Текст книги "Дмитрий Ульянов"

Автор книги: Борис Яроцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

ОПЫТ КОНСПИРАТОРА

Ульянов снимал квартиру в доме Мельникова по Рукавишниковской улице. Это были две маленькие уютные комнатки со старинной потрескавшейся мебелью. Окна выходили на восток. И рано утром солнце будило жильцов. Раньше всех просыпался Мельников, хозяин дома. Он возился в крохотном садике, ухаживал за цветами. Вскоре к этому занятию он пристрастил и Дмитрия Ильича. По утрам хозяин и квартирант, тихо переговариваясь, поили отдохнувшую за ночь зелень. К восьми часам отправлялись на службу: Дмитрий Ильич – в управу, Харлампий Дмитриевич – в нотариальную контору. Но сегодня вопреки правилу квартирант остался дома.

– Товарищи настоятельно зовут в Симферополь, – ответил он коротко на вопрос жены.

Антонина Ивановна понимала: если Дмитрия Ильича зовут, значит, он там очень нужен.

Вечером, когда хозяин возвратился из нотариальной конторы, Дмитрий Ильич сообщил, что едет по делам в Симферополь. Харлампий Дмитриевич попросил зайти к симферопольскому адвокату и передать оставленные им дарственные.

Дмитрий Ильич ночным поездом отбыл в Симферополь. Наутро, тщательно выбритый, в отутюженном костюме, он зашел к адвокату, передал ему документы от Харлампия Дмитриевича и заодно проверил, нет ли слежки. Потом направился на Бахчеевскую улицу, где жил Гордиенко, кум Багликова. Здесь он и встретился с Тимофеем Гавриловичем. Когда они остались в комнате одни, Багликов сразу же заговорил о главном. Оказывается, подпольщики, пытаясь выявить провокатора, сами попались на удочку охранки. Медведеву, одному из испытаннейших товарищей, пришлось покинуть город. Ошибка, допущенная при разоблачении провокатора, могла стоить ему в лучшем случае каторги.

Дмитрий Ильич внимательно слушал Багликова, по ходу разговора уточняя детали, старался представить себе, как было дело.

Багликов присмотрел на окраине Симферополя пустую дачу, затем нашел покупателя, какого-то московского коммерсанта, и указал ему адрес дачи. Подозреваемому в провокаторстве Иорданскому через Медведева сообщили приметы коммерсанта и приказ руководителя подполья: в седьмом часу вечера быть с велосипедом у дороги возле дачи. К нему подойдет человек (для Иорданского – связной ЦК) и спросит: «Чья это дача?» Иорданский должен ответить: «Кажется, Сагинбекова». После этого неизвестный должен передать ему пакет. Иорданский вручит его Медведеву за городом в каменоломне.

Как и следовало ожидать, коммерсант не обратил на велосипедиста ни малейшего внимания. Он обошел дачу, сел в пролетку и возвратился в гостиницу. На следующий день Багликову стало известно, что в номере коммерсанта полиция произвела обыск. Итак, провокатор себя разоблачил. Теперь Медведеву предстояло допросить его и ликвидировать. Иорданский появился в назначенном месте. Медведев предложил ему войти в каменоломню, но тот, почувствовав опасность, быстро побежал к дороге. Медведев выстрелил ему вдогонку, но промахнулся. Иорданский больше не появился…

Рассказ Тимофея Гавриловича произвел на Дмитрия Ильича двойственное впечатление. Хорошо, что подпольщики сумели выявить провокатора. Но теперь вся партийная организация поставлена под удар. Ведь Иорданский не раз встречался с Медведевым и через него был связан с Багликовым. Многого Иорданский знать не мог, но тем не менее провокатора следовало уничтожить. Он мог появиться где-нибудь в Харькове или Ростове и попытаться вновь проникнуть в большевистское подполье.

Дмитрий Ильич решил немедленно поменять явки и обеспечить безопасность Медведева. Имелась возможность отправить его за границу. Для этого нужно было рублей триста.

Багликов также сообщил Дмитрию Ильичу, что с ним хочет увидеться матрос-большевик из Севастополя Иван Лозинский. Он уже здесь. Договорились встретиться вечером на этой же явочной квартире.

От Багликова Дмитрий Ильич направился к Дзевановскому, Антон Андреевич был дома, принял гостя радушно, сразу же повел на кухню, усадил за стол. Дмитрий Ильич выложил причину прихода: срочно нужны заимообразно деньги, хотя бы тысячи полторы. Такой суммы в доме не оказалось. Антон Андреевич попросил день-два подождать.

Но дело очень спешное, нужно помочь товарищу именно сегодня – и ни днем позже.

Дзевановский расспрашивать не стал, велел обедать одному, а сам стал быстро собираться: Симферопольский коммерческий банк закрывался рано.

Поздно вечером Дмитрий Ильич снова наведался к Гордиенко, где его уже поджидал Тимофей Гаврилович. Посреди комнаты, подвешенная к потолку, неровно горела керосиновая лампа. В углу под образами теплилась лампадка. И душистый запах масла ощущался во всей квартире.

– А я не с пустыми руками, – при этих словах Дмитрий Ильич выложил на стол пачку ассигнаций. Это были обещанные полторы тысячи для Медведева. Вместе с деньгами он передал зашифрованное рекомендательное письмо в Париж, в местечко Лонжюмо. Багликов пообещал, что через неделю Медведев будет в Стамбуле [28]28
  Медведев на контрабандистской шхуне пытался добраться до Стамбула. Но в Стамбул шхуна не дошла, и след Медведева потерялся. По рассказам А. И. Нещеретовой, Д. И. Ульянову в 1919 году удалось разыскать семью Медведева и оказать ей материальную помощь. – Прим. автора.


[Закрыть].

Под окном послышались чьи-то торопливые шаги. Вошел Лозинский. На нем была серая вышитая полотняная рубашка, шаровары, сапоги. В этой одежде он похож был на извозчика. Дмитрий Ильич крепко пожал ему руку.

Лозинский рассказал, что на кораблях Черноморского флота идет деятельная подготовка к вооруженному восстанию. Время выступления – весна 1912 года. На этом сроке настаивают меньшевики и эсеры. И так как их большинство, они намереваются руководство будущим восстанием взять в свои руки. Лозинский хотел знать на этот счет мнение большевистского ЦК и лично товарища Ленина – как действовать в этих условиях большевикам Севастополя. Матрос изложил план восстания. Революционные моряки захватывают основные корабли флота – броненосцы и крейсеры – и, опираясь на них, – средние и мелкие корабли. Затем присоединяют к восставшей эскадре флотские экипажи на берегу, солдат крепостной артиллерии и рабочих городских предприятий. Лозинский высказал уверенность, что к началу восстания на флоте в России сложится революционная ситуация, восставших поддержит крымский пролетариат, а затем и вся страна. Эсеры и меньшевики предлагали ограничить размеры восстания Крымом и в случае успеха потребовать от царского правительства политических уступок.

Сообщение Лозинского ошеломило Дмитрия Ильича. Он обещал как можно быстрее поставить в известность Ленина. Дмитрий Ильич попросил большевиков Севастополя проявить максимум осторожности и бдительности: не исключена крупная провокация.

В последних числах сентября 1911 года из Евпатории возвратился Хмелько, куда он ездил по заданию Дмитрия Ильича. Хмелько доложил обстановку. У евпаторийских товарищей дела шли неважно. Меньшевики, по существу, свернули подпольную работу. Новые ленинские работы к ним не доходят. И Хмелько сделал все, чтобы впредь большевистские издания попадали в нужные руки. Была подобрана явочная квартира для хранения литературы. Адрес ее знали только большевики. И все же некоторые товарищи хотя и понимали, что у них с меньшевиками объединение чисто формальное, но тем не менее наивно считали их своими единомышленниками.

Дмитрий Ильич слушал Хмелько, а из головы не шла мысль о том, что меньшевики – сущий клад для царской охранки. Как-то Владимир Ильич говорил ему, что враг менее опасен, если ты знаешь, откуда он сможет нанести удар. Таким врагом была охранка. Но люди, называющие себя друзьями и наносящие неожиданные удары, страшны вдвойне. Именно такими «друзьями» и были меньшевики. Идя на всякие уловки, они перехватывали и уничтожали большевистскую литературу, нарушая конспирацию, ставили под удар большевистских связных.

Всеми силами меньшевики старались воспрепятствовать встрече Хмелько с евпаторийскими большевиками. Тем не менее Хмелько удалось увидеть товарищей и обсудить задачи на ближайший период. Теперь с этой же целью ему предстояло ехать в Керчь. И поедет он не налегке, повезет новые партийные издания, тем более что Дед [29]29
  Дед– кличка Егора Афанасьевича Афанасьева, руководителя керченских большевиков. – Прим. автора.


[Закрыть]его предупредил: «Без посылки не появляйся».

Москва телеграфировала: посылка направлена в Симферополь. Сколько усилий затратили Дмитрий Ильич, симферопольские и московские товарищи, чтобы мало-мальски наладить доставку партийной литературы на полуостров. Особенно они были благодарны Софье Николаевне Смидович. Она поддерживала связь непосредственно с Лениным. Через нее Дмитрий Ильич информировал большевистский ЦК о предстоящем вооруженном восстании на Черноморском флоте. Но туда уже поступали сведения о готовящемся восстании и из других источников. Налицо был факт, имевший важное политическое значение. Армия, как и в 1905 году, опять революционизировалась. Но настораживало и тревожило другое: во главе революционных матросов стремились стать меньшевистские и эсеровские лидеры. Именно они торопили с вооруженным выступлением. Зачем? Какие преследовали цели?

Этих лидеров надо было разоблачить, разъяснить матросам и солдатам, что «преждевременные попытки восстания были бы архинеразумны» [30]30
  В. И. Ленин.Полн. собр. соч., т. 21, с. 345.


[Закрыть]. Только почти год спустя, когда о трагедии на Черноморском флоте уже знал весь мир, Владимир Ильич в статье «Революционный подъем», опубликованной в газете «Социал-демократ», открыто заявил: «Мы, с своей стороны, заметим, что получили относительно матросов точные сведения с мест… Охранка явно «работает» провокаторски» [31]31
  В. И. Ленин.Полн. собр. соч., т. 21, с. 345.


[Закрыть].

По указанию Ленина, Софья Николаевна Смидович активизировала доставку большевистских газет и брошюр на Крымский полуостров. Большинство посылок транзитом шло в Севастополь, но, как потом оказалось, далеко не все попадали по назначению. Большая посылка с новейшей партийной литературой пришла в Феодосию. Теперь было с чем ехать в гости к Деду. Хмелько нанял подводу у старого украинца-переселенца. Целый день в сумрачном прохладном сарае стругал бортовые доски, сделал их пустотелыми, заложил в них брошюры и книги, замазал, заклеил, перепачкал навозом. И подвода стала как подвода, ничем не отличалась от других. Переселенец долго смотрел на чудаковатого подрядчика и никак не мог взять в толк, почему старые доски ему не подошли.

Хмелько собирался выехать на рассвете, чтобы к ночи добраться на место. Но, как часто бывает, случилось непредвиденное. Поздно вечером пришел к нему Дмитрий Ильич, обрадованно сообщил, что он получил официальное разрешение выехать в Керчь по делам Пироговского общества. Представлялась новая возможность встретиться с рабочими.

Приглашение Пироговского общества выступить перед керченскими рабочими поступило по почте, и полицмейстер Попов снял с него копию. Дмитрию Ильичу при встрече не преминул сказать, что подобные лекции могут повредить деловой и общественной репутации доктора Ульянова. Внешне Дмитрий Ильич был спокоен, а в душе все кипело: демонстративная слежка выводила из равновесия, лишала покоя.

Но вот он в Керчи. Из барака, где проживали рабочие, вынесли скамейки. Под желтеющим тополем поставили стол. Многие уселись на кирпичах, камнях или просто на земле. Дмитрий Ильич рассказал собравшимся о причинах заболевания туберкулезом, а после, распрощавшись с устроителями встречи, заглянул в кофейное заведение Фукса, где его поджидал Дед. Он был довольно молод, по крайней мере, моложе Дмитрия Ильича. В свое время ему пришлось покинуть Петербург: за участие в забастовках его занесли в «черные списки», и он по совету товарищей переселился в Таврию. Егор Афанасьевич был болен туберкулезом в тяжелой форме. Дмитрий Ильич дал ему адрес знакомого ялтинского врача и посоветовал с лечением не мешкать.

В корчме было душно, как в парилке, и они вышли на свежий воздух. Мерцали звезды. С низины тянуло сыростью. Дед повел Дмитрия Ильича каким-то темным безлюдным переулком навстречу портовым огням, по дороге рассказывал о подготовке партийного собрания. Предстоит обсудить отношение к меньшевикам. Принятая резолюция будет выслана в Симферополь. Дед просил предупредить кого следует, чтобы резолюция попала к товарищу Ленину. А еще Дед сообщил, что рабочие завода Бухштаба готовят мощную забастовку.

Незаметно вышли к морю. Пора было расходиться. Здесь их могли увидеть полицейские.

Дмитрий Ильич расставался с Дедом как со старым другом, на прощанье еще раз напомнил, чтобы в Ялту он заглянул обязательно.

Поездка в Керчь многое дала Дмитрию Ильичу и прежде всего вселила уверенность, что рабочий класс, несмотря на репрессии, снова организован и серьезно готовится к новой революции. Теперь попасть бы в Севастополь, поговорить с революционно настроенными моряками. А их, судя по сведениям, было уже немало. За два года активной агитационной работы большевикам Ивану Лозинскому, Якову Гаврилову, Александру Веенко удалось сколотить ударные группы на кораблях «Иоанн Златоуст», «Синоп», «Три святителя», «Евстафий», «Пантелеймон», «Кагул», «Память Меркурия». Но в Севастополь можно было попасть только по специальному пропуску. Такой пропуск Дмитрию Ильичу не выдали.

Осенью 1911 года под видом координации действий лидеры меньшевиков и эсеров пригласили представителей большевистских групп на переговоры.

Для обсуждения этого предложения в Карантинной балке собрались Иван Лозинский, Яков Волик, Александр Веенко и Яков Гаврилов. Они понимали, что меньшевики и эсеры предложат ни много ни мало свое безраздельное руководство восстанием. А если восстание даст осечку, вину свалят на большевиков. Разве в седьмом году было не так? И тем не менее отмахиваться от переговоров не стоило. Можно пойти на компромисс по некоторым тактическим вопросам. Что же касается руководства, то им, большевикам, позиция ясна: восстанием должны руководить большевики.

Вскоре Яков Волик встретился с доктором Бирулей. Воркующий тон и обворожительная улыбка одного из авторитетных руководителей севастопольской эсеровской организации обманули неопытного матроса. Бируля рассказал гостю о своей партии, о ее особом отношении к крестьянству. И Яков Волик, сам бывший крестьянин Полтавской губернии, был до глубины души тронут словами Бирули.

Бируля пообещал матросам материальную помощь и попросил Волика, чтобы тот ему докладывал, как идет подготовка к восстанию.

Уже давно для моряков и солдат береговой службы не было тайной, что скоро Черноморский флот выступит с оружием в руках. Но если большевики строго выполняли все условия конспирации, то руководители местных меньшевистских и эсеровских организаций говорили об этом на своих собраниях во всеуслышание.

Слухи о восстании распространились по городу и по всему Крыму. Для революционеров дело принимало нежелательный оборот. Печальней всего было то, что практическая подготовка к вооруженному выступлению только начиналась. Боевые группы не знали своих конкретных задач. Время выступления определялось ориентировочно. Связь между боевыми группами кораблей отсутствовала.

И Лозинский садится за шифрованное письмо Ульянову. Он объясняет обстановку, которая к октябрю 1911 года сложилась на Черноморском флоте.

А МЫСЛИ В СЕВАСТОПОЛЕ…

Поездки по Феодосийскому уезду, а также по городам Таврии, включение все большего числа большевистских групп Крыма в орбиту подготовки вооруженного восстания на флоте оказали благотворное влияние на работу всего революционного подполья. К тому же Дмитрий Ильич попутно смог собрать обстоятельный материал медицинского характера.

Конечно, научно-медицинская деятельность не могла быть только прикрытием нелегальной партийной работы. И к своим обязанностям Дмитрий Ильич относился самым серьезным образом. Это был подвижнический труд ученого. Например, сбор данных о холере в одной только Кишлавской волости занял более месяца. Земству вначале была известна лишь общая цифра: в селе Кишлав в 1910 году от холеры умерло 49 человек. Село маленькое – около шестидесяти дворов. В каждом втором дворе покойник. Среди умерших много детей. Эпидемия коснулась в основном бедняков, прежде всего сезонных сельскохозяйственных рабочих. Во время эпидемии несколько семей из села Кишлав вернулись на родину, вернулись без предварительного карантина и тем самым создали угрозу заражения северных областей.

Подобную картину Дмитрий Ильич встречал и в Поволжье, когда исследовал эпидемию холеры в Симбирской губернии.

Разные уголки России, а порядки одни. И собственно, дело здесь не в специфических местных условиях, а в социальной системе. Бедность, голодная и полуголодная жизнь большей части населения – вот причина возникновения эпидемий.

Во «Врачебно-санитарной хронике Таврической губернии» за ноябрь 1911 года в рубрике «Сведения о заразных болезнях и состоянии врачебно-санитарного дела в Таврической губернии» Дмитрий Ильич приводит данные о том, что в Феодосийском уезде только за прошлый год почти каждый второй (из 633 заболевших) умер от холеры. Привлеченные для борьбы с этой болезнью 5 врачей, 12 фельдшеров и 6 студентов-медиков, по существу, ничего сделать не могли. Эпидемия обошлась земству более чем в 19 тысяч рублей.

Подобную статистику по другим уездам собрал и Дзевановский. Когда друзья сопоставили данные, Антон Андреевич согласился с Дмитрием Ильичом только в одном: для улучшения народного здравия нужны радикальные меры.

После многократных визитов в Симферополь Дмитрий Ильич добился наконец выделения средств на ремонт старого водопровода. Было дано объявление о найме людей на землекопные работы. С потеплением улицы Феодосии покрылись кучами камня и глины.

Дмитрий Ильич объезжал волости Феодосийского уезда, знакомился с медицинскими работниками, продолжал собирать статистический материал. К марту 1912 года сведения по медицинскому обслуживанию населения были обработаны и представлены для обсуждения.

10 марта 1912 года состоялось заседание земской управы. Дмитрий Ильич говорил два часа, и никто не прерывал его. Когда он закончил, раздались аплодисменты. Так местная демократическая интеллигенция выразила свою признательность санитарному врачу, который за год сделал то, чего иные его коллеги не смогли сделать за десять.

Доклад Дмитрия Ильича не появился в печати, но его широко обсуждала крымская общественность. Пироговское общество единодушно выдвинуло кандидатуру санитарного врача Феодосийского уезда на II Всероссийский съезд бактериологов и эпидемиологов.

Перед отъездом в Москву Дмитрий Ильич встретился с Багликовым. И тот ему рассказал, что уже получил третий запрос от Лозинского. Лозинский тревожится, почему он, Багликов, молчит, дошло ли его шифрованное письмо до Ульянова. Но никакого шифрованного письма, адресованного Ульянову, Багликов не получал. Может, связной перехвачен охранкой? Может, его убили, как Лохвицкого, руководителя профсоюза симферопольских обувщиков. Связной из Севастополя не мог затеряться бесследно.

Дмитрий Ильич все чаще сопоставлял факты последнего времени. Провокатор Иорданский… Теперь исчезновение связного… А что, если «большевистское око» заиметь в охранном отделении? Такую идею он уже однажды высказал Багликову. Конечно, это дело чрезвычайно трудное – внедрить в охранку своего человека. Но игра стоила свеч. И нужно было ее начинать осторожно и расчетливо.

В марте 1912 года, в дни работы II Всероссийского съезда бактериологов и эпидемиологов, Дмитрий Ильич решил зайти к Софье Николаевне Смидович. Она жила на Рыбинской улице, около завода Динг. К счастью, Софья Николаевна оказалась дома и сразу принялась угощать гостя деликатесами собственного приготовления, а попутно рассказывать о делах Московского комитета РСДРП. После повальных арестов комитет фактически пришлось создавать заново.

Но были и радостные известия. Софья Николаевна сообщила, что готовится издание ежедневной легальной большевистской газеты. Есть уже решение ЦК. Организацией издания руководит Ленин. В качестве издателя партия назначила H. Г. Полетаева, опытного организатора, депутата III Государственной думы от рабочих Петербурга. Деньги добыли. Теперь нужны корреспонденты, актив, чтобы газета пробилась в пролетарскую массу.

Все последующие дни в Москве Дмитрий Ильич находился под впечатлением полученных известий. Он представлял, как этой вести о будущей большевистской газете обрадуются Хмелько, Багликов, Афанасьев, Лозинский – все крымские товарищи, с которыми он связал свою судьбу.

Возвращаясь из Москвы, Дмитрий Ильич остановился в Симферополе, встретился с Багликовым. Тот сообщил, что в Симферополе пока тихо, в Севастополе тоже. С особой гордостью Багликов рассказал, как удалось выполнить «особое поручение» Дмитрия Ильича. Помогло благоприятное стечение обстоятельств. На запрос Департамента полиции дирекция аэропланного завода «Анатра» рекомендовала для службы в качестве осведомителя своего «образцового» конторского служащего. Это был Афанасий Семенович Мочалов, член РСДРП с 1898 года, большевик, один из опытнейших подпольщиков Симферопольской партийной группы.

Мочалов понравился Дмитрию Ильичу. Сдержанный. Рассудительный. Немногословный. А главное, убежденный в правоте дела, которому служит и за которое готов пожертвовать собственной жизнью. Дмитрий Ильич разъяснил ему характер будущей работы, работы трудной, но исключительно ценной для партии. Основная задача его – разоблачать провокаторов, предупреждать подпольщиков о грозящей опасности.

К этому времени «институт» провокаторства Департамента полиции действовал по всей России. Шпики и осведомители наводнили города и села. На сыскную службу царское правительство денег не жалело.

Некто Крылов, называвший себя большевиком, в ночь с 7 на 8 мая 1912 года выдал в Саратове Марию Ильиничну Ульянову [32]32
  Только после 1934 года советским органам удалось разоблачить Крылова как платного полицейского агента. Провокатор понес заслуженное наказание. – Прим автора.


[Закрыть]. Вместе с ней были арестованы Анна Ильинична, прибывшая из-за границы, и Марк Тимофеевич Елизаров.

Мария Александровна сообщила об этом в Феодосию. Дмитрий Ильич, обменявшись с матерью телеграммами, просит Саратовское губернское управление передать младшей сестре письмо следующего содержания:

«Дорогая Маня!

На днях получили от мамы известие о твоем и Анином аресте, запросили телеграммой ее, не нужен лп приезд Тони, ответила, что пока не надо, так как Аню обещали скоро освободить. Где ты там содержишься, в отдельной камере или в общей, и как чувствуешь себя, здорова ли и каковы условия питания? Пиши, пожалуйста…

Крепко целую тебя и желаю от души бодрости и здоровья.

Твой Дм. Ульянов».

За неимением улик Анну Ильиничну вскоре выпустили. Об этом Дмитрию Ильичу стало известно из ее письма.

В середине июня 1912 года царским ищейкам удалось раскрыть подпольную организацию на Черноморском флоте. Начались повальные аресты.

В первых числах июля в Севастополь прибыл морской министр Григорович. Царь поручил ему возглавить коллегию военно-полевого суда. Григорович провел совещание с офицерами контрразведки, поставил перед ними задачу – с пристрастием допросить руководителей восстания и проследить их связь с подпольными организациями России. От их усердия контрразведчиков, как он считал, зависело спокойствие на флоте.

Началось следствие. В переполненной тюрьме и день и ночь работала комиссия коллегии военно-полевого суда.

Матроса Ивана Лозинского допрашивал капитан Путинцев. Откуда-то он узнал, что Лозинский вел переписку с большевистским центром. Об этом еще до ареста матрос говорил своим товарищам, не скрывая того факта, что вооруженное выступление готовы поддержать моряки Балтики, рабочие Одессы и Риги. Путинцеву также было известно, что Лозинский несколько раз нелегально приезжал в Симферополь, где встречался с местными большевиками.

В Феодосию поступали противоречивые вести о масштабах провала. Но ясно было одно: руководство восстанием на Черноморском флоте полностью арестовано. О судебном процессе газеты ничего не писали – цензура запретила.

Дмитрий Ильич ждал подробностей от Багликова. Несмотря на то, что в Севастопольскую крепость въезд временно был закрыт, Багликову удалось побывать в порту и повидать подпольщиков с Морского завода.

Тимофей Гаврилович писал Дмитрию Ильичу, что не сегодня-завтра состоится суд над матросами Зелениным, Карпишеным и Силяковым. По их делу следствие уже закончено. И еще сообщал, что Иван Лозинский, арестованный вместе с основной массой моряков, передал на волю записку. Лозинский обвинял в измене эсеров. Они выдали охранке руководство восстанием после того, как большевики отказались сотрудничать с эсеровскими лидерами. В этой же записке Лозинский предупреждал, что связной, направленный к Багликову, схвачен контрразведкой и сейчас находится в тюрьме.

Невеселыми новостями Дмитрий Ильич поделился с Хмелько, и тот предложил ему на всякий случай собраться в дорогу. Из Феодосии почти каждую ночь идут контрабандистские фелюги в Стамбул. За деньги контрабандисты перевезут кого угодно. Им все равно, паломники или революционеры. Лишь бы платили…

Но Дмитрий Ильич советом товарища не воспользовался – был убежден, что матрос Лозинский его не выдаст.

По поручению Дмитрия Ильича Багликов еще раз съездил в Севастополь, надеясь организовать побег арестованным матросам, но выручить их оказалось невозможно…

Скупые сведения о событиях на флоте просочились за границу. Весть о провале восстания в Севастополе застала Владимира Ильича в Кракове. Он знал, что Дмитрий Ильич в какой-то мере причастен к подготовке вооруженного выступления.

Сейчас брат молчал. Значит, что-то случилось. А случиться могло одно… И Владимир Ильич, встревоженный печальной вестью из России, решает послать брату ободряющее письмо. Но прежде уточнить адрес, а заодно убедиться, что о Мите знают родные»

1 июля 1912 года он пишет в Саратов:

«Дорогая мамочка! Получил твое письмо с сообщением о поездке по Волге и Каме и с новым адресом. Я как раз тоже должен дать новый адрес. Из Парижа я нынешним летом забрался очень далеко – в Краков. Почти Россия! И евреи похожи на русских, и граница русская в 8 верстах (поездом от Границы часа два, от Варшавы

9 часов), бабы босоногие в пестрых платьях – совсем как Россия…

Желаю вам с Анютой хорошенько отдохнуть и прокатиться приятнее по Волге. Жары начинаются сильные. На реке, должно быть, хорошо будет.

Относительно Маняши надо надеяться – после того, что тебе сказали, – что долго ее продержать не смогут.

Привет Марку!

Пришли мне, пожалуйста, дорогая моя, адрес Мити…

Твой В. Ульянов» [33]33
  В. И. Ленин.Полн. собр. соч., т. 55, с. 328.


[Закрыть].

Процесс в Севастополе затянулся до глубокой осени. С 24 октября по 6 ноября были осуждены 143 матроса. На этом процессе давали показания 500 свидетелей, и среди них – эсеры. Суд приговорил 17 матросов к смертной казни, остальных – к каторжным работам на различные сроки.

Результаты процесса огласила газета «Запросы жизни». Снова забурлила Россия. Из канцелярии императора на имя председателя коллегии военно-полевого суда пришло распоряжение пересмотреть приговор. Опять заседали юристы, в который раз перечитывая списки обвиняемых. Приговор по делу 143-х был пересмотрен и смягчен. Но не для всех.

…В ночь на 24 ноября 1912 года приговор приводился в исполнение. Вблизи семафорил Херсонесский маяк, вырывая из темноты мокрые фигуры конвоиров и матросов. Капитан Путинцев, которому была поручена казнь, тяжело ступая по раскисшей глине, остановился перед строем. Солдат-конвоир поднял над головой фонарь. В скупом свете сверкали бусинки косого дождя.

– Слушай приговор военно-полевого суда…

Грозно полоснул залп, и девять матросов упали в наполненную водой яму. Только Лозинский остался стоять, у солдат не поднялась рука убивать руководителя севастопольского восстания. Тогда Путинцев, вырвав винтовку у стоявшего рядом конвоира, выстрелил в матроса…