Текст книги "Шторм"

Автор книги: Борис Старлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Если вас беспокоит огласка, сэр, ответ прост. Никакой огласки не будет.

– Это создало бы прецедент. Покинуть место заключения, пусть с сопровождением и под поручительство – а вы, по существу, предлагаете именно это, – заключенный может лишь в следующем случае: если для него установлен режим содержания "С", если ему осталось не более четырех лет до конца срока и если его дело должно быть рассмотрено комиссией по помилованию в течение ближайших двенадцати месяцев.

И даже в таком случае речь обычно идет о сопровождении его до ближайшего населенного пункта, а никак не через полстраны. Увы, Редферн Меткаф не отвечает ни одному из этих условий. Он заключенный категории "В", до истечения минимально обязательного срока реального отбытия наказания ему еще более одиннадцати лет, а о помиловании и речи не идет. Если я откликнусь на вашу просьбу, то тем самым предоставлю каждому Тому, Дику и Гарри право ходатайствовать о чем-то подобном. Мы стараемся подтянуть систему отбытия наказаний, а не либерализовать ее.

– При всем моем уважении, сэр, – (как часто эта фраза переводится как "вы несете собачью чушь, сэр"), – вопрос о прецеденте нельзя отнести к существенным препятствиям. Случаи такого рода были, есть и останутся настолько редкими, что каждый из них, вне зависимости от вашего решения по данному ходатайству, всегда будет рассматриваться в индивидуальном порядке. А Редферн Меткаф уникальный человек, я осмелюсь сказать, уникальный заключенный.

– Вы знаете, почему он там, детектив. Как мне помнится, именно вы первой прибыли на место преступления. Вы видели, что он натворил.

– И знаю, что довело его до такого поступка. Я свидетель того, что он согласился – нет, настоял! – на собственном заключении. Вне всякого сомнения, это самый удивительный человек, с каким мне довелось работать.

– Начальник "Вормвуд-Скрабс" не может предугадать, какое воздействие произведет на его психическое здоровье посещение мест преступлений.

– Возможно. Но в этом отношении я бы положилась на мнение самого Реда. У него острое самовосприятие. Он знает, что ему можно, чего нельзя. Знает, какую черту опасно переступать. Знает, что причинит ему боль и что не причинит. Я этого не знаю. Но зато точно знаю следующее – если и есть человек, способный постичь менталитет преступника, творящего зверства в Абердине, так это Ред Меткаф.

– В таком случае покажите ему свои записи по делу. Привезите ему фотографии с мест преступлений. Почему бы ему не высказать вам свои соображения, не покидая камеры, не создавая затруднений и не подвергая опасности свое психическое здоровье.

– Сэр, вы когда-нибудь видели, как Ред работал на месте преступления?

– Нет.

– Он похож на ищейку или охотничью собаку. Ред не просто смотрит, он чует, он прислушивается, он касается, он пробует на вкус. Он использует каждое из чувств, дарованных ему Богом, до единого и, может быть, парочку сверх того. К сожалению, всех наших записей, фотографий, отчетов о вскрытиях недостаточно. Это не заменит выезда на место, как просмотр туристической брошюры не может заменить посещения курорта. Чтобы появился какой-то шанс на успех, он должен вернуть себе этот нюх. Он должен поставить себя на место убийцы, уловить его, прочувствовать его. Почти стать им. Таков его стиль работы.

– Но даже в этом случае вы не можете гарантировать успех?

– Конечно нет. В такого рода делах никакие гарантии невозможны. Но Ред Меткаф – это наш лучший шанс. Поверьте, не будь у меня такой уверенности, я не стала бы тратить ни свое, ни ваше время.

Министр складывает пальцы домиком под подбородком, и Кейт чувствует, что убедила его.

– На какое время вы хотели бы получить его в свое распоряжение?

– Это будет зависеть от хода дела.

– Нет. Однозначно нет. Отпускать его на неопределенный срок я не стану. Назовите минимальный.

– На ночь.

– Почему ночь?

– Оба убийства произошли ночью. Ему потребуется посетить места преступлений под покровом темноты – днем это бессмысленно, поскольку сама окружающая атмосфера совершенно иная.

– Грампианская полиция готова взять на себя все расходы по транспортировке и конвоированию?

– Да.

– Это будет недешево.

– Надеюсь, сэр, результат оправдает расходы.

– Вы лично возьмете на себя ответственность за все аспекты этой... экскурсии?

– Да.

Министр сидит, закинув ногу на ногу, и плавно покачивает правым ботинком.

– Если он согласится, в вашем распоряжении будет двадцать четыре часа.

– Это... этого может оказаться недостаточно.

– Придется, детектив. Это все, что я готов вам дать.

– Тридцать шесть часов.

– Двадцать четыре. Либо соглашаетесь, либо нет.

"Вот так, наверное, принимаются государственные решения. Торг, как на рынке".

– Двадцать четыре часа, с какого времени и по какое?

– С того момента, как он выйдет из здания тюрьмы, до того момента, когда он вернется туда снова.

– Но этого точно не хватит, сэр. Дорога в каждый конец занимает два часа, и то в самом лучшем случае. Пусть будет двадцать четыре часа, но только в Абердине?

– Двадцать четыре часа, с момента, когда он выйдет из "Вормвуд-Скрабс", до того момента, когда покинет Абердин. Это мое последнее предложение.

Кейт чувствует, когда нельзя перегибать палку.

– Хорошо, сэр. Большое спасибо.

* * *

В Англии существует пять основных центров содержания приговоренных к пожизненному заключению: «Брик-стон», «Гартри», «Лонг-Лартин», «Уэйкфилд» и «Вормвуд-Скрабс». Ред содержится в «Вормвуд-Скрабс», тюрьме, которая, как это нередко бывает с местами лишения свободы, переполнена.

Официально свидания с заключенными разрешены лишь по пятницам, с тринадцати пятнадцати до пятнадцати пятнадцати, так что Кейт, даже для того, чтобы просто увидеться с Редом, пришлось договариваться об исключении. И, поскольку данное свидание состоялось не в положенное время, тюремное начальство не согласилось провести его в комнате для свиданий и предложило Кейт проследовать в камеру. Спорить бесполезно.

Во внутреннюю зону, за пределами комнаты для свиданий, запрещается проносить дамские сумочки, еду и напитки; Кейт роется в своей сумочке, находит монету в один фунт, опускает в щель камеры хранения, закрывает дверцу и берет ключ. Охранник, который должен сопровождать ее, указывает на табличку, извещающую, что посетители с плохими новостями должны, прежде чем увидятся с заключенным, поставить в известность администрацию. Кейт качает головой.

Длинные коридоры, шаги и голоса эхом отдаются от стен и звучат в голове Кейт. Охранник шагает вперед, с его пояса свисают ключи. Она следует за ним, уставившись в его подбритый затылок.

У нее противно ноет под ложечкой – это страх, причину которого она осознает мгновенно.

Все дело в бегстве.

В своей жизни Кейт обращалась в бегство трижды, и все побуждавшие ее к тому причины обрушились на нее разом. Ее отец, "Амфитрита" и теперь Ред – правда, Ред не сам по себе, а потому, что с ним связаны тягостные воспоминания о деле Серебряного Языка. Деле, трагическое завершение которого привело Реда сюда и так травмировало Кейт, что она в ту самую неделю подала рапорт о переводе ее из столицы.

* * *

Она в отделе кадров. Сотрудники посматривают на нее искоса – никому из них не дано понять ее боль.

– Куда вы хотите уехать?

– Как можно дальше.

– Да, но куда?

У кого-то на обложке ежедневника есть карта Соединенного Королевства. Они смотрят на нее.

– Самый удаленный пункт от Лондона – Инвернесс.

– Хорошо. Я поеду туда.

– Но это ведь была лишь фигура речи, верно? В смысле как можно дальше отсюда?

– Я поеду в Инвернесс.

Они звонят в Инвернесс. Увы, подходящих вакансий в наличии нет.

– Какой пункт следующий по удаленности?

– Абердин.

Абердин, где есть подходящая вакансия и где живет ее тетушка Би. Самое подходящее место, куда можно удрать от этого дела и всего, что сопряжено с ним. От Джеза, в которого она влюбилась. От Дункана, который их продал. И от Реда, человека, которого в столичной полиции прозвали Золотые Яйца, но который кончил тем, что, нарвавшись на слишком изощренного убийцу, стал убийцей сам.

* * *

Охранник заворачивает за угол и останавливается.

– Прямо в конце, слева. Когда захотите выйти, возвращайтесь назад тем же путем и нажмите там.

Он указывает на зеленую кнопку, установленную на уровне головы на противоположной стене.

Кейт кивает. В горле у нее пересохло.

Это дальний конец тюрьмы. Сорок третий сектор, пользующийся самой дурной славой, однако Ред содержится изолированно от остальных заключенных, по большей части осужденных за преступления на сексуальной почве.

Кейт направляется по коридору с выбеленными стенами, на которых видна ее тень. Других камер в этом аппендиксе нет – только та, в которой заточен Редферн Меткаф, бывший старший офицер полиции, явившийся с повинной и признавший себя виновным по всем предъявленным пунктам, даже когда все представители защиты (а уж если честно, то и обвинения) заявляли, что, будь у него такое желание, он наверняка смог бы оправдаться и выйти на свободу.

Но он не захотел, он предпочел уйти от прошлого и от всех, кто в этом прошлом остался. После случившегося она хотела навестить его, но он отказался видеть ее. Она написала ему, но он так и не ответил. Он не хотел иметь с ней ничего общего. Ни с ней, ни со своей женой Сьюзан, ни с кем из своего прошлого. Он отказался от былой жизни, так же как Эрик, родной брат Реда, отказался от него самого, после того как Ред, в далеком прошлом, донес о совершенном Эриком убийстве.

Пол коридора линуют пробивающиеся снаружи полосы солнечного света. Подойдя ближе, Кейт видит решетку, отделяющую камеру Реда от коридора – перекрещивающиеся вертикальные и горизонтальные прутья. Рыболовная сеть из закаленной стали. В ноздри ударяет запах канализации, но тут же исчезает.

Кейт видит Реда, когда он ее еще не заметил. Он лежит на своей койке и пишет. С одной стороны от него громоздятся справочники с торчащими между страниц желтыми закладками. Его лицо стало более бледным и мясистым, чем она помнит, – результат нехватки дневного света и физических упражнений. Тюремный "загар". Рыжая шевелюра, его визитная карточка, всклокочена, так же как и отпущенная в заключении борода. Здесь нет ни телекамер, ни перенимающих опыт молодых полицейских – выпендриваться не перед кем и об имидже можно не заботиться.

– Привет, Ред.

Он поднимает голову – в глазах удивление. Должно быть, он принял ее за охранника.

– Кейт. – Его голос необычно официален. – Ну и ну. Какой сюрприз.

– Что за сюрприз?

– Приятный, конечно.

– Почему "конечно"?

Он садится на койке. Квадратики между прутьями решетки слишком малы, и ни один из них не обрамляет лица: она видит глаз через одну ячейку, ухо – через другую.

– Мне нужно было время, чтобы приспособиться, Кейт. Вот почему я так вел себя. По отношению к тебе и остальным. Но теперь я привык к этому. Должно быть, мое поведение обидело тебя, и я прошу прощения. Но ты знаешь, тут не было ничего личного. Точно так же я вел себя и по отношению ко всем прочим.

Он аккуратно кладет карандаш на блокнот, точно под тем местом, где заканчивается сделанная убористым почерком запись.

– Могла бы предупредить, что собираешься меня навестить.

– На это не было времени.

– Как жизнь? Ты ведь уехала в Шотландию, да? В Эдинбург?

– В Абердин.

Она удивлена тем, что он вообще что-то о ней знает.

– Гранитный город. "Ты испытываешь к Абердину неприязнь, сходную с отвращением отвергнутого любовника. Это единственный навязчиво и раздражающе привлекательный город Шотландии". Знаешь, откуда эта цитата?

Она качает головой.

– Льюис Грэссик Гиббон[12]12
  Гиббон Льюис Грэссик – псевдоним шотландского писателя Джеймса Лесли Митчелла (James Lislie Mitchell) (p. 1901).


[Закрыть]. – Он улыбается. – Поразительно, сколько нового можно узнать, когда у тебя есть время.

Кейт кивает на стопку справочников.

– Вижу.

– Мне поручили составить новый каталог тюремной библиотеки, тут царил полнейший хаос. Пришлось начать с самого начала: Библии, Шекспира, Британской энциклопедии. Сейчас там около трех тысяч названий.

– А какие книги пользуются наибольшим спросом?

– У кого как. Но в целом, пожалуй, религиозные. Коран, например. Из нехудожественной литературы – "Государь" Макиавелли. А из художественной... – Он усмехается. – Достоевский. "Преступление и наказание". Прямо в тему. Но ведь ты пришла сюда вовсе не за тем, чтобы обсуждать читательские пристрастия заключенных, и это не визит вежливости. Чем я могу тебе помочь?

Она переходит прямо к делу.

– Два убийства. В обоих случаях убиты женщины, одна молодая, другая старая. Никакой связи между ними мы обнаружить не смогли, кроме того факта, что обе мертвы. Обе убиты ножом, но у одной перерезано горло, а другая могла умереть от любой из четырех смертельных ран. Обе были найдены в лесистой местности. Кисти руки и ступни отрезаны и привязаны вокруг шеи. К груди каждой жертвы прикреплена змея. Живая. В обоих случая обнаружено семя. Признаков проникновения чужеродного предмета нет.

– И что тебе от меня нужно?

– Помоги нам.

– Помочь, но как?

– Побывай на местах преступлений. Прочти заметки по делу. Сделай то, что у тебя всегда получалось. Министр внутренних дел обещал мне, если ты согласишься, выпустить тебя отсюда на двадцать четыре часа.

– Двадцать четыре часа? За кого ты меня принимаешь? За Поля Дэниелса? Ты и вправду думаешь, что я смогу разобраться с таким делом за двадцать четыре часа?

– Я не знаю. А ты?

– Если предположить, что я вообще захочу этим заняться.

– Ты знаешь, какая у тебя была репутация. Люди до сих пор вспоминают о твоей работе.

– Сделай милость, Кейт, не взывай к моему тщеславию.

– Я не взываю. Я бы не стала этого делать. Я обращаюсь к – я не знаю, твоему чувству долга, что ли? Первую мы нашли утром во вторник, вторую вчера утром. По теории вероятности следующая будет завтра утром, Я должна остановить его.

– Я не могу этого сделать.

– Почему?

– Кейт, здесь мое место. Здесь, в моей камере, в библиотеке. Может, это не самое восхитительное место, но я здесь – по собственному решению и по веской причине. Заняться тем, что ты предлагаешь, это все равно что свести эту причину на нет. Ты ведь сама знаешь, я вынужден подавлять то, что во мне есть. Я как алкоголик, неспособный остановиться на одной рюмке, а потому и возвращение только к одному делу для меня невозможно. Справиться с тем, что у меня в голове, можно, только не давая этому проявляться. Никак и нигде.

– Мы здесь говорим о двух погибших женщинах, Ред. А не об одной долбаной рюмке.

– Нет. Речь идет об очень рискованной затее.

– Я сказала моему главному констеблю и министру внутренних дел, что ты мой лучший шанс.

– В таком случае у меня невысокое мнение о твоем арсенале.

Она переключается назад, делая то, чему он сам ее учил: думай так, как движется боксер. Пробуй, ищи слабые места, отступай и наступай снова. Держи противника в напряжении.

– Ты помнишь, какая надпись висела над твоим письменным столом в Скотланд-Ярде?

– Помню. И это выстрел мимо, потому что...

– Это была цитата. "Поиск решения – та же охота. Это радость дикаря, и мы наделены ею с самого рождения".

– Выстрел мимо цели, потому что тогда время было другое. Сама ведь знаешь.

– Я знаю, что две женщины убиты. Умерли в мучении, после пыток. Уровень гистамина в крови обеих невероятно высок. Ты помнишь Барта Миллера, того, с кого Серебряный Язык содрал заживо кожу? – Серебряный Язык. Даже сейчас она не может заставить себя произнести его настоящее имя. – Их уровни были так же высоки, как у него. А это значит, что они испытали примерно такие же страдания. Если мы избавим от этого хотя бы одного человека, разве дело того не стоит?

– Конечно стоит. Я с этим не спорю. Но я не тот человек, который может вам помочь.

– Тот самый. Ты можешь помочь, просто не хочешь.

Разумеется, его нежелание ей понятно, но ради поимки Черного Аспида она готова на все. Ярость начинает заполнять ее, как морская вода автомобильную палубу "Амфитриты", и Кейт понимает, что, если ей не удастся направить эту разрушительную энергию должным образом, эти волны подхватят ее и увлекут неизвестно куда.

Но в любом случае упрашивать его она не станет. Здесь это не сработает.

Кейт вдыхает сквозь раздутые ноздри, стискивает зубы и, махнув на него рукой, говорит:

– Ты был моим героем, Ред. Когда ты попросил меня войти в команду по делу Серебряного Языка, я чуть не лопнула от гордости. Черт его знает, на что бы я только не решилась ради работы с тобой. Ты воплощал в себе то, ради чего я пошла в полицию, – борьбу со злом. Это может звучать высокопарно, старомодно – но это правда. И ты внушил мне, что для борьбы со злом нужно прежде всего научиться его распознавать. Нельзя бороться с тем, чего ты не знаешь и не понимаешь. Ты ловил преступников, перевоплощаясь в них, становясь на их точку зрения. Ты уступал темной стороне, потому что считал – дело того стоит. И так оно и было. И так оно и есть. И всегда будет. Тебе просто не хватает решимости пройти через все это снова.

Ред молчит. Кейт думает, не попросит ли он ее уйти.

– У тебя есть дар, Ред. Способность к сопереживанию, проекции, можешь назвать это как хочешь. В нем есть внутренний изъян, но это все равно дар, и он достался тебе, потому что ты был тем, кто мог его использовать. У меня такого дара нет.

– Ты очень хороший офицер.

– Конечно. И у меня есть то, чему меня научили и чему я научилась сама. Но я не ты. Тебе не повезло в том, что ты оказался лучшим.

– Кейт, я засадил себя сюда как раз по той причине, что уступал темной стороне слишком часто. Так часто, что в конце концов на ней и остался. Я больше не с ангелами. И по этой причине нахожусь здесь.

Атака отбита. Но за ней следует новая. Все как в боксе.

– Подумай об этом так. Если бы мне потребовалась пересадка почки, а ты был бы единственным в мире возможным донором, ты бы это сделал? Отдал бы почку для меня?

– Конечно.

– Конечно. Даже если это причинило бы тебе ужасную боль и даже в том случае, если бы вероятность успеха была очень невелика. Ты все равно счел бы, что дело того стоит. Даже считая, что лучше бы такой выбор пришлось делать кому-то другому, даже сетуя на то, что взваливать это на тебя несправедливо, ты бы принял это как необходимость. О чем я тебя сейчас и прошу. Мне ведь ясно, что никакой гарантии успеха нет и быть не может. Ясно и то, чем это чревато для тебя. Я ни на секунду не забываю ни о том, ни о другом. Но дело стоит того, чтобы рискнуть. Стоит, и все. Точка!

Ред прикрывает лицо руками, медленно трет ладонями глаза и – третьим и четвертым пальцами каждой руки – крылья носа.

Он щурится. Улыбается. И убирает руки.

– Только в качестве консультанта. Я не буду заниматься оперативными вопросами, ни на какой стадии.

– Они все равно тебе бы не позволили.

– И если ты поймаешь его, когда я буду там, я не хочу его видеть.

– Договорились.

– Надо думать, ты там заколебала всех, кто работает под твоим началом. Ручаюсь, ты всегда стоишь на своем и спуску никому не даешь.

– Когда дело того стоит, да.

– И когда начинаются мои двадцать четыре часа?

* * *

Следует шквал телефонных звонков из кабинета начальника тюрьмы и на мобильный Кейт – зачастую одновременно.

Одежда для Реда выдается из тюремных запасов и, естественно, далеко не по мерке – брюки длинны, рукава, наоборот, коротки, на дюйм выше запястий.

Полицейская охрана должна быть представлена для поездки в Хитроу, на время полета и на все время пребывания Реда в Абердине.

Заполняются и подписываются бланки подконвойного отсутствия. Письменное разрешение Министерства внутренних дел доставляется специальной депешей, курьером-велосипедистом.

Информируется офис первого министра Шотландии.

Грампианская полиция получает распоряжение подготовиться к осмотру мест преступления.

Два быстрых личных звонка: один Фрэнку в больницу, чтобы справиться, как он, и пообещать наведаться при первой возможности, и другой Алексу, насчет того, что пятничную ночь ему придется провести в одиночестве.

Бронируются номера в "Хьюджилл", абердинском отеле бизнес-класса. Для Реда выделено угловое помещение на четвертом этаже, без балкона и доступа к пожарной лестнице.

Приобретаются шесть билетов на ближайший рейс из Хитроу, причем для четырех пассажиров получено разрешение подняться на борт с оружием. Самолет не должен взлететь до тех пор, пока все они не займут свои места.

Со всеми этими делами и хлопотами рейс задерживается на сорок пять минут, и, когда Кейт, Ред и четверо мужчин в подозрительно оттопыривающихся под мышками пиджаках проходят в зарезервированную для них секцию бизнес-класса, некоторые пассажиры, увидев в них причину задержки, встречают их сердитыми замечаниями. Кейт отвечает им взглядом, которому могла бы позавидовать Медуза Горгона.

Всю дорогу до Абердина Ред молчит. Он читает материалы дела, рассматривает фотографии и, когда считает это необходимым, делает на полях карандашные пометки.

Он не поднимает головы и не смотрит по сторонам даже для того, чтобы отмахнуться от стюардессы, когда она подходит с напитками. Кейт придерживает для него бутылочку с минеральной водой, но в конце концов выпивает ее сама. Ред выглядит слегка растерянным, поскольку за годы, проведенные в заключении, отвык от свободы, если, конечно, пребывание в полицейской машине, а потом на борту самолета можно в каком-то смысле назвать свободой.

В абердинском аэропорту Дайс они сходят с самолета первыми, что опять сопровождается ворчанием пассажиров и смертоносными взглядами Кейт. К тому времени, когда они садятся в полицейскую машину и направляются в короткий путь до "Рощи", начинает темнеть. Ред сидит на заднем сиденье рядом с Кейт и смотрит на яркие огни отдыхающего и веселящегося – это ведь вечер пятницы – города.

Место преступления хорошо охраняется. По периметру размещены дуговые светильники, мост, ведущий к больнице, блокируют две полицейские машины. Половина детективов, работающих по этому делу, находятся здесь, вместе с вооруженным конвоем, который отрядили караулить Реда.

Машина, в которой едут Кейт и Ред, останавливается на периметре. Они выходят. Он указывает на прожектора.

– Мне нужно, чтобы их выключили. И чтобы все очистили участок.

– Потому что они будут отвлекать тебя?

– Да.

И потому что он сам точно не знает, как себя поведет. И на тот случай, если слишком разволнуется, предпочитает обойтись без свидетелей.

– Я могу расставить людей по периметру места преступления. Не дальше.

Подумав, он кивает.

– Хорошо. Но отойти должны все. Даже ты.

Огни погаснут. Он останется один на участке площадью примерно пятьдесят на пятьдесят. Если бы она не знала его лучше, она бы сказала, что он обдумывает, как ловчее смыться.

"Знала его лучше". Она думала, что знает его, когда они работали по делу Серебряного Языка. Но, увидев, что он сделал с Серебряным Языком, поняла, что не знала его вовсе.

– Хорошо. Но весь периметр будет под охраной.

– Понимаю.

Кейт возвышает голос:

– Внимание. Всем отойти за пределы территории и рассредоточиться по периметру.

Она производит в уме быстрый подсчет и добавляет:

– По семь или восемь человек на каждую сторону, с интервалами примерно в пять метров. Соблюдать полную тишину. Питер, потуши свет.

– Что?

– Свет выключи.

– Зачем?

– Затем, что Черный Аспид творил свои дела в темноте. Вот зачем.

– Какого хрена он о себе воображает? Мы не ради этого победили при Баннокберне[13]13
  Битва, произошедшая в 1314 г. между шотландцами под командованием Роберта Брюса и англичанами под предводительством короля Эдуарда II. Победа армии Брюса способствовала укреплению независимости Шотландии.


[Закрыть].

Она подходит к Фергюсону, смотрит ему прямо в глаза и с нажимом произносит:

– Он здесь, потому что я попросила его об этом, и пока он здесь, ты будешь обращаться с ним как с долбным членом королевской фамилии. Понял?

В такой обстановке, на отгороженной кордоном площади, с публикой, которая за неимением прожекторов следит за каждым его движением при лунном свете, Ред Меткаф пытается взять след. Получается не сразу. Дважды он почти отступается, дважды хочет подойти к охраняемому периметру и сказать Кейт, что у него ничего не выходит.

Однако Ред не позволяет себе поддаться слабости. Постепенно к нему возвращается самообладание, а с ним и профессиональное чутье. Оно просачивается сквозь слои сопротивления, нечто, погребенное глубоко, но не утраченное. Порой он тянется к нему, в глубь себя, порой оно поднимается ему навстречу.

Ред рыщет по территории, где была убита Петра Галлахер, проверяет рельеф местности, осматривает пути подхода и отхода, поднимает горсти земли или дерна, направляет свет своего фонарика на снимки, протоколы допросов свидетелей или отчеты о вскрытиях, проверяет детали, в которых не уверен. Он прикладывает лицо к земле, где лежала девушка, истекая кровью, и принюхивается. Движется туда и сюда, нанося удары в воздух, то быстро, то медленно. Со стороны его можно принять за человека, выполняющего комплекс ушу.

Все это продолжается около часа. Потом он подходит к Кейт.

– Ну?

– Поехали на следующее место.

Среди полицейских недовольный ропот. Чего ради это дурацкое шоу?

– Вы слышали, что он сказал? – Кейт хлопает в ладоши. – Едем к номеру второму.

Фергюсон подходит к ней.

– "Вы слышали, что он сказал?" – иронически повторяет он ее слова. – Босс, хотелось бы знать, кто заправляет всем этим шоу. Ты или этот малый?

– Я.

– А не похоже.

Она понимает, как это должно смотреться для Фергюсона. С его точки зрения, Кейт в определенном смысле поступается своим профессиональным статусом. А возможно, он вообразил, будто у нее на Реда какие-то особые виды.

– Мне плевать, на что это похоже.

В Толлохилл-Вуд все повторяется по той же схеме. Ред находится там почти такой же отрезок времени, что и в "Роще", как будто сверялся по часам, хотя Кейт этого не видит.

– Я хотел бы вернуться в гостиницу, – говорит он наконец.

Слева от Кейт слышится взрывное: "Какого хрена?"

– Всем большое спасибо, – говорит она, оставляя реплику без внимания. – На этом все. Встречаемся завтра в совещательной, в обычное время.

Прежде чем кто-то успевает двинуться к Реду, она сажает его в полицейскую машину. Он поворачивается к ней, как только закрываются дверцы.

– Ты все поняла неправильно.

– Как?

– Он не сексуальный садист. Удары и увечья не затрагивают гениталии, груди или лицо. И отсутствуют признаки проникновения.

– Постороннего предмета, да. Но он изнасиловал их.

– Нет. Сперва он мастурбировал, а поместил семя во влагалище рукой. В обоих случаях.

– Откуда ты знаешь?

– Семенная жидкость обнаружена относительно близко от вагины: шесть дюймов внутрь у Петры Галлахер, пять у Элизабет Харт. Глубже сперма не проникла, а при нормальной эякуляции так не бывает.

– А что, если он в последний момент извлек пенис? Как при прерванном акте.

– Думаешь, его волновало, как бы они не залетели?

– А зачем ему было делать так, как ты говоришь?

– Тут многое намешано. Затем, чтобы сбить нас с толку. Потому, что он сбит с толку сам. Вероятно и то и другое. Он ощущает торжество, когда убивает их, и выражает это с помощью мастурбации. Но это симптом убийств, а не причины. Он убивает не ради кайфа, но ловит кайф, когда убивает. Это понятно?

– Примерно. Хотя убийцы, увлекаемые садистскими сексуальными фантазиями, могут убивать без попытки проникновения в тела своих жертв и без совершения каких-либо явных действий сексуального характера. Понятие "сексуальный" может относиться к фантазиям, а не к действиям.

– Допустим. Но ты должна посмотреть на контекст.

– В каком смысле?

– Эти преступления относятся к разряду организованных, а не дезорганизованных, они сфокусированы на результате, а не на процессе. Ты же вела расследование, исходя из обратного.

– И не без основания. Налицо все признаки дезорганизованного убийцы: исключительная жестокость, расчленение, надругательство, отсутствие плана избавления от тела.

– Да. Но эти определения "организованного" и "дезорганизованного" не являются безоговорочными. Не считай их непогрешимыми. Стоит тебе отказаться от квалификации его как сексуального садиста, что у тебя останется?

– По-твоему, он несексуальный садист?

– Нет. Он вовсе не садист.

– Он истязает их.

– А потом приводит в порядок, так, как это себе представляет. Это ритуал, вот в чем ключ. Пытка – это часть ритуала. Я бы предположил, что Черный Аспид относится к той небольшой части серийных убийц, которые на самом деле психически больны.

– Ты всегда говорил, что ни один из них не сумасшедший. Что в каждом преступлении прослеживается смысл и оно совершается в соответствии с логикой преступника, какой бы искаженной она ни была.

– На этом я настаиваю и сейчас. Когда я говорю "болен", то вкладываю в это понятие сугубо медицинский смысл. Неадекватное восприятие реальности. Черного Аспида подталкивает к убийствам одна или сразу несколько из следующих причин. – Ред начинает загибать пальцы: – Психоз или отрыв от реальности, галлюцинации: он видит или слышит то, чего нет; навязчивые ложные идеи. В этом контексте – и это ключ, Кейт, контекст, я должен подчеркнуть это, – его действия для него полностью осмыслены. Расчленение, змея, отсеченные руки и ноги на веревке – все это для него абсолютно логично. Но только для него.

– И в чем именно заключается его психоз?

Ред поднимает руки.

– Этого я не знаю. И понять это будет самой сложной задачей. Если нам повезет, его спровоцирует какое-нибудь внешнее событие, которое мы сможем разгадать. Но, правда, многие психозы проявляются спонтанно. Вспомни, к примеру, Ричарда Чейза.

– Чейза? Это... – Кейт быстро щелкает пальцами, вспоминая. – Тот вампир из Калифорнии, верно?

– Вампир из Сакраменто, да. Он уверовал в то, что его кровь превращается в порошок, поэтому убил шесть человек и выпил их кровь, чтобы заменить ею свою собственную. Или возьмем Дэвида Берковица, Сына Сэма[14]14
  Дэвид Берковиц (р. 1953) – один из самых известных преступников в Америке, серийный убийца, называвший себя Сыном Сэма. В 1970-х гг. терроризировал Нью-Йорк в течение 13 месяцев, убивая красивых и молодых девушек.


[Закрыть], который утверждал, что его мучают воющие голоса и безумные фантазии. Он заявил, что его сосед – дьявол, который приказывает ему убивать. Его сосед оказался старым занудой, руководившим телефонной справочной службой. Но вот к чему я клоню. Оба они были настоящими маньяками, и в обоих случаях невозможно было распознать суть их мании сугубо следственными методами. Даже при самом тщательном изучении мест преступления. Уж конечно, не Берковица. Я не знаю, сколько крови мог выпить Чейз за один присест.

– С чего мы начнем?

– С тяжелого детства. Маловероятно, чтобы ребенок, выросший в стабильной и любящей семье, упорно предпочитал фантазии реальной жизни. Правда, бывают убийцы, детство которых было безоблачным, но они, так уж вышло, родились с отклонениями. Однако теория вероятностей подталкивает нас к другому.

Конвойная группа ждет их в отеле "Хьюджилл".

– Пожалуй, мне стоит заспать это дело, – говорит Ред. – Скорее всего, ответ придет, если я не буду форсировать мыслительный процесс.

– Наверное, ты прав.