Текст книги "Петрушка — душа скоморошья"

Автор книги: Борис Привалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Хорошо кузнецу!

Кандалы только трусу страшны.

(Старое присловье)

Случилась с Петрухой нервная горячка. Горел весь, никого не признавал, бредил, заговаривался.

В бреду-то всё и рассказал – почему от ватаги ушёл, какое с ним горе в дороге случилось.

Скоморохи всё с полуслова понимали – о их жизни речь. А прочие, кто в яме сидел, те толком и не разобрались – какие-то медведи, Потихони, Безобразовы да золото мальцу чудились. Одно слово – бред.

Кострюк и Ерёма каждый день в связке выходили, трав каких-то приносили, настоек. Отпоили, выходили парня. На пятый день полегчало, в сознание вошёл, заговорил, как прежде, – звонко, по-хорошему.

Скоморохи с ним долго шушукались в своём углу ямы.

– Кто украл выкуп, пусть заживо сгорит, – сказал Ерёма. – Чего потеряно – не воротишь. Какие люди-то погибли – вот кого жалеть надобно.

– Жалостью дела не поправишь, – пригорюнился Кострюк. – Нужно тех спасать, кто, ещё живой. Безобразова мы, Петрушка, знаем. Зверюга дикий, а не человек. Кроме денег, никакого разговора не признаёт. Скупей его я в жизни не видывал боярина.

– Встречались с вельможным боярином, свет Безобразовым, встречались, – качал головой Ерёма. – Как тогда в его яму не попали, дивлюсь.

– Спасать стариков нужно от Безобразова, – продолжал Кострюк. – Всенепременно. А для этого тебе, Петрушка, нужно вольным быть. Смекнёшь – авось ещё какое-нибудь «чудо» придумаешь.

– Может, отпустит воевода нас? – с надеждой произнёс Петруха. – Пообещаем ему денег немного, заработаем на базаре.

Но оказалось, что воевода-то, может, и отпустил бы, да стражники не желают расставаться с выгодными и доходными арестантами.

По слухам, которые дошли до скоморохов, воевода распорядился – ещё в первый день – так: пусть посидят в яме да на цепи походят, в ум войдут, забудут, как народ на бояр наущивать.

Теперь уже только от стражников зависело, сколько времени скоморохов в яме держать: неделю, две, три.

Петруха тут же кукольный разговор сообразил:

«Спрашивает кукла Воевода странника:

– Ну, как, мол, сидят глумцы?

Стражник головой в пол:

– Сидят, воевода-батюшка, уже почти в ум пришли!

– Вот, когда совсем поумнеют, – отвечает Воевода, – тогда пусть убираются подальше!»

Посмеялись, снова завздыхали.

– Так и до лета досидеть можно, – сказал Ерёма. – Арестант – он есть-пить не просит, сам корм добывает. Да ещё барыш приносит! Я бы стражником был, полную яму одних скоморохов держал, право слово!

– Надо помочь Петрушке уйти отсюда, – решил Кострюк. – Нам, конечно, за него сидеть подоле придётся, да уж, видно, так на роду написано нам с тобой, Ерёма, не нынче оседлыми стать…

– Подумаешь, печаль! – воскликнул Ерёма. – Сорок зим об этом думали, ещё зиму подумаем!

План бегства скоморохи обсудили раз сорок, обо всякой мелочи позаботились, чтобы осечки не вышло.

Гусляр – калика перехожий – всё по базару ходил. Он с Кострюком и Ерёмой каждый день встречался, разговаривали, даже ссорились.

Петруху заставляли в яме с куклами работать – сцены повторять, пальцы разминать, новые скоморошины придумывать.

После болезни, на третий день, когда Петруха ногами окреп, попросил Кострюк стражников вывести парня воздухом подышать.

Стражники обрадовались – уж очень болезнь Петрухи их по карману била.

На четвёртый день Петруха с Кострюком пошли в связке. Взяли с собой четыре куклы – Скомороха, Попа, Цыгана и Лошадь. Перед выходом из ямы надели на куклу Скомороха новый колпак – перекроили его из того, что от вора сипатого остался. На самый колпачный кончик бубенец приделали. Скоморох головой мотает – бубенец звенит.

– Пропадай моя голова с колпачком и бубенчиком! – кричит пронзительно, на весь базар, Скоморох.

А пропадать есть отчего: не может Скоморох на Лошадь купленную сесть. Хитрый Цыган сковал Скомороха и Лошадь цепью. Скомороха – за руку, Лошадь – за ногу. Так они и ходят вдвоём – друг друга терзают: то Лошадь тащит Скомороха, то Скоморох тащится за Лошадью.

Эту сценку Кострюк с Петрухой должны были показать возле кузнечного ряда.

С кузнецами всё время велись разговоры – то через гусляра, то через знакомых торговых людей – о том, как быстро сбить цепь с ноги арестанта. И хотя скоморохи, казалось, уже всё сообразили, Кострюк решил ещё одну проверку сделать – на куклах.

– Коли что не так будет получаться, – сказал Ерёма, – кузнецы подскажут. А стражники и не сообразят: подумают, что это просто так, обычные крики…

Кузнецы смотрели кукол, хохотали, дивились скоморошьей несообразительности. Скоморох плакал, бубенчиком тряс и приговаривал:

– Пропадай моя голова с колпачком и бубенчиком! Как только моя лошадь побежит, так я и умру!

– Да раскуйся ты, парень! – крикнул кто-то из кузнецов. – Это же проще простого!

– Как же я раскуюсь, – плаксиво спросил Скоморох, – когда у меня кузницы нет! Кузнецу хорошо, а вот я даже не могу руки поднять… руки поднять…

– Возьми два камня, – посоветовал другой кузнец, – да на один цепку свою положи, а другим по ней стукни.

– Ваши-то цепи слабой спайки, – добавил третий, – шов сразу и треснет. Засовывай в щель клин, бей крепче. С третьего удара звено развалится! Ну, а браслет тебе любой кузнец сымет!

– Дайте камень! – завопил Скоморох. – Дайте камень!

Когда нашёлся камень, он вместо цепи так ударил по Лошади, что та свалилась замертво.

Стражники смеялись вместе со всеми.

А один даже вступил в спор с кузнецом: разбивать-де цепь нужно не так, а ударяя кувалдой по стыку звеньев, расплющивать их кольца.

Когда Скоморох расковался и кукольная потеха закончилась, бубен был пущен по рукам, а выручка поделена между стражниками и скоморохами. Кострюку опять разрешили поговорить с гусляром.

Петруха складывал куклы и перемигивался с кузнецами.

«Кузнецу хорошо! – думал он. – Работа красивая, силы много, попробуй такого обидь! Он любому стражнику шею свернёт. И цепи ему не страшны. А как я, когда нужно будет, с цепью-то управлюсь?»

Гусляр куда-то исчез. Кострюк потянул за цепь – пошли, мол, за едой.

Побродили по рынку, купили немного съестного.

– Чего так мало? – спросил Петруха. – Ведь ещё деньги есть.

– Чудак человек! – удивился Кострюк. – Тебе ж на дорогу каждую полушку вот уже неделю копим!

…Скоморохи много успели сделать, пока Петруха болел: и возчика отыскали и весь побег сладили.

Когда вернулись в яму, Кострюк рассказал наконец Петрухе подробности о своём сговоре с гусляром.

Гусляру Кострюк передаст все куклы – есть надёжный дом, куда тот их отнесёт. Туда же сразу должен явиться Петруха после побега.

– С куклами тебе не убежать – их целый мешок, гляди-ка! – Ерёма показал собранный заплечный мешок, который ничем не отличался от обычных торб и кошелей, ютившихся на спинах мужиков. – А без них плохо: кукла всегда выручит, всегда поможет, в беде не кинет, сам знаешь!

– Их нужно уметь складывать, дело-то хрупкое, – наставлял Кострюк. – Ну-ка, Петрушка, вынь всё из мешка и снова в него положь!

Пока Петруха снова и снова складывал куклы в мешок, Кострюк, почти касаясь губами уха, шептал:

– Обруч брось, гусляр тебе новый даст, складной, на верёвочках сделанный. Прятать его легко – раз-два и в мешок. Палки-распорки тоже у гусляра получишь. Одну – на плечо, под узелок, другую – как посох, в руку. Теперь слушай и примечай, как до того дома бежать, где гусляр тебя ждать будет… Там и сани попутные есть – поедешь в Колядец.

Скоморошьего наряда для себя Петруха не хотел брать.

– Когда я обруч над собой ставлю, – сказал он, – всякий видит, что сейчас куклы будут. А без кукол приметным мне не след быть… Куклы спрятал – и как все, поди догадайся, скоморох я или прохожий…

Денег оказалось не так уж мало. «Яма, видно, – подумал Петруха, – пока я болел, ела впроголодь».

…Побег прошёл как по маслу. Ерёма, когда связка – Кострюк с Петрухой – отошла, стал звать на помощь:

– Убивают! Караул! Спасите!..

– Подрались арестанты! – остановился стражник. – Ну, я их сейчас усмирю! – И он вернулся к яме.

Второй стражник повёл связку дальше.

Толпа окружила кукольника так плотно, что ног Петрухи стражнику видно не было. Да ещё Кострюк занимал стражника всякими скоморошинами – пел, на дуде играл и даже приплясывал.

Петруха свистел – разливался соловьём, щеглом, жаворонком.

Видна была над толпой только верхняя часть ширмы – вот-вот выглянут из обруча Скоморох и Цыган.

Но они не появлялись. И птичье пение замолкло.

– Что, твой товарищ заснул там? – спросил Кострюка стражник.

– Может, снова ему худо сделалось? – ответил вопросом на вопрос Кострюк, с неподдельным беспокойством посмотрел в сторону кукольника и подёргал закованной ногой – легко, цепь тянется! Значит, там вместо кукольника только обруч, юбкой обтянутый, стоит, а Петруха уже цепь разбил…

Прибежал второй стражник, вошёл в толпу, стукнулся ногой о камень-валун.

– Кто тут камней наворочал? – крикнул стражник и потянулся к ушибленной ноге. А когда наклонился, то увидел рядом с камнем расколотое звено цепи.

– Держи! Убёг!.. – закричал он испуганно и закрутился на месте с распахнутыми руками, не зная, кого хватать, куда бежать.

Кострюк, заслышав крик, обхватил стоящего рядом второго стражника и тоже закричал:

– Смотрите, люди добрые, я не бегу! И меня не держат, я держу!

Базар зашумел ещё пуще, крики послышались со всех сторон:

– Держи! Лови! Вор!..

Кто-то из торговцев ухватил своего покупателя, один мужик повалил другого, нищие кричали, как стая воронов, – ничего не разобрать.

– Догонишь тут, – махнул рукой стражник, которого держал Кострюк. – Ищи ветра в поле!

– Придётся о беглеце воеводе сказать, – боязливо молвил второй стражник. – Сыск учинить на него надобно! Как утёк… Прямо из рук!

– Жалко… Сколько мы из-за этого кукольника винца попили! – сказал первый стражник. – Иди в яму! – толкнул он в спину Кострюка. – Теперь нам будете три четверти сбора отдавать, глумцы, бесовское отродье, нет у вас ни стыда, ни совести…

Скоморох попадает в плен

…Посмотрел царь Собака во третий раз

И во третий раз ничего не узрел:

Где стоял скоморох – там уж нет никого…

(Из былины «Вавила и скоморохи»)

Большой город Колядец!

Казалось, будто полыхал над городом пожар, – так ярко сверкали купола церквей и соборов. Красной зубчатой лентой вилась по холму стена кремля. Крыши богатых домов щетинились железными гребнями, шпилями, коваными замысловатыми фигурками. Искрились, как речная рябь на солнце, слюдяные и стеклянные оконца.

Сани, на которых ехал Петруха, миновали городские ворота, свернули с мощёной дороги, запетляли по узким уличкам, среди куч талого снега и грязи.

Молчаливый возница, который за день пути едва три слова молвил, остановил сани возле невысокого забора. Из-за него выглядывал конёк крыши, покрытой лежалым снегом.

Тотчас же гулко забрехали собаки. Ворота отворились не сразу, а после того, как возница отстучал по ним кнутовищем какие-то условные сигналы.

– Кто ж с этой стороны заезжает? – строго спросила высокая широкоплечая женщина. – Дороги людской не знаешь, что ли?

И она посторонилась, пропуская сани.

Двор оказался небольшим и сплошь заваленным бочками разных размеров. Они лежали, стояли, были втиснуты одна в другую.

Отхлынувшие от ворот собаки залезли в пустые лежащие бочки и брехали оттуда.

«Вот почему у них такой гулкий лай!» – догадался Петруха. И не удержался, тявкнул в ответ. Собаки недоуменно на миг примолкли, потом, все сразу, вновь залаяли.

– Привёз тебе, Маланья, поклон от кума Кузьмы, – сказал возница, – да Петрушку-скомороха в придачу. Поживёт у тебя малость, пока осмотрится.

Маланья внимательно оглядела Петруху: неказист, длинноносый, вихры словно кудель. На месте спокойно не стоит, словно его щекочет кто.

– Смотри не обижай парня! – продолжал возница. – У него здесь дело большое, доброе!

– Скоморохов обидишь! – подмигнув Петрухе, широко улыбнулась Маланья. – Они люди дошлые, расторопные, на язык кусачие.

– А меня в другие ворота выпусти, – произнёс возница. – Недосуг мне.

– Ты хоть коня-то пожалей! – воскликнула Маланья.

Но возница так сурово взглянул на неё, что она пожала плечами – мол, вольному воля! – и зашагала по снежному месиву к противоположным воротам.

– Тут тебе, Петрушка, покойно будет, – подавая Петрухе с саней мешок и палки, произнёс возница. – Живи сколь захочешь. У Маланьи мужик скоморохом был, да помер тому две зимы. Смекай, парень: ежели, упаси бог, что худое случится, я тебя на дороге подсадил, ты богомазом назвался… Но-о!

Возница кивком головы простился с Петрухой и, ударив коня кнутовищем, вылетел в распахнутые Маланьей ворота.

Петруха успел разглядеть рыночную площадь, людей. Обычно дома, примыкающие к рынку, часто имели два въезда-выезда – на всякий случай.

– Пойдём, скоморошек, в избу, – по-матерински заботливо проговорила Маланья. – Не век же на морозе стоять!

В доме сладко пахло хмелем и солодом. Потрескивали в светцах сосновые лучины.

Два брата Маланьи – такие же, как она, рослые, широкоплечие – возились возле больших жбанов.

«Пиво варят», – догадался Петруха.

– Парень от кума с поклоном! – весело сказала Маланья, вводя Петруху. – Прошу любить и жаловать!

Пристроили гостя на лавку, за печь, в полутёмный, тёплый закуток.

Разобрал Петруха мешок. Вынул обруч складной, кукол осмотрел. Хорошо доехали, ни одна не раскололась. Но долго ли вообще-то глина продержится? Нужно у стариков спросить. Говорят, глину на огне закаляют, тогда она дольше служит…

Улёгся Петруха на свой новый зипун, снял новые сапоги. Гусляр Кузьма переодеться заставил. «Приметы спутать нужно, – пояснил он, – чтоб вид у тебя городской был!» Дал ещё Петрухе Кузьма бубен и гудок. Сказал: «Тебе одному работать, сам перед представлением играть будешь!»

Немного саднила нога – там, где чугунный браслет был. Видно, когда сбивали цепь, камнем ногу задели. Да ещё потом, когда Кузьма ногу из браслета высвобождал, оцарапали.

«В Колядце своим разумением, Петруша, обходиться будешь!» – вспомнились слова Кострюка.

«Что ж, всё при мне! – подумал Петруха. – А смекалка, как говорят, и на голом камне огород вырастить может! Нужно узнать о боярине Безобразове побольше. Расспросить народ, послушать стариков…»

Спать не хотелось. Хозяева ворочали бочки, переливали. Пиво булькало, шипело. В бочках слышались возня, вздохи – бродил хмель. По потолку гуляли кривые тени братьев-пивоваров.

Чтобы не терять зря времени, Петруха надел на руку Скомороха и пошевелил пальцами. Скоморох игриво повёл плечами, тряхнул головой.

«Как перехитрить боярина Безобразова? Как к нему подступиться? Надобно, видимо, к нему в дом попасть… или поговорить с кем-нибудь из челяди… Торопиться нужно. Как-то там старики скоморохи, живы ли ещё?..»

А кукла тем временем вертелась, крутила головой, приседала, кланялась, руками всякие кренделя выписывала.

Петруха пересадил Скомороха с одной руки на другую, снова заставил его размахивать руками, головой, танцевать, падать.

И вдруг почувствовал Петруха, что он в этом тёплом закутке не один.

Кто-то ещё был рядом с ним – невидимый.

Петруха поднял глаза и встретился с горящим азартным взглядом свесившегося с печки маленького человечка.

– Иди сюда! – тихо сказал Петруха.

И кукла Скоморох поклонилась, помахала руками, пропищала тихонько:

– Прошу любить и жаловать!

Мальчуган, не сводя восторженных глазёнок с куклы, слез с печи на лавку. Уселся возле Петрухиных ног.

По-прежнему не отрывая взгляда от игрушечного Скомороха, он сказал:

– Я в бубен умею бить. Когда у нас скоморохи бывают, мне всегда в бубен дают бить.

Выяснилось, что мальца зовут Васяткой и что кукол он никогда не видел.

– Хочешь поиграть? – спросил Петруха. – Давай руку. Вот так: средний палец сюда… Этот – сюда… Э-э, Васятка, да у тебя пальцы-то коротковаты!

Васятка шевелил пальцами, но Скоморох его не слушался – голова куклы едва-едва шевелилась.

– Я тебе маленькую куклу сделаю, – пообещал Петруха. – Чтоб как раз по руке была! А завтра ты мне поможешь: будем искать доску от бочки.

Петруха решил выступить на воскресном гулянье с новой сценой – «Дуплянское чудо». В ней скоморох перехитрит попа, заставит долгогривого сделать по-своему… Интересно может получиться! А вот для «дупла» нужна доска. Если вырезать в ней дыру, ветки приделать – «дерево» будет хоть куда!

– Парень, не спишь ещё? – спросила Маланья. – Вечерять иди. – И шутливо добавила: – А то ещё скажешь, как скоморохи говорят: «Без нас пиёте, а нас не зовёте!»

Ели кашу, запивали пивом, стоял на столе чугун с варёными яйцами, разломанный каравай.

После еды жизнь в пивоварне начала постепенно затихать. Угомонился Васятка. Заснули братья-пивовары. Последней легла Маланья – сбегала, ещё раз проверила запоры на воротах, что-то переставила, повозилась с опарой, наконец погасила лучину.

Стало слышно, как, грохоча деревянной колотушкой, сторож на рынке обходит лабазы, лавки.

«Велик, верно, базар в Колядце! Вон, только один сторож прошёл, второй уже стучит с другой стороны…» – подумал Петруха засыпая.

…Утром возле городского кремля, на реке, молодёжь начала гулянье.

Парни, подбадриваемые криками друзей, боролись, стараясь повалить друг друга на покрытый снегом лёд.

Другие стреляли из луков. Мишенями служили шапки, повешенные на вбитые в лёд колья.

Третьи метали копьё в нарисованный на льду круг.

Вдали высилась оставшаяся ещё с масленой недели ледяная гора, вокруг которой толпился народ.

Петруха надел широкополую шляпу Грека. Привязал бубен так, чтобы локтем удобно было бить, заиграл в гудок. Васятке, который увязался за ним, дал палки и обруч.

Сразу же вокруг них собралось несколько человек. Пошли Петруха с Васяткой, двинулись следом и зрители.

Когда Петруха подошёл к берегу реки, где шло гулянье, за ним уже шествовала большая толпа.

– Скоморох-то один! – удивлённо говорили вокруг.

– Что ж он представлять будет?

– Чудно́! Хоть бы медведь какой с ним был!

Петруха остановился под стеной кремля, кончил играть и быстро водрузил над головой свой шатёр.

– Кукольник! – зашумели зрители.

– Сейчас будет Цыган с Лошадью.

– Хитрый мужик!

Но появился не известный никому Скоморох и смешным, пронзительным голоском заверещал приветствие собравшимся.

Неожиданности продолжались. Не увидели зрители Цыгана, Лошади, Хитрого мужика. Зато показался над обручем толстый Поп.

Начался разговор Скомороха с Попом тихо, мирно и закончился ссорой: Поп обобрал Скомороха и ни в какую не хотел возвращать денег.

Тогда Скоморох решил проучить Попа.

Он рассказал скряге Попу о «дуплянском чуде», которое в лесу в дупле сидит, по-соловьиному свистит, по-звериному рычит, предсказывает будущее и даёт советы.

К дереву, в дупло которого спрятался Скоморох, подходят Воевода, Стрелец, Поп.

Скоморох ссорит их между собой, издевается над ними.

В конце концов Поп кладёт в дупло все свои деньги, а Скоморох их забирает. Но Поп, подсмотрев, как Скоморох вылезает из дупла, зовёт Стрельца, чтобы посадить Скомороха в яму.

Тогда начинается драка, в которой Скоморох расправляется со всеми своими врагами.

– Молодец Скоморох! – закричали из толпы.

– Ещё давай!

– Кощунство! – раздался мощный дьяконский бас. – Доподлинно известно, братия, истинное чудо дуплянское в монастыре Ананьевском было! А скоморохи безродные над святым чудом глумятся! Не смотрите это позорище, православные!

– Покажи ещё Скомороха!

– Ты бы, отец дьякон, отошёл – не любо – не смотри!

– Все сгорите в адском пламени! Богохульники! – продолжал буйствовать дьякон.

Несколько парней, из тех, что до появления Петрухи боролись на льду, взяли шумливого дьякона на руки и оттащили его подальше, к обрыву.

– Не бросайте! – взмолился дьякон. – Уйду, бесовское отродье! Сам уйду!

Парни, хохоча, вернулись к толпе.

– Гей, с дороги! – раздались грозные окрики.

– Дорогу боярину!

Толпа раскололась, освобождая путь всадникам.

– Боярин с князем возвращаются с соколиной охоты!

– Вон, смотри, у сокольничьего, что на белой лошади едет, – любимый кречет князя. Гамаюном кличут.

– Это всё боярин для князя охоту устраивает – дочку князь у него сватает.

– Князь Брюквин у царя, сказывают, первый человек!

Князь и боярин ехали рядом. Сбруи их лошадей были окованы множеством маленьких серебряных блях. С лошадиных голов свисали ремни, украшенные серебряными плашками вперемежку с бубенцами.

На князе была синяя чуга – узкий кафтан с короткими рукавами, надетый поверх алого зипуна. А на боярине чуга была алая, а зипун – синий.

Проезжая через толпу, боярин придержал коня, огляделся.

Завидев обруч кукольника, возвышающийся над толпой, боярин сказал что-то князю и остановился.

Остановилась и челядь – сокольничьи, подсокольничьи, конюхи, егеря.

Кукла Скоморох выскочила над обручем, заверещала, приветствуя боярина и князя.

Боярин улыбнулся: понравилось.

Петруха вдруг остановился, потрясённый: сквозь дырки в своём мешке он увидел, что боярин очень похож на куклу Воеводу – такой же щекастый, краснорожий.

В кармане, пришитом к внутренней стороне мешка, лежали куклы. Петруха всунул руку в Воеводу и поднял его навстречу Скомороху.

Боярин на коне удивлённо округлил глаза: кукольник дерзит.

Князь усмехнулся: кукла очень походила на боярина.

Зрители тоже сразу приметили сходство. Кое-кто из челяди отвернулся, чтобы боярин не заметил улыбок на их лицах.

– Много ли ты, скоморох, награбил, пока сюда шёл? – спросил Воевода у Скомороха.

– Да уж где мне с вами, батюшка, отец родной, сравниться! – заверещал Скоморох.

Толпа засмеялась.

– Ты что ж, голь перекатная, басурманин востроносый, меня с собой равняешь? – заорал, багровея, сидящий на коне боярин. Он забыл, что кричит на куклу, и от этого выглядел ещё смешнее. – Да я тебя, скоморошья твоя душа…

– Нет, что вы, – дрожа от испуга, пронзительно закричал Скоморох, – не хочу с вами, стольным боярином, равняться! Не хочу! Вы-то вон сколько наворовали! А у меня что? От работы не будешь богат, а будешь горбат!

– Батогов захотел?! – Боярин во гневе так пришпорил коня, что тот взвился на дыбы. – Взять скомороха! – приказал боярин слугам. – В яму! Сгною!..

И пустил коня во весь опор. Князь поскакал за ним.

– Батогов захотел?! – закричала кукла Воевода вслед уносящимся охотникам.

Двое всадников, медленно раздвигая хохочущую толпу, двинулись к Петрухе.

– Удирай ты, парень, – сказал кто-то рядом с Петрухой. – По твою душу бояриновы стражники сюда едут.

Петруха быстро сложил свои пожитки, снял колпак, бубен, передал всё Васятке:

– Беги домой, быстро! Я – следом.

– Всех нас теперь в яму потащат, – жалобно произнёс кто-то. – Приказано им добыть скомороха, а он исчез…

– Да, бывает, и ни за что батоги получишь! – вздохнул пожилой горожанин.

– Я вас выручу… Будет им скоморох, не печальтесь! – сказал Петруха и направился к стене.

– Не серди судьбу, Петрушка! – сказал широкоплечий парень, останавливая кукольника.

Петруха улыбнулся:

– Я себя в обиду не дам!

Он быстро посадил на кучку почерневшего снега куклу Скомороха, а сам отошёл на несколько шагов в сторону, смешался со зрителями. В обычных сапогах, в аккуратном зипуне он ничем не напоминал скомороха.

– Дудочку спрячь, чтоб не вылезала на свет, – услышал он шёпот на ухо.

Оглянулся Петруха: молодой парень, один из тех, кто вытаскивал из толпы шумливого дьякона, по-приятельски подмигивал ему.

Петруха поглубже спрятал за пазуху гудок.

Прямо над ним колыхнулась, брызгая пеной, лошадиная морда.

– Дорогу! – крикнул стражник.

– Куда скоморох делся? – закричал другой стражник, подъезжая к стене, где несколько мгновений назад стоял Петруха.

– Слышали, что батюшка боярин приказал? – продолжал стражник, горяча лошадь. – Доставить к нему скомороха!

– Да вон он, тот скоморох! – ответил Петруха. – Перед вами сидит, от страха дрожит!

Скоморох в остроконечном колпачке весело смотрел снизу вверх на лошадей.

– Это ж кукла! – почесал в затылке стражник.

– А боярин-то не сказал, какого скомороха схватить – куклу или живого! – крикнул Петруха. – Везите пока этого!

– И живого тоже изловим! – гордо приосанился стражник. – Ну-ка, дай сюда куклу!

Народ смеялся. Парень, стоящий сзади Петрухи, просто падал от хохота:

– Ну Петрушка, ну молодец! Вот это скоморох!

– Его Петрушкой зовут? – спросил второй парень. – Откуда знаешь?

– Да тот мальчонка, который с ним был, так его кликал – Петрушкой!

Петруха с грустью посмотрел на уезжающую под конвоем куклу Скомороха.

«Ну ничего, – утешил он сам себя, – сегодня нового слеплю…»

Потом обернулся к парням и спросил:

– Скоморохово-то имя известно, а вот как боярина-то кличут?

– Кто ж того боярина не знает, – удивлённо ответил парень, – Безобразов!