Текст книги "Урал улыбается"

Автор книги: Борис Воробьев

Соавторы: Герман Дробиз,Михаил Немченко,Владимир Огнев,Владимир Печенкин,Леонид Чернышев,Виктор Федоров,Владимир Постоев,Борис Эренбург,Герман Подкупняк,Борис Кудрявцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Владимир Сапожников

Шофер транспортного цеха Челябинского тракторного завода. Однажды совершил крутой поворот в сторону юмористики, что не было замечено ГАИ, зато заинтересовало местные газеты и журнал «Урал».

ШИК-МОДЕРН

В нашем микрорайоне недавно открыли модерновую баню. С сухим паром, бассейном и шашлыками. С того дня на столе заведующего бангорхозом без конца звонит телефон:

– Алло… Алло… Уф-ф! Мне товарища Водолейкина, – раздается в трубке. – Как хорошо, что застал вас, уф-ф!

– Вы тоже, наверное, жаловаться? – интересуется заведующий бангорхозом не очень радостно. – Ох, и капризный клиент пошел нынче – кошмар! Чем вам не нравится наша новая сауна? Может, света маловато?

– Что вы… Что вы! Четыре люстры светят… Пришлось надеть солнцезащитные очки. И русалки на мраморных стенах нарисованы, как живые. Только…

– Так в чем дело, не понимаю? Может, бассейн наполнили не до краев? Или пар не очень мягок?

– Нет-нет, и здесь все в порядке. И разноцветные гирлянды над водой, и джаз-оркестр на плоту посреди бассейна прекрасно вписывается в интерьер. Я было хотел окунуться, так меня звуковой волной тут же отбросило назад метров на десять.

– Думаю, ничего страшного, дорогой товарищ, мы наймем пару спортсменов, и они будут забрасывать клиента в воду от самого входа. А пока танцуйте, веселитесь. Где вам еще позволят танцевать в разоблаченном виде?

– А в парилку вообще невозможно пробиться, – продолжает возбужденный голос. – Едва я открыл дверь, как чья-то волосатая рука поставила мне в тазик кружку пива с шашлыком и вытолкала обратно. Разумеется…

– Да-да, вы правы! Сервис у нас поднят на внушительную высоту. Что? Так и не удалось помыться? Ну, обижаете, дорогой товарищ. Помыться и дома можете, в ванной. Или у родственников. Ох, и капризный клиент нынче пошел – кошмар! Раньше все больше жаловались на слабый сервис в нашей мыльной системе, а теперь – наоборот. Стоит ли звонить по таким пустякам?

ВЫРУЧАЙ, ШЛЯПКИН!

Вот вы, наверное, думаете, что я работник малоприметный, почти никудышный. Ошибаетесь! Для нашего цеха я, оказывается, человек незаменимый.

Замечаю я как-то, в последние дни мастер стал ко мне до странного добрым. Подойдет тихо к моему станку, шестеренки бракованные пересчитает и так же тихо уйдет. Чудно!

Однажды, когда я пробегал мимо конторки в своих горнолыжных ботинках, Сим Симыч услыхал снежный скрип моей обновки и позвал к себе.

– Спортивные, что ли, Шляпкин? – спросил он заинтересованно.

– Они самые, скороходы натуральные, – бойко ответил я, пританцовывая.

– Я уже понял, что скороходы, седьмой раз мимо пробегаешь, – сказал мастер. – Спортивные, значит? Как раз то, что нужно. Выручай, Шляпкин, родной участок шестеренок. Надеюсь, ты бегать умеешь?

Я выбрал на скамейке место получше, без сучков, удобно сел, закинув ногу на ногу.

– Кажись, умею, Сим Симыч, – скромно сказал, вспомнив, как резво убегал от нашего профорга в день получки.

– Значит, так, завтра выступишь в соревнованиях по боксу.

– В че-ем? – Я подскочил на скамейке, позабыв про сучки. – Вы, кажется, что-то напутали – боксер-то у нас Петя Железкин. Мастер спорта.

– Помню, Шляпкин, помню. Но ты не забывай, что он еще у нас и мастер-токарь. Представь. – уйдет он завтра мордобиться, а кто шестеренки точить будет, план тянуть? Нет, уж лучше ты пойдешь, Шляпкин. Главное, не бойся, бегай по рингу, чтоб соперник тебя не поймал. Минуты две продержишься – и хватит. Да смотри в оба: чтобы он тебя случайно к зрителям не выбросил, понял?

Я согнул руку в локте и, проверив бицепсы, вздохнул. Мастер перевернул в календаре с десяток страниц.

– А на будущей неделе…

– Что на будущей? – насторожился я.

– Да так, пустяки, прыгнешь на лыжах с трамплина вместо Кокосова. Ерунда. Сам знаешь, Кокосов у нас лучший наладчик. Руки у него золотые! На носу конец декады – жаль такие руки ломать.

– Вы д-думаете, я с-могу?

– Это совсем не страшно, Шляпкин, – обрадованно сказал мастер. – Закрой глаза и спокойненько катись вниз с трамплина. Метров двадцать пролетишь – и хватит, приземляйся, куда захочешь. Только не на судейское жюри.

Пока Сим Симыч отмечал на календаре красным карандашом, я на цыпочках подался к выходу. Услышав снежный скрип, он поймал меня у самого выхода.

– Куда ты, Шляпкин? Если любишь свой цех, иди за него в огонь и воду. Но в огонь сейчас не надо, а в бассейн пойдешь, ГТО сдавать. Один за всех будешь плавать. И за Марию Петровну из кладовой – тоже!

– Да я колуном плаваю! Вы же знаете! – прокричал я, теперь уже пытаясь спрятаться под скамейку.

– Я в этих тонкостях не разбираюсь, Шляпкин. Мне все равно, что колуном, что брассом, главное – доплыви до финиша, – сказал мастер, вытягивая меня за ботинок обратно. – В общем, выручай, Шляпкин, родной участок шестеренок. Глядишь, и польза от тебя цеху будет!

Все-таки приятно, когда тебе говорят: «выручай»!

Герман Дробиз

Писать начал в студенческие годы в «Боевом органе комсомольской сатиры» Уральского политехнического института. Шутя и улыбаясь, получил диплом инженера-энергетика и начал работать в проектном институте. Однако вскоре сознание той пользы, которую он принесет отечественной энергетике своим уходом из нее, помогло ему выпустить пять сборников юмористических рассказов и стать членом Союза писателей СССР.

ДОРОГИЕ ЧЕРТЫ

Кто же не мечтает – однажды взять да и зажить по-новому, ярче, смелее, щедрей! Я и сам сколько раз клялся: с ближайшего понедельника, с первого числа, с Нового года… Да только… Какая воля нужна, какой характер! А где их возьмешь? Вот если бы можно было купить. Представляете? Нет? А я представляю…

Торговый центр города. Рекламы, витрины, вывески. И вдруг:

Универсальный магазин «Современный характер».

Как раз то, что надо! Вхожу вместе с другими. На первый взгляд, все привычно: кассы, прилавки, продавцы. Но вывески странные: «Отдел взаимопонимания», «Секция положительных настроений», «Выставка-продажа деловых качеств». А вот, любопытно: «Антиквариат. Всегда в продаже старинные черты».

Понаблюдаем за покупателями: кто берет, что берут, сколько?

…Как вам нравится этот тип?! Всех растолкал, кричит, колотит кулаком по прилавку… Получает, что требовал. Странное превращение: благодарит продавщицу. Целует ей руку. Извиняется перед остальными. Перед старушкой на колени упал…

– Гражданин, вам плохо?

– Наоборот, хорошо. Вежливость приобрел. Приличные манеры отхватил.

– Если не секрет – зачем понадобились?

– На курорт собираюсь. А там, говорят, иностранцы бывают. Вот и запасся на всякий случай…

В отделе взаимопонимания у прилавка мается сельский житель.

– Девушка, это чего такое – «ком-му-ни-кабель-ность»?

Ну, продавщица – прелесть, веки в фиолетовых тенях. Умница.

– Откуда я знаю?

Сразу видно – вправду не знает. И в отличие от некоторых своих коллег, чем торгует – себе не берет.

– Берут его, нет?

– Кому надо – берут.

– Давайте, – решает селянин. – Хрен его разберет, когда и пригодится… «Ин-диф-ферентность». А это для кого?

– Это для слишком нервных, – слишком нервно отвечает девушка. – Справка есть?

– Нам ни к чему, – спокойно отвечает покупатель. – Мы спокойные. – И, потупившись, щелкает пальцем по шее, под скулой. – От этого ничего нет?

– Сила воли в следующем зале.

Иду за приезжим, но отвлекают звуки скандала. Под рекламным плакатом «Приобретая доверительность, приобретаешь друзей» бранятся покупатели. Прислушался. Люди накануне купили здесь доверительность, начали пользоваться, а это оказалась наивность. Теперь они требуют обменять товар на доброкачественный. Опытный продавец хладнокровно объясняет: сами виноваты, не изучили инструкцию. Видно, ему неохота принимать обратно бракованные изделия. Увы, поскольку покупатели все еще находились под сильным влиянием наивности, они поверили продавцу и, захватив по новому экземпляру инструкции, разошлись.

С потолка зарокотал динамик. Бодрый голос в манере циркового ведущего: «Чувство юмора! Приобретайте юмор! От смеха еще никто не умер!!!»

Иду в зал положительных эмоций. Несмотря на рекламу, вокруг юмора ажиотажа нет. То ли большинству своего хватает, то ли не нуждаются?

Подходит некто, почему-то таится. Негромко – продавцу:

– Этого… про которого сейчас по радио… только немного. Спасибо, достаточно… Начальник у меня сменился. Прежний серьезный был, а новый – с порога: «Кто шуток не понимает, со мной не сработается». Прямо беда!

…Едва миновал «Чувство юмора», повеяло легкой грустью. Уютный холл. Аромат вянущих роз. Керамические вазы в нишах. Зеркала в литых оправах. И – кроме продавщицы – ни души.

– Чем торгуете?

– Антиквариат, – досадливо машет рукой. – Чувство изящного, галантность, жантильность, созерцательность. Никакого спроса.

Однако тут же, вслед за мной, появляются двое пожилых мужчин.

– Друг у нас юбиляр, что бы выбрать?

– Пожалуйста, чудный подарок: «рыцарское отношение к дамам».

– По-моему, это у него уже есть, – говорит один.

– Вряд ли, – возражает другой. – Редчайшая вещь в наше время.

– А у меня была. Но я ее сыну подарил. На свадьбу. А он ее поменял. На мужскую независимость. Пойми, говорит, меня правильно, папа: зачем мне теперь это старье, когда я женился?

Пока они совещаются, продавщица спрашивает у меня:

– А вы что-нибудь возьмете?

– Извините, – говорю, – время такое. Галантность ни к чему, а созерцать некогда. Действовать надо. Сейчас деловые люди в почете.

– Точно. Вон они, прилавок обламывают, деловые люди.

…Иду на шум. Очередь, как бараний рог, в три витка.

– Вы последний? Я за вами. За чем стоим?

– А сами не видите? Настырность выбросили.

– Как вы сказали? «Настырность»?! Странно…

– Что странного? Поначалу-то все было хорошо. Придумали отличную штуку: набор деловых качеств. Энергичность, сообразительность, контактность, предприимчивость, напористость. Вот сколько сразу! Но ведь знаете, как бывает: одно с фабрики не подвезли, другое на складе затерялось. Сообразительность, говорят, по своим разошлась. В общем, теперь в те же коробки запихивают одну напористость, и то ни для кого не секрет, что по качеству это уже давно не напористость, а самая обыкновенная настырность. Да и той еще не достанется. Видите: лезут и лезут без очереди. Зачем им еще настырность? Своей хоть отбавляй.

– А вам зачем?

– Все берут, а я, что, рыжий? Если и сегодня не достанется, тогда возьму и наберусь хамства под завязку!

– Но ведь им здесь, надеюсь, не торгуют?

– Здесь – нет, а там…

Смотрю через витрины на улицу: да, там бродят подозрительные личности, подзывают прохожих.

– Хамство – еще игрушки. Там любую гадость можно купить. Конечно, за бешеные деньги.

– Но это же безобразие! Почему никто не борется?

– С непримиримостью перебои. Черта рисковая, берут редко. Падает спрос – снижается производство. И ассортимент узкий. Если и бывает непримиримость, то чаще всего в форме художественных образов, а деловой или житейской я что-то давно не видал…

Отхожу несколько расстроенный. Но впереди – отдел детских товаров, и здесь душу радуют забавные сценки.

Оживленнее всего у прилавка, где вниманию покупателей предлагается ранняя самостоятельность. Дети скандалят, требуют:

– Купи! Ну, купи!

Катаются по полу, пускают обильную слезу. Напрасно папы и мамы увлекают их к соседним прилавкам:

– А вот, смотри… уважение к родителям. Правда, хорошенькое?

– Не хочу уважение… Хочу самостоятельность!

– А вот: тяга к знаниям. Погляди, какая красивая тяга.

– Не хочу тягу… Самостоятельность хочу!!!

Мамы еще сопротивляются, а один отец не выдержал и купил сыну желанную черту. Ребенок преображается тут же. Слезы у него высыхают, и он спрашивает солидным хриплым тенорком:

– Батя, у тебя еще деньги остались?

«Батя» жмется, бормочет:

– Да мне еще… это…

– Лишний раз не напьешься, – безжалостно отрезает ребенок. – Ну-ка, возьми мне эту штуковину блестящую. Вон ту, с загогулинами… Тягу к знаниям.

– Может, заодно и уважение к родителям?

– С этим торопиться не будем, – сурово заключает дитя. – Это мы теперь можем самостоятельно иметь. Смотря, конечно, по-вашему с маманей поведению.

Выхожу из детского отдела со странным чувством – словно бодрость приобрел. Странно то, что на самом-то деле я ее не приобретал: ее продают в зале сверхположительных эмоций. Иду туда. Смотрите-ка, здесь, кроме бодрости, можно приобрести самый настоящий оптимизм! Есть покупатели? Есть. Но что приятно: никакой давки, никакой суеты. Чувствуется, что оптимизма у людей вполне хватает. Покидаю зал с чувством оптимизма, хоть опять-таки не приобретал его – чудеса! Раздумываю, куда бы еще заглянуть. Но вдруг замечаю: освещение становится мрачноватым, люди куда-то исчезают, всюду пустеют прилавки… Магазин закрывается, или это мой оптимизм так быстро окончился?

И тут осенило: не то и не другое, а это воображение пробуксовывает и, стало быть, способность фантазировать иссякает. Надо срочно дозаправиться. Помчался в антиквариат, к знакомой продавщице, в темноте едва отыскал:

– Ф-фух… Все-таки к вам. Фантазерство есть?

– Где-то было… Вот, пожалуйста.

Кстати, вас наверняка интересует, как выглядят товары в этом магазине? По-разному. Галантность тоненькая, контактность шумная, юмор в пилюлях, настырность – вроде стирального порошка. Самостоятельность – типа «ваньки-встаньки». А фантазерство оказалось вот такое: внутри стеклянного куба – голубиное крыло, а к нему на нитке медная гирька подвешена. Ни крыло не взлетает, ни гирька не падает.

– А гирьку…

– Отцепить? – поняла с полуслова продавщица. – Нельзя. Вы тогда такое нафантазируете. Это ограничитель.

– Понятно. Хоть бы крыло попросторней.

– Заходите. Ожидаем новую модель, на базе орлиного крыла. С гантелью.

– Ладно, – сдался я. – Давайте эту.

Вернулся домой, подключил покупку, написал то, что вы сейчас читаете. Возможно, у вас есть претензии. Например, почему автор не упомянул целый ряд положительных черт и при этом поднажал на некоторые отрицательные?.. Не знаю, что и ответить. Может, приобретенное фантазерство виновато? Я вот сейчас присмотрелся к этикетке: срок годности-то давно кончился. А ведь такая дорогая черта…

Нет, друзья, настоящий характер за деньги не купишь. Оставайтесь с тем, который имеете. Впрочем, почему «оставайтесь»? Конечно, он у вас не образцовый. Вот тут прямой, а вот тут малость искривляется. С одного края глубокий, а с другого не совсем. Изнутри добротой и отвагой светится, а снаружи слегка похуже. Но, уверяю вас: переделать можно. Надо только решиться: с ближайшего понедельника, с первого числа, с Нового года. Потихоньку, помаленьку. Как раз на всю жизнь хватит. Долго? Очень. Но другого способа нет.

Олег Рудин

Врач из Свердловска. Считает, что жизнерадостное настроение благотворно и для здоровых, и для больных. Поэтому сочиняет каламбуры.

Каламбуры

ЗАЯЦ-ХВАСТУН

– Волки серы! Сер и я.

Значит, та же серия.

КРИТИКА В ДЖУНГЛЯХ

Разносу кобра подлежала.

Но звери сникли

подле жала.

НА ДОСУГЕ

Без водки отдых хает,

Поддаст —

и отдыхает.

ТАЛАНТ

Обладал Савелий даром:

Ловко тратил время даром.

СМОТРИ В КОРЕНЬ

Хромать у Нила стали сводки.

Как ни банально, это —

с водки.

ИЗ ГЕОГРАФИИ

Есть берега у рек, истоки,

Есть устье, русло, дно и…

стоки.

ЛАВРЫ

Стонал от зависти отдел:

Как он увиливал от дел!

Владимир Сибирев

Свердловский поэт, литературный сотрудник журнала «Уральские нивы». Автор нескольких книжек стихов для взрослых и детей. И вот на ниве поэзии стали вызревать эпиграммы.

ДАМОКЛОВ МЕЧ

Еще лежит в наборе книга,

А уж Дамоклов меч над ней!

И ждет с томленьем критик

Мига,

Чтоб нанести удар больней:

Ведь автор

В том уж виноват,

Что критику —

Не сват, не брат.

«ПРОФЕССИОНАЛ»

Напечатав два десятка строф,

Он сказал заводу:

– Будь здоров.

Пишущей машинкой обзавелся,

Стричься перестал,

С женой развелся,

Чтобы всяк и без сомнений знал:

Он отныне профессионал.

Тут ему засесть бы за поэму,

Да не знает, на какую тему.

Новый цикл бы выдать «на-гора»,

Да вернули старый лишь вчера.

…Скоро станет у него занятьем —

Предавать издательства проклятьям.

Борис Эренбург

Младший научный сотрудник Уральского филиала Всесоюзного теплотехнического института в Челябинске. Рисует и рисует, приобретая все большую известность. Знают его и в международной столице юмора: три его карикатуры вошли в сборник фестиваля Габрово-79.

Лев Золотайкин

Живет в Сургуте, Тюменской области. В качестве инженера-мостовика действует давно и успешно, по всей территории нефтегазоносного края. Как сатирик-юморист проявил себя сравнительно недавно.

ЖЕРТВЫ ПРОФЕССИИ

Редактор подкинул на ладони маленький кубик.

– Напиши о людях, – сказал он. – Что делают, чем увлекаются?

Одна сторона кубика вдруг засветилась. Я вытаращил глаза – кубик оказался крохотным телевизором.

– Мастерю на досуге, – буркнул редактор. – Руки чешутся по паяльнику. – И он, вздохнув, придвинул горку рукописей.

На улице я вошел в первое попавшееся учреждение – НИИ очень тяжелой промышленности.

За дверью с золотой надписью «Начальник» сидел крупный мужчина. Одной рукой он держал трубку, а другой вонзал нож в огромное полено. Под точными ударами ясно обрисовались ухо и глаз.

– Хобби, – объяснил начальник. – Волнует запах смолы и стружки. Каждый отпуск на мебельной фабрике работаю.

Молодой ученый Саша – между делом пчеловод-любитель – повел меня знакомиться с институтом.

– Люди у нас замечательные. Очень Тяжелая Промышленность – это основа основ, поэтому коллектив громадный. Поголовное высшее образование и необычная широта интересов. Видите, по коридорам толпы ходят. Кажется: инженеры – и все. Заблуждение! Да только за последний год из нашего института ушли в профессионалы фотограф, столяр, маникюрша и два ветеринара-собачника.

Раздел моего блокнота «Чем занимаются?» разбух от записей. Но вот «Что делают»?..

– Много делают, – сказал Саша. – Есть у нас один, прекрасные машины изобретает. Но, к сожалению, ординарная личность. Только и слышишь от него про футорки и форсунки. Над ним шефство брали. А он на гору не лезет, гитару не берет, винных этикеток – и тех не собирает.

А какие у нас кружки! «Изучение клинописи», «Теория пивоварения», «Общество дрессировки земноводных». Для детей сотрудников, пожалуйста – «Юный каботажник»…

Переполненный впечатлениями, я вышел на улицу. Спешили люди, гремел динамик:

– Слушайте передачу «Народные умельцы». Ученик молотобойца в обеденные перерывы и на перекурах обучился хирургии и провел на товарищах несколько операций… Колхозники артели «Мысль и недра», вечерком собравшись и раскинув умом, построили из обломков сельхозтехники паровоз, который по мощности не уступает знаменитой машине американца Уатта. Смекалистые труженики села используют его в колхозной бане…

Я послушал – и мне стало стыдно. Вся жизнь прошла над бумагой. Были успехи, награды, но ведь писал и все. А мечты детства! Бывало, пацаном я, млея от восторга, следил за дядей Ибрагимом, который сидел у пузатой бочки и радостно кричал:

– По случаю жары пиво без долива!

И очередь шелестела ссохшимися губами:

– Лей. Скорей. Благодетель!

И я спохватился – и добился своего. Сел в выходной день возле желтой бочки, повернул кран и пена брызнула в кружку.

И когда один клиент, не найдя под пенной горой пива, начал мне дерзить, а другой хмуро сунул ему под нос кулак, чтобы не отвлекал продавца, я почувствовал себя счастливым.

Ко мне тянулись люди. Я был им необходим. Это такая радость!

Ах, товарищи, сядьте на свое место!

Герман Подкупняк

Свердловский юморист. По специальности инженер. Внимание на себя обратил публикациями во многих газетах и журналах, в том числе и в «Крокодиле».

ПЕРПЕТУУМ-МОБИЛЕ

Он энергично вошел в кабинет и объявил:

– Желаю принять личное участие в техническом прогрессе. Хочу сделать изобретение.

– Похвально, – отозвался я и развернул принесенный им ватман. Лист был чистый, но посетитель не смутился.

– Вот я и пришел узнать, – сказал он с ударением. – Как Нобеля отхватить или, на худой случай, патент.

Все это было так нелепо, что я от души рассмеялся.

– Смешного мало, – строго заметил он. – Вот сосед у меня хилый мужичонка. Тюкал, тюкал что-то в подвале – и нате вам: сейчас на «Жигулях» раскатывает. Премию дали.

– Но какое это имеет ко мне отношение?

– Это же бюро рационализации и изобретений?! – сказал он. – Вот вы мне и подкиньте идею.

У него была боксерская стрижка и мягкие голубые глаза.

– Больше вы ничего не придумали?

– Пока нет, – спокойно ответил он. – Вот если бы вы мне подсказали, я бы придумал. А вас – в соавторы. Фамилия у тебя как?

– Глотов моя фамилия.

Он задумался.

– Бутин и Глотов. Ничего, звучит.

Я даже захохотал. Он улыбнулся. С оттенком легкого превосходства.

– Ну, до свидания, товарищ Бутин. Меня люди ждут.

– Вы мне только подскажите идею…

– Черт вас подери?! – возмутился я. – Да если бы у меня были идеи, я бы давно сам изобретал и творил.

– Значит, не знаете?

Я пожал плечами.

– Тогда зачем же вы мне голову морочите? – сказал он.

Я едва не задохнулся от возмущения:

– Ступайте-ка вон, гражданин.

– Выгнать человека – это вы можете. На это вас хватает, – сказал Бутин. – Но мы найдем правду. Сидел тут до тебя мордастый такой, тоже меня выставлял, а теперь с инфарктом лежит. Третий месяц.

– Ладно, – чтобы заставить его уйти, сказал я. – Подумаем.

– Вот и молодец, – просиял Бутин и похлопал меня по плечу. – За мной не пропадет.

Наутро я просто обалдел. В кабинете за моим столом сидел Бутин и листал журнал «Здоровье».

– Привет, старик, – сказал он. – Как успехи?

Я хлопнул дверью и доложил начальству, что заболел.

– Тебя ждут, – шепнула жена в прихожей. – Твой соавтор.

Я взглянул в комнату. Бутин, развалясь в кресле, курил мою любимую трубку.

– Как здоровье? – полюбопытствовал он. – Ты давай не расслабляйся, старик. Работать надо.

– Послушайте, Бутин, – сказал я. – Имейте совесть.

– Я же не для себя, – сказал он, – для науки. – И пристально посмотрел на меня мягкими голубыми глазами.

Путая следы, я перебрался на дачу. Через неделю я расслабился и в электричках не крутил головой по сторонам, а спокойно читал газету.

Но однажды меня разбудило треньканье велосипедного звонка. Я выглянул в окно. Бутин привязывал к забору свой велосипед.

Завидев меня, он приветливо помахал рукой.

– Ты, наверно, беспокоился. Я к родителям ездил. Скотинку забивать. – Он широко улыбнулся и показал жестом, как это делается.

Я вылез через щель в заборе, огородами добрался до станции и в тот же день, оформив отпуск, улетел на юг.

Хотя я перекрасил волосы и приклеил бороду, на душе было смутно.

Я, видимо, вел себя настолько подозрительно, что стюардесса вызвала пилотов, и они проверили мои документы.

Море в Гаграх было теплым, а песок горячим. Я стал чернее эфиопа. Мама бы не узнала.

– Не схвати удар, – посоветовал чей-то знакомый голос.

Я вздрогнул. Надо мной стоял мой соавтор.

– Я тебе логарифмическую линейку привез, – сказал он. – И писчей бумаги.

Выбора у меня не было. Позади была вода, а впереди, довольно ухмыляясь, стоял Бутин.

Я нарисовал вечный двигатель.

Бутин деловито уложил эскиз в чемодан и отбыл.

Потом я получил от него телеграмму: «В центральном бюро сидят догматики и рутинеры. Осуществляю давление. Мужайся».

Вернулся Бутин через месяц. Вид у него был такой, будто все это время он переплывал на плоскодонке Тихий океан. Под глазом тускло светил застарелый синяк. Однако Бутин был горд и степенен.

– Можешь меня поздравить, старик, – сказал он и показал новенький патент.

– Но это же абсурд! – завопил я. – Вечный двигатель невозможен!

– Они тоже так думали, – сухо заметил он. – Поначалу.

СЧАСТЛИВЫХ ПОЕЗДОК!

В предпраздничный вечер Мохин стоял на вокзальном перроне и готовился к решительному броску в электричку. Это была его третья за сутки попытка. Толпа на перроне выжидательно притихла, но по опыту Мохин знал, что это обманчивая тишина.

Когда двери электрички с шумом раздвинулись, штурмующие колонны, размахивая узлами и чемоданами, с победным ревом бросились вперед. Мохина занесли в девятый вагон, где он попытался за что-нибудь ухватиться. Это ему не удалось, и его потащили к другим дверям…

Очнулся Мохин на перроне. В темноте быстро удалялись красные фонари электрички, а рядом, всхлипывая, здоровенный парень в олимпийском костюме собирал лыжные останки.

Мохин представил себе бабушку, к которой он стремился всей душой, дымящиеся пельмени на столе и решительно поднялся. Навстречу ему шел дежурный с повязкой на рукаве.

– Товарищ, скажите… – обратился к нему Мохин.

Дежурный лихо козырнул, достал какой-то блокнот и карандашом сделал отметку.

– Дорогой гражданин! За мою смену вы двести первый человек, которому нужна справка. Наша служба – к вашим услугам. При вокзале имеются комната матери и ребенка, буфеты, три киоска «Союзпечати», парикмахерская, почта и туалет.

– При чем тут все это? – поморщился Мохин. – Я просто не в силах уехать, а следующая электричка будет только утром.

Дежурный задумчиво склонил голову в форменной фуражке.

– По интересующему вас вопросу обратитесь к товарищу Носову, второй этаж, кабинет № 3.

Мохин направился к зданию вокзала. На дверях кабинета сияла табличка «Тов. Носов М. М.». Мохин толкнул дверь.

Тов. Носов М. М. стоял перед картой железнодорожных сообщений.

– Извините, – с порога заявил Мохин. – Я хотел выехать в соседний город.

– Это сущие пустяки при наших возможностях, – с готовностью отозвался Носов М. М. – Желание пассажира для нас – закон. Каждую минуту в движении находится сто сорок шесть поездов. Пятьдесят семь составов на стоянке, а тридцать девять ждут своего отправления. Каждую минуту мы перевозим сто восемь тысяч триста двадцать пять пассажиров.

– Но я не могу уехать! – возопил Мохин, потрясая билетом. – Я прошу мое законное место в вагоне.

Товарищ Носов глянул на часы и холодно посмотрел на посетителя, уже в упор его не видя.

Выходя из кабинета, Мохин демонстративно хлопнул дверью, но не рассчитал, и только вывихнул себе палец.

– Осторожнее, – простонал Мохин в медпункте, когда сестра неловко дернула посиневший перст.

– Терпеть! – скомандовала она. – Медслужба нашей дороги ежедневно обслуживает триста пятьдесят пассажиров. По многим показателям мы давно перегнали…

Кого именно мы перегнали, Мохин узнать не успел: санитары ввели обросшего мужчину.

– Семь тысяч мест в час, – объявил мужчина и жутко захохотал.

– Этот еще откуда? – строго спросила сестра.

– Из камеры хранения, – доложил санитар. – Чемодан хотел сдать. С позавчера…

– Здравствуй, племя младое, незнакомое, – вдруг пробормотал незадачливый транзитник, рухнул на тахту и закрыл глаза.

– Что вы сидите? – испугался Мохин. – Он сейчас умрет!

– Без паники! – сказала сестра. Наша медслужба ежегодно обслуживает пять тысяч стрессовых больных. И никто еще не жаловался.

Придя домой, Мохин собрался с мыслями и написал письмо в газету «Транспорт»!

Через месяц пришел ответ. Мохин дрожащими руками вскрыл конверт. На фирменном бланке, один вид которого внушал трепет и почтение, стройно расположился машинописный текст:

«Уважаемый товарищ Мохин. Общая длина железнодорожной сети нашей страны составляет 150 000 км. Пассажирский транспорт имеет 20 000 000 посадочных мест. В каждом поезде дальнего следования есть вагон-ресторан, где пассажир может приятно провести время в пути. Вагоны отечественного и импортного производства оборудованы кондиционерами и радиофицированы, чтобы пассажиры чувствовали пульс планеты. Решаются вопросы об установке в купе телевизионных приемников, о бесперебойном снабжении пивом и безалкогольными напитками. Счастливых вам поездок!»