Текст книги "Шаг в профессию"

Автор книги: Борис Голубовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

МЕЧТАЙТЕ!

О том, что через четыре года поступившему в театральный институт счастливцу предстоит осуществить судьбоносный (любимое выражение критиков конца XX века) дипломный спектакль, становится известно на второй день начала обучения. Впрочем, обычно гораздо раньше. Таким образом, подготовка к этому знаменательному событию начинается с этого самого второго дня, в крайнем случае – с третьего.

Один из интереснейших режиссеров 20-30-х годов Федор Николаевич Каверин говорил: "У каждого режиссера под подушкой должен лежать свой "Гамлет". Студент, не мечтающий еще в институте о любимой пьесе, о будущем спектакле, обречен на скучное канцелярское прозябание в дальнейшем. Когда же, как не в самом начале творческого пути, помечтать, не стесняя себя никакими ограничениями: любая пьеса – "Фауст" в три вечера, "Борис Годунов", инсценировка "Архипелага Гулаг", любые актеры, давно ушедшие из жизни и ныне здравствующие, любой художник – от Эль Греко до Левенталя! Георгий Александрович Товстоногов, в 1936 году закончивший ГИ-ТИС, рассказывал только что поступившим, так сказать, смене – Андрею Гончарову, Петру Монастырскому и мн$ о своей мечте – спектаклях "Горе от ума" и "Мещане". Осуществить мечту ему удалось через много лет в Ленинградском Большом драматическом театре им. Горького. А вот "Ричарда III", тоже задуманного в студенческие годы, поставить не успел… Он мечтал конкретно – видя будущий спектакль в мизансценах, оформлении, с любимыми актерами в главных ролях!

Мечта начинается с создания репертуарного портфе-л я; его формирование – первые шаги будущего мастера.

Сергей Михайлович Эйзенштейн жаловался на усталость после чтения пьесы или другого литературного произведения: "Когда я читаю, то одновременно мысленно сразу ставлю – вижу будущий фильм или спектакль, он меня увлекает, я начинаю зарисовывать пластический образ, действующих лиц… Сколько же у меня накопилось таких заготовок?" [3] .

Репертуарный портфель сопровождает режиссера всю его жизнь – от ГИТИСа до пенсии. Сразу же предупреждаю: на опыте своих учителей и, к сожалению, на собственном опыте знаю, что удается воспользоваться не всеми замечательными названиями, которые могли бы составить славу любому театру. Не жалейте об этом. Дай Бог, чтобы хоть несколько планов воплотилось в реальность. Зато вы будете готовы ко всем жизненно театральным превратностям, как в трудных, порой драматических ситуациях, так и при нежданной улыбке ставшей к вам милостивой судьбы.

В репертуарном портфеле учтены все возможные варианты. Вряд ли дипломнику доверят "Грозу" или "Юлия Цезаря". Но наверняка в любом театре несколько хороших актеров и особенно актрис мучаются без интересной работы? А если им предложить, к примеру, "Нору" Ибсена? Блестящие роли, несложное оформление, настоящая литература. Проблемы – вечные.

Только не нужно стараться поразить "неизвестными" названиями. Прежде всего потому, что их нет, это будет "открытием Америки". А иногда можно попасть в глупое положение. Студент предложил осуществить пьесу елизаветинца Джона Форда с эффектным и звучным названием "Как жаль ее развратницей назвать"! Сборы обеспечены… К сожалению, режиссер прочел пьесу после того, как заявил о желании ее поставить. Стыдобушка!

Обычно дипломнику с ходу предлагают сказку. Не пугайтесь! И на это вполне законное предложение в портфеле заготовлен ответ. Кроме "Снежной королевы" Евг. Шварца – классическая пьеса! – есть еще, например, "Сказка о храбром Кикиле" Г. Нахупришвили. Я видел сказку с грандиозным Серго Закариадзе, одним из лучших грузинских актеров! "О чем рассказали волшебники", увековеченная на экране как "Айболит – 66", прошла в МТЮЗе бесчисленное количество раз и сделала имя актеру и режиссеру Ролану Быкову. Ленинградский режиссер, удивительный мастер Борис Вульфович Зон открыл юным зрителям прелесть пушкинских сказок в неожиданной и острой форме.

Великий поэт и драматург Назым Хикмет подарил мне сборник сказок, в предисловии к нему он писал: "Сказка, не имеющая ничего подобного ни в жизни природы, ни в жизни общества, своим ритмом, страстью, драматизмом, своей удивительной способностью превращать и перевоплощать вещи и людей, сказка, отражающая наши надежды, страх и радости, создающая новых людей и новых животных, конечно, ближе всего к поэзии". И еще: "Сказка сплачивает человечество".

А разве безработная и справедливо недовольная своим положением в театре молодежь откажется в неурочное время самостоятельно осуществить "Двух веронцев", комедию, в которой Шекспир дал возможность поставить озорной и лиричный спектакль?

Режиссер предлагает не просто "голые названия", а рассказывает о своем видении будущего спектакля, показывает предварительные наброски оформления. К тому же предложенная пьеса расходится в параллельную работу с основным спектаклем, который готовит сам главный режиссер. Дебютант вооружен знанием материала, одержим любовью к пьесе и готов встать на защиту своего предложения перед руководством и художественным советом.

Познакомьтесь с заведующим литературной частью театра, где предполагается ставить диплом. Если не удастся побывать в театре, то свяжитесь с ним по телефону. Важно узнать репертуарные планы театра, может быть, какое-нибудь название приглянется дипломнику, или окажется – бывает и такое, – что ваши предложения, высказанные завлиту предположительно, заинтересуют театр? О таком варианте можно лишь мечтать, а чем черт не шутит?

Куда же ехать? Честно говоря, если отмести столичные театры, как недосягаемую, но в последние годы все чаще осуществляющуюся возможность, нужно признаться, что и руководители курса, и руководство институтов не очень подробно знают ситуацию в провинциальных театрах. Не поленитесь: зайдите в СТД, даже… в министерство культуры и узнайте, в каком городе можно рассчитывать на серьезную деятельность.

Наконец, город выбран. Это только начало. Что это за город? Если он молодой, как, например, Сургут – промышленный, перспективный, в нем никогда не было театра, и только в 2000 году в городе появился – впервые! – молодой театр, – значит, в нем нет традиций, ни дурных, ни хороших, нет воспоминаний, актеры молодые, не отягощенные ни штампами, но и мастерством тоже, это нужно учитывать.

В городе с настоящими театральными традициями перед режиссером любого возраста, не говоря уж о дипломнике, – сложная задача. К сожалению, режиссеры, даже уже возвеличенные дипломами, очень часто, слишком часто думают, что они приехали как бы на чистое место, считают себя носителями культуры. Кстати, в Москве ко мне, главному режиссеру МТЮЗа и Театра им. Гоголя, приходили молодые джентльмены удачи и предлагали осчастливить театр постановкой "Последней жертвы" или "А этот выпал из гнезда". Я не поленился и пригласил одного из них подойти со мной к афише в вестибюле, где было указано, что "А этот выпал из гнезда" идет сегодня вечером. Этот режиссер даже не утруждал себя тем, чтобы узнать репертуар театра. Я очень обиделся!

Знакомство с репертуаром, знакомство со спектаклями. Охотно верю, что можно не согласиться с трактовкой пьесы, качеством исполнения и т. д. Здесь таится серьезная ошибка не только неопытного дипломника, пришедшего ненадолго, но и молодых главных режиссеров, только принимающих бразды правления. Даже если вы правы в своем неприятии прошлого, нужно ли начинать свою деятельность в коллективе со строгой критики? Зачеркивая прошлое даже справедливыми критическими замечаниями, необходимо противопоставить ему свою тактическую позитивную программу, выраженную не в декларациях, а в спектаклях. Вряд ли оправдан крен в другую сторону – воспевать сомнительные заслуги прошлого тоже неверно. Впрочем, мы переходим в область высокой политики.

Если вы не сразу приступите к репетициям своего спектакля, не теряйте времени, зайдите тихонько в зрительный зал, пристройтесь где-нибудь в сторонке и понаблюдайте, как в этом коллективе репетируют. Увидите своих будущих актеров в работе, поймете, как с ними общается режиссер этого театра – тоже материал для размышлений.

Между прочим, еще правило: когда будете просматривать репертуар театра, в котором предстоит в дальнейшем трудиться, то, как бы вам, пусть справедливо, не понравился спектакль, не уходите до конца представления и уж тем более в середине действия.

То, что вы покинули зал, станет известно сразу после вашего ухода, и это артистами не простится никогда. И правильно, что не простится! Этот поступок не достоин профессионала, уважающего труд своих коллег.

Не удивляйтесь некоторой настороженности к вам со стороны руководства театра, в котором вы будете осуществлять свой эпохальный спектакль: ведь оно тоже рискует – и временем, и материально, и репутацией театра. Ни один театр не заинтересован в провале молодого режиссера! Ведь при вашем успехе и театру что-то перепадет – за риск, выдвижение молодежи. А если еще зритель пойдет – тоже важно. Поэтому – наберитесь терпения, ищите зерно истины во всех придирках. Но в главных вопросах – не сдавайтесь! Какие бы прекрасные отметки вы в институте ни получали – и заслуженно! – но ведь по-настоящему вы еще не встречались с техникой, не проводили монтировочные адовые репетиции, не устанавливали свет. И встречи с композитором, художником, которые будут тоже на иной основе (даже материальной – со сметой). И что только прибывший режиссер, отягощенный высшим образованием, переполненный наставлениями мастеров, что он даст театру? Только упаси вас Бог сразу же учить уму-разуму "провинциалов" и перекраивать их жизнь… Так или иначе – диплом определяет дальнейшую жизнь. Слухи о спектакле распространяются с ошеломляющей скоростью. Лучшая аттестация – приглашение или на работу, или для постановки следующего спектакля в тот театр, где вы ставили свой диплом.

Театр в данном случае через дипломника несет огромную ответственность: ведь по спектаклю будут судить актеров, режиссера, весь театр, начиная с вешалки, и даже драматурга, потому что не все зрители читали пьесу или будут читать ее после просмотренного спектакля. Тут-то выясняется, как низок бывает культурный уровень даже в столице нашей Родины Москве… Непростительно выглядит легкомысленное отношение к автору, когда театр ставит так называемую "версию", т. е. фантазию на темы… Так, например, в Москве в одном (правда, студийном) театре в "Отелло" соединили роли Огелло и Яго в одну, в другом театре в "Гамлете" заглавный герой остается жив, Клавдий признается во всех грехах и в припадке самокритики закалывает себя. В еще одном спектакле "Гамлет" роли самого Гамлета, Тени его отца, а также короля Клавдия играет один актер. А ведь многие зрители, особенно молодые, которые не видели даже фильма, подумают, что таково содержание произведения. В зрительном зале волнуются за Дездемону, вскрикивают, когда умирает Ромео и оживает Джульетта…

СУРОВАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Пьеса выбрана. Вы остались с ней наедине. Вы должны полюбить ее, сродниться с ней, бороться с ее недостатками – конечно, она хороша, интересна, но может быть еще лучше, еще интересней! Василий Григорьевич Сахновский утверждал, что у режиссера самый счастливый период работы – работа в одиночестве. «Истинная режиссура – в одиночестве», – повторял он неоднократно. Это время, когда рождается замысел, когда вы ждете той минуты, когда начинаете видеть будущее произведение, созданное вашей фантазией. В эти минуты вы не ограничиваете себя ничем – можете пригласить хоть Ермолову или Евстигнеева, макет будет создавать Петров-Водкин, музыку напишет Шнитке, смета не ограничена!

Однажды на заседании кафедры режиссуры, в разговорах, когда мастера часто отходили от обсуждения вопросов обучения, один из самых рассудительных и одновременно самых романтичных режиссеров Алексей Дмитриевич Попов в полемике, не помню, по какому вопросу, сказал: "Спектакль – это кладбище замы-слов". Наступила большая пауза. И с ним согласились Б. Е. Захава, Ф. Н. Каверин и сам Сахновский. И тем не менее, рождение своего ребенка, оглашающего мир первыми криками, – истинное, ни с чем не сравнимое счастье!

Ставить можно лишь ту пьесу, которую вы должны ставить по каким-либо, известным лишь вам, личным соображениям. Они могут быть сугубо личными, глобально политическими, углубленно психологическими, могут быть вызваны влюбленностью в творчество автора – какими угодно, но очень близкими вам. Георгий Александрович Товстоногов, о чем написала его помощница по литературной части Дина Шварц, утверждал: "Надо ставить такие вещи, мимо которых нельзя пройти. Тебе лично. Только это может взволновать других, что интересно тебе лично".

Когда я работал в Театре им. Гоголя, меня слишком часто спрашивали актеры (старшего возраста), критики и особенно начальство: "Почему вы не ставите "Ревизора"? Ваш театр носит имя великого писателя…" Я отговаривался шутками: "Театр имени Маяковского не ставит Маяковского, Театр имени Пушкина не ставит Пушкина, если я поставлю Гоголя, то нарушу профессиональную этику". На самом деле, я просто не понимал, как, во имя чего ставить "Ревизора", видел провал и Театра сатиры, и МХАТа, к ним на спектакли ходили лишь школьники. Меня ничего не взволновало, был только общехрестоматийный страх и т. д. И вдруг случайно, когда я уже ушел из театра, я наткнулся на крохотную заметку в "Литературной газете" за 26 февраля 1992 г.:

"…Сейчас мы упразднили все торги… Сейчас надо упразднить все госучреждения в торговле… Надо проследить, чтобы всю эту монополию госторговли устранить. (Из выступления Б. Н. Ельцина по Российскому телевидению 19 февраля. )

"…В целях более эффективной организации торговли в условиях коммерциализации и приватизации… развития и поддержки… координации… правительство Свердловской области постановляет:

№1. Ликвидировать Управление торговли Свердловского облисполкома с 1 апреля 1992 года.

Начальника Управления Кузьмина В. Н. освободить с 1 апреля от занимаемой должности.

№2. Образовать с 1 апреля 1992 года в правительстве Свердловской области Главное управление торговли.

Назначить начальником Главного управления торговли с 1 апреля 1992 года Кузьмина В. Н." (Из постановления правительства Свердловской области № 26.)

И я все понял: необходимо ставить "Ревизора" – это самая актуальная пьеса современности – о том, что никакого страха перед законом и совестью нет, есть беспредел, наглый и беззастенчивый, о том, как купили мнимого ревизора, так же, по версии Б. Щукина и М. Булгакова, купят вновь приехавшего, – сбросятся в общак, купят всех! Но я уже не работал в театре имени великого провидца российской действительности. Замысел – от жизни, от необходимости высказать свое, наболевшее.

Дальше – через каких людей, не артистов, а людей, раскроется то заветное, которое стремится рассказать режиссер людям – зрителям.

Рождение замысла – самое ответственное, самое счастливое, самое непредсказуемое в творчестве режиссера. Вы говорили сосвоим мастером, он рассказывал о своей практике, вы сдавали письменные экспликации, выступали с докладами… Сейчас же вы готовитесь к реальному спектаклю. Как же хочется поразить всех и в театре, и, по возвращении, в институте необычайной выдумкой, показать что-нибудь этакое новаторское! Не хочу вас огорчать, но вынужден повторить фразу из "Уриэля Акосты" К. Гуцкова: "Всякое бывало…" Нового никто придумать не может. Есть хорошо забытое старое.

Неистощимый выдумщик Николай Павлович Акимов рассказывал, что, когда его пригласили впервые во МХАТ, он в своем первом макете к "Любови Яровой" напридумал бог знает что. Немирович-Данченко очень хвалил его работу, отметил, что в представленном макете подтвердилась слава его изобретателя, и в заключение сказал: "…Да, такой прием показа улицы города я использовал еще в 1903 году в "Юлии Цезаре" – был большой успех…" Уверен, что большинство плагиаторов даже не подозревали, что их блестящая находка была уже использована в каком-то спектакле. "Было!" – это слово преследует режиссеров: было у Мейерхольда, Вахтангова, Таирова, Дикого… Не нужно забывать слова Всеволода Эмильевича: "новаторство на основе традиционализма: глубокое изучение мастерами искусства всех стран и народов питало необычайно смелые эксперименты и направляло на новаторские достижения. Мольер сформулировал для всех поколений режиссуры: "беру мое там, где его нахожу" [4] .

Александр Петрович Довженко рассказывал, что его дед всю жизнь прожил в небольшом селе и никогда не бывал в большом городе. И вот в начале 20-х годов он приехал в Киев, чтобы поразить горожан своим изобретением: он приехал на собственноручно сделанном им деревянном велосипеде! Представляете себе его состояние, когда он увидел на улицах настоящие велосипеды. С тех пор пошло выражение: "он изобрел велосипед", иронически оценивая чье-то открытие.

Кладбище замысла – как важно и трудно оценить свое произведение самому творцу!

Однажды на защите дипломник рассказывал о своей работе, рассказывал достаточно внятно, но как-то уж слишком спокойно, без душевного сопричастия, что почувствовала мудрая Мария Осиповна Кне-бель. Она захотела глубже проникнуть во внутренний мир режиссера и спросила, какие, по прошествии времени, он видит недостатки или неиспользованные возможности пьесы. Совсем успокоившийся было режиссер браво ответил: "Недостатков в спектакле нет!" Члены комиссии еле уговорили Марию Осиповну поставить ему "удовлетворительно" – 3…Если честно признаться, то мы были с ней согласны.

Не было, нет, и, я уверен, не будет режиссера без провального спектакля на своем творческом пути. Назову самых великих, чтобы не обижать моих коллег и себя самого: Станиславский – "Каин" Байрона и "Таланты и поклонники" Островского; Мейерхольд – "Наташа" Л. Сейфуллиной и "Окно в деревню" Р. Акулыпина и т. д. Так что – не огорчайтесь в случае чего.

На лыжные соревнования по прыжкам с трамплина меня вывез известный спортивный радиокомментатор Вадим Синявский, блестящий знаток всех видов спорта. Один из фаворитов соревнований упал на самом спуске, и я, сочувственно, но с некоторым злорадством (иногда приятно быть свидетелем свержения кумиров), воскликнул: "Эх, упал!" Вадим посмотрел на меня неодобрительно: "А ты видел, как он упал?".

В каждом падении – залог будущего успеха, если мастер учтет свои ошибки на будущее, если падение подтолкнет к поиску, желанию найти нечто новое для себя, а не идти проторенными дорожками. Успех и провал – понятия взаимосвязанные. Вл. И. Немирович-Данченко замечательно сформулировал эту проблему в письме к Станиславскому: "…И за последние годы словно установилось так, что я должен иметь успех, не поднимая театра, а вы– те, которые должны не иметь успеха, но должны поднять театр" (разрядка Н.-Д. – Б. Г.) [5] .

Сейчас мы говорим о первом шаге в профессию, каждый последующий должен быть путем в незнаемое (слова В. Маяковского), будущая удача постепенно зреет в сердце художника. Тогда не страшны сегодняшние пустые зрительные залы, ироничные взгляды недоброжелателей и завистников, ядовитые стрелы критиков.

Если какое-либо решение родилось изнутри замысла, если оно наиболее точно соответствует стремлениям режиссера, то не нужно думать о том, что это уже было где-то. Решает необходимость, нужность приема, а не его генеалогическое происхождение.

Что считать штампом? Когда в наших театрах в 20 – 30-х годах ставили пьесы из американской жизни, то всем надоел штамп, повторяющийся из спектакля в спектакль: какой-нибудь бизнесмен обяза тельно положит ноги на стол. Штамп! Когда же многие из нас побывали в США, то увидели бесчисленное количество "ног на столе" – это быт, привычка, имеющая определенные обоснования: ноги отдыхают, отток крови помогает снять усталость. Значит, это не штамп, а образ жизни!

Часто слышу цитируемую реплику Михаила Михайловича Тарханова: "Я лучше актер, чем Ванька (Иван Михайлович Москвин, народный артист СССР, родной брат Тарханова): у него триста штампов, а у меня восемьсот!" К сожалению, многие не понимали, что Тарханов говорил о количестве жизненных наблюдений, питающих его творчество, накопленных за годы странствий по провинциальной театральной России. Опыт – а не штампы.

Гениальная "Турандот" стала родоначальницей бесчисленного количества штампов: одевание актеров на сцене, просцениумные интермедии и т. д. и т. п. Появился этакий "вахтанговский штамп": даже в блестящем спектакле "Интервенция" героическая тема была отодвинута в сторону интермедиями на просцениуме при закрытом занавесе, имеющими свой сюжет: ограбление бандитами посетителей ресторана. Одесский колорит всегда обаятелен и притягивает внимание зрителей. И пошли подобные сцены на просцениуме, обычно развлекательного порядка.

Перестановка оформления сцены самими актерами – исполнителями ролей в данном спектакле, стало спасительным решением для режиссера и постановочной части, перестановки становятся частью сценического действия. И опять же – не всегда. В "Пяти вечерах" в Театре на Малой Бронной, очень хорошем спектакле, после великолепной по драматическому накалу сцены главных героев свет наполовину убирается, и актеры, еще не осушив слезы, уносят стол за кулисы, готовя сцену к следующему эпизоду. Настроение, с таким трудом и так талантливо найденное актерами, снимается напрочь.

Вот когда вспоминаются слова Мейерхольда, приведенные в начале нашего разговора: "чего режиссер не должен делать". Это повторять штампы, появляющиеся прежде всего от незнания материала, жизни, быта, от непонимания образной необходимости. Тогда появляется наивная иллюстративность: "борьба за власть" ("Борис Годунов", "Смерть Иоанна Грозного", шекспировские хроники и т. д.) представлена всегда так: на сцене – трон, на нем – корона. Когда-то для демонстрации "западного разложения" на сцене отплясывали чарльстон, фокстрот, так называемый "Лкхлизм". Позже появились иные танцы, зазвучали иные ритмы, за окном горят огни рекламы, оглушает джаз.

Все новации имеют свою историю: драматург Стриндберг еще в 1888 году предлагал освободиться от антрактов. В 1917 году в оперетте "Сильва" героиня появилась в центре зрительного зала (не самое крупное событие этого года…). К. Марджанов тогда же ввел в свои спектакли знаменитую "цветочную тропу". Наша молодежь, очевидно, считает, что цветочную тропу – ханамити – придумал Охлопков. Ошибка. Уж не говоря о японском театре "Кабуки", где ханамити является обязательной составной частью представления, не вспоминая М. Рейнгардта, который впервые в Европе использовал ханамити. В 1927 году в Театре им. МОСПС режиссер Е. Любимов-Ланской вынес ряд ответственнейших сцен в "Мятеже" Д. Фурманова на эту же самую ханамити, без которой невозможно представить себе творчество Николая Павловича Охлопкова. Белые маски на лицах персонажей, обреченных на смерть, поразившие ленинградцев в "Карьере Артура Уи" (польский режиссер Аскель), впервые появились в 20-х годах (какими же богатыми на сценические находки были 20-е годы!), сперва в романе Ильи Эренбурга "Хулио Хуренито" и оттуда перешли в спектакль

Мейерхольда "Трест Д.Е".

Удивительно, насколько похожи друг на друга некоторые спектакли: театральные костюмы висят на сцене, и актеры на глазах не очень ошеломленной публики переодеваются; один актер играет несколько ролей, перевоплощаясь в разных персонажей опять же на зрителях; рапид – замедленная съемка – в сценах драки и любви. Многие театры захватила волна "расщепления образа" на его составные части. Но если в спектакле в Театре на Таганке несколько актеров в роли Маяковского воплощают разные стороны творчества поэта, разные черты его личности ("Послушайте!"), то "Василий Теркин" в Театре им. Моссовета, где образ бедного Василия был решен в несметном количестве себе подобных, – уже перебор.

Не верю молодым режиссерам, начинающим свою деятельность сразу с авангардистских спектаклей, думаю, что если им пришлось бы ставить не сложный, доступный пониманию спектакль, они растерялись бы: ведь актерам нужно подсказать что, как играть, помочь найти жизнь на сцене. Овладейте основами – тем ремеслом, о котором мы говорили выше, а потом делайте то, что вам подскажет ваша совесть и фантазия художника. Когда для общего обозрения были выставлены полотна Малевича, Кандинского, Филонова и других "нарушителей общественного спокойствия", то многие были поражены: оказывается, Малевич и сотоварищи умели хорошо рисовать! А сколько людей, воспитанных на социалистическом реализме, были уверены в том, что Пикассо не может изобразить обыкновенного человека, легко узнаваемого.

Мода на изменение названий идущих пьес может дать повод для фельетонов. Читаю на афишах: "Почему застрелился Константин?", "Требуется драматическая актриса". Долго думаю, что это за пьесы, принадлежащие, судя по афише, А. Островскому и А. Чехову? Оказывается, "Чайка" и "Лес". Сразу хочу оговориться: считаю, что оба спектакля поставлены талантливо, и после долгих размышлений, я понял намерения режиссера.

Спектакль "Доходное место" в Новгороде был назван "Одиссея последнего романтика" – по названию произведения Аполлона Григорьева. Тема – крушение последнего идеалиста, соединение судеб Жадова и самого Аполлона Григорьева. Спектакль получил новое звучание, имел успех у зрителя. Хуже, когда, сохраняя свое название, пьеса изменена до неузнаваемости, как произошло в Театре Антона Чехова с "Гамлетом". Правда, спектакль спасительно называется "версия", но может ли это служить оправданием?