Текст книги "Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II"
Автор книги: Борис Штерн
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Уважаемому Читателю в следующей главе предстоит разбираться с родословной Пушкина, поэтому ленивый читатель (кстати, самый любимый автором читатель), лежа на диване, может спокойно не читать ГЛАВУ 6, самую длинную главу в романе, потому что все равно ничего не поймет, – как не понял ее и сам автор, списавший эту генетическую главу из монографии Шкфорцопфа и из «Дела» Нуразбекова.
ГЛАВА 6 Гаданье на горохе, или розыски мужской и женской линий ПушкинаНе занимайтесь баснями и родословиями бесконечными.
Св. Павел. Послание к галатам
«Подумайте – что вы делаете?! Россия не ваше отечество, ваше пребывание во Франции сделало вас чуждым климату и образу жизни полудикой России. Останьтесь во Франции, за которую вы уже пролили свою кровь». Ибрагим искренне поблагодарил герцога, но остался тверд в своем намерении. «Жалею, – сказал герцог, – но, впрочем, вы правы».
А. Пушкин. Арап Петра Великого
В генплан Гамилькара но выведению Пушкина лиульта Люси входила как невеста для Гайдамаки, но после никакого лечения у Фрейда ее отдали то ли в жены, то ли в наложницы колдуну Мендейле. Люська поначалу перепугалась, вид колдуна был устрашающ: жирные черные губы-пиявки, выпученные глаза, в носу янтарный мундштук, мочки ушей оттянуты до сосков, в мочки вставлены блюдца. Но его доброе сердце и, самое главное, увесистая мужественность, привели Люську в такой восторг, что инфантильная нимфетка, которая так измучила ее, ушла из нее в реальность БКР Й, и Люська, наконец-то заимев то, что хотела, – стабильно, каждый день и но нескольку раз, – пошла на выздоровление, что не только не противоречило учению Фрейда, но подтверждало его: найти в подсознании психический корень своей болезни (Люська нашла этот корень у колдуна) и не бояться его (Люська его не боялась). Колдун был тоже доволен Люськой. Ему предложили отложить горох и дрозофил и разобраться с генезисом Пушкина как по мужской, так и по женской линии. Мендейла обложился книгами и вот что выяснил (этот документ есть в «Деле» Нуразбекова, примечания в фигурных скобках {} его же):
«Негроиды и европеоиды примерно одинаково удалены от монголоидов в таксономической иерархии по иммунологическому анализу сывороточных альбуминов и по геному ближе друг к другу, чем к монголоидам, – писал колдун. – Я разработал способ, позволяющий судить о близости европеоидов и негроидов по особенностям генетического кода. В молекуле ДНК существуют участки-регуляторы, управляющие активностью структурных генов. Например: лень, выпивки и любовные похождения Пушкина {спал, пьянствовал и предавался… по девять месяцев в году, кроме Болдинских осеней} несомненно пошли от структурных генов деда, арапа Петра Великого {арап был Пушкину прадедом, но Пушкин часто называл его дедом, поэтому на путаницу с дедом-прадедом можно не обращать внимания}, „который умер в своей деревне от следствий невоздержанной жизни“. Последний раз Пушкин, общался с дедушкой в ранней юности. Встретились, дед запросил водку, велел и внуку поднести стопку; тот выпил и не поморщился и тем чрезвычайно обрадовал старого арапа. Через четверть часа дед опять потребовал водки, и повторил это раз пять-шесть до обеда. {Однако!} Юный поэт не отставал. За обедом продолжили. Водка, которой дед угощал внука, была его собственного изготовления; он с удовольствием наблюдал, как внучек сумел оценить ее и как развязно с нею справлялся. Генерал-аншеф занимался на покое перегоном водок и настоек {попросту гнал самогон, старый хрыч} и занимался этим без устали, со страстию {что не говорит о его лени}».
Далее, по Мендейле, оказалось, что в наблюдаемой реальности в городе Логоне никогда не существовало царя Ганнибала, где и когда арап Петра получил это прозвище, неизвестно, зато известно, что династия логонских царей носила имя Гамилькаров, и биография гамилькаровской икс-хромосомы несколько отличалась от художественной правды «Арапа Петра Великого» и от так называемых исторических фактов. С момента решения уехать в Россию судьба Гамилькара вошла в укороченную реальность С(ИМХА) ЗЛ ОТ, и этот переход произошел, как вычислил колдун, накануне отъезда из Парижа, когда Гамилькар провел вечер у графини. Она ничего не знала. Он не имел духа ей открыться. После ужина все разъехались. Остались в гостиной графиня, муж и Гамилькар. Граф расположился у камина так спокойно, что было безнадежно выжить его из комнаты. Все молчали. «Доброй ночи», – сказала наконец графиня. Сердце Гамилькара стеснилось и почувствовало ужас разлуки. «Bonne nuit», – повторила графиня. Он не двигался… наконец глаза его потемнели, голова закружилась {вот он, момент перехода!}, он едва смог выйти из комнаты.
В ту же ночь Гамилькар отправился в Россию. Путешествие было ужасно. Осень уже наступила. Ямщики два месяца тащились по бездорожьям с быстротой околевающих кляч. Наконец осталось 20 верст до Питера. Весь в грязи он вошел в ямскую избу. Очень высокий человек в зеленом кафтане, с глиняной трубкой во рту, читал газету. «Гамилькар! – закричал он. – Здорово, крестник! – Государь обнял Гамилькара и поцеловал. – Меня предупредили о твоем приезде, и я поехал тебя встречать. Жду со вчерашнего дня. Выпьем за встречу!.. Что ж ты своей графине не написал? Она была очень огорчена, потом утешилась и взяла нового любовника; знаешь кого? Маркиза R. с длинным носом; что ты вытаращил свои арапские глаза?»
Какие чувства наполнили душу Гамилькара? ревность? отчаянье? Нет – глубокое уныние. Он почувствовал, что графиня плохо кончит. Так оно и случилось. Она пустилась во все тяжкие, и тихий муж-граф убил ее. Ронсар по этому случаю написал язвительную балладу, которую перевел Евгений Лукин:
У одного влиятельного дюка
была жена, известная гадюка,
и вот однажды благородный дюк
схватил кинжал, как подобает дюку,
и молча вычел данную гадюку
из общего количества гадюк.
Гамилькар был определен в Преображенский полк, где служил сам Петр I, учил наследника престола математике и кутил с ним, успешно приударил за княгиней Волховской и поссорился с ее прежним любовником, всесильным Меншиковым, который после смерти Петра удалил Гамилькара в Сибирь и направил за ним наемных убийц, неких Семэна и Мыколу. Екатерина, вдова Петра, благоволила к Гамилькару и послала гонцов с царским указом: Семэна с Мыколой схватить и заточить. Гамилькар получил от Меншикова предписание ехать в Казань инспектировать развалины тамошней крепости, оттуда – в Тобольск, из Тобольска – совсем уже на китайскую границу. За его спиной творилось нечто неописуемое: в Казани, Тобольске, в сибирских селах и городах хватали и заточали всех попавшихся под руку Семэнов с Мыколами, тюрьмы были забиты Семэнами и Мыколами, по сибирским трактам, звеня кандалами, брели колонны Семэнов с Мыколами; «шаг влево, шаг вправо» – это они уже понимали. Среди них, наверно, находились подлинные киллеры. Но Гамилькар ничего об этом не знал. Он побывал в Иркутске и уже с азартом направился в Хабаровск, охотился на амурских тигров, дошел до Тихого океана и, переплыв Татарский пролив, забрался на Сахалин. Был принят по высшему разряду, смотрел «Отелло» в Драматическом театре им. Чехова. Всплакнул. Вернувшись на континент, узнал о ссылке Мепшикова и о судьбе всех сибирских Семэнов с Мыколами. Он озверел, бросился в сани, закутался в шубу из амурского тигра и помчался в Березово с намерением убить Меншикова или, по крайней мере, набить ему морду, но тот встретил его такими неподдельными слезами раскаяния и радости, что сердце негра смягчилось, и два птенца Петровых, превратившиеся уже, правда, в толстых соплистых индюков, целый месяц не просыхали во глубине сибирских руд {не «руд» – в Березове они сидели на нефти}. Всем Семэнам и Мыколам по ходатайству Гамилькара через год-второй дали амнистию, но именно с тех пор в Сибири перевелись Семэны и Мыколы, никто уже не называл этими несчастливыми именами своих детей, а Семэн и Мыкола остались прерогативой Украины.
Еще об арапе. В Сибири он крепко пил и превратился в того еще держиморду с невозможным характером. Молодость ушла. Можно представить его там, черного негра в белых снегах, – какое впечатление он производил па русских поселенцев и землепроходцев, не говоря уже о тунгусах, якутах и китайцах. В сибирском фольклоре даже остался рождественский случай с арапом: «На Рождество начиналось гадание в бане: приотворялась дверь, девушки выставляли некоторые интимные и обнаженные части тела, подходили к двери и произносили при свете Луны несвойственные для дев и тем более девственниц фразы: „Мужик богатый, ударь по жопе рукой лохматой“, или „Шани (люби) меня, мани меня по голой понище мягкой ручищей“. {Автор ничего не выдумывает, это подлинные записи девичьих Рождественских гаданий. Прав, ох, прав Фрейд во всем, что находится ниже пояса!} Проходящий мимо пьяный арап Петра весьма удивился и сделал то, что просили, – вошел в парную. При виде черного мужика в шубе из амурского тигра слабонервные девки попадали в обморок, а сильнонервные ошпарили негра кипятком и голыми удрали домой по сибирским снегам; лишь некая Люська проявила спокойствие, вывела арапа в предбанник, „раздела, обмыла, утолила и спать уложила“. Таковы факты реальности С(ИМХА) ЗЛ ОТ.
При императрице Анне арап покинул Сибирь и был определен инженер-канитаном в Эстляндию «к фортификационным делам». С воцарением Елизаветы был назначен подполковником артиллерии в Таллин. Вскоре императрица произвела его прямо в генерал-майоры и назначила обер-комеидантом Таллина {«Таллин» с двумя «н» в окончании он никогда не писал и строго наказывал подчиненных за такое нерусское правописание; два «л» он еще терпел, но тоже был недоволен}, где прослужил пять лет. Произведен в инженер-генералы и отправлен к развалинам Аджубея. Знакомство, слово за слово и драка с генералиссимусом Суворовым. Их еле растащили Потемкин и Кутузов. У Суворова фонарь иод глазом, у арапа кровь из носа. Сразу же после драки – обоюдное целование, братание и повышение в генерал-аншефы. Десятилетнее военное и гражданское строительство Южпо-Российска.
Затем нижайшая просьба к Екатерине II об отставке: «устал, ыбенамать». {Верно, с Екатериной эти шутки проходили.} Оч-чень приличная пенсия. Усадьба в Михайловском. Крепостные девицы, честная расплата – три рубля за ночь. Самогоноварение. Рождение внука Сашки. Смерть в 97 лет «от последствий невоздержанной жизни».
«Пушкин видел в арапе Петра негра, – писал колдун, – но антропологи считают, что офиряне должны быть обособлены и от негров, и от арабов. Хотя тип офирян воспринял семитский и негритянский геном, но его своеобразие выделяет офирян в особую альфа-расу, к которой относились перволюди адамы и евы. Настоящие негритянские черты встречаются у офирян-шангалла на юге Офира – эти особи отличаются более темной кожей, цвет которой сильно варьирует от светло-буровато-желтого (Пушкин, Майкл Джексон) до самого черно-бурого (Поль Робсон). Северное же население более типично для альфа-расы. Основываясь на портретах северных офирян, можно воссоздать и тип Гамилькара. Это был рослый, светло-шоколадный субъект с курчавыми волосами, удлиненным черепом, высоким лбом без выступов над бровями, слабою растительностью на лице, черными глазами, толстоватыми губами и широким приплюснутым носом. Невозможно сослаться на описания современников или на портреты Гамилькара, таковых не найдено – кроме одного подозрительного портрета в Офирской галерее, где изображен неизвестный мужчина с темноватым лицом, в напудренном парике и с бесконечно усталым взглядом. Это не ироническая кисть Кустодиева, портрет официозный, для потомков, – парик, генеральский мундир, ордена. Бесконечная усталость – жизнь кончена. Кто я? Кто он? Арап ли Петра Великого? Темнокожий мужчина – негр, или просто охра почернела от времени?»
Колдун Мендейла продолжал свое сравнительное исследование. Женская линия.
Арап Петра был женат три раза. Император сосватал его в знатный боярский род за красавицу Наталью Ржевскую {известный всей России поручик Ржевский из этой же династии}, но через год Наталья умерла при родах. После возвращения из Сибири Гамилькар стал обучать флотских кондукторов математике и женился на красавице гречанке Евдокие Диопер, дочери капитана галерного флота. Евдокия любила флотского кондуктора Кайсарова и собиралась выйти за него замуж. За Гамилькара она отказывалась идти – «понеже арап, и не нашей породы». Однако ее принудили. Она покорилась, но до свадьбы отдалась Кайсарову. После свадьбы Евдокия стала изменять нелюбимому мужу с кондуктором Шишковым. Началась тяжелая семейная драма. Гамилькар подал на развод: «Блуд чинила с Кайсаровым и Шишковым-кондуктором и хотела меня отравить». У Пушкина об этом кратко: «Во втором браке прадед мой был нещастлив». («Щастье» и «нещастье» тогда писали через «щ».) {Таким образом, Пушкин сильно рисковал своим поэтическим даром в реальности С(ИМХА) ЗЛ ОТ – сначала из него мог получиться поручик Ржевский – тот еще тип! – добрый малый, но дурак; а потом у его истоков по женской линии стояли таинственные кондукторы Кайсаров и Шишков, сыгравшие такую важную роль в генезисе Пушкина, – т. е. гены этих кондукторов так и не попали в пушкинскую кровь, а то быть бы и ему кондуктором! Поэты, бойтесь кондукторов! «Хоть ты и Иванов-7, а дурак!»}
Итак, Пушкин чуть было не получил в наследство от пращуров греческую кровь. Зато Пушкин получил кровь скандинавскую: «Третья жена его, немка Христина-Регина фон Шеберх (Христина была шведкой – „немцами“ на Руси часто называли любых иностранцев), вышла за Гамилькара в бытность его в Таллине и родила множество черных детей обоего пола. „Шорн шорт, – говорила она, – делает мне шорна репят и дает им шертовск имя“. Ревность жены и непостоянство мужа были причиной неудовольствий и ссор. Африканский характер моего деда, пылкие страсти, соединенные с ужасным легкомыслием, вовлекли его в удивительные заблуждения».
Колдун разыскал и воспоминания о матери Пушкина: «Надежда Абрамовна Пушкина, в девичестве Гамилькар, мать поэта, была балованное дитя, окруженное с малолетства угодливостью, потворством и лестью окружающих, что сообщило нраву молодой креолки, как ее потом называли в свете, тот оттенок вспыльчивости, упорства и капризного властолюбия, который принимали за твердость характера. Необыкновенно хороша собой. Светскость и французская литература. Остроумие и веселость. Терпеть не могла засиживаться па одном месте, любила менять квартиры. Если переезжать было нельзя, то она превращала кабинет в гостиную, спальню в столовую и обратно, меняла обои, переставляла мебель и т. д. Впоследствии: женщина не глупая, имела однако же множество странностей, между которыми вспыльчивость, вечная рассеянность и, особенно, дурное хозяйничанье стояли на первом плане. Умела дуться по дням и месяцам. Дом Пушкиных был всегда наизнанку: в одной комнате богатая старинная мебель, в другой – пустые стены или соломенный стул; многочисленная, но оборванная пьяная дворня с баснословною неопрятностью; ветхие рыдваны с тощими клячами и вечный недостаток во всем, начиная от денег до последнего стакана». Колдун Мендейла почесал в голове и крепко задумался.
Его обширные рассуждения о горохе Менделя в связи с выведением офирского Пушкина находятся в «Деле». Для желающих разобраться в этом генезисе автор «Эфиопа» приводит выдержки из его рассуждений; автор напоминает, что нормальный читатель может их пропустить, дабы не засорять мозги, сам автор в них ни черта не понял.
«У гибридов первого поколения признаки никогда не бывают „принципиально новыми“. Каждый заимствован у одного из родителей. У потомков гороха с красными и с белыми цветами – цветы красные. У гибридов горохов, дававших желтые и зеленые горошины, зерна всегда желтые. Признак одного из родителей господствует. Но в следующем поколении картина меняется. У части детей гибридов иной облик: у них снова проявляются признаки „вытесненные“, „отступившие“, невидимые у родителей. Признаки, „отступившие“ у родителей, комбинируются теперь мозаично, случайно. Окраска упаследовалась от бабушки, форма – от дедушки. Эта путаница повторяется с потрясающей закономерностью. Чтобы определить эту закономерность, необходимо отойти, оторваться от конкретности формы, цвета, роста, нужно найти язык логической схемы, нужно исследовать „черный ящик“. Известно, какая „информация“ введена в этот „ящик“ и что получилось после того, как эта „информация“ прошла сквозь целую цепь невидимых процессов. Признак одного родителя господствует в первом поколении. У части же их потомства выявляется отступивший признак другого – у четвертой части! В ЭТОМ ПОКОЛЕНИИ НАРЯДУ С ДОМИНИРУЮЩИМИ ПРИЗНАКАМИ ВНОВЬ ПОЯВЛЯЮТСЯ ТАКЖЕ РЕЦЕССИВНЫЕ СО ВСЕМИ ИХ ОСОБЕННОСТЯМИ И ПРИТОМ В ЯСНО ВЫРАЖЕННОМ СРЕДНЕМ ОТНОШЕНИИ 3:1».
{Вот оно, понял: три к одному; три поколения – в четвертом рождается Пушкин! – Прим. жандарм, полк.}
Колдун все делал тщательно. Теперь он взялся за Гайдамаку. Из расчетов на горохе и дрозофилах следовало, что Сашко вполне годится на роль пращура великого поэта. Хотя в его родословной аристократов не наблюдалось, но сама фамилия, а также родовые фамилии Сковорода и Кочерга указывали на буйный генотип пьяниц, сладострастников, драчунов и свободолюбивых непосед и вселяли надежды на то, что при смешении с застоявшимся генотипом офирян получится взрывная смесь, которая в 4-м поколении приведет к появлению если не Пушкина, то Шевченко {это он в точку!}. Следовало ожидать очень смуглого, с вьющимися нетемными волосами, с большими голубыми глазами и круглым лицом, с небольшим, возможно курносым носом, индивида европейского типа – в том случае, если в 3-х поколениях невесты будут подбираться по эталону эфиопской расы. При подборе невест негроидного тина офирский Пушкин (или Шевченко) будет светло-шоколадный с красноватым оттенком, с толстыми губами бантиком, небольшим носом, с сильно вьющимися, но не курчавыми волосами, с темно-синими глазами при желтоватых белках и с длинными мочками ушей. Далее следовала характеристика Пушкина (Шевченко) от невест нилоток и бушменок, но колдун склонялся к тому, что Пушкин (Шевченко) эфиопского или негроидного типа со смесью типа южнославянского даст необычный, по привлекательный образ поэта для всей Африки.
План колдуна был одобрен. Колдун даже начертил родословную Гамилькаров, Пушкиных и Гайдамак от Адама и Евы. Начали подбирать невест.
Приложение к главе 6РОДОСЛОВНАЯ ГАМИЛЬКАРОВ, ПУШКИНЫХ И ГАЙДАМАК ОТ АДАМА И ЕВЫ
Лучший японский рассказ в русской литературе – это «Штабс-капитан Рыбников» Александра Куприна.
А. Чехов
– Скворец! – наконец-то узнал Гайдамака.
– Как вы сказали?
– Скворцов, – поправился Гайдамака.
– А почему сразу не узнали?
– Очков у него нет, – сообразил Гайдамака. – Он без очков совершенно другой человек!
И еще догадался Гайдамака: следователь по особо важным делам незаметно, легко так, с шутками-прибаутками устроил ему очную ставку с американским шпионом.
– Верно! Молодец! Без очков у Николая Степановича совсем другое лицо. А очки он в прошлый раз забыл у меня на столе. – Майор Нуразбеков выдвинул ящик и выложил на стол знаменитые мутные кругленькие очки Скворцова. – Какое ваше лицо настоящее, а, господин Клаус Стефан Шкфорцопф?… Возьмите, Шкфорцопф, свои очки. А то потом будете жаловаться в ООН, что у вас в КГБ очки изъяли. Пиши потом рапорта по начальству. Куда вы будете на меня жаловаться, а, Шкфорцопф? Каким хозяевам?
Стул в ответ не пошевелился, даже не рыпнулся.
– Не клюет он на очки… Да вы, командир, не обращайте на него внимания, никакая это не очная ставка – где вы таких слов нахватались? – «очная ставка», «заплечные мастера», «ордер на арест»… Садитесь, чего вскочили? В ногах правды нет. Зато с вашей помощью мы эту правду найдем, какая бы она голая ни была. А сейчас обед принесут, будем обедать. Нет, не так: это я буду обедать, а вы будете завтракать, потому что, кроме «Красной Шапочки», вы с утра ничего не ели. А Шкфорцопф у нас будет ужинать, потому что сегодня он уже успел где-то позавтракать и пообедать. Это он умеет… Шкфорцопф!!! – вдруг гаркнул майор Нуразбеков под самым ухом у Гайдамаки, – Где вы сегодня завтракали и обедали, Шкфорцопф?… Шкфорцонф, очнитесь! Вы слышите меня, Шкфорцопф?
Ответа не последовало.
– Перестал клевать. Вы бы с ним поздоровались, а, командир?
– Так я уже поздоровался. Не ответил.
– А вы хорошо поздоровайтесь, по имени-отчеству. Скажите: «Здравствуйте, Николай Степанович! Это я, Гайдамака, ваш старый знакомый, у которого вы реголит на уголь обменяли». Может быть, он вас узнает.
Гайдамака опять покрылся испариной… Все знает, узбек. И про уголь, и про реголит… А про триста рублей?… Про триста рублей – не думать!
– Ну… Здравствуйте, Николай Степанович… Это я, Гайдамака…
– У которого…
– У которого вы реголит на уголь обменяли, – как попугай повторил Гайдамака.
– Не клюет.
– Он что, спит?
– Это не сои… Спячка. Как бы нам его расшевелить?… Да вы, командир, усаживайтесь так, чтобы его видеть. И не обращайте внимания на то, что он молчит, а я все время языком ля-ля… Так надо. Такая уж метода выбрана для нашего допроса… прошу прощения, – для нашего собеседования. Сейчас позавтракаем, пообедаем, поужинаем и начнем серьезные разговоры говорить. Все втроем всё но душам обсудим, времени впереди много – полный вагон времени. Столыпинский вагон. Вся. жизнь впереди – ну, не вся, но еще достаточно, чтобы не было мучительно больно. И Люська сейчас обед принесет. Хорошо-то как! Выпьем, покушаем… – Майор потянулся и похрустел косточками. – Вот только спать хочется. Но: пока до голой правды не доберемся – отсюда не выйдем и спать не будем. А если заснем – не беда; после обеда можно часок соснуть. А платить вам будут по-среднему, не беспокойтесь. Кто там у вас в бухгалтерии заправляет? Пассия ваша, графиня Кустодиева?… С которой вы весь отпуск из дому не выходили, даже в Одессу на пляж не съездили? Что ж, будем ей каждый месяц повестки на вас из КГБ отправлять, пусть оплачивает. Хоть до конца жизни… Сомневаетесь?…
ОплОтит, оплОтит, куда она денется! Не из своего же кармана. Какой у вас оклад?… 220 рублей? Весьма средненько. Но вы, должно быть, на стороне подрабатываете?… Не беспокойтесь, получите все сполна, а питание-проживание – за наш счет. Здесь у нас и будете жить, на чердаке. Здесь хорошо кормят. Более того – длинного рубля не обещаю, но всякие суточные-командировочные набегут, да еще поставим вопрос о северном коэффициенте. Вообще тут у нас на чердаке неплохо – если бы не жара. Сорок два в тени, бля, а еще не вечер!.. По такой жарище и крыша поедет. Молчите, молчите! Потом все объясню. Готовьтесь к обеду, не надо портить себе аппетит. Садитесь под вентилятор, сейчас обед принесут. Коньяк принесут, молдавский. Все это я говорю для того, чтобы что-нибудь говорить, вы уже поняли. Сейчас по этой жаре будем коньяк пить. Вот где пытка, да? Можно и армянский, но на молдавский Клаус Стефанович, кажется, лучше клюет. Какой ваш любимый коньяк, Шкфорцопф?
– Я это… водочку больше… предпочитаю, – вдруг ответил Скворцов. – Водочки хочу… Согреться. Холодно что-то… у вас… Знобит… всего.
– О! Свершилось! Великий немой заговорил! – обрадовался майор Нуразбеков. – Мы с вами верной дорогой идем, командир! Я помню, помню, Николай Степанович, – не пьете вы коньяк, вы водочку уважаете. Сейчас Люська «Пшеничную» принесет. Или «андроповку». Сейчас, сейчас! По такой жаре – да знобит! Сейчас мы это дело поправим. Что еще интересного скажете, Николай Степанович?… Скажите что-нибудь еще! Что вы еще, кроме водки, любите?… А Люська вам нравится?… Хотите Люську?… Кровь в жилах разогнать?… Очень советую! Но не как в прошлый раз… Опять молчит. Тогда мы с вами продолжим, командир. Не желаете ли перед обедом еще на горшок сходить? А то в ООН скажут, что московский следователь по особо важным делам нарушает права человека, собеседников до поноса доводит. Нет? На «нет» и суда нет. Застряла что-то Люська с обедом… А вот, кстати, еще одна бумага… И опять вас касается. Можете и эту бумажку в туалете использовать. Почитаем?… Это выписка из записной книжки Николая Степановича. Вот что у него записано на букву «Сы»… Слушайте внимательно, начало цитаты: «Сковорода А. А. – труп». Конец цитаты.
