Текст книги "История российского государства. том 10. Разрушение и воскрешение империи. Ленинско-сталинская эпоха. (1917–1953)"

Автор книги: Борис Акунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

В разных регионах планеты происходят вооруженные конфликты

Локальные – и совсем немаленькие – войны в это время уже шли, знаменуя приближение эпохи великих потрясений.

Италия начала «возрождать Римскую империю» с покорения Ливии (в античную эпоху там находились две римские провинции: Триполитания и Киренаика). Недолгое время побыв перед Первой мировой войной итальянской колонией, Ливия в 1917 году изгнала чужеземцев, и Рим был вынужден с этим смириться. Но режим Муссолини ввел на территорию отделившейся колонии войска, истребил четверть населения, применяя химическое оружие, убивая мирных жителей, прибегая к массовым депортациям, и в 1931 году подавил последние очаги сопротивления.

Следующим шагом стало создание «Великой Сомалии» – большой колонии на востоке африканского континента.

Затем (в 1935 году) режим Муссолини вторгся в Эфиопию – страну, которая сорока годами ранее с успехом отразила предыдущее итальянское нашествие. Вооружение двадцатого века – массированные авиабомбардировки и артобстрелы, ядовитые газы, а также исключительно жестокие карательные меры (расстрелы, концлагеря) обеспечили агрессору победу. Король Виктор-Эммануил был провозглашен императором. Из Эфиопии, Эритреи и Сомали была создана колония «Итальянская Восточная Африка».

Колониальными захватами мир было не удивить, в этом отношении все державы друг друга стоили, но в апреле 1939 года Италия приступила к реализации следующего пункта своей экспансионистской программы – ввела войска в европейскую страну Албанию и тем самым обеспечила себе плацдарм для дальнейших завоеваний на Балканах.

Германия еще до поры до времени действовала иначе: не прямой силой, а шантажом – угрозой военного столкновения, которого европейские страны любой ценой хотели избежать. И пасовали, шли на компромиссы, отступали перед давлением.

В 1936 году Германия ввела войска в Рейнскую область, которая по Версальскому договору должна была оставаться демилитаризованной. Это был блеф. Потом Гитлер скажет, что, если бы Франция повела себя решительно, он убрался бы с Рейна поджав хвост. Но Франция стерпела, ограничилась нотой протеста, и Рурский промышленный район стал кузницей немецкого вооружения.

В том же году началась гражданская война в Испании. Пятью годами ранее там произошла бескровная электоральная революция, свергнувшая монархию и приведшая к власти республиканцев. В июне 1936 года армейская верхушка, недовольная политикой левого кабинета, подняла мятеж. Вероятнее всего он был бы подавлен правительственными войсками, сохранившими контроль над столицей и основной частью страны, если бы путчистов не поддержали Германия и Италия, рассматривавшие генерала Франко как своего единомышленника и союзника. На два с половиной года Испания стала ареной борьбы не только между «республиканцами» и «франкистами», но и между двумя враждебными системами – фашистской и коммунистической.

Советский Союз ограничивал помощь Мадриду поставкой вооружения и отправкой «добровольцев» (военных специалистов). Германия и Италия делали гораздо больше, посылая в Испанию целые войсковые контингенты: 150 тысяч итальянских солдат сражались на стороне франкистов, немцы обеспечили их боевой авиацией. Остальные державы наблюдали за столкновением двух недружественных Западу лагерей не без удовлетворения и занимали нейтральную позицию – выжидали, кто возьмет верх. Верх взяли фашисты, коммунисты потерпели поражение. В марте 1939 года республиканское правительство пало, к власти в Испании пришли силы, ориентировавшиеся на Берлин и Рим.

Советские пионеры на митинге в поддержку республиканской Испании

За год до конца испанской войны, в марте 1938 года Германия присоединила Австрию, введя туда войска – и опять не встретила отпора со стороны великих держав. В Англии и Франции считали, что быстро вооружающуюся Германию следует «умиротворить». Если она удовлетворит свои притязания, ей незачем будет развязывать войну, и на континенте сохранится мир.

Следуя той же логике, английское и французское правительство в сентябре 1938 года санкционировали передачу Судетской области, населенной этническими немцами, от Чехословакии – Третьему Рейху.

В марте 1939 года Германия оккупировала и саму Чехию, создав там свой протекторат. Тогда же у Литвы был отобран Мемель (Клайпеда).

Каждый успех гитлеровской «милитаристской дипломатии» повышал популярность фюрера в народе и оправдывал затраты на военное строительство.

Следующей целью германской экспансии стал «Данцигский коридор» – польская территория, отделявшая от основных немецких земель Восточную Пруссию.

Германия стала готовиться к нападению на Польшу. Было ясно, что на сей раз угрозами и военными демонстрациями дело не обойдется. У Польши была довольно большая армия (миллион солдат), а кроме того, имелись союзные договоры с Британией и Францией.

Гитлер надеялся, что западные державы не захотят ввязываться в большую войну и ограничатся декларациями, но на случай, если все же повторится ситуация четвертьвековой давности, когда Англия и Франция из-за союзнических обязательств вступились за Бельгию, Германии нужно было не повторить ошибку кайзера – не ввязаться в войну на два фронта.

В августе 1939 года мир висел на волоске, но еще мог быть сохранен. Всё зависело от того, сумеет ли Гитлер обезопасить себя с востока, заручившись поддержкой Сталина.

Если в Европе большая война еще только готовилась, то в восточной Азии она к этому времени шла уже третий год.

Принятая в мировой, вернее западной хронологии датировка Второй мировой войны (1939–1945) неверна и является пережитком прежнего, западоцентричного отношения к истории. Правы китайские историки, относящие старт этого массового самоистребления человечества к 1937 году.

И начала мировую войну не Германия, а Япония.

Политическая победа военной клики в 1936 году привела к тому, что уже через год империя приступила к завоеванию Китая.

Дату вторжения, 7 июля 1937 года, и следует считать днем начала Второй мировой войны. Из общего количества ее жертв (по разным оценкам от 50 до 60 миллионов человек) не менее 20 миллионов приходятся на китайское направление. Однако внимание западных историков азиатско-тихоокеанского театра войны в основном сосредоточено на событиях после 1941 года, когда Япония напала на США. Для СССР же японская агрессия с самого начала была предметом огромного и даже приоритетного беспокойства. Во второй половине тридцатых в Москве потенциальным «врагом № 1» считали не Германию с Италией и не «страны Антанты» (этот устаревший термин по традиции еще использовался советской пропагандой), а «самурайскую Японию». Отношения с ней были накалены до последнего предела.

Долгое время СССР старался не допустить вооруженного столкновения с более сильной в военном отношении Японией и уступал. Самой болезненной жертвой был отказ от КВЖД, важного источника валютных поступлений. После того как японцы фактически оккупировали северо-восточный Китай, они выдвинули требование уступить железную дорогу марионеточному маньчжурскому режиму. В 1935 году Москва пошла на этот компромисс. Это было воспринято в Токио как проявление слабости. Напряженность не спала, а усилилась.

Дважды дело дошло до вооруженных столкновений: сначала среднего, а затем крупного масштаба.

Перестрелки на советско-маньчжурской (фактически советско-японской) границе происходили и раньше, но в июле-августе 1938 года из-за спора за клочок земли близ озера Хасан состоялось настоящее сражение, в котором приняли участие 15 тысяч советских солдат и около 10 тысяч японских. Двухнедельные кровопролитные бои не выявили победителя и завершились временным компромиссом. В Москве объявили о победе, но судя по тому, что командовавший войсками маршал Блюхер был арестован, боеспособность Красной Армии оказалась неважной.

Такое же впечатление сложилось и у японцев. Поэтому год спустя, летом 1939 года, Квантунская армия произвела новую пробу сил – на границе с советским сателлитом Монголией, у реки Халхин-Гол. На сей раз были задействованы более серьезные силы и развернуты крупномасштабные операции, в которых с обеих сторон участвовало около 100 тысяч солдат. Советскими войсками командовал комкор Георгий Жуков, чье имя тогда прогремело впервые. Он сумел обеспечить подавляющее преимущество на направлении главного удара и заставил японцев отступить. Каждая из сторон потеряла примерно по 20 тысяч человек убитыми и ранеными, то есть это было весьма масштабное столкновение. В настоящую большую войну оно не переросло, потому что в Токио «адмиральское» лобби взяло верх над «генеральским», то есть был сделан выбор в пользу не сухопутной, а военно-морской экспансии, направленной против США.

На противоположное, европейское направление переключила свое внимание и Москва, внешнеполитический курс которой именно в это время, в августе 1939 года, кардинальным образом переменился.

Внешняя политика Советского Союза подчинена одной главной цели

С конца двадцатых и до конца тридцатых международная политика СССР была подчинена одной главной цели: любой ценой избежать войны, пока не завершится грандиозная программа создания военной индустрии и укрепления вооруженных сил, развернутая после «военной тревоги 1927 года».

Сталин был прав, когда считал новую мировую войну неизбежной и когда не сомневался, что она не обойдет стороной СССР. Исходя из магистральной задачи выиграть время, советское правительство резко повернуло внешнеполитический курс и постоянно его корректировало. Наступательно-экспансионистская установка на экспорт революции ленинских времен сменилась осторожным маневрированием: социалистическое государство старалось не обострять отношений с агрессивными режимами, искало союза с менее враждебными державами, активно участвовало в движении за ограничение гонки вооружений (хотя само лихорадочно вооружалось).

Главный враг несколько раз менялся. Сначала в Москве больше всего опасались Японии, после 1933 года переключились на германскую угрозу, в период дальневосточных конфликтов 1938–1939 гг. снова переориентировались на «самураев, которые перешли границу у реки». Не забывали и о давних счетах с ближайшим заклятым врагом Польшей, но и здесь советская дипломатия вела себя примирительно – в 1932 году был подписан двухсторонний договор о ненападении.

По сравнению с милитаристскими режимами Германии, Японии, Италии остальные державы представлялись менее опасными, и Советский Союз все время пытался ослабить градус напряженности в отношениях с ними, а если получится, то и заключить оборонительный альянс. Первое получалось, второе – не очень.

Главным достижением стало установление дипломатических отношений с США в 1934 году. Самая антикоммунистическая и самая большая из западных стран наконец признала «безбожное государство». Здесь Москве помогла конфронтация с Японией, которой опасались и в Вашингтоне, это была «дружба против Токио».

В 1935 году после семилетнего перерыва состоялся VII конгресс Коминтерна, который, следуя смене курса, тоже сделал поворот на 180 градусов и теперь стал ратовать за сотрудничество и взаимодействие с европейскими левыми, которые еще недавно считались «социал-предателями». «Все прогрессивные силы» призывались к объединению перед лицом фашистской угрозы. Этот демарш должен был продемонстрировать, что Москва окончательно отказывается от подрывной революционной деятельности в других странах и будет придерживаться легальных методов.

Объединение социалистов и коммунистов дало свои результаты, но не те, которых добивался Сталин. Победа Народного Фронта в Испании, как уже говорилось, вылилась в еще большее обострение обстановки, поскольку привела к военному путчу, гражданской войне и расширению фашистского блока. Весной 1936 года Народный Фронт одержал победу на выборах и во Франции, однако попытки заключить полноценный оборонительный союз с Парижем успехом не увенчались. В договоре, подписанном еще прежним французским правительством, содержалось туманное обещание, что «в случае угрозы нападения европейского государства на одну из сторон Франция и СССР немедленно начнут консультации». Дальше этого дело так и не пошло. Британия склонила Францию выбрать курс не антагонизации, а «умиротворения» Германии, что в 1938 году привело к Мюнхенскому «компромиссу».

Таким образом, поиски военного союзника на Западе успехом не увенчались.

Другим новым для СССР направлением деятельности стала «борьба за мир» на международном уровне и попытки создания «системы коллективной безопасности».

В 1934 году страна вступила в Лигу Наций, основанную 14 годами ранее для урегулирования межгосударственных конфликтов и предотвращения следующей мировой войны. Но в условиях эскалирующей агрессивности Италии, Японии и Германии эта интернациональная организация становилась всё более беспомощной. Никаких инструментов воздействия, кроме деклараций, устав Лиги не предусматривал. В ответ на осуждение захватнических действий страна-виновница просто отказывалась от членства и более не считала себя связанной какими-либо обязательствами. Германия и Япония покинули Лигу в 1933 году, Италия – в 1937, после завоевания Эфиопии, Испания – как только там победили франкисты. (Будет лишен членства и СССР – за нападение на Финляндию, но к тому времени советская политика опять сделает резкий поворот).

Провалом закончились и попытки ограничить рост вооружений. Целых два года (1932–1934) в Женеве проходила представительная конференция, в которой участвовал и Советский Союз. Наркоминдел Литвинов сказал: «Советская делегация заявляла н заявляет, что представляемое ею государство согласно на полное разоружение, на частичное разоружение, количественное и качественное, что она готова идти в этом направлении так далеко, как только это позволит согласие других государств». Но «согласия других государств» (под каковыми, собственно, имелись в виду прежде всего Германия, Италия и Япония) получено не было. Такая же судьба ожидала и конференцию по ограничению военно-морских сил. СССР, у которого, впрочем, и не было сильного флота, выражал готовность «ограничиваться», враждебные ему государства – нет. Единственным результатом этих усилий стало двухстороннее советско-английское морское соглашение 1937 года, которое никак не ослабило напряженности и к тому же не распространялось на тихоокеанский регион, где наращивали свой флот японцы.

В период после Мюнхена в европейской политике развернулась сложная и рискованная дипломатическая игра. Всем игрокам было понятно, что дело идет к войне и что ее инициатором станет нацистский Рейх, «умиротворить» который Англии с Францией не удалось – уступки лишь распаляли аппетит Берлина. Если бы две из трех противоборствующих сил, англо-французский альянс и СССР, объединились, воевать на два фронта Гитлер не решился бы. Но ситуация, при которой Германия нападет только на кого-то одного из своих оппонентов, выглядела соблазнительно для другого – не участвующая в войне сторона оказалась бы в положении «третьего радующегося».

Поэтому тайные переговоры велись по всем трем линиям: Запад – Германия, Германия – СССР и СССР – Запад.

Первый шаг сделала Москва, больше всех обеспокоенная перспективой войны. В апреле 1939 года нарком Литвинов предложил Англии и Франции заключить договор об оказании военной помощи «восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Чёрным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств». В следующем месяце вместо Литвинова наркомом стал Вячеслав Молотов, совместивший эту должность с постом председателя Совнаркома, что показывало, какую важность СССР придает дипломатическому аспекту своей политики. Одновременно это был и жест в сторону Германии – чтобы антисемитскому Рейху не пришлось вести переговоры с евреем Литвиновым.

Англия и Франция прислали в Москву делегацию для обсуждения условий договора, но уровень представителей был невысок и они не обладали серьезными полномочиями. К тому же обе державы явно тянули время. Объяснялось это тем, что в Париже и особенно в Лондоне советский военный потенциал оценивали невысоко, а правительство Чемберлена надеялось договориться с немцами. Переговоры с Москвой для англичан были просто инструментом давления на Берлин. Одновременно в Лондоне происходили секретные консультации с германскими представителями. Посол Герберт фон Дирксен пишет в мемуарах, что высокопоставленный чиновник британского МИДа Горацио Вильсон, неоднократно встречавшийся с Гитлером, предложил программу урегулирования «взаимоотношений обеих стран во всей их полноте»: «Она не ограничивалась лишь экономической сферой, но затрагивала также вопросы политического и экономического характера. В ней рассматривалась проблема колоний и включены были предложения по приобретению сырья для Германии». В Москве знали об этих закулисных переговорах и относились к ним с крайней нервозностью.

Удобнее всего эта ситуация была для Гитлера. Он решал, с кем ему выгоднее договориться, а с кем воевать.

Как я уже писал, фюрер ошибочно предположил, что «мюнхенские» державы, отдавшие ему Чехословакию, не станут ввязываться в войну и из-за Польши. Это соображение перевесило.

В конце июля Германия дала понять советской стороне, что ищет путей к сближению. «Несмотря на все различия в мировоззрении, есть один общий элемент в идеологии Германии, Италии и Советского Союза – противостояние капиталистическим демократиям. Ни мы, ни Италия не имеем ничего общего с капиталистическим Западом. Поэтому нам кажется довольно противоестественным, чтобы социалистическое государство вставало на сторону западных демократий», – было заявлено советскому представителю в Берлине.

В начале августа министр иностранных дел фон Риббентроп предложил Москве сделку. Если СССР не будет мешать немецкому вторжению в Польшу и сохранит нейтралитет в случае войны на Западе, Восточная Европа будет поделена между договаривающимися странами. Германия получит Данцигский коридор и контроль над основной частью Польши, а Советскому Союзу достанутся восточные польские области, «свобода действий» в отношении бывших российских колоний Балтийского региона и еще румынская Бессарабия.

Договорились очень быстро, всего за две недели. 23 августа мир был ошарашен известием о подписании германо-советского пакта о ненападении (секретные статьи о разделе чужих территорий опубликованы не были).

Устранив угрозу второго, восточного фронта, Гитлер сразу же, неделю спустя, напал на Польшу. Вопреки его надеждам западные державы не спасовали, и в Европе началась большая война.

Совершенно очевидно, что без «Пакта о ненападении» 1 сентября 1939 года война не началась бы, поэтому историки, возлагающие вину за это трагическое событие не только на Гитлера, но и на Сталина, правы.

Газета «Правда»

Понятна, однако, и тогдашняя логика советского правителя. С его точки зрения он одержал блистательную дипломатическую победу: уберег свое государство от войны, получил дополнительное время для укрепления обороны и стравил между собой обоих врагов, «капиталистов» с «фашистами». Опыт Первой мировой войны позволял предположить, что это противостояние будет долгим и изматывающим. Линия на избавление от внешних угроз путем переориентации потенциального противника на иные задачи была продолжена и в отношениях с Японией. Там окончательно возобладала линия на агрессию против США. Отношения между Москвой и Токио стали почти идиллическими и завершились подписанием пакта о нейтралитете весной 1941 года.

Проблема, однако, в том, что логика Сталина оказалась по всем пунктам ошибочной.

Германия победит на западе намного быстрее, чем ожидалось. Пакт предоставил фюреру возможность, которой в 1914 году не было у кайзера: вести войну на одном фронте, не распыляя сил. В результате Рейх не только одержит военную победу, но очень усилится экономически, ибо заставит работать на себя промышленность оккупированных европейских стран.

Программа перевооружения, которая будет затеяна в СССР из расчета, что война продлится несколько лет, к июню 1941 года останется незавершенной, а граница не укрепленной.

Кроме того, уверенный в своем непогрешимом чутье, Сталин даст Гитлеру себя обмануть и после 13 лет интенсивной, на пределе сил, подготовки к войне все-таки будет застигнут нападением врасплох.

Роковые последствия имело и секретное соглашение о «разделе сфер влияния», побудившее Сталина перейти от пассивно-оборонительной политики к наступательно-экспансионистской.