Текст книги "Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II"
Автор книги: Борис Штерн
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
«Учитель, прогони его, на хрен тебе такой ученик?»
Св. Петр об И. Искариоте. Апокриф. Вольный перевод Б. Штерна
Сашко поначалу состоял при графине Узейро в должности Ваньки Жукова – куда пошлют. Когда графиня собиралась укладываться отдыхать с мужем, Сашка посылали с горы на гору то в Бонцаниго за газетами – обязательно «Унита» и «Аванти!», – то за галетами и кристаллическим йодом в музыкальную лавку (она же была и аптекой) дядюшки Джузепие Верди, то за спиртом в столярную мастерскую падре Карло – дядюшка Карло вырезал из поленьев марионеток на веревочках и шарнирах и любил слушать, как Сашко поет под аккордеон.
– Спой, Сашко, – просил падре. Сашко пел:
Эх, яблочко,
Да ты червивое,
Девки щупают попа
Долгогривого!
– Кто такой «поп долгогривый»? – спрашивал падре Карло. Выслушав объяснение, он вздыхал и грозил пальцем. – Нехорошо, Сашок. Надо исправить на кого-нибудь другого. Не надо плохо о священнослужителях.
Сашко исправлял:
Эх, яблочки!
Одуванчики!
Девки щупают дьяка
На алтарчике!
Это тоже никуда не годилось.
Эх, яблочки!
Фрукты– овощи!
Девки щупают врача
В «скорой помощи»!
– Нехорошо, непонятно, Сашок, – вздыхал падре. – Какие яблочки? Какие овощи? Какие девки? Какого врача?
Но частушки ему почему-то нравились, хотя и никуда не годились.
В домик приходили карабинеры во главе с комиссаром полиции, искали свидетелей происшествия с разбитой головой дядюшки Джузеппе Верди, но дона Карлеоне никто из соседей не выдал. Впрочем, комиссар полиции прекрасно знал, кто вломил дядюшке Джузеппе по голове, на самом деле Дон Карлеоне комиссара не интересовал, он приглядывался к Русской графине. Комиссар что-то вынюхивал – нюхал кактус на подоконнике и пустые бутылки из-под царской водки. Пахло какой-то химией. Русская эмигрантка казалась комиссару подозрительной – уж не агент ли НКВД? – да и Гамилькар не внушал доверия – хоть и влиятельный эритрейский сепаратист, хоть и союзник Италии, но дьявол его знает, чем он тут занимается с этой женщиной.
А с этой женщиной за какие-то год-два произошли психологические метаморфозы – из благородной вдовы она сначала превратилась в пылкую любовницу, а потом в прожженную бомбистку-безмотивницу. Ей все стало до фени. Ее фрейдистские девичьи сдвиги по фазе из-за собственной необъятности остались в далеком дореволюционном прошлом. Еще бы – ее любили именно за ее необъятность. Все стало хорошо. Недостаток превратился в достоинство. «Хорошего человека должно быть много», – вздыхала графиня. Спору нет, так оно и должно было быть, но теперь графиня Кустодиева мало походила на купчиху с картины своего троюродного брата. Теперь, по щедрому заказу негра, ее рисовал сам Модильяни – за три бутылки сухого вина, ящик консервов и пропуск в Офир. Никакого сравнения с ехидным реалистом Борей Кустодиевым. Самая загадочная картина Модильяни – «Эфиопская графиня Узейро в Париже» (почему «эфиопская», осталось загадкой – па картине изображена женщина славянского типа) – рисована в Бонцаниго в домике дона Карлеоне (почему «в Париже» – тоже загадка художника) в безумной желто-фиолетовой гамме – балкон, облупленная стена, – дает нам представление о последних днях любви графини и Гамилькара. Графиня сидит на коленях у негра. Лиловый фонарь под глазом. (Фантазия Модильяни – Гамилькар никогда не бил женщин.) Ее щека подвязана шарфом, наверно, болят зубы. За окном узкая улица, аптека из желтого кирпича. Какой-то строительный блок висит. Не разберешь, ночь ли день – фонарь горит, значит, ночь или вечер. Но, может быть, и утро – дворник Родригес забыл потушить фонарь. Бутылка красного вина на столе. Графиня Л. К. уже похожа на простую заморенную Элку с типичными чертами Соньки, Верки, Катьки, Маньки и Файки, вместе взятых. Эта картина до 80-х годов висела в мадридском Прадо, потом какие-то эфиопы ее украли и тайно продали эфиопской социалистической хунте. Менгисту Хайле Мариам повесил ее в своем кабинете, чтобы помнить подробности раннего неудавшегося покушения на Муссолини – когда Гитлер еще прыгал ефрейтором на столе в мюнхенской пивной и размахивал граненой кружкой, Гамилькар со своей Узейро в особнячке на тихой окраине Бонцаниго готовили покушение на Бенито Муссолини. Их гнездышко мало чем напоминало кривую Люськину хату в севастопольской слободке. У Люськи стояли новый диван и запах милого невинного провинциального разврата, здесь же несло царской водкой, кристаллическим йодом и азотнокислым запахом террора. Разврат пах застиранными простынями, террор – нитроглицерином и глыной. Русская графиня-бомбистка готовила снаряды из пироксилина, азотной кислоты и какой-то вонючей глыны. Это называлось «начинять снаряды». Боялись случайного взрыва. Были сделаны три бомбы – первая, самая лучшая, предназначалась для Муссолини, вторую, похуже, передали в тюрьму для коммунистического побега Грамши и Тольятти, третью, самую надежную, графиня оставила для себя, на всякий случай.
Холод он везде холод, но зимний холод Италии не был похож на российский мороз, потому что в Италии нет культа мороза, культуры холода, узейро Кустодиева околевала от холода, куталась в шубу, камин дымил и не грел, а тут еще сиди обнаженной перед Модильяни – графиня давно уже не стеснялась мужчин, но так, голой, и копыта можно отбросить от холода.
День через день поближе к ночи к домику на горе взбирались какие-то поцарапанные эфиопы и всякие темные личности, похожие кто па Пушкина, кто па средиземноморских воров с «Лиульты Люси», а кто на русскую матросню с «Портвейна-Таврического». Сашко открывал им дверь, и они, по-английски ломая язык, проговаривали пароль:
– Monsieur N. N. teaches the french language on a new and easy system of rapid proficiency.[20]20
Господин N.N. учит французскому языку по новой и легкой методе быстрого усвоения (англ.).
[Закрыть]
Сашко по– немецки отвечал:
– Sind sie ein Deutscher?[21]21
Вы немец? (нем.)
[Закрыть] И получал ответ:
– О, nein, mein Herr. Ich bin beinah ihr Landsmann, ich bin ein Pole.[22]22
О нет, сударь. Я почти ваш земляк, я поляк (нем.).
[Закрыть]
Сашко по– испански кричал в темноту, будил графиню:
– Otro loco mas[23]23
Еще один полоумный (исп.).
[Закрыть] эфиоп, твою мать, явился!
Эфиопы, воры и матросня с «Портвейна-Таврического» приносили в домик бутылки, аптекарские сулеи, реторты, что-то стеклянное, деревянное, оловянное, что-то железное и подозрительное, какие-то мешки из дерюги, от которых в доме пахло говном и навозом. Сашку наконец-то поручили серьезное задание – отправили его в Рим, и он сидел с аккордеоном у пиццерии перед Венецианским дворцом, пел частушки, торговал eboun-травой и вел за дуче наружное наблюдение – что Муссолини, когда Муссолини, куда Муссолини?
Стаканчики,
Тараканчики!
Разбегаются клопы
По диванчику!
Сейчас в пиццерии за рюмкой тиринтини сидел политический эмигрант батька Махно со своим неизменным телохранителем Жириновским. Махно был седой, дрожащий, весь израненный, облысевший – свою длинногривую прическу он потерял в последнем бою, прорываясь из Украины на Запад через румынскую границу. Его синие глаза давно выцвели, они уже смотрели не куда-то вдаль, но в стол или бегали где-то под ногами.[24]24
Всем редакторам и корректорам: не исправлять «глаза бегали где-то под ногами»! (Авт.)
[Закрыть] Он прорвался. Но был недоволен собой. Батька чуть не заплакал, услышав родные мотивы. Он узнал Сашка, приветливо помахал дрожащей рукой бывшему однополчанину, дал Жириновскому несколько лир, и тот бросил их хлопчику в мешок с eboun-травой.
– Пусть сыграет «Интернационал», – заказал батька. Сашка чуть не стошнило при этом слове.
– Что ты, Нестор Иваныч… – пугливо сказал Жириновский, оглядываясь по сторонам. – Фашисты кругом.
– Боишься? – ухмыльнулся Махно.
– Боюсь. За мальца боюсь, – ответил Жириновский. Жирный боров Муссолини не очень-то любил выбегать из своего загона, но иногда был труслив до храбрости. Сегодня в обеденный перерыв под охраной чернорубашечников дуче вышел на площадь выпить стаканчик вина, съесть горяченькую пиццу и пообщаться с итальянским народом. Тут он был уязвим. Сашко обалдел. Муссолини стоял перед ним, а у Сашка не было ни бомбы, ни кинжала. «У каждого своя карма и своя кучма», – хмуро и загадочно подумал Сашко.
– Ну, спой что-нибудь, – благосклонно сказал Муссолини и купил у Сашка кулечек с eboun-травой.
Сашко, чуть ли не рыгая, машинально заиграл «Вставай, проклятьем заклейменный».
– Мам-ма миа! – пробормотал Муссолини и вошел в пиццерию.
В эту пиццерию в разные времена иногда заходили перекусить сам папа римский, маршал Бадольо, Антонио Грамши и даже Пальмиро Тольятти. Все итальянцы любили ходить сюда. Они тоже любили слушать «Маруську», «Кирпичики», «Как на Дерибасовской». Коммунистический писатель Джанни Родари в виде показательной забастовки жил у пиццерии в большой пивной бочке. Мимо бочки проходили буржуазные сеньоры Помидоры, мафиозные доны Карлеоны и богемные музыканты Джузеппы Верди, смотрели па новоявленного Диогена. Муссолини тоже посмотрел на Джанни Родари, купил ему пиццу. «Работать, – сказал, – надо». Посоветовал ему добровольно угодить в тюрьму, если жить негде. «Фашизм – большая семья, – сказал Муссолини, – всем место найдется».
– Свободно, батька? – спросил Муссолини у батьки Махно.
– Сідай, дуче, – ответил батька, сделал знак Жириновскому, и тот слинял.
Муссолини грузно подсел к столу батьки Махно и заказал бутылку тиринтини и пиццу.
– Не пойму, батька, – покровительственно сказал дуче, насыщаясь и рассеянно оглядывая пиццерию, – кто ты такой есть, батька Махно? За что я предоставил тебе политическое убежище?
Сейчас Муссолини был толстожопым (sik! слова не выбросить) итальянским бюрократическим шкафом, Махно – маленьким украинским сраным (тоже не выбросишь) потертым веником. Муссолини не очень-то понимал, чем он рискует, – и правильно понимал – батька Махно был уже не тем артистом, который, переодевшись в женское платье, умел войти в дом когда-то обидевшего его польского полковника Ковальского, выпить с ним, а потом расстрелять его и всю семью. Не тот был батька Махно, не здесь был батька Махно.
– Сам не пойму. Вот почитай, – ответил Махно, вынул из кармана потертую вырезку из газеты «Всеукраїнські вєдомості» и протянул Муссолини. Тот облизал жирные пальцы, надел очки и прочитал:
«Неможливо з певністю сказати нічого навіть про таку відому постать у повстанському pyxoвi, як батько Махно. 3 оповщань одних він ідейний aнapxicт, свідомий українець, з романтичним устроем свого війська, на зразок запорозького; з оповідань других – це просто бандит, безпринципний антиукраїнець та антисемит».
В. Винниченко
– Ну вот! – пожал плечами Муссолини и снял очки. – Нехорошо: бандит и антисемит! Как же у тебя обстоит с еврейским вопросом?
– Меня об этом уже спрашивали. Меня в Гуляе по этому вопросу однажды инспектировал сам Джугашвили, – ответил батька.
– Это кто?
– Ну, старый большевик. Вроде Орджоникидзе.
– Ну да?! – заинтересовался Муссолини.
– Революция – это когда поначалу весело, – уныло сказал Махно и стал монотонно рассказывать, внимательно глядя в стол, будто читал газету: – Весело было. Он тогда был наркомом по национальностям. Бронепоезд Джугашвили прибыл на станцию Гуляй-град рано утром. Встречали Люська и Жириновский. Вышел Ворошилов и сказал: «Ваши повстанцы – герои, они помогли прогнать немцев и Скоропадского, дерутся со Шкуро и помогли взять Мариуполь». Люська сказала: «Помогли? Взяли Мариуполь». Ворошилов ей: «Значит, вы революционеры?» Люська ему: «Даже оскорбительно, ну». Вышел Джугашвили, Ворошилов подвинулся, Джугашвили сказал: «Однако, факт, что ваши части реквизируют хлеб, предназначенный для голодающих рабочих». Жириновский встрял: «Этот хлеб вы реквизируете у голодающих крестьян и расстреливаете их направо и налево». Джугашвили ему: «Направо и налево нехорошо, но тебя я сейчас расстреляю. Расстреляй его, Ворошилов». Ворошилов сказал: «Давай подождем батьку». Жириновский тут же слинял. Люська сказала Джугашвили: «Мы за народ. За рабочих и крестьян». Ворошилов ей: «Мы тоже за народ. И за революционный порядок. Мы против погромов и убийств мирных жителей». Люська: «Где это было? На махновцев клевещут все, а наши товарищи, лучшие военачальники, как дедушка Максюта…» Ворошилов: «Ну, этого я знаю». Люська: «Дедушка Максюта крупнейший революционер без обеих ног, он арестован». Джугашвили усмехнулся и спросил Люську, для кого она реквизировала целые лавки дамского белья в Харькове. Мои хлопцы заулыбались, а Люська отмахнулась и покраснела: «Ко всякой ерунде придираются, не вникают в суть вещей. Я первая ворвалась в Екатеринослав, обезоружила 148 офицеров. Можно легенды рассказывать про махновцев». Трудно заставить Люську прекратить перечень своих подвигов. Пьют чай. Гуляют по перрону в ожидании меня. Комендант станции говорит: «Батька едет». Это я еду. Локомотив с одним вагоном. Я одет в бурку, папаху, при сабле и револьвере. Автомобили поданы, едем в Гуляй. Окопы, следы боев. Я показываю дерево, где собственноручно повесил белого полковника. Джугашвили приказывает Ворошилову послать в Москву телеграмму: «ВЦИК. Ленину. Предлагаю за боевые заслуги сократить приговор Никифоровой, осужденной лишения права занимать ответственные должности. Решение телеграфируйте в Г-град». Люська намекнула об этом сама, а Жириновский шепнул Ворошилову, что «Махно не пускает Люську в штаб». Потом Джугашвили спросил: «Как у тебя с антисемитизмом? Евреи жалуются». Я ответил: «Кто жалуется? Вольдемар, подойди. Выпей. Вот смотри, – сказал я Джугашвили, я с Кобой был на „ты“, – вот у меня еврей Жириновский – мой телохранитель и начальник разведки». – «Ну, это несерьезно, – сказал Джугашвили. – Расстреляй его», – «Хорошо, расстреляю, – сказал я, – но не потому что он еврей, а потому что дурак. Теперь вот, смотри, в соседнем дворе семья Флейшмаиов сидит на веранде и пьет чай». Джугашвили сказал: «Ну, это показуха идиллии расовой терпимости». Тогда я честно говорю: «Вспышки антисемитизма бывают, но мы с ними жестоко боремся. Три часа назад по ж. д. дороге из Мариуполя на станции Кочережки еду-вижу: какие-то подозрительные плакаты расклеены, но не успел прочитать. Хорошо, останавливаю бронепоезд, даю задний ход. Выхожу, читаю: текст погромного характера – бей жидов, спасай Россию. Я думаю: какую на хрен Россию, Украину спасать надо. Вызываю коменданта станции, требую объяснений. Он ухмыляется. Хвастает, что у него таких плакатов много, что он вполне согласен с их содержанием. Я вынул маузер и тут же собственноручно застрелил его. А потом на каждой станции останавливал поезд и там, где были расклеены эти плакаты, расстреливал коменданта». Я прав или не прав, дуче?
Муссолини что-то промычал с полным ртом.
– Кто там в шапке? – вдруг заорал батька, увидев Джанни Родари в берете. – Скидай шапку! Иначе выведу!
Джанни Родари пустился наутек.
– Украина… – задумался Муссолини. – Слышал. Знаю. Ну, вы там конституцию уже приняли?
– Ха! – воскликнул Махно и достал из кармана «Вюник Украшського парламенту».
Муссолини опять надел очки и стал читать и жевать.
ГЛАВА 8Вам обязан я тем, что познал все, что есть самого судорожного и мучительного в любовном опьянении, и все, что есть в нем самого ошеломляющего.
А. Пушкин – гр. Воронцовой
СТЕНОГРАМА ГОЛОСУВАННЯ ПРЕАМБУЛЫ КОНСТИТУЦІЇ УКРАЇНИ
(Офирский институт этнографии и антропологии)
ПРЕАМБУЛА
Верховна Рада України от імені Українського народу [варіант: «народу України»] – громадян України вcix національностей, виражаючи суверенну волю народу, спираючись на багатовікову історію українського державотворення i на основі здійсненого українською нацією, уам Українським народом [варіант: «народом України»] права на самовизначення, дбаючи про забезпечення прав i свобод людини та інших умов її життя, піклуючись про зміцнення громадянської злагоди на землі [варіант: «території»] України, прагнучи розвивати i зміцнювати демократичну соціальну, правову державу, усвідомлюючи відповідальність перед Богом [варіант: «совістю»], власною совістю [варіант: «власним Богом»], попередніми, сучасними та прийдешніми поколіннями, керуючись Актом проголошення незалежність України, схваленим всенародним голосуванням, прийме цю Конституцію – Основний Закон України.
– Ну, набридло! Кінчаю дебати! Кінчай розмови! Голосуємо! Як будемо голосувати? – сказал глубокой ночью вконец уставший мудрый Экклесиаст.[25]25
Экклесиаст – Проповедующий в собрании или Ведущий собрание; спикер (др. – евр.).
[Закрыть] – Сидши п'ять років, не змогли прийнять, зараз будемо сидіти хоч до ранку, доки не приймемо Конституції України. Хто там шмалить? От бісові діти! Геть! Геть до коридору! Голосуємо преамбулу до Конституції України!
Экклесиаст надел очки и заглянул в проект преамбулы.
– «Український народ» чи «народ України»? – спросил он парламентариев, снимая очки. – Термін «Український народ» схожий на самоназву нації, термін «Народ України» вбирає в себе yci національності, які живуть в Україні.
Голос с места:
– Все национальности, проживающие в Украине, являются украинским народом. Поэтому – «український народ».
Второй голос с места:
– Хто там говорить по-руськи?! Геть!
Ответ:
– Если ты не понимаешь по-русски – пригласи переводчика!
– Голосуемо, – сказал уставший Экклесиаст. – Хто «за», хто «проти»? Нажміть на кнопки. Прийнято: «український народ».
– «Земля України» чи «Територія України»? – спросил Экклесиаст. – Термін «земля» неоднозначний, його можна трактувати як «Земля-планета», «земля-страна», «земля-чернозем», «земля-територія», «земля-огород».
Голос с места:
– «Земля» це земля. «Територія» – територія.
– Голосуємо. Хто «за», хто «проти»? Нажмітъ на кнопки. Прийнято: «земля» з маленької літери. З моєї точки зору, краще було б «територія»… Хто там в шапці?! Хай йому грець! Зніми шапку, а то вижену! Пішли далі… «Землю» прийняли. Що будемо робити з «Богом» и «совістю»? У нас же отут е безбожники i безсовістні!
Голоса с мест:
– Зачеркнуть и «Бога», и «совесть»!
– Геть із залу комуняк!
– Голосовать только за совесть!
– Тільки за Бога!
– Голосовать по отдельности!
Экклесиаст (решительно):
– Голосуемо окремо! Голосуемо за «совість». Треба дві третини голосів. Нажмітъ на кнопки!.. 209 «за», 101 – «проти». Совість пройшла. Пройшла совість! А зараз швиденько: голосуємо за «Бога».
Голос с места:
– «Бог» с маленькой буквы!
– Геть! Геть із залу! Голосуємо за Бога з великої літери! Нажміть кнопки… 199 «за», 100 «проти»… Богу не вистачає одного голоса… Єбенамать! Щось комп’ютер забарахлів! Де електрик?! Переголосуємо! Нема кворуму! Кворуму нема! Уам голосувати! Де, де вони?… Голосів не вистачає!.. (Переходит на русский язык.) Всех курильщиков и этого… в шапке!.. зовите сюда из коридора! Гнать всех в шею из коридора! Всем депутатам голосовать!.. Пришли, куряки!.. За Бога голосуем! Всем голосовать! Богу не хватает одного голоса!
Осторожный голос с места:
– Какому именно Богу голосовать? Аллаху, Будде, Иисусу Христу?
Экклесиаст:
– Вон из зала! Депутат Заяц, а вы сідайте, не прыгайте там в промежности между креслами!
Заяц. Да пошел ты.
Экклесиаст. Что?! Что ты сказал?!
Заяц. То, что слышал.
Экклесиаст. Повтори!
Заяц (сбавляя тон). Да пошел ты.
Экклесиаст. Вон из зала! Лишаю вас права участвовать в парламентском заседании!
3аяц. За что?!
Экклесиаст. Вы нарушили депутатскую этику! Вы меня послали!
Заяц. Куда? Я с адресом не определился.
Экклесиаст. Вон!!!
3аяц. Ну и ладно, пойду покурить.
Уходит.
– Голосуем. Голосуем поименно.
– Почему поименно?
– Потому что Бог и совесть касаются каждого депутата. Сегодня не вставим в Конституцию Бога, и что завтра?… Голосуем… Бог не принят, Богу опять не хватает одного голоса. Позор какой! Я вас прошу. Пожалуйста, еще раз. Где Заяц?! Гнать сюда Зайца из коридора! Депутат Заяц, поддержите Бога, пожалуйста. Надо поддержать… Без Бога нельзя… Голосуем! За Бога! За единого Бога, япона мать! З великої літери! Нажміть кнопки!.. А-а-а-а-а!!! – страшно и радостно завопил Экклесиаст. – 211 за Бога, 99 против!!! Разобрались с Богом! Бог прошел!!! Бога приняли большинством голосов!!! Поздоровляю, родимые!!!
(Бурные аплодисменты. Все встают. Бурхливі оплески. Bci піднімаються.)
– Значит, батька, в Украине наконец-то Бога приняли! – захохотал Муссолини и поперхнулся пиццей.
Сашко до слез пожалел батьку. Сашко батьку не очень-то любил, потому что тот отобрал у Сашка велосипед, но израненный батька вырвался из окруженного Гуляй-града после расстрела в Крыму всей его крестьянской армии, которая шла в тылу и которую расстреляли за то, что никто не хотел воевать. Всех расстреляли. Батьку в Гуляй-граде успели предупредить. Лечившийся, отдыхавший и пивший батька с охраной в 200 человек успел вырваться из Гуляя и, как видно, сошел с ума, потому что рубил всех, кто встречался на пути. Но Бог с ним, с батькой, – у Сашка не было ни бомбы, ни автомата, ни кинжала, чтобы убить Муссолини!
Разговор батьки с дуче продолжался:
– Знаешь, батька, – сказал Муссолини, – я не очень-то разбираюсь в русско-украинских отношениях, но война между Россией и Украиной очень даже возможна. Как бы ее развязать? Слушай сюда, батька. Планирование войны с любым соседом входит в военную доктрину любого государства – это постулат, требование, хотя и не здравого смысла, но военной науки, – так и должно быть, наука и здравый смысл имеют мало общего. Планируется все, даже война с дружественным соседом. Как наступательная, так и оборонительная. Такая папочка с тесемочками. Например, в генеральном штабе Дании существует план нападения на Германию…
– Да ну?! Ну да?! – удивился батька.
– А ты как думал? Наука! Папочка с тесемочками, а в ней страничка с планом. Я, правда, не видел, но уверен. У Гаити есть план нападения на США, у Ирландии – на Англию, у Финляндии – на Россию. И наоборот. Безусловно, сейчас в российском генштабе уже лежат несколько страничек с планом ввода воинского контингента да Украину. Это в Москве. А в Киеве сейчас какой-нибудь господин генерал…
– Пан генерал, – поправил Махно.
– Извиняюсь, пан генерал вызывает какого-нибудь пана полковника и говорит ему: «Вчера Россия превратилась для нас в сопредельное государство, поэтому, пан полковник, сделайте мне через две недели планчик развития возможных военных событий с картой-приложением среднего масштаба».
– А той відповідає, – задумчиво сказал Махно. – «Ой, папе генерале, та я ж один, у мене роботи до бica, ніяк не зможу за два тижні».
– Верно, батька! – сказал Муссолини.
– А пан генерал говорить: «Візьміть на допомогу пана майора и дайте мені документ через місяць. Але щоб тихо!»
– Верно, батька!
– И пан полковник вызывает пана майора… – Махно лихорадочно налил себе из бутылки Муссолини, выпил и продолжал: – И пан майор начинает планировать войну Украины с Россией. И этот документ в общих чертах не трудно вычислить, «подумаешь, бином Ньютона». Пан майор смотрит на карту: как же нас москали будут бить? Он видит, что нападение на Украину совершится четырьмя синхронными ударами плюс пятым, вспомогательным, с повсеместным действием авиации. Первый удар, размышляет пан майор, будет направлен из Белоруссии на Западную Украину для захвата Львова. Силы: танковая армия, армейская мотострелковая группировка, десантная дивизия. Вероятные последствия для москалів: террористические акты, длительные и кровопролитные партизанские действия со стороны УНА-УНСО при активной поддержке населения. Второй синхронный удар будет нанесен воронежской группировкой из двух танковых армий по расходящимся направлениям. Они окружают Киев – кольцо замыкается у Борисполя; в первые же часы десантный захват чернобыльской АЭС; десанты но захвату днепровских мостов, точечные ракетные удары по тактическим объектам для наглядности и устрашения (стратегические не трогать); немедленная попытка захвата Президента Украины, выступление Президента с призывом несопротивления российским войскам. Вероятные последствия: единичные террористические акты украинских патриотов против российских войск в районе Киева. Народ Центральной Украины хмуро безмолвствует. Третий удар (пан майор пьет чай с бубликом с маком): ростовская группировка гопос танковая армия устанавливают контроль над Восточной Украиной – Донбасс, Харьков. Неспешное продвижение к Запорожью и Днепропетровску, уже контролируемым десантниками. Население приветствует москалів. Боевые действия отсутствуют. Четвертый удар: черноморский флот, усиленный авиадесантными полками, устанавливает контроль над Крымом. Разгром всех мафиозных, теневых структур, поголовные аресты всех подозреваемых в связях с этими структурами. При попытке сопротивления – расстрел на месте. Подчеркнуто вежливое отношение к крымским татарам. Население Крыма индифферентно. Одновременно высадка десантов в Одессе, Николаеве и Херсоне. Население Одессы и юга Украины вряд ли даже замечает смену режима. Возможен («Желателен, я бы лично ударил», – думает пан майор) пятый удар: продвижение 14-й армии с территории Приднестровья в сторону Карпат для помощи львовской группировке. Молдавия промолчит.
Благоприятное время осуществления операции («A бic його знає, – лениво соображает пан майор, – мабуть, краще напасти в кінці весни чи на початку ліга») – так и напишем: війна почнеться десь у травні-червні. При оптимальных условиях военные цели будуть достигнуты в течение («ну… за скільки ж діб Росія розколошматить Україну?») 10–15 діб; достижение политических задач растянется («на веки вечные, это уж точно», – думает пан майор) на несколько месяцев. Потери личного состава незначительны. Массовое сопротивление (махновщина) исключается. Такой вот план.
– Ты все правильно понимаешь, батька. Зайди как-нибудь ко мне в Венецианский дворец, потолкуем еще, – сказал Муссолини. – Ну, мне пора.
Они выпили на дорожку, и Муссолини отправился обратно в Венецианский дворец.
У Сашка не было ни бомбы, ни автомата, ни кинжала. Был только перочинный ножик, не предназначенный для бегемотов. Для батьки Махно перочинный ножик, пожалуй, сгодился бы, но убивать батьку не входило в военные планы страны Офир. И в личные планы Сашка. Сашко все-таки любил и боялся батьку.
