Текст книги "Урал улыбается"

Автор книги: Борис Воробьев

Соавторы: Герман Дробиз,Михаил Немченко,Владимир Огнев,Владимир Печенкин,Леонид Чернышев,Виктор Федоров,Владимир Постоев,Борис Эренбург,Герман Подкупняк,Борис Кудрявцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Рамазан Шагалеев

Челябинский поэт-сатирик. Три его первые книги вышли на русском языке, хотя поэт пишет свои эпиграммы по-башкирски.

ПОНЯЛИ

Они знакомились полдня.

Назавтра в загс летели.

Друзья, соседи и родня

Гуляли две недели.

И вдруг дала развод ему

Веселая подруга.

Теперь ты спросишь почему?

Да поняли друг друга.

Перевел с башкирского И. Рыжиков

КАК НЕ ПОМНИТЬ!

– Ах, сколько снял я в том году

Отменных яблок, страсть!

И помнишь, как в моем саду

Ты угощался всласть?

– Ну как не помнить!

Я давно

Рассказываю всем,

Как ты выглядывал в окно:

Не много ли я съем!

Перевел с башкирского И. Рыжиков

Борис Львов

Пермский журналист. Его пародии и фельетоны регулярно появляются в газете «Вечерняя Пермь». Печатался и на шестнадцатой странице «Литературной газеты».

ПРОТИВ ВЕТРА

 
И к женщинам иначе подхожу,
хоть до сих пор
не знаю к ним подхода.
И если на свидание —
гляжу:
что на дворе,
какая там погода?
 

Виктор Болотов

Луна и звезды, шум весенних струй,

признанья, вздохи —

все, простите, липа…

К примеру:

что такое поцелуй?

Простой разносчик импортного гриппа!

А было время – на руках носил.

Пока во мне

не оборвалось что-то…

И я прозрел:

объятий жарких пыл —

физическая тяжкая работа.

И к женщинам теперь иной подход.

Все чувства рассчитав

до миллиметра,

я лишь тогда

пойду на них в поход,

когда на улице

совсем не будет ветра!

СЕДИНА В БОРОДУ

 
Мужчины не седеют от разлук,
От них седеют женщины и чайки…
 

Николай Домовитов

Покуда мы обшариваем мир,

Любимые седеют от разлуки,

Но хна, ромашка, перекись и др.

Спасают милых от сердечной муки.

Когда ж про чайку выдал на-гора,

Что тоже поседела от печали,

Кричали орнитологи «ура»

И вслед мне что-то твердое бросали…

Марат Каримов

Уфимский поэт и писатель-юморист. Автор нескольких книг стихов и книги юмористических рассказов «Министр по делам редиски», изданной в «Библиотеке «Крокодила».

СЛОВО ЗА СЛОВО

– Агай-эне,[1]1
  Агай-эне (башк.) – друзья-товарищи.


[Закрыть] времени у нас в обрез, а вопрос, что нам предстоит обговорить, очень важный, в выступлениях будьте деловито кратки, с ходу берите быка за рога, – предупредил заведующий фермой Абсар. – Рассусоливать нечего, подготовка к зимовке – дело нешуточное. Надо всесторонне обдумать и высказать свои деловые предложения. Как говорится, одна голова хороша, а три-четыре – тем более. Кто желает высказаться? Миндиян-агай, с вас, может, начнем?

Сидевший на корточках у порога красного уголка Миндиян в это время был занят своим делом: медленно перекатывал между указательным и большим пальцами папиросу, собираясь закурить, но, услышав обращение к себе, проворно сунул ее за ухо и откашлялся.

– Ты правду говоришь, Абсар-туган,[2]2
  Туган (башк.) – родной (брат).


[Закрыть] много дел еще нам предстоит переделать. Навоз вывезти надобно, крышу починить. Бревна следует привезти. Всего и не перечислишь, что нужно: и гвозди, и шифер, и стекло, и прочее тому подобное… К слову сказать, единственное застекленное окно телятника кто-то снова разбил. Опять вставлять стекло надо…

Давая понять, что на этом закругляется, Миндиян еще раз основательно прокашлялся и, достав из-за уха папиросу, заново принялся мять ее в пальцах.

– Виновного далеко искать нечего, – подала голос доярка Шатура. – Это не иначе как проделки Салихьяна, сына Бадернисы. Без рогатки он на улицу и не показывается. Уличный разбойник – да и только…

– Значит, таким его школа воспитывает, – возразила Мунавара, не отрываясь от вязки шерстяных носков. – Все про педагогику твердят, уму-разуму наставляют. А хулиганам плевать на эти наставления! Да и на педагогику эту!

– Когда мы без штанов бегали, вот тогда и была настоящая педагогика! – подал голос из дальнего угла пастух Хазиахмет. – Стеганет отец по загривку чересседельником – целый месяц, бывало, помнишь этот воспитательный момент. А сейчас не тронь его, сорванца! Словом воспитывай да лаской приваживай. А он, того и гляди, сам тебя поколотит.

– Как был ты отсталым элементом, таким и остался! – вспылила Шатура. – Школа-то тут при чем? Она плохому не научит. Всем известно… Ой, шайтан за язык потянул!

Она смущенно умолкла.

– Уж ежели начала, договаривай! – все впились глазами в Шатуру.

Заприметив, что кое-кто одобрительно смотрит на нее, Шатура осмелела:

– Раз уж заикнулась, доскажу до конца. Беда в том, что мальчишка без отца растет. Девочки, известное дело, К матери льнут. А вот парнишке непременно отец нужен… А у нас (простите за откровенность!) сплошная безотцовщина началась. Гайния с нижнего конца тоже на днях из больницы вернулась с ребенком в подоле. Свихнулись с истинного пути наши молодайки. Ни в чем мужчинам отказать не могут.

– Пустое мелешь, – бросила Мунавара, – есть у этого мальца отец.

– Кто? Кто отец-то? – заволновалось собрание.

– Как кто? В прошлом году заезжая бригада телятник строила. Был там парень такой, черноусый…

– Ха-ха-ха! Шабашников-то было шестеро. И почти все с усами. Ты кого имеешь в виду: Арона или Карапетяна?

Заведующий фермой с интересом ждал новых подробностей, но, чувствуя, что собрание пошло по незапланированному руслу, попытался тем не менее вернуть бразды правления в свои руки:

– Что же это вы, агай-эне, кхым… кхым… кажется, мы несколько отклонились от генеральной линии. На повестке дня – вопрос о зимовке скота…

– Да не красней ты, Абсар, никто же тебя не подозревает, – подала голос одна из женщин.

– Ну и что с того, что он заведующий фермой, зачем выгораживаешь? – отрезала другая. – А-а-а, устыдилась все-таки, знать, лишнего сенца собралась урвать?

– А твой муж – грабитель лесной! С чьего позволения он приволок во двор сруб для бани?! Или, может, на собственном огороде лес вырастил?

– Кто видел? Говори, кто это видел?

– Не видели бы – разговору бы об этом не было! Вся родня ваша одним миром мазана. Жулики да прохвосты!

– Зато ваша порода – скупердяйская! Зимой снега не выпросишь. У вас от жадности-то мозги высохли. Потому что куриными мозгами питаетесь.

– Слышите, агай-эне, у всех на виду распоследними словами позорит. Я такого не потерплю! В суд подам! В товарищеский суд!..

– Угомонитесь же! – Абсар, выведенный из терпения, стукнул кулаком по столу.

– Не угомонюсь. Как я такое себе могу позволить! Пусть Шатура перестанет.

– Не перестану. Прямо у всех на глазах меня поносит. Шепни ты мне наедине – еще куда ни шло! А ты перед всем честным народом языком, как мочалкой треплешь!

– Уж такая я есть – и за спиной, и в глаза всегда режу одну правду-матку.

– Агай-эне, будьте свидетелями, она снова оскорбила мою беспорочную личность. Я собственнолично к тебе обращаюсь, Абсар!

– Что ты хочешь сказать?

– Как что? Ты ведь у нас – председатель товсуда, товарищеского, имею в виду. Миндиян с Хазиахмет-агаем – его полномочные члены. Вот я и требую – немедленно открывай свой суд!

– Но ведь, агай-эне, на повестке дня совершенно иной вопрос! Мы же должны говорить о зимовке скота…

– Скот твой никуда не убежит, а вот Мунавара от слов своих может ускользнуть, отказаться. Она вертихвостка известная, что налим, увертливая.

– Но ведь, агай-эне, на повестке дня…

– Давай, давай, Абсар, куй железо, пока горячо, – заинтересованно загалдела публика, настаивая на своем. – Раз суд, пусть будет суд! Пусть восторжествует правда, а несправедливость будет посрамлена. Окончательно и бесповоротно!

– Ну, если общество настаивает, – начал чесать затылок Абсар. И, окончательно решившись, гаркнул:

– Итак, агай-эне! Внеочередное заседание товарищеского суда считаю открытым! На повестке дня…

Перевел с башкирского Сагит Сафиуллин

Сергей Бурцев, Искандер Садриев

Пермские юмористы. Как и большинство соавторов – это люди совершенно разные. Бурцев – выше, Садриев – тоньше, Бурцев – моложе, Садриев – подвижней, Бурцев работает строителем-монтажником, Садриев – корреспондентом областной газеты «Звезда». Общее же в них то, что оба носят очки и смотрят через них на окружающий мир с улыбкой.

ЖЕЛЕЗЯКА

Раньше Семен Урдюков эту штуку и не замечал. Стоит себе железяка какая-то – и пусть стоит. Значит, нужно. Пройти есть место. Боком. А тут машину дров достал. Машина не проедет, она боком еще шире.

Пошел Семен в контору, у чьего забора эта штуковина разместилась. Прямо к директору. Так и так, говорит, забирайте свою технику. Мешает.

– Какую технику? – удивился директор. И вызвал главного инженера.

Вдвоем они долго смотрели из окна на железяку, помешавшую Семену, а потом вызвали вахтера.

– У нас кто-нибудь что-нибудь выносил? – спросил директор.

– Ни в жисть, – ответствовал вахтер и, не просыпаясь, ушел на пост.

– Ну вот, – обрадовался главный инженер. – Соседская, видимо.

И он кивнул на другую сторону дороги. Соседский начальник самолично вышел посмотреть на безобразие.

– Нет, – сказал он, – у нас пропали инвентарные номера К-587 и Ш-023. А на этом и номера-то нет. Ты, паря, топай-ка к дорожникам. Они в том квартале асфальт здесь укладывали. Да и по виду железяка ихняя.

Дорожно-строительный начальник аж завибрировал от радости:

– Где он, где? Мы его никак списать не можем! Слушай, а резину с него не посымали?

– Не было на нем резины, – сумрачно сказал Семен. – Одно железо…

– Не было, говоришь? – сник дорожник. – Тогда это не наше. У нас с резиной было… Ежели где найдешь, звони. А насчет этой к газовикам сходи. Они после нас трубы прокладывали, раззявы.

Газовик сразу разочаровал Семена, заявив:

– Если это наше, то там еще и трубы должны лежать. Полтораста погонных метров. Без труб не возьму.

Зайдя еще по четырем адресам, Семен махнул на все рукой и заявился в «Утильсырье».

– Ничейная железяка, – соблазнял он приемщика. – Пудов на страшнопредставитьсколько. Забери!

– Не могу. Ничейную – не могу. Вот кабы чья-то…

Семен закручинился. Ноги сами занесли его в мужской отдел «Гастронома», и через час он был готов. Боком мимо железяки протиснуться не удалось. Он молча бил ногами штуковину, потом заплакал и уснул на ее холодной груди.

Утром его разбудил шурин:

– Слазь, мне домой пора ехать. Погостил – и довольно.

– Еще поживи! Не чужой ведь…

– Не могу. Вот из-за этой чурки. Слазь-ка, заводить пора.

– Так это твоя?!

– Не пешком же к тебе восемь километров отмахал. Вот на нем. Экспериментальный. «АЭЗП» кличут. Автомат экстренной заточки пил. Чай, меня с ним уж потеряли.

Он обнял Семена, лихо вскочил на железяку и дал газу.

– Как же, потеряли! – пробурчал Семен и, сплюнув, пошел за дровами.

Алексей Генкин

Машинист котла теплоцеха Красноуральского медеплавильного комбината. Тут бы, казалось, не до шуток, а поди ж ты…

НЕ ТА КОТЛЕТА

Стены обеденного зала, в котором проходило собрание сотрудников столовой, буквально сотрясались, а в соседнем варочном цехе тревожно позвякивали о плиту пустые алюминиевые кастрюли. Насколько все были взволнованы, можно судить уже по тому, что на заседание явился даже гардеробщик Ершов.

– Товарищи! – поднял руку председатель. – Я, конечно, понимаю, такое всегда волнует, и все же прошу успокоиться и соблюдать порядок.

– А чего он коллектив подводит! – закричала уборщица Постникова.

– Прынцип, главное прынцип нарушил! – вставил сторож Халкин.

Виновник бурных излияний сотрудников повар Гусяткин сидел, понурившись, в первом ряду и, сопя, тер ладонью край стула.

– Стыдно роже-то! – громко сказала кассир Говядина. – Ишь, глаза-то не кажет.

И зал снова зашумел:

– Гнать его в шею!

– И разговаривать нечего!

– Эдакое удумал!

– Тише, товарищи, – воспользовался небольшой паузой председатель. – Мы вот здесь сидим и справедливо возмущаемся. А кто, позвольте вас спросить, сигнализировал о том, что Гусяткин является на работу в нетрезвом виде? Вот то-то. Проглядели, упустили человека, и как результат…

– А может, все это так, показалось только? – послышался робкий голос из зала.

– Показалось?! – вскричала кассир Говядина. – Прибежала я в столовую без пятнадцати, припоздала малость, ну и схватила че под руку попало. Жую и чувствую: что-то не то. В руке котлета, а во рту – мясо. Поглядела – точно: в руке котлета. А во рту мясо. Кто, спрашиваю, готовил? Гусяткин. Подбежала – мать честная! – от него винищем тащит.

В зале повисла скорбная тишина.

– Ежели он такой умный, – нарушила молчание уборщица Постникова, – то пущай тогда и пол моет, и котлеты жарит.

– Гусяткин, – сказал председатель, – объясните товарищам, каким образом в котлеты попало мясо?

Гусяткин встал, шмыгнул носом и сказал:

– День рождения мы с брательником отмечали, перебрали малость, а вставать рано. Ну и…

– Что «ну», что «и»?

– Ну, и тово…

– Да что с ним разговаривать?

– Все ясно.

– Товарищи, – поднялся председатель, – прошу внимания. Здесь нужно смотреть в корень. Причиной поступка явилось пьянство, в котором повар Гусяткин был неоднократно замечен. Поэтому предлагаю ходатайствовать перед отделом внутренних дел о направлении его на принудительное лечение от алкоголизма. Кто за? Прошу голосовать…

ПОГОНЯ

Приближалась станция. Когда поезд начал замедлять ход, Корж спустился на подножку. Рывок – и он, сжавшись в клубок, покатился под откос. Поезд прошумел мимо и скрылся. Падая, Корж стукнулся головой о большую ветку, и теперь медленно приходил в себя. Вдруг вспомнил все, рванулся, чтобы встать, но в глазах потемнело, и он снова опустился на землю. Через минуту медленно поднялся, пошатываясь, подошел к ближайшему дереву и прислонился. Затем сбросил пиджак, оторвал рукав от рубашки, туго перевязал им голову и медленно двинулся в чащу леса. Боль стала терпимой, и Корж зашагал быстрее. Еще быстрее, еще быстрее, и вот он уже почти бежит.

«Скорее к Ваниной горке, а там вправо, по зимнику и – на вырубки», – думает Корж. Мысли лихорадочно скачут, сталкиваются и разлетаются в пустоту.

– Черт меня дернул сесть в этот поезд! Надо было прямиком через балку – и вся любовь. Неужели обойдут, неужели настигнут? Ну, нет. Шалишь, брат. Корж так легко не сдается.

Вот и Ванина горка. Корж взобрался на кручу, вгляделся и нырнул в заросли шиповника. Ободрав лицо и руки, он выбрался к зимнику.

«Только бы выиграть время, – думал он, – двадцать, тридцать минут могут решить исход дела».

Вид у него был жалкий: разорванная одежда, кровоточащие ссадины на лице и руках, забинтованная голова. Стиснув зубы, размазывая пот с кровью по лицу, Корж вытащил нож и двинулся к вырубкам. Яркий солнечный свет бросился в глаза. Вот он, золотой каньон, вот она, земля обетованная! Душа ликовала: успел-таки, опередил. И Корж прохрипел:

– Не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в море полуденном.

Грибов было действительно несметное количество. Через полчаса мешки были набиты отборными опятами.

На вырубках показались пассажиры с грибного поезда. По изможденному, но гордому лицу Коржа сползала слеза счастья.

Геннадий Семенов

Работал на Пермском моторостроительном заводе имени Свердлова токарем, мастером, редактором «Спутника Крокодила», единственного в стране заводского многотиражного сатирического журнала.

ПОБОЯЛИСЬ

Кладовщик Петров Пахом

Воровством построил дом.

И Петрова обсуждали,

На месткоме «правили».

Ох, ругали! Строгий дали!

– Ну, а дом-то отобрали?

– Нет, ему оставили:

Побоялись, что Пахом

Будет красть на новый дом.

РАЗНАРЯДКА

Осла учили ремеслу.

А ремесло зачем ослу?

Таскал бы ящики, кули…

Но вот, иначе не могли.

Учили…

Такую разнарядку получили.

Виктор Богданович

Работал буровым мастером в геологоразведке, худруком в районном Доме культуры, артистом разговорного жанра на эстраде, журналистом. В настоящее время – режиссер Свердловской студии телевидения. Выступал с рассказами в нескольких коллективных юмористических сборниках.

ТАКОЙ Я ХОРОШИЙ

Значит, так. Едва я появился на работе, меня тут же отвел в сторону приятель, но уже исполняющий обязанности.

– Слушай, старичок. Сегодня заседание тарификационной комиссии… Учти сразу: первой категории тебе не видать. Знаю точно: это решено. Так что предупреждаю: на рожон не полезу, тут я – пас. Нет, «против» я не буду, но – «воздержусь». Сам понимаешь – зачем против ветра… Но я к тебе по-прежнему!.. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

Потом меня вызвал старший.

– Вот что, друг-приятель… Сколько мы с тобой вместе трудимся?

– Да лет десять без малого.

– Вот именно. Без малого. Десять. Ты знаешь мое к тебе отношение. Знаешь? Или нет?

– Знаю.

– Какое?

– Ну, нормальное. Хорошее.

– Вот. Хорошее. И все это знают. Сразу начнутся попреки: лучший заказ – любимцу!.. Короче, чтоб никто ничего – сделай ты эту копеечную работу, от которой все отказываются… Лады! Именно потому, что ты знаешь, как я к тебе отношусь!

А тут предместкома навстречу. Мы его месяц назад выбрали. До этого в отделе вместе работали.

– Здорово! – говорит. – Тебя-то мне и надо! Слушай, путевка тебе никак не получается… В принципе она есть. Но все же знают, что мы с тобой приятели. Пойдут разговоры… Слушай, давай в другой раз, а? Только без обид! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

В буфете наша поилица-кормилица подсунула мне вчерашние бутерброды и шепнула:

– Будь другом, доешь!.. Свежие будут позже, а эти куда?.. Других мне просить неудобно, а ты – свой.

Едва я вошел в наш горластый двор, как невидимый наблюдатель завопил:

– Внимание! На горизонте дядя Гена из тридцать второй! Он добрый, не обидится!.. Давай!!

И с козырька подъезда на меня рухнула снежная лавина…

Мокрый, злой и молчаливый, я поднялся на лестничную площадку. И тут под дружный смех хозяев из соседней квартиры выкатился метровый породистый щенок и играючи спустил с меня брюки. Соседи мило охнули, принесли искренние извинения и заверили меня в своей глубочайшей лояльности.

Вечером зашли стародавние приятели. Много интеллигентно шутили, выпили припасенный ко дню рождения коньяк «Ереван», заняли на неопределенный срок четвертную и отбыли за полночь, предварительно констатировав, что они, как всегда, меня уважают.

Утром явилась жена и с порога заявила, что она никого никогда не любила так, как меня, и уже не будет любить. И что именно поэтому только я смогу ее понять. В общем, Сеня Перчаткин может просто погибнуть, и, чтобы его спасти, она из высокой любви ко мне уходит к Сене. И она ушла.

Удивительно хладнокровно собираюсь на работу, иду на остановку. Голова ясная. Ноги пружинят. Во всем теле гулкая пустота и свежесть.

«Все. Хватит. Долой мягкотелость и прекраснодушие. Перехожу к действиям. Прежде всего… Вот сейчас возьму и влезу в автобус без очереди!..»

Я решительно шагнул к двери… Но… тут пришлось подсадить бабушку слева. Потом уступить женщине с зонтиком. Затем девушке с глазами… Дама с усами вытеснила меня сама. Последним ввинтился в пробку обладатель пыжиковой шапки с акцентом и насморком. Двери натужно сомкнули челюсти, и автобус, переваливаясь, словно утка на сносях, осторожно покатился.

А из кабины водителя, будто персонально для меня, транзистор дорывал в клочья страсти голосом Софии Ротару. «Начни сначала!.. Начни с нуля!..»

Геннадий Кобуч

Под таким псевдонимом скрывается монтажник-высотник треста «Уралэлеваторстрой» Геннадий Пономарчук. Живет в поселке Заречном Белоярского района Свердловской области. Первые юмористические рассказы опубликовал в журнале «Урал».

В ОГНЕ – СГОРИШЬ

Перед тем, как начать зачищать стык нержавеющей трубы, я перегнулся через витраж, чтобы выбросить окурок. И вдруг увидел внизу человека. Его лицо было трудно разглядеть. Но по крадущейся походке, по тому, как вертел он головой по сторонам, я безошибочно догадался, что это – инженер по технике безопасности.

В сердце заныло:

– Опять недоэкономили фонд зарплаты. Разряды будут снимать.

И стал я лихорадочно готовиться…

Когда он подошел, я был полностью экипирован и имел вид космонавта. На голове каска, на глазах очки. Рот с носом мне закрывал респиратор, так что летящая искра уже не могла принести в будущем врачам беспокойство. А негнущаяся брезентовая роба, резиновые сапоги и перчатки спасали меня от тока.

И хотя я стоял на стремянке на высоте всего одного метра – все равно карабин монтажного пояса был надежно прицеплен к балке.

Инженер внимательно осмотрел стремянку. (Со мной все было в порядке.) Пальцем пощупал резинки, прибитые снизу на ее концах. Да, это были диэлектрические резинки, а не подметки от бабушкиных башмаков. Вздохнул и с надеждой в голосе спросил:

– А удостоверение у тебя есть?

– Есть, – и показал ему удостоверение.

– Это общее. А специальное, на допуск работы со шлифмашинкой?

Было у меня и специальное удостоверение.

С женщиной – инженером по эстетике – я справился играючи. Увидев, что защитный кожух шлифмашинки окрашен в красный цвет, она спросила:

– Помогает?

– Очень, – сказал я. – Как гляну на него, так и стоит перед глазами вымпел лучшего по профессии, за который борюсь.

Удовлетворенно кивнув головой, она ушла. А я полез за папиросами.

– Можно?

– Пожалуйста, – протянул я пачку мужчине-социологу.

– Ну как жизнь? – спросил он.

– Ничего, – ответил я.

– Сынишка хулиганит поди? Во дворе стекла бьет?

– Ну что вы. Отличник он у меня. А что с синяками ходит, так это он в школьной дружине состоит. Курильщиков ловит. Достается парню.

Социолог чиркнул спичкой. Прикурил потухшую папиросу.

– Ну, а гости вчера, в воскресенье, были?

– Были, – говорю.

– И много выпили?

– Два самовара чая.

– Водочки лучше бы, – заметил он.

– Правда, – подтвердил я. – Только вы мою жену не знаете!

Мы пожали друг другу руки и расстались друзьями.

Работа так и заиграла в моих руках, как солнечный зайчик на стене: весело и радостно. Фаски из-под машинки выскакивали чистенькими и исключительно круглыми.

Осталось каких-то полчаса до конца смены, как вдруг залетел пожарник.

– Свою сбрую ты можешь скидывать, – разрешил он. – Ответственности я за тебя не несу. Даже, если ты будешь гореть синим пламенем. А вот за здание…

И он потребовал у меня разрешение на производство огневых работ. Я протянул ему бумагу. Но стихия тем и коварна, что не ожидаешь, с какой стороны ждать опасность.

– Противопожарной жидкостью пропитал? – спросил он.

Ну откуда я мог предполагать, что бетонный пол, на котором мы стояли, в пожарных инструкциях прямо-таки любимое блюдо для огня?

Пожарник что-то записал в свою книжечку и ушел. Я понял, что разряд мой на этот месяц снизят наверняка. В воде не утонешь, в огне – сгоришь.