Текст книги "Дети Галактики (СИ)"
Автор книги: Борис Батыршин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
II
Большую часть внешней переборки рабочего мостика 'Арго представляло из себя огромное круглое окно, диаметром, не меньше четырёх метров. Помнится, когда я впервые оказался здесь, то замер, потрясённый – корабль висел тогда на орбите Земли, и голубой, весь в разводах облачных фронтов и циклонов, шар занимал не меньше половины видимого пространства. Окно было не плоским, и даже не повторяло изгиб переборки – оно выпирало наружу огромной полусферой, и при желании руководитель полётов мог выдвинуть свой ложемент вместе с пультом в этот пузырь, чтобы улучшить и без того превосходный обзор.
Обзорный блистер был изготовлен на орбитальной верфи «Китти Хок» – только там, в единственном месте во всём Внеземелье, имелось оборудование для обработки подобных изделий в условиях невесомости – для одного из орбитальных отелей, которых по орбитам Земли и Луны кружит уже не меньше пяти. Но заказчики почему-то от него отказались, и готовый прозрачный колпак передали на достраивавшийся з на «Китти Хоке» новый тахионный буксир «Арго». Здесь блистер приспособили для отсека, из которого предполагалось управлять малыми аппаратами и буксировщиками, рассудив, что хороший обзор при этом будет не лишним. И ошиблись – на моей памяти ни один из тех, кто занимал место руководителя полётов, включая и меня самого, ни разу не воспользовался возможностью выдвинуть своё рабочее место за пределы внешней брони корабля. Попробовали несколько раз, ещё на орбите Земли, когда «Арго» только заканчивал подготовку к рейду – и с тех пор зареклись повторять такие эксперименты.
Нет, вид из блистера действительно открывался великолепный, куда там обзорным палубам орбитальных гостиниц вроде «Джемини-Хилтона» или нашего «Спутника»! Качество бронированного стекла было превосходным – очень быстро его перестаёшь замечать, и тогда складывается полнейшая иллюзия, того что висишь со своим креслом в пустоте, в вакууме. А то, что при этом можно видеть ещё и внешнюю обшивку станции так же ясно, как если бы висел рядом с кораблём в скафандре, на страховочном тросе, добавляет этому ощущению пугающего гиперреализма. Результат – бессонница, нервное истощение, чуть ли не галлюцинации. В итоге роскошный прозрачный колпак так и остался достопримечательностью корабля, а те, кто находился на «рабочем мостике», предпочитал отодвигать ложемент с закреплённым на нём пультом подальше от края блистера.
Так же, как сделал это я, заступая на шестичасовую вахту. Работы по изучению Полигимнии шли стахановскими темпами, и я, вместо того, чтобы оседлать верный «суперкраб» и таскать на нём планетологов с их приборами, вынужден торчать здесь, командуя дюжиной человек, сидящих в кокпитах буксировщиков или пристёгнутых к шкафообразным персональным движкам. В ограниченном пространстве между «Арго» и астероидом порой оживлённо, как на улице Горького под вечер, использовать страховочные «поводки» я запретил, после того, как один из «холодильников» запутался сразу в двух тросах и едва не протаранил борт корабля – и теперь приходилось в оба глаза следить за каждым. Как ни странно, великолепный обзор из блистера не особо этому помогал, приходилось полагаться на экраны радаров, которых передо мной на пульте имелось не меньше пяти. Ну и, разумеется, на бдительность самих работников – им строго-настрого было велено следить друг за другом и предупреждать мостик при малейшем подозрении.
Конечно, особой опасности тут нет. И даже если кто-то совсем уж неосторожный сорвётся и улетит прочь от корабля, встроенный в скафандр маячок подаст сигнал тревоги, стоит только его владельцу удалиться от 'Арго на пять километров. После чего один из буксировщиков догонит его, пользуясь приводным сигналом маячка и указаниям с мостика, и отбуксирует назад. Такое уже случалось три или четыре раза, и ни один из потеряшек не пострадал – а всё же, лучше обходиться без подобных происшествий. Внеземелье не прощает ошибок; стоит убедить себя, что ничего страшного не случится, и можно слегка расслабиться, позабыв о строгих правилах техники безопасности – вот тут-то и жди беды…
* * *
Я поворочался, устраиваясь в кресле поудобнее. Пять часов, проведённых в ложементе руководителя полётов, налили тело свинцовой тяжестью, и теперь требовалось как можно скорее сбросить напряжение. Конечно, лучше всего это сделать в тренировочном зале – но, к сожалению, подходящих партнёров поблизости не было. Что же касается силовых тренажёров и эспандеров, то от них меня отвратила лень-матушка. И вот – торчу в «Сюрпризе», потягиваю кофе из третей по счёту чашки и прикидываю, как бы уговорить, сидящую напротив Олю Молодых покувыркаться в невесомости со светящимися палками в руках. Сомнительно, ох, сомнительно – Оля равнодушна к сайберфайтингу, хотя, как и большинство бывших «юниоров», владеет приёмами этого распространённого во Внеземелье вида спорта. Сейчас она читает газету, и я уже минут десять пытаюсь придумать способ отвлечь её от этого занятия…
Так вот, о «Сюрпризе». Традиция – это, как известно, наше всё. Даже если идёт о Внеземелье, освоение которого началось всерьёз меньше десятка лет назад. А может, дело как раз в этом – первопроходцы торопятся создать собственные традиции, отличающие их от остального человечества. Своего рода знаки, маркеры – «мы с вами, но мы особенные, другие, и это нам нравится!» Традиции эти рождались как в масштабах всего Внеземелья, так и отдельными, порой узкими группами, вроде нашей весёлой компании. Порой их истоки лежали в земной фантастике – так, в своё время мы заняли пустующий резервный мостик «Зари», назвав его «Сюрпризом» в честь аналогичного отсека на её «кинематографическом» предшественнике. В нашем «Сюрпризе» (как и в остальных отсеках «безгравитационного» кольца) царила невесомость – но это нисколько не мешало нам чувствовать себя там вполне уютно, отдыхая от повседневных забот межпланетных путешественников.
Андрей Поляков, бывший мой одноклассник, а потом и товарищ по «юниорской» группе Проекта, летал тогда на «Заре» вторым пилотом. И теперь, получив под командование корабль, уже второй в своей внеземельной карьере (первым был грузовик «Гершель», работавший в системе Сатурна), он остался верен традиции – выделил для своих однокашников, тоже из бывших «юниоров», пустующий отсек. Благо, таковых хватало, во всяком случае, пока «Арго» не достигнет своей цели в Поясе Астероидов и его жилой «бублик» не отстыкуется от корабля, чтобы превратиться в автономную космическую станцию «Полигимния». Сам же буксир уйдёт обратно к Земле, где к нему присоединят новый «бублик» – и, несомненно, капитан и там найдёт отсек для той же цели…
Но до этого далеко, не меньше двух-трёх месяцев. На «Арго», в отличие от старушки «Зари», «Сюрприз» располагается в среднем, вращающемся кольце – у его завсегдатаев не было необходимости пристёгиваться к креслам-ложементам и пить сок и прочие напитки из гибких пластиковых колб. А так же следить за тем, чтобы неосторожно выпущенный из рук предмет не отправился в самостоятельное плаванье по отсеку, норовя влететь кому-нибудь в физиономию. Как, например, газета, которую Оля Молодых положила на столик рядом с чашкой, полной горячего какао…
– О чём пишут? – осведомился я. Печатные издания были во Внеземелье относительной редкостью, здесь привыкли обходиться магнитными записями или микрофильмами. В теории, содержимое свежих номеров можно было передавать непосредственно с Земли, но этого никогда не делали – всё же местной цифровой технике и софту далеко до того, что я оставил в двадцать первом веке, пропускная способность эфирных каналов ограничены, а использовать для этой цели недавно вошедшие в употребление тахионные приёмопередатчики было бы непозволительной роскошью. В итоге, микрофильмы и электронные копии свежих номеров отправляли вместе с прочими посылками – на бобинах магнитных лент или дискетах для персональных компьютеров, которые имелись в каждой каюте. Иногда с ними передавали и стопки свежих газет и журналов – если кому-то приходило в голову включить их в очередную партию груза, предназначенного для какого-то объекта Внеземелья.
– Да вот, статья о старте Солнечной Регаты. – Оля пододвинула газету ко мне. Действительно, на самой первой странице, под шапкой с орденом Трудового Красного Знамени и надписью «Советский спорт» имел место рисунок – космический аппарат, несущий перед собой развёрнутый шестиугольное полотнище с круглой дыркой в центре. Изображение выглядело довольно нелепо – видимо в редакции взяли картинку из старого, ещё шестидесятых годов, научно популярного издания. Мало того, что полотнище солнечного паруса было ненамного больше самого корабля, так ещё и за кормой тянулся бледный шлейф, изображавший, надо полагать, выхлоп ионного двигателя. Других деталей я не разглядел – качество чёрно-белой картинки хромало.
Возле картинки помещался заголовок статьи: «Первая Солнечная Регата стартует на Первомай!». Я не сдержал иронической усмешки – любят всё-таки у нас подгадывать важные события к датам и праздникам, в этом отношении новая реальность не слишком отличается от прежней…
– Ты знаешь, что Витя Середа собирается участвовать?
– Да, и даже командует одной из солнечных яхт. Он ещё в семьдесят пятом, в кружке юных космонавтов болел этой идеей, с тех пор, как увидел статью о них в «Технике – молодёжи». – кивнула Оля. – Мне наши калужане рассказывали. Когда объявили конкурс фантастических проектов, Витя хотел представить свой, как раз на эту тему. Но что-то не склеилось, и он присоединился к группе, работавшей над Юлькиным проектом – и с ними в итоге попал в «Артек»…
– Да, я в курсе. Ещё в «Лазурной», он показывал эскизы, сетовал, что проект не прошёл предварительный этап… А когда Витька узнал, что что наши, ИКИ совместно с научно-исследовательской группой королёвского Центра Подготовки решили выставить на регату свой аппарат – отказался от места бортинженера на «Заре», куда его приглашали, и присоединился к разработчикам. И вот – участвует-таки в Регате!
– Я за него рада. – Оля улыбнулась. – Здорово, когда мечты сбываются… особенно такие мечты! Солнечные паруса – это так… поэтично, что ли?
За спиной прошуршала, отодвигаясь в сторону, створка люка. Я обернулся – на пороге стоял капитан.
– Что, обсуждаете регату? – он прошёл в «Сюрприз» и уселся в кресло в углу. Андрей всегда выбирал именно его, и мы прозвали кресло «капитанским» и старались не занимать, даже когда Полякова не было в «Сюрпризе».
– Кстати, Лёх, это ведь тебя они должны благодарить! Не подстрели ты тогда олгой-хорхоя – из чего бы они свои паруса делали?
– Ну, во-первых, я его не подстрелил, а миной взорвал. А во-вторых – они бы и сами передохли, максимум, через час, и точно так же попали к учёным на исследования. Так что я тут, считай, ни при чём!
– Ты у нас скромник. – ухмыльнулся капитан. – Сдержан и молчалив, как и подобает истинному учёному! Но на этот раз отвертеться от славы не получится – я пару дней назад пробежал статью в «Вестнике Внеземелья», так там как раз о тебе и олгой-хорхоях статья на полстраницы…
Я пожал плечами – журналисты, что с них взять? Материал, из которого изготавливали солнечные паруса, невесомая, чрезвычайно прочная мембрана в несколько сот раз тоньше человеческого волоса и способная к тому же служить основой для фотоэлементов (эффективность изготовленных из неё солнечных батарей на порядки превосходит все существующие образцы) и появилась на свет в результате изучения привезённых с Луны олгой-хорхоев. Биология этих созданий имела, в отличие от известных нам живых существ, кремнийорганическую основу, и созданный на этой основе материал представлял из себя сложнейший биополимер, наделённый удивительными свойствами. Так уж вышло, что в научно-исследовательский центр в Осаке, где велись эти работы, попала туша именно того электрического червя, которого убил я. Японцы, узнав об этом, отправили мне длинное, чрезвычайно вежливое письмо с благодарностью, о письме пронюхали журналисты – и пошло-поехало…
– Всего в регате участвуют пять солнечных яхт. – продолжал Поляков. – Британская, два японских, один аппарат, разработанный совместно французами и американцами, и яхта Проекта. Она называется «Феб», в честь древнегреческого бога света и участвует в гонке под номером «3» с экипажем из трёх человек. Капитан – Середа, и я нисколько ему не завидую. Регата продлится больше полугода, капсула тесная, невесомость, придётся экономить каждую каплю воды, каждую калорию. Да вот, сами посмотрите…
Он нажал кнопку на пульте. Загорелись сразу два экрана – на первом, большом, проекционном, прокручивался с видеомагнитофона рисованный фильм о предстоящей регате; на втором, маленьком, подключённом к бортовой компьютерной сети, по очереди возникали изображения яхт-участников со столбцами цифр технических характеристик.
– Чего не сделаешь ради детской мечты! – усмехнулся я. – Полагаю, Витька не считает себя обиженным. Зато если они выиграют, то впишут свои имена в историю космонавтики. Как же – победители самой первой во Внеземелье парусной регаты, это вам не жук чихнул!
– Для этого надо ещё победить. – резонно возразила Оля. – Сейчас фавориты гонки японцы, на своём «Аматерасу», яхте, названной в честь богини солнца и по совместительству, небесной покровительницы Японских островов. У них самый большой парус из всех, а члены экипажа – наоборот, самые щуплые и низкорослые. Сплошной выигрыш в весе!
– Ну, Середу-то щуплым никак не назовёшь. – отозвался Поляков. – И, тем не менее, надеюсь, его экипаж придут первыми. Если повезёт, окажемся вовремя на орбите Земли – сможем полюбоваться финишем регаты. Бесплатно, заметь, не то, что те чудаки с «Джемини-Хилтон»!
После старта с орбиты Меркурия, яхты должны будут обогнуть Венеру – и не просто обогнуть, подобно тому, как парусные яхты огибают буи на маршруте гонки, но разогнаться, используя эффект гравитационной пращи. Следующим «поворотным буем» станет Марс – сделав петлю вокруг планеты и нарастив благодаря этому манёвру скорость, солнечные парусники направятся к Земле, на орбите которой и закончат гонку – для чего придётся пересечь линию финишного створа между планетой и станцией «Джемини-Хилтон». В газетах писали, что все номера в орбитальном отеле на это время давно уже забронированы заранее за немыслимые какие-то деньги.
– Что ж, пожелаем им всем удачи. – я дотянулся до кофейника и долил в чашку ароматного напитка. – И «Фебу», и «Аматерасу», и Витьке, и японцам, и даже англичанам, хотя не верю им ни на столечко…
И продемонстрировал собеседникам кончик указательного пальца. Оля, а за ней и Поляков, понимающе усмехнулись – после известных событий отношение к представителям туманного Альбиона во Внеземелье было настороженным.
– А сейчас, раз уж мы тут втроём, есть тема для разговора. – я театрально понизил голос. – Как бы это сказать… понимаете, так уж вышло, что мне понадобится ваша помощь в одном деликатном деле. Перед тем, как отправиться с Земли сюда, на «Арго», я поговорил с И. О. О. Так вот, он…
III
Бледно-жёлтый у горизонта, небосвод к зениту темнел, наливался мраком, на фоне которого высыпали крупные звёзды. В самом зените висела яркая точка Деймоса, и Серёжа знал, что если приглядеться, то можно даже невооружённым глазом увидеть, что точка эта двойная – это в нескольких километрах от планетоида плыл в пустоте бублик станции «Деймос-2».
Но сейчас разглядеть их не получится – через весь небесный свод тянулись белёсые облачные полосы с рваными, неопрятными краями. Но это, конечно, никакие не облака – с водяным паром, да ещё в таких объёмах, на Марсе дела обстоят неважно, его тут не более одной тысячной процента – украшение небосвода состоит из пыли. Это работа ураганов, которые забрасывают пылевые массы на высоту до пятидесяти километров. Бывают, впрочем, и другие облака – они состоят из мельчайших кристалликов водяного льда, которые приносят из приполярных областей мощнейшие, охватывающие гигантские области планеты, циклоны.
А ещё здесь встречаются пылевые смерчи, так называемые «пыльные дьяволы», Они возникают из-за суточных колебаний температуры у марсианской поверхности и из-за низкой плотности атмосферы достигают порой нескольких километров в высоту, разрастаясь до полукилометра в поперечнике. Скорость ветра в них достигает семидесяти метров в секунду, и будь это на Земле, судьба любого летательного аппарата, угодившего в такую воронку, была бы печальна – но здесь, на Марсе, крайне низкая плотность воздуха (в шестьдесят раз ниже, чем на Земле!) – превращала испытание в не слишком серьёзную неприятность. Серёже не раз случалось попадать в пылевые смерчи, и даже в глаз марсианского циклона – и всякий раз самой серьёзной опасностью становились марсианские скалы. Человеческий взгляд, как и лучи навигационных локаторов безнадёжно вязли в песчаной пелене, и приходилось забираться повыше, чтобы не расшибиться вдребезги о внезапно вынырнувшей из красно-бурой тучи каменной стены.
Но сегодня пыльными бурями, даже и незначительными, не пахло. Горизонт чист, мельчайшие детали пейзажа отлично различаются с высоты в триста метров – обычно именно её предпочитают пилоты марсианских летательных аппаратов, именуемых коптерами. Всего коптеров четыре типа – один пятиместный, другой, поменьше, с каплевидной стеклянной кабиной, рассчитанной на пилота и одного пассажира, применяющийся в-основном, для дальней воздушной разведки и изысканий. Третий и четвёртый – громоздкие, угловатые, имеют дистанционное управление и предназначаются для доставки грузов полевым партиям, действующим в отдалении от баз. Сейчас Серёжа управлял пассажирской машиной – необычного вида аппаратом с гладко зализанными обводами, просторной застеклённой кабиной в носовой части и мощным блоком топливных элементов в корме. Вырабатываемое ими электричество приводит в действие четыре маршевых ротора на выносных штангах; подъёмную же силу создавал расположенный сверху пятый, несущий пропеллер с очень длинными, широкими лопастями, которые только и могут эффективно действовать в разряжённой марсианской атмосфере. Привода от двигателя этот пропеллер не имеет, раскручиваясь набегающим воздушным потоком по принципу обыкновенного автожира. Топливом служит водород, получаемый путём электролиза из обыкновенной воды – под поверхностью плато Большой Сырт на небольшой глубине были в своё время обнаружены крупные запасы льда, что и предопределило выбор места для базы.
– Сколько ещё до базы? – ворчливо спросил Егор. – Сил нет, как в гальюн охота…
Он сидел позади, на пассажирском диванчике. Снятый шлем – здесь незачем было облачаться в громоздкие вакуум-скафандры, хватало «Снегиря», гермокостюма, разработанного для условий Марса на основе хорошо знакомого всем работникам Внеземелья «Скворца» – лежал рядом, на сиденье.
Серёжа хотел, было, посоветовать воспользоваться встроенным в гермокостюм системой удаления продуктов жизнедеятельности, но сдержался. Он и сам недолюбливал это устройство, полагая его чем-то унизительным, и предпочитал потерпеть, чем прибегать к её помощи – если, конечно, имелась такая возможность.
– Минут через десять будем. Видишь, на два часа, над грядой – маяк?
Действительно, над скальным гребнем километрах в пяти к северу, мигала ослепительная белая точка – мощный галогенный фонарь на верхушке пятидесятиметровой мачты. Серёжа взял ручку управления на себя и коптер послушно полез вверх. Если подняться ещё метров на двести, то кроме мачты, будут видны и белые купола с антеннами, зарытые в песок бочонки ангаров, и другие постройки главной ареологической базы «Большой Сырт».
* * *
– Ну, как успехи?
Татьяна встретила их в тамбуре. Они только-только успели загнать коптер в ангар – пыль на Большом Сырте была повсюду, набивалась в любые углубления, в малейшие щели на корпусе, превращая процесс подготовки к вылету в многочасовую нудную процедуру по её удалению, – и как раз собирались избавиться от «Снегирей». А поскольку Серёжа обыкновенно натягивал гермокостюм поверх плавок, то появление девушки несколько нарушило эти планы.
Татьяна уходить не собиралась. Она обошла коптер – усталая машина стояла посреди ангара, и в нутре её что-то еле слышно потрескивало, механизмы остывали после полутора с лишним часов наряжённой работы, – и провела ладонью по пластиковому боку.
– Чего молчите, воды в рот набрали? Как слетали-то, спрашиваю?
Егор пробурчал что-то невнятное и направился к люку. Вот пристала, с неудовольствием подумал Серёжа, которому тоже захотелось посетить заведение, куда так стремился напарник. Можно подумать, не слышала их переговоров с базой! А может, кстати, и не слышала – не далее, как сегодня утром полевая группа, вернувшаяся с восточного края плато, привезла образцы со следами то ли плесени, то ли лишайников, и Серёжа слышал, как научный руководитель Татьяны, доцент Выбегов, требовал бросить всё и поскорее сделать предварительный анализ.
– Да ничего особенного. – ответил он, провожая взглядом Егора, беспрепятственно покинувшего ангар. Хорошо ему, заветная кабинка в двух шагах дальше по коридору… Мелькнула мысль – а может, прямо сейчас воспользоваться пресловутым устройством, вмонтированным в гермокостюм? Снаружи процесс незаметен… ну, почти, если встать к собеседнице боком… – Прошли по трём лепесткам, к югу, юго-востоку и востоку, точно по указаниям с «Зари». В одном месте, что-то тренькнуло на магнитометре, мы спустились пониже, но ничего не нашли. Помехи, наверное, из-за солнечной активности…
«Лепестками» назывались петлеобразные фрагменты маршрутов, проходящих на одной зарядке топливных элементов. Каждый из них требовал около сорока минут, после чего коптер совершал короткую посадку; пилот и пассажир оставались в кабине, встретивший их техник менял картриджи с жидким водородом, после чего пропеллеры начинали вращаться и аппарат поднимался в воздух.
– Ясно… – Татьяна кивнула. – Тебе, кстати, радиограмма пришла, с Земли. Я читать не стала, оставила в кают-компании. Закончишь – зайди, посмотри.
Она повернулась и скрылась в овале люка, оставляя Серёжу наедине с исстрадавшимся мочевым пузырём.
* * *
Табличка на двери гласила: «Лаборатория №3». Серёжа досчитал до пяти и постучал костяшкой указательного пальца. За полчаса, миновавших после неловкой сцены в ангаре, он успел избавиться от излишков жидкости в организме, принять горячий душ, сменить осточертевший «Скворец» на станционный комбинезон, – и, разумеется, зайти в кают-компанию за радиограммой. Собственно, её содержимое и привело его в лабораторию.
– Войдите! – раздалось из-за двери. Это тоже была местная традиция – двери в каюты, лаборатории и прочие не сообщающиеся с внешней средой помещения, на базе так и называли дверьми, тогда как те, что вели в ангары, шлюзы, откуда имелся выход наружу, именовались люками. Серёжа толкнул вбок створку – та послушно отъехала в щель переборки, – и вошёл, переступив высокий, шириной в ладонь, порожек-комингс.
Татьяна стояла у стола и копалась во внутренностях какого-то электронного устройства. Вообще, лаборатория производила впечатление, особенно на новичка – экраны, исполосованные ломаными линиями, в столбиках зелёных, мигающих цифр, шкалы с дрожащими стрелками, пучки проводов, большой чёрный микроскоп на столе, рядом другой, поменьше, перемигивающиеся лампочки, ряды рычажков-тумблеров и разноцветных кнопок…
Серёжа новичком не был – так что остался равнодушен ко всему этому научно-электронному великолепию. Он, как и все прочие обитатели базы, прекрасно знал, что третья лаборатория была резервной, выполняя, заодно функции склада неиспользуемого или отслужившего своё оборудования. Приглядевшись, можно было без труда заметить, что стёкла на шкалах исцарапаны, а кое-где и потрескались, никелированные рамки приборов потускнели, краска кожухов ободрана, местами облезла, а часть экранов, вместо того, чтобы таинственно мерцать, как это им и положено, судорожно мигают, что указывает если не на неисправность, то, как минимум, на сбитые настройки.
– Тебе что-то нужно? – Татьяна повернулась к визитёру. – Только поскорее, ладно? Я сейчас ужасно занята. Выбегов в своём стиле – наседает, торопит, требует, чтобы всё было сделано уже вчера…
– Да я, собственно, по тому же вопросу… ну, почти. – Серёжа выложил на стол рядом с микроскопом маленький бумажный свёрток. – Сегодня прислали, нужно посмотреть… сделаешь?
Татьяна развернула бумажку и положила на ладонь красновато-бурый камешек размером с фалангу пальца.
– Откуда он у тебя?
Серёжа нетерпеливо мотнул головой.
– Потом всё объясню, честное слово! А пока – просто поверь, что очень нужно, хорошие люди просили… Ты ведь по выбеговским образцам будешь делать спектрографический анализ?
– Ну да, разумеется… – девушка кивнула. – Всё, как положено. Сначала спектрографию, а потом и за биологические компоненты возьмусь…
– Это мне и надо. Вот, заодно посмотри это, хорошо?
– Хорошие люди, говоришь? – Татьяна взяла камешек и повертела в пальцах. – На вид – обычная марсианская порода, от тех, что сегодня привезли, и не отличишь…
– Ты только не перепутай случайно! – встревожился Серёжа.
– Обижаете, товарищ! – Татьяна сняла с полки маленькую полупрозрачную пластиковую коробочку, убрала в него образец – как был, в бумажке, – и фломастером написала на крышке две буквы, «С» и «Л».
– «Сергей Лестев». – пояснила она, поставив коробочку рядом с полудюжиной таких же, но не с буквами, а с цифрами на крышках. – Это, значит, будешь ты, теперь точно не перепутаю. Только предупреждаю: придётся подождать. Раньше, чем завтра, руки не дойдут, если затяну с выбеговским заключением – такой скандал устроит, хоть на «Берроуз» беги, а оттуда – прямиком на орбиту и на Землю.
Станция «Берроуз» располагалась в полутора сотнях километров об базы большой Сырт' и предназначалась для обслуживания батутодромного комплекса. Он был закончен всего полгода назад, что изрядно упростило снабжение марсианских станций. Планировалось и строительство второго батутодрома – здесь, на базе «Большой Сырт», – и Серёжа слышал, что на нём будет установлен и пассажирский «нуль-портал», подобный тому, что связывает Королёв и станцию Гагарин' на орбите Земли. Но это было дело будущего – а пока до «Берроуза» приходилось добираться на обычных краулерах. Можно было попасть туда и по воздуху, на гирокоптере или на одном из малых кораблей приорбитальных сообщений, которые иногда выполняли рейсы между станциями.
Серёжа вздохнул. Конечно, Дима в своём послании просил поскорее, но….
– Хорошо, завтра, так завтра. Только ты уж не забудь, хорошо?
– Не забуду, раз уж так просишь… – от её улыбки Серёже ёкнуло в груди. – Иди уже, не мешай работать… пилот!
* * *
Вопреки обещаниям, Татьяна управилась быстрее, и ждать сутки (на Марсе они длиннее земных всего на тридцать семь минут) Серёже не пришлось. Вечером того же дня они встретились за ужином, и девушка положила перед ним давешнюю коробочку и бланк лабораторных анализов.
– Это заключение по химическому составу. – объяснила она. – Как я и говорила: марсианская порода, судя по всему, образец с Большого Сырта. Единственная аномалия – не аномалия даже, так, отклонение – необычайно высокое содержание воды.
Серёжа открыл коробочку. Камешек лежал внутри и совершенно никак себя не проявлял – ни таинственного блеска, ни какой-нибудь загадочной игры оттенков на гранях. Одним словом, камень и камень, таких можно набрать сколько угодно, не отходя от жилого купола, прямо под ногами. —
– Ну, это понять можно… – сказал он. – Насчёт воды, я имею в виду. Порода пористая, а я его в кармане таскал. Влажность внутри купола гораздо выше, чем снаружи, вот он и насосался водяных паров из воздуха.
Татьяна покачала головой.
– Не всё так просто. Я брала пробы из середины образца, при помощи микробура. Туда атмосферная влага проникнуть не могла.
– Ну, тогда не знаю… – Серёжа убрал коробочку в карман и стал рассматривать заключение. Судя по бледному, характерных очертаний, шрифту, оно вышло из цифропечатающего устройства лабораторной ЭВМ, и только дата в углу и подпись «Т. Пичугина» были сделаны авторучкой.
– Что это тут у в вас? – Подошедший Егор завладел бланком прежде, чем Серёжа успел возразить. – Увлёкся практической ареологией? Понимаю, понимаю…
Таня при этих словах порозовела. Серёжа нахмурился и выдернул листок с заключением из его пальцев.
– И ничего ты не понимаешь! И вообще, шёл бы ты отсюда, а?
– Что-то ты грубый сегодня, Лестев. – сказал Егор. Неприветливое обращение, казалось, ничуть его не задело. – Тань, анализы ты делала?
Девушка кивнула.
– Вообще-то тут есть кое-что любопытное… Позволишь?
Он снова завладел листком
– Вот здесь, – он провёл ногтем по строчке, – здесь… и ещё, пожалуй, содержание газов. Тань, ты биолог, не заметила, ну а мне сразу в глаза бросилось… Если не секрет, откуда этот образец, с Большого Сырта?
Серёжа беспомощно посмотрел на девушку. Та пожала плечами.
– Понимаете, тут такое дело… – заговорил он. – С камешком этим целая история, так сразу и не расскажешь. Давайте поужинаем, а потом пойдём к тебе, Тань в лабораторию. Там в это время никого быть не должно – вот я всё и объясню…
– Длинная, говоришь? – Егор хмыкнул, не скрывая иронии. – Люблю длинные истории, особенно тёмные и таинственные. Ладно, уговорил, пошли ужинать, только поскорее ладно? Кусок в горло не лезет, до того любопытно!
– Любопытство кошку сгубило. – ворчливо отозвался Серёжа. Он уже смирился с тем, что придётся открыться не только перед Татьяной (что он и так собирался сделать) но и перед настырным Поляковым. Хотя – может оно и неплохо? Егор специализируется не просто на планетологии, а изучении горных пород Внеземелья, а значит, может оказаться полезен. – Давай уже, ужинай, и смотри, не торопись, жуй тщательнее, а то подавишься ещё…
