Текст книги "Балтийская легенда"

Автор книги: Борис Котельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Под красным флагом

Около пяти часов утра горнист сыграл «большой сбор». До побудки оставалось больше часа, но никто не удивился неурочному сигналу. Корабль не спал. Да и кто мог заснуть, если всего два часа назад на корабле сбросили ненавистную офицерскую власть! Не остывшие от возбуждения матросы собирались кучками на палубах, в жилых помещениях и с озаренными радостью лицами говорили о победе, обсуждали, кто как вел себя во время восстания.

Не успел еще умолкнуть горн, как команда высыпала на верхнюю палубу.

– Проходи, ребята, на бак. Митинг будет, – оповещали всех члены партийного комитета.

Около полубака, который, словно огромная трибуна, громоздился над палубой, в группе комитетчиков стоял Лобадин.

– Смотри, братва, – проговорил подошедший матрос, – наш Лукьяныч-то припарадился: на ремне наган в офицерской кобуре. Чем не командир?

– Кому же теперь командовать крейсером, как не ему, – поддержал товарищ. – Лобадин всем головам голова!

– А рядом с ним кто? Не наш вроде…

– Товарищ Оскар, от ревельских рабочих…

– Большевик. На «Потемкине» был…

– Да ну!

Лобадин поднялся на несколько ступенек левого трапа, ведущего на полубак. Матросская масса уже запрудила носовую часть верхней палубы.

Впереди собрался почти весь основной экипаж крейсера. Революционные моряки сжимали в руках винтовки, иные заткнули за пояс револьверы. В первых рядах царило оживление. Поодаль сгрудились главным образом ученики. Нефед перевел взгляд дальше. Молча, сторонясь всех, по двое, по трое стояли кондуктора. На лицах полная безучастность, словно на корабле ничего не произошло. «О чем они думают?..» Размышления Лобадина прервал двойной удар корабельного колокола.

– Пора! – взглянул Нефед на Оскара.

Тот кивнул головой.

Лобадин поднял руку – и наступила тишина. Неожиданно для себя он заговорил приподнятым, торжественным тоном:

– Товарищи! По поручению корабельной большевистской организации митинг матросов революционного крейсера «Память Азова» объявляю открытым.

Запретные слова «товарищи», «большевистская организация», «революционный крейсер» – слова, которые до сих пор произносились тайком, шепотом, впервые были сказаны во всеуслышание. Это сообщило оратору в глазах массы необыкновенную силу. Матросы вдруг увидели перед собою не просто артиллерийского квартирмейстера первой статьи Лобадина, а своего вожака, большевистского организатора.

После небольшой паузы Лобадин объявил:

– Слово имеет представитель Ревельского комитета Российской социал-демократической рабочей партии Оскар Минес.

Оскар легко взбежал на полубак. Сняв бескозырку и широко расставив ноги, он начал речь, несколько наклонившись над поручнями:

– Матросы славного крейсера «Память Азова»! Ревельские рабочие просили передать вам свой горячий пролетарский привет. От их имени поздравляю вас с первой победой над силами реакции! Будем до конца верными делу революции! Поднимем на борьбу против ненавистного царизма другие корабли отряда!..

– Эстонским пролетариям – ура!

– Даешь Ревель!

Оскар жестом призвал к вниманию. Когда внизу стихло, он сказал:

– Мы не одиноки. В Свеаборге восстали наши братья – матросы и солдаты. Не нынче-завтра поднимется Кронштадт, вся Балтика. Час освобождения трудового народа от гнета капиталистов и помещиков приближается…

И снова возгласы одобрения, крики «ура».

– Теперь хозяева на корабле – революционные моряки, – продолжал Оскар. – Для управления крейсером нужно выбрать командира и комитет, решения которых для всей команды будут обязательны. Нет возражений?

– Нет… Нет… Согласны!

– Предлагаю командиром корабля выбрать руководителя большевистской организации Нефеда Лукьяновича Лобадина. Кто за?

Лес поднятых рук был ему ответом.

В комитет избрали Оскара Минеса.

– Выбранным подняться на полубак! – скомандовал Лобадин.

Горнист заиграл сигнал. Ему вторила барабанная дробь. Из-за ходового мостика показался и медленно стал подниматься по грот-мачте флаг. Алое полотнище трепетало на ветру; и казалось, что это бьется само живое сердце революции.

Члены комитета обнажили головы. Стоявшие внизу последовали их примеру. И только командир приложил руку к матросской бескозырке.

Оскар и Лобадин запели «Интернационал». Припев подхватили многие голоса.

В шесть часов командовавший «Воеводой» лейтенант Гильдебрант заметил, что флагманский корабль снялся с якоря и поднял сигнал.

«Воеводе» следовать за мной», – прочитал лейтенант. Тут он увидел на грот-мачте флагмана красный флаг.

«Нужно прорваться в Ревель, сообщить о беде», – решил Гильдебрант и приказал выбирать якорь, приготовить торпедные аппараты к атаке. Но едва «Воевода» двинулся с места, как с флагмана последовал сигнал: «Встать на якорь».

Перепуганный Гильдебрант отдал приказ повернуть назад. Когда «Воевода» проходил под кормой «Абрека», лейтенант крикнул в рупор стоявшему на мостике капитану 2-го ранга Кумани:

– На «Азове» команда взбунтовалась… Офицеров не видно.

Прибавив ходу, «Воевода» выбросился на берег.

Кумани тотчас же вызвал экипаж наверх и поставил его во фронт. На палубе уже находились караул и офицеры.

– На крейсере «Память Азова» бунт, – сообщил командир «Абрека». – Останетесь ли вы верны своему долгу и будете ли исполнять мои приказания?

Команда молчала.

– Разойдись!

Матросы стали медленно расходиться.

– «Азов» занял позицию у выхода из бухты, – доложил вахтенный начальник.

На флагмане набрали сигнал: «Абреку» и «Ретивому» присоединиться ко мне».

Кумани побледнел.

– Поднять: «Ясно вижу», – приказал он и посмотрел на миноносец «Ретивый». Там сигнал повторили. – Выбрать якорь!

– С «Воеводы» люди бегут в лес, – сообщил вахтенный.

– Вижу, – ответил Кумани.

На правом борту «Памяти Азова» амбразуру шестидюймового орудия окутало облачко дыма. Донесся выстрел. Между «Абреком» и «Ретивым» взметнулся сноп брызг.

– Полный вперед!

Заработал винт. По борту разорвался второй снаряд. Стоявшие на боевом мостике еще не успели понять замысла командира, как корабль носом врезался в песчаный берег.

– Караул, к трапу! Ружья заряжай! – скомандовал Кумани. – Людей на берег. Живо!

Неподалеку выбросился «Ретивый», с которого тоже сводили команду.

Днем 20 июля в морское министерство доставили депешу, отправленную из эстонской деревни Колка. Открытым текстом в ней говорилось:

«Морскому министру. Команда «Память Азова» взбунтовалась. Убиты командир и пять офицеров». Под телеграммой стояли подписи офицеров, бежавших с крейсера на катере. Вскоре из той же Колки одна за другой пришли телеграммы от командиров «Абрека» и «Воеводы».

Временно исполнявший должность морского министра контр-адмирал Вирениус немедленно направил царю доклад о случившемся, в котором писал:

«…Мною послано приказание командующему отрядом судов с корабельными гардемаринами капитану 1-го ранга Бострему по соглашению с командующим войсками генералом бароном Зальцем, оставив в Гельсингфорсе одно из судов отряда, с остальными немедленно идти привести в повиновение команду крейсера «Память Азова» и в случае необходимости потопить его».

На докладе Николай II размашисто начертал: «Одобряю данное вами приказание капитану 1-го ранга Бострему».

Третьего пути нет

Крейсер «Память Азова» взял курс на Ревель.

Жизнь на корабле шла своим чередом, по обычному флотскому распорядку. Каждые полчаса отбивали склянки. Сразу после подъема якоря был убран гюйс. Караульный начальник поставил шестую и восьмую смены в караул. Рулевые заняли свои посты. Первая смена машинной и кочегарной команд заступила на вахту, вовремя прогрела машину. В положенное время команда села завтракать. После завтрака началась общая приборка.

Каюты бежавших, а также убитых офицеров были заперты, личные вещи переписаны, а ключи переданы на хранение вахтенному начальнику. У сдавшихся офицеров отобрали оружие, а их самих заперли в каюты. Отцу Клавдию была предоставлена полная свобода.

…В боевой рубке шло заседание комитета по управлению кораблем. Члены комитета были одеты в синие форменки и черные брюки. Этим они внешне отличались от остальной команды, которая в соответствии с распорядком дня была в робах. По настоянию комитета Оскар надел форму мичмана.

Телеграфный квартирмейстер Николай Баженов доложил, что все попытки связаться по радиотелеграфу со Свеаборгом и Кронштадтом, с броненосцем «Слава» и минным отрядом в Гельсингфорсе окончились неудачей.

– Что будем делать? – спросил Лобадин.

– Продолжать путь к Ревелю, – решительно сказал Оскар. – Там нас ждут рабочие. Совместными действиями с моря и суши возьмем город, присоединим к себе солдат, а затем будем действовать дальше. Чтобы не дать возможности правительству быстро перебросить из Петербурга военные силы, эстонские рабочие взорвут полотно железной дороги. Динамит у них имеется.

– Согласен, – поддержал предложение Лобадин. – В Ревеле к нам присоединятся матросы «Риги». В этом я уверен. Нужно уже сейчас подумать о десанте в город. Его возглавит Колодин.

– С десантом пойду и я, – сказал Оскар.

– Давайте обсудим, что делать с кондукторами, – продолжал Лобадин. – Ко мне обратился Лавриненко с просьбой разрешить им сменить робу на форму. Я разрешил. Но мне не нравится, что кондуктора ведут себя обособленно.

– Шкуры они! – бросил Котихин.

– Под арест их всех надо, а то и в воду!.. – крикнул Григорьев.

– Горячая голова! – заговорил Колодин. – Сразу всех в воду! А не подумал, что кондуктора разные бывают. Вот смотрю я на Лавриненко и вижу, тянется к нам, с матросами заговаривает, советы дает. А утром на митинге «Интернационал» вроде подтягивал. Ведет себя тихо…

– В тихом омуте черти водятся, – стоял на своем Котихин.

– Давайте без шума, – строго сказал Лобадин. – Кто хочет сказать?

– Разрешите мне, – вставая, проговорил Оскар. – Товарищи вправе не доверять кондукторам. И в Севастополе и на «Потемкине» кондуктора много навредили нашему делу. Но времена меняются.

– С кондукторами дело серьезное, – добавил Колодин. – И с кондачка осуждать их не следует. Я думаю, с ними сначала надо поговорить, заглянуть в душу.

– Согласен, – сказал Лобадин. – А сейчас давайте проверим, как поддерживается революционный порядок на крейсере.

Исполнявший обязанности старшего офицера Петр Колодин отправился в обход корабля. Он зашел в каюту, где находились под арестом офицеры.

– Что вы намерены с нами делать? – спросил его лейтенант Лосев.

– Если у вас нет враждебных намерений, то вам нечего бояться, – ответил Колодин. – Мы хотели договориться обо всем мирно, без жертв. Но лейтенант Захаров первым выстрелил и убил матроса. С этого и началось. Мы очень сожалеем о гибели Соколовского и Зборовского – хорошие были офицеры. Их убили случайно, в темноте.

– Революция – это анархия, упадок государства, флота… – начал было Лосев.

– Вы ошибаетесь, – спокойно возразил Колодин. – Мы не желаем гибели ни России, ни флоту, а хотим их возрождения. Революции понадобится флот, а значит, и офицеры. В победе мы уверены. Народ против царизма. Свеаборг и Кронштадт в руках восставших. Когда революция победит, лучшие офицеры останутся с нами. Матросы будут их уважать.

– Уважение! – горько усмехнулся лейтенант. – А мне вот не доверяют, держат под охраной.

– Мы против вас ничего не имеем. – И, обращаясь к часовому, Колодин распорядился: – Лейтенант Лосев может ходить по кораблю беспрепятственно. Если хотите, – сказал он Лосеву, – помогайте нам советом.

– Я офицер и никаких советов давать не буду.

Кондукторов дудкой вызвали на командный мостик.

– Явились по вызову комитета, – доложил Кирилл Лавриненко.

– Революционный комитет, – обратился к кондукторам Лобадин, – поручил мне назначить вас на офицерские должности по специальностям. Как вы на это смотрите?

– Странно слышать такие речи, – уклончиво ответил Лавриненко.

– Что так, Кирилл Федорович?

– Да ведь вы нам не доверяете, а тут вдруг командные должности. Не лучше ли нас запереть в каюту?

Лавриненко явно хитрил. Кондуктора договорились не входить ни в какие сделки с комитетчиками, осторожно прощупывать настроения матросов, выяснять отношение к себе.

– Если вы так хотите, можно и под арест, – твердо сказал Лобадин. – Но помните: тогда вас будем судить вместе с офицерами.

– Товарищи, – заискивающе посматривая на членов комитета, проговорил Лавриненко. – Как можно приниматься за дело, если не знаешь, за что борешься…

– Это верно, – вступил в разговор Оскар. – Постараюсь, чтобы вы поняли. Мы боремся за правду, за народное благо. Это понимают теперь даже офицеры. Лейтенант Шмидт – тому пример. – Оскар показал рукой на вывешенный в рубке портрет руководителя севастопольского восстания. – Несколько месяцев назад царские палачи расстреляли этого благородного человека, заступившегося за матросов и солдат. Светлая память об офицере Шмидте будет жить вечно.

Кондуктора слушали молча, украдкой обмениваясь меж собой взглядами.

– В революционной борьбе никто не может стоять в стороне, – продолжал Оскар. – Здесь или «за», или «против», третьего пути нет. Подумайте хорошенько и решайте. А сейчас приглашаем вас на митинг.

Команда собралась на баке.

– Я хочу рассказать о положении в стране, объяснить цель нашего восстания, – начал Оскар.

– Громче! Нам плохо слышно! – крикнули из задних рядов.

Оскара подсадили на чугунную тумбу шпиля. Стоя на ней, он рассказал о разгоне Государственной думы, о том, что большевики вместе с эсерами и трудовиками единым фронтом поднимают народ на решительную борьбу с самодержавием. Сообщил о восстании свеаборжцев, о решении комитета корабля идти на Ревель, присоединить «Ригу» и помочь эстонским рабочим взять власть в городе.

– Долой царя-кровопийцу и его правительство! – закончил Оскар. – Да здравствует наша победа! Народной революции – ура, товарищи!

– Ур-ра!.. – закричал Баженов, сорвав с головы фуражку и потрясая ею.

– Ур-ра!..

Когда установилась тишина, Лобадин спросил:

– Как быть с офицерами?

И снова все зашумели.

– Расстрелять – и дело с концом!

– Судить!

– За борт их!

– Тихо! – крикнул Лобадин. – Вопрос серьезный. Нужно не горлом, а головой его решать. Кто хочет говорить, поднимай руку.

– Дай мне сказать. – К шпилю протиснулся Баженов. – Наш корабль революционный, а потому и решать судьбу офицеров должны справедливо. По-моему, нужно создать матросский трибунал. Пусть он и судит офицеров в присутствии всей команды.

– Мы не согласны! Расстрелять…

– Чего орешь? – Лобадин повернулся к чернявому кочегару. – Один за всех решаешь: «Мы не согласны». Говори за себя, а не за всю команду.

– Это что ж такое, товарищи, и сказать нашему брату нельзя? – завопил кочегар.

– Где же революционная справедливость?! – забасил его сосед, верзила из переменного состава. – Офицеров в море – и баста!

Поднялся шум.

– Хочешь говорить – выходи на середину, – снова обратился к чернявому Лобадин. Не получив ответа, объявил: – Слово Петру Колодину.

– Товарищи, нельзя так необдуманно решать судьбу людей. Я поддерживаю предложение Баженова. Пусть справедливый суд матросов скажет свое слово о каждом офицере. Надо же наконец понять, что не все такие звери, как, скажем, Максимов или Мазуров. Есть среди офицеров и неплохие люди, может быть и революционно настроенные.

– Ты что, к драконам в адвокаты нанялся?

– Тише! – зашикали матросы. – Дай сказать человеку.

– А почему лейтенант Лосев на свободе разгуливает? – не без ехидства в голосе неожиданно спросил верзила.

– Да, почему? – оживился чернявый, многозначительно поглядывая по сторонам. – Может, офицерик уже член вашего комитета?!

– Я так приказал. В интересах дела, – спокойно ответил Колодин. – Но если будет замечено, что лейтенант Лосев злоупотребляет нашим доверием, он ответит по всей строгости революционного момента.

– Теперь о тех, кто громче всех кричит тут, требуя расправы над офицерами, кто нарушает порядок митинга, – продолжал Колодин. И обращаясь к обоим бузотерам: – Вы и тогда, во время заварухи с супом, глотку драли. Тоже мне революционеры! Народ только мутите.

– Протестую! – завопил чернявый. – Наша партия самая народная, на то она и зовется социял-революционерская.

– А что такое «социял»? – с невозмутимым видом спросил стоявший по соседству Гаврилов.

– Как что такое? Так наша партия прозывается.

– Партия настоящих революционеров, – важно пояснил верзила.

Вокруг засмеялись. Над незадачливыми спорщиками стали подтрунивать.

– Да пошли вы все!.. – нехорошо выругался верзила. – Серость, а еще о революции толкуете.

– Вот мы ее совершим, тогда и уразумеете, что такое социял-революционеры, – развязно добавил чернявый.

Но их бахвальство уже мало кто слушал.

– Товарищи, – заговорил Оскар Минес, – я уловил тут два предложения. Первое – судить офицеров и второе – расправиться с ними. Думаю, предложение о суде над офицерами – наиболее правильное. Расправа, жестокость не к лицу революционерам. Я имею в виду подлинных революционеров, а не крикунов.

Люди ловили каждое слово Оскара. Его звучный голос был слышен далеко, даже вахтенным на ходовом мостике.

– Предлагаю офицеров содержать под стражей до Ревеля. А потом пусть их судьбу решит революционный суд. Тех из офицеров, кто пожелает примкнуть к нам, мы с охотой примем в свои ряды. Нам знающие, образованные люди нужны.

– Есть еще у кого желание высказаться? – спросил Лобадин. – Нет. Тогда кто за предложение товарища Оскара?

Проголосовали почти все.

– Против есть?

Кое-где над головами высунулись ладони, некоторые из них тут же опустились. Оба крикликвых эсера демонстративно засунули руки в карманы.

– Яснее ясного, – подвел итоги Лобадин. – Проходит предложение товарища Оскара. Состав трибунала выберем позднее.

В одиночестве

После митинга Лобадин и Оскар поднялись на ходовой мостик.

– Остров Вульфа, – доложил рулевой, прокладывавший курс.

Остров лежал слева. От него в море мили на полторы тянулась каменистая отмель. На ее краю стояла белая четырехгранная деревянная пирамида маяка.

– Справа, встречным курсом – судно! – послышался голос впередсмотрящего.

Лобадин поднес к глазам бинокль.

– Купец… Иностранный, – определил он.

Скоро и невооруженным глазом можно было разглядеть, что приближается небольшой шведский торговый пароход.

– Давайте остановим, – предложил Оскар. – Может быть, о Свеаборге что-нибудь узнаем.

– Добро, – согласился Лобадин и велел просигналить «шведу» подойти к крейсеру.

«Память Азова» застопорил машины. Вся команда поспешила на правый борт, против которого остановился пароход.

– What is this? – спросил в мегафон капитан.

На ходовом мостике крейсера промолчали: никто не знал английского языка. Что делать? Но тут азовцы увидали, как на пароходе один из моряков стал что-то говорить капитану, показывая на грот-мачту крейсера. Капитан снял фуражку, вытер платком лысеющую голову и кого-то позвал. На мостике появился матрос. Он взял у капитана мегафон и прокричал по-русски:

– Капитан спрашивает: «В чем дело?»

Оскар в мегафон:

– Просим извинения, что остановили. Откуда идете?

– С Аландских островов.

– Нет ли у вас вестей о Свеаборге?

– Рыбаки на Аландах рассказывали – в Свеаборге восстание. Даже на лайбах подняты красные флаги.

– Спасибо за новости… Счастливого плавания!

– Скорее в Ревель! – И Лобадин приказал в машинное отделение: – Вперед до полного!

Маяк на острове Вульфа стал быстро отдаляться, и сразу же в полуденной дымке солнечного дня в море показалась узкая полоса земли. Это был остров Нар-ген, прикрывающий вход в Ревельскую бухту.

– Курс – двести шестьдесят! – скомандовал Лобадин.

– Есть двести шестьдесят! – отозвался рулевой и доложил: – Выходим на створ Екатерининских маяков. Отсюда поворот на Ревельский рейд.

– Поворачивайте, – ответил Лобадин. – Сигнальщики, лучше смотреть: ищите «Ригу»!

Море обшаривали не только глаза сигнальщиков. Лишь вахтенные команды машинистов и кочегаров да часовые оставались внизу, остальные высыпали на верхнюю палубу. Все чувствовали, что приближается решительный момент.

– «Рига»! – одновременно крикнули несколько человек.

Этот возглас мгновенно облетел корабль. Все устремили взоры к южной оконечности острова Нарген, теперь уже ясно видного. Возле острова была «Рига». Но куда она идет?

Обогнув южный маяк, учебный корабль стал удаляться за остров, держа курс на запад.

– Тут какое-то недоразумение, – с беспокойством проговорил Оскар. – «Ригу» нужно догнать.

Все, кто был на мостике, вопросительно посмотрели на командира.

– В погоню! – скомандовал Лобадин. – Остров обходить с севера, а там лечь на пересечку курса «Риги».

– Курс – двести семьдесят!

– Есть двести семьдесят!

– Самый полный! – передал Лобадин по машинному телеграфу.

«Память Азова» шел вдоль острова Нарген. Меж сосен проглядывали дюны. В одном месте лес несколько расступался, выставив напоказ высокое шестигранное красно-белое здание маяка. За маяком остров кончался, и азовцы снова увидели «Ригу». Но каждому было ясно, что расстояние между ними увеличилось.

Потеряв надежду догнать корабль, Лобадин приказал повернуть к Ревелю.

Среди наблюдавших за погоней находился отец Клавдий. Проходя мимо группы матросов, он замедлил шаг и, глядя куда-то в пространство, проговорил:

– Агитаторы обманули: друзья покидают вас. Теперь вы погибли…

Матросы замолчали. Поп, не оглядываясь, зашагал прочь. Подойдя к люку, он встретил лейтенанта Лосева.

– Видали, Алексей Николаевич, как бунтарей обставили?

– Ветер начал дуть в нашу сторону, – ответил Лосев.

Убедившись, что поблизости никого нет, он добавил:

– Батюшка, поговорите с кондукторами. Сейчас самое время готовить команду против бунтовщиков. А я попытаюсь пройти к нашим, порадую новостью.

– Хорошо, поговорю, – ответил отец Клавдий, отходя от люка.

Лосев спустился вниз и направился к своей каюте, где помещались арестованные офицеры. У входа стоял часовой с ленточкой учебно-артиллерийского отряда. «Из переменного состава, – отметил лейтенант, – это к лучшему». Он вошел в каюту, намеренно не затворив за собой дверь.

– «Рига» корму показала, – громко, чтобы слышал часовой, сказал Лосев. – Теперь наш крейсер остался один как перст.

Офицеры взволнованно вскочили. Матрос заглянул в каюту:

– Что же нам будет за всю эту историю?

– То же, что и потемкинцам. Впрочем, еще не поздно искупить свою вину.

– Да какая же наша вина?..

– Вы, ученики, конечно, мало в чем виноваты, – ответил Лосев. – Вас подбили смутьяны – этот штатский да несколько бунтарей из команды. Впрочем, начальство разберется.

…Тем временем тощая фигура в длинной рясе черной птицей появлялась то там, то тут. Иеромонах знал, что ему делать. Увидев одиноко стоящего Лавриненко, он направился прямо к нему.

– Ты мне, раб божий, как раз и нужен.

– Раб божий и верный слуга царский, – ответил кондуктор, делая ударение на слове «верный».

– Не сомневаюсь в твоем рвении служить церкви и престолу. Лейтенант Лосев благоволил просить меня передать, что пора унять антихристов. Он пошел советоваться с господами офицерами.

– Батюшка, передайте господину лейтенанту, что его будут ждать в кубрике кондуктора Давыдова. Удобнее прийти к нам сейчас же, пока команда на палубе лясы точит.

Не прошло и десяти минут, как Лосев, минуя еще безлюдную жилую палубу, юркнул к Давыдову. Там его уже ждали Лавриненко и Ершов. Заговорщики условились о едином плане действий. Главной силой мятежа должны стать матросы переменного состава, возглавляемые кондукторами.

Что же произошло на «Риге»? С утра она заняла позицию против острова Карлос. На ходовом мостике стояла группа офицеров во главе с командиром корабля капитаном 2-го ранга Герасимовым. С высокой палубы в бинокли были видны расставленные на острове щиты. По ним слушатели офицерских артиллерийских классов должны провести практические стрельбы. После учений кораблю надлежало покинуть Ревель и прибыть в Папон-вик.

В разгар стрельб Герасимову был вручен пакет с грифом: «Совершенно секретно». Командир удалился в рубку и вскрыл конверт. В письме сообщалось о событиях на «Памяти Азова» и предлагалось отвести «Ригу» к острову Нарген, где и ждать дальнейших распоряжений.

– Прекратить огонь! – приказал Герасимов, выйдя на мостик. – Послать паровой катер за матросами охранительной цепи.

Едва «Рига» встала у Наргена на якорь, как из города поступило новое предписание: во избежание встречи с мятежным крейсером немедленно уходить в Либаву[3]3
  Либава – Лиепая.


[Закрыть] На «Риге» начали поднимать якорь. В это время вахтенный доложил:

– Вижу «Память Азова»!

Заметили крейсер и матросы. Они знали о восстании в Свеаборге, но о том, что произошло на «Памяти Азова», понятия не имели.

В это время «Рига» зашла за Нарген, и остров закрыл собою крейсер. Учебный корабль развил предельную скорость – девятнадцать узлов. Крейсер «Память Азова» мог давать семнадцать узлов. На свое преимущество в ходе и надеялся Герасимов. Он не ошибся: «Рига» уже прошла Нарген, а крейсера еще не было видно.

– Слава богу, кажется, ушли! – вздохнул Герасимов.

– Теперь от своих смутьянов нужно уйти, – многозначительно проговорил старший офицер Ковалевский.

– Вы правы, лейтенант. Предупредите господ офицеров, чтобы они и гардемарины[4]4
  Гардемарины – слушатели старших рот царских военно-морских учебных заведений.


[Закрыть] настороже были.

– Слушаюсь.

Ковалевский ушел, но вскоре вернулся.

– Беда надвигается. Боцман Усачев доложил: матросы догадываются, что на «Памяти Азова» восстание. Команда решила после ужина встать во фронт и спросить вас, куда идет корабль. На борту, как говорит боцман, действует подпольная организация. Он уверяет, что сейчас матросы не скрывают ее, вслух называют социал-демократической партией.

– Это все ревельская стоянка наделала! – в сердцах сказал Герасимов. – Может быть, боцман и преувеличивает опасность, но меры принять нужно. И самым экстренным образом.

Сразу после ужина матросы собрались на баке и потребовали командира. Вместо него явился старший офицер Ковалевский. В настороженной тишине матросы услышали:

– На крейсере «Память Азова» бунт. По приказанию начальства «Рига» идет в Либаву. Предлагаю разойтись!

Лейтенант повернулся и пошел в кают-компанию.

Матросы стояли как вкопанные. Молчание нарушил Сергей Полянский:

– Наш долг, товарищи, поддержать Свеаборг и азовцев. Нужно немедля захватить корабль и идти на соединение с крейсером.

– Правильно…

– К винтовкам!

Несколько десятков матросов бросились к командирскому мостику, на ходу заряжая винтовки. Другая группа устремилась было к кают-компании. Но офицеры опередили. Вместе с гардемаринами и кондукторами они напали на матросов, не успевших как следует вооружиться. Революционное выступление на «Риге» было подавлено.

Крейсер «Память Азова» остался в одиночестве.