Текст книги "Эльд"

Автор книги: Борис Белокуров (Усов)

Маскарад [2]2
  Стихотворение прочитано Борисом на Поэтическом вечере 5 декабря 1996 г.


[Закрыть]

 
Сегодня я как-то особенно рад
Трубите, беспечные трубы!
Меня пригласили на бал-маскарад
Мои кореша из рок-клуба
Отлично! Ништяк! Я люблю свой рок-клуб,
Москву и кремлёвские стены
И я встречу там многих друзей и подруг,
И женщину с мордой гиены
И женщина с мордой гиены шепнёт:
«Не хочешь ли выпить спиртяги?»
И я забухаю и с криком: «Вперёд!»
Её проведу до общаги
Но если потом она спросит: «Зайдёшь?»
Скажу ей: «Пока, дорогая!»
Я русский поэт. Я не верю в пиздёж
И в догмы грядущего рая
В раю этом выгодно маскировать
Кулак под надкушенный пряник,
Чтоб в море житейском скорее взорвать
Судьбы моей быстрый «Титаник»
Но пусть я не грелся у тёплой печи
За долгие зимние ночи,
Я должен отнять у фортуны ключи
От сердца по имени… Впрочем,
Вы правы. Конечно, не нужно имён
Без них веселей и понятней
Весь мир нарядил свой звериный закон
В цветастое пёстрое платье
И старый, как Библия, зверь Компромисс
Как прежде, спешит по дорогам
Но хочется верить, что, падая вниз,
Я, к счастью, теряю немного
А небо бегущей строкой облаков
Печатает белую книгу
О том, что отчаянье долгих веков
Главнее короткого мига
И день опускается снежной крупой
На чёрный от времени тополь
Но мне всё равно. Я остался живой
И нынче же вечером вместе с тобой
Мы едем лабать в Симферополь.
 

Осень 1937 [3]3
  Стихотворение прочитано Борисом на Поэтическом вечере 5 декабря 1996 г.


[Закрыть]

 
Осенью тридцать седьмого года
Ко мне прилетела добрая фея
Ворвалась глупой чайкой в окно коммуналки
Где я бухал, никому не веря
Сказала: «Ты чем-то мне приглянулся,
Может быть тем, что похож на многих,
На многих, кто к жизни теряет стимул,
Так вот тебе шанс весь мир переделать
Смотри: я дарю тебе чудо-машинку,
Нажмёшь на кнопку – и будет польза
Ты сможешь восстановить справедливость,
Ощутить себя властелином судеб»
 
 
Такие вот вещи сказала фея
И прыгнула снова на подоконник
Я закричал ей: «Постой! Забухаем,
Поговорим…» Но она улетела
И я вышел на улицу Маросейка
Цветомузыка-водка в крови играла
И одним мановением волшебной машинки
Исчезали плакаты, дома, проспекты
Все диктаторы мира, несмотря на охрану,
Умирали молча, как динозавры
И простые люди прыгали с башен
Осознав фашизм пятилетних планов
Я просеял толпы сквозь сито правды
И они поредели и стали меньше,
Но в глазах своих я не мог быть гадом,
Потому что знал: счастье так возможно
 
 
И под утро я заявился к любимой
И сказал: «Обиды должны быть забыты,
Чтоб для нас замкнулся весенний контур,
И настало вечное равновесие»
Но она мне сказала: «Какого чёрта!
У меня есть бой-френд, и мне с ним нормально»
И я то и дело нажимал на кнопку
И всё время пил из бутылки водку
 
 
После, помню: орал и братался с чернью,
Спал в метро. По пьяни потерял машинку,
Мир вернулся вспять. Я очнулся дома,
И холодный ветер стучался в окна
Мы будем жить и выживать на земле своих предков
Жить и выживать на земле своих предков
Жить и выживать на земле своих предков —
Не надеясь на чудеса.
 

Монолог Гамлета [4]4
  В монологе использованы цитаты из Бориса Пастернака «Гамлет», Уильяма Шекспира, Михаила Круга, Михаила Щербакова и дублированного для советского проката фильма Рамеша Сиппи «Зита и Гита» (1972). Изначально монолог был значительно больше, но во время выступления Борис забыл часть текста. Полный вариант монолога не сохранился.
  Стихотворение прочитано Борисом на презентации CD альбома «Весна в Париже» группы «Лайда» (Москва, магазин «Дом Культуры», 29.03.2009 г.).


[Закрыть]

 
Гул затих.
Я вышел на подмостки.
– Кто таков?
Нет, я не Гамлет
Я другой
Как он, гонимый миром мурхур
Но только с русскою душой.
Не всё прогнило в Датском королевстве,
Но всё, что было ценного – прогнило.
Так быть или не быть?
Вот в чём вопрос.
Достойно ли склоняться под ударами судьбы
Иль надо оказать сопротивленье?
Или не надо…
Взмурхурить?! Уснуть?..
Я мог дворами
Но я через арку шёл
Мне так хотелось по зубам им навернуть.
Один из них сейчас ментом. Такой козёл!
И я мочил его в той арке много раз
Он был всегда готов на разный заподляк
И я его с размаху бил под левый глаз
И каждый вечер реставрировал синяк.
Тогда в моих очах возникнет интерес —
Когда на Эльсинор пойдёт войной бирманский лес.
А так… Карету мне, карету, метафизический Годзилла!
Грузи меня в роллс-ройс, зови меня Джеймс Джойс,
Вези меня со свистом в Иллинойс.
О, где ты, где ты, где ты, о, белая карета?
Прохановы свирепствуют на свете.
Под натиском спецназа и ОМОНа
Оделась ли ты на ночь, Покемона?
Гитару я сломал твою. Кремону
Но так тебе и надо, покемону.
Летиция, предстань передо мною
Бирманским тигром, страшным носорогом,
Медведем русским, кем-нибудь другим…
Прохановы свирепствуют на свете.
Да, я пьяна. Да, я пьяна
Так много выпила бокалов,
Что даже счёт им потеряла
И остаётся мне уйти
И остаётся мне уйти.
А вам остаться.
 

Арканар

 
Чёрный сентябрь. Оборвавшийся маятник
Ладно, на наших руинах взойдут города
Помнишь, вчера, на последнем экзамене
Ты не сумел объяснить, что такое мечта
Брось свой глоток запрещённого воздуха
В жертву напалмовым ежеминутным дождям
Девочка в Парке Культуры и Отдыха
Купит кулёк леденцов и пошлёт всё к чертям
 
 
Сам себе стрелок, сам себе мишень,
Я иду. Куда? Даже думать лень
Я иду вперёд по земной коре
А в моём дворе, а в моём дворе
 
 
РАЗГОРАЕТСЯ МОЙ ПОЖАР – АРКАНАР
 
 
Слёзы не иволги, слёзы кукушкины
Ты их сумей различить, распознать, оценить
Панки сойдутся на площади Пушкина
Будут глядеть на витрины и «Балтику» пить
Двое сопьются, а трое повесятся,
А остальных по местам распихает родня
Волки не воют на блеск полумесяца
Цой, Сукачёв, Достоевский – какая попсня!
Сам себе стрелок, сам себе мишень
Я иду. Куда? Даже думать лень
Я иду вперёд на краю огня
А вокруг меня, а вокруг меня
 
 
РАЗГОРАЕТСЯ МОЙ ПОЖАР – АРКАНАР
 
 
Новый millenium, ну его к лешему
Дети прокуренных комнат вдыхают туман
Прошлого – нет, и луна ошалевшая
Сонно ползёт ко мне, как недобитый душман
Фары авто, как контактные линзы
В их жёлтом свете понятно, чей будет черёд
Чёрный сентябрь. Оборвавшийся маятник
Что там на наших руинах взойдёт, не взойдёт?
 
 
Сам себе стрелок, сам себе мишень
Я иду. Куда? Даже думать лень
Я иду вперёд по коре земной
А передо мной, а передо мной
 
 
РАЗГОРАЕТСЯ МОЙ ПОЖАР – АРКАНАР.
 

<1997–1998>

Армия Мэри Шелли

 
Если мгла за краем постели
Если в небе разрывы шрапнели
Если в зеркале не отраженье твоё,
А создание Мэри Шелли,
Что гуляет уже веками
И в кино, и на телеэкране
Ничего, не грусти, Мэри Уолстонкрафт…
Ностальгия в моём стакане
 
 
О, Мэри Шелли,
Придумай нам армию
Армию монстров, детей Франкенштейна,
Что оставит весь мир в руинах
И тогда уже будем плясать
На твоих именинах
 
 
Если в небе рвёт когти солнце
Если руки сжимают кольца
Не как символ надежды, не как талисман,
А чтоб выбросить их в оконце
И у бритв симпатия к венам
Вспышка поздней любви к сиренам,
Что поют для нас, истекающих кровью,
Не подверженной переменам
 
 
Если снова поднята тема
Если Ромул прикончил Рема
И ты скрылся от самого себя
Навсегда в глубинах Мальмстрема
Между нами дождь серой тканью
Не прорваться ни сойкой, ни ланью
Вместо Вечного Воскресения здесь
Будет Вечное Напоминанье.
 

<1997–2000>

«Безболезненна тварь, что не чувствует радость…»

 
Безболезненна тварь, что не чувствует радость
Обитать в облаках без прицела на старость
Но весна – это мисс Откровенное Свинство
У неё как положено ей большие стальные глаза
И она непрерывно играет в рулетку
Как зверушка, бежавшая с бойни обратно в железную клетку
В этой клетке она понимает – вокруг сплошная шиза
Я умру барсуком, но я хочу возродиться вертушкой
Раскрутить весь ваш мир и коснуться верхушкой
Белых небес, рождённых в чёрной крови
Я живу как кровавый Мамлеев блокадной весны
Этот крохотный ослик под знаменем первой любви
Мои руки слабы и непрочны как нервы
Бессловесной испорченной нерпы, лакающей воду,
Предлагающей пищу, любовь и свободу уроду
Он берёт только пищу и мы его кормим из рук
А ещё я хочу взять ружьё и убить всех продавшихся сук
Я хочу стать военным ответом тебе, раз ты умерла
Но я знаю, что каждый военный ответ – это чья-то герла
И по первому снегу ползут гусени́цы Волшебной Зимы…
 

<1990–1992>

Взорванная вечность

 
Взорванная вечность, белоснежная, как снег
Ярость вырастает, как бамбуковый побег
По пересеченьям свежевскопанных дорог
Я гуляю, как солдат без ног
Город ухмыльнётся как трёхмесячный щенок
Над страной завьётся перекрашенный дымок
Вопреки правительству, начальству и семье
Я зарою грусть в сырой земле
 
 
Улицы опустели
Так началась неделя
Так я узнал – не осталось Маресьевых здесь
На этой земле
 
 
Время многогранно, да меня не наебёшь
Ну-ка, спекулянт, скажи мне, что ты продаёшь?
Вдруг я, для примера, захочу приобрести
Журавля, зажатого в горсти
Впрочем – я не фраер, мне не нужен твой товар
Под моими лапами прогнётся тротуар
Пусть они транслируют предательские сны
Не угаснет искорка войны
 
 
Я иду по городу, как берберийский лев
После революции не будет королев
После революции не будет королей
Долларов, дойчмарок и рублей
А пока – довольствуйтесь вселенской мерзлотой
Сытым барским рыком над сгоревшею мечтой
Песнями повстанцев сквозь асфальтовый ковёр
Пауза – оборван разговор.
 

Гостья Из Настоящего

 
Чисто поле кивнуло колосом
Накануне оледенения
Пёстрый филин в свободном поиске
Обозначил своё владение
Небо красилось звёзд коронами
Я стоял один в оцепенении
И стрелял боевыми патронами
В жирных птиц своего сомнения
 
 
А Земля переполнилась криками
Сердце бьётся в её глубине
Это Гостья Из Настоящего
Обернулась навстречу мне
 
 
Зацвели огоньками пустоши
В знак почтения к суеверию
Неожиданной веткой хрустнувшей
Зазвенел телефон доверия
Воздух взвился змеёй-воронкою
Над скрестившимися дорожками
А пятилетка шла похоронкою
Выбивая дробь босоножками
 
 
А весною земля пахнет горечью
Как и всё на этой войне
Это Гостья Из Настоящего
Обернулась навстречу мне
 
 
В мёртвом городе сжался точкою
Синий дождь из платочков ситцевых
Что с того, что мы обесточены
Снегопадом надежд неистовых
Ведь последнюю тварь сомнения
Застрелил в упор на закате я
Чтобы Гостья Из Настоящего
Мне раскрыла свои объятия
 
 
Сытость алчная, бей пропащего
Оказавшегося на дне
Ведь нынче Гостья Из Настоящего
Обернулась навстречу мне.
 

«Интернационал»

 
Запад есть Запад. Восток есть Восток. Между ними всегда обрыв
Но может быть мост. И этот мост зовётся action naive
Когда Рашид перебрался в Москву, он думал, что там лафа
Что там всюду ходят доступные скво.
                                      И вместо скинов – антифа
Но кругом сновал люд со своими котомками.
                                     Страшный железный вокзал
Нависал над Рашидом чёрным китом, громадный, как Тадж-Махал
Все туземцы, как паззл, расставляли рамс.
                                     Все их скво бухали абсент
И Рашид приуныл бы, но вдруг в этот час его не заметил мент
А вернее, заметил. Но рассудил: что взять с тупого хача?..
И вертел дубинкою, крокодил, со сноровкою циркача
И он двинулся дальше ловить людей, у которых есть, что ловить,
Но Рашида не остановил злодей. И значит Рашид будет жить
 
 
И с тех пор его жизнь сверкала. И не была на нуле
Двадцать четыре балла по двенадцатибалльной шкале
 
 
И довольный, что спас свою жизнь от мента,
                                       Рашид снизошёл в метро
Вниз, где люминесцентная пустота превращает цифры в зеро
Там гремел эскалатор, там шёл состав, принося мириады бед
И Рашид упал на скамейку, устав.
                                    Рядом сидел скинхед
Его звали Вованом, но он предпочёл имя Вольфганг – оно верней
Невесомость в мозгах. На руках наколки. Так принято у парней
Вольфганг ждал на скамейке свою подругу.
                                    Та любила слушать «Rammstein»
Но он вырвал её из неверного круга, включив ей «Sham 69»
И с тех пор его жизнь сверкала. И не была на нуле
Двадцать четыре балла по двенадцатибалльной шкале
 
 
А тем временем Маша наводила глянец,
                                     бормоча про себя: «Да ну…
Затянулся и так мой любовный танец.
                                     Не поеду на стрелку к скину.
Притомили свастики, прочие фишки.
                                    Не могу больше видеть скинов!»
И она потянулась к записной книжке.
                                    Ей попался Андрей Смирнов
– Как дела, Андрей? Не виделись долго… 7 часов?
                                    «Парк культуры»? О’кей!
Мы пойдём в пивбар. Ты возьмёшь пиво «Волга».
                                    И мы будем глазеть хоккей.
Скин смотрел на часы, потихоньку зверея,
                                    проклиная и всё, и вся
А Смирнов погружался в волны хоккея. И молча набухивался
 
 
(итак)
Вольфганг думал: «Ещё раз увижу Машу, обломаю рога… Коза»
И тут он видит ровесника (может, чуть старше),
                                    что дремлет, прикрыв глаза
И он сразу понял, что весь mein kampf надо срочно сдавать в архив
Ибо выше всех принципов есть тот кайф, что зовётся action naive
Он хлопнул Рашида по плечу: «Эй, чучмек, пойдём делать дела!»
И кассирша вокзала, снега бледней, деньги им отдала.
И потом кто-то видел их в Маракайбо, в ресторане «Отеля-Палас»…
А Смирнов всю жизнь орал «шайбу-шайбу».
                                    А Маша вообще спилась.
 
 
И с тех пор наша жизнь сверкала. И не была на нуле
Двадцать четыре балла по двенадцатибалльной шкале
 
 
Запад есть Запад. Восток есть Восток. Между ними всегда обрыв
Но может быть мост. И этот мост зовётся action naive.
 

<2009>

«Когда закончатся неоновые ночи…»

 
Когда закончатся неоновые ночи
И утро выбежит к девчонкам и парням
Мы снова выйдем на окраины обочин
Стрелять по чёрным равнодушным воробьям,
И обмелеют приблизительные реки
Под точным взглядом молодых усталых глаз
Враги отступят в невернувшиеся степи
И будут ждать, когда пробьёт их подлый час
 
 
И нас с тобою назовёт лесным пожаром
Интеллигенция и прочее зверьё
И разбежится по вечерним тротуарам,
Чтоб не мешать нам строить наше зимовьё
Мы будем строить зимовьё на прочных сваях,
Неподотчётных летаргии глупых льдов
Ведь мы страшнее самых страшных негодяев
Для вопросительно настроенных скотов
 
 
Мы будем жить по безналичному расчёту
Уравновесив график злых и добрых дел
Мы соберёмся в истребительную роту,
Чтоб наш народ буквально делал, что хотел!
Чтоб каждый делал, что хотел в пределах нормы
И время весело сжигало свой резерв…
В краю единства содержания и формы
Нигде не будет разрумянившихся стерв
 
 
И под ногами запоют меридианы
Шкалой различий утверждая наш союз
И заживут в боях полученные раны
Любое горе превращая в явный плюс
Мы превратимся в разлетевшиеся звёзды
Для всех, кто временем бесследно унесён
Так дай мне руку (ибо завтра будет поздно)
И шар земной опять останется спасён.
 

Крик дельфина

 
Лёг на рельсы иней, а на нём родная кровь
На рисунке детском – убиенный бизнессмен
Дождь над городами, заготовленными впрок
Чертит медиану дрессированного зла
Авантюрной молнии себя не обрести,
Сколько бы удачливых не сгинуло в снегах
Но сердце раскалённое, как револьверный ствол
Вспомнит путь на каторгу, а может быть – на смерть
 
 
Вместе с первым криком дельфина
В шумный город войдёт лавина
Вот тогда и посмотрим, кому надлежит помирать
 
 
Помнишь, мы бухали в Александровском саду
Помнишь, мы гуляли по искусственному льду
Звёзды нам сигналили из окон облаков
И смеялось прошлое со дна глубин веков
Над тепличным ракурсом ошибочной Земли
Мы летели, злые звездолёты-корабли
Красотою гоночной сбивая небо с ног,
Да прямо в пункт вербовочный, закрытый на замок
 
 
Вместе с новым криком дельфина
В шумный город войдёт лавина
Вот тогда и увидим, кому предстоит помирать
 
 
Край ты мой озёрный, где тебя похоронил
Коллектив предателей, подписанных на тварь?
Жители пещерные зарылись глубоко —
Пищею кошерной заедая молоко
Клочья в закоулочки… Сгорай, моя семья
Дремлет переулочек, как жадная змея
А последний воин прыгнул с Крымского моста
Улетел – разбился и – приснился сам себе
 
 
Вместе с третьим криком дельфина
В шумный город войдёт лавина
Вот тогда и увидим, кому надлежит помирать.
 

На Зелёной миле

 
Города и годы
Страны и народы
Слово «ладно» означает «нет»
Но это только просто
Описание природы
А сейчас закрутится сюжет
 
 
Полдень. Два амбала
Население устало
И кто их только дёргает за нить…
Нравы. Ритуалы.
Им не будет мало
Смерти всех, кому хотелось жить
 
 
Весело и ловко
Лязгнет мышеловка
Чтоб не слышать то, что мы поём
Но на «Зелёной миле»
Там, где нас убили
Мы воскреснем. И теперь вдвоём.
 
 
Чёрная эмблема
Звёздная система
Ах, ты так прекрасна только сквозь прицел
Снежные гирлянды
Пусть мы оккупанты
Но этот снег неимоверно бел
 
 
Станции, как кони
Правила в вагоне
Ждать врагов и быть самим собой.
Белый астероид
Ничего не стоит
Без соприкосновения с Землёй
 
 
Честно и FOREVER
В омут белой нерпой
Но это только первая глава.
Встретимся на Эльбе
До свиданья, Эдвард
Ножницы сильнее, чем слова
 
 
Бесконечный вестерн
Нам не будет тесно
Средь обломков битого стекла
Опускался вечер
Зажигались свечи
А полночь вдруг взяла и не пришла.
 

Новогодняя весна

 
Гремели громы, словно эхо многократное
Москва общалась с Подмосковьем электричками
Гляди на жизненные реки перекатные,
Как радость древняя в них вспыхивает спичками
Наверно, просто слишком много было прожито
Наверно, просто передозировка временем
За поворотами дорог сверкает родина
Страна нелепая, спокойная, кофейная
И сердце рвётся, словно зверь в холодном омуте
И устремляется вперёд холодным выстрелом
Туда, где небо снегом розовым не тронуто
Туда, где нищие становятся министрами
 
 
Снежинки кружатся, серьёзные и верные
Как будто клятвы на могилах павших витязей
Они уносятся в потоки стратосферные —
И стратосферные слои ревут на привязи
Рекламы светят добрым заревом неоновым
И угощают Землю мёдом фараоновым
Коты прохожие вдруг кажутся знакомыми,
Они смеются голосами ксилофонными
 
 
Война окончена, великая, народная
Теперь лишь ветер шелестит её страницами
Приходят к власти люди, к жизни непригодные,
И занимают в жизни главные позиции
Где удивление скользит по лунным кратерам
И отвлекает их лучами да насмешками,
Любовь взаимная цепочкой мирных атомов
Бежит короткими навстречу перебежками
 
 
В небе горят золотые кресты
И киты преподносят друг другу цветы
Любой человек имеет право на жизнь
В рамках своей мечты…
 
 
На исходе весны – иглы нового года
В сердце тихий укол
Я думал, что я потерял тебя
Оказалось, нашёл.
 

<1997>

«Она сказала: «Что такое, в самом деле?…»

 
Она сказала: «Что такое, в самом деле?
Из-за тебя мы не общались три недели.
Но вот в сознании произошло смещенье
Я с бодуна, потребность чувствую в общеньи
Я, как сомнамбула, гуляю по балкону,
Смотрю печальными глазами на икону
Я в пустоте… Я – замирающее эхо
А ты не можешь просто
Взять да и немедленно приехать!»
 
 
«Ну что ты, Эн, какие могут быть сомненья!
Я сам с похмелья, я с утра, как привиденье.
В метро менты три раза спрашивали ксиву,
Но я приехал, оцени мой жест красивый!
А сколько времени прождал я в центре зала,
Пока ты все не просмотрела сериалы
Три литра «Сидра» я купил, две пачки «Примы»
«Ну что же, ладненько, – сказала ты —
Теперь поговорим мы»
 
 
И так мы пили «Сидр» с завидным постоянством
С утра до вечера. Нам скажут – это пьянство.
Зато мы прыгаем вперёд прыжком пантеры
Из одномерности совсем в другие сферы
Булонский лес шумит тревожными ветвями,
Непроходимый, словно джунгли во Вьетнаме,
Непредсказуемый, как график отношений,
Что состоит из недомолвок, ссор,
взаимных обвинений.
 
 
Самое лучшее лето.
 

<2000>

Пьянство

 
Пятые сутки запоя
Кто знает, что это такое?
Кто знает, тот вряд ли способен хоть что-то сказать
В квартире, в пьяном угаре
Сидят, как будто бы в баре
Ребята, решившие медленно умирать
 
 
Знает любой семиклассник
«Брынцаловка» – это праздник
Об этом поёт современник, поёт и классик
Кот – и тот набухался
Прыгал на стены с размаху
Хозяин пропил свою клетчатую рубаху
 
 
Замкнутое пространство
Бухай – да здравствует пьянство
А если удастся – пропей свой осмысленный взгляд
Бухай! Или, может, хватит?
Водка больше не катит
Самое время включить перемотку назад
 
 
Теперь перейдём к самой сути:
Бухали многие люди
Каждый думал, что знает, зачем нужно пить
Никто ничего не добился
Майк Науменко спился
А про Ерофеева нечего и говорить
 
 
Заманчивая картина
Бухай – если ты скотина
А честные люди – они тем более пьют
Пьяным и невредимым
Шагай по трупам любимых,
Которые тоже частенько тебя предают.
 

<1997>

«Ты стояла в белом платье у раскрытого окна…»

 
Ты стояла в белом платье у раскрытого окна
И смотрела на ряды трамвайных линий
И жалела, что пока что от меня недалека
И мечтала о заманчивой трясине
 
 
Ты взяла и полетела вдаль – разыскивать уют
Над деревьями фабричных труб дымящих
Было весело смеяться и прокладывать маршрут,
Облаков не замечая говорящих
 
 
А потом сообразительно взмахнула парой крыл —
В стратосферные слои над Красной Пресней
Лучик трепетный случайно вдруг поляну озарил,
Но полянке от того не интересней…
 
 
Я подумал, что напрасно на тебя пришёл смотреть
Что смотреть? Небось ведь не рекламный ролик
И мяукала в прихожей, и хотела улететь
Жизнь, нелепая, как двухголовый кролик
 
 
Завтра снова будет утро. Всё закружится опять
Телефонные звонки и новоселья
От любви не умирают. Значит, будем умирать
От урлы на остановках и похмелья
……………………
 
 
Ночью вышел. Осмотрелся. Закупил себе пузырь
Ни урлы, ни благодетелей не встретил
Никого. Безлюдный город затаился, как упырь
Лишь луна. И снег развеян, словно пепел.
 
 
Лунных кратеров не видно. Так… Вороночки от слёз
Но луна смотрела правильно и грозно.
В добродушном новом мире, что устроен невсерьёз,
В этот вечер всё осталось несерьёзно.