Текст книги "Мирный-3 (СИ)"

Автор книги: Борис Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Петров Борис
Мирный-3

Мирный-3

Москва 2016 г.

Сухогруз дал два долгих гудка и вынырнул из тумана, блеснув желтым матовым зайчиком. Туман стелился слабой дымкой по краям солнечной акватории, по середине которой массивно возвышалась исследовательская платформа. На широком, крашенным свежей краской, синем боку, обращенном по линии фарватера сухогруза, красовалась крупная белая надпись «Мирный-3». Сухогруз начал менять курс, выстраиваясь в одну линию с причалом.

– "Джонни Ву" пожаловал, не торопится, – коренастый мужчина в ярко-красной штормовке сплюнул вниз и мастерски поймал маленькую черную трубку большими шершавыми губами.

– Анатольич , я сколько раз тебе говорил о курении на причале? – Высокий седовласый мужчина пригладил растрепанные сильным ветром волосы и надел фуражку. Затянув потуже воротник на штормовке, строго посмотрел на него.

– Так я и не курю, – Анатольич вынул трубку изо рта и перевернул. – Ветрено сегодня, не к добру это, как думаешь, Павел Сергеевич?

– Мне это тоже не нравится, шторм будет.

– Вот и я о том же. Забавно это, конечно.

– О чем ты?

– Помнишь, что произошло, когда мы перешли последнюю тысячу?

– Опять ты за свое, тебе с Иваном надо это обсудить, я не верю.

– С Иваном мы сильно расходимся во взглядах, но тут сошлись.

– И что надумали?

Анатольич достал из кармана небольшой бархатный мешочек и, закрывая широкой ладонью от ветра трубку, насыпал табак. Павел Сергеевич недовольно цокнул языком, но Анатольич, не обращая на него внимания, спокойно раскуривал трубку. Он подставил свое сильно загорелое лицо под ветер и глубоко задышал. Раскрытая штормовка развевалась как плащ, норовя с каждым новым порывом слететь, но широкие могучие плечи только сильно обтягивались, придавая его облику героический профиль. Он повернулся к Павлу Сергеевичу.

– Хм, особо с ним ни о чем не договоришься, разные канцелярии, – он попыхтел сизым дымом крепкого табака. – Но сходимся все же в одной точке, как две торпеды, пущенные с разных лодок – бурить дальше не стоит.

– Ну, это не нам решать. Наши задачи определяет научный совет, мы тут только исполнители.

– Все эти тонкости я знаю. Я работы не боюсь, просто как-то не по себе.

– Ладно, вечером поговорим. Может, вы оба и правы, приходи после отбоя.

– Конечно, приду, может, еще Костю позовем?

– Костя должен будет спать, он только вечером должен вернуться с ремонта.

– Костя спать не будет, сам знаешь.

– Будет, у него для этого есть одна весомая причина.

– Маринка, что ли, приезжает?

– Да, вон, – он показал на уже хорошо видимый сухогруз, можно было даже разглядеть фигуры на палубе, – по-моему это она стоит.

Анатольич вгляделся, заметив среди красно-оранжевых фигур ярко желтый костюм.

– Она. Не вовремя. Денис тоже меняется?

– Да, он раньше вышел из отпуска, сменить Леонида.

– А насчет харчей?

– На следующем, "Великий Дракон" должен доставить недели через две. На этом места не хватило, видишь, контейнеры?

– Да вижу, лучше бы мяса привезли, а железок у нас и тут хватает.

– Хватает, но наука ждать не может.

– Да понял я. Хорошо, что хоть ихтиолог теперь появится.

– Ты про Маринку? Зачем тебе ихтиолог?

– Зачем, а вот когда жрать будет нечего, ты будешь ядовитых рыб отсеивать?

– Не говори ерунды, запасов еще на три недели, не оголодаем.

– А вот чувствую, что уже худеть начал, – Анатольич похлопал себя по массивному, но жесткому животу.

– Тебе полезно. Пошли.

Они спустились с вышки и направились к доку.

Через полчаса сухогруз мягко встал у причала. Лебедка притянула его борт поближе, передав мягкий толчок платформе. Три коротких гудка огласили приход корабля с большой земли.

Автоматические трапы закрепились на причале, шумно выпуская сжатый воздух. Трапы задрожали, и около сотни человек, обгоняя друг друга, заполнили причал. Каждый нес с собой небольшую сумку, некоторые были с рюкзаками.

Павел Сергеевич и Анатолич стояли около входа в санитарный бокс, но скрытые за прозрачным куполом. Новоприбывшие столпились у входа в санитарный бокс, каждому хотелось побыстрее пройти осмотр, чувствуя себя на твердой земле, если платформу можно было назвать землей.

К стеклянной стенке купола подбежала девушка в желтом костюме с маленьким черными дельфинчиками и приветливо помахала им рукой. За ней, не торопясь, шел молодой парень, неся в руках две большие сумки и внушительный рюкзак за спиной.

– Привет! – глухо донеслось через стекло. Марина близко прильнула к стеклу и весело глядела на обоих мужчин.

Оба приветливо помахали ей, Анатольич попытался ее обнять, но только смешно ударился головой о стекло. Марина залилась заразительным смехом, который странной вибрацией доносился за стекло.

– Смотри, как Дениса нагрузила, – Анатольич показал на подошедшего парня, тот только развел руками.

– Все в бокс, – Павел Сергеевич строго показал на вход.

Парень устало пошел обратно, Маринка артистично отдала честь от капюшона и вприпрыжку побежала за ним.

– Что они с Денисом слишком сдружились, – Анатольич сокрушенно покачал головой, провожая ее взглядом.

– Не говори ерунды, нашелся, тоже мне, старый интриган, – Павел Сергеевич толкнул его в плечо, отчего коренастая фигура Анатольича начала раскачиваться как матрешка.

– Женщины хитрее нас, Дениса то уж подавно.

– Сами разберутся. Заканчивай, Гузеева.

Площадка под куполом начала медленно заполняться прибывшими, все звуковое пространство наполнилось множеством голосов, от разнообразия языков казалось, что здесь собрался весь свет.

Знакомые издали махали встречающим, несколько молодых парней лично подбежали к Павлу Сергеевичу и Анатольичу, выплескивая радость встречи во все стороны. Анатолич сурово смотрел на особо сердечных, но быстро сдался, обнимая по-отечески новую смену слесарей.

– А ты стареешь, – Павел Сергеевич достал сигарету, но раздумал и убрал обратно.

– Да и ты не молодеешь. Мы все одна команда, считай, как на подводной лодке.

– Не каркай, раскаркался.

Вскоре появилась Маринка с Денисом, он, запыхавшийся, гнулся под тяжестью рюкзака.

– А почему в багаж не сдали? – Павел Сергеевич показал на сумки.

– Он сам вызвался! – Марина звонко рассмеялась, игриво поглядывая на Дениса.

Выходящие из санитарного бокса после первичного осмотра обернулись на них, настолько звонко и, даже как-то не по земному, отразился ее смех от стеклянного купола и пропал в искусственно посаженной зеленой лужайке.

– Маринка, Маринка, а ведь не девочка.

– Но и не мальчик же, верно, Анатольич?

– Не теряйте время, вам сегодня надо еще медкомиссию пройти, а то до работ не допущу, – Павел Сергеевич поправил фуражку и нетерпеливо посмотрел на них.

– Да, мой капитан! – Маринка хотела добавить еще, но Павел Сергеевич жестом остановил ее.

– Соблюдай субординацию, я здесь не твой дядя, а начальник исследовательской платформы.

– Мирный-3! – Марина обняла его, прижавшись лицом к груди. Она была почти на голову ниже, из-под капюшона вылетела прядь темно-русых волос. – Ты всегда останешься моим дядей, как бы ты не корчил из себя адмирала Нельсона!

Денис жестом попрощался и медленно двинулся в сторону выхода, Марина поцеловала в щеку Павла Сергеевича и Анатольича, отчего тот расплылся в глупой улыбке.

Последней, не торопясь, выходила группа молодых ученых, на спинах их курток красовались вензеля институтов и логотип, представлявший глубокую скважину, насквозь пробивающую землю. Они, не переставая, спорили друг с другом, сильно размахивая руками.

– Где же он? – Анатольич обеспокоенно посмотрел на часы, потом на Павла Сергеевича.

– Не знаю, подождем еще пару минут.

Вышел последний из отставших ученых, фотографировавший каждый свой шаг. Площадка опустела, стало слышно, как ветер мягкими накатами разбивается о невидимую преграду, удивленно посвистывая в нагнетательный клапан.

Анатольич от нетерпения начал бить ногой о землю, как ретивый конь.

– Не порть газон, – Павел Сергеевич кивнул, и оба направились в бокс.

– Вот он где! – воскликнул Анатольич и бросился к одиноко стоящему у выхода из автоматической камеры первичного медосмотра мужчине, неуверенно рассовывающего документы по карманам, болтающаяся и норовящая все время упасть трость, зажатая между ног, заставляла его балансировать в неудобной и комичной позе.

– А, вот он мой брат, Большое Ухо! – завопил Анатольич и, выхватывая выскочившую трость, сердечно обнял друга.

– Привет, боцман, – он обнял его свободной рукой и похлопал по спине, намекая, чтобы Анатольич ослабил хватку.

– Отпусти, раздавишь, – Павел Сергеевич протянул ему руку, мужчина выставил свою в ответ, но сильно в сторону. Павел Сергеевич перехватил ее и крепко пожал. – Привет, Борис. Да отпусти ты его!

Анатольич освободил, и мужчины обнялись.

– Как домой съездил? – Анатольич схватил его сумку, и они направились к выходу.

– Нормально, иногда кажется, что мало, иногда, что перебор.

– Ты у нас известный социопат, – Анатольич дружески ткнул его кулаком в плечо, поправляя траектории, которую Борис отстукивал красно-белой тростью.

– Что врачи говорят? – Павел Сергеевич опять достал сигарету, но теперь уже закурил.

– Не знаю, я к ним не ходил. Не вижу смысла, более того, я им не доверяю.

– Мне кажется, – Павел Сергеевич глубоко затянулся, – мне кажется, что я начал понимать твою позицию, но все же оставь нам право на надежду.

– Это, – Борис широко раздвинул руки, пытаясь обнять всю платформу, – наш общий островок надежды

***

Дверь тихо прошипела, и в диспетчерскую ворвались голоса десятков людей, столпившихся в длинном коридоре около столовой. Послышались заманчивые запахи ужина, заставив несколько операторов снять наушники и обернуться, шумно втягивая ароматы. Дверь почти бесшумно затворилась, и очарование свободного вечера оборвалось, оставив легкие следы ароматов и голосов, уносящиеся вверх бездушной вентиляцией.

Вошедший в диспетчерскую мужчина в темно-сером костюме инженера, молча подошел к стене мониторов и начал сверять данные с электронным журналом в его руках. Делая пометки в журнале световым пером, он несколько раз отматывал им графики нагрузочных характеристик привода на двух больших панелях, висящих в трех метрах от него под потолком. Лицо его озабоченно кривилось и становилось похоже на морду недовольного кота, которого потревожили во время сна.

– Сколько они уже на точке? – бросил он в сторону, не глядя на операторов.

– Уже больше четырех часов, Алексей Евгеньевич, – ответил белобрысый молоденький оператор, выводя перед ним на монитор данные с меддатчиков водолазов.

– Уже должны закончить. Что за черт, где наш гений? Опять у меня запаздывание в журнале, уже более получаса, – он с досадой свернул журнал и спрятал в боковом кармане.

– Так это Костина бригада, они пока не закончат работу, всплывать не будут, – ответил пожилой оператор, устало снимая наушники, – ночная что-то опаздывает.

– Знаю, медосмотр задержали, эти ученые вперед влезли. Скоро подойдут, сменитесь. Соедините меня с Костей, – он надел небольшой наушник, и в ухе тут же заурчало, потом заныло. – Что со связью?

– Весь день сегодня, постоянные наводки, – пожилой оператор развел руками.

– Понятно, повреждений линии не было?

– Нет, линия целая, потери потенциала нет.

– Понял, но ты Михалыч, завтра еще раз проверь, сам сходи и замерь, хорошо?

– Сделаю, до обеда будут данные, – пожилой оператор пометил себе в блокноте, тот дважды пропищал, подтверждая. – Прибор заказал у КИПовцев.

– Отлично. Соедини еще раз с Костей, – Алексей Евгеньевич напряженно вглядывался в монитор. График сердечного ритма у двух водолазов был подсвечен красным.

В ухе вновь что-то заныло, но теперь начал пробиваться голос.

– "Мирный", "Мирный" – это "Неман", как слышите?

– "Неман" слышу вас. Это ты Костя?

– Да, здорово, Алексей.

– Вы должны были закончить еще час назад, поднимайтесь, немедленно!

– Не могу, пока не закрепим стойку. Я все знаю. Первыми пойдут Федоров и Петерсон, потом Павлов и Сергеев.

– Костя, ты понимаешь, что нарушаешь регламент, ребят угробить хочешь?

– А, ты про сердечко. Просто Петерсон и Павлов акул ни разу не видели, вот и мандражирую немного. За нагрузкой я слежу.

– Ладно, позже поговорим. Да, какие еще акулы?

– Да шут их знает, маленькие такие, не больше полутора метров.

– Надо будет систему проверить, фотографии есть?

– А то, целый альбом. Федоров все порывался одну приручить.

– Нечего с акулами играть. Все, отправляй первую группу.

– Хорошо. Отбой связи.

– Отбой.

Алексей Евгеньевич задумчиво смотрел в пол и нервно постукивал ногой.

– Володя, – обратился он к молодому оператору. – Соедини меня с Мариной.

– С Мариной Петровой?

– Да, она должна была сегодня прибыть. Михалыч, а ты завтра проверь, пожалуйста, как работает наша система отпугивателей.

– Это ты про "Заслон"?

– Да, возьми пару КИПоцев, Володя тут сам справится, справишься?

– Да, конечно! – Володя уверенно мотнул головой и заулыбался.

– Да, алло, – ответил женский голос в ухе у Алексея Евгеньевича, потом раздался дружный смех и еще несколько голосов.

– Марина, привет. Завтра сможешь к нам заглянуть?

– Привет, Леш. С радостью. Я вам гостинцев привезла, Володька с Михалычем в смене?

– Да.

– Ой, ну передай привет.

– Сама и передай, – Алексей Евгеньевич перевел на громкую связь, диспетчерская наполнилась фоном веселой компании.

– Ребята, привет! – звонко произнесла Марина.

– Привет! – почти хором ответили ей Володя с Михалычем.

– Скучали без меня?

– Вовка то точно, мне уже поздно скучать, – ответил Михалыч и подмигнул покрасневшему парню.

– Да ладно, и ты скучал, не отнекивайся, не верю.

– Марина, завтра после обеда жду, есть для тебя работа.

– Хорошо, я поняла, пока!

Алексей отключил связь и вновь развернул свой журнал. Сделанные им пометки через мгновенье отобразились на мониторах, зашумели вентиляторы контроллеров.

– Смена будет через двадцать минут. В восемь коллективный ужин в честь новоприбывших, Володя причешись, – на ходу сворачивая журнал, он вышел.

По залу столовой вокруг сдвинутых друг к другу столов, образующих замкнутый полукруг, громыхая неслись тележки с тарелками и приборами, в опытных руках только и мелькала посуда, быстро, без суеты, расставляя все по местам. Двое парней покачивались на шатких козлах, удерживая последний элемент оформления, ожидая одобрения девушки снизу, которая, в свою очередь, не торопилась, вымеряя лучшее положение огромного плаката, склеенного из шести белых квадратов. С составного полотнища хитро поглядывал огромный синий кит с очень добрыми глазами, ставший неофициальным талисманом станции. Парни вдвоем еле удерживали один его край, с опаской поглядывая на другой конец, не оторвется ли от постоянных перемещений вверх-вниз. Но девушка снизу колебалась, то взгляд у кита не тот, то лоб морщит.

Несколько раз в столовую просовывалось пара голов и, жадно втягивая воздух, начинали ворчать, когда же запустят, но завидев здоровенный кулак начальника столовой, здорового, абсолютно лысого, в белоснежном костюме, скрывались, возбуждая за дверью новый гул обсуждения и легкого недовольства.

Павел Сергеевич вошел в столовую и закрыл за собой дверь, чуть не придавив голову одного ротозея, ринувшегося за ним.

– Ну, как дела? – спросил он по-английски у начальника столовой.

– Почти готово. Не как в прошлый раз, но, надеюсь, обиженных не будет.

– Да что ты, Жан, разве кто-то умеет готовить лучше, чем ты?

– Да, конечно – это моя бабушка, – Жан приложил руку к сердцу и посмотрел наверх, но потом хитро улыбнулся, – но ее здесь нет, поэтому я лучший.

– Ох, Ваня, Ваня, – ответил ему по-русски Павел Сергеевич и похлопал по плечу, потом добавил по-английски. – Художник должен быть тщеславным.

Они вместе посмотрели на борьбу с плакатом, девушка определилась, и обрадованные парни живо крепили конец плаката, подтягивая стропы на раме. Кит смотрел на всех все также игриво, но Павлу Сергеевичу показалось, что во взгляде появилась новая грань, скорее оттенок печали.

Жан вздохнул и похлопал себя по животу, что-то бормоча по-итальянски, Павел Сергеевич вопрошающе посмотрел на него.

– Грустный, – ломая язык ответил ему Жан на русском.

– Кто?

– Наш "Мирный" погрустнел, – уже по-английски пояснил Жан. – И небо грустит, все как-то не так.

– Небо действительно грустнеет с каждым днем, Анатольич ждет шторм.

– Он тоже ждет, – Жан показал большой волосатой рукой на кита, погладил нарисованное лицо.

К ним направилась девушка, довольная полученным результатом. Убранные под косынку тугие черные косы норовили выскользнуть, поэтому она привычным движением убирала их обратно. Ее молодое лицо было усыпано маленькими веснушками, что довольно сильно контрастировало со степным разрезом глаз и черными, как смола, зрачками.

– Привет, Айгуль, все под твоим контролем, как всегда? – Павел Сергеевич широко улыбнулся, каждый раз разговаривая, да и просто видя эту солнечную девушку, у него теплело на сердце, и накопленные проблемы виделись не такими уж серьезными. Было в ней что-то особенное, что-то, дающее окружающим радость, уверенность в себе, правда она могла быть и очень строгой, проявляя местами коварный нрав женщин своего народа, выплывающий из глубин веков, но, к счастью, это бывало очень редко.

– Конечно! – и она заразительно рассмеялась, английская речь звучала у нее распевно, завлекающе, – Без меня никуда, правда, Жан?

– Я без нашей Гули просто повар, – Жан тоже расплылся в улыбке.

Со стороны это выглядело довольно забавно, и постороннему наблюдателю эта картина показалась бы комичной, два, уже немолодых джентльмена растаяли около маленькой, юркой девочки.

– Я думаю, что пора запускать, там уже готовится бунт и прорыв бастиона, -Павел Сергеевич сверил часы на стене со своими, почти девять.

Жан похлопал в ладони, парни, закончившие с баннером, почти бегом потащили козлы в кладовую, на столах было все расставлено, тележки стояли около стены.

Гуля поправила косынку, но та развязалась, и две тугие косы, почувствовав свободу, весело разлетелись по ее плечам.

– Иди, запускай, – Жан забрал у нее косынку и сунул в карман поварского кителя. – Я был счастлив, если бы у меня была такая дочь.

– Да ты и так счастлив, она у тебя и есть, мы все одна семья.

Гуля открыла дверь, и в зал с шумом ворвалась толпа голодных и веселых людей, первые уже заняли места и звенели ложками по пустым тарелкам.

– Вечером поговорим, зайдешь? – Павел Сергеевич жестами рук направлял потоки, но все садились, как хотели, и он махнул на них рукой.

– Конечно зайду, есть что обсудить. Анатольич будет?

– Куда без него, только не спорьте сильно.

– Да разве мы сильно спорим? – Жан улыбнулся. – Костя вернулся?

– Костя только поднялся. Они еще всю ночь в барокамере должны быть. Марина вернулась.

– О, Марина, да, Костя счастливый человек.

– Да, и нам с тобой тоже нельзя быть несчастными. Все, руководи, – он пошел за свой стол, за которым уже сидели Анатольич, Алексей Евгеньевич. Марина сидела на другом конце полумесяца с Денисом и несколькими молодыми девушками, и весело щебетала.

Жан дал команду, и зал наполнился душистым ароматом горячего ужина, нескончаемой рекой потекли подносы, дымящиеся супницы. Не прошло и пяти минут, как зал наполнился веселым звуком ложек и вилок, разговоры стихли. Только тогда Жан позволил себе сесть за стол с Павлом Сергеевичем, где Айгуль уже наложила для него добрую порцию мяса, салата из овощей местной теплицы, что было особой причиной для гордости у Жана.

На "Мирном" никогда официальная часть не начиналась до трапезы, это правило было официально внесено во внутренние процедуры. Никто уже не мог определенно сказать, почему так произошло, ведь согласно установленным Большой Землей процедурам это не допускалось. Скорее всего решающую роль сыграли условия, точнее отсутствие всяких условий. Костный формализм, нагнетаемый стандартами заносчивых чиновников, был выполним, соблюдение подобных церемонии не представлялось возможным на месте, но хорошо виделось из уютных центров с локальной системой микроклимата.

Но процедура есть процедура, она требует выполнения, оставляя вариативность во времени. Само собой официальная часть, требующая должного пиетета, трансформировалась до короткого доклада в самом конце собрания, большая часть которого занимало общение.

– Эм, Павел, – за спиной раздался голос с едва сдерживаемым раздражением.

Павел Сергеевич обернулся и увидел вставшего за его спиной бледного мужчину, это был руководитель прибывшей группы ученых мистер Томпсон.

– Слушаю Вас, мистер Томпсон, – он встал и подошел к нему, приглашая отойти в сторону.

– Это кто такой? – спросил Анатольич, не понимая английской речи.

– Это новая ученая башка, – на ломаном русском ответил ему Жан.

– А, понятно. А что ему надо? Напрягся весь, бедный, укачало?

Все за столом дружно рассмеялись.

– Тебе надо учить язык, Анатольич, – Жан поднял назидательно вверх палец.

– Мне уже поздно.

Учиться никогда не поздно, я верно сказал? – Жан посмотрел на Айгуль, та утвердительно кивнула.

Мистер Томпсон с Павлом Сергеевичем вышли в коридор, оставив шум веселья за приоткрытой дверью.

– Я прошу объясниться, мистер Павел, не знаю Вашей фамилии.

– Петров, если Вам угодно. Что Вас потревожило, мистер Гарри?

– Я хочу понять, почему нарушен регламент. По правилам, установленным Комитетом.

– Я знаю правила, – перебил его Павел Сергеевич. – Давайте по существу, еда остынет, а ребята старались, мясо у нас большая редкость, этот деликатес готовили специально для Вас и других прибывших к нам.

– Спасибо, я это очень ценю. Но все же хочу понять, когда мы сможем огласить наш доклад?

– После ужина. И я прошу Вас не особо растягивать. Поймите, Вы тут в первый раз, и я уверен, сами скоро почувствуете, что нас всех здесь объединяет.

– Вы имеете в виду еду?

– Зачем же воспринимать все так буквально. Мы с Вами договорились?

– Нет, я настаиваю, более того, как руководитель научной миссии, а я напомню, что мы здесь являемся главными. Так вот, я настаиваю, доклад должен быть озвучен немедленно, мы тут не на курорте!

– А я Вас прошу не портить людям вечер. Тут действительно не курорт, зачем же превращаться в казарму?

– Я не понимаю вашего русского юмора. Я все сказал, если Вы мне будете мешать, я напишу на Вас докладную, поверьте, меня послушают.

– Что ж, силой я Вас удерживать не могу. Надеюсь, мы с Вами найдем взаимопонимание.

– Безусловно, мы все одна команда.

Мистер Томпсон кивнул и стремительно вошел в столовую, Павел Сергеевич вошел следом и закрыл дверь. Томпсон вопрошающе посмотрел на него и встал посреди зала. Из-за стола Томпсона поднялось трое таких же, как под копирку, с развернутыми планшетами наготове.

– Друзья, я прошу внимания, – Павел Сергеевич поднял руку вверх, требуя тишины. – Гарри, мистер Томпсон, и его коллеги, хотели бы представить нам доклад о целях миссии нашей станции. Прошу Вас, мистер Томпсон.

Гул недовольства пролетел по рядам, но Павел Сергеевич жестом попросил всех помолчать. Некоторое время еще одиноко позвякивали приборы о тарелку, но и они стихли, пристыженные нависшей тишиной.

Павел Сергеевич встал около двери, заложив руки за спину. На его лице было все тоже спокойное выражение, лишь только подрагивание прищуренных глаз выдавало подавляемое силой воли раздражение.

– Уважаемые коллеги, уважаемый персонал, – обратился Томпсон к аудитории. – Мы рады и хотели бы от лица Комитета международного консорциума исследователей Земли поприветствовать Вас.

В зале раздались жидкие аплодисменты.

– Мы достигли огромных результатов и должны, в этом есть наше истинное стремление, достичь большего. Программа исследований была эволюционирована, и, благодаря нашему институту, будет выполнена!

– О чем это он? – Анатольич толкнул Алексея в бок.

– Вода, вода, – ответил ему Алексей, потирая бок от дружеского удара.

– Кругом вода, – добавил Жан.

– Верно, Ваня, может выпьем пока, а?

– Потом, потом, – Жан жестом призвал Анатолича послушать докладчика, Анатольич только пожал плечами и уныло посмотрел в свою тарелку.

Помощники мистера Томпсона вывели на развернутом под потолком большом экране графики и схему расположения скважин пробуренных на станции "Мирный-3". Двое, стоя спиной к зрителям, поочередно, сверяясь с планшетами, прокручивали последовательность слайдов, довольно кивая друг другу. Томпсон продолжал свою длинную речь о миссии всей кампании, не обращая внимания на постные лица слушателей.

– Он нам сейчас почти дословно зачитывает Устав, – прошептал Алексей Евгеньевич Анатольичу, тот почти не отреагировал, мастеря из зубочисток деревенский домик. – Надо сделать вид, что ты слушаешь.

– А я и так слушаю, но не понимаю, – неловкое движение, и стены обвалились, унося за собой крышу, собранную из обломков и салфетки, смоченной остатками соуса. – Эх, вот только в толк не возьму, зачем все это?

– Это такой ритуал, – пояснил Жан. – Как молитва, или точнее проповедь. Мы все здесь тоже, как это сказать, тоже являемся... эм...

– Адептами веры, ты это хотел сказать? – уточнил Алексей.

– Да, спасибо, Алексей.

– Это я понимаю. Без веры друг в друга, веры в товарища мы не проживем в море, – Анатольич невозмутимо подбирал стройматериалы и начинал строительство заново.

– Это да, взаимовыручка, – по слогам произнес Жан. – Но я говорю о другом. Ценности компании – это по сути есть новая религия, которую каждый из нас должен принять и нести с собой. Тогда, что подразумевается, компания достигнет поставленных целей.

– Подожди, одно дело правильно ставить задачи и готовить условия для их выполнения, но почему я должен слушать эту галиматью?

– Давай я объясню, – Алексей взял несколько зубочисток и поломал их на множество маленьких обломков, – любая компания состоит из маленьких щепок, кто-то больше, кто-то совсем маленький. Основная задача менеджмента заставить каждую щепку поверить, что она есть часть чего-то общего, большого, почувствовать себя единым целым и отбросить свои мелкобуржуазные проблемки в общий котел успеха Компании.

– Я в партии никогда не состоял и не собираюсь, каждый должен сам нести ответственность за свой участок. Получается, что если принять миссию как истинную веру, то можно и труд не оплачивать?

– Это есть самый желанный вариант, – Жан заговорщицки кивнул, – Фанатики во все времена работали бесплатно.

– Но фанатиков нельзя предавать, а то они поглотят хозяина, – Алексей собрал щепки в небольшой курган. – Главное, что следует понимать, признав, что зачастую миссия компании не несет в себе ничего плохого для работника, миссия и цели компании не тождественны.

К ним подошел Павел Сергеевич и постучал пальцем по столу, от этого спичечный домик пошатнулся, но устоял, завалившись на бок.

– Аккуратнее, муссон, – проворчал Анатольич и подровнял стенки.

Мистер Томпсон уступил место худощавому коллеге, который активно жестикулируя, вертелся то к залу, то глядел на стенд, отмечая точки на движущихся графиках.

Сидящие за столом начали напряженно вслушиваться, Жан усиленно морщил лоб, но было видно, что он почти ничего не понимает. Гуля широко улыбалась докладчику, и даже не стараясь понять его речь, ее больше интересовала его танцующая походка, с которой он начал расхаживать, чувствую кульминацию выступления, как актер, приближавшийся к решающей реплике.

Павел Сергеевич слушал внимательно, помечая себе что-то в блокнот. Анатольич вопросительно кивнул ему, но Павел только отмахнулся, требуя терпения.

На экране графики слились в единую точку, плавно переходящую в пучок энергии, пульсирующую и расширяющуюся на весь экран, затем пучок энергии начал делиться на несколько десятков лучей. Картина направленной энергии начала принимать знакомые очертания, и через мгновение гул удивления прошелся по залу. Линии энергии вошли в единый центр, и на заднем фоне показалась станция "Мирный-3".

– Так что это получается, мы тут не исследовательским бурением занимаемся? – Анатольич с недоумением смотрел на всех.

– Мне кажется, что ты нас водишь за нос по поводу своего английского, – Алексей пристально посмотрел на него, Анатольич смутился.

– Не вожу, тут и без языка все понятно, а еще думал, зачем нам такая мощность на реакторе, вот ведь оно как, говорил я тебе?

Павел Сергеевич утвердительно кивнул, продолжая писать в блокноте.

Томпсон поблагодарил коллегу, экран потух и начал медленно сворачиваться. Раздались жидкие аплодисменты, которые зал подхватил с удвоенной силой.

Томпсон жестами попросил тишины. В заключении, он поблагодарил своих коллег и присутствующих за внимание. Зал вновь искупал докладчиков в овациях, громче всех хлопали ладони Анатольича, натянувшего дежурную улыбку, исказившую его лицо в нелепую, но не злобную гримасу.

– Как на партийном... – начал Жан.

– Съезде, – помогла Гуля.

– Да, именно, как там.

– Анатольич, ты смотри ладошки не порви, – сказал Павел Сергеевич, – неистовый какой.

– А может я проникся миссией? Не мешай мне быть членом команды.

– Да кто тебе помешает. Ты в своем рвении растопчешь любого.

– Заставь дурака богу молиться, так он всю башку сломает, – Жан постучал по лысой голове.

– Вот чья бы корова тут по-французски мычала, и это мне папист говорит! – воскликнул Анатольич.

Докладчики сели за стол, и ненавязчиво зазвучала простая спокойная музыка, напомнили о себе обиженным перезвоном приборы, зал постепенно наполнялся веселыми голосами и смехом.

– Ну что, гуляем дальше? – Алексей вопросительно посмотрел на Жана.

– Подожди немного, скоро будет готово.

– Так, вы кушайте, не торопитесь, – Павел Сергеевич встал из-за стола, поправляя китель. – Ты для Бориса оставил, как я просил?

– Да, и для ночной смены, все подготовлено. Мне для Константина Марине передать?

Павел Сергеевич посмотрел на стол Марины, она раскраснелась от смеха, Денис что-то непрестанно говорил, почти шепча ей на ухо.

– Да, передай Марине. Мужчины, жду вас у себя часа через два, договорились?

Все утвердительно кивнули, Гуля вопросительно, сильно округляя глаза, посмотрела на Жана.

– Это мужской разговор, – произнес он почти без акцента.

Все дружно рассмеялись, Жан удивленно смотрел на них.

– Я что-то не так сказал?

Через полчаса в зале погас свет, остались гореть только лампы по периметру потолка, освещая желтым светом стены и малую часть пола, оставляя основной зал погруженным в легкий полумрак. Разговоры стихли в одну секунду, кто-то от неожиданности подавился, еле сдерживая кашель.

Парадная дверь раскрылась, и в зал вкатили огромный торт, украшенный сотней горящих свечек, по центру красовалась ярко красная цифра семь, символизирующая семь лет исследовательской работы на станции.