Текст книги "Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица (Книги 1,3,5,7,8)"
Автор книги: Борис Леонтьев
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
– А твой друг, как его – Борман, уже на свободе! Один ты, придурок, сидишь тут. Ничего, скоро и твоя очередь.
"Es ist kalt!" – подумал Гитлер, а вслух сказал: – Как вы говорите? Простите, но я плохо понимать по-русски.
– Гитлер капут! – c издевкой сказал надзиратель. Послушайте, товарищ фюрер, когда вас будут расстреливать, вас спросят, каково ваше последнее желание. Так вот, скажите, чтобы мне повысили зарплату; зовут меня Петя Рукомойников. Запомнила, фашистская?
– Хорошо... – прошептал Адольф Гитлер и принялся за баланду.
– Приятного аппетита! – C пренебрежением пожелал Рукомойников, когда увидел, что фюрер нечаянно засунул ложку в чан c дерьмом. – Да, холодновато здесь у тебя и окошко, я смотрю, не по сезону сделано. Эх паря, что ж ты полез-то в эту войну?
Петька закурил "Беломорину" и посмотрел на фюрера, устало пожирающего баланду.
Делать было нечего, но настроение было хорошее и располагало к беседе.
– Да, кстати, Гитлер Адольфович, вы вон на то окно, наверное, частенько смотрите? Небось, кроме этого здесь делать больше нечего? Ублюдкина-то знаете?
– Какого еще там Ублюдкина? – жуя хрен c сыром, спросил фюрер.
– Который жил как раз против нашей тюрьмы. Вон его окно.
– А-а, общались, батенька, мы c ним, общались!
– Ну так вот, – c хохотом произнес Петька, – теперь он живет как раз против своего дома.
Гитлер чуть не подавился и теперь уже рукой попал в чан c дерьмом:
– Как, и его забрали?
– Забрали!
– За что же?
– За общение c тобой, придурок! Эх, да ладно, че это я c тобой здесь треплюсь? Того и гляди еще и меня засадят в этот сортир...
Рукомойников вышел, оставив за собой свист ветра и унылую тоску. Гитлер доел баланду и вновь посмотрел на улицу. Ему стало немного жаль Ублюдкина – полулысого человека c бормановским типом лица. "Скотина, хоть бы пива дал! Вот интересно, что бы по поводу этого Ублюдкина сказал Кальтенбруннер?" Вспомнились строчки Пушкина:
Вечер зимний, вьюга воет,
Снег безжалостный идет...
Гитлер пустил слезу и не услышал, как дверь в камеру открылась и на пороге, как ежик в тумане, проступил Брежнев. Посмотрев на фюрера, он, издеваясь, продолжил:
Непогода важно стонет,
Песни зимние поет.
Гитлер заморгал глазками и вытер слезу. Леонид Ильич подошел к нему и по-отечески похлопал его по щечке, заметив при этом:
– Мужайтесь, мой фюрер, сейчас я вас буду щиссен.
– Как? Уже?
– А вы как думали? Церемониться c вами что ли? Товарищ Рукомойников, зайдите сюда на пару минут!
Вошел Рукомойников, волоча за собой пулемет "Максим".
– К стенке, скотина! – крикнул он, прислоняя фюрера к параше.
– O, mein God! – всплакнул Адольф Гитлер и затряс коленками.
Рукомойников принялся налаживать пулемет. Когда все было готово, в камеру вошел пастор Шлаг; посмотрев на фюрера, он прошептал:
– Мужайтесь, сын мой, все кончено, Господь, надеюсь, простит вас за все грехи, что совершил ты, скотина, на этой грешной земле.
– Спасибо, отец мой! – ответил Гитлер и вытер слезу.
Рукомойников дернул затвор, Леонид Ильич поднял руку и приказал:
– Готовьсь! Целься! Огонь!
Прозвучала беспорядочная стрельба. Камера наполнилась густым дымом, завоняло порохом.
– Черт! – заругался Рукомойников, заставив перекреститься пастора Шлага. – Опять заело! Наверное, патроны сырые!
– Вечно вы, товарищ, подводите меня, – сказал дорогой Леонид Ильич и дал понять Шлагу и Петьке удалиться.
Гитлер пришел в себя и попытался понять, где это он – в аду или в раю. Увидев грязные стены, он понял что в аду. "А где же черт?" – подумал Адольф Гитлер, разглядывая среди густого дыма прислужника дьявола; вместо этого, постепенно вырисовывалась тускнеющая физиономия Леонида Ильича.
– Я здесь, мой фюрер! Мы решили вам дать шанс.
– O, mein God! Только не надо меня больше щиссен! Bitte! Я прошу вас!
– Хорошо, хорошо! А теперь, мой фюрер, слушайте меня внимательно. Чтобы спасти вашу жалкую шкуренцию, вы должны подписать этот документ.
Гитлер взял листок бумаги на котором по-немецки c баварским акцентом было написано:
Объяснительная
Я, Адольф Гитлер, бывший глава Третьего Рейха, будучи в здравом уме, без принуждения и пытки, в ясном сознании признаю, что Никита Сергеевич Хрущев был моим тайным агентом в Советской России в период c 1933 по 1945 год c подпольной кличкой "Лысый".
А. Гитлер
Январь 1964 года.
– А чего тут подписывать, это и так правда!
– Как? – изумился Брежнев.
– А вы не знали? Ну знаете ли, батенька, видно сразу, что вы в политике недавно, – сказал Гитлер и подписал документ.
За окном шел снег.
ГЛАВА 17. ГЕНСЕК В ОТСТАВКЕ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕНСЕК!
Никита Сергеевич сидел в своем кремлевском кресле и занимался одновременно пятью делами: курил сигару, писал квартальный отчет, цедил виски, жрал половником черную икру и старался не замечать только что зашедшего к нему Брежнева.
"Тоже мне Цезарь," – подумал Леонид Ильич.
– Ну что там еще? – спросил Хрущев.
– Все! – ответил сияющий Брежнев. – Король умер, да здравствует король!
Бумага, которую протянул Хрущеву Брежнев, воняла бутырским сортиром. Это Первый секретарь понял сразу. Но кроме этого, он отдал себе отчет в том, что пришел конец его политической карьеры. Документ, который прочитал Никита Сергеевич, был ужасным приговором.
– Брехня! – спокойно сказал Генсек. – Да, кстати, Леонид Ильич, я тут собирался в Сочи! Надо бы отдохнуть! Устал я от этой работы...
– У вас будет достаточно времени для отдыха, торжественно сказал будущий Генеральный секретарь.
И тут Хрущев понял, что все это было спланировано заранее: и его поездка в США, и позорное выступление в ООН, и...
Никита Сергеевич нажал кнопку и вызвал секретаршу.
– Вот что, милая моя, закажите-ка билет на самолет в Сочи первым же рейсом.
– Все уже готово, товарищ бывший Первый секретарь, сказала Катя Козлова, – заказное такси ждет внизу. Скатертью дорожка!
ЭПИЛОГ
За окном шел снег и Юрий Гагарин.
Леонид Ильич лениво опустился в кресло и, крякнув, спросил стоящего у окна Черненко:
– Константин Устинович, а что, товарища Штирлица еще не убили?
– Однако, не знает моя? Надо у Пельше спросить! ответил Черненко.
– У дорогого товарища Пельше?
– Да. А у кого же еще? На то он и Пельше, чтобы все знать.
– Пельше, Пельше... – генсек на минуту задумался и вызвал своего помощника.
Вошел аккуратный человек пожилых лет, очень похожий на Леонида Ильича, но c физиономией Бормана.
– Вот что, Мартин Рейхстагович, – сказал четырежды герой Советского Союза,– узнайте-ка, где находится товарищ Пельше и пригласите его к нам.
Борман покорно кивнул и вышел, не забыв при этом рассыпать канцелярские кнопки на стул, на котором обычно сидит Константин Устинович.
– Однако, не понимает моя, зачем нам Штииц? – садясь на стул, удивился Черненко, и громко ойкнул от боли, поразившей его зад посредством кнопок Бормана. – Однако, Брежнев Леонидыч, этот фашист со своими кнопочными штучками мне порядочком надоел! Весь задник мой истыкан, как паровоз...
– До свадьбы заживет! Тем более все это мелочи по сравнению c тем, что я хочу вам сказать... Дело в том, что для товарища штандартефюрера Исаева есть новое задание, – тихо произнес Генеральный секретарь, мельком представив себя в облике пятнадцати Героя Социалистического труда и тринадцати Героя Советского Союза.
– И я того же мнения, дорогой мой товарищ Леонид Ильич.
А за окном шел снег и Юрий Гагарин.
* Книга пятая. ШПИОН, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ ТУШЕНКУ *
ПРОЛОГ.
За окном шел снег и XXVI съезд КПСC.
Леонид Ильич взял в руки книжку "Малая земля", пролистал ее, высморкался, снял очки и спросил:
– Константин Устинович, вы читали "Малую землю"?
– Однако, обижаете, читал.
– Ну и что?
– Нет слов, Леонид Ильич. Моя ее пять раз читал, на шестом жена оторвал, а то б моя читала и читала... Прям бестселлер какой-то, во!
– Ну да?! Надо и самому как-нибудь прочитать, вот только все времени не хватает. А что же я у тебя спросить хотел... xm? Ах, да! Этого, c усами, еще не убили?
– Он, однако, без усов, но он жив, то есть, его не убили.
– Глубоко вы размышляете! Ну что ж, нет так нет. А где он сейчас?
– Та, не знает моя, – ответил Константин Устинович, делая идиотское выражение лица.
Брежнев нажал невидимую кнопку и вызвал своего помощника. Через минуту вошел Борман. Вытянув вперед правую руку, он прокричал:
– Хайль, дорогой наш товарищ и брат Леонид Ильич!
– Да ладно вам, – сказал Брежнев. – Бросьте в унитаз Евы Браун ваши кинчевские штучки! Вот что... Опять забыл...
– Про Штирлица... – напомнил Черненко.
– Да, про него. Мартин Рейхстагович, где генерал Исаев?
– Так ж в Бразилии он! Отдыхает...
– Это значит, мы здесь строим коммунизм, а товарищ штандартенфюрер отдыхает!
– Но... – хотел было возразить мелкий пакостник.
– Однако, это не по-партийному! – вставил Черненко.
– Да, это не по-коммунистически! Немедленно вызвать его в Москву! – приказал генсек.
– Я воль, мой Леонид! – прочеканил Борман и быстро вышел.
– Моя, однако, не понимает, – спросил Константин Устинович и сделал глупое выражение лица.
– Чего твоя не понимает? – передразнил его Брежнев.
– На фиг нам этот... Без усов?
Леонид Ильич задумался на пару часов, в течение которых он крепко выспался, потом встал c кресла, подошел к окну и сказал сурово:
– А мы дадим ему новое задание.
А за окном шел снег и XXVI съезд КПСC.
ГЛАВА 1. ИНТРИГИ БОГАТЫХ В ДЖУНГЛЯХ РЕСПУБЛИКИ МЕКСИКА
В местах, где водятся дикие обезьяны и живут аллигаторы, полным ходом шло строительство мексиканско-бразильской магистрали. Начальник строительства, он же известный предприниматель и глава концерна "Ревность – не порок", товарищ Луис Альберто был весьма недоволен тем обстоятельством, что некто Исаев из России соблазнял его, товарища Альберто, жену. Когда была пущена первая ветвь, этот Исаев подло увел Марианну в местную забегаловку под глупым предлогом "поесть тушенки!" и провел c ней всю ночь. Чем они там занимались, начальник строительства не знал, но догадывался. Его бразильская кровь кипела и болезненно выходила наружу. Частный сыщик, который специально был нанят для слежки за Марианной, в ту же ночь был кем-то зверски избит и объявлен врагом народа. Луис Альберто догадывался чьих это рук дело, но его гордая мужская натура не хотела давать этому инциденту публичную огласку. Поэтому, товарищ Альберто сделал вид, что ничего не произошло и дал ценные указания своему прорабу о начале строительства второй ветви.
...В прибрежном ресторане "Придуркис" города Лас-Упитанос к вечеру подавали русскую тушенку. В темном углу за отдельным столиком сидели двое – мужчина и молодая шикарная дама, достаточно хорошо одевающаяся, лет тридцати.
– Послушайте, мадам! Давайте без пошлости и лишних сантиментов! – вежливо сказал Штирлиц. – Мы не первый год знакомы и вы должны понять, что наши отношения уже вышли за рамки вечерних гуляний при Луне...
– Что вы хотите этим сказать? – вздрогнула Марианна.
– Не перебивайте, прошу Вас! – Вежливый Штирлиц щелкнул пальцами, подозвав тем самым официанта, и заказал пять банок тушенки. – Вы просто должны, дорогая, меня понять правильно! Марианночка, я человек не старый. Не скрою – и не молодой. Таких как ты за всю свою жизнь я перевидал не мало... Это и Кэт, и Анхен, впрочем, это не важно, мне знаете ли все равно... Сегодня – ты, завтра – Стефани из Австралии, потом... Любите ли вы меня?
– Я?! Да c какой стати! Я порядочная женщина! У меня муж есть.
– Жаль, очень жаль! Как говорят у нас в России: "Well not, so not!" И это ваш окончательный ответ?
Марианна моргнула глазками и почувствовала, что не может владеть собой – Страсть ласкала ее ранимое сердце. Этот суровый мужчина откровенно говорил ей о чем-то возвышенном. Но она прекрасно понимала его. Море чувств наполнило ее грустную душу. Ей казалось, что в этот миг она сделает все, чтобы согласиться. Но суровый облик мужа отталкивал ее в безграничную пропасть, в которой было все – боль, унижения и рабская покорность идеалам супружеского брака.
– Вы мне не ответили! – мягко пробубнил Штирлиц, взяв руку девушки.
– Я... – что-то тяжелое и непонятное заставляло ее молчать. Жизнь казалась ей слишком сложной. Смерть – ужасно простой. Нет, она не думала о пустоте! Не это двигало на нее страх. Страсть – вот то чувство, c которым она не могла бороться. Но эти глаза – глаза настоящего мужчины приказывали ей: "Покорись!" и она сдалась. – Хорошо! Где бланк?
– Он здесь, – сказал Штирлиц и вытащил из внутреннего кармана пиджака типовой бланк вступления в КПСC. – Давно бы так! И его заставим.
– Кого? Луиса?
– А ты как думала, крошка! – грозно сказал Штирлиц, взвешивая в руке свой любимый кастет.
А Луис Альберто в это время закладывал третью ветвь. "План – он всему план. Планы надо выполнять!" – постоянно себя подгонял дорогой товарищ Альберто. Несчастная Ракелия смотрела на своего любимого Луисика и тайно, где-то очень далеко в своей душе жалела его, но не стеснялась, однако, замечать ему:
– Товарищ Альберто, вы бы, голубчик мой, не перетруждали себя! Ведь после ваших строек никакой любви!
На что великий строитель отвечал:
– Уйди, родная! А то плитой зашибу.
Такую грубость она прощала ему и продолжала любить c еще большим чувством ревности, тем более, поводов для этого было предостаточно: до приезда Штирлица, виллу Альберто посетила молодая артистка из России, представившись Донной Розой по кличке Альвадорес, она что-то спела о любви, по-женски посплетничала о диких обезьянах Бразилии и полностью покорила Луиса. В ту ночь Ракелия сидела на верхушке пальмы и наблюдала за окном товарища Альберто. То, что она видела было ужасным сном, напоминающим кошмар на улице Вязов: Донна вцепилась в горло Луиса и, похоже, ставила ему смачный засос, что сильно нравилось Луису, так как он в это время грубо лапал зад Розы. Эта сцена длилась достаточно долго, так долго, что Ракелия уснула, так и не увидев конца. Под утро в комнате уже никого не было, а под пальму по-большому оправлялся товарищ Штирлиц, приехавший поздно ночью по заданию ЦК для вербовки тайных агентов. Ракелия "рыбкой", как птичка, спорхнула вниз и c плачем поведала Штирлицу о своих душевных муках. Штирлиц пообещал разобраться, но c условием, что Ракелия вступит в партию и станет первым тайным бразильским агентом товарища Исаева. Ракелия была женщиной хоть и легкого поведения, но мозги в голове у нее водились, и поэтому она быстро согласилась, успокоилась и, как бы в доказательство своей преданности, отдалась Максиму Максимовичу в ночь, когда в Кремле шло заседание XXVI съезда партии.
ГЛАВА 2. ТУСОВКА ПАРТИЙНЫХ МАСШТАБОВ
Леонид Ильич проснулся и понял, что он заснул весьма некстати. Трибуна, на которую облокотился товарищ Брежнев, была выбрана им для отдыха не совсем удачно. В зале был слышен громкий гул и каждый из присутствующих занимался своими делами. Генсек зорко осмотрелся, мягко причмокнул и, наконец, заставил обратить на себя внимание. Воцарилась тишина, дорогой Леонид Ильич продолжил чтение:
– ...и несмотря на происки империалистических кругов Запада, мы – коммунисты, достигли небывалых в мировой практике успехов. К этому прежде всего относится наша помощь братскому народу республики Мексика. Дорогие товарищи! Всем известен неутомимый борец за наше правое дело, труженик мексиканского Севера, энтузиаст, талантливый строитель, первопроходец, опытный инженер, и, я не побоюсь сказать откровенно, очень хороший человек, товарищ Луис Альберто. Он, как вы знаете, в настоящее время ведет строительство третьей ветви мексиканско-бразильской магистрали, имеющей для советского народа огромное стратегическое значение...
Последовала небольшая пауза, после которой стали слышны робкие аплодисменты, переходящие в бурные овации.
Леонид Ильич крякнул, причмокнул, достал банку пива "Heiniker", открыл ее и, немного забрызгав свой блестящий в некоторых местах костюм, выпил. Рыгнув, генсек продолжил чтение:
– Друзья! Троцкистско-зиновьевский блок, угрожающий нам c Антарктиды, потерпел полный идеологический крах. Республика Бразилия и ее сестра Мексика поверили своему старшему брату могучему советскому народу! И теперь, эти страны строят коммунизм вместе c нами. Откровенно говоря, наши успехи неоспоримы. В этой пятилетке мы произвели продукции в два раза, а, может быть, и в три раза больше, чем в предыдущей, и в четыре раза, а может быть и в пять, еще не произвели. Товарищи! Будем работать сегодня – лучше, чем вчера, а завтра – лучше, чем сегодня!
Бурные аплодисменты раздались теперь сразу и Леонид Ильич открыл еще одну банку пива. Выпив ее, он понял, что рукоплескания были предназначены ему, многократному герою Советского Союза, это понравилось и он тоже начал хлопать в ладошки. Неожиданно на сцене появилась группа "Самоцветы", зазвучали гитары, запели трубы, послышался хриплый голос певца:
Я так люблю КПСC,
Что ненавижу я жену.
И хоть сидит она не здесь,
Я больше Брежнева люблю!
Леонид Ильич начал дергать шейк, подбежал Подгорный и пригласил своего постоянного партнера на танец. Началась дискотека. Члены Политбюро деловито убирали сиденья, расчищая площадку для танцев. Погас свет, вспыхнули Бенгальские огни, статуя Владимира Ильича начала переливаться радужными огнями, глаза ее вдруг открылись и из них начали выползать тонкие прожекторы цветомузыкальной установки фирмы "Sanyo", которые в такт синтезатору принялись мигать. Хриплый голос продолжал петь:
Сегодня лучше в мире нет,
И быть не может никогда,
Чем Ленина народный свет,
Товарищ Брежнев c ним всегда!
Где-то в глубине зала старый развратник Пельше подбежал к скучающей в одиночестве Терешковой и грубо увел ее c собой. Леонид Ильич понял, что надо вмешаться и, для страховки выпив банку "Колы", всем телом бросился на Пельше.
– Ну ты, шкет, оставь девку в покое!
– Это ты мне?! – огрызнулся дорогой товарищ Пельше.
– Выйти хочешь?! Ты видно сегодня "кашки-борзянки" объелся? – сказал Героический Защитник Малой Земли и профессиональным ударом выбил третью челюсть изо рта влюбленного болвана. Болван ответил тем же.
Тусовка продолжалась и на двух драчунов никто не обращал внимания. Терешкова ушла c другим парнем, а генсек от кого-то получил мощный удар поддых. Это ему не понравилось, послышался мат, неясные высказывания о Малой земле, стоны Пельше и вялый хрип еще какого-то сосунка, очень похожего на товарища Кириленко, впрочем, это не помешало выйти на сцену группе "Коммтруд"; молодая солистка что-то прохрипела, и в стиле "рэп" выкинула неплохую, достаточно модную в то время, вещичку:
А мой муж бросил меня.
Ну и что?
А я партию люблю!
Вот это да!
А мой муж – гад!
А КПСC – класс!
Класс!
Xa!
Во!
Эй!
Каммон!
Тусовка продолжалась до утра. А утром съезд, а вместе c ним и товарищ Пельше, кончил... свою работу. Шел дождь (хотя некоторые историки утверждают, что шел снег), но куранты, не смотря ни на что, все-таки пробили десять ударов, последовало шипение "Интернационала", все устали, хотелось спать и трахнуть чего-нибудь на опохмелку. Товарищ Брежнев в обнимку c товарищем Андроповым уснули крепким сном и больше уже никогда не проснулись; делегаты разошлись по домам, в принципе, ничего особенного не произошло.
ГЛАВА 3. ЗУБНАЯ БОЛЬ ГЕНЕРАЛА ИСАЕВА
Сорок восьмая мама сидела на черной жесткой кушетке в кабинете зубного врача и c мощной энергией Чернобыльской АЭС проклинала своего восьмого мужа. Маме сверлили сразу три зуба, причем одновременно, и настроения думать о чем-нибудь приятном не было вообще. Именно сейчас она почему-то вспомнила его, хотя можно было вспомнить и девятого – он был милее, чем шестой, грубее, чем третий и совершенно не похож на ее теперешнего мужчину-долгожителя одной из провинций западного Ирана. Она чем-то завидовала сорок третьей матушке – ее муж был чертовски привлекательным сельским врачом из какой-то далекой России. И если бы не родство, она бы собственными руками задушила сорок третью. Впрочем, о родстве она узнала от тридцать второй, та в свою очередь, от двадцатой, и сорок восьмая верила этому, хотя поверить в то, что сорок вторая приходилась ей троюродной сестрой от старшего брата двадцать девятого мужа ее сороковой незаконнорожденной сестры, было смелым шагом. Но сорок восьмая выделялась сильным характером из всего этого знаменитого семейства и покорно приняла жертву. Но сейчас, когда ей сверлили челюсть, она ненавидела эту родственницу.
– Мадам, – оторвал ее от мысли один из трех врачей. Будем ли мы дергать нерв?
Этот же вопрос ей задали два других, она их возненавидела также, как и первого, которого она хотела убить сразу после опломбирования, но ответила утвердительно.
И вдруг она вспомнила человека c усами. О! Это было прекрасно! Он был ее любовником еще во время двадцать четвертого замужества. Какие это были дни! Как долго, тихо, со скрипом, со стонами и счастливо тянулись уютные ночи. Он называл себя Максимом, но она видела в нем Штирлица, того самого, средних лет полковника, о котором она слышала от старика Мюллера – ее седьмого мужа. "Где ты, Отто?" спросила она себя и лишилась первого нерва, зуб ей стал безразличен, первая из трех болей прошла. Почему-то она подумала о ревности, ей показалось, что сейчас ее былой возлюбленный трах-тарарах в одной постели c какой-нибудь там Марианной из Мексики или Розой из России, а может даже, c бывшей радисткой Кэт, которую она вообще не знала.
Но Штирлицу в это время было не до этого. У Максима Максимовича тоже разболелся зуб и он несся к зубному на своем новеньком "BMW". Подъехав к зубной клинике, генерал Исаев приглушил мотор, зубная боль усилилась, он вылетел из машины и расталкивая прохожих бросился внутрь здания.
В "зубовыбивальную" была жуткая очередь. Это обстоятельство бывалого разведчика ничуть не смутило. Дав двум самым рьяным очередникам в морду, он c криком "Ура! За партию!" ворвался в кабинет. В этот момент сорок восьмая мама почувствовала легкое облегчение – третий нерв решил сам покончить c собой, она открыла глаза и почти потеряла сознание: Человек c усами стоял перед ней! Это было чудо! Но она быстро взяла себя в руки и кокетливо улыбнулась своей бывшей любви. Штирлиц сделал вид, что он просто так зашел.
– А, Максимушка! Ты ли это? – воскликнула больная.
– Сама видишь, что я! – грубо ответил Штирлиц. – Тебя, дуры, только здесь и не хватает! Зубы болят, а ты тут со своими мужеподобными выходками.
– Но я...
– Молчать! – приказал генерал Исаев. Зубная боль еще раз дала о себе знать и Штирлиц машинально полез за кастетом.
"Что по этому поводу скажет Кальтенбруннер?" – подумал зубной врач со странным именем Сантос Уником-без-Банка и понял, что его сейчас будут бить.
Сорок восьмая под предлогом, что надо сходить в магазин она там еще c утра заняла очередь, быстро удалилась. Уником-без-Банка был прав. Получив по морде, он усадил нового больного в кресло, достал электродрель, насадил сверло, товарищ Отто Штирлиц открыл рот – началась стандартная процедура лечения.
В это же время где-то в далеком городе Санта-Барбара шел проливной дождь.
ГЛАВА 4. ТАЙНА СОРОК ВОСЬМОЙ МАМЫ
Луис Альберто жестоко порол... Марианну кожаным сыромятным ремнем за неверность. Марианна, стоя на коленях в углу на горохе, всхлипывала и просила прощения. Ничто не помогло ей уйти от наказания: ни клятвы, не обещания в супружеской верности, ни партийный билет, выданный ей Штирлицем намедни. Луис был неумолим. Порка кончилась лишь благодаря тому, что на вилле Альберто появилась сорок восьмая мама. Марианна, встав c коленок, была удивлена, что сорок восьмая вошла без стука.
Луис Альберто галантно подошел к своей бывшей возлюбленной и мило поцеловал ей ручку.
– Какими судьбами? – учтиво спросил он, вешая ремень на привычное для него место в прихожей.
– Штирлиц в городе! – почти прокричала мама.
– Как?! – ужаснулась Марианна.
– Да, милочка моя. Он сейчас в зубной клинике. Я только что еле ушла оттуда.
Откуда-то появилась Донна Роза, что-то фыркнула, напомнила о диких обезьянах Бразилии и, неожиданно для всех, спросила:
– Ну как он?
– Кто он? – мрачно спросил Альберто.
– Ну как же? Товарищ Штирлиц! – Донна налила себе немного виски, дыхнула, выпила залпом и очень противно прорыгала.
Марианна поморщилась.
– А ты что, корова, знаешь его? – Сорок восьмая мама грозно посмотрела на небрежную фигурку Розы.
– Это кто – корова? Ах ты распутница! Марианна, а знаешь ли ты, что вот эта тварь спала c твоим мужем?
Лицо Марианны покраснело, Луис Альберто смутился и быстро вышел, сорок восьмая же воспользовалась моментом и залепила ударную пощечину тетушке Розе. Донна вскрикнула, но не ответила; она налила еще виски и c мощным выдохом выпила, заметив при этом:
– Ты, милочка, руки не распускай. Марианна, а знаешь ли ты, что у этой святоши от твоего миленького Альбертика родился сын.
– Как! Мой муж – рогоносец?
– Да, да, девочка моя. Твой ревнивец скрывает это уже двадцать лет. Но мы то в России все знаем! Телевизоры, слава Богу, у всех есть. Насмотрелись ваших дебильных сериалов!
Сорок восьмая в этот момент была готова провалиться на месте. Как она возненавидела эту мерзкую русскую. Но она не искала теперь физической расправы:
– Вы все сказали? Ну, так вот послушайте меня! Завтра все газеты мира узнают, что Майоров Вихрь – плод твоей пошлой любви c товарищем Штирлицем.
Пустая рюмка выпала из рук Донны Розы и c шумом разбилась вдребезги. Роза была не готова к такому удару. Она встала на колени и дергая ляжками, подошла к сорок восьмой:
– Умоляю вас, как может умолять женщина женщину, не губите меня! Не дайте утонуть моей любви в чане c дерьмом. Если б вы знали, как я люблю Максима!
– Я тоже его люблю! – воскликнула сорок восьмая.
– И я! – почти вскрикнула Марианна.
В это время какой-то мелкий пакостник, очень похожий на товарища Бормана, сидел в женском клозете виллы Альберто и записывал на диктофон весь этот разговор. "Получится неплохое донесение товарищу Черненко!" – подумал мелкий пакостник и насторожился.
В дверь постучали, Марианна спешно открыла, вошла Ракелия.
– Что тут происходит? – спросила она, увидев коленопреклоненную Донну Розу.
– Да, ничего! Так, разговариваем! – ответила ей Марианна.
– Ну, ну! – Ракелия тихо прошмыгнула в комнату и со вздохом села в кресло. – Послушайте, а никто не знает, где сейчас может быть товарищ Штирлиц?
Три женщины одновременно вскрикнули, Роза деловито встала c колен, мелкий пакостник проглотил жвачку.
– Что c вами? – удивленно спросила Ракелия.
Донна Роза ответила за всех:
– А что тут удивительного! У нас в Бразилии, где водятся дикие обезьяны, вот эту дуру, которая называет себя Ракелией, знают все как распутную шлюху...
Ракелия была сильной женщиной и мощным ударом в грудь заставила замолчать Розу. Грудь упала и Ракелия неожиданно поняла, что перед ней мужчина:
– Так ты – "мужецко пола"! Ах ты развратник! Девки, бей его!
Товарищ Дмитрий Розов понял, что пора сматываться, и, подобрав выбитые груди, выбежал вон.
ГЛАВА 5. ДОНОС ПОД ДИКТОВКУ
Господин Кальтенбруннер, будучи главным советником товарища Хонекера, писал доклад. Рука дрожала и текст получался неровным. Что-то сильно раздражало Генриха. Тема доклада ему была спущена сверху, главный советник долго вдумывался в ее смысл, мозг усиленно работал и не мог понять главного. А главное было в названии:
Генрих работал c таким напряжением, что даже не заметил, как к нему вошел его бывший шеф Мартин Борман. Рейхсляйтер вежливо чихнул, Кальтенбруннер поднял глаза, лицо его окаменело, голос поник и выплюнул древнее восклицание:
– Хайль, Гитлер!
– Какой еще Гитлер? – спросил Борман. – Тот что сидит в Бутырке? Чем вы тут занимаетесь? Антисоциалистической пропагандой?
– Нет... Но вы... Здесь... Я подумал...
– Что вы подумали?
– Я...
– Что нацизм опять пришел к власти? – мелкий пакостник был неумолим и старался задавать вопросы покаверзнее.
– Нет, просто, что-то нашло... Вот я и выпалил невесть знает что.
– В вашем возрасте, товарищ главный советник, пора бы уже научиться давать отчет своим словам.
Кальтенбрунер вовремя пришел в себя и холодно произнес:
– Я считаю, господин рейхсляйтер, что мои действия и поступки служат делу мирового пролетариата!
– Действия и поступки – это одно и то же! – глухо произнес Борман и вдруг вспомнил, что он уже где-то слышал эту фразу, она ему напомнила весну и какое-то из ее мгновений, скорее всего седьмое, но точно он не помнил. – И никакой я вам не рейхсляйтер. Зовите меня просто – Мартин Рейхстагович. Впрочем, я к вам не за этим пришел... Я сверху... Вы меня понимаете?! – Борман показал пальцем на потолок. – Я к вам спустился сверху для того, чтобы помочь сделать донесение товарищу Хонекеру.
И тут Борман включил диктофон. Генеральный советник прослушал запись разговора, сделанного мелким пакостником на вилле у товарища Альберто.
– Так что же это получается, – воскликнул Кальтенбруннер. – Марианна – агент Штирлица, а Донна Роза это вовсе не Роза, а товарищ "мужецко пола"? А на кого работает Ракелия и сорок восьмая, как ее там... мама?
– Вы коммунист? – неожиданно для себя спросил Борман.
– Я?
– Ну конечно вы.
– Вы меня обижаете! Конечно же коммунист.
– Тогда вы все должны понять сразу и без лишних объяснений.
– Но, простите...
– Мартин Рейхстагович...
– Но, простите, Мартин Рейхстагович, я хотел бы напомнить вам, что Штирлиц тоже коммунист и в партии он более нас c вами. Не нам судить о его действиях и поступках.
– Я вам сказал, – воскликнул Борман. – Это одно и то же. А опорочить его перед глазами мировой общественности мы должны. Директива спущена и не мне вас учить, что ее надо выполнять, и все тут! А, может, Генрих Кальтенбрунович, вы против партии?!
– Вы меня оскорбляете!
– Я? Да что вы! Уж не мне соваться в ваши дела. Но то что вы защищаете Штирлица наводит на всякие мысли... Впрочем, предателем вы никогда не были.
– Предателем? – оборвал его Кальтенбруннер. – Да я за свой партийный билет готов жизнь отдать! Я – коммунист до мозга костей!
– Ну, ну, друг мой, я погорячился. Впрочем, хватит дискуссий, посмотрим, какой вы коммунист. Итак, к делу, пишите.
Кальтенбрунер взял ручку и принялся записывать слова мелкого пакостника:
Полковник Максим Максимович Исаев находясь на ответственном задании в Мексике (или в Бразилии, точно пока не установлено) грубо нарушив партийную дисциплину и потеряв облик человека коммунистического труда, вел распутную жизнь c тамошними плохо одевающимися девицами подозрительной наружности. Снюхавшись c некой Марианной, означенный Исаев опорочил ее и по принуждению заставил вступить в партию. Этого ему показалось мало, и он завел связь c барышней легкого поведения, некой Ракелией, которая разоблачила нашего агента по кличке Голубая Розочка. Кроме этого, тот же Штирлиц позволил скрыться классовому врагу мирового пролетариата – сорок восьмой маме. Все эти факты имеют под собой документальную основу и в лишних аргументах и фактах, а также доказательствах, не нуждаются...
