе не из-за разницы в возрасте новобрачных, а потому, что в первый раз на людской памяти папа римский устраивал брак не кому-то из своих «племянников», а своему собственному сыну, так сказать, плоти и крови своей. Но даже и этот скандал померк перед следующим – папа даровал брату своей невестки, Джованни Медичи, сан кардинала. Суть дела тут состояла в том, что Джованни был младшим братом 14-летней Маддалены. Ему было всего 13 лет. Ну, некоторые приличия были все-таки соблюдены – Джованни стал кардиналом-мирянином. Так именовались кардиналы, не имевшие сана священника или епископа. Шум тем не менее ожидался немалый, и папа Иннокентий договорился с новой родней, что назначение останется на некоторое время в секрете.

Каковы бы ни были неудобства, связанные с 13-летним кардиналом Джованни Медичи, в глазах папы Иннокентия союз с домом Медичи был важнее чего угодно – само имя Медичи могло служить синонимом слова «деньги». А слово «деньги» в Италии того времени означало еще и «могущество». Считалось, что работнику достаточно зарабатывать два дуката в месяц. Так что банкиры, располагавшие сотнями тысяч дукатов, могли считаться князьями – а Медичи были князьями среди банкиров. При наличии семейного союза с домом Медичи папа Иннокентий мог спать спокойнее – вражда с Неаполем была уже не так страшна. Так все и было – до тех пор пока в феврале 1490 года в Рим не дошли слухи о новой беде.

Неаполь заключал союз с Миланом.