Текст книги "Дети Галактики (СИ)"
Автор книги: Борис Батыршин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Егор кивнул. Этот оборот – «у вас на „Заре“» – ставящий его в один ряд с легендарными первопроходцами Пояса Астероидов, чрезвычайно ему льстил.
– Помнится, как-то раз мы с Лёшкой полдня копались в ангаре буксировщиков, угваздались с ног до головы. Почистились наскоро, физиономии вытерли и отправились в столовую. Видно же было – люди устали, как собаки, проголодались, едва на ногах держатся – а ей хоть бы хны! Обоих отправила в душ, ещё и взысканием грозила за злостное нарушение санитарно-гигиенических норм…
«Мы с Лёшкой» – это было из той же оперы. Однокашники отчаянно завидовали тому, что Серёжиным руководителем практики стал всем известный Алексей Монахов – и мало того, взял подопечного с собой на «Зарю»… Но перед Таней, выпендриваться, пожалуй, не стоит…
– Слушай… – осторожно сказал он. – Ты, как-то говорила, что у кого-то на базе есть записи концертов того скрипичного трио «Фелисетт», кажется? Не подскажешь, у кого, очень хочется послушать…
VII
Из записок
Алексея Монахова
'…И возмущался капитан:
'С углём исчезла красота,
Когда идём мы в океан,
Рассчитан каждый взмах винта.
Мы, как паром, из края в край
Идём. Романтика, прощай!'…
Вот уж не думал, что придётся однажды применить эти строки Киплинга к Внеземелью! Здесь космонавтика в своём развитии сумела проскочить героико-романтический период, описанный у Кларка, Станислава Лема в «Пилоте Пирксе», да хоть у тех же Стругацких, в их ранних произведениях. Использование «батутов» избавило от необходимости долгих, на месяцы, если не годы, полётов в отрыве от Земли, без надежды на помощь, случись что… Не то, чтобы это было уж вовсе невозможно – просто чтобы оказаться в подобной ситуации требовалось крайне маловероятное совпадение множества маловероятных событий. Но это относится только к преодолению межпланетного пространства; на планетах же и прочих небесных телах покорителей Внеземелья по-прежнему ожидает тысяча и одна опасность, избежать которые, или, хотя бы, в полной мере к ним подготовиться решительно невозможно. Доказательств тому море – от случая со станцией «Лагранж», экипажу которой пришлось дожидаться помощи Земли много месяцев, до катастрофы со станцией «Кольцо-1».
Дело было там же, в системе Сатурна – трагическая, но до некоторой степени нелепая история, вызванная во многом нелепым стечением обстоятельств, хотя и без пресловутого человеческого фактора не обошлось. Ошибка пилотирования привела к тому, что челнок, доставлявший грузы на «Кольцо-1» (станция не имела своего «батута» и получала всё необходимое с «Лагранжа») при маневрировании зацепил грузовой причал, причём носовая часть намертво застряла, в обломках. Происшествие, конечно, нештатное, но достаточно рядовое; обитатели станции уже облачались в вакуум-скафандры, готовясь выйти наружу и резать перекрученные металлоконструкции, удерживающие челнок – и тут случилось то, чего никто не ожидал. Мы никогда не узнаем, что стало причиной того, что произошло потом. То ли пилот челнока не захотел окончательно губить свою карьеру (парой месяцев раньше у него был похожий случай, на «Лагранже», с куда более скромными последствиями), то ли банально запаниковал – но вместо того, чтобы вырубить, как этого требует инструкция, двигатели и, облачившись в гермокостюм, ждать помощи, он стал действовать самостоятельно. Сперва он дал несколько разнонаправленных импульсов маневровыми двигателями, пытаясь раскачать застрявший корабль, а после этого – врубил маршевый движок на реверс, благо конструкция поворотных дюз позволяла. И – не заметил, что одна из маршевых дюз смотрит в корпус станции, точно в выпуклую панель, скрывающую люк аварийно-ремонтного шлюза.
Последствия оказались роковыми. При столкновении был совершенно уничтожены антенны на носу челнока; пилот остался без связи, и это не в последнюю очередь могло стать причиной охватившей его паники. О том, что шлюз уже открыт, он не знал – корпус заслонял обзор, и когда первые двое ремонтников появились в проёме люка, импульс полной тяги сдул их с корпуса станции, разорвав в клочья скафандры, а заодно выжег внутренности шлюза. Повреждения серьёзные, не фатальные – если бы не лопнула переборка, за которой помещались баки со сжиженными газами. И если для челноков и орбитальных буксиров их требовалось не так уж много, то движки, корректирующие орбиту «Кольца-1» (гравитационное воздействие Сатурна и ближайших спутников делали её орбиту мягко говоря, не стабильной) прожорливостью не уступали стаду слонов на водопое. И водород, и кислород добывали тут же, на станции из ледяных обломков, которые приходилось вылавливать из колец Сатурна – и сейчас эти два газа, смешавшись, произвели тот самый эффект, для которого их и получали.
Последствия были ужасны. Огненный столб, вырвавшийся из шлюза, ударил в челнок – но не освободил его, а только разрушил кокпит, испепелив заодно и виновника катастрофы. Маршевый двигатель при этом продолжал работать – и остановился только когда вышло всё топливо, то есть через полчаса. Этого времени вполне хватило, чтобы станция беспорядочно закувыркалась, сошла со своей, и без того не слишком стабильной орбиты, и медленно, неотвратимо к плоскости Колец, к сплошному полю каменных, ледяных и железных глыб.
Картину эту, замерев от ужаса, наблюдали на «Лагранже» в прямом эфире. Камеры были установлены на втором челноке – в момент катастрофы он висел в стороне и не попал под плазменный выброс. Пилот челнока, едва разобравшись в произошедшем, дал полную тягу и пошёл на сближение с погибающей станцией, но попытки состыковаться и снять уцелевших, ни к чему не привели из-за разрушенного шлюза и хаотического вращения станции. Единственное, что он смог сделать – это передавать на «Лагранж» картинку до самой последней секунды. После чего развернулся и увёл челнок прочь, не желая увеличивать скорбный счёт этого дня ещё на две человеческие души.
Мне рассказывали – уже потом, на Земле, – что Леонов все это время провёл в командном отсеке «Лагранжа» и слышал прощальные слова людей с «Кольца» за миг до того, как ледяная глыба смяла станцию, как пустую жестянку из-под пива. Не знаю, скольких лет жизни стоили Алексею Архиповичу те страшные часы – но скудная его шевелюра сделалась после этого совершенно серебряной…
К счастью, такие происшествия редкость. Но… масштабы проникновения человечества во Внеземелье растёт невиданными темпами; за пределами нашей планеты работают уже десятки тысяч людей, и недалёк тот день, когда счёт пойдёт на миллионы. При этом, увы, неизбежны и человеческие жертвы – их уже немало и будет ещё больше – недаром на чёрной плите монумента в Королёве нет ни одного имени, иначе скоро там не осталось бы свободного места…
А всё же, нельзя не признать: безопасность дальних перелётов, пожалуй, выше, чем у плаваний на крупных океанских судах. И дело не только в феноменальной (по сравнению с космическими, да и прочими летательными аппаратами «той, другой» реальности) прочности и надёжности конструкций. Хотя с тех пор, как отпала необходимость экономить на толщине обшивки и переборок, а так же на массе забрасываемого за пределы Планеты, оборудования, эти показатели почти сравнялись с таковыми у бульдозеров или, скажем, тепловозов. Главное, конечно, «батутные» технологии – ведь, случись какая-нибудь авария, достаточно зависнуть в Пространстве и вызвать с Земли ремонтную бригаду со всем необходимым оборудованием, запасными частями и специалистами, способными устранить неполадки в самые сжатые сроки. Причём не существует ограничений на габариты и типоразмеры – через «батут» легко пропихнуть практически всё, что может понадобиться, да и найти на складах Земли можно практически что угодно. Ну а в самом крайнем случае – несложно эвакуировать экипаж аварийного корабля через «батут», или, если тот не действует, погрузиться на лихтер и ожидать спасателей, которые способны добраться до места катастрофы практически из любой точки Солнечной Системы за считанные сутки. Для этого недавно введен в строй спасательный тахионный планетолёт «Амундсен» – насколько мне известно, он ни ещё разу не использовался по прямому назначению…'
«…не обошли неприятности – ничтожные, разумеется, на фоне трагедии 'Кольца-1» – и наш «Арго». После выхода из первой червоточины, (до Пояса Астероидов мы добирались в два прыжка, с промежуточной «остановкой» для определения координат и настройки тахионной торпеды) главный инженер объявил, что один из ионных двигателей барахлит. И если глубокоуважаемый Андрей Львович не хочет неприятностей, то лучше прямо сейчас, пока до Земли всего один прыжок, вызвать ремонтников. Капитан озадаченно нахмурился, буркнул под нос нечто неразборчивое и, как я подозреваю, не вполне цензурное, и согласился. В результате мы уже третий день висим примерно на уровне орбиты Марса (сама Красная Планета сейчас по другую сторону Солнца) и материм земных снабженцев, которые опять накосячили с номенклатурой запасных блоков. Решительно ничего в этой жизни не меняется – какой-нибудь клерк, формирующий груз для отправки за полтораста миллионов километров путается с номенклатурами запчастей точно так же, как его коллега, посылающий заказанные запчасти к тракторам «Беларусь» и картофелесажалкам в сельскую МТС…
К процессу ремонта меня и моих подчинённых не привлекали – специалистов хватало, что своих, из команды «Арго», что с Земли. Капитан, пользуясь неожиданной задержкой, приказал провести профилактический осмотр внешнего оборудования корабля, и прежде всего, шлюзового и швартовочного хозяйства – в предстоящей миссии именно на их механизмы придётся львиная доля нагрузки – и теперь я висел на внешнем корпусе и один за другим прощупывал переносным тестером электронные блоки, скрытые за многочисленными лючками. Такая работа не требовала особой сосредоточенности – отличить зелёный огонёк, сигнализирующий об исправности, от красного, сообщающего о неполадке, в состоянии даже корабельный кот Шуша, – так что у меня оставалось время для отвлечённых размышлений. Их плоды я после смены аккуратно заносил в электронный дневник – как эти вот строки, которые вы имеете удовольствие сейчас читать.
Почему, спросите, «отвлечённых»? Казалось бы, «Арго», по внешней обшивке которого мы ползали, словно муха по оконному стеклу, вполне конкретен, как и любой корабль во Внеземелье, за исключением тех, что не успели перекочевать с кульманов профильных КБ в эллинги орбитальных верфей. Но – именно этими, последними, только рождающимися в умах конструкторов инженеров-конструкторов и заняты сейчас мои мысли.
Подобно тому, как в индуистской мифологии земная твердь держится на спинах слонов, на двенадцати их ногах – так и освоение Внеземелья стоит на реакторных колоннах тахионных планетолётов. На настоящий момент их шесть единиц – два рейдера, наша «Заря» и американский «Дискавери», и четыре тахионных буксира, первым из которых стал французский «Сирано». Именно к этому классу относится и «Арго» – их задача состоит в доставке к другим планетам или планетоидам построенные на орбите Земли космические станции, оснащённые «батутами». Сами буксиры батутов не имеют; к точке назначения они идут при помощи тахионных торпед, возвращаются же через «батуты» станций. Тахионные буксиры – настоящие рабочие лошадки Внеземелья; за несколько лет, прошедших с того дня, когда «Заря» впервые доставила таким образом станцию в «Пояс Астероидов», они «развезли» по Солнечной системе не меньше полутора дюжин новых «бубликов», работавших теперь возле Юпитера, Сатурна и Нептуна. Что касается внутренних планет – каждая из них тоже успела обзавестись рукотворными спутниками, и даже Меркурий получил станцию «Гермес», которой, чтобы не быть испепелённой мартеновским жаром близкого светила, приходилось постоянно корректировать орбиту, прячась в тени планеты.
Задача рейдеров иная, более соответствующая творениям писателей-фантастов. Эти корабли-разведчики, подлинные первопроходцы Внеземелья, первыми добираются до какого-нибудь отдалённого уголка Солнечной Системы и разворачивают там комплекс исследовательских работ. Строго говоря, такой и должен был бы сейчас лететь к Полигимнии, однако, в ИКИ сочли, что имеющейся информации достаточно, чтобы перейти непосредственно к этапу освоения – и к астероиду решили сразу отправить полноценную станцию, выделив этого «Арго». Решение вполне логичное – в самом астероиде нет ничего примечательного, интерес для Земли представляли «сверэкзотические» элементы в его недрах. А с их поисками вполне могла справиться и планетологическая группа «Арго», возглавляемая Денисом Шадриным – не без помощи вашего покорного слуги, которому и предстояло возить на Полигимнию и обратно учёных с их приборами, оборудование для горных разработок, а потом и руду, содержащую заветные «сверхэкзоты», так нужные физикам-тахионщикам…
Между прочим, о тахионной физике – точнее о тахионном приводе кораблей, неважно, рейдеров или буксиров. Ходили когда-то по земным рекам, в том числе и по нашим Волге, Енисею, каналам Мариинской водной системы, необычные буксирные суда, называемые кабестанами или туерами. Пришедшие на смену бурлакам и конским упряжкам, волокущим баржи и лодки с грузами, они приводились в действие паровой машиной, которая, вместо того, чтобы вращать винт или гребные колёса, перематывала но большом барабане трос или цепь, проложенную вдоль реки.
Система эта, громоздкая, намертво привязывающая судно к упомянутой цепи, имела, тем не менее, и преимущества – прежде всего, простоту и надёжность в эксплуатации. Потому и ходили кабестаны по рекам до начала двадцатого века, да и сейчас попадаются кое-где.
К чему это я, спросите? А к тому, что нынешний наш способ передвижения при помощи тахионных торпед чрезвычайно напоминает эти вот туеры-кабестаны. Или, если хотите, знаменитого барона Мюнхгаузена, вытащившего себя из трясины вместе с лошадью за косицу парика… В любом случае, средство передвижения наших тахионных планетолётов находится, как и у буксиров-кабестанов, снаружи, а не внутри корабля, и выход их этого технологического тупика обещали те самые «сверэкзотические» элементы, за которыми мы летим сейчас к астероиду 33 Полигимния…'
* * *
В наушниках зашипело.
– Вышка – Крабу Первому, как слышите?
– Вышка, слышу вас хорошо. – отозвался я.
– Краб Первый, сколько вам ещё возиться?
– Вышка, я Краб Первый, уже закончил, осталось задраить тут всё, и готово.
– Вышка – Крабу Первому. Возвращайтесь скорее. Ремонтники закончили, собираются отбыть через «батут». Старт к Полигимнии через час, так что поторопитесь!
– Принято, Вышка, отбой!
Я щёлкнул крышкой сервисного лючка, проверил, крепко ли держится фиксирующий винт. Всё было в порядке. Тогда я оттолкнулся и, перебирая страховочный линь, поплыл к шлюзу, по контуру которого весело перемигивались зелёные огоньки. Полёт продолжался.
Конец первой части
Часть вторая
Следы на песке
I
Рисунок был хорош. Чёрно-белый, на кремовой бумаге, выполненный то ли карандашом, то ли углём – Дима слабо разбирался в таких тонкостях, – он был вставлен в паспарту в обрамлении узкой чёрной рамки.
– Это Шарль прислал, месяца за три до вашего полёта в Пояс Астероидов. – объяснил Крапивин. – Раньше он висел у нас в капитанской, а когда стали собираться сюда – решили подарить вам. Пусть будет здесь, верно?
Окружавшие Командора крапивинцы – трое ребят и две девчонки, все в оранжевых рубашках и с чёрными беретами, засунутыми под узкие погончики, – закивали – верно, мол, пусть. Ещё трое, в разноцветных комбинезонах с и эмблемами «юниорской» программы рассматривали подарок с некоторым недоумением.
– А почему именно «Три мушкетёра»? – спросил один из них, высокий, лет шестнадцати, парень с нашивками третьего курса. – Нет, мы знаем, конечно, что Шарль был потомком какого-то там графского рода – но почему именно Дюма?
– Ну, род д’Иври никогда не был графским. – добродушно заметил Командор. – Хотя кто-то из предков Шарля состоял был лейтенантом мушкетёров в гвардейской роте Людовика Тринадцатого. Когда ваши друзья – тут он улыбнулся Диме, – впервые побывали у нас, то видели наши фильмы, в том числе и «Три мушкетёра», старый, ещё шестьдесят шестого года. Шарль тогда фехтовал с ребятами. А когда «юниоры» через год, или полтора снова посетили «Каравеллу», то передал с ними подарок две настоящие мушкетёрские шпаги. Настоящие, между прочим, из оружейной родового замка, такие носили королевские мушкетёры…
– Они у нас в капитанской – подтвердил каравелловец. – В пирамиде стоят, возле флага. Острющие!..
Дима склонился к рисунку. Художник изобразил знаменитую четвёрку на парижской улице – Портос, огромный, с массивной пряжкой на перевязи, в шляпе с длинным пером и панталонах, украшенных легкомысленными бантами, – Арамис, держащий под руки его и идущего слева Атоса, сам граф де Ля Фер, на узком аристократическом лице которого застыло недовольное выражение. Крайним слева шёл юный д’Артаньян, и на ходу приветствовал парижан, размахивая над головой букетом трофейных шпаг.
– Это работа известного французского художника-иллюстратора Мориса Лелуара. – пояснил Крапивин. – В самом конце девятнадцатого века м в Париже выпустили юбилейное, к пятидесятилетию выхода романа в свет, издание «Трёх мушкетёров», так он его иллюстрировал. Этот рисунок был один сделан для того издания. Оригинал, не копия – Лелуар подарил его прадеду Шарля, с которым был близко знаком, в 1914-м году. Потом о рисунке забыли – неудивительно, если вспомнить, что творилось тогда в Европе! – и он пылился в библиотеке замка д’Иври, пока Шарль его не разыскал и не послал нам.
– Шарль никогда не был здесь, на станции. – негромко произнёс Дима. – «Артек-Орбиту» открыли незадолго до того полёта, я как раз собирался сюда, когда его встретил…
– Уверен, ему бы здесь понравилось. – Командор осторожно тронул собеседника за плечо. – А сейчас, может, устроите нам экскурсию? Знали бы вы, как мы обрадовались, когда получили приглашение посетить станцию, как ждали, как готовились к визиту!
– Да, разумеется, Владислав Петрович. – Дима мотнул головой, словно стряхивая воспоминания. – Только, может, обойдёмся без общей экскурсии? Наши «юниоры» сейчас разберут каравелловцев, поводят их по станции по станции, во все уголки заглянут, покажут всё, что тут есть интересного… Потом обед, а после – соберёмся в аудитории и поговорим, обстоятельно, никуда не торопясь. Подходит вам такая программа?
– Конечно! – писатель широко улыбнулся. – А пока они тут осматриваются, мы с вами побеседуем. Очень меня интересует, как наши выпускники? Сколько их тут у вас – пятеро, шестеро?
– Семеро. – Дима улыбнулся. – Ещё девять человек учатся в разных ВУЗах на космических специальностях, а трое уже работают во Внеземелье. Пойдёмте в вожатскую, я всё вам расскажу…
И шагнул в сторону, пропуская гостя в проём люка.
* * *
– А как остальные ваши мушкетёры? – спросил Крапивин.
– Почему мушкетёры? – удивился Дима. Они с Командором устроились в одной из четырёх кают-компаний станции. – Их же четверо было, а мы тогда приехали… постойте… да, ввосьмером!
По случаю середины учебного дня в «вожатской» (так здесь прозвали малую кают-компанию, предназначенную для педагогического состава) было пусто, только в дальнем углу Светлана, куратор младшей «юниорской» группы корпела над графиками мероприятий. Диме же, как и его подопечным из учебной группы «4-А», предоставили по случаю визита каравелловцев однодневный выходной.
– Дело не в количестве. – писатель улыбнулся. – И даже не в фехтовании, хотя ваш Шарль вместе с Алексеем изрядно нас тогда впечатлили. Мы ведь до тех пор занимались исключительно со спортивными шпагами и рапирами, а после того вашего визита заказали макеты старинных шпаг и палашей их стеклотекстолита – тяжёлые, не такие гибкие, с совсем другой динамикой. Считайте, заново пришлось учиться!
Дима кивнул. Пристрастие Алексея Монахова, как и погибшего Шарля к фехтованию было общеизвестно – недаром именно Лёшка основал «сайберфайтинг», новый вид спорта, весьма популярный во Внеземелье. Кстати, сделал он заметку, надо будет сводить гостей в тренировочный зал и дать возможность вволю покувыркаться в невесомости и помахать светящимися пластиковыми палками…
– Понимаете… – продолжал гость, – когда вы во второй раз приехали к нам в Свердловск, а потом наши ребята поступили в 'юниорскую программу Проекта – кто-то пошутил, что многие мечтают попасть туда, как д’Артаньян мечтал поступить в королевские мушкетёры. Ну и пошло – даже рекомендательные письма писали, шуточные, как отец гасконца написал де Тревилю.
– А потом письмо забрал у гасконца граф Рошфор. – Дима кивнул. – Я имел дело кое с кем из каравелловцев – например, с Серёжкой Лестевым. Он был с нами на «Заре» в Поясе Астероидов, а после около полугода занимался здесь, на «Звёздном». Это был первый набор на станцию, и я тогда только-только приступил к своим обязанностям…
«Звёздным» или «дружиной 'Звёздная» прозвали станцию «Артек-Орбита», официально считавшейся одним из подразделений главного пионерского лагеря страны.
– Между прочим, Серёжа, когда писал о ваших приключениях в Поясе, благодарил за камушек, который я ему дал. – сказал Командор. – Уверяет, что он приносит удачу, и только из-за него он не сплоховал в стычке с японцами.
Дима пожал плечами.
– Мне он об этом не рассказывал – ни тогда, на «Заре», ни здесь, на «Звёздном». А что за камешек?
– Сувенир от Алексея Монахова. Он тогда подарил мне два камешка – один он отколол от каменной глыбы на поверхности Луны, а другой он выковырял из щели в панцире подстреленного олгой-хорхоя. Говорил – раз сами электрические червяки явились из другой звёздной системы, то и камешек оттуда. Кусочек Луны я сохранил, а этот, «звёздный» отдал Серёжке, когда тот уезжал в Москву, в юниорский Центр Подготовки. Сказал – пусть камешек всё время напоминает ему о звёздах, и тогда он и сам наверняка туда попадёт.
– Понятно. – Дима кивнул. – Между прочим, с этими камешками связана забавная история. Когда туши олгой-хорхоев изучали на лунной базе «Ловелл», между кольцами их панцирей наковыряли множество таких образцов. Рассортировали, разложили в несколько пакетов и отправили на Землю, для изучения. Там один вскрыли пакет, взяли на пробу несколько образцов. Изучили – и написали в заключении, что это обыкновенные образчики лунных пород и реголита, ничем не примечательные и никакого интереса не представляющие…
– Но как же так? – удивился писатель. – Они даже на вид разные – лунный камешек серый, зернистый, с острыми краями, а этот – бурый, пористый, округлый, словно обкатанный в прибое.
– Видимо, вскрытый пакет содержал по большей части лунные образцы. Олгой-хорхои проползли по лунной поверхности больше километра, нахватались по дороге всякого мусора – реголита, каменного крошева… Ну, а те, кто проводил анализ, не разобрались, решили, что и в остальных то же самое. В итоге образцы попросту выкинули – реголита на Земле полным-полно, его даже в сувенирных магазинах продают в прозрачных таких коробочках, с надписью «Привет с Луны». А когда опомнились, стали искать – ничего найти не с могли. А Алексей, значит, сохранил образец?
– Полагаю, он до сих пор у Серёжи. – сказал Крапивин. – Надо будет ему написать, пусть побережёт…
– Да, лучше так и сделать. – согласился Дима. – Я тоже черкну ему пару строк. Лестев сейчас на марсианской базе «Большой Сырт» – там есть химическая лаборатория, пусть проведут анализы. Может, и правда, выяснится что-нибудь интересное?
* * *
– Использовать «батуты» для поисков «звёздных обручей» предложил астрофизик Валерий Леднёв. Он же первым опробовал этот метод на практике…
Дима подошёл к матовой стеклянной доске, на которой при помощи подвешенного под потолком диапроектора картинка, изображающая фрагмент Пояса астероидов.
– Суть метода заключается в том, что в «батутах» генерируются колебания тахионного поля. И если они совпадут с частотами колебаний скрытого «обруча» – возникает своего рода резонанс, порождаемый явлением, которое Леднёв назвал «теневой червоточиной». Засечь её крайне сложно, и то, что сделать это удалось чуть ли не с первой попытки, нельзя объяснить ничем, кроме немыслимого везения. Так или иначе, взяв засечки из разных точек, можно, используя триангуляцию, получить координаты искомого объекта.
Он провёл жировым карандашом по стеклянной доске три линии, пересекающиеся в одной точке.
– Эти пеленги были взяты Леднёвым и его сотрудниками с борта «Зари»; для этого они использовали особым образом перенастроенный «батут» планетолёта. Результатом стало получение координат в одной из областей Пояса Астероидов, называемой "Семейство Хильды'. Дальнейшее, полагаю, вам хорошо известно.
Аудитория, состоящая примерно поровну из каравелловцев и «юниоров» согласно загомонила – «да, мол, известно, а как же!..» Крапивин – он сидел за столиком рядом с Димой, – нахмурился и постучал карандашом по стоящему перед ним стакану с водой.
– Кое-кто, однако, полагает, что дело тут не в везении, а громадных размерах «обруча». – продолжил Дима, дождавшись, когда шум стихнет. – Во всяком случае, в течение последних нескольких лет было предпринято множество попыток засечь местоположения других «звёздных обручей» пользуясь методом Леднёва, но они раз за разом не давали результатов. Это могло означать, что либо подобных объектов в Солнечной системе больше нет, либо те, кто предполагал наличие связи между размерами «обруча» и мощностью генерируемых им колебаний тахионного поля правы, и исследователи просто не в состоянии их засечь. Леднёв, так же придерживавшейся этой гипотезы, не оставлял надежды – и вот, несколько месяцев назад были получены первые результаты. Пеленг, взятый с «Зари» (планетолёт с его модифицированным «батутом» передали исключительно для этих поисков) проходил из района астероида Церера к планете Марс и дальше, в межпланетное пространство. Это, разумеется, могло означать что угодно – мы уже сталкивались с тем, что строители «обручей» помещали свои изделия в пустоте, вдали от сколько-нибудь значимых космических объектов, примером тому может служить хотя бы «обруч», найденный в «засолнечной» точке Лагранжа. Так что «Заря совершила три скачка – на полторы, три с половиной и пять астрономических единиц – каждый раз производя пеленгацию на частоте гипотетического 'обруча». И все три новых пеленга указывали на Марс!
Картинка на доске сменилась – теперь это была схема Солнечной Системы. Дима стёр со стекла начерченные ранее линии и нанёс три новые – на этот раз они пересекались с орбитой Марса.
– А почему пеленги указывают разные точки на орбите? – спросил каравелловец, сидевший в первом ряду. В ответ задние ряды, где устроились «юниоры», загудела ироническими смешками.
– Кто-нибудь хочет ответить? – предложил Дима. – Кто-нибудь из гостей, разумеется, остальным это уже успели объяснить.
И бросил строгий взгляд на своих подопечных. Те немедленно утихли.
– Можно я? – руку тянул вихрастый парнишка лет четырнадцати из второго ряда. – Видимо, пеленги брались с интервалами по времени, а Марс не стоит на одном месте, движется по своей орбите. Вот и получилось, что все три пересекаются с ней в разных точках!
– Совершенно верно! – Дима улыбнулся. – Во время поисков в «семействе Хильды» пеленги брались с минимальными временными интервалами, а на этот раз между ними по причинам сугубо технического порядка – новые методики, разработанные Леднёвым, и применяющиеся на «Заре», требовали каждый раз заново перенастраивать «батут» и корректировать программу поисков, – походило больше двух недель. Дальнейшее, как вы уже догадались, было делом простейшей геометрии и небесной механики. Оказалось – да, действительно, «теневая червоточина», возникающая в момент пеленгации между «Зарёй» и объектом поисков, с математической точностью указывала на Марс. Сомнений, таким образом, рассеялись – «звёздный обруч» спрятан на Красной планете, и именно там следует его искать. И тут начались новые сложности – такая огромная тяготеющая масса, как планета, делала попытки более точной пеленгации бесполезными, и астрофизикам «Зари» пришлось заново перенастраивать корабельный «батут», чтобы использовать его на манер миноискателя. Теперь планетолёт кружит по орбите Марса, а конус создаваемых его «батутом» колебаний тахионного поля как бы просвечивает поверхность планеты. Дело это небыстрое и не дающее достаточно точных результатов, поэтому работать им приходится в связке с наземными командами – всякий раз, когда на «Заре» получают обнадёживающие данные, те выезжают на место и начинают поиски другими способами – например, при помощи магнитного, ультразвукового или сейсмического зондирования. Леднёв же сейчас на спутнике Марса, Деймосе – там вводят в строй новую тахионную лабораторию, и он руководит всеми работами, попутно координируя действия «Зари» и поисковых групп на планете. На настоящий момент успели проверить около пяти процентов поверхности Марса, и работы продолжаются, не прерываясь ни на час!
– Всего пять процентов?– спросила девочка из первого ряда. В голосе её угадывалось разочарование. – Так мало? Это сколько ещё ждать, когда найдут?..
– Долго. – не стал спорить Дима. – Месяцы, возможно годы. Не забывайте, мы имеем дело с целой планетой. Марс, конечно, меньше Земли, но всё же это огромные неисследованные территории, на которые не ступала нога человека, настоящая «Терра Инкогнита», как говорили наши предки. К тому же, сам процесс поисков сопряжён с немалым риском – кто знает, что может там встретиться – одни легенды о «летающих пиявках» чего стоят!
Он сделал паузу, наблюдая, как загорелись глаза слушателей. Непременно каждый из них – неважно, каравелловец, или «юниор» – воображает себя на месте отважных марсопроходцев, шагающих по пескам Красной планеты навстречу неведомым опасностям. Давно ли она сам был таким… да и сейчас, если честно, остался…
– Да, работа предстоит огромная. – подвёл он итог. – Но теперь мы точно знаем: ещё один «звёздный обруч» скрывается где-то там, на Марсе, и мы обязательно его отыщем. Теперь уже – наверняка!
