Текст книги "Три горы над Славутичем"
Автор книги: Борис Хотимский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
27
СТАНОВЛЕНИЕ
Прошел по Днепру лед, крошась друг о дружку да о камни у порогов, растопляясь в воде под лучами солнца, к которому вновь возвращалась его прежняя щедрость. Ни одна льдинка, миновавшая Горы, так и не доплыла, надо полагать, до соленых вод Понта Евксинского.
Обильные вешние воды покидали левобережные плавни, испаряясь туманами к небу, стекая в Днепр, впитываясь в пески, в земную глубь и тут же выбиваясь оттуда ожившими вербами. И повсюду на кустах вербы серебрились пушистые комочки, будто невиданно малые бесхвостые мышата росли прямо из тонких ветвей среди проклюнувшейся бледно-зеленой листвы.
Наступил Семик, или День русалок, – весенний праздник полян и всех антов. Потому строительство города на новой Киевой горе было приостановлено.
Этим летом поляне никуда в поход не собирались. В полуденных степях хозяйничали обры, отрезая привычный путь к Понту. Кий твердо решил никуда и ни на кого не ходить, пока не поставит город на Горах. Даже в полюдье сам не ходил, послал одного только Хорива с молодшей дружиной, остальных же держал при себе. Мало ли что…
Уже был выкопан ров, отделявший полуденную часть горы, где нетронутыми остались могилы. Он тянулся от яра и до яра, глубиной в полтора человечьих роста, с укрепленными дерном чуть наклонными краями – чтобы не обваливались и не оползали после дождей. Вдоль рва навалили камней, насыпали земли, получился вал. Только на валу принялись ставить не частокол, как прежде, а два ряда стен бревенчатых, плотно набивая меж ними песок с камнями. Всю зиму, в стужу и мороз, в метель даже, из строевого леса, сплавленного сюда еще минувшим летом, возводили башни и стены, терема и конюшни. От зари до зари стучали секиры по дереву и молоты по железу. Сбивали наледь с неохватных бревен, тесали с обоих концов – для замка. Дружно накатывали – раз-два взяли! – и подгоняли, чтобы бревно к бревну.
– Е-ще взя!..
Неслухи-бревна вырывались из заледеневших нескладных рукавиц, катились обратно, на плечи, на головы. Раззяв калечило. Снова брались, цепляя замороженное дерево баграми и секирами.
– Е-ще р-раз!!!
Напрочно сцепляли по углам, как сцепляют меж собою крепкие пальцы.
Под коренные бревна укладывали камень, поплотнее, в три-четыре ряда, чередуя круглый с плоским отесанным. Из камня же ставили новое капище – поболее того, что на Лысой горе, и не круглое, а вытянутое и с выступами на четыре стороны – на полдень и полночь, восход и закат. Тут уж потрудились каменотесы, в их числе и те рабы, которых когда-то на Истре отбил и выкупил у ромеев Хорив. Только трое из них определены были по другим делам: старик – пересказчиком, другой – оружейником, а третий – лекарем и он же серебряных дел мастером.
Прерывали работы только на ночь да в дни праздников. Как сейчас вот – в День русалок…
Освободясь от надзора за строителями, Щек вывел своего малого сынишку Селогостика погулять под ясным небом, поглядеть на праздник. С ним увязались и двое сыновей Кия – старшенький Идарик и меньший Межемир. Все трое детей дружили меж собой, и волхвы предрекали, что ждут их великие, славные дела… ежели всегда так же дружны будут.
Уже под вечер, собираясь отводить малышей к матерям, Щек услышал множество поющих женских голосов, доносившихся с той дороги, которая поднималась от самого Подола и огибала по верху Горы. Пошли туда и увидели два наступающих друг на друга неторопливых хоровода. Все девы и жены здесь были в долгих ярких одеждах с вышитыми узорами, нарумяненные, во множестве блестящих украшений с каменьями – медных, серебряных, а у кого и золотых. Золотистые волосы – у одних темные до черноты, у иных едва не белые, у большинства же цвета спелого колоса – стянуты обручами с подвесками-слезками; на висках – крутые завитки того же металла, что и обруч; в ушах – невесомые долгие серьги с подвешенными каменьями, до самых плеч; на открытых шеях – цепочки, ожерелья, ряды нанизанных бус-каменьев, червонных, лазоревых, белых. Посреди каждого хоровода кружилась плясунья с долгой палкой в руке, а на палке не то сноп, не то человек соломенный.
– То русалки, – разъяснял детям Щек. – Видите, у каждого хоровода своя русалка. Глядите же, что далее будет…
Они, как и многие вокруг, остановились у дороги и глядели. А оба хоровода сблизились, пение прекратилось, поднялся невообразимый гвалт – кричали, хохотали, взвизгивали. Над смешавшимися в единую толпу хороводами качались, будто кланялись без толку на все стороны, соломенные русалки.
– Что они там делают, дядя Щек? – спросил изумленно Идарик. – Дерутся, что ли?
– Правда, дерутся! – подхватил Селогостик. – Вон одна русалка упала уже… Нет, поднялась, поднялась!
Межемир, наименьший из троих, помалкивал, наблюдая внимательными глазенками, карими, как у Кия.
– Каждый хоровод, – объяснил Щек, – защищает свою русалку. А теперь, глядите, все побежали в лес на поляну. Там они растерзают русалок и всю солому разбросают.
– А чего они так жалобно закричали? Они плачут, да?
– Им жалко русалок, сынко.
– А они их похоронят? А, дядя Щек?
– Непременно похоронят, Идарик. И будут плакать над ними.
– Пойдемте и мы туда, за ними, глядеть!
– Нет, детки, – ласково, но в то же время строго возразил Щек. – Вам нора по домам.
Отведя малышей, он велел оседлать коней и с десятком своих дружинников поехал через яр и ручей на полночь – к Лысой горе. Туда же, на Майдан, к концу дня хотел прибыть Кий с боярами, тысяцкими и воеводами, в сопровождении гридней, чтобы отметить праздник. Хориву же до Майдана со своего двора – рукой подать: только выйти за частокол на валу…
Вскоре выехали к Лысой горе. Недалек час, переберется отсюда Хорив на гору, где досиживает последнее лето старший брат. Уйдет князь с нынешней своей горы на соседнюю, будет сидеть в новом тереме, за высокими городскими стенами, рядом с новым Майданом и новым капищем…
А самого Хорива ни в доме, ни на дворе его, ни на Майдане все еще не было. И никто не ведал, куда подевался княжий брат. Только престарелый Белый Волхв, давно уже не покидавший своей пещеры, глядел на любезного сердцу гостя незрячими белесыми глазами, тихо перебирал костистыми пальцами чуткие струны и говорил:
– Ты спрашиваешь, стала ли русалкою Милана? Не это важно. А следует тебе ведать иное. После смерти человека он еще долго-долго может жить в памяти нашей. Сейчас Милана еще не ушла из твоей памяти, еще живет в тебе…
– Я же чую, чую! – воскликнул Хорив и тряхнул головой так, что черные кудри упали на серые глаза. – Лето за летом, поход за походом, а она во мне, во мне! В сечах лютых погибели себе искал…
– Настанет срок, – произнес волхв, – и покинет твою память Милана…
– Никогда!
– Того ты не можешь ведать. Придет и твой срок, Хорив. Приведешь в свой дом жену, которую сегодня еще не зрел. И быть после на полянской земле многим детям твоим, многим внукам и правнукам. И сам долго еще будешь оставаться в их памяти… Только добрая память о живших прежде не должна мешать новой жизни. Не может мешать. Помогать должна. И поможет, не раз поможет.
Ослепший старик умолк. Но струны под его пальцами зазвучали громче – отзвук их входил в сердце Хорива и оставался там, надолго. Навсегда…
А на Майдане в тот же поздний час все громче звучали голоса собравшихся. Там же находились вместе со всеми Кий и Щек, только их голосов не было слышно, оба молчали. Обоих тревожило, что нету с ними Хорива, запропал где-то. А куда он от них, от братьев, денется? Куда уйдет от города Киева, вставшего отныне и навек над Днепром-Славутичем? Некуда уходить. И незачем.
СЛОВАРЬ
Абары, авары или обры, – большая группа кочевых и полукочевых племен, прошедшая вслед за гуннами с востока на запад и упомянутая во многих летописях. Не путать с современными аварцами, живущими в Дагестане.
Анты – восточные славяне, предки русских, украинцев и белорусов.
Базилевс, или василевс, – греческое название византийских императоров.
БазилевсФедераты – в Византии наемные войска из «варваров»: готов, гуннов, вандалов и др.
Бармица – легкое кольчужное прикрытие шеи у шлема.
Белые угры – в данном случае: финские племена.
Борисфен – одно из названий Днепра, применявшееся древними греками и византийцами.
Борть – улей в дупле либо в выдолбленном чурбане.
Боярин – в данном случае: приближенный, советник князя из старшей дружины, могущий быть и военачальником и дипломатом.
Векша – белка.
Венеты (синие) и прасины (зеленые) – основные соперничавшие между собой политические партии Византии, сложившиеся на ристалищах столичного ипподрома; каждая такая партия содержала своих возниц и коней, отличая их соответствующими цветами одеяний и украшений.
Вересень – сентябрь.
Второй Рим – так называлась Византийская империя и ее столица Константингополь.
Годувать – кормить.
Горы – одно из названий Труппы поселений на Днепре, из которых затем образовался Киев.
Гость – купец.
Гридни – дружинники из личной охраны князя.
Дажбог – солнце, бог солнца.
Истр – одно из древних названий Дуная.
Кмет – воин, боец.
Кобылки – насекомые из семейства саранчовых.
Кожан – вид летучей мыши.
Корст – камень; отсюда название нынешнего украинского города Коростснь, районного центра в Житомирской области.
Майдан – площадь.
Мыто – подать, пошлина.
Наральник – железный наконечник деревянного орала, или рала, то есть плуга либо сохи.
Отрок – младший дружинник.
Очкур – шнур, чаще из тонкой кожи.
Переярки – молодые волки, перезимовавшие в своей жизни всего одну зиму.
Перун – бог-громовержец.
Поляне, древляне, северяне, россиян, дреговичи, кривичи, радимичи, вятичи, дулебы, уличи, тиверцы – племенные союзы восточных славян.
Понт Евксинский – Черное море.
Ратай – конь-пахарь, на нем же ратник уходил в поход.
Ратники и вои – временно взявшиеся за оружие ополченцы, в отличие от дружинников – постоянных бойцов.
Самбатас – одно из названий Киева в византийских источниках.
Славины, или склавины, как называли их византийцы, – западные славяне.
Слы – послы.
Смерд – свободный земледелец, в отличие от наймита и раба.
Старинный народный праздник – по имени девушки Купалы из древнеславянских мифов, собирающей и раздающей цветы.
Стрибог – бог ветра.
Танаис – Дон.
Тира – одно из древних названий Днестра.
Травень – май.
Тьма – десять тысяч.
Чур – родовое божество у древних славян.
