Текст книги "История российского государства. том 10. Разрушение и воскрешение империи. Ленинско-сталинская эпоха. (1917–1953)"

Автор книги: Борис Акунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Ни одна армия в истории не потеряла столько людей пленными, сколько Красная Армия во Второй мировой войне. В общей сложности за годы войны сдались, по немецким данным, 5 миллионов 270 тысяч красноармейцев. Их участь была очень тяжелой – не только из-за того, что немцы сурово обращались с пленными, но и из-за политики советского правительства, в свое время не присоединившегося к Женевской конвенции об обращении с военнопленными, а теперь провозгласившего всех сдавшихся изменниками.

Приказ 270, выпущенный 16 августа 1941 года, не только объявлял сложивших оружие «злостными дезертирами», но и сулил арест их семьям. (Угроза адресовалась прежде всего военачальникам, ибо о пленении обычных солдат узнать было неоткуда).

В результате красноармейцы содержались в немецких лагерях в ужасающих условиях, безо всякой помощи, и гибли сотнями тысяч. Вернулись из плена, по сведениям статистического исследования «Россия и СССР в войнах ХХ века», 1 836 562 человека – одна треть.

Еще одной вредоносной мерой, понизившей управляемость войсками, было восстановление «двуначалия» – возвращение в воинские части комиссаров, как в Гражданскую войну, когда большевики не доверяли «спецам» из бывших офицеров и приставляли к ним политических надзирателей.

Позднее, когда Сталин поймет, что с запуганными генералами много не навоюешь, террор в отношении полководцев будет отменен. Упразднят и двуначалие. Сразу начнут выдвигаться инициативные, смелые полководцы, которые приведут армию к победе. Но летом 1941 года активность и инициативу проявляли в основном генералы Вермахта.

Главной задачей советского командования было остановить этот хаотический откат на какой-то стабильной линии обороны. Ее несколько раз отодвигали на восток, перебрасывая из тыла резервы. В конце июля, уже за Смоленском и Псковом, фронт на время зафиксировался.

К этому времени Сталин наконец оправился от шока. 30 июня он возглавил новый орган чрезвычайной власти – Государственный Комитет Обороны (ГКО). 3 июля обратился по радио с речью ко всему народу («Наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен будет скоро убедиться в этом»). 10 июля сменил маршала Тимошенко на посту руководителя Ставки, а затем еще и возложил на себя обязанности наркома обороны. Управление войсками до некоторой степени упорядочилось.

«Блицкриг» замедлился из-за того, что немцы растянули коммуникации и стали испытывать трудности с топливным снабжением танковых частей, своей главной ударной силы. Неожиданностью для них стало и упорное сопротивление Красной Армии. Во многих случаях окруженные соединения, части и гарнизоны, оказавшиеся в безвыходной ситуации и по военной логике обреченные на капитуляцию, не складывали оружие, бились до последнего патрона, и это замедляло германское наступление.

Красная Армия, как и советское общество в целом, была чрезвычайно нездоровым организмом: скверно управлялась, грешила показухой, держалась на страхе перед начальством. Но в условиях иноземного вторжения и армия, и общество прониклись духом защиты отечества – войну сразу же нарекли «Отечественной», и в отличие от 1914 года, когда российские газеты использовали точно такой же термин, теперь название соответствовало всеобщему настроению. В 1941 году страна сражалась не за Босфор и Дарданеллы, не за далекую Сербию, а за выживание. Как бывает при поражениях, красноармейцы проявляли много героизма, которым всякая стойкая армия компенсирует ошибки в управлении – с хорошим командованием солдатам проявлять героизм не приходится. Так или иначе, упорство окруженных, отступающих, контратакующих советских войск вынудило Вермахт в конце июля приостановить стремительное наступление.

По итогам первого месяца войны группы армий «Север» (фельдмаршал фон Лееб) и «Центр» (фельдмаршал фон Бок) продвинулись на 500–600 километров от границы. Менее сильная немецко-румынская группа «Юг» (фельдмаршал фон Манштейн) на 300–350 километров. Прибалтика, Белоруссия, Молдавия, половина Украины были потеряны.

Гитлер был уверен, что война уже выиграна, да и начальник немецкого генштаба Ф. Гальдер пишет в своем дневнике: «…Не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней». Однако оценка ситуации у фюрера и у руководства Вермахта не была одинаковой. Генералы считали, что нужно довершить разгром взятием советской столицы, Гитлер же до такой степени не сомневался в победе, что решил выполнить две задачи сразу: и вести наступление на Москву, и поскорее захватить сельскохозяйственные, промышленные и угольные районы юга, а затем выйти к нефтеносному Кавказу – топливо было для немецкой армии вечной проблемой. Фюрер даже считал, что вторая задача важнее первой, поскольку СССР и так разбит.

На три недели установилась временная передышка. Красная Армия рыла укрепления, готовясь к обороне. Немцы перебрасывали войска и подтягивали резервы.

План «Барбароссса» был скорректирован с учетом фронтовых успехов. Москву и Ленинград теперь следовало захватить к 25 августа, к Волге выйти в начале октября, а в начале ноября уже добраться до бакинской нефти.

Вмешательство Гитлера в планы германского генштаба стало причиной провала «блицкрига»: у Вермахта просто не хватит сил вести операции такого масштаба одновременно на всех направлениях.

Группа «Север» начала наступление вполне успешно. В график она не уложилась, но взяла Таллинн и в начале сентября подошла к Ленинграду. Однако тут поступил другой приказ. Войска понадобились на ином участке. Фон Леебу оставили достаточно сил для блокады Ленинграда, но не для штурма.

На центральном векторе, ведущем прямо к Москве, где советское командование сосредоточило главные резервы, дела у немцев шли хуже. Сопротивление окруженных под Смоленском советских войск было подавлено только в начале сентября. Двигаться дальше фон Бок не мог, поскольку его лучшие танковые соединения были заняты на Украине, помогая Манштейну.

Зато на юге войска Рейха одержали крупную победу. Под Киевом им удалось окружить и полностью уничтожить войска советского Юго-Западного фронта. Командующий генерал-полковник М. Кирпонос погиб. В плен попали 665 тысяч человек. Через прорванный фронт немцам открылась дорога на Донбасс, в Крым, а оттуда на Кавказ. Дорога эта окажется небыстрой и нелегкой, потому что гарнизон Одессы продержится два с половиной месяца, а осажденный Севастополь много дольше. Однако блокируя города-крепости, Вермахт двигался дальше. В конце осени германские войска дошли до Ростова-на-Дону.

Но к этому времени приоритеты немецкого командования снова изменились. Нужно было брать Москву до наступления морозов. У Гитлера имелись все основания полагать, что эта задача будет выполнена без особенного труда и он опять окажется прав: и доступ к ресурсам Юга получил, и вражескую столицу к сроку возьмет.

За три месяца войны Красная армия потеряла 2,8 миллиона человек (две трети из них пленными) и осталась почти без авиации. Под оккупацией оказались 40 % населения Советского Союза и половина материальных ресурсов. Потери Вермахта при этом были хоть и значительны, но не критичны.

В этой обстановке, на волне радужных ожиданий, была разработана операция «Тайфун». Началась третья фаза «блицкрига», которая должна была стать завершающей.

Вермахт сосредоточил для прорыва к Москве почти половину своего личного состава на Восточном фронте, треть авиации и три четверти танков, которым отводилась главная задача: взять советскую столицу в клещи.

Операция началась 30 сентября. Вначале она шла по плану. Танковые клинья на трех участках рассекли оборону, под Вязьмой в окружение попали четыре советских армии. Начальник германского Генштаба с удовлетворением пишет: «Операция «Тайфун» развивается почти классически… Противник продолжает всюду удерживать неатакованные участки фронта, в результате чего в перспективе намечается глубокое окружение этих групп противника».

Казалось, Москва обречена. 14 октября началась эвакуация правительственных органов, важных предприятий и самого ценного оборудования. Из-за этого в городе возникла паника, достигшая кульминации 16 октября. Пришлось вводить осадное положение и применять крайние меры вплоть до уличных расстрелов мародеров.

Но германское наступление замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Окруженные под Вязьмой советские войска отказывались сдаваться, и немцам пришлось оттянуть с фронта 28 дивизий, которых в результате и не хватило, чтобы прорвать оборонительную линию, наскоро созданную в ста километрах к западу от Москвы. В ходе боев «котел» был разрезан на сегменты, но не все они были уничтожены. Часть солдат сумела вырваться и присоединилась к своим.

Для перегруппировки и подтягивания последних резервов немцы были вынуждены сделать перерыв в наступлении до середины ноября. Другой причиной задержки стали погодные условия. Стратегам германского генштаба при разработке плана «Барбаросса» следовало бы опасаться не «генерала Мороза», а состояния российских дорог, в большинстве грунтовых. Во время осенней распутицы танки по ним кое-как проходили, но бензовозы и грузовики застревали. Немцам еще повезло, что температура раньше обычного стала минусовой и к середине ноября грязь уже замерзла. Это позволило танкам Гудериана (на юге) и Гёпнера (на севере) возобновить натиск.

Однако теперь соотношение сил переменилось. Германские танковые колонны обошли город и со стороны Калинина (Твери), и со стороны Тулы, передовые отряды достигли московских окраин – но здесь, в одном шаге от цели, наступление выдохлось.

Причина заключалась в том, что Гитлер переоценил свои силы и недооценил силы противника. В то самое время, когда у фон Бока иссякли последние резервы, командующий советским Западным фронтом Жуков и командующий Калининским фронтом Конев получали всё новые и новые подкрепления.

Во-первых, людские ресурсы СССР были несопоставимы с немецкими, а за месяцы, прошедшие с начала войны, мобилизационная машина набрала колоссальные обороты. В общей сложности за вторую половину 1941 года было сформировано 286 новых дивизий.

Во-вторых, что еще важней, с Дальнего Востока прибыли соединения, укомплектованные не новобранцами, а кадровыми солдатами. В октябре один из самых результативных советских разведчиков-нелегалов, коминтерновец Рихард Зорге, выяснил, что японской угрозы советскому Дальнему Востоку больше не существует: империя собирается воевать с американцами. Эта информация получила подтверждение и из других источников. В результате под Москву было переброшено 17 сильных дивизий, которые и решили исход битвы.

К началу декабря у Красной Армии накопилось достаточно сил, чтобы начать контрнаступление. И к северу, и к югу, и к западу от Москвы немцы сначала перешли к обороне, потом были вынуждены отступить.

В военном отношении победа Красной Армии выглядела довольно скромно. Ее потери существенно превышали немецкие, пленных взято почти не было, поредевшие германские части отходили организованно, нанося ответные удары. К началу января линия фронта стабилизировалась всего в 200–300 километрах от советской столицы.

Но сражение под Москвой имело ключевое стратегическое значение. «Блицкриг» провалился. А поскольку Гитлер не рассчитывал на затяжную войну, да и не имел для нее достаточно ресурсов, это означало, что поражение Германии теперь – вопрос времени.

Тогда же, в декабре, произошло еще одно роковое для Рейха и его союзников событие. 7 декабря японцы напали на США, но их «блицкриг» тоже не удался. Уничтожить основные силы американского флота одним ударом не получилось. Поскольку Япония была союзницей Германии, Берлин тоже объявил Америке войну. Возникла перспектива открытия второго фронта, пока еще отдаленная, но неизбежная.

Самые кровопролитные сражения были впереди, но главная война развернется не между армиями, а между государственными системами и экономиками. Шанс победить одним наскоком, сугубо военными средствами, Гитлер упустил. Его авантюризм разбился о прочность советского государства. В условиях смертельной опасности и крайнего напряжения сил «ордынская» система продемонстрировала свои самые сильные качества: способность к тотальной мобилизации, монолитное единство и готовность на любые жертвы.

Война на истощение

Кампания 1942 года в целом очень похожа на предыдущую: сначала Вермахт одерживал победу за победой, а в конце года в решающем сражении победила Красная Армия.

Однако вернее и честнее описывать всякую войну не как череду доблестных побед, а как череду трагических ошибок. Противоборствующие стороны всегда соревнуются в том, какая из них совершит больше просчетов. Это и естественно, ведь любая война сама по себе – огромный провал, неспособность достичь целей мирными средствами.

Не является исключением и военная история второго года Отечественной войны. Оба верховных главнокомандующих, и немецкий, и советский, делали ошибки. Чаще всего причиной поражения становилось личное вмешательство того или другого вождя в работу военных специалистов. При диктаторском режиме роль личности в истории гипертрофирована, в моменты кризиса этот фактор часто становится решающим.

Гитлер определил цель кампании с учетом сложившейся ситуации вполне логично. Если не получилось разгромить СССР с помощью одной только военной силы, если началась война на истощение – война экономик и ресурсов, то нужно максимально ослабить потенциал врага и максимально увеличить свой. Поэтому направлением главного удара теперь должна была стать не крепко защищенная Москва, а юг Советского Союза, и прежде всего нефтеносные районы. В 1940-е годы нефть являлась главным стратегическим сырьем.

Этот в принципе верный план сорвался, как мы увидим, по той же причине, что «Барбаросса» – из-за вечного гитлеровского авантюризма, надежды на удачу.

Но тяжкий промах допустил и Сталин. «Чудо под Москвой» (так писала зарубежная пресса, советские газеты чудес не признавали) вскружила Вождю голову. Он счел, что в войне уже произошел перелом, и потребовал от своих полководцев наступления, хотя Красная Армия все еще сильно уступала германской по боевым качествам. (Соотношение потерь в 1941 году составило, по самым щадящим подсчетам, 5:1, и даже в победоносном московском сражении советские войска потеряли почти вчетверо больше людей, чем германские).

Выступая в Ставке 5 января 1942 года, Сталин сказал: «Немцы в растерянности от поражения под Москвой, они плохо подготовились к зиме. Надо наступать». И приказал нанести удары и по группе «Центр» в районе Вязьмы, и на Донбассе, и в Крыму.

Десантная операция в Крыму к этому моменту уже началась. Большая войсковая группа захватила Керченский полуостров, но дальше продвинуться не смогла.

Наступление под Вязьмой с целью окружить немцев на Ржевском выступе стартовало 8 января и тоже ничего не дало. Красная Армия напрасно потеряла 770 тысяч солдат. «Ржевская мясорубка» станет самой длинной и самой кровопролитной драмой войны. Развязать этот узел удастся лишь после 13-месячных жестоких боев.

Эти неудачи показали, что советские войска не готовы успешно вести наступление сразу на нескольких направлениях, но Сталин решил провести еще и большую операцию на юге. В первомайском приказе верховного главнокомандующего говорилось: «Приказываю всей Красной Армии добиться того, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения Советской земли от гитлеровских мерзавцев!»

План состоял в том, чтобы разгромить под Харьковом основные силы группы «Центр», прижать ее к морю и уничтожить.

Немцы ударили во фланги наступающим войскам Юго-Западного и Южного фронтов. Отступать Сталин запретил, и около 300 тысяч красноармейцев попали в окружение. Вырваться из «котла» удалось едва одной десятой.

Тогда же, в мае, погиб высаженный в Крыму десант. Еще 170 тысяч солдат были убиты или попали в плен. Теперь осажденный Севастополь был обречен и вскоре пал. Эвакуировать гарнизон не удалось – морем вывезли лишь старший комсостав.

Помимо фронтовых сражений, проигранных из-за чрезмерной самоуверенности верховного главнокомандующего, была совершена еще одна трагическая ошибка – самая тяжелая по своим последствиям. Минувшей осенью, когда войска фельдмаршала фон Лееба рвались к Ленинграду, все усилия советского командования были направлены на создание линии обороны. За «колыбель Революции» собирались биться до последней капли крови. О блокаде никто не думал, к ней не готовились. В городе было мало продовольственных запасов, эвакуация жителей не поощрялась – ленинградцев, наоборот, призывали к патриотизму и стойкости. В результате вывезли только 400 тысяч человек, в основном детей. Когда кольцо замкнулось, город остался почти без снабжения. За первую зиму блокады, самую страшную, от голода и лишений вымерла четверть населения.

Растратив силы в катастрофически неудачных операциях первой половины года, Красная Армия утратила с таким трудом обретенное численное превосходство и, когда немцы на юге перешли от обороны к наступлению, не выдержала удара. Отступление было таким же быстрым и беспорядочным, как прошлым летом.

Чтобы остановить панику, Сталин прибег к испытанному средству: снова задействовал механизм террора. Теперь он был направлен не на генералитет, как в 1941 году (никто из полководцев за проигранные сражения репрессирован не был), а на рядовых красноармейцев. 28 июля был выпущен знаменитый приказ 227 «Ни шагу назад!», написанный главнокомандующим собственноручно и, судя по шероховатостям, никем не редактировавшийся. (Там есть не вполне грамотные выражения: «Красная армия… утекает на восток», «Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину»).

Суть состояла в том, что любое отступление без приказа теперь каралось немедленной смертью: «Паникеры и трусы должны истребляться на месте». Были созданы «заградительные отряды», сформированные из частей НКВД. Эти заслоны располагались в тылу войск и задерживали всех неорганизованно отступающих. Некоторых показательно расстреливали на месте, других отправляли в штрафные батальоны – новый вид боевых частей, использовавшихся для выполнения самых опасных заданий. Практика наказания повышенным риском гибели сохранялась до конца войны и использовалась очень широко. Согласно данным сборника «Россия и СССР в войнах XX века: Статистическое исследование», через штрафные роты и батальоны прошло 428 тысяч человек. Потери в этом особом роде войск были в среднем в пять раз выше, чем в обычных фронтовых частях.

Эффективность крайних мер, на которые пошло советское командование, историки оценивают по-разному. Судя по тому, что стремительное отступление после этого не замедлилось, она была невысокой. На северном направлении фронт к концу августа откатился до естественного рубежа – Волги. На юге еще дальше – до Кавказского хребта.

И здесь наступила очередь Гитлера совершать ошибки. Он опять, как осенью 1941 года, недооценил потенциал противника по восстановлению потерь в живой силе и технике. Фюрер приказал вести наступление сразу в двух направлениях: второстепенное на Сталинград и главное – на Закавказье, к нефти.

Повторилась та же история. Наступающие теряли меньше солдат, чем отступающие, но к немцам подкрепления поступали скудно, а в Красную Армию – сплошным потоком. На самом главном фронте – в состязании ресурсов – советская сторона была сильнее.

До нефти германские войска так и не добрались, хотя взяли Краснодар, Майкоп, Моздок, Нальчик. В горных условиях Кавказа основная ударная сила Вермахта, танки, была малодейственна, а к концу осени, когда перевес в пользу Красной Армии стал значительным (в артиллерии двойной, в авиации и бронетехнике почти двойной, в пехоте полуторный), наступление выдохлось.

На втором по важности, северном участке, Шестая армия генерал-полковника Паулюса дала втянуть себя в кровопролитные уличные бои в разрушенном Сталинграде, где ни от танков, ни от авиации особенной пользы не было.

Город не представлял собой такой уж стратегической ценности. Немцы могли бы форсировать Волгу в любом другом месте, менее укрепленном. Но битва приобрела для обеих сторон огромное символическое и политическое значение – исключительно из-за названия города. Гитлер требовал от Паулюса любой ценой взять «город Сталина», Сталин от своих полководцев – стоять насмерть.

Советские войска всё время получали подкрепления. К середине ноября группировке Паулюса противостояло 11 армий – более миллиона солдат. 17 ноября советские войска нанесли удар по флангам, прикрытым менее боеспособными румынскими дивизиями. За шесть дней операция по окружению Шестой армии была завершена. Советские полководцы – Георгий Жуков, осуществлявший общее руководство, и командующие тремя фронтами Николай Ватутин, Константин Рокоссовский, Андрей Еременко – показали, что Красная Армия научилась не только стойко обороняться, но и успешно атаковать.

Триста тысяч немецких, румынских и итальянских солдат оказались в огромном «котле» площадью 2 000 квадратных километров. Это было серьезной неудачей, но еще не катастрофой. У Паулюса хватило бы сил пробиться на запад и соединиться с войсками фельдмаршала Манштейна. Именно это рекомендовал Гитлеру германский генштаб. Но фюрер принял иное решение. На фоне затормозившего кавказского наступления еще и признать свое поражение у стен «города Сталина» он не хотел и дал Герингу, командующему Люфтваффе, убедить себя, что немецкая авиация сумеет создать «воздушный мост» – обеспечит окруженную армию всем необходимым, а танковые дивизии Манштейна ударят с другой стороны, и поражение обернется победой.

Это была вторая военно-стратегическая ошибка германского главнокомандующего в кампании 1942 года. Расплата за нее наступит уже в следующем году.

Еще одна тяжелая ошибка носила не военный, а политический характер. Вермахт захватил территорию, на которой проживало 70 миллионов человек. С точки зрения нацистской идеологии это были представители неполноценных рас, и оккупационные власти обращались с местным населением соответственно: языком принуждения, насилия и угроз.

Примечательно, что у Сталина и Гитлера был один и тот же учитель – Чингисхан, создатель самой большой в истории империи, только Сталин и Гитлер позаимствовали у великого завоевателя разное. Советский правитель – сверхцентрализованную модель государства, в котором всё население состоит на службе; германский – методику ведения войны. При этом, если Сталину, кажется, и в голову не приходило, что он ученик Чингисхана (Вождь учился у учеников великого хана: Ивана III, Ивана IV, Петра I), то фюрер напрямую позаимствовал два монгольских военных изобретения.

Во-первых, рассечение вражеской обороны глубокими и быстрыми рейдами – только теперь они были не конные, а танковые. (Известно, что главный немецкий танковый стратег Гудериан очень интересовался тактикой монгольской войны).

Во-вторых, вслед за Чингисханом, немецкие власти активно и хладнокровно использовали психологическое оружие: запугивали население оккупированных стран акциями неслыханной в новые времена жестокости. В древности это позволяло монголам держать в повиновении территории, население которых многократно превышало размеры вторгшейся армии. Так же вели себя и фашисты. Понятия «военного преступления», введенное международными конвенциями, для них не существовало. И чем «неполноценнее» по гитлеровской градации была нация, тем жестче с ней обращались завоеватели. Были нации, подлежащие тотальному истреблению – евреи и цыгане. Были нации, подлежащие порабощению, – славяне. Малейшее неповиновение жесточайше каралось. Каждый случай сопротивления, даже если жители не имели к этому отношения, влек за собой кару по принципу круговой поруки. Если где-то убивали немецкого солдата, ответом становился расстрел ста произвольно взятых заложников.

При всей отвратительности подобных методов во время «блицкрига» они вполне выполняли свою функцию: обеспечивали покорность тыла на период недолгой военной кампании. Но и в 1942 году, когда стало ясно, что скорой победы не будет, оккупационная политика дальновидней не стала. У белорусских и украинских крестьян не было причин любить советскую власть, разорившую их и насильно согнавшую в колхозы. Во многих местностях немцев встречали радушно или по крайней мере нейтрально. Но «Остминистериум» – министерство, управлявшее восточными колониями, вовсе не собиралось освобождать сталинских «крепостных». Рейх забрал их себе. Колхозы остались, подневольный труд тоже, только теперь крестьянами командовали не партработники, а немецкие коменданты.

Некоторые усилия по умиротворению населения Остминистериум все же предпринимал. Например, ввел органы самоуправления из коллаборантов, однако эти структуры занимались главным образом выколачиванием податей. Столь же бесплодной была и попытка возродить религиозные учреждения, уничтоженные советской властью. В это же самое время и Сталин изменил политику в отношении православной церкви, обратился к ней за поддержкой – и получил ее. Духовенство оккупационной зоны, пошедшее на сотрудничество с немцами, оказалось в положении изменников и авторитетом не пользовалось. Отношение местного населения к оккупантам стало активно враждебным, когда потребность в дешевом труде вынудила немцев организовать вербовку «остарбайтеров» для работы в Германии. Добровольцев нашлось немного, и с апреля 1942 года людей стали мобилизовать насильно. Около пяти миллионов человек были увезены на запад. Многие молодые мужчины предпочли уйти в леса к партизанам.

В 1941 году, во время великого отступления, в немецком тылу сражались лишь немногочисленные отряды из окруженцев, не доставлявшие Вермахту серьезных проблем. Но с 1942 года ситуация меняется. В лесных районах возникает партизанское движение, которое пользуется поддержкой угнетаемых, обозленных жителей. Справиться с этим сопротивлением немцы пытаются всё теми же репрессивными методами, которые лишь повышают градус ожесточения. Чтобы не оттягивать с фронта боевые части (хотя иногда приходится делать и это), оккупанты объявляют набор в полицию из числа местных добровольцев и военнопленных, желающих вырваться из концлагерей. По количественным показателям эта мера выглядела успешной – в «шуцманы» или «полицаи» (от polizei) поступило в общей сложности 400 тысяч человек, но этот контингент был крайне ненадежен и нередко переходил на другую сторону.

Один из самых ярких эпизодов подобного «двойного перебежничества» – история Владимира Гиля, подполковника Красной Армии, который возглавил первый русский «отряд СС», позднее преобразованный в полк, а затем в бригаду.

Гиль и его солдаты усердно воевали с партизанами, участвовали в карательных акциях, но в августе 1943 года, перебив немецких инструкторов, перешли на сторону резистантов. Бригада переименовалась в «Первую антифашистскую» и доставила Вермахту много неприятностей. Сам Гиль не только получил прощение от советской власти, но был повышен в звании, а также награжден орденом.

Лишь после девяти месяцев охоты по белорусским лесам, собрав значительные силы, немцы смогли уничтожить этот крупный очаг сопротивления. Двойной перебежчик Гиль погиб в бою.

Через партизанские отряды прошли 800 или 900 тысяч человек. В боевом смысле эти силы серьезной опасности для немецкой армии не представляли, но диверсии на линиях коммуникаций, саботаж, уничтожение складов существенно дезорганизовали германский тыл. С 1943 года действия крупных отрядов координировались Центральным штабом партизанского движения в Москве и, следуя его приказам, активизировались всякий раз, когда происходили большие сражения.

Неспособность обеспечить стабильность тыла была хронической болезнью немецкого Восточного фронта, обострявшей его и без того трудное положение.

Кампания 1943 года отличалась от двух предыдущих. Боевое преимущество Вермахта постепенно уходило в прошлое. Красная Армия обрела воинский опыт, у нее появилась целая плеяда сильных полководцев. Война производила свой «естественный отбор» – наверх пробивались не послушные, как в мирное время, а способные. Верховный главнокомандующий тоже многому научился – в большей степени, чем Гитлер. Во-первых, Сталин теперь прислушивался к мнению военных специалистов, а во-вторых, перестал полагаться на запугивание. Опыт научил его, что из напуганных генералов получаются плохие полководцы.

Весь год одна за другой шли кровавые битвы, в которых верх брали то немецкие войска, то советские. Война на истощение людских и материальных ресурсов продолжалась. Обе стороны напрягали все свои силы.

В январе Гитлер провозгласил «тотальную войну» с целью высвободить для фронта миллион мужчин. Ради этого была произведена трудовая мобилизация подростков, пожилых людей, женщин. Экономика теперь тоже должна была работать только на войну. Министр вооружений Шпеер расширял производство, активно используя подневольный труд пленных и привезенных с оккупированных территорий рабочих. С конвейеров сплошным потоком сходили танки, самолеты и пушки новых моделей. Численность Вермахта к лету достигла небывалой цифры – шесть с половиной миллионов человек. Почти две трети из них находились на Восточном фронте.

Какими средствами наращивал свою военную мощь СССР, будет описано в следующей главе, пока же довольно сказать, что и по количеству солдат в действующей армии, и по арсеналу боевой техники Красная Армия в это время уже значительно опережает германскую. Эвакуированная на восток промышленность заработала в полную силу, а кроме того, наладились поставки вооружения, боеприпасов, автомобилей и прочего снаряжения от союзников, прежде всего из США.

1943 год начался для Советского Союза триумфально. В феврале Шестая армия Паулюса, запертая в Сталинграде из-за амбиций фюрера, истощив силы, сдалась. Пропали не только 300 тысяч солдат, разрушился миф о непобедимости Вермахта.

Фельдмаршал Паулюс сдается в плен

Но сразу же после этого, в марте, фельдмаршал Манштейн, отведя войска с так и не покорившегося Кавказа, взял частичный реванш за Сталинград. В новом, уже третьем харьковском сражении (предыдущие были в 1941 и 1942 годах) немцы опять окружили вырвавшиеся вперед части Воронежского фронта и уничтожили почти половину атакующей группировки.

На восточном фронте наступило временное затишье, но на другом театре войны, в Северной Африке, произошел свой «Сталинград». В мае капитулировала германско-итальянская группировка в Тунисе. Англо-американская союзная армия взяла в плен 250 тысяч солдат. Теперь следовало ожидать высадки союзников в Италии.