Текст книги "Подбельский"

Автор книги: Борис Расин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Сколько надо ламп? – спросил, в свою очередь, Бонч-Бруевич.

– Ну, скажем, тысячу в месяц.

– Прежде всего необходимо стекло. Нужно примерно двадцать килограммов.

– А взять его где?

– На «Дружной горке» под Гатчиной, – ответил Бонч-Бруевич.

– Еще что?

– Многое еще нужно. И вольфрам, и никель, и вакуумная резина, и алюминий для электродов, – быстро перечислял руководитель лаборатории.

– А сейчас откуда вы это достаете?

Бонч-Бруевич вздохнул.

– С миру по нитке, Вадим Николаевич, – ответил за него Лещинский. – Достаем, где что можем: на заводе Айваза[16]16
  Завод Айваза в Петрограде. Теперь завод «Светлана».


[Закрыть] из отходов, в химических лабораториях, даже в местной аптеке.

– Н-да…

– Но главное – газ. На бензине трудно работать. Нужен газ. Хорошо бы построить здесь газовый завод.

– А это уже нереально, и вы сами это хорошо знаете. Надо искать другое решение, – ответил нарком.

– Пожалуй, можно найти и другое решение – возить сюда газ из Петрограда, – сказал Бонч-Бруевич. – Но как?

– У нас достаточно своего почтового транспорта, пусть транспортировка вас меньше всего беспокоит.

– Еще нужна электроэнергия, вставил Бонч-Бруевич. – Да и вода нужна. Нужно бы построить свою электростанцию…

– И это нереально, – так же решительно ответил нарком.

Немного подумав, Подбельский предложил:

– Вот что, товарищи. Я вижу, что дело вы делаете большое и очень нужное, планы у вас большие и хорошие. Но нам срочно необходимы лампы, а вы тут предлагаете заняться капитальным строительством. Не проще ли немедленно переехать вам в другой город и там наладить массовое производство ламп?

Не успели еще Лещинский и Бонч-Бруевич опомниться от неожиданности этого предложения, как нарком сказал, обращаясь к Лещинскому:

– Вот что, Владимир Михайлович. Завтра в двенадцать часов я буду ждать вас в наркомате. Надеюсь, вы адреса не забыли: Большая Дмитровка, двадцать два! Подготовьте список пообстоятельнее – все, что вам потребуется для расширения производства. Учтите: нам нужны свои лампы, и чем скорее, тем лучше…

По правде говоря, Бонч-Бруевич, Лещинский и другие работники лаборатории не особенно полагались на порыв молодого наркома. Ведь и год-полтора тому назад приезжали на радиостанцию представители Временного правительства, тоже интересовались работами по изобретению и изготовлению радиоламп, наобещали «с три короба», но так ничего и не сделали. Не повторится ли и теперь то же самое?

И все-таки до глубокой ночи работники лаборатории составляли список необходимого оборудования. А утром следующего дня Владимир Михайлович Лещинский уже был на приеме у Наркомпочтеля,

Подбельский внимательно прочитал докладную записку и заявку Лещинского.

– Вот что, – сказал он начальнику лаборатории – к первой годовщине Октября должна быть готова первая партия ламп. Переезжайте, куда хотите. Место выбирайте сами. Я обещаю вам, со своей стороны, полное содействие…

Нарком открыл дверцу несгораемого шкафа, извлек оттуда довольно объемистый пакет и передал Лещинскому.

– Здесь вам на переезд и на первое обзаведение. И еще подумайте-ка о привлечении к работе специалистов, а если нужно» и ученых-консультантов. Денег на это мы вам дадим.

Лещинский робко взял пачки ассигнаций. Десять тысяч рублей! Да это же целое состояние! Значит, правительство не только придает серьезное значение производству радиоламп, но и возлагает большую ответственность на скромный коллектив лаборатории.

В Твери с нетерпением ждали возвращения Лещинского. С чем он вернется? Что сказал нарком?

И вот Лещинский вернулся. В этот вечер никто не покидал лабораторий.

А наутро Лещинский и Бонч-Бруевич уже мчались в Казань – в первый город, который показался им подходящим для устройства новой лаборатории. Но после внимательного знакомства с городом решили, что он не подходит – далековато от столицы. Кроме того, где-то поблизости идут бои с белогвардейскими генералами. Из Казани отправились в Нижний Новгород. Местные власти назвали несколько адресов. Длинные помещения казенных винных складов оказались очень неудобными. «Вдовий дом» имени Бугровых и Блинова на Монастырской площади хотя и был добротным, но тоже не подходил для мастерских лаборатории. Более всего отвечало необходимым требованиям совсем недавно оставленное семинаристами здание общежития на Набережной улице, расположенное на живописном высоком берегу Волги.

Здесь, на берегу великой Волги, и суждено было родиться радиотехнической лаборатории.

Уже через несколько дней в здании бывшего общежития семинаристов работа шла полным ходом. Лещинский и Бонч-Бруевич торопились. Осталось всего лишь несколько месяцев до годовщины Октября, и надо было успеть наладить массовый выпуск ламп.

Волновался и народный комиссар, хотя он сразу же почувствовал, что эти люди не подведут. И не ошибся. К годовщине Октября первая большая партия отечественных радиоламп была готова.

В середине ноября нарком доложил об этом Владимиру Ильичу и предложил узаконить положение лаборатории.

2 декабря 1918 года Председатель Совнаркома подписал положение о радиолаборатории Наркомпочтеля. Надо, чтобы «лаборатория явилась первым этапом к организации в России государственного радиотехнического института…» – так записано в декрете правительства, подписанного В. И. Лениным.

Спустя несколько месяцев один за другим в лабораторию пришли крупнейшие ученые в области радио. С петроградского завода «Дека» перебрался в Нижний талантливый инженер Валентин Петрович Вологдин. В начале следующего года, когда развернулись бои с Юденичем под Петроградом, начальник Детскосельской радиостанции Александр Федорович Шорин вывез все оборудование и, взорвав помещение станции, переехал со всем ее штатом в Нижегородскую радиолабораторию. В качестве консультанта был приглашен профессор Владимир Константинович Лебединский, который вскоре сделался душой лаборатории, стал редактором журналов «Радиотехника» и «Телеграфия и телефония без проводов». В лаборатории начались работы по созданию мощных ламп, радиопередатчиков, антенн, машин высокой частоты, ртутных колб, выпрямителей, закладывались основы пишущего радиоприема, телемеханики…

8

Первая годовщина Великой Октябрьской социалистической революции была в стране отмечена как самый большой праздник.

6 ноября 1918 года связисты Москвы собрались в просторном зале Московского почтамта на праздничный митинг-концерт.

Ждали выступления наркома.

Вадим Николаевич Подбельский пришел на митинг к самому началу. Целый день он присутствовал на заседаниях VI Чрезвычайного съезда Советов. Он целиком находился под впечатлением только что прослушанного доклада Ленина о первой годовщине Октябрьской социалистической революции и о дальнейших задачах советской власти.

Многолюдный зал бурно встретил Подбельского. И когда гул оваций немного смолк, нарком начал речь:

– Товарищи! Приветствую вас с годовщиной рабоче-крестьянской революции! Тяжелый путь оставили мы позади себя; потоками крови залит этот путь; тень голода и холода витала над нами непрерывно…

Во имя разрушения мира насильников и эксплуататоров, во имя победы труда, победы рабочих и крестьян должны были мы пережить этот период. И сегодня, в день годовщины пролетарской революции, я счастлив приветствовать вас именно с этой величайшей в мире победой…

Снова аплодисменты покрыли слова оратора.

– Дрогнули грозные до сих пор ряды империалистов. Международная буржуазия уже не может скрыть своего страха перед мировым большевизмом. Красный призрак делается неизлечимой болезнью ожиревшей в своем благополучии мировой буржуазии. И это мы должны признать для себя лучшим красным подарком, какой только могла нам поднести мировая история…

Российский рабочий класс и наше беднейшее крестьянство совершили величайшую в истории дерзость. Как же! Рабочие и крестьяне самой бедной, самой некультурной из европейских стран вздумали свергнуть вековое рабство помещиков и капиталистов и взять власть в свои трудовые руки. Какая дерзость!..

Целый год прожили мы вместе, перенесли на своих плечах все тяжелые испытания кровавой волны мировой социальной революции… За это время мы достаточно поняли друг друга, туман лжи и клеветы рассеялся под ударами самой жизни. И те– из вас, в ком действительно бьется горячее трудовое сердце, кто честно и искренне заблуждался, те пришли теперь к нам и сказали: «Наше место среди рабочих и крестьян!»

Зал встретил громовой овацией последние слова наркома.

Вслед за Подбельским выступили комиссар телеграфа Булак, заместитель наркома Любович.

Седьмого ноября яркое солнце с утра заливало улицы и площади Москвы.

Никогда еще столица не знала такого живого и радостного потока людей. Почтово-телеграфные работники впервые вышли на демонстрацию большой массой.

До площади Революции народный комиссар шел вместе с колонной почтово-телеграфных служащих. Вместе с ними пел революционные песни, шутил, смеялся. На площади Революции Вадим Николаевич оставил колонну почтовиков. Предъявив пропуск, он прошел к импровизированной трибуне, у которой уже стояли Ленин, Свердлов, Дзержинский и другие руководители партии и государства. Здесь открывали памятник основоположникам научного коммунизма Марксу и Энгельсу. С речью к собравшимся обратился Ленин.

– …Нас ждут еще тяжелые битвы. В общей борьбе будет сломан гнет капитала, будет окончательно завоеван социализм!

С площади Революции все двинулись на Красную площадь. У Кремлевской стены состоялось открытие мемориальной доски борцам Октябрьской революции. Снова выступил Владимир Ильич.

– Тысячи и тысячи гибли в борьбе с царизмом, – говорил он. – Их гибель будила новых борцов, поднимала на борьбу все более и более широкие массы.

…Перед их памятником дадим себе клятву идти по их следам, подражать их бесстрашию, их героизму.

Народ, запрудивший площадь, в напряженной тишине, слушал вождя, безмолвно повторяя за ним священную клятву.

9

В начале января 1919 года Владимир Ильич Ленин вызвал к себе Подбельского. Военная связь все еще действовала плохо. Необходимо было усилить помощь армии.

– Хочу поэтому поручить вам дело огромной важности: основательно просмотреть состояние связи не только на местах, но и в центре и даже в Штабе Реввоенсовета республики… Это поручение правительства и партии, и вам даются чрезвычайные полномочия. С вами будет комиссия – Халепский и Бакинский. Распределите сферу действия и немедленно приступайте к делу.

На следующее утро Подбельский уже был в Козлове, где размещался штаб Южного фронта.

Армии Южного фронта вели ожесточенные бои с войсками Деникина, сдерживая натиск противника, рвавшегося к Москве и Царицыну.

Военную связь Южного фронта возглавлял член Реввоенсовета фронта Сергей Иванович Гусев. Старый большевик, вместе с Лениным и Бабушкиным работавший в петербургском «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса». Подбельский познакомился с Гусевым в августе 1917 года на VI съезде партии, делегатами которого они были.

Гусев помог Подбельскому представить яснее картину состояния связи на фронте. Оказалось, что существуют только должности начальников связи при штабах армий, но штатов при них никаких нет.

– Нам придано мало рабочих колонн, – говорил Гусев. – И они не успевают справляться с восстановлением даже постоянных линий, не хватает связистов, мастерских для ремонта телеграфного оборудования.

Подбельский обещал помочь.

– Надо только лучше оберегать оборудование и охранять линии связи, – посоветовал он. – На Тамбовском участке повсюду на дорогах валяются срубленные телеграфные и телефонные столбы, оборванные провода.

В тот же день по Тамбовскому участку фронта был издан приказ об охране телефонной и телеграфной сети. На всем протяжении линий связи Тамбовского участка фронта устанавливались специальные вооруженные сторожевые посты.

ОСОБОУПОЛНОМОЧЕННЫЙ ЦК и ВЦИК

1

В первых числах мая 1919 года Вадим Николаевич снова был направлен Центральным Комитетом партии в Тамбов.

Наступление Колчака на Восточном фронте чрезвычайно осложнило обстановку в стране. ЦК РКП (б) призвал всех трудящихся встать на защиту Родины. В апреле Совнарком объявил общую мобилизацию рабочих и крестьян. Чтобы помочь местным организациям провести мобилизацию, ЦК послал в ряд губерний крупных партийных работников. В Тамбове среди руководителей губернии Вадим Николаевич обнаружил некоторую растерянность. Надо было принимать срочные меры.

По предложению Подбельского 9 мая был создан мобилизационный центр. В него вошли: особоуполномоченный ЦК партии и ВЦИК, представитель губкома партии и губернский военный комиссар.

Центр прежде всего назначил уполномоченных по всем двенадцати уездам губернии. Подбельский вместе с губкомом партии кропотливо подбирал кандидатов на эту ответственную работу. Он тщательно проинструктировал каждого уполномоченного.

В стране в это время была объявлена партийная мобилизация: «Коммунисты – на фронты гражданской войны!», «Коммунисты – в первые ряды защитников советской власти!» Призыв партии нашел горячий отклик во всех партийных организациях страны. По требованию ЦК Тамбовский губком через каждые три дня телеграфно сообщал о количестве мобилизованных. За две недели – с 11 по 24 мая – мобилизовано было 785 коммунистов. Мобилизация началась 11 мая, а уже 15 мая была сформирована и отправлена на фронт первая рота коммунистов. Кроме того, в особый отряд в Москву направлено 20 коммунистов, на командные курсы – 16. Союз молодежи мобилизовал 68 молодых тамбовцев.

Получив от революции землю и «замирение», крестьянство не хотело ничего слышать о мобилизации, о войне. Особенно сильны были эти настроения в районах, еще не испытавших белогвардейского вторжения. «Пусть воюет, кто хочет, белые, может, сюда и не придут, а если и придут, так, глядишь, они уж и не так страшны. Мое дело – землю пахать». Приблизительно так рассуждала часть крестьянства и уклонялась от мобилизации в Красную Армию. Кулаки, эсеры, белогвардейцы всячески поддерживали среди крестьян такие настроения, подкрепляя их самыми невероятными слухами. Дезертирство в начале 1919 года представляло серьезное бедствие.

Немало дезертиров встречалось и на Тамбовщине. Во многих волостных исполкомах засели кулаки. Они не только не вели с дезертирами никакой борьбы, но и укрывали их. В этом убедился Подбельский, объезжая уезды.

Вечером 28 мая 1919 года особоуполномоченный ЦК партии и ВЦИК продиктовал телеграмму в Москву:

«Следует издать специальное постановление Совета Обороны о привлечении к суровой ответственности вплоть до расстрела официальных представителей власти, которые потворствуют дезертирству».

Затем, беседуя с товарищами в губкоме партии, Подбельский как бы продолжил изложенную в телеграмме мысль:

– Дезертирство сейчас – один из самых опасных врагов. И пока не будут приняты меры во всероссийском масштабе, борьба с дезертирством не будет успешной.

…Положение в губернии с каждым днем обострялось. Кулаки пугали крестьян скорым крахом Советов, саботировали советские законы, скапливали силы и готовились к решительной схватке. Назревала угроза крупного мятежа.

В деревне Малая Лазовка Тамбовского уезда в конце мая состоялась сходка. Председатель волостного исполкома вошел в сборную избу, когда она была уже переполнена. С ним был гость, но в темноте, за клубами дыма, никто его толком и не разглядел. Гость поздоровался. На минуту воцарилась тишина, и председатель объявил, что в село приехал народный комиссар из Москвы и хочет поговорить с крестьянами.

Подбельский – он был этим московским гостем – рассказал о тяжелом положении страны, о значении революции, о том, что она дает рабочим и крестьянам, о Ленине. Говорил он и о том, что весь народ сейчас должен подняться на разгром врага, и потому нельзя никак мириться с дезертирством.

К столу подошел бедняк Семен Яркин. Все знали, что он горой стоит за советскую власть. Знали, что он не из ленивых и не из трусливого десятка. Семен Яркин мял фуражку, пытаясь найти нужные слова.

– Так что считаю, что товарищ комиссар из Москвы правду нам сказал, – начал он. – Надо нам всем помочь новой советской власти всех генералов выгнать, а тогда у нас и спрос с власти больший будет…

Яркин закончил тем, что просил считать его добровольцем Красной Армии.

Вадим Николаевич подошел к Яркину, крепко пожал его большую заскорузлую руку.

– Спасибо, от всей нашей власти спасибо вам, товарищ Яркин. Только как же с вашей семьей, с детками?

Сходка зашумела. Послышались возгласы:

– Не дадим его жинку и детишек в обиду! Пускай только воюет, как положено…

Собрание решило построить семье Семена Яркина новую хату. Кроме того, записали в протокол собрания: в три дня всех дезертиров, которые скрываются в деревне, отправить на фронт, а кто не захочет пойти, тех предать властям как врагов республики.

Немало в те дни прошло подобных собраний по губернии. Разные были эти собрания. Где верх брали честные советские люди, а где и кулакам удавалось натравить людей на советскую власть. Но как бы то ни было, дезертиров с каждым днем становилось все меньше, а на фронт уходили все новые и новые отряды добровольцев, в первую очередь коммунистов.

2

Как уполномоченный ЦК и ВЦИК на Тамбовском участке фронта, Подбельский постоянно выезжал на переднюю линию фронта, на самые опасные его участки, много времени проводил среди действующих частей Красной Армии. Он видел, в каких неимоверно трудных условиях воюет Красная Армия. Вооружения и боеприпасов мало, не хватает обмундирования – шинелей, сапог и даже обмоток и портянок.

Подбельский хорошо знал, что в таком тяжелом положении находится и вся Красная Армия: молодое Советское государство не имеет еще ни средств, ни возможностей, чтобы за такой короткий срок обмундировать огромную армию.

И вот совсем неожиданно пришла мысль об изготовлении обмундирования для армии на месте, своими силами.

…Особоуполномоченный ЦК и ВЦИК возвращался с заседания губкома партии. На Инвалидной улице его внимание привлек небольшой свечной завод, принадлежавший когда-то тамбовской епархии. После революции доходы завода упали и «святые отцы» совершенно его забросили.

Подбельский решил посмотреть, что же сейчас там делается.

В помещении пахло кожей, вдоль стен лежали хомуты, седла, на низких табуретах сидели рабочие и тянули навощенные дратвы, что-то сшивая. Очевидно, он попал в шорную мастерскую.

А нельзя ли здесь наладить и обувное производство?

На следующий день Вадим Николаевич выяснил у председателя губисполкома Михаила Дмитриевича Чичканова, что еще в прошлом году эвакуированные из Оренбурга рабочие попросили передать им бездействующий свечной завод для организации седельно-сапожного производства.

– Производство это они организовали неплохо, – сказал Вадим Николаевич. – А сейчас нам нужно срочно наладить выпуск обуви. Нельзя ведь допустить, чтобы наши красноармейцы босиком воевали…

Вспомнилось, как и смешно и больно ему было слышать о том, что в губернии даже образован «Чеквалап» – Чрезвычайная комиссия по изготовлению лаптей. Мастерские «Чеквалапа» в Шацком и Спасском уездах изготовляли для армии и тыла сотни тысяч лаптей…

Вечером Чичканов и Подбельский долго беседовали с заводскими представителями о том, как быстрее переключиться на производство обуви. Подсчитано было, что при наличии сырья завод сможет ежемесячно выпускать до двадцати пяти тысяч пар обуви.

Вадим Николаевич послал телеграмму Ленину. Он сообщил о возможности переключить бывший свечной завод на производство обуви. В тот же день пришел ответ:

«Подтверждаю ваше решение немедленно отдать свечной завод для производства обуви; также, чтобы тамбовский губкож выдал тамбовскому губвоенкому материал на 25 000 пар в месяц. Исполнение телеграфируйте.

Предсовобороны Ленин».

И завод за короткое время превратился в обувную фабрику. Губкож снабжал фабрику достаточным количеством юфти и подошвенной кожи. Выпуск обуви с каждым днем возрастал.

Одновременно в городе открылись артели, в которых шили обмундирование для Красной Армии. Но не хватало опытных швей, и тогда по предложению Подбельского рабочие заводов и железнодорожных мастерских послали в эти артели своих жен,

3

У особоуполномоченного ЦК и ВЦИК, кроме задачи организации тыла и оказания помощи фронту, была еще и другая, не менее важная задача. Как и в прошлом, 1918 году, Москва и весь север страны испытывали огромные продовольственные затруднения. Политбюро ЦК, назначая особоуполномоченных во все прифронтовые губернии, подчеркивало их роль в мобилизации излишков хлеба для голодающих губерний страны. Особенно это касалось южных губерний, где у зажиточной части крестьян был припрятан изрядный запас хлеба.

Стране был нужен хлеб – значит, необходимо забрать его у кулаков.

Губком партии созвал чрезвычайное заседание губернского и уездного комитетов, губернского и уездных Советов, правления губернского Совета профсоюзов. На заседание пригласили и представителей фабрик и заводов Тамбова. Первым выступил особоуполномоченный ЦК РКП (б) и ВЦИК.

– Это чрезвычайное заседание, – начал Подбельский, – созвано в связи с получением телеграммы от Председателя Совнаркома Владимира Ильича Ленина о голоде, царящем в Москве и Питере, и для обсуждения мер помощи, которую тамбовский пролетариат может оказать голодающему пролетариату севера…

Как и чем может помочь Тамбов голодающей столице? На этот вопрос ответил губпродкомиссар Гольдин.

– Раньше, – сказал он, – из губернии вывозилось тридцать пять миллионов пудов излишков хлеба, а в этом году губерния дала только восемь миллионов пудов. Это чуть-чуть больше пятой части ее нормального вывоза. Следовательно, хлеб есть, но его припрятывают кулаки и запуганные ими середняки.

Снова Вадим Николаевич Подбельский взял слово:

– В этом зале собрался, если можно так выразиться, парламент труда. И я от лица Советского правительства и по поручению нашего вождя Владимира Ильича Ленина обращаюсь к вам с призывом: не медля ни минуты, прийти на помощь изнемогающему от кошмара голода пролетариату севера, который неизменно был на передовых постах революции, непрерывно выносил на своих плечах всю тяжесть революционной борьбы.

Как всегда, Подбельский говорил страстно, вдохновенно.

– В этот грозный час, когда к нам обращается наш великий вождь товарищ Ленин, мы должны поклясться, что сумеем создать настоящий аппарат пролетарской диктатуры, аппарат точного учета и мобилизации всех имеющихся у нас хлебных запасов. Расхлябанность должна быть в корне уничтожена. Тамбовским советским органам надо подтянуться. Реальная помощь северу может и должна быть оказана!

Резолюцию приняли единогласно:

«Приветствовать красных рабочих Москвы, Петрограда, которые, несмотря на тягчайшие продовольственные испытания, ведут титаническую борьбу на передовых постах революции. Братски поделиться с ними своим хлебным пайком, отчисляя ежедневно от каждого пайка четверть фунта впредь до реализации нового урожая…»

4

…В начале августа 1919 года ударный кулак Деникина на юге – конница Мамонтова, оторвавшись от основных сил армии, начала наступление на Тамбов и Козлов. 7 августа белоказаки переправились через реку Хопер, а 10 августа обрушились на левый фланг 8-й армии Южного фронта, занимавшей оборону на участке реки Савола – станция Колено. К 16 августа отрядам мамонтовской конницы настолько удалось приблизиться к Тамбову, что город и весь Тамбовский укрепрайон были объявлены на осадном положении.

Белоказаки забирали у крестьян хлеб, разрушали железнодорожные пути, сжигали железнодорожные станции, валили и сжигали телефонные и телеграфные столбы. На линии Тамбов – Козлов между станциями Сабурово и Селезни белоказаки взорвали мост и прервали связь со штабом Южного фронта…

Незначительные силы Красной Армии не могли сдержать натиск белогвардейских войск. Тактика командования заключалась в том, чтобы собрать под Тамбовом крепкий кулак Красной Армии и отсюда погнать врага, не давая ему передышки.

В полдень 17 августа после ожесточенного боя части Красной Армии заняли станцию Романовка. В это время особоуполномоченному ЦК партий и ВЦИК передали телеграмму.

«Прошу сообщить немедленно, – требовала от особоуполномоченного по поручению ЦК секретарь ЦК Елена Дмитриевна Стасова, – в каком состоянии Тамбовская бригада и остальные части Тамбовского гарнизона. Приняты ли все меры, чтобы встретить должным образом зарвавшегося противника? Мобилизованы ли коммунистические отряды Компрода, ЧК? Дана ли директива коммунистическим ячейкам и исполкомам на местах организовать задержку противника повсюду, где только можно… Противника необходимо всячески беспокоить и постараться истрепать его местными силами, пока главные силы не нанесут ему окончательного удара. Держите каждую пядь, ничего не отдавайте без упорного сопротивления».

Особоуполномоченный задумался над телеграммой. Все ли сделано, чтобы местными силами задержать наступление врага до подхода главных сил Красной Армии? Хорошо сражается Тамбовская бригада, основной костяк которой составляют коммунисты. Успешно проходит партийная мобилизация, и теперь в армию ежедневно вливаются десятки стойких и проверенных бойцов. На местах созданы партийные организации, а это тоже немалый фактор для укрепления влияния партии и Советов среди крестьянства. Налажен выпуск обмундирования для армии. Он сам участвует в формировании отрядов для отдельных наступательных операций. И все же местных сил еще недостаточно. Но тем не менее драться надо за каждую пядь земли.

Конница Мамонтова стремительно двигалась к Тамбову. И как бы героически ни дрались небольшие подразделения, стараясь сдерживать натиск белогвардейской конницы, казакам все же удалось подойти к городу.

Ранним утром 18 августа 1919 года казаки ворвались в город.

Командование советских войск, местные партийные и советские органы, особоуполномоченный ЦК и ВЦИК обратились в этот день к воинам стоявших под Тамбовом частей Красной Армии и ко всему населению города с воззванием:

«Задача ясна и проста, – крепкой облавой нужно окружить деникинскую конницу, которая оторвалась от своей базы, и уверенной рукой затянуть аркан».

Хозяйничанье в городе казаки Мамонтова начали с арестов всех подозреваемых в принадлежности к большевикам, грабежей и насилий.

Казаки рыскали по городу в поисках большевиков и комиссаров, грабили продовольственные и вещевые склады. По улицам гарцевали конные казаки, обвешанные сапогами, шубами. Иной раз из-за вещей трудно было разглядеть человека. Делая «красивый жест», победители тут же раздавали часть награбленного местному населению. Нашлись среди жителей такие, кто за чистую монету принимал «щедрость» мамонтовцев и бросался на жалкие подачки.

Легкий ветерок разносил по городу пух, клочки детских тетрадей и книг. Слышались крики и стоны. В городе появились виселицы. Первыми жертвами оказались не успевшие уйти из города коммунисты и евреи.

Два дня хозяйничали казаки в Тамбове, два дня в городе лилась кровь и слезы, слышались стоны, пахло гарью пожарищ. Два дня тысячи жителей города жили в страхе и унижении.

Собрав в единый крепкий кулак лучшие свои части, Красная Армия разбила отряды мамонтовской конницы и вошла в Тамбов. Во главе войск шли коммунисты Тамбовского добровольческого полка. Вместе с армией пришел в город и особоуполномоченный ЦК и ВЦИК Вадим Николаевич Подбельский.

Жизнь входила в нормальную колею. Уже через две недели был созван съезд представителей культурно-просветительных учреждений. Еще через две недели в городе открылся народный университет, начались занятия в бесплатной музыкально-хоровой школе.

Особую заботу проявляли о детях. В городе были созданы детские столовые, оборудован первый детский дом, в который собрали детей из приютов и сиротских домов.

Подбельский успевал всюду. Зашел он однажды и в бывший институт благородных девиц, где разместился теперь детский дом. Как там живется малышам? Надежным ли людям доверено их воспитание? Его встретила шумная ватага ребят. Узнав Подбельского, воспитательница смутилась и покраснела: она никак не ожидала увидеть такого гостя. Когда-то они были соседями, дружили в годы юности.

Вадим Николаевич заметил смущение воспитательницы.

– Ну, Ольга Алексеевна, не смущайтесь! Давайте будем, как прежде, – вы для меня Олюшка, а я для вас – Вадя. Идет? Показывайте-ка свое хозяйство.

Они прошли по спальням, столовой, заглянули в кладовые, осмотрели детскую одежду, просмотрели списки детей. Вадим Николаевич поговорил с ребятишками.

Собираясь уходить, он просил Ольгу Алексеевну составить список всего, что необходимо детскому дому, и завтра же прийти в исполком.

– Сбросьте с себя, Оленька, ненужное подобострастие, – сказал на прощание Подбельский. – Советская власть – она для всех равна: для рядового и для государственного деятеля. В этом смысл ее демократизма. Вы ведь помните, как мы об этом мечтали? А за то, что вы делаете, – большое вам спасибо от советской власти!

Не забывал Подбельский и непосредственных своих подопечных – почту и телеграф. Его удивляла огромная загрузка телеграфа. При проверке выяснилось, что учреждения посылают телеграммы по самым незначительным поводам.

«До каких же все-таки пор будет продолжаться эта телеграфная вакханалия! – думал нарком, просматривая длиннющие телеграммы. – Ведь дело доходит не только до глупостей, оно граничит иной раз с преступлением».

Народный комиссар выбрал наиболее вопиющие случаи и немедленно послал об этом корреспонденцию в «Известия». Пусть все знают, из-за каких глупостей задерживаются действительно срочные телеграфные сообщения.

Упорядочению работы телеграфа, разгрузке его от длинных бессмысленных телеграмм Подбельский уделял немало внимания и в дальнейшем. Он отдавал под суд работников, загружавших телеграф ненужными обстоятельными телеграммами и мешавших, таким образом, «обслуживать срочные военные, продовольственные и политические нужды…», сообщал об этом Ленину.

Член Коллегии Наркомпочтеля М. Д. Ходеев вспоминал: «Докладывая… Совету Народных Комиссаров, В. Н. Подбельский для убедительности продемонстрировал несколько телеграмм, поданных присутствующими на заседании наркомами. Стоя на стуле, он поднял на шесте до потолка телеграммы, отпечатанные на бумажных полосках длиною в 3–4 и более метров. Владимир Ильич с укоризной покачал головой…»

5

В июне 1919 года правительство поручило Народному комиссару почт и телеграфов установить в срочном порядке в Москве мощную радиостанцию и оборудовать ее современными машинами и механизмами.

Советские радисты давно мечтали увидеть Россию в лесах антенн; они мечтали, чтобы во всех крупных городах страны были свои передающие и принимающие радиостанции. А теперь им предоставлялась возможность соорудить станцию в столице.