Текст книги "Подружка невесты (СИ)"

Автор книги: Болеслава Кираева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Началась всё с того, что Серёжка, один из тех немногих, кто ходил в детский сад самостоятельно, а не за ручку, заявился утром с чёрным пластиковым пакетом в руках. Причём избежал вопросов, уклонившись от встречи с обычно встречающими в вестибюле детей (вернее, родителей с детьми). Мне это сразу бросилось в глаза, сразу запахло чем-то таинственным. Мальчик пошептался с ближайшими своими друзьями, и они прямиком направились в дальние кусты детсадовского сада, где обычно делились своими секретами девочки.

Это показалось мне вопиющим нарушением наших девичьих (или девочкиных?) привилегий! Но, как назло, поблизости не оказалось никого из тех активных наших малышек, которые боевым отрядом могли бы пойти и справедливость восстановить – или хотя бы устроить «боевой» шум, на который прибежали бы взрослые. А подставлять свои косички под мальчишечьи ручки охоты не было. Поэтому я ограничилась наблюдением издали.

А наблюдать было что! Весть о мужском секрете в «женских» кустах быстро разнеслась по всему детскому саду. Подбегает один мальчик к другому (или группке), зырк-зырк по сторонам, шу-шу на ухо – и вот они уже мчатся к тем самым кустам. Или, если поблизости девочки, делают вид, что гуляют, а сами аж дрожат от нетерпения пуститься бегом. Кого-то такая тактика и обманет, но не меня!

Встал вопрос, который взрослые назвали бы сложной нравственной проблемой: ябедничать или нет? Я, учёная уже, понимала, что содержимое таинственного пакета может оказаться для взрослых недостаточно криминальным, чтобы ребят разгонять и наказывать, а тем более держать в тайне имя той, которая просигнализировала. Хорошо бы привлечь внимание к мальчишкам какой-нибудь глупенькой ябедничающей девчушечки, чтобы побежала и доложила – с неё тогда и весь спрос. Или ещё как, но не самой идти и брякать.

К счастью, масштаб необычного оказался очень широким, в кусты посигали все детсадовские мальчишки. В том числе и дежурные, которые должны были помочь тёте Паше вынести отходы, после того как тётя Даша приготовила нам завтрак. Нянечка вышла во двор, недоумённо покрутила головой и спросила у первой подвернувшейся девочки, куда это все мальчишки подевались. И я честно ответила, что вон в те кусты. Это не считается ябедничеством, правда? Когда тебя прямо спрашивают, а не ты сама язык высовываешь.

И к тому же никто не просил меня молчать насчёт кустов.

Ну, тётя Паша и двинулась решительно по указанному мною направлению, а я продолжала наблюдать. Чуть вошла она в кусты – послышался громкий возмущённый голос, и словно большие птицы стали оттуда вылетать и разлетаться. Чувствовалось, что разъярённой нянечке хочется ругаться более яростно, но тогда слова пойдут недетские, коих нам знать не положено, и она напирала на громкость.

– Ах, охальники, ну, похабники! – и так далее, с небольшими вариациями и лупцеванием попок. Мы эти звуки хорошо знали, глухие такие шлепки.

Чуть шлепок позвонче – значит, малыш схитрил и напряг попку, чтоб не так больно было. Много позже я узнала, что многие воспитатели знают этот нехитрый приём и либо лупят внезапно, либо две-три секунды пережидают напряг, ведь долго его не продержишь. Расслабляешься, и тут получаешь в полной мере, ладонь в твоё мягкое место как бы вминается, словно в тесто, и взрослому надо совершить усилие, чтобы отлепить. Вот после этого отлепления и становится больно по-настоящему.

Если же шлёпающая ладонь от твоей попы отлетает, как мячик от стенки, больно только в момент касания, а дальше ничего. Откуда знаю? Это мой девчоночий секрет!

Когда мальчишки, почёсывая задние местечки, разбежались, я рискнула подобраться поближе и полюбопытствовать о причине нянечкиного гнева. Тогда-то и увидела ту самую коробку, блестящую и недетскую, в которую тётя Паша что-то складывала с отвращением на лице, а потом засунула в чёрный, скрывающий секреты, пакет. И понесла в дом.

Там отдала трофей тёте Вале, что-то шепнув, та заинтересовалась, достала иностранную коробку и хотела было открыть, да вовремя заметила любопытные глазёнки в окнах и даже в приоткрытой двери. Открывать раздумала и ограничилась тем, что положила коробку на самый верх самого высокого шкафа, к трофейным рогаткам и пистонам. Туда нам никак. Даже и не видно ничего с наших росточков.

Иногда, когда кто-то из детсадовцев совершал нехороший поступок, об этом громко объявляли на полднике – в назидание другим. Почему именно на полднике? Чтобы дети за целый день успели нашалить, да полдника можно было и лишить («высшая мера») – а вот обед полагалось съедать полностью, прав ты или виноват. Кроме того, наказание не следовало оставлять назавтра, поэтому разборки и откладывались на как можно позже. Если бы мы в детсаду ужинали, то и на ужин бы.

В тот день я с таким нетерпением ожидала полдника, что у меня аж разыгрался аппетит (обычно-то бывало наоборот). Ведь Серёжка и его дружки молчали и даже на намёки не велись... Но, к вящему разочарованию, никакого публичного обвинения на полднике не прозвучало. Вероятно, отшлёпанных попок оказалось более чем достаточно для убедительного наказания.

А может, воспитательница, будучи всё время в гуще детей, просто не успела до полдника заглянуть в коробку, а обвинять-то надо предметно, конкретно! На другой же день, как я говорила, наказания не откладывались.

Когда чего-то перед глазами нет, об этом быстро забываешь – в детстве. Зато сильнее перехватывает дух, когда, увидев, вспоминаешь.

Да, это тот самый, «иностранный» блеск, и буквы не нашенские – как и на коробке с одеждой невесты-малолетки. И гламурный портрет на крышке... но странный какой-то. Я в своей недолгой жизни видела портреты в полный рост (как невестушка на первой коробке), по пояс, по шею-плечи, когда одно лицо вино. Но чтобы одна грудь – а лица выше нет – никогда. Пышная женская грудь в широком белом лифчике, а чья она, кто снята – непонятно.

Тётя Валя, глядя сама и давая глядеть мне, понаклоняла коробку в разные стороны, и оказалось, что белая материя лифчика при этом как бы намокает, прозрачнеет и под ней проявляется темноватая кожа груди с крупными сосками. Так вот за что мальчишек нещадно лупили! Вот почему они охальники... Нет, мало ещё охали, плохиши!

А что внутри коробки? Неужели Серёжка принёс её лишь ради обложки? Тётя Валя вытащила что-то, похожее на кусок светлого пластилина, но секундой позже я заметила, что этот комок дрожит, словно холодец.

– Ну-ка, пособим твоему тельцу, – сказала она и, оттянув одну из пустых чашечек, ловко заложила туда «холодец» . – Потрогай, только осторожно... О, как хорошо вписалось, прямо по размеру. Это как раз для детских лифчиков вкладки, чтобы не морщили. Как тебе?

Неприятный, «жабий» холодок быстро прошёл, «вкладка» согрелась, и я, скосив глаза, увидела, что пустая чашечка заполнилась очень даже ничего, выпуклилась, исчезло ощущение того, что чего надо – нет. И только чуток спустя я поняла, что пол-лифчика у меня выглядят уже так, как у тётеньки.

– А во вторую заложим побольше, – донеслось до меня. Я машинально оттянула её от тела, но тётя Валя повела мою руку ещё дальше, бретели натянулись – и вот на правой стороне груди у меня что-то оттягивает, ведёт вперёд чашку лифчика, краями из-под неё выглядывает. Я такое видела на взрослых тётеньках, но не скажу где.

– Ну, как тебе лучше, так или эдак? – спрашивают меня. – Вторую какую доставать?

– Что это? – не могла я прийти в себя. – Зачем?

– Это, видишь ли, такой набор для маленьких девочек. Для тех, кому не терпится узнать, как они взрослыми будут выглядеть. Одень их по-взрослому, да сфотографируй. Но взрослым женщинам полагается лифчик, а грудь-то начинает расти лет с десяти и медленно! Вот, придумали такие вот вкладыши, чтоб было, как у взрослых.

– А они как настоящие, эти вкладыши?

– Вот, пощупай у меня, – разрешила воспитательница. И я убедилась, что по мягкости очень даже похоже.

– В дочки-матери можно играть! – вырвалось у меня.

– Вот ты и сама сообразила, – усмехнулась тётя Валя. – Так тебе побольше или поменьше?

Поначалу мне казалось, что «поменьше» – самый раз, а если у тебя «побольше» – меняй лифчик. Но потом я сообразила, что, скажем, шапочку-то надевают не по подбородок, и низ головы должен выглядывать. Варежки тоже не по локти вяжутся. И вообще, в этом есть своя красота – когда плоть рвётся из-под покровов. И на фото на коробке похоже... Но я постеснялась признаться в своём вспыхнувшем желании обладать уже сейчас пышным бюстом и, поколебавшись, согласилась на маленький. Тем более что это всё равно под платьем будет.

Сама извлекла успевший согреться «холодец» из правой чашки, но тётя Валя попросила меня опорожнить и левую. Сама отвинчивала крышку с какого-то пузырька и прикладывала к горлышку ватку. Запахло чем-то необычным.

– Ну-ка, притрём, – и потёрла сперва «холодцы», положив рядом второй по размеру, а потом, оттянув лифчик, и мою грудку. Неприятный, осложнённый медицинским запахом, холодок сменился типа горчичникового и пощипыванием.

– Ой, жжётся!

– Терпи, коза, Анжеликой будешь! – усмехнулась воспитательница, завинчивая крышку. – Настоящая грудка больнее режется. Сейчас всё приставим.

Она запихнула мне «холодцы» в чашки, обладошила и поелозила, как бы пытаясь втереть в кожу или даже в тело.

Горчичниковое пощипывание сменилось приятной теплотой, потом, когда ладони отошли, в груди (я имею в виду – в грудной клетке) что-то ёкнуло, вспыхнуло и как будто прыгнуло вперёд. Я словно вошла телом в холодцовые грудки, освоила. Даже оказалось, что кожей чую прилегание чашек.

– Твоими стали? Молодец! – похвалила воспитательница. – Знаешь, как можно ещё сделать? Не против немножко почихать, чтобы грудная клетка посодрогалась? Тут особое средство приложено, в носу особо не свербит, а чих вызывает. Давай попробуем!

Только вот что. Не знаю, как ты, а я привыкла стесняться чихать. Когда тридцать голосков хором здоровья желают несколько раз подряд, это утомляет. А в детстве меня после первого чиха сразу начинали лечить от простуды, есть она или нет. Тебя как? Вот и я машинально себя сдерживаю, когда тянет чихнуть.

А здесь вот, в инструкции, – она достала ещё какую-то бутылочку с двойной пластиковой «соской» на горлышке, – сказано, что стесняться неправильно. Чих должен быть сильным, полным, до конца, чтобы вычихнуть всё то, что его вызвало. Надо не мешать, не сдерживаться, а ещё лучше «повестись вслед» и добавить, чтобы вакуум, ну, пустота в лёгких почуялась. Словно в тебе воздуха совсем не стало. Тебя чихает, а ты довыдыхай. Поняла? Давай, я первая. Смотри, как надо.

Она зажала рогатый пузырёк в руке и сделала несколько медленных и глубоких вдохов-выдохов, отклоняясь назад и слегка наклоняясь вперёд, чтоб нагляднее было, где начало и где конец. Затем повела медленный вдох через ноздри, отклоняясь назад, чуть ли не выгибаясь, а уже на пределе сунула «соски» себе в ноздри и сжала кулак. Пшик!

Рука быстро выдернула «рожки» из ноздрей, в глазах отразилось изумление. Женщина застыла слегка прогнутой назад, чуть-чуть покачиваясь, живот немножко дёргался, но дыхания не было. И вдруг мощный чих сотряс воздух, щекой я ощутила капельки. Тётю Валю качнуло вперёд, да так, что она не удержалась и упала на колени, а потом ещё нагнуло в пояснице головой к полу. Я бросилась к ней и помогла не ушибиться, отвела за плечи назад. И первое, что мне бросилось в глаза, это донельзя втянутый живот, аж нижние рёбра торчали, обтянутые одеждой. Взгляд блуждал, под носом появилась капелька, на подбородке – слюна. Да, чих удался на славу.

После нескольких дёрганий живота мою наставницу словно разомкнуло, раскупорило, и она задышала – глубоко, жадно. Утёрлась, высморкалась.

– Вот это да! – произнесла, наконец. – Живот словно со спиной встретился, прилип. Тебе так не надо! Нажимай на пузырёк слабенько, лучше пропустить попытку, чем заполучить лошадиную дозу, от которой тебя вывернет. Ну, попробуй, только слабенько, а я тебя за плечи подержу.

Я и наддала «слабенько», но забыла, что это надо делать на излёте глубокого вдоха. Меня «схлопнуло» не хуже тёти Вали, а я ещё и запаниковала, чуя невозможность быстро вдохнуть. Ничего, оклемалась. Зато и вправду не было противного ощущения свербежа в носу, препарат вызывал чихание нежно, ласково. Ещё, ещё!

– Довольно! – у меня пришлось силком отобрать «волшебную» бутылочку, но какое ощущение свежести в груди! И безо всяких надоедливых «Будь здорова!», отвечай ещё им «Спасибо» и стесняйся чихать дальше, даже если хочется...

И вдруг тётя Валя зашла сзади, расстегнула мне лифчик и чуток приспустила вперёд. Грудки так и просели, повёл их свой вес. Грудки? Мои? Я недоумённо потрогала «холодец», обнажившийся из-под чашек – и словно кожу свою потрогала. Передалось к ней лёгонькое нажатие – или и впрямь грудка своей стала? Э-э, да она же ничем не держится, лифчик приспущен – и не падает!

– Вот волшебное какие чихание! – донёсся голос. – Не стесняйся, пощупай, до сосков дойди.

Я пощупала, потёрла, щипнуть не решилась, разве что чуть сжала сосочки – и вдруг мою грудь начало забирать какое-то новое, неизведанное чувство – радостное, волнующее, и вместе с тем пугающее...

Вдруг словно захлопнулась дверь. Это наставница решительно подтянула мне лифчик и застегнула его.

– Хорошего понемножку! – произнесла она любимую мамину присказку. – Что ж, бельё в порядке, давай теперь надевай платье.

Ну, как это делается, даже мальчишки знают, так что рассусоливать не буду. Невестино платье село на меня очень хорошо, мерки и впрямь сошлись. Правда, раньше я таких длинных не носила, немного непривычен подол, но к хорошему быстро привыкаешь. Я вспомнила сказочных принцесс, и вообразила себя одной из них, заважничала.

– Видишь, как хорошо, – сказала обряжательница, оправляя платьице на выпуклой груди. – С пустыми чашками здесь много хуже было бы, а так – вылитая миниатюрная женщина. Ну, походи, сядь – в общем, прощути себя в этой одежде.

Садиться я не решилась – больно уж пышный подол, а вот походить – походила, неспешно и грациозно. Стоп, а как я выгляжу-то?

– Тёть Валь, зеркало бы...

– У меня только ручное, на. Но лучше я тебя сфоткаю со всех сторон, кстати, и Рите покажу. Ты не удивляйся, но кое-что я крупным планом возьму, – сказала воспитательница, доставая фотокамеру. – Скажем, попку, как трусики из-под подола просвечивают. Ты и сама поглядишь и решишь, не слишком ли тебе стрёмным покажется. Да, ещё родителям твоим надо сообщить и показать фото, их согласие ведь нужно.

Меня как обухом по голове! Во всём «боевом» облачении я уже чувствовала себя настоящей невестой и предвкушала всё предстоящее – и вдруг словно жених объявляет, что ещё не испросил согласия родителей, а они свадьбу могут в два счёта отменить, и кто я тогда? Хуже, чем просто гостья! Брошенная невеста. Позор!

– Тёть Валь, не надо родителей! – вертясь, я мешала ей фотографировать . – Я согласна, я сто пудов согласна, я за всех них согласна! Давайте придумаем что-нибудь, а! Ну, экскурсию в лес на целый день с пикником, а я тем временем – на свадьбу. Никто и не узнает. Я никому не скажу, вас не выдам!

– Тихо, дай же снять! Ну вот, опять смазала. Ладно, сойдёт. Ты пойми, девочка, что без родительского согласия тут никак не обойтись, дело-то серьёзное, просто никак...

– Я не девочка, а подружка невесты! – и сама удивилась своему важному, взрослому голосу.

– На свадьбе, а до и после ты всё-таки девочка-малолетка. Я тебя понимаю, но... Давай вот как сделаем. До свадьбы время ещё есть. Я покажу твои фотки Ритке, ну невесте, понравятся ли ей. А ты дома заведи разговор издалека. Мол, подружки в детсаду болтали, что были подружками невесты на свадьбе, и им очень понравилось, в переодетом-то виде. И что ты хотела бы так же, а тут на днях как раз очередная свадьба. И что можно сделать фотопробу, на дом придёт фотограф. Если они согласятся, то приду я и покажу готовые фотки. Только ты уж постарайся, а!

– Я постараюсь, тёть Валь! А можно мне ещё в этом походить?

– Я-то не против, да ведь тихий час на исходе, а надо бы обратно переодеться... Ну, хорошо, – прочла она в моих глазах намерение зарыдать, – походи ещё немножко, поважничай, а я тебя в движении сниму, может, с небольшим размытием. Но как только в ладоши хлопну, сразу переодевайся, поняла?

Почему-то плохое всегда запоминается лучше, чем хорошее. Как тётя Валя наснимала почти полсотни с меня фоток – промелькнуло, а вот как пришлось мне переодеваться – время потянулось. Я понимаю, что надо, вот-вот воспитательнице надо будет выйти к насмотревшимся мультиков, но всё во мне протестовало, бунтовало. Глотала слёзы, воевала с собственными руками, норовящими придержать на себе платье и бельё, сопливилась и вздыхала.

Лифчик снят, но грудки и не думают открепляться. На острых вершинках уже оформились сосочки! Пусть не алые, но и не голые торчки. Попыталась сдвинуть, подковырнуть – только больно становилось, как если бы была моя собственная плоть. Потеряв терпение, сграбастала грудку в ладошку, сжала – и вскрикнула от настоящей боли.

Но тут в голове словно сверкнуло. Я оставила в покое бюст и сменила «женские» трусики на свои девочкины. И словно сразу же стала ниже ростом, важной «женскости» убавилось до плинтуса – и грудки медленно, но верно стали съезжать по грудной клетке. Правда, отлепляться всё-таки не желали, и пришлось потрудиться.

На их месте у меня заалели пятна, почти кровоточащие, очень чувствительные. В ход пошёл детский крем, и то я чуть не вскрикнула. Ещё перед сном, когда умывалась в ванной, поглядела – следы видны. И ноет немножко.

Тихий час закончился. Выйдя, я стала ловить себя на желании обращаться к одногруппникам «Дети!». Как взрослая. Но за такой выпендреж девочки обидятся, а мальчики могут и помутузить. Пришлось сдерживаться.

Ничего, после свадьбы утру я им носы! Фотки-то уж точно будут. А может, и видео.

Дома у меня пошло неплохо. Я так тонко повела разговор, что родители заинтересовались новым поветрием, ничего не подозревая. Даже стали меня спрашивать, а согласилась бы я, если бы мне предложили. Я заскромничала и прошептала, что мне не в чём «свадебничать». Вот если «оттуда» предложат одежду... А у вас есть на примете какая-нибудь свадьба вскоре? Нет? Хорошо, я поспрашиваю в детском саду (родители заулыбались). Старшие сёстры, братья. И если найдётся, вы, значит, не будете против?

Не будем!

Ещё немножко – и я у цели. Но удар ждал меня с другой стороны. Тётя Валя пришла хмурая, и, когда мы остались наедине, сказала, что Рита, ну, невеста, со своей стороны искала подружку и вот нашла одну необычную. Передо мной появилась цветная фотка. В нашем городе в мединституте учатся индусы с тёмной кожей, и вот смотри, какая индусочка нашлась симпатичная, правда? Сестрёнка одного студента. Как она славно смотрится на контрасте тёмного и снежно-белого! Бельё под цвет кожи, и платье словно на голое тело надето. А ещё и корсет исподу! Вид задорный... А грудь у неё настоящая? Настоящая. В Индии рано взрослеют.

Тётя Валя ещё говорила мне, что она уговаривала Риту взять индуску на роль служанки за столом, как когда-то прислуживали нам эфиопы. И почти уговорила, но тут эта индуска, по наущению брата, пригрозила закатить международный скандал. Международный! Ты понимаешь, что это значит?

Я поняла одно – подружкой невесты мне не быть. Равнодушно взяла подаренные фотки, душили слёзы, хотелось остаться одной, броситься ничком и реветь, реветь, рыдать... Побегу в те кусты, где Серёжка этой коробкой братниной хвастался.

– Рита мне сказала, – донёсся до меня голос, – что ты можешь в компенсацию взять себе этот наряд невесты, а от себя я ещё и «грудной» набор добавлю. Хватит ему лежать на шкафу, ещё доберётся кто-нибудь. Только ты не плачь, хорошо? Это я виновата, не сказала сразу, что невеста тоже ищет. Прости, а!

Я поблагодарила, но как скрыть всё это от родителей? Они запросто переменят своё мнение, увидев, во что норовит одеться их дочка. Пусть лучше у тёти Вали хранится всё это, а я время от времени буду... Или ещё какая свадьба подвернётся, так я забила, поняли?

Застолбила, то есть.

А индийский чай я с тех пор совсем не могу пить. Лишь увижу коробку со слоном – отвращение чувствую. Слон большой, а я маленькая. Эх, не будь я такой маленький, или будь у меня решительный старший брат, то тоже могла бы закатить международный скандал. И ещё посмотрим, у кого он выйдет международнее!