Текст книги "Только вперед"
Автор книги: Борис Раевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
Глава четырнадцатая. На старт!
По праздничным шумным и ярким улицам Москвы среди других машин медленно двигался коричневый продолговатый автомобиль. Это была сильная, быстрая машина, но сейчас она шла медленно и даже велосипедисты обгоняли ее.
Ликующие толпы заполняли улицы Москвы в этот майский воскресный день. Неделю назад прогремели артиллерийские залпы и в небо взмыли тысячи разноцветных огней. Грандиозной победой советского народа кончилась война.
Но настолько велика была радость людей, так страстно долгие месяцы и годы все ждали этого дня, что ощущение небывалого праздника все еще оставалось во всем.
В коричневом автомобиле, медленно двигавшемся по московским улицам, находилось четверо людей. За рулем, уверенно положив руки на «баранку», сидел пожилой седой мужчина с длинными «казачьими» усами и массивной черной трубкой во рту. Рядом с ним – тоненькая девушка с косой. Сзади, на местах для пассажиров, – широкоплечий светловолосый молодой человек и маленькая пожилая женщина. Густая проседь в ее волосах как-то не вязалась с бодрым и даже немного лукавым взглядом. При каждом толчке молодой человек заботливо поддерживал соседку, но она с шутливой строгостью отталкивала его руку и говорила:
– Ты что, – думаешь, я старуха?
Машина направилась к ярко освещенному зданию бассейна и остановилась невдалеке от него. Подъехать к самому зданию не удалось: вдоль панели выстроился длинный ряд машин, а асфальтированная площадь перед главным входом была заполнена людьми.
Пожилой усатый мужчина, сидевший на месте шофера, посмотрел на часы и сказал, обернувшись к спутникам:
– Сорок пять минут в запасе! Может, еще кружок сделаем?
Молодой человек молча кивнул, и машина, резко повернув, умчалась, шурша шинами по асфальту. Теперь она ехала быстро. Мелькали дома, перекрестки, сады. Вскоре машина выскочила на шоссе. Шофер резко затормозил и посмотрел на молодого человека. Тот вышел из автомобиля, захлопнул дверцу и неторопливо побежал по шоссе. Машина медленно двигалась за ним по пятам. Молодой человек пробежал метров триста-четыреста, затем спокойно прошелся, снова сел в машину, и та, ловко развернувшись на шоссе, стремительно понеслась обратно.
Когда они снова подъехали к бассейну, около него стояло еще больше машин. Но коричневый автомобиль, ловко лавируя между ними, пробрался почти к самому входу. Из автомобиля первой легко вышла пожилая женщина. За ней выскочила девушка и оба мужчины. И тот и другой были высокие, плотные, у обоих на груди сверкали боевые ордена. Молодой нес в руке небольшой чемоданчик.
В подъезде собралось столько народа, что пройти, казалось, невозможно. Но перед этими четырьмя людьми сразу образовался широкий, свободный коридор.
– Леонид Кочетов! – шептались болельщики.
– Галузин!
– Ласточкина!
– Не Ласточкина, а Кочетова! – сердито поправил кто-то.
– Жена Леонида Кочетова!
Болельщики в бассейнах – это совсем особый вид болельщиков. Они разбираются во всех тонкостях плавания.
На стадионе во время футбольного матча или в цирке, на соревнованиях по боксу, можно иногда встретить «горе-болельщика». Он бешено аплодирует боксеру, наградившему противника градом гулких, но легковесных ударов, половина из которых к тому же прошла мимо цели.
Он кричит футболисту, ведущему мяч: «Молодец! Двоих обвел! Троих!» Ему и невдомек, что этого футболиста хвалить вовсе не за что. Наоборот – игроку давно следовало передать мяч своему соседу, а он попросту зарвался, и мяч у него, конечно, отберут.
Правда, таких горе-болельщиков и на футболе, и на боксе очень немного и с каждым годом становится все меньше. Но все-таки изредка они еще встречаются.
А в бассейне вы никогда не встретите случайных людей, которые пришли просто так, поглазеть на пловцов-чемпионов. Болельщики-пловцы знают все. И знают досконально.
Любой из них без запинки сообщит не только все результаты, показанные его любимцем за последние десять лет на всех дистанциях с точностью до десятой доли секунды. Болельщик знает объем грудной клетки пловца и где он проводит лыжные прогулки, и даже какие папиросы курит его тренер.
Болельщики-пловцы похожи на болельщиков-шахматистов: ни тех, ни других не проведешь мнимой эффектностью. Они проникают в самую суть дела и болеют по-настоящему, от всей души, и притом с полным пониманием всех приемов. Они умеют оценить скромный, но мудрый и тонкий ход шахматиста, незаметную для непосвященного четкую технику пловца.
Болельщики давно оценили мастерство Кочетова. И сейчас, в подъезде, они с уважением уступали ему дорогу.
Клавдия Тимофеевна, а за нею Кочетов, Аня и Галузин вошли в здание бассейна. Они прошли мимо судей и пловцов, на ходу здороваясь со всеми, и, не заходя в приготовленную для Леонида кабинку, направились к трибунам.
В воде в этот момент никого не было: как раз кончился очередной заплыв. Зрители шумели, смеялись, переговаривались, оживленно обсуждая только что прошедшую схватку.
Кочетов, Аня и Галузин, провожаемые многочисленными взглядами зрителей, заботливо усадили Клавдию Тимофеевну в первом ряду, возле высокого, худощавого человека с наголо обритой головой. При их приближении он встал и приветливо шагнул навстречу, протягивая руку, на которой не хватало двух пальцев.
Рядом с ним сидели два мальчика лет по четырнадцати; оба высокие, длинноногие и длиннорукие, нескладные, как все подростки. Оба с изогнутыми бровями и тонкими губами, оба в одинаковых клетчатых рубашках-ковбойках. Мальчики были удивительно похожи друг на друга: и одеждой, и челками, и даже родинками на левой щеке.
– Васюк! – сказал один из них, вставая и протягивая руку лопаткой Клавдии Тимофеевне.
– Никита! – сказал другой. Он тоже встал и так же подал руку лопаткой.
– Ты бы, Николай Александрович, – улыбаясь проговорил Галузин, – хоть остриг бы, что ли, Никиту наголо, как прежде. Или заплатку на видное место нашил. А то – посмотришь – и словно пьян: в глазах двоится…
Мальчики смущенно потупились.
– Хочу поругать тебя, Николай Александрович, – продолжал Галузин. – Только вчера я узнал, что ты уже месяца три назад изволил пробежать на лыжах 30 километров и снова стал чемпионом страны. Зачем ты скрывал?
– Да я не скрывал… – улыбнулся Гаев. – А если ты жаждешь соответствующим образом отпраздновать это событие, – милости прошу! Кстати, и усы твои отметим! Кажется, они еще пышнее довоенных разрослись!
– А тебе завидно?! – Галузин шутливо погрозил ему кулаком.
– Вы, Николай Александрович, поухаживайте тут за моей тетушкой, – попросил Кочетов.
– Постараюсь!
– Да уж постарайся! – сказал Иван Сергеевич. – Учти – Клавдия Тимофеевна теперь ярая болельщица. Но в московском бассейне она первый раз. Вдруг ей здесь так понравится, так захочется искупаться, что возьмет – и прямо с трибуны прыгнет в воду!
Все улыбнулись. Клавдия Тимофеевна с любопытством осматривалась вокруг. Свет прожекторов, зеленоватая искристая вода, яркие костюмы пловцов, гул трибун – все это, видимо, нравилось ей.
– А вот возьму и в самом деле нырну! – шутливо погрозила она. – Подумаешь! Вон моей тезке – Клавдии Моргуновой – пятьдесят с гаком, а она с десятиметровки прыгает… Чем я хуже?
– Ты не хуже, ты – лучше всех! – смеясь, заявил Леонид.
– Ну, пойдем! – заторопил его Галузин.
– Я потом зайду за тобой! – улыбаясь, сказал Кочетов тетушке. – Не волнуйся.
Последних слов, наверно, не следовало говорить. Клавдия Тимофеевна вдруг изменилась в лице, словно только сейчас поняла: приближается решительная минута.
– Ты уж, Ленечка, не очень-то… – растерянно сказала она, и было неясно, что «не очень-то».
Кочетов, Галузин и Аня ушли.
Трибуны были полны народа. Среди обычных спортивных белых костюмов и ярких безрукавок тут и там сверкали военные мундиры с орденами.
Все знали – сегодня в бассейне «большой день»: Леонид Кочетов хочет побить мировой рекорд. Не так-то часто делаются попытки поставить новый мировой рекорд. Но не только поэтому гудели и волновались трибуны. Сам пловец привлекал симпатии болельщиков. Все знали его необычную судьбу, знали, с каким изумительным упорством долгие годы тренировал он свою израненную руку.
Болельщики желали ему успеха, желали страстно, как самому близкому другу. И все-таки почти все зрители в глубине души сомневались в успехе. Возможно ли побить мировой рекорд пловцу, рука которого была искалечена! Такого еще не знала история спорта!
Мировой рекорд! И притом какой! На самую трудную дистанцию-стометровку, самым трудным стилем – баттерфляем!
Болельщикам известно, как медленно улучшаются мировые рекорды на эту самую короткую дистанцию. Тысячи пловцов во всех странах штурмовали стометровку, но проходило много лет, прежде чем рекорд улучшался на одну или две десятые доли секунды. О новом мировом рекорде кричали газеты всего мира. Потом проходило еще пять, а иногда десять лет, и в таблице рекордов появлялось новое имя и новое, меньшее число секунд. С каждым годом показатели мировых рекордов становились все более высокими, и с каждым годом побить их было все труднее.
Мировой рекорд в плавании на сто метров держался долгие годы.
Не случайно три мировых рекорда на двести, четыреста и пятьсот метров баттерфляем, установленные самим же Кочетовым еще до войны, не побиты до сих пор. И хотя все лучшие пловцы Америки в военные годы, когда советские пловцы сражались на фронте, спокойно тренировались где-нибудь в тихой Калифорнии или в Техасе, – побить рекорды Кочетова им не удалось.
Не случаен шум, который подняла американская пресса, когда американец Кеттли поставил новый рекорд, проплыв сто метров баттерфляем за 1 минуту 8,2 секунды.
Все крупнейшие газеты поместили его портреты. Кеттли был снят и один, и с бабушкой, и со своей женой – «маленькой Элеонорой». Не жалея красок, расписывали репортеры, как целых девять лет тренировался Кеттли, чтобы побить рекорд.
Правда, при этом они умалчивали, что время улучшено всего на 0,1 секунды, но зато подчеркивали, что и прошлый рекорд в стометровке тоже принадлежал их соотечественнику.
«Американцы непобедимы в стометровке – самой техничной дистанции, где требуется не только грубая сила, но и ум, и тактика, и воля!» – писали американские газеты.
Один нью-йоркский профессор, специалист по спорту, выпустил даже специальную брошюру. За два дня она разошлась пятисоттысячным тиражом. Брошюра называлась «Предел». В ней приводились сложные таблицы, диаграммы и расчеты максимальной мощности человеческого сердца, легких и мускулов. Профессор доказывал, что результат Кеттли – предел человеческих возможностей.
«Этот рекорд золотыми буквами навечно вписан в таблицу мировых рекордов!»
Кеттли стал чуть ли не национальным героем Америки. Его снимали в кинофильмах; его именем назвали улицу в городе, где он родился; появилась фирма «Кеттли и K°», выпускавшая купальные костюмы; создан был даже популярный фокстрот «Порхающий Кеттли».
И вот сейчас Леонид Кочетов, несмотря на три неподвижных пальца на руке и осколок мины в теле, попытается побить рекорд Кеттли.
Это казалось почти невероятным.
Трибуны гудели. Но вдруг шум смолк, на секунду наступила тишина, и внезапно весь бассейн взорвался грохотом аплодисментов. К месту старта неторопливо подходили два высоких стройных спортсмена, оба в алых костюмах чемпионов страны, с горевшими на груди золотыми гербами Советского Союза.
Вот они, освещенные ослепительными лучами прожекторов, встали рядом на стартовые тумбочки, напряженно согнув ноги и откинув назад руки. Их мощные, молодые, загорелые тела, с продолговатыми, словно литыми мускулами на миг застыли неподвижно на белых стартовых тумбах, будто на мраморных пьедесталах. Пловцы казались отлитыми из бронзы.
Это были Леонид Кочетов и Виктор Важдаев.
Как всегда на старте, готовый к близкой, острой борьбе, Леонид был напряжен и как-то по-особому весел. Все его помыслы были направлены к одному! «Победить! Победить во что бы то ни стало!»
Трибуны гремели, не затихая ни на секунду. Зрители хлопали Кочетову, одобряя необыкновенный жизненный подвиг пловца, и стоявшему рядом – его испытанному другу Виктору Важдаеву.
Виктор и Леонид снова встретились в 1944 году. Это были первые состязания, в которых после ранения участвовал Кочетов. Важдаев тогда обогнал друга на целых три секунды. Но уже через два месяца они вновь взяли старт и пришли к финишу голова в голову. А еще через месяц Леонид снова, как встарь, опередил Виктора…
Кочетов в конце войны перебрался в Москву. Вместе с ним переехал в Москву и Галузин. Старые друзья не хотели расставаться. Иван Сергеевич стал работать в московском институте физкультуры и по-прежнему тренировал Кочетова, который преподавал в том же институте.
…Когда Леонид по телефону строго секретно сообщил Важдаеву, что хочет поставить новый мировой рекорд в стометровке, тот сразу же примчался. Вдвоем они до поздней ночи сидели в маленькой комнатке Кочетова. Друзья составляли графики заплыва, старались учесть каждую мелочь, предвидеть все возможные случайности. И хотя будущий заплыв был уже сотни раз продуман Кочетовым с Галузиным, – Виктор не успокоился, пока сам не проверил все.
Со стороны этот план казался просто мальчишеской дерзостью. График заплыва был составлен так, чтобы перекрыть мировой рекорд американца Кеттли не на 0,1, не на 0,2 и даже не на 0,5 секунды. Нет, Леонид решил обогнать американца на такой короткой дистанции сразу на 3 секунды!
Много раз потом можно было встретить в бассейне Сталинского района Москвы эту троицу: Кочетова, Галузина и Важдаева. Часто с ними приходила в бассейн и Аня. Вместе они отшлифовывали каждое движение Леонида, придирались к малейшей неточности пловца. Десятки раз проводили они пробные заплывы. Виктор, превратившись на время из пловца в тренера, и притом очень сурового и требовательного тренера, давал деловые советы другу.
За три дня до выступления Кочетов прекратил тренировки. Теперь надо хорошенько отдохнуть. Он был уверен в своих силах, и только одно обстоятельство тревожило его. Леонид привык ставить рекорды в напряженной борьбе с реальными, сильными противниками. Они плыли рядом, на соседних дорожках и так же, как и он, изо всех сил стремились быть первыми.
А теперь он поплывет один. Единственным его противником будет маленькая резвая стрелка секундомера, неумолимо отсчитывающая секунды. Хорошо, если бы рядом, на соседней дорожке плыл Кеттли! Тогда Леонид наверняка опередил бы его!
Но мистер Кеттли в час заплыва, вероятно, будет спокойно спать у себя в коттедже в жаркой Калифорнии. Ведь у американцев все наоборот: когда у нас день, у них – ночь.
«Как неудачно все сложилось!» – думал Кочетов, безостановочно меряя шагами свою маленькую комнату.
Видно, придется плыть одному. Вано Циклаури, который должен был плыть вместе с ним и упорно в течение полугода готовился к этому заплыву, как назло, вдруг за четыре дня до выступления заболел.
Вано был достойным противником, с ним пришлось бы напрячь все силы и бороться до самого финиша. Пловцы недаром говорили про настойчивого Циклаури, что он не сдается до последнего вздоха.
А теперь предстояло плыть одному.
Только однажды у Леонида мелькнула мысль: «А что, если бы рядом со мной встал на старт Виктор Важдаев?!»
Вот было бы чудесно! Виктор сильный, опытный пловец, его достижения стоят на грани мировых рекордов. Победить его – значит поставить новый рекорд!
Да, было бы чудесно, если бы рядом плыл Важдаев! Но Кочетов сразу же отогнал эту мысль. Ведь Виктор, как и он, – чемпион страны. Ему тоже дорого свое доброе имя отличного пловца. Леонид специально тренировался на побитие мирового рекорда в заплыве на сто метров и, конечно, обгонит на этой дистанции Важдаева. Какой пловец, тем более чемпион, захочет добровольно быть битым, и притом перед столькими зрителями. Нет, это невозможно!
Неожиданная болезнь Циклаури сильно обеспокоила и Галузина. Он ничего не говорил об этом Леониду, чтобы не нервировать пловца перед заплывом, но целыми днями трубка Ивана Сергеевича тяжко сопела. Он снова и снова перебирал в уме всех пловцов: кто из них может стать на старт рядом с Кочетовым и быть ему достойным соперником? Кроме Важдаева и Циклаури, Иван Сергеевич не находил подходящей кандидатуры. Одни – слабы, другие не тренированы специально на стометровку. И Галузин снова погружался в тяжелое раздумье. Иногда у него даже возникали сомнения. Вдруг он поступает неправильно? Может быть, следовало подождать первенства СССР, когда противники обязательно будут, и не один, не два, а много сильных противников?
«Нет, – твердо решил Галузин. – Откладывать нельзя. Леонид сейчас в прекрасной форме. Куй железо, пока горячо!»
Тревожилась за мужа и Аня, целыми днями теперь пропадавшая на стадионе, где она готовилась к первенству Москвы по многоборью.
Неожиданно за два дня до заплыва в квартиру Кочетова влетел возбужденный Виктор Важдаев. Не снимая пальто и шляпы, он пробежал мимо Клавдии Тимофеевны и, не здороваясь, прямо в коридоре взволнованно закричал Леониду:
– Вано заболел!
Кочетов спокойно кивнул. Это было не ново.
– А кто с тобой плывет? – спросил Виктор.
Леонид пожал плечами.
– Ах ты, свинья, свинья! – разозлился Важдаев. – Почему мне не сказал? Ведь я только сейчас случайно узнал, что у Вано в горле вскочили какие-то проклятые волдыри!
Он тут же подбежал к телефону и заявил главному судье, что будет плыть вместе с Кочетовым.
– Да, да, – сердито кричал он в трубку. – Что вы удивляетесь? Я тоже решил побить мировой рекорд!
…Все это знали болельщики. И сейчас, глядя на атлетические фигуры Леонида и Виктора, застывших на стартовых тумбочках, трибуны рукоплескали двум хорошим друзьям, двум упрямым соперникам, двум настоящим советским спортсменам.
Видя, что зрители не успокаиваются, главный судья с улыбкой что-то сказал пловцам. Те тоже улыбнулись и выпрямились. Подняв руку, главный судья водворил, наконец, тишину.
И снова напряженно, как стальные пружины, готовые вот-вот с силой распрямиться, застыли пловцы.
Сигнал!
Прыжок!
На секунду пловцы скрылись под водой, но сразу же вынырнули и вот по бассейну полетели две алые стремительные бабочки. Взмахи рук пловцов широки и сильны, движения плавны и быстры. Голова к голове подходят они к концу первой двадцатипятиметровки.
Поворот – и пловцы уже мчатся обратно. Кончена вторая двадцатипятиметровка.
В руках у судей, хронометристов и многих зрителей секундомеры. 15,3 секунды – результат Кочетова на первой двадцатипятиметровке. Ровно на одну секунду больше отняла у него вторая двадцатипятиметровка. Эту секунду в начале пути Кочетов выиграл за счет сильного прыжка со старта.
Трибуны гудят. Болельщики вскакивают с мест. Если Кочетов выдержит такой темп, мировой рекорд наверняка будет бит. Впрочем, не чувствуется, чтобы пловец намеревался сдать темп. Он все так же неутомимо летит вперед. Руки движутся точно и резко, интервалы между взмахами рук совершенно одинаковы, Иногда даже начинает невольно казаться, что не сердце, а безукоризненный мотор движет этим пловцом.
Кочетов уже на полметра обошел Виктора Важдаева. Кончается третья двадцатипятиметровка – самый трудный участок пути. Именно здесь недостаточно сильный, неопытный пловец обычно выдыхается, «садится», как говорят пловцы. Восторженный гул проходит по трибунам. Кочетов показал 17 секунд. Такая удивительная точность, выверенность каждого гребка кажется почти невероятной. Но секундомеры – весьма точные и убедительные механизмы, и все они показывают одно и то же время. Три двадцатипятиметровки пройдены, и все вместе отняли всего 48,6 секунды.
Остался последний, четвертый отрезок пути. На финише уже приготовились «принять» пловца три хронометриста и судьи.
Галузин, сидящий у воды, вскакивает с места. Его туфли стоят в луже, но он не замечает этого. Не отрываясь следит за пловцом. Рядом с ним нервно теребит платок Аня.
Одна мысль владеет всеми. Только бы не сдал темпа! Нет, пусть даже немного сдаст. Пусть пройдет последний участок за 17,5-18 секунд. Даже в этом случае мировой рекорд побит.
Но что такое? Пловец и не думает уменьшать скорость! Наоборот, движения его еще убыстряются.
И вот руки Кочетова коснулись стенки. Разом щелкнули пружинки всех секундомеров. Стремительные стрелки замерли, вместе с пловцом прекратили свой бег. За 16,5 секунды прошел Леонид последнюю двадцатипятиметровку. На полсекунды быстрее, чем предшествовавший отрезок пути! Одна минута 5,1 секунды – в такой неслыханно короткий срок закончил он всю дистанцию, больше чем на 3 секунды обогнав прославленного американца. Завтра телеграф разнесет во все концы света это известие и во всех таблицах мировых рекордов зачеркнут имя Кеттли и поставят имя советского пловца.
«Вечного» рекорда Кеттли больше не существует.
…В раздевалке Кочетова окружили ликующие болельщики. Они не хотели отпускать пловца, обнимали и поздравляли его.
– Замочу! – смеясь, кричал Леонид, отбиваясь от объятий. Но его не слушали.
Наконец, с помощью Галузина, Кочетов пробрался к своей кабинке. Она была полна цветов. Леонид переоделся и вышел в зал. Тут его ждал новый сюрприз. Как только Кочетов появился, грянули аплодисменты. К нему торжественно подошла целая делегация: впереди шли Николай Александрович, Виктор Важдаев и главный судья, который нес большой лист плотной бумаги в золотой рамке. Под овации болельщиков он передал его Кочетову.
«Таблица мировых рекордов по брассу», – прочитал Леонид наверху листа. Дальше перечислялись все четыре официальные дистанции: 100, 200, 400 и 500 метров.
В левой колонке значилось:
100 м – 1 мин. 8,2 сек. – Кеттли (США)
200 м – 1 мин. 31,6 сек. – Ванвейн (Голландия)
400 м – 5 мин. 44 сек. – Хайм (Германия)
500 м – 7 мин. 13,6 сек. – Роббин (США)
Вся эта колонка была крест-накрест перечеркнута красным карандашом, и рядом, справа, жирными большими буквами кто-то написал:
100 м – 1 мин. 5,1 сек. – Кочетов (СССР)
200 м – 2 мин. 29,8 сек. – Кочетов (СССР)
400 м – 5 мин. 38,4 сек. – Кочетов (СССР)
500 м – 7 мин. 10,6 сек. – Кочетов (СССР)
– Больше дистанций нет! – с притворным сожалением развел руками главный судья, под громкий смех и аплодисменты зрителей. – Все рекорды по брассу отныне принадлежат советским спортсменам. Ни один человек в мире теперь не смеет сказать, что он плавает лучше пловцов нашей великой Родины!
Все присутствующие снова, еще громче, захлопали в ладоши.
Но Кочетов поднял руку, призывая к тишине.
– Не согласен! – заявил он. – Не согласен я с вами, товарищ главный судья. Советские пловцы-брассисты, конечно, сильнее всех в мире. Это верно. Но ведь кроме брасса есть, например, и вольный стиль. А в нем наши пловцы – ой, как отстают! И от американцев, и от венгров, и от французов… И женщины наши тоже не блещут успехами… Надо нажимать, догонять, а не хвастать!
И еще… Зачем вы мне памятник при жизни ставите? Завоевал, мол, Кочетов все рекорды, больше дистанций нет. Теперь пусть, значит, сидит сложа руки, отдыхает да на эту вот табличку гордо поглядывает?
Рекорды бьют! Я сам бил их не раз! И мои рекорды побьют, если я не буду все время улучшать их. Вот Важдаев рассказывал – в киевском «Динамо» появился паренек – стометровку за одну минуту девять секунд проходит. Почти как достопочтенный мистер Кеттли, рекордсмен мира…
– Бывший рекордсмен! – весело закричали сразу несколько человек.
– Ну, бывший! – согласился Кочетов и улыбнулся, но сразу же лицо его опять стало серьезным. – Да разве один этот киевский паренек штурмует рекорды? Сколько у нас растет новой талантливой молодежи! В Севастополе два моряка неделю назад в честь Дня Победы повторили всесоюзные рекорды. В Минске выступала недавно девушка, совсем мало известная, плыла на спине. Быстрее чемпионки Италии закончила стометровку. В Ленинграде мой ученик, Алексей Совков, вплотную к чемпионам подошел.
Да и «старички» не дремлют. Скажу вам по секрету: Важдаев сообщил мне, что он тренируется изо всех сил – хочет побить мой мировой рекорд на четыреста метров.
Нет, друзья, мне надо держать ухо востро. Я завтра денек отдохну, а послезавтра – снова за тренировки!
– Правильно! – сказал Гаев. – Не останавливайся, Леонид. Мы, коммунисты, народ беспокойный – всегда вперед стремимся. Только вперед!
