Текст книги "In сайт / Out сайт, или Любовь из интернета"

Автор книги: Борис Прокудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Ну что, нагулялись, сыщики? – спросила она. – А я тут чуть коньки не отбросила. – И Дива поведала друзьям о своих злоключениях: – Когда Юрчик отправился на праздник тела, я решила поваляться у палатки. Но скоро стало ужасно жарко, и мне захотелось соорудить какой-нибудь тент. Спрятаться здесь от жары негде, а я на солнце обгораю, между прочим. А тенька нет. Вообще нигде.

– А в палатке? – робко спросила Саша.

– Ты что, птенчик мой?! В палатке сдохнуть можно! Там как в парилке, но только хуже. Залезаешь – и сразу: тик-тик-тик – последние секунды жизни называется. Я спальник решила натянуть на какие-нибудь палки. Хожу тут, колупаюсь, а вокруг меня – сплошь грязные люди. Оказывается, возле нашего лежбища как раз место, откуда они целебную грязь берут. И такие радостные ходят, свинюшки, туда-сюда. А я сижу. Мне нужно было найти палки, спальник натянуть. Ну, пошла я в горы. А горы, блин, – это просто сортир.

– Большая сральная тропа, – с пониманием сказал Никита.

– В общем, с риском для жизни я эти палки искала, все боялась вляпаться. Ужас! Пришла, палочки навтыкала, спальник натянула… А под спальником ничуть не лучше. Он тоже нагревается, как сковородка… Сижу, вообще не знаю куда деваться. И вокруг все те же поросята грязные. Так весь день!.. Эй, чего ты ржешь?

– Бедная Дивочка, – сказала Саша. – Вот и верь после этого аспирантам! У нас тоже достижений немного, в интернет-кафе его, кажется, видели. Но как-то странно об этом рассказывают, типа: на ногах не стоял, то ли больной был, то ли нетрезвый.

– Опять, значит, лыка не вязал.

– Да он не пьет! – пропищала Саша.

– Ну конечно! И куда же он потом делся?

– Этого никто не знает.

– Главное – чтобы из него шашлык не приготовили, – засмеялась Дива. Но, заметив, что ее шутка совсем не понравилась Саше, поспешила ее успокоить: – Ничего, не иголка – найдется. Но, Саш, напомни, чтобы я тебе в Москве дала книжку: «Жизнь с алкоголиком».

– Дива?!

– Что я такого сказала?… Ой, смотрите, идет наш свободолюбивый разведчик!

По пляжу действительно шел улыбающийся Юра.

– Я все промониторил, – сказал он, – я тут знаю теперь все!

– И что же ты знаешь? Поведай, поделись своими наблюдениями, а мы тебе кашки сварим! – сказал Никита, доставая из пакетов купленные в Коктебеле съестные припасы.

– Тут все – оголтелые нудисты!

– Да ну! А мы и не заметили! И это вся информация?

– Да, – гордо сказал Юра. – По преимуществу, нас окружают люди протестного поведения, так называемые, неформалы. О, вы пивчанского принесли!

Он схватил запотевшую бутылку пива, открыл ее и уселся напротив Дивы.

– Ты такая классная! – сказал он ей, не замечая окружающих.

– Я подгорела, – плаксивым голосом сказала Дива.

– Солнечный ожог – признак острой нехватки воды в организме, – сказал Юра. – Поэтому тебе надо больше пить.

– Пошли лучше купаться!

Юра вскочил, сунул в руки Никиты бутылку и рванулся за стремительной Дивой.

Вечером они пришли к единогласному мнению, что, раз уж они богема – значит, богема. И в город отправляться надо всем вместе.

– Я больше не стану палатку сторожить! – решительно объявила Дива.

– Да на фиг палатку, чего нам бояться! – сказала беспечная Саша.

Мимо проходили ребята. Никита спросил у них:

– Нормально тут, ничего не стырят? Как вы вообще в город ходите?

– Не страшно, ничего не стырят, – ответил парень. В носу у него было несколько массивных колец, а борода заплетена в косичку. – Идите куда вздумается, поставьте только на простую сигнализацию.

– На какую?

– Ну, на ментальную какую-нибудь.

– Спасибо за совет.

Ребята взяли с собой паспорта и телефоны. Ну и деньги, конечно. Юра засунул их в напупную сумочку, и все пошли в город. Для начала они решили упасть в чайхане, но таких заведений оказалось на главной улице несколько, они благоуханной цепочкой протянулись вдоль всего коктебельского пляжа до самой сердоликовой рощи. Ребята устроились в самой последней, на втором этаже. Там из окна можно было увидеть море, в котором тонули разноцветные огни города.

По чайхане плавал приятный запах кальяна и жареного мяса. Свет был притушен. Горели свечки на невысоких столиках, вокруг лежали шкуры.

– Какое это блаженство, снять обувь и возлежать в подушках! – сказала Саша томно. – Кстати, одну можно в палатку захватить.

– О, а я пока унитаз отвинчу, – обрадовалась Дива.

Они полистали меню. На последней странице красовалась строчка: «Кальян. Одна минута – одна гривна».

– Хохлы – прикольные люди! – засмеялся Никита.

Кальян они, конечно, брать не стали, а заказали плов.

– В Средней Азии говорят: «Богатый стал человек, каждый день плов может есть», – блеснул познаниями Юра.

Наконец подали среднеазиатский плов из баранины, очень аппетитный, источавший сложные ароматы мяса, пряностей, сладкого перца и сухофруктов.

– Богема! – сказала Саша, которая наелась раньше всех и теперь нежилась, лежа на шкурах.

– Богема, – согласился Никита. – Палатка на сигнализации, все идет нормально, праздник жизни, короче.

На обратном пути они встретили пермяков, Дена и Танечку, все таких же простых и непосредственных.

– Мы тут решили с Деном на порнуху сходить! – поделилась впечатлениями Танечка, улыбаясь из-под панамки. – Атам такая азиатская хрень и заумь, просто кошмар! Весь вечер себе испортили!

– Как фильм-то называется? – поинтересовался Никита.

– Да цифры какие-то.

– «2046», что ли?

– Во-во, именно эта фигня!

Никита согнулся от смеха.

– Ну, вы даете! Порнуха! Это фильм великого китайского режиссера Вонг Кар Вая. Мой любимый. А с чего вы взяли, что это порно?

– Мы долго выбирали, – немного обиженно, но весело сказал Ден, – и это был единственный фильм, на котором было написано: «После 18 лет».

Все улыбнулись, а Танечка глубоко вдохнула свежего ночного воздуха и, положив ладонь на плечо мужа, торжественно сказала:

– Придется делать порно в палатке!

Потом она схватила Дена под руку и, виляя задом, потащила его прочь из города.

А на следующий день, прямо у палатки Саши и Дивы возник Скелетон. Он был хилый, ребра у него торчали, а волосы были чернющие и всегда всклокоченные. Он сказал, что живет наверху, на зеленке, что бабушка его продает в Минске породистых собак, а сестренку они не взяли на море потому, что она сплошная двоечница. Еще он сообщил, что, вообще-то, его зовут Сашка, но бабушка называет Скелетоном, потому что он худой и не поправляется, и еще что ему уже одиннадцать с половиной лет. Лицо у Скелетона было серьезное и умное, а на шее висела безразмерная веревочка с крестиком. На пляж он являлся всегда в огромной маске, которая явно была ему велика, с трубкой и в ядовито-желтых плавках. Скелетон ходил немного подпрыгивая, уши у него были оттопырены, а брови всегда задраны чуть не на середину лба.

Он скатился по влажной от ночного дождика тропе, как горнолыжник, и запрыгал к морю, напяливая на ходу свою маску. Дива в этот момент сидела у палатки в розовой индийской рубахе поверх рыжих шароваров и плотоядно обнюхивала со всех сторон маленькую дыню.

– Эй, дружок! – сказала она. – Чем лезть в этот холодильник, иди-ка лучше сюда, уничтожим эту малышку! Спорим, что такую сочную дыньку ты не ел никогда в жизни? Если я проиграю – утоплюсь. По рукам?

Скелетон развернулся, секунду подумал и очень серьезно заявил, что готов попробовать дыньку, но сначала должен выловить, по крайней мере, пять мидий, а то не успеет.

– Ты их к обеду, что ли, должен натаскать? – поинтересовалась Дива. – Но пятью мидиями может наесться лишь птенец чайки. А для такого здоровяка, как ты, надо штук сто.

– Нет, – ответил Скелетон, – мне для другого.

– Ну, валяй, лезь, раз ты такой серьезный парень. Я тебя подожду.

И Дива нехотя положила дыню в миску, достала зеркальце и стала что-то высматривать на своем лице. Неделя без расчески и косметики не прошла бесследно. На Диву из зеркала смотрела дворовая девчонка-сорванец. Она здорово помолодела. Обветренное и слегка подгоревшее лицо перестало быть матово милым, оно свирепело. Дива себе ужасно понравилась. Зеленые глаза горели. «Кто эта дикарка? – подумала она и рассмеялась. – Скоро, скоро мое тело покроет загар темный и непроницаемый, я буду танцевать на песке, как танцуют нубийки, выгибая спину. Глаза станут прозрачными, я смогу смотреть на небо, не щурясь. Я стану ловкой и прыгучей, я не буду выбирать слова. Буду злой и нежной. Никто меня не узнает, никто не найдет…»

Скелетон купался в одиночестве. На пляже было мало народу, лишь поодаль, через три палатки от Дивы, у небольшого очага суетилась девушка, в одной белоснежной юбке до пят, готовя утренний чай. Саша с Никитой с самого утра ушли, как выразился Юра, «в поле» интервьюировать местное население на предмет иностранного подданного, Пола.

Дива сидела совсем одна, и ей нравилось умиротворенное одиночество. Ее душа и тело принимали это утро как подарок, как предвестье праздника.

Со стороны Коктебеля появился Юра. Он принес добытые на завтрак пирожки, банку компота и улыбку укротителя тигров.

– Привет, красавица! – воскликнул он и плюхнулся возле Дивы. – Ух ты, дынька! Опросил всех, про Пола не слышали. Говорят, неделю назад крымчане какого-то шпиона американского поймали, совершили над ним насильственный акт.

– Неужели это был Пол?!

– Слухи неподтвержденные. Информация расследуется.

Дива помолчала.

– Знаешь, Сашке не говори пока.

– Конечно. Нашел – молчи, потерял – молчи! Могила. Дыньку-то будем употреблять в пишу?

– Подожди минутку, ковбой! – сказала Дива. – Я обещала ее уговорить вон с тем мальчиком, который бултыхается с трубкой. Сейчас он выйдет, и будет вам счастье.

– А я тогда компот открою.

– Господи, где ты нашел этот раритет?! – изумилась Дива, глядя на трехлитровую банку черешневого компота. – В краеведческом музее?

– Места надо знать!

– Ладно, открывай, устроим ретро-пати!

Скелетон выскочил из воды и запрыгал в сторону Дивы. Синий, в гусиной коже, он трясся всем своим хилым тельцем и стучал зубами.

– Юрик, дорогой, дай-ка нашему приятелю полотенце, на него смотреть холодно!

Не говоря ни слова, Скелетон прижал полотенце к лицу и застыл. Дива встала со своего насиженного места и решительно принялась растирать мальчика полотенцем. Он терпеливо ждал, сжимая в кулачках две маленькие ракушки.

– Я ищу жемчужину, – сказал он, когда перестал дрожать и, закутанный все в то же полотенце, сел у миски с дыней. – Я по телевизору видел, что в раковинах попадаются жемчужины.

– А где твои родители?

– У меня нет родителей, меня бабушка родила.

– Так не бывает.

– А вот бывает!

– Хорошо. А у бабушки твоей дочка или сын?

– Дочка.

– Она тоже здесь отдыхает?

– Нет, она с нами не живет.

– И где же она?

– Бабушка говорит, она непутевая, укатила с новым хахалем во Владивосток.

Дива с Юрой переглянулись.

– Слушай, дружок, – сказала Дива и протянула Скелетону ломтик дыни, на котором Юра сделал надрезы, чтобы было удобней кусать. – Вот ведь какая штуковина: не найдешь ты здесь такую раковину, чтоб с жемчужиной. Хоть все облазь.

– Это почему? – спросил Скелетон через дыню.

– Понимаешь, – сказал Юра, – жемчугообразующие раковины крайне редки, а теперь и подавно. Чаще всего жемчуг выращивают искусственно. Жемчуг в Черном море – это нонсенс.

– Раковины с жемчужинами знаешь какие? – добавила Дива. – Они огромные, как таз, таких здесь не бывает. Их надо искать в океане. Здесь маленькие раковины, и если и есть в них жемчужины, то такие, что проглотишь – не заметишь. Микроскопические. На зубе хрустнет, и вся любовь!

– Нет уж, – твердо сказал Скелетон. – Найду! Вот эти еще надо разбить. – Он деловито показал новым друзьям свои ракушки и нечаянно уронил ломтик дыни на гальку.

– Быстро поднятое упавшим не считается, – сказала Дива, очистила ломтик и протянула мальчику.

– Бабушка вечером кипятком обваривает, и мы смотрим. Вообще, времени у меня мало осталось, мы через два дня уезжаем, так что лучше я пойду, половлю еще маленько.

С этими словами Скелетон встал, запихнул шкурку от дыни в миску, сказал «спасибо», напялил маску и посеменил к морю.

– Холодно еще, замерзнешь! – крикнула ему вслед Дива.

Мальчик даже не обернулся.

– Вот ведь родители, стрелять таких мало! – сказал Юра.

– Бедняжка, – согласилась с ним Дива.

Юра отпил компота и протянул банку девушке. Дива, с трудом удерживая банку в руках, тоже сделала большой глоток.

– Что-то мне это не нравится, – сказала она. Юра даже не сразу понял, о чем речь. – Уж слишком он на своих жемчужинах зациклился. И родители его бросили. Это же травма детства.

– И не говори, – вяло отреагировал Юра.

Дива заметно разволновалась и даже облилась компотом, когда делала очередной глоток.

– Ну, со временем забудет… – решил успокоить ее Юра.

– Да уж, забудет! Это у взрослых одно на уме: бабла поднять да потрахаться, – с этими словами Дива закурила. – А у детей все серьезно.

Глава 2

О Поле они наконец услышали от Хеннесси. Никто не знал, по каким дорогам жизни протащил свое тело этот сухонький старичок, но к концу жизни кривая привела его в Коктебель. У Хеннесси были раскосые глаза и тюбетейка, которую он сдвигал на затылок, когда в поисках бесплатной выпивки шел с молодыми музыкантами в город. Хеннесси был горьким пьяницей с помутившимся рассудком. Его знали все, он был завсегдатаем зеленки. У него были добрые глаза, как у ангелов на фресках, и веселый нрав, все его любили и подкармливали. А прозвище такое он получил потому, что имел обыкновение, поднося к носу бутылку какого-нибудь мерзостного пойла, говорить: «Да, это не „хеннесси“! А когда напивался допьяна, изрекал как заклинание: „Хеннесси!“ – и падал, как сноп, мгновенно сраженный сном.

Старик Хеннесси был поэтом. У него была заветная мечта – описать в громадной поэме, не слабее «Илиады», всех обитателей зеленки, весь этот разношерстный и неугомонный люд, мельтешащий и суетящийся в святых поисках свободы. Но за много лет он написал лишь первую строчку. По общему мнению, строчка была что надо. Некоторые даже называли его гением. Поэма должна была начинаться словами: «Вот стою и ссу в море!» Закавыка была только в том, что у Хеннесси не находилось времени засесть за продолжение. Он без конца лежал в клиниках, где его лечили от алкоголизма и куда его упекали сердобольные внуки, а потом возвращался в Коктебель и вновь доводил себя до «состояния Хеннесси».

– Да, да, да, – сказал он. – Я видел Пола вчера в городе!

Старик сидел у костра с миской, в которую Никита положил ему гречки с тушенкой и луком.

– Серьезно, дядя Хеннесси? – обрадовалась Саша. – И где же он сейчас?

– Откуда я знаю! Он ушел в хижину на горе.

– А точно это Пол? – не унималась Саша. – То есть это точно англичанин, в смысле ирландец?

– Англичанин… Да какой англичанин – он марсианин! – рассмеялся Хеннесси и начал нести какую-то чушь про Пола Ньюмэна и фильм «Кошка на раскаленной крыше». Иногда в этом бреду молниями проблескивали смыслы, выдававшие в старом пьянице помешавшегося на экзистенциализме столичного интеллектуала. После этой невнятицы шел подробный рассказ о Феллини, который, будучи участником Московского кинофестиваля, якобы заметил в толпе Хеннесси и поманил его пальцем.

– Он сказал, что у меня уникальное лицо и что он снял бы меня в своем новом фильме. Мы всю ночь проболтали с ним о кинематографе и о том, куда катится мир…

– Так где же, где эта хижина? – воспользовавшись маленькой паузой, спросила Саша. – Мы должны срочно туда идти!

Она была не на шутку встревожена.

– Хеннесси, где это? – присоединился к ее расспросам Никита. – Скажи нам, не томи!

Лицо Хеннесси ничего не выражало. Это было воплощенное эпическое спокойствие.

– За могилой Волошина. Надо пройти столько и еще столько же.

– А какие-то опознавательные знаки там есть?

– На крыше большая антенна… Ребята, это все, что я помню, честное слово. А паааамяяять, – задребезжал он, прикрыв глаза, – укрыыыыта такииииими болынииииими снегааааами…

– И все?

– А что еще нужно? – Хеннесси поднял на них свои насмешливые глаза и произнес: – Мы все живем в эпоху поврежденного естества…

Юра задумался.

– Я совершенно согласен с вашей позицией, – сказал он, – и хотя таким глубоким жизненным опытом не обладаю, интуитивно прихожу к такому же мнению.

– …И помраченного сознания! – добавил Хеннесси.

Искатели провели небольшое совещание, на котором постановили, не теряя ни минуты, отправляться на поиски хижины, в которой остановился Пол, несмотря на то что информация была непроверенная и недостаточная. Саша развила такую бурную агитацию, что остальные невольно поддались ее порыву. Робкие, как все разумные, аргументы в пользу того, чтобы остаться, поскольку уже поздно, ветер таскает по небу чреватые дождем тучи, а бедняга Хеннесси грезит наяву, в расчет приняты не были.

Они вооружились двумя фонарями, бросили в рюкзачок по бутылке воды и вина, а Дива прихватила с собой мятную жвачку вместо еды. Никита, проявив редкую дальновидность, заставил девушек вместо шлепанцев надеть кроссовки, и они отправились в путь.

Поднявшись на сотню метров, огляделись. Внизу виднелась зеленка и крохотные палатки, казавшиеся отсюда, сверху, каплями масляной краски на серой ленте пляжа.

– А детей солнца, оказывается, по пальцам можно перечесть, – глубокомысленно заметил Никита.

По правую руку в вечерних сумерках полыхал Коктебель. Ветер доносил до группы спасателей фразы популярных песен и отдаленный гул голосов.

– Караоке, – определила Дива. – Культурный код эпохи.

Все перевели на нее взгляды и засмеялись.

– А что я такого сказала?!

Минут через сорок, поднимаясь все выше, они действительно разглядели на горе отдельно стоящее строение, а точнее халупу, с большой, разлапистой антенной на крыше.

– А? Что я говорила! – Саша победно вскинула руки к небу: – Вот мы и пришли, и Хеннесси это вовсе не приснилось!

Чем больше они вглядывались в сооружение на горе, тем меньше понимали, что бы это могло быть и для чего использовался этот, с позволения сказать, сарай, для каких специальных нужд. Может, то была сторожка и в ней жил сумасшедший фанат турецкого телевидения? Или дом построил полный неумеха романтик-аутист? Единственное, что они, как им казалось, знали наверняка, – там почему-то поселился беспаспортный, безденежный и беспомощный Пол. А собственно, где еще ему было поселиться?

В воздухе запахло сыростью и близким дождем. Солнце безнадежно тонуло в море, становилось холодно и темно. Стоило поторопиться. Они пошли напрямик, через ложбинку, по узенькой тропе. Вдали засверкали молнии.

Когда добрались до развалюхи, медную лепешку солнца, что еще не уползла за горизонт, закрыла мрачная туча. Начал накрапывать дождь. А халупа оказалась еще более обшарпанной, чем это представлялось издали. Обломки шифера закрывали дыры в крыше, вместо ступеньки перед дверью стояло перевернутое ведро. Рядом с ним по-хозяйски разгуливала курица.

– Так, – сказала Саша, – быстренько берем Пола под мышки и бегом домой, в палаточку, а то здесь еще на ночь застрянем!

Никита покачал головой и трижды стукнул кулаком в дверь. Никто не откликался. Он стукнул еще раз, и дверь открылась сама.

– Не заперто, – сказал он и шагнул внутрь. – Здравствуйте, есть кто дома?

– Пол! – закричала из-за его плеча Саша тонким голоском.

Дома явно никого не было. Они нащупали включатель, загорелся свет, и друзья удивленно ахнули.

Содержимое домишки совершенно не соответствовало его внешнему виду. За державшейся на одной петле дверью была комната, обставленная странно и вычурно. Правда, в обстановке не было какого-то единого стиля. Скорее, неизвестный хозяин тащил сюда все, что ему казалось красивым.

– Гнездо сороки-воровки, – предположил Никита.

– Лежбище клептомана, – высказал свою гипотезу Юра.

Кресло-качалка посреди комнаты, накрытое клетчатым пледом, резной буфет с немытой посудой и пыльные гравюры на стенах свидетельствовали о том, что хозяин как минимум был любителем антиквариата. Висящие на шкурах зверюшек бутафорские пистолеты и скрещенные шпаги вопили об отсутствии у него эстетического вкуса. А холодильник с огромной, грудастой и явно немолодой голой теткой на двери и вовсе сбивал с толку.

– В восьмидесятые годы в эротике снимались одни старухи, – изрек Юра со знанием дела. – Вы только полюбуйтесь, ей же сто лет!

Были в комнате вязанка лыж, телескоп, старый компьютер, боксерская груша, тренажер «дорожка», книжки-раскраски, роботы-трансформеры. Венчал все это изобилие громадный постер к фильму «Терминатор-2» с Арнольдом Шварценеггером, который был прикреплен к потолку.

В самой дальней от входа стене ребята обнаружили неприметную дверь. Дверь была замаскирована гобеленом с двумя оленями, и, если бы не ветер, они никогда бы ее не нашли. Но ветер, который пел в щелях, был таким сильным, что слегка приоткрыл потаенную дверцу. Снаружи уже бушевал неистовый южный ливень. Казалось, крупные капли готовы проломить крышу. По подоконникам бежали тонкие струйки прорвавшейся в дом воды. Ребята отворили странную дверь. За ней оказалась крохотная верандочка с заплесневелыми окнами, которую использовали в качестве кладовки. Там был такой же бессистемный хлам, как и в комнате, только обогащенный книгами и журналами. Похоже, неизвестный хозяин давно завязал с чтением и не находил для книжек другого, более почетного места в своем доме.

Но больше всего их поразил устроенный в центре кладовки капитанский мостик, совсем как настоящий, с запыленным штурвалом.

– Ни фига себе игрушка! – сказала Саша. – Вот это вещь!

– Куда плывем? – довольная Дива взобралась на мостик и двумя пальчиками тронула штурвал.

Там, снаружи, бушевала стихия, и, кажется, действительно можно было уже пускаться вплавь. С коктебельских гор мимо дома неслись к морю вспененные ручьи.

– Для полноты пейзажа не хватает только акульих плавников, – засмеялась Саша.

– Нам здесь придется переночевать, – сказал Юра, – по горам сейчас не вернуться, шеи сломаем. Жаль, из еды ничего не захватили. Мой желудочно-кишечный тракт требует пожрать.

– Из еды у нас только жувка! – весело сказала Дива.

– Я думаю, имеем право посмотреть в холодильнике, – изрек Никита. – Нехорошо, конечно, в отсутствие хозяина. Но мы можем дать ему денег, когда он вернется, или просто оставить их на столе.

– Пол нам простит, – сказала Саша, – он добрый. Мне тоже жутко хочется чего-нибудь заточить.

Холодильник оказался почти пустым. Там была лишь банка пива, пучок зелени и кастрюля с чем-то вполне съедобным.

– Она еще не остыла до конца, – сказал Никита. – Здесь явно кто-то был совсем недавно.

– Ох, что-то мне не по себе! – сказала Дива. – Может, не надо?

– О чем разговор, это же просто овсянка!

Действительно, кастрюля была полна каши.

– Без каши хозяин точно не обеднеет.

– Вот это номер! – удивился Юра. – Такой сибарит, судя по шпагам и креслу-качалке, а кашу ест! Я не удивился бы, если бы нашел в холодильнике мисочку соловьиных язычков и бутылку рома.

– Да ты не понимаешь, – сказала Саша. – Тут живет Пол, а они, англичане, только овсянку и едят, «овсянка, сэр», «бейкон энд эггс»! Понял? Какой ты непонятливый! Это же доказательство! Вот спасибо старику Хеннесси. Через часок я вас познакомлю с Полом.

– Будем надеяться, – процедил Никита.

Они разлили вина, подогрели кастрюлю, и Дива разложила всем по тарелкам кашу. Неизвестно, откуда у них взялся такой животный аппетит, но кастрюлю каши они умяли с невероятной скоростью. Дива даже ложкой отполировала дно.

– Все-таки странные вкусовые качества у этой английской каши, – сказал Юра.

– Приправы какие-то, – сказал Никита.

– Страшилки рассказывать будем? – сказала разомлевшая Саша. – Типа проклятые старые дома с привидениями. Я, кстати, в детстве, когда в деревне жили, провела целую ночь на кладбище. Серьезно. Мы туда пришли с ребятами в прятки играть. Все попрятались кто куда, а я так талантливо заныкалась, что меня не нашли. И знаете, кого я там встретила, когда взошла холодная, зловещая луна?

– Не говори! – взмолилась Дива.

– Я там встретила Колю-соседа. Он изображал зомби…

– Хватит, Сашка! – сказала Дива. – Я не усну.

– Я буду охранять твой сон, – успокоил Юра. – Положись на меня.

– Какой ты милый, Юрчик, но я лучше положусь на кровать!

Спальных мест в комнате было немного. На полу лежал матрас, на который тут же запрыгнула Дива. При желании там мог поместиться еще один человек. На веранде рядом с капитанским штурвалом стоял топчан. Больше лечь было негде. Дива быстро заснула, и к ее матрасу гусем подкатил Юра. С ничего не выражающей физиономией он деловито снял ботинки и заполз под Дивино одеяло. Саша с Никитой переглянулись и засмеялись.

– Во дает аспирант! – сказал Никита.

– Не мужчина, а облако в штанах! – шепнула Саша.

– Главное – словно невзначай.

– Главное – чтобы его Дива с утра невзначай не заколола какой-нибудь шпагой. Ладно, фиг с ними. Их дело. Мы-то где будем размещаться?

– Ты – в капитанской, там лежанка есть. А я тут, на качалке.

– В кресле же неудобно!

– Ничего страшного, накроюсь пледом. А еще возьму пистолет, буду караулить ваш сон.

– Никит, – попросила Саша, – а ты не мог бы тогда кресло перенести ко мне в кладовку, а то мне как-то не по себе?

– Ты же только и делаешь, что на кладбищах тусуешься!

– Ну, это когда было!

– Ладно, – засмеялся Никита, – как скажешь!

Он запер на шпингалет входную дверь, снял со стены пистолет, и они с Сашей ушли за гобелен с двумя оленями.

Дождь закончился. Сырая теплая ночь окружала их со всех сторон. Никите снилась утроба матери. Саше снился мальчик с мамой у Могилы Неизвестного Солдата в Александровском саду. Мальчик смотрел на часовых и плаксиво говорил: «Мама, почему они моргают, скажи им, чтобы они не моргали!». Что снилось Диве и Юрчику, известно одному Господу Богу.

Внезапно в комнате за гобеленом раздался скрип. Запыленный штурвал сделал медленный оборот, с его многочисленных ручек посыпалась легкая пудра пыли. А за грязными стеклами окон и веранды произошли странные изменения. Мимо окошек поплыли рыбы, промелькнула акула, о которой так легкомысленно говорила несколько часов назад Саша. Сквозь толщи воды можно было видеть легкое свечение луны. Вокруг дома, как на замедленном киноповторе, шевелились водоросли. Оконные рамы начали трещать, готовые лопнуть под давлением воды, но штурвал совершил еще один медленный оборот, и за окнами вновь возник привычный холмистый пейзаж, хотя что-то в нем было другое, необычное. Растительность выглядела не такой чахлой. Напротив, вокруг дома громоздились гигантские деревья, ветви которых сплетались на много десятков метров выше крыши, непроницаемым куполом закрывая лунный свет. Щелкая крыльями, на ветвистую антенну присела диковинная птица. Под ее тяжестью антенна нагнулась, а птица, почувствовав неустойчивость опоры, вспорхнула, и от ее толчка весь дом ожил, зашатался, заскрипели половицы, задрожали стекла, раздались какие-то странные шорохи.

Эта тряска разбудила Сашу. Она перевернулась на другой бок и увидела, как вновь со скрипом повернулся штурвал.

– Ну что ты будешь делать с этой баранкой! – пробормотала она, встала и бросила на штурвал какую-то тряпку, чтобы он не скрипел.

За окном было все так, как и должно было быть: холмы, трава, яркая луна. Саша заглянула вглубь самой себя и решила выйти на улицу, в туалет.

На крыльце она полной грудью вдохнула ночной воздух. Со стороны города до ее ушей не долетало ни единого звука. «Наверное, наш сибарит построил свою халупу именно здесь потому, что отсюда не слышно назойливых туристов», – подумала Саша.

Неподалеку от дома затрещал куст. Саша встрепенулась: «Ежики, что ли?» Из-за куста появился огромный, невероятно огромный мужичина на коне. Саша потерла глаза. Всадник увидел Сашу и остановился. Яркая луна освещала его абсолютно лысую голову, раскосые глаза, круглое, как шайба, лицо и крепкую спину.

– З-дравствуйте, – сказала Саша, – как вы меня напугали! Вы хозяин дома? Мы спрятались здесь от дождя.

Мужичина молчал.

– Мы ищем Пола! Нам Хеннесси сказал, что он здесь!

Саша надеялась, что упоминание Хеннесси добавит черной фигуре доброжелательности, мужик радостно воскликнет: «А, этот старик Хеннесси, вот старый пердун! Вечно он несет всякую чушь!» Но ничего подобного не произошло. Напротив, ночной всадник медленно поднял на Сашу свой лук. Пораженная происходящим, девушка стояла как вкопанная. Всадник так же медленно достал из-за спины стрелу, натянул тетиву Ноги Сашу не слушались. «Ну все, – подумала она, – прости меня, Господи, отправляюсь к Тебе!» Стрела свистнула не тише пули, по крайней мере так решила Саша, и вонзилась в дверь домика прямо за Сашиной головой. Всадник, не говоря ни слова, повернул коня и ускакал. А Саша рухнула на колени и прижалась лбом к черствой, как корка хлеба, земле. Потом завопила и побежала в дом.

От ее вопля Никита упал с кресла и еще и ударил себя пистолетом по голове.

– Там маньяк! – кричала Саша. – Он меня чуть не убил!

Она за руку потянула ничего не понимающего Никиту на улицу и показала ему торчавшую из двери стрелу.

– Что это?

– Это стрела! – кричала Саша. – Это стрела! Он пульнул в меня стрелой, но попал в дверь!

– Да кто, кто он?

– Маньяк на коне!

– Кто?

– Мужик какой-то с луком и стрелами. Разъезжает ночью по горам и валит людей из лука!

– Местный, что ли?

– Да кто его знает! Какая, блин, разница?!

– Может, тебе привиделось, – сказал Никита и попытался выдернуть стрелу из двери. Стрела не поддавалась. Он уперся ногой в дверь, но стрела сидела там так прочно, словно ее ввинтили как саморез. Он напрягся, дернул, и дверь снесло с петель.

– Привиделось?! Да я уже с жизнью попрощалась!

– Знаешь что, – сказал Никита, вешая дверь обратно на петли. – Пойдем-ка на ту горку, посмотрим на огни Коктебеля. Когда снятся кошмары, надо смотреть на огни ночного города, это успокаивает.

– Да не кошмар это был, какой ты дурак! – чуть не плакала Саша.

Никита приобнял ее за плечи и повел на горку.

Но Коктебеля они не увидели.

– Где Кок-то? – Никита стал крутить головой. – Электричества в городе не стало, что ли?

Он всматривался туда, где должен был быть город, но ничего не мог разглядеть. Только море и горы. Карадаг был, а Коктебеля не было. И на всем побережье не горело ни одного маяка.

– А где маяк?

– Не знаю, где маяк, но где-то тут маньяк! Куда мы попали?!

Никита оглядел Сашу с ног до головы и с улыбкой сказал:

– Похоже, мы в жопе, Санька!