Текст книги "Я смотрю хоккей"

Автор книги: Борис Майоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

День девятый
STOCKHOLM

Сегодня мы снова играем с командой США. Перед матчем, как всегда, спускаюсь вниз, к дорожке, окаймляющей поле, и иду к нашей раздевалке.

Вхожу в коридор, хочу открыть дверь, но меня останавливает один из руководителей делегации.

–  Вот какое дело, Борис, – говорит он. – Меня просили тебе передать, чтобы ты больше в раздевалку к ребятам не ходил. Так решила команда…

В первый момент я подумал, что это шутка.

–  Ребята знают, что ты в передаче на Москву ругал и команду и тренеров. Словом, не надо тебе сюда ходить…

Сперва я решил: побегу скорее в раздевалку, как-то все улажу, объясню, что-то такое ребятам скажу, чтобы они сразу все поняли. Потом остановился. «Не хотят – не надо. Больше знать никого не знаю. Пусть позовут, все равно не приду». Повернулся и пошел обратно в ложу прессы. Пошел той же дорогой, какой шел сюда.

Возвращаюсь вдоль поля, мимо трибун, которые уже начали заполнять зрители, и такое чувство, будто все смотрят на меня. Смотрят и думают: «Выгнали»…

Наверно, в тот момент я должен был молча сесть на свое место, успокоиться, обдумать все как следует и тогда решать, что делать дальше. Но я и вообще-то не отличаюсь сдержанностью, а тогда и вовсе не мог и секунды усидеть на месте: надо мне было куда-то бежать, кому-то все сказать. И я помчался делиться своим горем с друзьями. Первым, кому я обо всем рассказал, был Николай Николаевич Озеров, – ведь это он брал у меня то радиоинтервыо, которое и послужило причиной конфликта. Потом нашел ребят из «Советского спорта», соседа по гостинице Кружкова из «Московской правды», Дворцова, корреспондента ТАСС.

Они-то и помогли мне в ту очень трудную минуту. Озеров обещал во время очередного разговора попросить, чтобы нашли запись той передачи и застенографировали мое выступление. Дворцов договорился со своим агентством, что эта стенограмма будет передана по телетайпу в Стокгольм. А журналисты из «Советского спорта» мне выдали:

– Как тебе не стыдно на ребят обижаться! А ты уверен, что было какое-нибудь решение команды? Ты что же, своих старых друзей порядочными людьми не считаешь?

Это меня немного успокоило, и я занял свое кресло № 23 в ложе прессы.

…Первый раз смотрел наш матч сверху. Наверное, мне все тогда рисовалось в черном свете, а может быть, и на самом деле наши играли из рук вон плохо…

Сначала все вроде шло нормально – играли довольно серо, но с американцами и этого достаточно. К тому же они, видно, помнили первый матч и счет 17:2. Так что надежд особых не питали. Так и шел матч – ни шатко ни валко. И счет какой-то серый. После двухпериодов – 6:2. Публика, которой собралось совсем мало, окончательно заскучала. И тогда наши дали ей возможность встряхнуться. Зингер, который и так весь матч стоял плохо, вдруг пропустил подряд еще два непростительных гола. Американцы почувствовали, что мы совсем устали, и полезли на ворота. Надо бы Зингера заменить, да страшно: Пучков с непривычки и от волнения мог такого натворить, что потом совсем не отыграешься. Но класс есть класс, и все закончилось благополучно – 7:4.

Все остались на стадионе – пошли на пресс-конференцию, а оттуда на матч Швеция – Финляндия. А я поехал в «Мальмен». На игру Чехословакия – Канада тоже не пошел. И зря. Чехословакия победила с большим трудом и очень скромно – 3:2. Я думаю, что просто не подготовились к игре. Это бывает. Наши ведь сегодня тоже играли никудышно. В то, что канадцы дали наконец настоящий бой, поверить не могу. Слишком хорошо знаю эту команду. Ни на что они не способны, не отобрать им у трех лидеров ни одного очка.

В самом деле, до чего же все скоротечно в спорте! Еще недавно рекорд называли феноменальным, недостижимым, а сегодня он превращается в заурядный результат, с которым на больших соревнованиях и показаться-то стыдно. В играх четких измерителей нет.

Тут секундомер, весы и рулетка бессильны определить прогресс. Но и у нас все же одна мерка существует. Эта мерка – хоккей Канады.

За каких-нибудь восемь-десять лет бог, которому все мы молились, низведен до уровня посредственности, на мировой арене с ним никто не хочет уже считаться. И в Стокгольме едва ли не на каждой пресс-конференции тренерам сборных СССР, Швеции и Чехословакии журналисты задавали один и тот же вопрос: «Считаете ли вы, что «большая четверка» все еще сохраняется или она распалась и осталась «большая тройка»? Тренеры отвечали, что канадцы по-прежнему входят в число главных претендентов на медали. Но это скорее всего дань уважения прошлым заслугам основоположников хоккея и одновременно желание поднять цену успехам в играх с ними. Однако на деле канадцы уступили в Стокгольме фаворитам без всякой борьбы. Больше того, никто не удивился бы, если бы их обогнали и финны.

Положению, в котором находится любительский хоккей Канады, не позавидуешь. Богатые и ненасытные профессиональные клубы грабят его немилосердно, нисколько не заботясь о сохранении престижа своей страны на международной арене. А ведь хоккей, в том числе любительский, с его многолетней гегемонией на мировой арене, – национальная гордость Канады. Но стремление менаджера заполучить еще одну звезду и таким образом разбогатеть еще больше, стремление самой звезды заключить выгодный контракт оказывается куда сильнее патриотических призывов энтузиастов любительского хоккея.

Все это так. Но взаимоотношения профессионалов и любителей сложились не сегодня и не вчера. Этот грабеж среди бела дня существует уже многие десятилетия. Однако прежде канадцы не жаловались на жизнь и не искали оправдание своим поражениям. И к чему было жаловаться, если ты все равно сильнее других? Прежде чемпионаты мира были для канадцев веселым и необременительным времяпрепровождением. Они не ведали даже, что такое сборная команда. Из-за океана на катки Старого света являлась команда какого-нибудь любительского клуба средней руки и улетала обратно, прихватив с собой комплект золотых медалей чемпионов мира. Европейцам же только и оставалось, что восторгаться виртуозным мастерством заокеанских гостей и по мере возможности копировать их стиль и манеру.

Я горжусь тем, что принадлежу к хоккеистам страны, которая первой в истории этой игры серьезно замахнулась на гегемонию родоначальников хоккея. Наши предшественники, впервые появившись в 1954 году на первенстве мира (все на том же счастливом для вас стокгольмском льду), столкнули канадцев с их трона, а через год завоевали мировое первенство во второй раз. Мое поколение доделало дело, начатое ими, захватив лидерство прочно и надолго. Наш хоккей не пошел по проторенной канадцами дороге, он создал свою школу, яркую, самобытную, неповторимую. Сегодня он стал предметом изучения и подражания для всех, в том числе и для самих канадцев. Но о том, как это произошло, написано уже очень много, и я не стану повторяться. И если я все же заговорил об этом, то только для того, чтобы доказать: нет, не канадцы стали слабыми, а мировой любительский хоккей прогрессирует с неудержимой быстротой, и этим он обязан в первую очередь нашим тренерам и хоккеистам.

Кануло в Лету то время, когда канадцы отваживались посылать в Европу клубные команды. После поражения на первенстве мира 1963 года (опять роковой для канадцев Стокгольм!) родину хоккея представляет на крупнейших международных турнирах только национальная сборная. Но и ей ни разу не удавалось добраться до высшей ступени мирового пьедестала почета. А «Стокгольм-69» окончательно развенчал прежних властителей: шесть матчей с тремя лучшими европейскими командами принесли им шесть поражений. Фиаско это выглядело настолько позорным, что заставило пойти представителей Канады в международной хоккейной федерации на небывалое унижение: они попросили разрешить им на время мировых первенств включать в свою команду до девяти профессионалов. Руководители федерации смилостивились и бросили им эту подачку.

Однако вмешался в это дело Олимпийский комитет, и Брендедж, его президент, заявил, что, если кто-то отправится на чемпионат мира в Канаду в 1970 году и будет играть с командой, в которую включены профессионалы, тот лишится права выступать в составе своих сборных на Олимпийских играх в Саппоро в 1972 году.

Естественно, никто из европейских хоккеистов на это не пошел. Канадцам заявили: или составляйте любительскую сборную, или с вами играть никто не будет. Те хлопнули дверью, и на чемпионате мира 1970 года, опять все в том же Стокгольме, канадцев не было совсем, их место заняла команда Польши.

Итак, хоккейный лев повержен, и можно без всякого риска иронизировать по поводу его слабости. Между тем, когда я смотрю на нынешние канадские команды, я испытываю противоречивые чувства. С одной стороны, здорово, что мы обогнали некогда казавшихся волшебниками шайбы канадцев. А с другой стороны, обидно. Хоккейный мир и без того тесен. А так он становится еще тесней. Без сильной канадской команды, способной принять перчатку от любого соперника, команды, которую никто не имеет права сбрасывать со счетов, чемпионаты мира теряют что-то очень важное.

И жаль мне бескорыстного рыцаря канадского любительского хоккея, поисгине рыцаря без страха и упрека, протестантского пастора и хоккейного тренера Дейва Бауэра. Это ему принадлежала идея создать сильную сборную, которая сумеет возродить славу родины хоккея. Он вынашивал эту идею долгие годы и долгие годы боролся за ее воплощение. Сборная, созданная руками патера, есть. Но как далека она от его идеала! Профессиональные клубы оказались теми ветряными мельницами, в бесплодной борьбе с которыми вынужден был капитулировать канадский Дон-Кихот. Вместе с другими он приехал в Европу просить о допуске профессионалов в любительские команды, иными словами, об убиении его любимого детища.

Наверное, Саша Мальцев, Валера Харламов и их сверстники относятся к канадцам не только без всякого почтения, но даже немного свысока: еще бы, за один сезон обыграли сборную раз пятнадцать. Я же еще помню, с каким трепетом вступил в 1960 году впервые в жизни на канадский лед. Мы, три молодых нападающих – Слава Старшинов, Виктор Цыплаков и я, – прилетели на родину хоккея в составе второй сборной страны. Нам предстояло провести там десять матчей, и первые три мы проиграли. Правда, это были игры с самыми знаменитыми командами – «Уитби данлопс», «Китчинер датчмен» и «Виндзор булдогс». Интересно, что в первом матче за пять минут до конца второго периода мы вели со счетом 4:2, причем я чувствовал себя именинником – забил один гол. Но к перерыву вели уже канадцы – 5:4. В третьем периоде они забросили в наши ворота еще три шайбы, не пропустив в свои ни одной. Вот так обращались с гостями сильнейшие канадские любители.

В общем и целом го гурне закончилось для нас благополучно. Из семи остальных встреч мы выиграли четыре. Но и противники были у нас рангом и классом пониже первых трех.

Тогда же я впервые в жизни увидел знаменитых профессионалов из HXJI – Национальной хоккейной лиги, в которую входили шесть лучших профессиональных команд мира. Это зрелище потрясло всех нас. И не только сам хоккей. Нас пригласили на матч как почетных гостей. И тем не менее в огромном зале, вмещающем 17 тысяч зрителей, не нашлось и двух десятков свободных сидячих мест, чтобы усадить советскую команду. Сидели только тренеры. Мы, игроки, стояли на галерке за воротами. Не подумайте, что это было проявление неуважения. Ничего подобного. И хозяева монреальского дворца вовсе не собирались сэкономить на нас несколько лесятков долларов, пожалев для нас сидячие места: все билеты на матчи НХЛ распроданы на много месяцев вперед, а довольно большая часть мест куплена владельцами абонементов на один или несколько сезонов.

Переполненный зал, торжественная и вместе с тем словно предгрозовая атмосфера, мощный гул, которым встречает публика всемирно известных хоккейных маэстро, адский гром, издаваемый бортиками, когда в них ударяется во время разминки шайба (над полем-то микрофоны), яркая, всех цветов радуги, форма хоккеистов – все это служит увертюрой перед грандиозным трехактным спектаклем и настраивает публику на соответствующий лад.

Играли, если не ошибаюсь, «Монреаль канадиенс» и «Торонто Мейпл лифе». Игра настолько захватила нас, что мы боялись шелохнуться, боялись пропустить малейший эпизод. Нападающие обстреливали ворота с немыслимой силой и точностью, из любых положений ибез всякой подготовки, вратари ловили шайбы, которые, казалось, вообще невозможно поймать, защитники выкатывались навстречу пушечным ударам и встречали шайбу грудью, все хоккеисты на любом участке поля сшибались в богатырских схватках и то и дело кто-то, взметнувшись в воздух вверх коньками, летел плашмя на лед.

В ту пору мы не были уже новичками в хоккее, мы тоже кое-что знали и умели. Но ни о каком квалифицированном разборе того, что мы увидели, не могло быть и речи. По дороге домой одни охали и ахали, другие помалкивали, не в силах словами выразить свой восторг. Никому и в голову не приходило сравнивать нас и их. Недостатки? Пробелы? Даже подумать об этом казалось нам кощунством. Если бы кто-нибудь тогда вдруг сделал нам предложение сыграть против них, мы сочли бы его сумасшедшим. Рядом с ними мы казались себе лилипутами.

Сейчас эти восторги десятилетней давности вызывают у меня снисходительную усмешку: что возьмешь с желторотых мальчишек? Да, они здорово бросают по воротам, но мы лучше умеем создавать «чистые» голевые позиции. Да, их техника владения шайбой великолепна, но мы быстрее катаемся на коньках. Да, мастерство их вратарей безупречно, но мы научились обороняться всей командой так, чтобы облегчить задачу своему вратарю. Я играл против «самого» Бревера и против легендарного Планта. Они замечательные хоккеисты, но играть с ними можно. Я видел на своем веку множество матчей лучших профессиональных команд и, восхищаясь достоинствами игроков, мысленно критиковал их слабые стороны.

Так что же, выходит, то, первое, впечатление было обманчивым? В какой-то мере да. К зрелищу профессионального хоккея нужно привыкнуть, сначала оно трудно поддается анализу. Впервые мы взглянули на профессиональный хоккей более трезвым взглядом, когда попали на матч вместе с А. В. Тарасовым. Он помог нам посмотреть на вещи спокойно. Но это лишь одна сторона дела. Другая же в том, что на каждый новый матч или серию матчей мы попадали с годичным интервалом, а значит попадали совсем другими людьми.

В самом деле, они, в лучшем случае, шли вперед едва заметным шагом, а вернее всего, стояли на месте. Мы же мчались вдогонку за ними с огромной скоростью. Они варились в собственном соку, не выходя за рамки бесчисленных встреч шести команд одного класса между собой. Мы, неопытные, но жадные к знаниям и честолюбивые, носились по миру в поисках учителей, партнеров, в поисках всего того, что можно было бы перенять и что могло улучшить нашу игру. Их публику устраивал уровень их хоккея, она восторгалась ими, платила за билеты любые деньги и не требовала от них сегодня ничего такого, чего не дарили они ей вчера. Хозяева профессиональных клубов тоже были довольны и хоккеистами, и сами собой, поскольку закон коммерции торжествовал: предложение отвечало спросу.

Мы тоже не могли пожаловаться на свою публику – едва родившись, хоккей стал ее баловнем. Но наш зритель требовал от своих любимцев высших международных достижений, и спортсмены хотя бы из чувства признательности за любовь не могли не стремиться к ним. Я уже не говорю о честолюбии, без которого человеку в большом спорте делать нечего. И наконец, нашему хоккею повезло с тренерами. Его всегда вели вперед люди мыслящие и смелые. Они никогда не боялись ставить перед собой и перед своими учениками большие задачи и знали, как подступиться к их решению. Они никогда не довольствовались достигнутым. Они не стыдились учиться у других, но одновременно воспринимали зарубежный опыт без тени раболепия, беря из него только то, что может обогатить нашу школу хоккея и безжалостно отвергая все остальное.

Давайте попробуем в одном абзаце восстановить историю нашего хоккея с момента его появления на международной арене, а в качестве вех используем наши встречи с канадцами. После двух побед – в 1954 и 1956 годах, побед, которые во многом объяснились недооценкой канадцами новичка и непривычностью его хоккейного почерка, наступила эпоха поражений. На множестве последующих чемпионатов родоначальники хоккея обыгрывали нас и занимали лучшие места в итоговых таблицах. Это и были для наших тренеров и игроков годы наиболее интенсивной учебы. Счет товарищеских матчей тех лет тоже был явно в пользу канадцев. В 1963 году мы вновь стали чемпионами мира, оставив далеко позади «Трейл смоук итерс» – ту самую клубную команду из Канады, которая с легкостью разгромила нас на мировом первенстве 1961 года. На Олимпиаду в Инсбрук канадцы впервые в истории хоккея направляют сборную, а не клуб. И снова поражение. Патер Бауэр пытается объяснить это молодостью, неопытностью и несыгранностью команды. Но годы идут, команда взрослеет, сыгрывается и набирается опыта, а побед над нами нет. То и дело сборная оказывается и за пределами призовой тройки. Мы по-прежнему часто встречаемся и в товарищеских матчах, и в международных турнирах. За семь последних лет мы однажды проиграли клубу «Виндзор булдогс» и, кажется, дважды сборной. Причем эти поражения (мы терпели их только в <анаде) всюду расценивались как крупная неожиданность и вызваны были либо усталостью после утомительного перелета, либо перегруженностью программы турне, либо недооценкой противника (некогда так объясняли свои проигрыши нам канадцы). Теперь уже и наша вторая – а фактически молодежная – сборная стала играть с лучшими канадскими любительскими командами более чем успешно. И, наконец, пришел злосчастный для канадцев 1969 год, когда после бесславного поражения в Стокгольме они запросили помощи у профессионалов.

Читатель, возможно, ждет, что вот сейчас Майоров заговорит на модную тему: кто сильнее – канадские профессионалы или европейские любители и кто победит в матчах между ними. В этом споре готовы почему-то участвовать все, даже те, кто сроду профессионалов и не видел. Должен вас разочаровать: я в эту дискуссию втягиваться не намерен. К чему схоластика? К чему выяснять, кто лучше играет в хоккей – Бобров или Фирсов, мы или профессионалы, – если точного и бесспорного ответа все равно не получишь? А что огромного прогресса достиг наш, а вслед за ним и весь европейский хоккей – это бесспорный факт. Теперь, когда мы за явным преимуществом выиграли соревнование с заокеанскими любителями, когда мы сами постигли многое в этой игре, мы перестали обожествлять профессионалов. Они сошли на ту самую грешную землю, которую топчем и мы, простые смертные.

И ничего не меняется даже после того, как наша команда проиграла канадским профессионалам в 1970 году. Играй они, канадцы, с нами по нашим правилам, на нашем поле – уверен, проиграли бы нам с треском!

Меня иногда спрашивают, хотел ли бы я встретиться на иоле с одной из команд HXJI. Если говорить откровенно – нет, не хотел бы. Зачем? У нас свой хоккей, у них свой. У нас разные площадки, разное судейство, разное понимание игры, разная психология. Мне больше по душе та игра, в которую играем мы. Она изящнее, в ней больше мысли и меньше, что ли, грубой силы. Она больше сродни футболу, который я люблю не меньше, чем хоккей. Что нужно выяснять в таких встречах? Чей хоккей лучше? О вкусах не спорят. Может быть, любительскому хоккею угрожает опасность оказаться в тупике, задохнуться без свежего ветра, который принесет нам общение с профессионалами? Напрасные тревоги. Конкуренция, этот вернейший двигатель прогресса в спорте, становится с каждым годом все ожесточеннее, и стокгольмский чемпионат, где даже победитель не избежал двух поражений подряд, – лишнее тому подтверждение. Да, конкурентов маловато, в Европе – всего три. Но я уверен, что это пока. Вот-вот подойдут к уровню сильнейших команды Финляндии и ГДР, за ними последуют со временем остальные. Не хочу и не могу ставить крест и на канадцах. Если они не будут искать спасения в обращении к профессионалам, а поищут другие пути, то обязательно найдут их. И сегодня еще нет в мире страны, которая обладала бы такими хоккейными резервами, как Канада.

Возможно, кто-нибудь заподозрит меня в трусости. Профессиональный хоккей снискал себе славу игры злой и жестокой. Но, во-первых, я думаю не о себе: мне уже 32 года, и мне вряд ли, даже если я очень бы этого хотел, представится возможность сыграть против одной из команд HXJ1 – это ведь так быстро не решается. А во-вторых, поверьте моему слову; слухи о грубости и жестокости профессионалов высшей лиги сильно преувеличены. Второсортные профессионалы и канадские любители, с которыми мне приходилось встречаться на льду многократно, те действительно не мыслят хоккей без запрещенных приемов. Подножки, удар исподтишка, различного рода провокации и прочее мелкое шкодничество – для них обычная вещь. Идет это от недостатка мастерства – надо же чем-то его компенсировать.

Хоккеистам же высшей лиги мастерства не занимать, и нарушать правила не в их интересах. Верно, бывают время от времени у них драки стенка на стенку, когда игроки снимают перчатки, отбрасывают в сторону клюшки и устраивают импровизированные боксерские однораундовые бои на льду. Но как и в знаменитом кэтче, все это только выглядит страшно, а на деле сплошная бутафория. Публика любит острые ощущения, публика имеет право их требовать, поскольку платит деньги. Вот ей и преподносят цирк на хоккейной площадке. Уверен, что профессионалам эти спектакли так же отвратительны, как и нам, не привыкшим к зрелищам такого сорта. Они же мастера хоккея, а не бокса. Кроме того, как всякие мастера своего дела, они не могут не уважать друг друга. А кто же станет добровольно избивать уважаемого человека?

Нет, синяки и шишки, которые достались бы мне во встречах с профессионалами, меня не пугают. У каждого из нас за хоккейную жизнь их было так много, что еще десяток-другой никого устрашить не может…

Но вернемся к нашим взаимоотношениям с канадскими любителями. Эта тема еще не исчерпана, как не исчерпаны и сами взаимоотношения, хотя мы их ужедогнали и перегнали. Но вот странная, казалось бы, вещь: догнали, перегнали, но продолжаем исправно посылать свои команды за океан для стажировки и подготовки к важнейшим соревнованиям. Стоит ли игра свеч? И чему мы можем у них поучиться?

Уверен, что стоит. И совсем не потому, что хоккейный мир тесен и посылать, в общем-то, больше некуда. Раз некуда, то можно было бы и не посылать: у нас и дома хоккей достаточно мощный. Посылать необходимо по другой причине.

…Это было в I960 году в Москве, во время матча одной из наших клубных команд с «Чатам марунз». Я сидел на трибуне вместе с тренером воскресенского «Химика» Николаем Семеновичем Эпштейном, человеком, хорошо знающим и понимающим хоккей. «Чатам марунз» – довольно посредственная для канадского хоккея тех лет команда, куда более слабая, чем, скажем, приезжавшая незадолго перед тем «Келовна пеккерс», игра которой произвела на меня огромное впечатление. Матч был не очень интересным, и если я его и запомнил, то только из-за фразы, брошенной Эпштейном:

– Что, у них среди хоккеистов дураков нет совсем, что ли?

Вы даже не представляете себе, до чего это точная характеристика канадского хоккея и канадских хоккеистов. Пусть в канадском любительском хоккее не увидишь или почти не увидишь самородка – все лучшее забирают себе команды НХЛ, оставляя беднякам любителям лишь жалкие крохи с барского стола. Но и откровенно слабых хоккеистов там тоже нет. Точнее, не слабых, а малограмотных. У нас даже в очень сильных командах сколько угодно хоккеистов очень талантливых, способных сотворить на поле в самом необычайной положении чудо, но не знающих, как поступить в стандартной ситуации. У канадцев таких нет. Знание основных положений хоккейной науки у них четкое. Я не видел такого канадца, который не владел бы целым набором бросков по воротам, не знал бы основных приемов силового единоборства, имел неправильную конькобежную стойку, герялся бы при решении тактических задач. Неважно, что бросок у него не сверхмощный, что бежит он не со скоростью Гришина, что его тактическое решение не отличается хитроумием. Почти наверняка на пятерку он не сдал бы ни один предмет, зато и «засыпаться» он не может, эго исключено. К тому же бьют канадцы, особенно у бортов и у ворот, действительно здорово. И бьют тем чаще и больнее, чем меньше ты им даешь сдачи.

Не скажу, что мне по душе такие команды и такие игроки. Я предпочитаю не умеющего вести силовое единоборство, но блестящего дриблера Александрова или не имеющего сильного броска, но «непроходимого» Давыдова любому твердому троечнику. Однако в качестве спарринг-партнеров такие троечники очень хороши. Пройти через матчи с ними, проверить свой характер, свою смелость обязан всякий, кто рассчитывает на место в большом хоккее. Я бы даже сказал так: игры против канадцев позволяют хоккеисту раскрыть себя, обнаружить в себе достоинства и недостатки, о которых прежде не знал ни он сам, ни его тренеры. А, согласитесь, не знать себя опасно. Во всяком случае, чемпионат мира не место для такого знакомства.

Вероятно, многие наши хоккейные тренеры завидуют своим канадским коллегам. Не потому, что их воспитанники не такие умные. В выражении Эпштейна, как во всякой шутке, содержится лишь доля правды. Он имел в виду не ум в буквальном смысле этого слова, а, если можно так выразиться, хоккейную образованность. И тут преимущество в большинстве случаев на стороне канадцев. У наших слишком много пробелов в образовании. Есть среди них и невосполнимые, поскольку исправить их можно было только в детстве. Но в одних случаях тренеры не обратили на это внимания, в других тренера вообще не было, в-третьих, парень слишком поздно встал на коньки и взял в руки клюшку.

Вот Володя Шадрин, прекрасный хоккеист. А знаете ли вы, какую фору дает он остальным только оттого, что в детстве его не научили правильно стоять на коньках? Он и бежит не так быстро, как мог бы, и сил на борьбу со льдом у него уходит непомерно много. Но у него воля, характер, трудолюбие железные. Он сумел развить в себе другие качества до такой степени, что они как бы перекрыли этот недостаток. Не всем это удается. Играл несколько лет назад в московском «Локомотиве» мой сверстник и тезка Борис Спиркин. Мы с ним и во вторую сборную одновременно попали. Все ждали, что он вот-вот станет игроком первой сборной. Так и не дождались. Он и большой хоккей покинул, когда ему еще не было тридцати, – мастерство стало подводить. Причина одна: так и не сумел научиться кататься на коньках. Примерно та же участь постигла и другого способного хоккеиста – Михаила Рагулина. Его брат, Александр, в сборной играет, а ему нет места в рядовой команде.

В канадском хоккее так не бывает. Там каждый мальчишка становится на коньки года в четыре, а еще через пару лет отец приводит его за ручку в детскую команду, на искусственный каток, благо они есть в любом городишке. И тут уж ему тренер за определенную плату, конечно, обязательно привьет хорошие хоккейные манеры – в таком возрасте это проще простого. У парня есть к этому времени в полной собственности и настоящие коньки, и клюшки, и вся амуниция, и играет он настоящей шайбой. Того, чему научился в детстве, уже не забудешь. Это становится твоей плотью и кровью. И к 14–15 годам канадский юноша уже прочно овладел всеми основами, ему не надо переучиваться, не надо на поле выдумывать порох.

Вот почему нет в канадском хоккее откровенных двоечников по отдельным хоккейным дисциплинам. Вот почему хоккей этой страны не может окончательно потерять свое лицо и исчезнуть с мировой любительской арены, как бы ни терзали его профессионалы.

Постепенно приобретает какие-то более или менее ясные очертания организация работы с детьми и у нас. Но это в последние годы и в лучших клубах. Многие тысячи ребят начинают свой хоккейный путь примерно так, как начинали его мы с братом. Да у нас еще было некоторое преимущество перед всеми остальными – мы жили рядом с сокольническим катком и «Ширяевкой». Но прежде, чем мы попали на каток и на стадион…

Нам было по восемь лет, когда, роясь в каком-то старье, которого предостаточно в любой семье, а тем более такой многолюдной, как наша, мы наткнулись на пару коньков. Оказывается, некогда они принадлежали одной из старших сестер. Назывались они «английский спорт» и были, естественно, без ботинок. Но нас это не смущало: всякий мальчишка знает, как прикручиваются коньки к валенкам. Можно было, конечно, установить очередь и получать в «свой» час полное удовольствие, катаясь на двух коньках. Но в ту пору у нас с Женькой было и без того сколько угодно поводов для ссор и, не желая обзавестись еще одним яблоком раздора, мы сразу разделили добычу пополам. С таким инвентарем мы не решались появляться на настоящем катке и целыми днями носились по нашему огромному двору.

На каток мы попали через год, и каждый на своей собственной паре. Мне повезло. Однажды под лестницей я нашел выброшенные кем-то заржавленные «норвеги». Я соскреб с них ржавчину, привел в божеский вид, после чего подарил свою половину «английского спорта» Женьке. И тогда мы смело отправились в Сокольники. Мы казались себе очень лихими парнями в своих зимних пальто и ушанках, с прикрученными к валенкам «безразмерными» коньками. И когда старшие сестры однажды пришли на каток посмотреть на нас, мы старались как можно чаще проезжать мимо них. Мы были уверены, что смеются они, глядя на нас, от радости и гордости за своих неудержимых братьев.

К тому же периоду относится и наше знакомство с хоккеем. Тут с инвентарем было проще. Найти кусок толстой проволоки, старую кочергу или необструганную доску не так трудно, как пару или даже один конек. Любой из этих предметов после соответствующей обработки превращался во вполне приемлемую клюшку. Что же до хоккейных мячиков, то их у нас было сколько угодно – настоящих, нитяных, розовых, которыми играли мастера. Во время хоккейных матчей они часто перелетали через забор «Ширяевки» и становились нашей собственностью.

Однажды таким путем в наши руки попал настоящий футбольный мяч, с которым приключилась комичная история. В те послевоенные годы в нашем дворе некоторые жильцы еще имели огороды. И вот мяч послечьего-то недостаточно точного удара угодил в цветущую картошку прямо на глазах у хозяйки. Мы боялись этой крикливой женщины ужасно и понимали, что нашему драгоценному мячу пришел конец. Но нашей противнице показалось мало просто унести мяч к себе домой. Видно, она боялась, что мы станем клянчить и еще, чего доброго, разжалобим ее. И чтобы лишить нас всяких надежд, она решила устроить публичную казнь мяча. Она сходила домой за гопором, положила мяч на деревянный пол, как на эшафот, размахнулась и стукнула изо всей силы топором. Но она оказалась плохим дровосеком. Ее удар пришелся по краю мяча. Тот скользнул по полу и вырвался прямо к нам. Бедная женщина едва не расплакалась. А может, и расплакалась, мы не успели заметить, потому что очень уж торопливо скрылась она в своем подъезде…