Текст книги "Когда играют дельфины…"
Автор книги: Борис Краевский
Соавторы: Юрий Лиманов
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Внимание, землетрясение!
Заместитель заведующего городской сейсмической станцией Николай Федорович Рочев сидел за столом и устало переворачивал листы своей диссертации.
Несколько лет назад, когда Рочев приехал на работу в этот город, он вряд ли думал, что займется серьезными исследованиями. Но прошло немного времени, и молодой сейсмолог взялся за разработку интересной темы, на которую, говоря откровенно, «целился» и сам профессор Вяльцев, заведующий этой сейсмической станцией. Теперь отрывочные на первых порах мысли приведены в строгую систему, подкреплены множеством формул, расчетов, диаграмм. Аккуратно пронумерованные листы рукописи Рочев отнес на днях машинистке, и вот… перед ним двести пятьдесят страниц, испещренных сиреневыми строчками текста и колонками формул, – плод долгого кропотливого труда.
Рочев взглянул на часы – четверть одиннадцатого. Он встал из-за стола, с удовольствием потянулся и принялся ходить по комнате, разминая затекшие ноги.
– Шли бы домой, Николай Федорович, отдохнули, – обратилась к нему молоденькая лаборантка станции, – ведь двенадцать часов сидите на одном месте. На что это похоже!
– Скоро пойду, Верочка. Еще пятнадцать страниц просмотрю и пойду. А последние пятьдесят домой возьму. Хочу завтра же сдать свой «скорбный труд» Игорю Сергеевичу, – ответил Рочев.
Верочке было скучно. Сегодня она дежурила по станции и, как назло, забыла дома заранее приготовленную интересную книгу. Это значит, что ей придется всю ночь просидеть без дела. И поспать нельзя: ведь каждую минуту приборы могут зарегистрировать какое-нибудь далекое землетрясение, и тогда Верочке придется вызывать по телефону на станцию заведующего или заместителя… А что, если попробовать задержать Николая Федоровича каким-либо разговором? Но каким? Пожалуй, только научным, на другую тему он и говорить-то не станет!
– Николай Федорович, давно хотела вас спросить, – решилась Верочка, – какую практическую пользу приносит сейсмология?
Рочев удивленно поднял брови:
– Неужели вы до сих пор этого не знаете? Ведь вы почти месяц работаете у нас! Стыдно, Верочка, стыдно!
– Расскажите, – попросила девушка без особой, впрочем, надежды: Рочев был известен на станции как нелюдим. – «Да и смотрит бирюком», – вздохнула про себя Верочка. Но, вопреки ожиданиям, молодой ученый заговорил, да как! – девушка, сама того не ожидая, увлеклась и слушала его, боясь пропустить хоть слово.
– Представьте себе, – говорил Рочев, – что где-то далеко, может быть, в тысячах километров от нас, произошла катастрофа. Дрогнула земля, зашатались и начали рассыпаться, словно карточные домики, жилища. Мощные подземные удары следуют один за другим, и обезумевшие люди видят, как на их глазах гибнет то, что они создавали годами и десятилетиями. Теперь представьте себе другое: ученые смогли предсказать, что в такое-то время будет землетрясение. Гибель скольких людей предотвратил бы такой прогноз, сколько материальных ценностей можно было бы спасти? Составление прогнозов землетрясений – вот основная задача и цель сейсмологии. Над этим и работают сейчас ученые. Правда, прогнозы землетрясений – пока дело будущего, мы еще не научились составлять их, но зато районы возможных землетрясений определены достаточно точно. – Рочев машинально взглянул на часы и продолжал: – А знаете ли вы, отчего происходит землетрясение, какие силы заставляют колебаться огромные толщи земли?
Верочка, конечно, знала, но почему-то отрицательно покачала головой.
– Сейсмологи различают два вида землетрясений, в зависимости от глубины залегания их очагов. Наименее изучены те, очаги которых лежат ниже земной коры и достигают глубины до семисот пятидесяти километров. Значительно больше знают ученые о землетрясениях, очаги которых расположены в земной коре, достигающей в толщину сорок пять километров. Причина их – продолжающийся процесс горообразования… Вы думаете, что горы и долины на нашей планете находятся в покое? Нет! Горы непрерывно растут, многие части суши поднимаются, а другие, наоборот, опускаются. Там, где поднимающиеся и опускающиеся районы находятся близко друг от друга, нередко происходят скрытые глубоко под землей смещения огромных масс породы. Место, где это произошло, называется очагом землетрясения. От него-то, как от камня, брошенного в пруд, и расходятся во все стороны упругие волны – колебания почвы. Со скоростью шести километров в секунду мчатся они через земную толщу и, достигая поверхности, колеблют горы и моря, города и села. Сильнее всего толчки чувствуются в той точке поверхности, которая расположена над самым очагом землетрясения. Это место называется эпицентром. К сейсмически опасным районам относятся в первую очередь побережья Средиземного моря и Тихого океана, Японские острова, Гималайские горы, которые, кстати сказать, «подрастают» ежегодно на четыре сантиметра. На северо-западе Европы также идет процесс опускания и поднятия земной коры, но здесь он медленнее, спокойнее. Голландское побережье, например, постепенно опускается, уступая место морю, а Скандинавский щит поднимается. Интересно, что и Ленинград вместе с ним поднялся со времен Петра Первого на целый метр…
Тишину станции внезапно нарушил резкий сигнал зуммера, и на контрольном щите, напротив стола дежурного, среди десятков кнопок, рукояток и циферблатов, на незаметной с первого взгляда матовой стеклянной пластинке вспыхнули огненные слова: «Внимание, землетрясение!»
Автоматическая сигнальная аппаратура, смонтированная на станции, включается лишь в том случае, если приборы зарегистрировали сравнительно сильное сотрясение земной коры, сведения о котором должны быть обработаны немедленно и переданы другим станциям. Обработку сейсмограммы – большого листа фотобумаги, на котором световой луч сейсмографа чертит волнистую линию, – профессор Вяльцев проводил обычно сам или доверял своему заместителю.
Рочев снял пиджак и, накинув на плечи халат, в котором всегда проявлял сейсмограммы, отправился в аппаратную.
Тревожный сигнал взволновал Верочку. Ей еще не приходилось видеть огненные слова, вспыхивающие на контрольном щите. Рассказ Рочева ожил в ее воображении. Подумать только, что сейчас, в эту самую минуту, где-то, может быть, гибнут люди, рушатся дома, по горным склонам с грохотом летят обломки скал… Верочка зябко повела плечами, стараясь прогнать страшные видения, прошлась по комнате и на всякий случай включила электрический чайник: после работы Рочев любил иногда выпить стакан крепкого, как деготь, и очень сладкого чаю.
Вернувшись в кабинет с еще влажной сейсмограммой, Рочев присел к столу и долго, внимательно вглядывался в ее тонкие изломанные линии. Лицо его приняло сосредоточенное и вместе с тем недоумевающее выражение. Он сдвинул очки на лоб, что делал в особо затруднительных положениях, и медленно потянулся к телефонной трубке.
Вяльцев подошел не сразу. В трубке долго басили гудки и только минуты через три прозвучало недовольное: «У телефона». Рочев попросил профессора срочно приехать:
– Сейсмографы зарегистрировали непонятные колебания почвы. Во всяком случае, профессор, это не обычное землетрясение и не обычные микросейсмы…
Когда Рочев опустил на рычаг трубку, Верочка спросила:
– А что такое микросейсмы?
Молодой ученый внимательно рассматривал поразившую его сейсмограмму и ответил с явной неохотой:
– Это волны в земной коре, вызванные ветрами, прибоем. Их радиус невелик. Циклоны над океаном возбуждают особого рода микросейсмы, которые распространяются на несколько тысяч километров. Понятно? – и уже тише, словно про себя, добавил: – Но это не то и не другое. Хоть и напоминает сильнейший сконцентрированный быстротечный циклон…
На Игоря Сергеевича Вяльцева странная сейсмограмма произвела не меньшее впечатление, чем на Рочева. Они вместе долго разглядывали яростно расчерченную световым лучом фотобумагу. Затем Вяльцев попросил Верочку связаться по телефону с несколькими сейсмостанциями и взять у них сведения о таинственных колебаниях. Оказалось, что хотя эти колебания и были зафиксированы на других сейсмостанциях, но сейсмограммы не имели ярко выраженного характера.
Дело в том, что записывающие колебания почвы аппараты-сейсмографы не только фиксируют силу подземных толчков, но и определяют расстояние от их очагов. Если же знать расстояние до очага от нескольких станций, то, отложив их с помощью специального инструмента на большом – больше метра в поперечнике – глобусе, можно приблизительно найти эпицентр.
Через час эпицентр был найден. Вычислив его координаты, Рочев подошел к огромной карте полушарий и указал профессору на крохотную зеленую точку, со всех сторон окруженную сине-голубыми просторами океана.
– Остров? – Вяльцев придвинулся к карте и, прищурившись, прочел несколько слов, аккуратной дугой охвативших зеленую точку. Они свидетельствовали, что клочок суши, в районе которого возникли колебания, находится под опекой крупнейшей капиталистической державы.
– Мм-да-а, – протянул профессор, – интересное явление. – Однако не будем ломать голову. Я считаю, что сейсмограмму нужно завтра же утром отправить в Москву. Позаботьтесь об этом, Николай Федорович.
– А может быть, попытаться разобраться самим, Игорь Сергеевич? Разрешите мне заняться этим, – возразил Рочев.
– Не стоит, не стоит, дорогой мой. Кроме того, у вас и так немало работы. – Вяльцев кивнул на пухлую папку с диссертацией. – А сейсмограмму отправьте завтра же.
– Хорошо, Игорь Сергеевич. Будет исполнено.
– Ну, пора двигаться домой, – профессор встал. – Скоро два часа. Подвезти вас, Николай Федорович? Я на машине.
– Нет, спасибо, немного задержусь.
– Как хотите. – Вяльцев понимающе подмигнул Верочке, а Рочеву с улыбкой погрозил пальцем. – Знаю я вас, молодежь…
Профессор уехал. Верочка, красная, как пион, сидела, уткнувшись в какую-то ненужную бумагу. Рочев, сердито хлопнув дверью, скрылся в соседней комнате, которую все почему-то называли «чуланчиком». В этой небольшой, сплошь заставленной массивными низкими шкафами комнате хранились пронумерованные папки с сейсмограммами и прочим бумажным хозяйством станции. Свободными оставались только двери в комнату дежурного и в коридор. Последней, впрочем, почти никогда не пользовались, и она была заперта. Посреди «чуланчика» в полу прорезан неширокий люк, прикрытый дубовым творилом с блестящим медным кольцом вместо ручки. Там, внизу, – святая святых станции: глубокий бетонированный подвал, в котором установлены умные приборы – сейсмографы.
Позже Верочка никак не могла вспомнить, сколько времени пробыл Рочев в «чуланчике». Минут десять, двадцать…
Верочке пришлось снова включать плитку и ставить на нее уже остывший чайник…
Наконец Николай Федорович вышел из «чуланчика» и в ожидании, когда Верочка заварит чай, стал что-то быстро писать на листе бумаги. Потом он запер стол, с жадностью выпил несколько стаканов крепчайшего чаю и, пожелав девушке спокойного дежурства, потянулся за непромокаемым плащом: погода была неустойчива, а молодой сейсмолог предусмотрителен. Когда Рочев уходил, Верочка заметила под его плащом продолговатый сверток. «Будет еще дома свою диссертацию дочитывать», – подумала она.
В коридоре, склонившись над столом, сладко посапывал ночной вахтер дядя Ваня. Рочев тронул его за плечо. Старик тотчас встрепенулся, потер ладонями лицо и, отодвинув засов, сказал:
– Спокойной ночи, Николай Федорович.
На улице бушевала непогода…
** *
Ветер крепчал. На Приморской его порывы были особенно сильными. Улица начиналась прямо у ворот порта, а ветер дул с моря. Он нес с собой чуть солоноватый сырой запах и мельчайшую водяную пыль. Под редкими качающимися на ветру фонарями она вспыхивала молочно-белыми искрами, и казалось, что вдоль улицы от фонаря к фонарю шагают колеблющиеся светящиеся конусы.
Насыщенный влагой ветер упруг и плотен. Спускавшийся к морю человек налегал на него грудью и с трудом продвигался вперед, обеими руками придерживая разлетавшиеся полы непромокаемого плаща. Поднятый воротник скрывал нижнюю часть его лица, из-под козырька глубоко надвинутой на лоб кепки поблескивали стекла очков. Человек, казалось, не замечал непогоды. Он медленно и упорно шел навстречу ветру.
Если бы этот запоздалый прохожий оглянулся, то заметил бы, что на улице он не один. Позади него, стараясь держаться подальше от фонарей, стремительно двигалась темная фигура. Вой ветра заглушал шаги преследователя…
Человек в очках поравнялся с раскидистым, чуть уклонившимся к забору тополем. Темная фигура быстро метнулась вперед. Стремительный прыжок… удар… слабый крик – и преследователь склонился над распростертым телом. Под его ногой хрустнули залитые кровью очки…
«Ураган 30617»
Доклад дежурного управления милиции был сух и лаконичен. «Сегодня в пять тридцать утра на Приморской улице старший сержант милиции Парамонов обнаружил человека с тяжелым ранением в голову. Раненый без сознания. При нем найдены документы на имя Николая Федоровича Рочева, заместителя заведующего сейсмостанцией. Мотивы покушения не выяснены. Ценные вещи не взяты».
Майор Страхов поблагодарил дежурного и не торопясь положил трубку на рычаг.
За последние полтора – два месяца в городе случилось несколько происшествий, и все они сказывались чисто уголовными. Но майор недаром просил управление милиции ставить его в известность обо всех, даже самых незначительных на первый взгляд происшествиях. Ведь одно из них могло навести на след этой таинственной операции «Ураган 30617», о которой сообщалось шифрованной радиограммой. Над разгадкой непонятной пятизначной цифры ломали голову и майор Страхов, и его помощник капитан Тимофеев, и лейтенант Марченко, и другие члены группы, но… безрезультатно.
– Попробуем заняться покушением на Рочева, – решил майор и попросил вошедшего на звонок рассыльного немедленно вызвать лейтенанта Марченко.
Лейтенант вошел в кабинет Страхова, как всегда чуть рисуясь безукоризненной выправкой. Майору нравился этот инициативный, исполнительный офицер. Наедине он часто называл своего подчиненного просто по имени и не сердился, слыша в ответ вместо привычного «товарищ майор» не предусмотренное уставом «Алексей Иванович».
– Займешься покушением на сейсмолога Рочева, Петр. Осмотри место покушения. Оно не затоптано, там милиционер стоит. На сейсмостанцию пока не ходи. Свои выводы и мнение врачей о состоянии пострадавшего доложишь мне. Ясно?
– Ясно, Алексей Иванович.
– Запиши исходные данные. Покушение состоялось на Приморской, напротив дома номер сорок восемь в ночь с тридцатого июня на первое июля. Потерпевший обнаружен в пять тридцать утра. Все.
Пока Марченко писал, Страхов с легкой завистью рассматривал румяные, покрытые пушком щеки лейтенанта.
– Что с тобой?
А с Марченко действительно творилось что-то неладное. Минуту назад спокойный и невозмутимый, он закусил колпачок авторучки и широко раскрытыми глазами смотрел в записную книжку. Затем шагнул к столу и охрипшим от волнения голосом сказал:
– Нашел, это он, Алексей Иванович. Честное слово, он самый.
– Да кто «он»?
– Номер! Вы посмотрите, что у меня получилось.
На листке сверкала невысохшими чернилами короткая строчка: «Приморская, 48, с 30.6 на 1.7».
– Алексей Иванович, ведь это 30617… «Ураган 30617».
– Мм-да-а. Пожалуй, ты прав. Однако это нужно еще проверить. Может быть, чисто случайное совпадение. Во всяком случае задание остается в силе. О выполнении доложить в двенадцать ноль-ноль.
– Слушаюсь.
Оставшись один, Страхов вынул из ящика стола телефонную книгу и, полистав ее, набрал нужный номер.
– Игорь Сергеевич? Здравствуйте, говорит майор Страхов. Очень рад, что застал вас дома. Мне нужно срочно поговорить с вами по серьезному делу. Что? Свободные полчаса? Великолепно. Заедете? Жду.
С профессором Вяльцевым майор был знаком не один год. Как и многие офицеры, он знал профессора по интереснейшим лекциям, которые тот регулярно читал в Доме офицеров. О таких, казалось бы, специальных науках, как астрономия, сейсмология, геология, Вяльцев говорил так, что увлекал даже совершенно непосвященного человека. После лекций Страхов не раз задавал ученому целый ворох вопросов, внимательно выслушивал его обстоятельные ответы и с каждой встречей проникался все большим, уважением к профессору. Вяльцев тоже отличал любознательного, а иногда и дотошного офицера. Он чувствовал, что этот уже немолодой майор с редкими блестками на висках не просто любопытствует, а действительно интересуется его любимыми науками. Правда, последние несколько месяцев они не виделись, но когда в квартире профессора раздался ранний телефонный звонок, он сразу же узнал своего собеседника. И сейчас, поднимаясь по лестнице в кабинет Страхова, Вяльцев тщетно пытался угадать, зачем он мог понадобиться майору и какое «серьезное дело» тот имел в виду.
– …Ну вот, вы знаете об этом столько же, сколько я, – закончил Страхов свой короткий рассказ. Не упомянул он лишь о предположении лейтенанта Марченко. – Теперь, Игорь Сергеевич, попрошу вас вспомнить и рассказать мне все, что вам известно о вашем заместителе.
Потрясенный сообщением майора, Вяльцев, сгорбившись, неподвижно сидел в кресле. Страхову показалось, что профессор сразу как-то постарел и осунулся.
– Не знаю, что и сказать, не знаю, – ответил он. – Все это так ужасно… Молодой, талантливый и вдруг – без сознания, чуть ли не при смерти! Кому бы это понадобилось?.. Вы говорите, что это не ограбление, но… что же тогда?
– Вот это мы и должны выяснить, дорогой Игорь Сергеевич. И вы можете нам помочь.
– С радостью, но чем?
– Пока только одним: расскажите все, что вам известно о Николае Федоровиче Рочеве.
Профессор говорил медленно, стараясь припомнить мельчайшие детали, и перед майором постепенно вырисовывалась фигура Рочева. Чуть-чуть нелюдим: мало друзей, трудно сходится с людьми; чуть-чуть скрытен: ни с кем, даже со своим научным руководителем, не делился многими мыслями и положениями диссертации. Последовали еще несколько «чуть-чуть», и профессор перешел к событиям минувшей ночи. Страхов насторожился.
– Что же это было за явление, Игорь Сергеевич? – спросил он Вяльцева.
– Пока трудно сказать. Ведь вы знаете, мы, ученые, предпочитаем не делать скоропалительных предположений. Получим ответ из Москвы, обязательно сообщу вам результаты. Кстати, – спохватился Вяльцев, – ведь сейсмограмма еще не отправлена… Я поручил это Николаю Федоровичу, а он… – и профессор глубоко вздохнул.
– Вы разрешите мне взглянуть на эту сейсмограмму?
– Пожалуйста, хоть сейчас.
– Великолепно, так и сделаем…
Это утро на городской сейсмической станции было таким же обычным, как и все другие. Не спеша, по-стариковски, собирался домой вахтер дядя Ваня. Верочка приводила в порядок папки с бумагами, внимательно «слушали» землю чуткие молчаливые приборы.
Когда профессор с майором вошли, в комнату дежурного, Верочка доложила Вяльцеву, что остаток ночи и утро прошли спокойно, ничего особенного не случилось.
– Спасибо, спасибо, – поблагодарил он, – дайте нам, пожалуйста, первую папку, ту, что лежит в шкафу, в подвале. В ней, – обратился профессор к Страхову, – у нас хранятся наиболее интересные с научной точки зрения сейсмограммы. Вероятно, и вчерашнюю Николай Федорович положил туда… Странно, очень странно, – протянул Вяльцев, перебирая содержимое кожаной папки. – Сейсмограммы нет, зато почему-то вложены листы диссертации Николая Федоровича. Рассеянность непростительна для молодого человека. Посмотрим в его столе, сейсмограмма, без сомнений, в одном из ящиков.
Открыть стол Рочева было делом одной минуты. Однако поиски ни к чему не привели…
Через полчаса профессор пригласил гостя в свой кабинет, усадил в кресло и плотно прикрыл дверь.
– Сейсмограммы нет, Алексей Иванович. Кто мог ее взять?
– Отвечу вопросом на вопрос, Игорь Сергеевич. Скажите мне, как советский человек, как коммунист: сейсмограмма была интересна только с научной точки зрения? Не была ли она каким-то образом связана с внешнеполитическими вопросами, не раскрывала ли она какой-либо тайны?
– Может быть, очень может быть. То есть категорически я этого утверждать не могу, но это весьма вероятно.
– Теперь я могу прямо ответить на ваш вопрос: сейсмограмма похищена, похищена ловким и опасным врагом. Больше того, к этому похищению готовились давно. Поверьте, у меня есть основания так говорить.
– Не может быть, Алексей Иванович, ведь на станции никого из посторонних не было. А мои сотрудники… Впрочем, покушение на Рочева… Не понимаю, ничего не понимаю…
– Во всяком случае, профессор, Рочев каким-то образом замешан в этом деле. Что касается покушения, то так нередко поступают и сообщники – лишним свидетелем меньше. Но не будем забегать вперед. Следствие начнем сегодня же…