Текст книги "Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота."

Автор книги: Борис Каминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

Глава 4. Легкая вечеринка.

1 марта 1905.

Весь следующий день пролетел в приятных хлопотах. Дмитрий Павлович с Федотовым взяли на себя приобретение всевозможных яств и напитков. Тонкая натура математика толкнула Ильича купить новый, по последней здешней моде костюм-тройку и хрустальные бокалы. По-видимому, натура наложила запрет на питие из разномастной посуды. Увидев приодевшегося Доцента, друзья долго ломали себе головы над вопросом, как сухарь-математик мог так точно угадать местный стиль. И вот ведь какая странность – сами-то они не слишком разбирались в здешней моде, но, глянув на Ильича, почувствовали – перед ними вполне состоявшийся, строгих правил интеллигентный человек.

– Вот что делают с человеком одежда и академическое воспитание, учись! – глубокомысленно изрек Федотов.

Последнее было адресовано Звереву, расхаживающему в 'дорогих' китайских трениках и свитере. Дорогих, естественно, только Психологу.

– Ну дык ...

Зверев хотел ответить что-то глубокомысленное, но вылетело привычное: 'сам такой'.

Вскочив в пролетку, двое слетали на Садовую. На полках магазина 'Арабажи и Ко' рядами стояли разнообразные бутылки. Среди прочих в глаза бросились коньяки господина Шустова: 'Кавказский', 'Экстра' и 'Финь-шампань'. После небольшой перепалки остановились на классике – 'Кавказский'.

Из вин приглянулось красное Шато Мутон Ротшильд. Выбор Шато был явно навеян действиями Ильича в трактире на колесах.

Дима хотел в довесок взять Камю, но Федотов был категорически против, заявив, что Черчилль предпочитал только армянский коньяк. Причем тут Черчилль, было непонятно, но Психолог решил не спорить, взяв для пробы 'Финь-шампань' – истина 'выпивки много не бывает' Звереву была известна.

Из закусок приобрели по полфунта красной и паюсной икры, копченых угрей, немного буженины и острый овечий сыр. Из фруктов остановились на винограде, отметив, что бананов в этом мире нэма.

К дому подкатили после полудни, к этому времени над протопленной банькой, едва курился дымок – верный признак готовности к эксплуатации. Баня торилась по черному, тем придавая процедуре особую пикантность. Основательно пропарившись, принялись сервировать стол, поминутно бегая в местный холодильник системы 'деревенские сени'.

Мужскую суету прервало появление на пороге Настасьи Ниловны. Невысокая, стройная в белом полушубке, она темным выразительным взглядом окинула горницу. Был в этой женщине некий дар, отчего мужчины не чувствовали ее хозяйкой-купчихой. Вроде бы и по-хозяйски посмотрела, а не откликнулась душа неприятием.

'Повезло Ильичу', – привычно отметил про себя Димыч.

Хозяйка с самого начала заглядывала к постояльцам, балуя их пирогами. После появления в ее жизни Владимира Ильича эти подарки стали для переселенцев привычными.

– Борис Степанович, ну что же вы так-то на стол навалили, позвали бы, я вам картошки с мясом наварила.

– Настась Ниловна, да мы тут по-свойски, не беспокойтесь.

'Не беспокоиться', однако, не получилось. Настасья с поразительным проворством проявила самостоятельность. Стол был застелен льняной скатертью, расставлены закуски и столовые приборы. Через пяток минут взору друзей явился праздничный стол.

– Владимир Ильич, ты газеты оставил, что сегодня купили, – застенчиво произнесла Настасья, поправляя Ильичу галстук, – ты приходи.

'Ха! Теперь понятно, отчего математик так точно угадал со стилем. Он, конечно, не простак, но женское чутье не в пример точнее', – догадались самые прозорливые.

Вернувшийся с горячей картошкой Зверев застал умиротворенно сидящего в кресле Федотова. Не в пример ему выглядел Мишенин. В новом костюме был он похож на Андрея Панина в положительной роли угонщика бронепоезда, но с бородкой. Просматривая свежий номер 'Московского листка', Ильич, казалось, ничего вокруг не замечал. Напряженное лицо и рука, теребящая крахмально-жесткий воротник, выдавали его состояние. Дима понял, что положение надо немедленно спасать.

– Владимир Ильич, да не переживай ты так.

Плеснув в бокалы коньяк, Зверев плавно пронес свой бокал по широкой дуге, не расплескав ни капли. Глядя сквозь янтарный напиток, он медленно и весомо произнес:

– Господа, мы не вовремя загрустили. Ильич, ты пойми, мы теперь совсем не нищие! Предлагаю поднять бокалы за наше безнадежное дело!

– Ага, безнадежное, но весьма денежное, – поддержал Федотов.

– Ну как вы не понимаете! – воскликнул Мишенин. – В газете написали об ограблении. Репортер Гиляровский лично брал интервью у полицмейстера, и тот сообщил, что полиция вышла на след грабителей, оборвавшийся у Дмитрова. Понимаете, они нас чуть-чуть не поймали!

Он постучал по газетной странице костяшками согнутых пальцев.

– Чуть-чуть не считается! – буркнул Дима. – И вообще... не ты ли мне в лесу говорил, что тост портить нехорошо?

– Всё, мужики, всё! Тост произнесен! – Борис интонацией приказывал Мишенину успокоиться.

Бокалы звякнули, символизируя удачу.

Дима в душе аплодировал напарнику: 'Это же надо! Насколько действенный способ! Старый и голос не повысил, а математик сразу подчинился. Надо бы попробовать'.

– Ты, Ильич, пойми, – закусывая ломтиком сыра с красной икрой, говорил Дима, – кто не рискует, пьет паленую водку. И ту не бесплатно. Вот стоит у нас на столе шустовский коньячок. Много людей его пробовали? Нет, конечно. А почему? А потому, что собственной тени боялись. Ильич, то, что мы задумали, требует настоящей отваги. В этом смысле проведенная нами операция просто детская забава. Риск, конечно, был, но ты же сам знаешь, как мы тщательно все планировали и готовились. А с другой стороны, – продолжал разглагольствовать Зверев, – Подмосковье не дикий запад. Мексиканцы, смею заметить, в здешнем климате не произрастают и поездов не грабят. В этом крылся залог нашего успеха, внезапность к тому же способствовала.

Покуривая душистый 'Каприз', Федотов в который раз задумался по поводу фантастического происшествия: 'Что же за странный принцип выбора, таких разных и таких, в общем-то, заурядных мужчин. Это если исходить из версии направленного на нас эксперимента, хотя вслух такого говорить я не стану. И не сказать, что нас с Дмитрием вело провидение, хотя какая-то предопределенность просматривается. Но почему Ильич, угодив в ночлежку, ждал 'у моря погоды'? Странно это. Мы-то с Димой достаточно быстро адаптировались. Где хитростью, где откровенной наглостью втиснулись в этот мир'

Борис привычно стряхнул пепел в печь.

'А если подумать, так и встреча со старьевщиком оказалась весьма кстати. Прямо по Федору Михайловичу, только без наказания. Хотя, если бы не бойцовские навыки морпеха, может, и не вышли бы мы из той подворотни. М-да, забавно. Навыки тренера самбо и служба морпехом здесь оказались востребованы. Знания психологии так же не лишние. Без практики они, как бы это сказать – на троечку, но все равно имеются. С Дмитрием на будущее мы придерживаемся одних взглядов. Не все, конечно, гладко, но в целом мы солидарны. Это большая удача, а вот с Мишениным еще накувыркаемся'.

– Ильич, – обратился Борис к Мишенину, – что тебя гнетет?

– Да как представлю, что дома семья осталась, так хоть на стенку лезь,– с тоской ответил математик.

– Вова, ты мухомором-то не прикидывайся. Не ты ли сформулировал, что энергия переноса материального объекта должна равняться энергии вселенной? Так что никуда ты из нашего мира не убег. Туточки тебя воссоздали, туточки, как и меня с Димоном. Знать бы только, из чего слепили. Вдруг из коровьего дерьма? Обидно будет. Но! Главное! Данное обстоятельство дает нам надежду: что бы с нами тут не случилось, там все пойдет своим чередом, там мы никуда не сгинем.

– Мужики, да муторно мне! – воскликнул Мишенин. – Я же две недели скитался по ночлежкам, потом болел. А теперь и сам грабителем стал. Всё время вижу умоляющие глаза той старухи. Я прохожу мимо, а она смотрит.

'А у нашего Доцента отходняк, – отметил про себя Дима. – Хреново. Впрочем, почему хреново? Так и должно быть. Наш доцент до вчерашнего дня поездов не грабил. Жил себе вполне смирной овечкой со своими тараканами в голове. Ильич даже не догадывается, чего нам со Степанычем стоило его подвигнуть на поездку. Наше счастье, что так все спонтанно произошло, а то неизвестно, был бы он сейчас с нами. А теперь его подсознание пытается найти виновника, а еще лучше все отменить. Да только поздно, братец-гримм, поздно. Кстати, вот и еще один штришок к портрету нашего математика: он весьма комфортно устроился под бочком у овдовевшей купчихи, а как нужда приходит, так и о семье вспоминает'.

– Ильич, дружище, – начал Дима с фальшивыми интонациями онколога. – Вспомни, кем ты был в той жизни? Ты настоящий математик и кандидат наук, получал гроши за пустую работу 'админа'. А теперь! Ты себя преодолел, и потому все мы стали свободными и богатыми. Доцент, обеспечить себе будущее дано не каждому, это дорогого стоит.

Лицо математика порозовело. Морщинки разгладились. Жизнь предстала в ином свете.

Наблюдая усиленное коньяком волшебство откровенной лести, Борис мысленно потирал руки: 'Ай да Димка, ай да сукин сын. А ведь психологическая практика у тебя была, правда с бандитами, но была. Это непременно надо взять на заметку'.

Березовые дрова, подброшенные в печь, пахли весной. Распространяя дурманящий аромат, скворчал на торцах сок. Выпитый коньяк явно способствовал улучшению настроения.

Борис решил подыграть Звереву:

– Ильич, я предлагаю выпить за тебя. Нас с тобой стало трое, это хорошее число. За тебя и грамотную подготовку операции!

Друзья вспомнили, как их безбожно гонял Зверев. Сейчас все это не казалось ненужным занудством. Теперь даже Мишенин гордился приобретенными навыками. Воспоминания о подготовке постепенно сменились тем, чем обычно сменяется застолье мужской компании.

– Коллеги, вы не находите, что пришла пора определиться? – с торжественностью в голосе обратился к друзьям Борис, доливая каждому шустова.

– Степаныч, ты об информационной телепортации? Так мне по барабану, перенесли меня живьем или великий портной снял с меня мерку. Ты о чем?

– Я, Дим, о нашем будущем. Пришла пора думать о грядущем.

– И, правда, пора? Я об этом не догадался! – Ильич удивился, что такая простая мысль до сих пор не пришла ему в голову.

– Я, Ильич, вот уже сутки жду, когда Степаныч скажет, куда денежки вкладывать. Так я прямо скажу. Надо открывать спортклуб!

– Димка, да хоть спиртклуб, но я хочу понять главное!

– Вы это о чем, какой клуб? – крутя головой, недоуменно спрашивал Мишенин.

– Господа! Позвольте я ненадолго займу ваше внимание. Позвольте концептуально озвучить проблему, чтобы позже обратиться к конкретике, – с пафосом продолжил Борис.

Пьянея, он всегда начинал говорить длинно и витиевато. Его рассудительные тосты больше походили на программные выступления политиков. В таком состоянии самому себе он казался солидным и мудрым.

– У нас появились некоторые средства, следовательно, – в голосе Федотова набатом зазвучала патетика, а указующий перст указал в потолок, – подоспело время решать, как ими правильно распорядиться. Если смотреть немного дальше и шире, то нам всерьез следует задуматься о грядущем. Поглядите на этот превосходный напиток, – для наглядности Борис посмотрел сквозь бокал. – Сколько в этом коньяке сконцентрировано людского и солнечного тепла. Это я к тому, что давайте вместе поразмыслим, как нам поступить. Поступить так, чтобы такой напиток всегда был в нашем доме. Но не это должно быть главным! Самоцелью это быть не должно!

Мишенин, подперев голову, о чем-то мечтательно задумался.

– Ильич, ты послушай, как излагает! – локтем двинул приятеля Зверев, отчего нос Ильича едва не достиг столешницы.

– Ну, так трибун! Я вот помню наш зав.кафедрой так же однажды шпарил, а потом помер.

– Помер? – почесывая шевелюру, оторопело переспросил Дима. – Фамилия того зав.кафедрой была случайно не Гвоздев?

– Да ты что! Его фамилия была Кацман.

– Дык я и говорю, что Кацман, а у нашего какая фамилия?

– Причем тут фамилия?

– А притом, что русские не сдаются!

– А-а-а-а, понял, не сдаются. Это правильно. Степаныч, ты что замолчал? – с пьяной искренностью обратился математик к Борису. – Ты на нас не смотри. Ты позицию излагай. Так сказать, концептуально, значимо. Мы тебя внимательно слушаем!

– Вы что угодно похороните, вам и повода не надо, – опечаленно вздохнул докладчик.

– Так я же тебе говорю: давай открывать спортклуб! – Дима вновь озвучил идею, за которую готов был драться до конца.

– Димка, погоди, дойдем и до конкретики, – с досадой отмахнулся Федотов. – Так вот, господа, мне представляется, что нам предстоит определиться. Определиться, чтоб не было мучительно горько, чтобы и дети наши, и правнуки помнили и чтили. Но дабы не растекаться мыслью по древу, я позволю предложить высокому собранию алгоритм.

Пригубив коньяк, он с еще большим воодушевлением продолжил:

– Мы знаем будущее и знаем, что будущее России незавидно. Отсюда нам надо решить, как нам поступить. На что направить нам свои усилия. Выехать на запад? Выехать сейчас или делать ноги завтра? А может, нам следует пойти по тернистому пути коррекции истории нашей державы или даже истории всего мира? Давайте рассмотрим и такую перспективу!

– За это и выпьем! – перебил оратора Ильич, осознавший, что словоизлияние необходимо немедленно прекратить. Слишком уж долгим был этот тост.

– Ильич, не торопись! – неожиданно интеллигентно и будто протрезвев, остановил приятеля Дмитрий. – Борис Степаныч, уважаемый, а куда это Вы историю рулить собираетесь, в какую сторону?

– Вот и я о том же, Дмитрий Павлович, и я о том же. Прежде чем рулить, надо спросить самих себя. Да! Именно самих себя. Потому как в этом мире мы безумно одиноки. Здесь нам никто не поможет. Спросить, а есть ли у этой телеги рулевое колесо или, на худой конец, штурвал? Опять же, если таковой имеется, надо выяснить, а хватит ли сил у рулильщиков?

– Степаныч, ты о чем? – Зверев начал терять нить разговора.

– Да о том, дорогой Дмитрий Павлович, что ни Вы, ни я даже с дикого перепоя не рискнем столкнуть с курса супертанкер. Или я не прав?

– Степаныч, я что-то совсем запутался, причем тут ....

Дима хотел о чем-то спросить, но закончить ему не дал Ильич, что встрепенувшимся воробьем запальчиво зачастил:

– Минутку, Борис Степанович! Вы нас не путайте. Вы нас в правах не ограничивайте! Как это у танкера нет руля? Всем известно, что у танкера руль имеется. Это доказанный факт. А значит, танкером можно рулить!

– Доцент, а ты помнишь такой стишок, – не думая сдаваться, с сарказмом ответил Старый,– 'по Бессарабии кочуя, толкали задом паровоз'. Так вот, мы с тобой даже не голозадые, мы, можно сказать, утопленники.

– Утопленники?! – взвился Ильич. – Какие такие утопленники, это мы утопленники?!

– Голозадые! – рявкнул Федотов.

– Степаныч! Остановись!– простонал Дима, окончательно отчаявшийся что– либо понять.

Наступил тот самый момент, когда дипломированный психолог, наконец, осознал: если немедленно не вмешаться, завтра здесь будет трудиться бригада людей в белых халатах, окончивших психиатрическое отделение.

– Мужики! – сказал он серьезно и строго. – А коньяк-то чудо как хорош! Давайте срочно промоем наши мозги этим, как говорит Степаныч, превосходным напитком! За единую и неделимую иначе мы вообще....

Простенький тост, но прозвучал он настолько глубокомысленно, что Ильич забыл, что все они 'утопленники' и не обратил внимания на специфическую концовку тоста.

– Точно, по чуть-чуть, – тут же откликнулся Вова, протягивая пустой бокал.

'Наверное, я что-то неправильно говорю', – с тоской подумал Степаныч, опрокидывая в себя очередную порцию.

В иные моменты спиртное обладает чудодейственной силой. Вот и сейчас всего лишь один глоток придал оратору силы:

– Коллеги, я должен констатировать – пятизвездочный Багратион лучше шустова, но главное в другом. Призываю всех вас осознать тот факт, что Россия – Великая страна. Именно так, Великая страна, что пишется с большой буквы! Страна с вековыми традициями и устоями, и с поистине фантастической постоянной времени!

– Степаныч, какая на хрен постоянная времени и причем тут история и супертанкер? – разъярился Зверев.

– Димыч, не история, а Россия! – толком не слыша, о чем его спрашивают, продолжал Борис и, воздев вверх руку на манер известного исторического персонажа, с подъемом в голосе продолжи. – Я Россию сравниваю с десятком, нет, даже с сотней супертанкеров, что идут своим курсом, вперед и вперед!

– Не понимаю, причем тут нефтевозы или это аллегория? Мы что, не будем менять революцию? А-а-а, понял! – осенило вдруг Ильича. – Мы станем нефтепромышленниками! Боже, какая блестящая мысль! Нет, ну какая блестящая мысль, это надо же!? Это обязательно надо записать.

– А зачем нам менять революцию, пусть себе будет, какая будет! – удивленно пожал плечами Борис. – Ты, Ильич, вспомни, как тебя воспитали местные менты, когда ты запел о скорой гибели эскадры Рожественского.

– Я в тот раз попал не к тем людям, не к тем стражам порядка. И вообще, я попал в полицию ограбленным, а меня выгнали, – пьяно взъерошившись и языком нащупывая качающийся зуб, запальчиво ответил Ильич.

– Ильич! – укоризненно глядя на Доцента, вещал Борис, – Ты попал к нормальным русским патриотам. Ты им открытым текстом забубенил, что они тупее желтолицых макак. А разве они тупее? Нет, и еще раз нет! Они нормальные русские патриоты, потому дали тебе в глаз! Еще спасибо скажи, что тебя перед этим грабанули.

– Эт точно, – восторженно заржал Дима. – Пришел бы наш Доцент в полицию, да весь в стареньком пальтишке от фабрики 'Большевичка'. Пришел и выложил из помойного пакета 'вещдоки'. Вот видите, это я надкусил утром двадцать шестого декабря две тысячи четвертого, а этот огрызок я ел сегодня вечером, двадцать шестого декабря тысяча девятьсот четвертого. Ильич, тебя тут же определили бы в желтое здание. В детективах всегда так пишут.

– Да, Ильич. И сидеть бы тебе тогда в тепле и уюте. Хорошо сидеть. – с завистью подхватил Федотов. – За это и выпьем! Стоп! А причем тут детективы? И это .... о чем я хотел сказать? Так, надо собраться.... Ага, вспомнил! Ильич! -осенило наконец Федотова. – Реакция общества действительно проявится! Я точно помню, что войну мы проиграем, на что последует реакция. Это будет колоссальная энергия! Вова, ты ж математик! Попробуй-ка сопоставить энергию наших воплей с инерцией системы! Это же воздействие с энергией дельта функции. Стоп! – опять сам себя остановил Степаныч и, очень медленно выговаривая каждое слово, продолжил. – Я хотел сказать – эквивалентно реакции мас-сив-но-го тела на воздействие типа дельта-функция'.

На последних словах Федотов сник, опять забыв, с чего начал. Зверев также ничего не понял, но на этот раз промолчал, убоявшись прослыть невеждой. Ильича же словно укусила муха:

– Математика тут не причем, и постоянная времени не причем. Не надо мне рассказывать сказки! – взвился он.

– Эй, старички, а ну-ка брык по углам, по углам. Вы тут не забывайтесь! Тут вам не там, тренер здесь я! Нам только дельтанутых функционалов с шизоидными наклонностями не хватало. Кстати, не мешало бы налить, поднять и вспомнить, как славно мы ушли из поезда.

За уход!

Празднование продолжалось. Как-то незаметно со стола исчезло шато, вроде бы вино не разливали, но факт оставался фактом – оно исчезло. По всему получалось – праздник удавался все больше и больше.

– Дима, Степа-аныч! – с трудом выговаривал изрядно набравшийся Доцент. – Му....Мужики!!! Вы уверены, что нас.... (ик!) не причислят? (Слово 'причислят' прозвучало как 'прчсльт')

– Иль-ыч, – нараспев вырвалось у поперхнувшегося от изумления Зверева, – рановато тебе к Святым? Ты вроде пока живой!

– Дмтр.... Дмитрий Павлович! Вы ж-же пркрс-с-но понимаете, что я хотел сказать. Вы длж-жны мне ответить: Нас не ... не вычс-слят?

– Наш дорогой Ильич! – обрадовано вскочил Дима, будто собираясь обнять Доцента. – Да, ка-ак только колье за-агоним ....

– Ка.... ка.... какое колье?

– Дорогое колье, с брильянтами, которое ты со старенькой ба-абушки очень изящно стянул!

– Я?! – изумился Мишенин.

– А кто?! Я что ли? Впрочем, какая разница. Как только мы это колье загоним, нас сразу же и вычислят, и причислят, как положено!

– Так это же.... – кандидат наук встрепенулся, откинулся в кресле и добавил трагическим шепетом, – Это же ка-тор-га!!!

– Ни-ка-кой ка-тор-ги! – по слогам произнес Дима.

Его указательный палец, как метроном, маячил туда-сюда перед носом доцента.

– А что же тогда? Повешение?! – шепотом произнес Мишенин, втягивая голову в плечи.

– Владимир Ильич! Ты пойми! Это тебе говорю я, диплом-мированный психолог двадцать первого века! – наклонившись над Мишениным, с напором выговаривал Дима. – Миром всегда пра-авят и закон, и понятия. Так было, есть и будет. Все остальное интеллигентские рефлексии и самообман! По закону нас тут нет. Значит и поезда нет. А в поезде была граната... Был инц-дент. Получается парадокс. Так.... о чем я сейчас говорил?

– О том, как оп-поздал поезд с гранатой, – подсказал Федотов, заглядывая к Звереву под кресло. – Дим, ты не знаешь, где мои папиросы? Была почти полная пачка.

– Старый, посмотри у себя в нагрудном кармане. Ильич, там живут по понятиям!

– Где там? – забыв о папиросах, заинтересовался Федотов.

– Там, – подтвердил Дима, уперевшись указательным пальцем в потолок.

Все заинтересованно подняли головы, пытаясь разглядеть это самое 'там'.

– В этом мире это царь, энд кэмпани, а царь немец. Так во-от, в этой системе ценностей твоя виновность или невиновность с позиции закона не ра-ассматривается! Не рас-смат-ри-ва-ет-ся,– палец Зверева опять превратился в метроном.

– Дмтр.... Дмитрий Палыч! Ну что вы меня все пу-утаете?

– Не рас-смат-ри-ва-ва-ет-ся! – указательный палец психолога по-прежнему гипнотизировал Мишенина.

– Я же ва-а-ас ко-онкретно спросил! – попытался возмутиться Ильич. – Поч-чему нет поезда? Куда он под-девался? А вы пе-ереносите все из нашего времени! Так не-ельзя, Дима! Тут все по-другому.

– Ага, нельзя, как же, как же, нельзя. Нельзя спать с теткой на потолке. Тетка свалится. И то не факт. – Дима вновь посмотрел на потолок, будто оттуда действительно могла свалиться тетка. – А может, и не свалится, – самому себе ответил Зверев. – Проверить надо. Слушай, Вова, а давай еще нальем.

– Точ-чно, отлич-чный здесь коньяк, – заплетающимся языком выговорил Доцент.

– Степа-аныч, Дима, я предлагаю выпить за не-е-известное будущее!

– Име-енно, – столь же растягивая слова, поддержал Доцента Дима, – но будущее делаем мы сами. Господа, за свободу пьем стоя, за на-ашу свободу!

Уже проваливаясь в сон, Борис подумал: 'Крепко же мы сегодня набрались, а главного так и не решили. Завтра надо будет продолжить. Кстати, а что за идея со спортклубом?'.