Текст книги "Игры желтого дьявола"

Автор книги: Борис Пугачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

В холле отеля Кирилл забрал у Родика паспорт и, произведя необходимые формальности, поднялся с ним в номер. Проверив, все ли в порядке, он порекомендовал Родику отдохнуть с дороги, ознакомиться с деловой и культурной частями программы, а затем собрался уйти.

Родик, остановив его, открыл папку и, пролистав находящиеся в ней немногочисленные листочки, сообщил:

– Это я изучу перед сном. Сейчас было бы уместно где-нибудь попитаться. Кормили в самолете не очень хорошо. Если у вас есть время, то приглашаю. Оплата моя, выбор места – ваш.

– Не возражаю. Хотя для ужина еще рановато. Можем заскочить в паб. Тут рядом есть один приличный. Хорошо там не покормят, но это можно рассматривать как первое знакомство с британской культурой. Я бы даже сказал с центром этой культуры, существующим с двенадцатого века и заведенным еще Ричардом Львиное Сердце. «Паб» – это аббревиатура от public house. По-нашему – пивная или кабак. Вы пиво любите?

– С удовольствием поглощаю в больших количествах.

– Тогда вам понравится. Англия – пивная страна. Тут сотни сортов пива. Знаменитый эль, конечно.

– О пабах я наслышан. Эль, как я понимаю, это почти пиво.

– В целом – да, но есть так называемый касковый эль – это пиво со вторичной ферментизацией. Дрожжи бродят даже в желудке.

– Попробуем! Надеюсь, Рая нас поддержит.

– А что ей остается? Она не за рулем, ей и выпить не возбраняется. Составит вам компанию, особенно если пообещаем ей вечерний моцион. Да и вам будет интересно прогуляться по городу.

Оставив машину у отеля, они пешком миновали несколько однотипных кварталов и оказались около паба, именно такого, как и представлял себе Родик. Внутри паб имел скромный интерьер, с давящим низким потолком, темными стенными панелями, увешанными разноразмерными рамочками с какими-то фотографиями. Все это довершали хаотично расставленные вешалки, на которые посетители набросали разноцветную верхнюю одежду. Украшением являлось только барная стойка, горка которой пестрела огромным разнообразием бутылок с красочными этикетками, а на самом видном месте красовался необычный пивной кран с высокими ручками. Посетителей было много, но в дальнем углу просматривался пустой столик, за которым они и разместились.

– Выбор блюд здесь невелик, – поведал Кирилл. – Из рыбы – морской окунь с гороховым соусом, а из мяса – ягнятина в розмарине и валлийский ромштекс. Да, еще есть утиная грудка.

– Вполне достаточный набор, – отозвался Родик. – Что из этого типично английское?

– Все. Это традиционный для Англии набор простой пищи. В нормальных ресторанах, конечно, выбор другой, но здесь…

– Тогда я буду ягнятину, хотя не знаю, как на ее вкус повлияет розмарин.

– Мне возьми рыбу, – попросила Рая.

– Хорошо. Пойду заказывать. Пива наберу разного на пробу по полпинты. Тут есть и темное, и красное, и светлое. После пробы на чем-нибудь остановитесь. Рай, тебе не взять ли сидр?

– Нет, я выпью за компанию с Родионом Ивановичем какого-нибудь лагера.

– Подождите, Кирилл, а знаменитый английский эль здесь подают? – спросил Родик.

– Красное пиво – это эль. Хотя эль бывает разный. Тут наливают не из бутылок два типа. Тот, о котором я вам рассказывал, и ирландский. Другие эли, если вообще этот напиток вам понравится, попробуем позднее.

– Конечно, конечно. Оплата сразу нужна?

– Потом бармен все подсчитает. У вас наличные?

– Да, мы пока к другому не привыкли. Фунты я в Москве приобрел.

– Понятно. Имейте в виду, когда будете расплачиваться, что здесь чаевые давать не принято. Могут обидеться, и произойдет скандал. Максимум можете предложить бармену пинту пива.

– Хм… Странно, но усвоил.

Кирилл подошел к барной стойке, где спокойно стояли несколько человек в ожидании, когда бармен обратит на них внимание. Это напомнило Родику времена социализма, и он спросил Раю:

– Это что, очередь?

– В пабах так всегда. Я из-за этого их редко посещаю. Тут еще и самообслуживание. Национальная специфика.

– Как при социализме у нас за едой придется ходить, а посуду убирать?

– До этого они пока не дошли, но пиво забирают сами и заказ на еду делают у бармена.

– Демократично. И кто же сюда ходит?

– Все. От пэров и лордов до бомжей. Различий никто не делает. Перед Кириллом, может быть, стоит член правительства. В этом районе такое возможно.

– Чудно! У меня было иное представление об английской чопорности. Я считал, что лорды до уровня плебеев пасть не в состоянии. Застывшие устои.

– Вы еще не раз удивитесь. Об этой стране рассказывают больше легенд, чем былей. Одна из них – эталоны английской культуры. Они, безусловно, существуют, но молва приписала им массу мифических качеств. Не надо путать достижения англичан и их внутренний мир. Это две стороны, но не одной монеты. Двухэтажные автобусы, изобретение футбола и пенициллина, «Алиса в Стране чудес», Байрон, Диккенс, прочие достижения имеют мало общего с народом Соединенного Королевства. Даже знаменитый чай и овсянка во многом надуманные атрибуты, хотя и потребляются в определенных слоях общества с завидным постоянством.

– Мне кажется, что вы утрируете. Понятие светской культуры, джентльменства, наконец, чопорность. Это ли не общеизвестные особенности английского менталитета?

– Вы будете общаться с современными англичанами и поймете, что это не совсем так. Пока нам это обсуждать рано. Давайте лучше пробовать пиво. Кирилл уже его несет… Сидите, не надо ему помогать. Тут так не принято.

Родик остался на месте, наблюдая, как стол усилиями Кирилла заполняется пузатенькими стаканчиками с разноцветными напитками. Памятуя объяснения Кирилла, он сделал несколько глотков красноватых напитков. Эта прославленная жидкость произвела на него впечатление выдохшегося пива, в которое кто-то добавил сахара. Он вспомнил, что его бывшая жена любила добавлять в «Жигулевское» мед и как-то дала ему попробовать. Во рту, как и тогда, остался неприятный сладковато-горький вкус. Он вопросительно посмотрел на Кирилла. Тот понимающе развел руками.

– Знаете, я испытываю такое разочарование второй раз в жизни, – посетовал Родик. – Первый раз так произошло с прославленным Хемингуэем кальвадосом. Однако тогда мне было менее противно. Все же это не прохладительный напиток. Вот уж действительно на вкус и на цвет товарищей нет. Эль я больше пить не буду. Попробуем темное пиво…

Темное пиво было тоже слишком сладким и не отвечало вкусовым пристрастиям Родика, но он заставил себя выпить его полностью. После этого перешел к светлому. То ли сработал контраст, то ли напитки действительно отвечали его ожиданиям, но они понравились Родику все. В каждом была своя прелесть, и он попросил заказать ему по пинте каждого.

Вскоре принесли еду, которую Родик поглотил с удовольствием, хотя Кирилл и Рая подвергли ее критике, пообещав завтра сводить его в хороший ресторан, где можно по достоинству оценить английскую кухню. За едой завязалась непринужденная беседа.

Оказалось, что Кирилл – бывший профессор Киевского университета, химик. Родик в период работы в институте сотрудничал со многими научно-исследовательскими и учебными заведениями Украины. Нашлись общие знакомые. Родик вспомнил и рассказал историю, связанную с «великим» открытием, придуманным вице-президентом академии и, с одной стороны, задержавшее защиту Родиком докторской диссертации, а с другой – позволившее организовать кооперативную деятельность. Потом обсудили Чернобыльскую катастрофу. Родик описал свои ощущения, когда он в июне восемьдесят шестого производил радиационную разведку, а потом испытывал защитные жилеты собственной конструкции, а супруги – тот кошмар, который ощущали жители Киева. Обсудили беспомощные попытки ликвидировать последствия аварии. Родик высказал мысль, что это был кем-то спланированный геноцид советского народа, когда без надобности прогнали миллионную армию необученной молодежи через радиацию, способную вызвать не только заболевания, но и генные мутации в последующих поколениях. Кирилл не соглашался и всю ответственность возлагал на покончившего жизнь самоубийством академика, не сумевшего грамотно организовать работы. Родик имел массу аргументов в пользу своей гипотезы, но не захотел спорить и перевел разговор на недавние московские события.

Рая с энтузиазмом включилась в обсуждение этой темы. Ее интересовало практически все, и Родик, не скупясь на эпитеты, описывал недолгое противостояние российских «демократов» и фарс с национальным трауром. Это послужило началом целой дискуссии о процессах, вызванных перестройкой Горбачева и последующим правлением Ельцина. Родик высказал мысль, что вместе с социализмом уничтожили свободу выбора судьбы и применения своих способностей. Многие люди оказались вынуждены заниматься несвойственной им деятельностью. Рая и Кирилл считали это естественным, но временным и необходимым для установления истиной свободы, которая испокон веку отсутствовала в России, а в последние годы появились уникальные условия для демократических преобразований. Однако они не верили в то, что российский народ сможет в обозримом будущем этим воспользоваться, и поэтому считали целесообразным не рисковать и жить здесь, в Лондоне, а не на родине. Родик, негативно относящийся к эмиграции, спорил, хотя в душе был со многим согласен. Он затронул тему Комиссии, но, почувствовав возникшую при этом напряженность, перешел к вопросам о доходах англичан и уровне их жизни.

В общем, поводов для общения оказалось достаточно, и ужин прошел в дружеской атмосфере встречи соотечественников вдали от родины, хотя Родика и удивило отсутствие ностальгии у собеседников. Он, посчитав это неуместным, не стал высказывать возникшее у него по этому поводу логическое построение, а лишь напомнил, что неплохо было бы прогуляться по уже погружающемуся в вечерние сумерки легендарному городу.

Тут выяснилось, что они находятся рядом с известным символом мировой демократии – Гайд-парком. Родик со школьных времен считал это место чуть ли не единственной отдушиной в капиталистическом мире. Тут любой человек мог, не думая о последствиях, рассказать о том, что его волнует, раскритиковать всех, кроме монарших, особ, призвать к революции. Здесь высказывались прогрессивные идеи и бредовые умозаключения, с программными речами выступали Карл Маркс, Ленин и многие известные мировые лидеры. Так Родика учили. Сейчас, стоя на аллее этого парка, выслушивая исторический экскурс Кирилла, в его сознании все перевернулось. Под воздействием увиденного он понял, что ничего особенного тут нет. Вся его Родина, погрязшая в строительстве капитализма, превратилась в подобие «уголка оратора» парка. Теперь откровения, за которые раньше сажали в тюрьму, высказываются повсюду. Ему вдруг пришла мысль, что величие того или иного места, дела, свершения да и человека определяется не объективными характеристиками, а числом людей, верящих в существование чего-то неповторимого и особенного, на деле являющихся самым обыденными и тривиальными явлениями.

– Насколько все относительно, – прервал он Кирилла. – То, что с одних позиций величественно, с других – ничтожно. Вот и этот парк тому доказательство. Из моего фетиша он в мгновенье превратился в хорошо ухоженный лес, где единственно возможным сильным чувством может быть страх заблудиться.

– Не понял вас, Родион Иванович, – отозвался Кирилл. – Ведь это чудо, когда посреди такого мегаполиса существует огромный парк. В Лондоне таких мест около сотни.

– Я не об этом. Конечно, это здорово. Было бы тепло, повалялись бы на травке. Здесь, по-моему, это разрешено. Не Москва все же. Я о свободе подумал, о свободе слова. О наших чаяньях. О надежде…

Его не поняли. Кирилл что-то еще рассказывал, но Родик его почти не слушал. Он всматривался в сумерки, надеясь развеять свои сомнения, но в это вечернее время парк был пустынен. Лишь одинокая фигура в длиннополом плаще выгуливала собаку. Он взял Кирилла под руку и сказал:

– Ну что ж. Будем провожать меня до гостиницы. Спасибо за чудесный вечер.

На следующий день с утра планировалось заседание, а в три часа дня встреча с неким мистером Майклом Экерсоном. Договорились, что Кирилл и Рая приедут в отель к восьми утра.

Ночь Родик провел беспокойно. То ли сказалась разница во времени, то ли нервное возбуждение, но он сначала долго не мог заснуть, а потом несколько раз беспричинно просыпался. В шесть он разбурхался окончательно. Немного полежав, встал и пошел умываться. Поборовшись с раковиной, имеющей раздельные краны для горячей и холодной воды, проделал утренний туалет, включая бритье под душем, бегая от смесителя к запотевшему зеркалу. Потом спустился в небольшой зал, примыкающий к ресепшн. Там позавтракал, поглотив без удовольствия булочку с маслом и показавшийся ему безвкусным чай. Не насытившись, осмотрел скудные яства и, не найдя ничего достойного внимания, отправился в холл ожидать приезда переводчиков.

Супруги появились без опоздания. На вопрос, как Родик отдохнул и не возникали ли проблемы, тот пожаловался на скудный завтрак. Посокрушавшись и подвергнув критике английскую экономию, Кирилл объяснил, что исправить что-либо нельзя, поскольку ехать придется через весь город, а опоздание недопустимо. Надо поторопиться, а заморить червячка удастся лишь в перерыве между докладами. Придется потерпеть. В качестве утешения Кирилл пояснил, что встреча с Экерсоном состоится в ресторане.

Родик, предполагая подобную реакцию, поблагодарил и предложил, не теряя зря времяни, двинуться в путь.

Покружив около Гайд-парка, выехали на современную транспортную развязку, а с нее на заполненную плотным потоком машин широкую магистраль. Родик сначала наблюдал за дорогой, но вскоре, поняв, что ничего достойного внимания нет, откинулся на спинку сиденья и завел разговор с Раей о покупках, которые он планировал сделать в лондонских магазинах. Рая долго уточняла его намерения, а потом пообещала организовать шопинг в том числе и на какой-то всемирно известный рынок под названием Камден-таун. Родик, вспомнив, что по официальной версии он в Германии, уточнил, что не хочет стандартных сувениров с видами английских достопримечательностей, а интересуется более практичными подарками типа одежды и аксессуаров. Рая обрадовалась и пустилась в описания прекрасных бутиков Лондона.

Наконец свернули на узкую дорожку, извивающуюся между небольшими полями, на которых, несмотря на окружающие их городские постройки, паслись овцы. Попетляв, остановились у металлических покрашенных в черный цвет массивных ворот, украшенных разнообразными коваными элементами. За ними просматривалась высокая крыша здания с многочисленными башенками и надстройками.

Ворота медленно открылись, и они въехали на широкую аллею, окаймленную аккуратно подстриженными кустами, за которыми простирались травяные газоны. Аллея сделала зигзаг и завершилась колоннадой входа двухэтажного красного кирпича здания, возведенного, вероятно, еще в викторианскую эпоху, о чем свидетельствовали готический декор фасада и узкие, заканчивающиеся стрельчатыми арками окна. Фон этому подобию замка создавали вековые деревья, образующие, по-видимому, простирающийся за ним парк. Монументальную картину завершал высокий кирпичный забор.

Против ожидания Родика, настроившего себя на средневековый лад, внутреннее убранство оказалось выполненным в модернистском стиле. Просторный холл с белыми стенами и черным с зеркальным блеском полом был украшен современной живописью и освещен мягким светом, струившимся из потолочных ниш. Немногочисленная мебель имела нарочито прямоугольные формы и была выполнена также в черно-белых тонах.

Все это Родик успел рассмотреть, пока миловидная девушка, одетая под стать помещению в строгий серый костюм, провожала его к столу регистрации, где он получил какие-то проспекты и бейджик со своими фамилией и именем, перед которыми стояла абривиатура «PhD». Родик уточнил у Кирилла значение этой аббревиатуры. Оказалось, так сокращенно пишут «Doctor of Philosophy», что соответствует советскому кандидату наук, но ничего другого написать невозможно, так как аналогов степени доктора наук в Европе и Америке не существует.

Родик прикрепил к кармашку пиджака бейджик и в сопровождении переводчиков сделал круг по холлу. Тут царила атмосфера ожидания. Человек двадцать–тридцать, в основном мужчины средних лет, одетые в темные костюмы, по-разному развлекали себя. Одни сосредоточенно рассматривали картины, другие изучали полученные при регистрации материалы, остальные, что-то обсуждая, объединились в группки, в которых выделялись немногочисленные женщины. Кирилл, посчитав необходимым ввести Родика в курс дела, начал представлять ему присутствующих. Сначала он перечислял представителей банков, из которых у Родика на слуху были Дж. П. Морган, Бэнк оф Америка, Федерал Резерв бэнк, потом стал называть имена ученых из различных всемирно известных институтов. Родику это ни о чем не говорило, и он задал несколько уточняющих вопросов, но, поняв, что тут находятся в основном экономисты или политологи, предпочел больше не перебивать Кирилла. Тот же продолжил объяснения. Оказалось, что многие являются сотрудниками различных фондов. Названия типа Фонд мира на земле, Фонд международного мира Карнеги, Фонд Рокфеллера, Фонд Вудруфф ничего не говорили Родику, и он уже хотел попросить Кирилла как-то укрупнить информацию, но не успел, поскольку тот сообщил:

– Здесь достаточно прессы. Все женщины в основном представляют влиятельные издательские дома и вещательные сети. Вон Кэтрин Грэхем. Вы, наверное, о ней слышали. Газета «Вашингтон пост», а та – Флора Льюис – «НьюЙорк таймс». Рядом с ними Роберт Эрбурн – «Лос-Анджелес таймс». Вон тот Джонсон из Си-эн-эн…

– Я, конечно, знаю эти организации, хотя, честно скажу, имена мне незнакомы. Они что, будут освещать форум?

– Не думаю. Совещание не носит публичного характера. Даже наоборот. Тут много конфиденциального. Полагаю, что они являются необходимыми звеньями общей цепочки. Из моего экскурса вы можете сделать вывод о длине этой цепочки или, точнее, паутины. Я, иногда бывая на подобных мероприятиях, знаю лишь внешнюю сторону. Режим секретности тут немалый.

Только теперь Родик осознал, на какой высокий уровень международной элиты его занесло. Он испытал неловкость и, чтобы скрыть это, предложил Кириллу и Рае устроиться в креслах в дальнем углу зала. Там он завел малосодержательную беседу о вчерашней дегустации пива и своих первых впечатлениях о Лондоне.

Вскоре всех пригласили на второй этаж, где размещался просторный конференц-зал.

Первые два доклада были скорее познавательны, чем интересны, и посвящались экономическим особенностям взаимоотношений Японии и США. Третий же доклад касался происходящих в российской экономике процессов. Докладчик разделил их на две стадии. Первая – внедрение в социалистическую экономику частнособственнических принципов. Он скрупулезно проанализировал все области производства и сделал вывод, что эта стадия успешно завершилась в том числе и в военно-промышленном комплексе, где также осуществился в необходимом объеме переход на выпуск мирной продукции. Родик подумал: «Вот откуда растут ноги горбачевских конверсий. Что понимается под «необходимым объемом»? Как это коррелирует с требованиями по обороноспособности страны?»

Родик пометил себе этот вопрос и за размышлениями чуть не пропустил более существенную мысль о второй стадии – появление качественных производств, способных конкурировать с Америкой и Европой. При этом докладчик выделил технические, управленческие и этические стороны процесса. Основной вывод состоял в том, что технические и управленческие стороны претерпевают ломку из-за появившейся, за счет перераспределения национального продукта и приватизации госсобственности, этической элиты делового сообщества. Ломка часто с позиций развития экономики не позитивна, поскольку элита во многом сложилась из случайных людей, не способных даже понять происходящие процессы, не говоря уже об управлении. Родику показалось, что он с удовлетворением это отметил, заострив внимание на тенденциях к перениманию западных стандартов и желанию налаживать устойчивые международные связи. Поэтому появляется задача оптимизации и регулирования такого процесса, для чего необходимо создание особого механизма и соответствующих критериев, учитывающих массу факторов, в том числе и репутацию деловых партнеров. Исходных данных для такой работы нет. Страна все еще остается закрытой, а допустить бесконтрольное развитие чрезвычайно опасно. Политические и экономические последствия могут быть самыми плачевными. Тут Родик понял, что ошибался. Докладчик считал необходимым срочно произвести корректировки, позволяющие если не исправить ошибки, то свести к минимуму негативные последствия.

Родик все же пометил себе еще вопрос: заинтересованы ли Европа и Америка в появлении самостоятельной экономической структуры России, способной интегрироваться в мировые процессы?

По окончании доклада, который аналитически мыслящему Родику показался по меньшей мере логически незавершенным, он сформулировал вопросы на отдельном листочке и попросил Кирилла в удобный момент задать их от его имени. Кирилл поступил иначе: приписал перевод и передал листок докладчику.

Тот прочитал и обратился к аудитории:

– Господа, у нас присутствует гость из России. Он задает весьма актуальные вопросы, суть которых сводится к одному: нужна ли нам сильная и самостоятельная Россия. Я специально обошел этот момент. Сегодня однозначно ответить нельзя. У России есть три возможности развития: отгородиться от Запада, примкнуть на основе некой конвергенции к Западу и попытаться создать противовес Западу, объединившись с незападными странами, например с Китаем. У нас тоже три возможности: принять ее, идти параллельными курсами или отторгнуть как чуждую азиатскую культуру, способную нанести непоправимый урон вне зависимости от экономического уровня. Что продуктивно? Неясно. Последние реалии таковы, что в России победу одержали силы, старающиеся превратить ее в нормальную страну западного типа. Однако насколько реализуемы такие планы? Хорошо ли это? По моему мнению – нет. Есть, конечно, и другие мнения. Вероятно, мы их услышим. Ясно одно: необходимо срочно определиться в этом вопросе. Это одна из задач нашего совещания. Я в основном проанализировал экономический аспект. Возможно, на сегодня он не самый главный. Многое определяет политическая воля, и механизмы воздействия на нее требуют не менее пристального изучения.

Родик ничего не понял, но не стал вступать в полемику. Впереди было еще два дня работы, и он надеялся, что полученная информация позволит прояснить позицию Комиссии и выработать собственное мнение. Только сейчас до него дошло, что, согласившись сотрудничать, он принял многое на веру и не удосужился в достаточной степени проанализировать расстановку сил. Он априори посчитал, что Запад заинтересован в интеграции с его отечеством. Услышанное свидетельствовало о наличии других помыслов. Недавняя победа в холодной войне не привела к ее забвению. Сломали тоталитарный коммунизм, но не страну с ее народом, культурой, а теперь не знают, как извлечь другие выгоды для себя. В этом советская пропаганда была права. Идеи же мирового благополучия формируются на основе сложных и многофакторных критериев, понимаемых не столь однозначно, но во всех случаях с позиций достижения интересов Запада.

Родик молча дослушал обсуждение докладов, укрепившие его первые впечатления. Когда участники заседания стали покидать зал, он спросил Кирилла:

– Когда едем на переговоры с господином Экерсоном?

– Сейчас. Уточнили, что встречаемся в ресторане «Бифитеров». Я же вам обещал обед. Это прямо в Тауэре. Заодно и осмотрите знаменитую достопримечательность. Время у нас есть.

– А кто такой этот мистер?

– Он вам представится. Это известный экономист, профессор. Приятный и обходительный человек. Мы с Раей часто делаем для него переводы, а иногда и обзоры.

– Откуда вы так хорошо владеете английским?

– Я родился в Англии. Мой отец был дипломатом. Поэтому я автоматически получил гражданство.

– Не понял.

– Есть закон, по которому практически любой рожденный в Англии становится ее гражданином. В девяностом я подал соответствующие документы в посольство, и через несколько месяцев мне выдали паспорт. Мы с Раей посоветовались и вместе с дочкой переехали сюда. Знаете, не жалеем.

– Я это еще вчера почувствовал. Я бы, наверное, скучал.

– Мы тоже скучали… Друзья, родственники – все там остались. Однако скучать и сожалеть – разные вещи. Нам здесь комфортно. Нас приняли, и мы не чувствуем себя изгоями.

– Кто-то из великих сказал, что родиной человека является мир его представлений. Это, похоже, про вас. Кстати, если у нас есть время, то, может быть, продолжим автомобильное знакомство с Лондоном и поедем не по магистралям с типовыми дорожными постройками.

– Конечно. Я уже распланировал соответствующий маршрут. Вы увидите почти весь центр. Заедем через Вестминстерский мост. С него открываются знаменитые виды на башню Святого Стефана с Биг-Беном, Тауэрский мост, Темзу. Сделаем круг около памятника Черчиллю и посмотрим собор, аббатство, парламент. Внутрь зайти не успеем. Потом проедем по Даунинг-стрит. Увидите основной национальный символ – ступеньки при входе в резиденцию премьер-министра и первого лорда казначейства, где почти двести лет делались заявления, определяющие судьбы мира. Кстати, рядом ворота, по-моему, охраняют гвардейцы, и с ними можно сфотографироваться…

– Это не обязательно. Да и фотоаппарат я не брал.

– У нас он всегда с собой. Фотографии пришлем потом в Москву. Запечатлеть себя с королевским гвардейцем – знаковый сувенир. Да и на Трафальгарской площади как не сфотографироваться. Мы туда тоже проедем. Походим по скверу, фонтан может работать. Потом сделаем круг около Альберт-холла, оставим машину на попечение Раи, а сами пройдем через Тауэр к ресторану. По дороге увидите знаменитых воронов, замок с внешней стороны. Опять сделаем несколько снимков. Считайте, обзорная экскурсия по городу получится. Кто такие Бифитеры, знаете?

– Конечно. Я все же когда-то учился в школе, а не только поглощаю одноименный джин.

– Не обижайтесь. Я к слову. А что бы вы хотели подробнее обследовать? Ведь Лондон велик, а времени у вас мало.

– Ну-у… Музей восковых фигур мадам Тюссо. Жилище Шерлока Холмса на Бейкер-стрит. Смену караула, естественно. Ну и, как я говорил Рае, магазины. У нас ведь все ждут подарки.

– В целом ясно. Будем стараться все организовать, хотя смену караула не обещаю… У вас всего две дневные дыры, а они сейчас сменяются, по-моему, через день. Не будем терять времени. По коням.

Поездка по Лондону развеяла тягостное непонимание, охватившее Родика после обсуждения докладов. Он с удовольствием всматривался в знакомые очертания зданий и площадей, воспринимаемые всем миром как символы современной цивилизации. Чувство сопричастности к чему-то важному завладело его сознанием, и, лишь увидев Тауэр, он ощутил сожаление, что краткий экскурс закончился и вскоре предстоит, вероятно, непростой разговор.

Кирилл еще продолжал рассказывать про Тауэр, когда Родик увидел вывеску ресторана, а около входа знакомую крупную фигуру Алпамыса. Тот заметил их и направился навстречу:

– Родион Иванович, завсегда рад вас видеть-с. Здравствуйте. Кирилл, голубчик, как поживаете? Давненько не общались. А где же Рая?

– Мы ее в машине оставили.

– Нынче можете к ней вернуться. Переводить я буду сам-с. А лучше посидите и подождите. Вы, верно, не обедали-с. Я распоряжусь.

За разговором они спустились в подвальное помещение, где их встретил метрдотель в форменной одежде Бифитеров и проводил в дальний конец сводчатого помещения. Там из-за большого стола поднялся для приветствия щуплый мужчина. Высокий лоб с глубокими залысинами, массивная роговая оправа на тонкой переносице, слегка оттопыренная нижняя губа и крупные уши создавали классический образ интеллектуала. Мужчина протянул руку и, как показалось Родику, окинул его ироничным взглядом. Алпамыс приступил к представлению, подтвердившему слова Кирилла, что будущий собеседник, профессор известного университета, один из членов Комиссии, авторитетный на Западе специалист в части изучения общественных процессов, происходящих в мире, в частности, по переходному периоду, переживаемому в России, и его влиянию на мировую экономику и культуру. Родика Алпамыс представил тоже со всеми регалиями, хотя было ясно, что без подробного изучения его досье сегодняшняя встреча не могла бы состояться.

Они устроились за столом, и мгновенно откуда-то возник официант. Родик для приличия полистал меню и, когда Алпамыс поднял на него вопросительный взгляд, попросил выбрать на свое усмотрение, но специфическое для Англии. Тот согласно кивнул и спросил, что Родик хочет выпить. Родик, понимая серьезность предстоящего разговора, остановил выбор на минеральной воде, чем несколько удивил Алпамыса.

– Мистер Жмакин, как вы расцениваете последние события в Москве? – начал беседу Экерсон.

– Негативно, – односложно ответил Родик, не желая высказывать свою позицию.

– I’m sorry! – вмешался Алпамыс и, переходя на русский, спросил: – Родион Иванович, смею предложить вам-с попробовать фазана-с с соусом из чернослива и лука-порея.

– Полагаюсь на ваш выбор. Фазана я никогда не пробовал.

– Мне дораду под соусом из эстрагона, пожалуйста, – попросил Экерсон и продолжил: – С одной стороны, вы правы. Расстрел собственного парламента – крайняя мера, но двоевластие в столь ответственный исторический период недопустимо.

– Ретроспективно анализируя, я бы не назвал это двоевластием, хотя поначалу так думал. Скорее, мелкая борьба за привилегии. Перестройка породила много недоразвитых Наполеонов. На них по социалистическим меркам пролился золотой дождь, и они заболели звездной болезнью. Вот и все…

– Не могу с вами согласиться. Процессы намного сложнее. В одном вы совершенно правы. Народившаяся элита не только не созрела, но и сложилась из граждан бывшего Советского Союза c нелучшими моральными и образовательными качествами. Однако история это допускает и свидетельствует об их недолговечности. Проблема состоит в излишней спешке. Ваша отчизна хочет пробежать марафонскую дистанцию в спринтерском темпе, не имея опытных тренеров и четкой тактики. Позитивно, что руководство имеет общедемократический настрой, но наивно полагается на быструю интеграцию России в мировой порядок или, если утрировать, сложившийся хаос.

– Я сегодня уже что-то подобное слышал. Докладчик не был уверен, хочет ли мировая цивилизация пустить в себя одичавшую Россию.