Текст книги "Подружка невесты (СИ)"

Автор книги: Болеслава Кираева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

С торца мне было плохо видно, и я поднималась на цыпочки, чтобы разглядеть хотя бы вздымающуюся попу. Кажется, она, это возвышенность, задаёт тон в напряге всему телу, хотя... ну, как это помогает не дышать? Горло ходит ходуном – понятно, но – попа?

Всё разъяснилось по «выныривании». Обычно тётя Валя, сорвав с носа зажим и жарко выдохнув через рот и нос, садилась на кровати и поворачивала планшет в моих ручонках лицом ко мне, чтобы я засвидетельствовала, что видеоныряльщица тоже финишировала. Теперь же она резко вскочила (носовой зажим покатился по полу) и почти побежала к двери в коридорчик, где у нас были умывальня и запирающийся (то есть для взрослых) туалет. Побежала, на ходу спуская с плеч узенькие лямочки купальника (вот где пригодилось отсутствие косого креста!), затем спуская и весь купальник по бокам и, наконец, вышагивая из него на ходу. Офигеть! И ещё... мне показалось... ну, что моя воспитательница на ходу начала, супротив своей воли, делать то, что полагается делать, лишь запершись в туалете и усевшись на унитаз.

Пробыла она в туалете довольно долго, я успела хорошенько... ну, ознакомиться с планшетом и какие там ещё ролики. Причина у меня уважительная – я не знаю, как его выключать! Потом слышу – тётя Валя из-за приоткрытой двери туалета просит меня взять её одежду, которую, переодеваясь в купальник, она оставила на одной из детских кроваток, и принести ей туда. Когда в туалет спешила, не до того было.

Но, когда я несла всю эту охапку, с прогулки начали возвращаться дети. Пораскрывав рты, смотрели наши мальчишки на большой лифчик, который я не догадалась завернуть в серёдку кучи, да и трусики давали о себе знать не по-мужски тоненькими лямочками. И я вовсе не обижаюсь на тётю Валю, которая поспешно захлопываемой дверью чуть не отдавила мне руку.

Да, ей приспичило «по-большому». Нет, не совсем так. Когда ложилась, ей уже, так сказать, пред-хотелось. Не поняли? Ну, когда ты хочешь «по-большому» и спешишь в туалет, то стискиваешь попу, чтобы... ну, чтобы добежать, и чувствуешь, что если расслабишься, то из тебя полезет. Так что расслабляйся, лишь сев на унитаз... или иначе: сев на унитаз, достаточно расслабиться. Но есть похожая ситуация, когда ты ощущаешь тяжесть, распор внизу живота – с обратной его стороны, но зажиматься не нужно, всё пока «стоит и в бой не рвётся». Если прямо сейчас сесть на унитаз, то придётся тужиться, и то не факт, что поможет. А и того хуже, если поможет частично, и в животике ещё многое останется, причём растревоженное и непредсказуемое. Однажды я так перед прогулкой в туалет натужно сходила и потом, на долгой этой прогулке... ну, о том очень и очень пожалела.

Удивительно, но как много слов надо, чтобы описать, объяснить взрослым то, что детям представляется само собой разумеющимся!

Так вот, за мою помощь (и молчание) тётя Валя заплатила мне откровенностью – на другой день, на прогулке. Да, она чуяла это самое пред-хотение, и не пошла в туалет намеренно. Хотела испытать себя, проверить, что получится. Между прочим, громадное облегчение испытала там, в туалете, какого раньше и не вспомнишь.

Ей ведь заведомо легче, чем той, что и вправду плывёт под водой в закупорке, даже с резиновыми полосками. Хочется как-то уравнять шансы, чтоб почувствовать себя на равных. Тяжесть, распор в животе – переносить всё это, не дыша, как раз и осложнит «проплывание». А уж если из тебя попрёт и надо сдерживать – тем более.

Но тётя Валя открыла мне один секрет: она наслаждалась не только от чувства облегчения над унитазом, но и от корячения на кровати с капельками пота на лбу и судорожно сжатыми ягодицами. Поверить в это маленькой девочке было трудно, но ведь воспитательница соврать не может, не так ли? Но на всякий случай она поведала мне одну историю из своего детства.

Купили ей в сэконд-хэнде маленькие шорты, как раз по животику и попке, как влитые сидели. Да вот беда – при термической обработке (их ведь прожаривают после сбора, эти сэконд-хэндовые шмотки) заклинило пряжку пояса, да так и не отклинило потом. Так что застегнуть ей шорты, как и расстегнуть, оказался способным один в семье папа, с его сильными мужскими руками.

Что делать? Шорты так хорошо сидели, смотрелись столь модненькими, что девочка Лера (не забыли ещё двойственность имени?) решила носить их, словно пояс верности (ну, в средние века, в школе не проходили, но девчонки перешёптывались). Уходит – папа застегнёт, приходит – расстёгивает, и шмыгай себе в туалет. Конечно, пришлось соблюдать известную дисциплину в еде и питье – и держать в потайном карманчике маникюрные ноженки на самый крайний случай.

Но – недолго музыка играла. Скоро зловредная мама (это у меня отсебятина такая) придумала наказывать дочку арестом живота на два часа, три, шесть – в зависимости от тяжести проступка. Ну, как Макаренко наказывал своих колонистов арестом, только там арестованные пояса снимали, а здесь папа тебя с силой застёгивает, и ты отчётливо понимаешь, что столько-то часов с унитазом не встретишься.

Удивительно, но при принудительном запирании хотеться в туалет начинало сразу же, хотя в точно такой же ситуации, когда папа застёгивал тебе пряжку по твоей собственной просьбе, всё было спокойно. Девочке Лере поначалу пришлось туго – в прямом и переносном смысле слова. Потом острота реакции на несвободу сгладилась и, мало того, появилось желание попугать себя, раскочегаривая животик – сперва прямо перед концом ареста, а потом и «не прямо».

Когда начинало пред-хотеться (смотри, как говорится, выше), озорница Лерочка нарочно совершала небольшой проступок, тянущий на час-полтора ареста, и кайфовала-предвкушала, чуя, как сильные папины пальцы запирают ей пояс. Училась получать удовольствие, мучая себя всё это время. Гимнастические упражнения проделывала, брюшной пресс качала. Вот только задерживать дыхание не догадалась, и лишь сейчас поняла, как это здорово. Тело само понимает, что напряжёшь ягодицы – израсходуешь кислород, и пытается как-то договориться с собственным же напором. А у тебя сердечко ёкает, душа в пятки уходит: упущу – не упущу?

Ладно, вы уже поняли, что между мною с тётей Валей полное доверие. Так что можно переходить и к тому самому случаю, который я упоминала в начале рассказа, ну, с подружкой невесты.

Однажды наша воспитательница пришла на работу какая-то весёлая, взбудораженная и с большим свёртком в руках. Мы сразу поняли, что нас что-то ожидает. Дети ведь чутко чувствуют настроение взрослых. И правда, вместо обычных (и наскучивших) детсадовских игр тётя Валя предложила нам:

– Давайте сыграем в портных! Ну, помните сказку о храбром портняжке?

– Шить будем? – заволновались мы. – Кроить?

– Ну, пока что научимся снимать мерки, – и она раздала нам несколько тёмно-оранжевых портновских сантиметров с чёрными делениями и цифрами, показала на себе, подпоясавшись таким сантиметров и поприкладывав его к одежде. – Поняли? Сами теперь давайте.

Мальчики сразу же возомнили себя дамскими портными и полезли к девочкам обмерять с ног до головы. Намекали, мол, поскольку мерка с тела, то одежда тому мешать не должна... Но мы дружно отвергли их поползновения и заявили, что сами себя обслужим. Тем более что, как оказалось, среди нас многие знают цифры именно как цифры и умеют считать, а мужской пол до сих пор рисует их, словно иероглифы.

Разошлись по разным углам зала и занялись делом. Конечно, когда тебе мерят окружность талии, то платьице надо приподнимать, но уж трусики-то на тебе останутся, разве что ласковые подружкины пальцы незаметно сдвинут поясок чуток вниз, чтобы вместо него твоё узкое место облёг сантиметр. К тому же остальные девочки отгораживали нас живой ширмой. Всё честь по чести – вроде бы интересуются, но не лезут вперёд друг дружки, а чинно стоят с сомкнутыми плечами (и вообще боками).

Среди нас была одна девочка, умеющая хорошо рисовать, она и изобразила на листке каждой схематично девочкину фигурку, чтобы было ясно, какая цифра какой мерке отвечает – писать-то не умеем ещё. Все тут вышли принцессами... Даже смешно: вот была у нас девочка Ира Нестерова, толстушка, лишь немного не дотягивающая до полного безобразия, а на листке её громадные мерки представляла поджарая балерина. Мы понимаем, кончено, что карикатуру с толстячкой рисовать не стоило, но и балерина – это чересчур.

Тоже типа карикатура.

Самого главного – подписать листки – мы сделать не могли, вместо этого одна за другой подходили к воспитательнице и отдавали из рук в руки, она писала карандашом фамилию, а потом подглядывала в какую-то табличку сбоку, морщила лоб и (не всегда) добавляла на листок ещё цифру или две. Мы не спрашивали, а потом оказалось, что она и не скрывала: спросили бы – узнали бы, что это таблица даёт твой стандартный размер одежды.

Когда дошла моя очередь и на моём листке появились заветные цифры, тётя Валя поглядела на меня с теплотой и некоторым удивлением.

– Очень хорошо, – сказала задумчиво, и тут же спросила: – А кто тебя обмерял?

Я указала на подружку, и та удостоилась, как мне показалось, недоверчивого взгляда нашей наставницы.

– Хорошо, принимаю пока. Следующий! Или, нет – следующАЯ!

Я ревниво следила издали – не будет ли ещё такой теплоты во взгляде. Нет, сквозила одна деловитость, да и времени, если честно, на телячьи нежности не оставалось – со своими неряшливыми листками к воспитательнице попёрли мальчишки.

Вместо тихого часа у нас в тот день был просмотр мультиков «Ну, погоди!», с которого одного ребёнка можно было незаметно похитить. Меня. Я попала в комнату для воспитателей, которую тётя Валя тут же заперла на ключ. На столе лежал мой листок с мерками.

– Скажи, – начала она вкрадчиво, – вы с Тасей подружки «не разлей вода» – или так? – Слово «так» было произнесено с невероятной интонацией. – Я в том смысле – ты не обидишься, если я тебя ещё раз перемерю? Не то чтобы не доверяю ей, но... надо. Скоро поймёшь.

Я не возражала – или, если угодно, не нашлась, что возразить. Послушно скинула платьице и готова была расстаться даже с трусиками (дверь-то на запоре!), только бы побыстрее реабилитировать подружку. Но такая жертва оказалась не нужна. Лишь пришлось встать на табуреточку, чтобы тёте Вале удобнее было со мной возиться – а на возвышенности неодетость чувствуется почему-то острее.

Сантиметр в опытных взрослых руках прямо-таки летал.

– Слушай, твою подружку можно поздравить, – раздался вдруг голос. – Все размеры тютелька-в-тютельку, только в одном напортачила.

Я покраснела. Сама виновата, чихнула в тот момент. Но... не совсем понятно. Если поздравлять надо подружку, то и приглашать логично подружку, а у меня какая же тогда роль? Манекена?

Воспитательница сняла меня с табуретки и присела передо мной на корточки:

– Не хмурься, тебя тоже можно поздравить. Хочешь побыть подружкой невесты?

У меня глаза... глазёнки полезли на лоб, настолько неожиданно прозвучали взрослые слова в применении ко мне, ребёнку. Вот в игре, когда ровесницы тебе роль дают – совсем другое дело, на то она и игра. А тут – всерьёз или в шутку... Лучше начну-ка я надевать платье, да помедленнее.

Тётя Валя, кажется, поняла, что огорошила, и поспешила исправиться:

– Давай лучше по порядку. Ты знаешь, кто такая невеста?

– Знаю-у-у!

Ещё бы! Любая девочка с колыбели это знает и... ну, мечтает.

– Объясни-ка мне тогда.

А вот с этим труднее. Ну, зачем такие просьбы?

– Невеста – это... это... ну, это такая тётенька...

– Лучше скажи – девушка, а то больно расплывчато выходит.

– Ну, невеста – это такая девочка... тьфу, девушка, которая вся... такая, ну, красивая очень и нарядная.

– А точнее?

– Ну, она вся в таком... в белом вся, в общем, и шёлковом, – и стала крутить вокруг себя там и сям, пытаясь донести до собеседницы пышность невестиного наряда.

Воспитательница подождала продолжения и, не получив его, нахмурилась:

– Значит, если я тебя верно поняла, если любая девушка наденет шёлковое белое и, как я поняла твои жесты, пышное платье, она автоматически становится невестой?

– Нет! – крикнула я, лишь почуяв в вопросе подвох. – Ещё эта, как её, тьфу... Фата!

Несколько минут ушло на выяснение того, знаю ли я, что выкрикнула – или это для меня просто слово. Затем подвохи возобновились:

– Значит, если девушка просто наденет пышное белое платье и фату, то она – уже невеста?

– Нет! – среагировала я на тон вопроса и снова задумалась: – Ещё эта... как она называется... ага, свадьба должна быть вокруг, вот!

– То есть, если так одетая девушка придёт к знакомым на свадьбу, то она станет там невестой?

– Нет! – мои выкрики не отличались разнообразием, я спешила опровергнуть неверное впечатление, создающееся у собеседницы из-за моего неумения чётко формулировать понятия. – Её не пустят! Так одетой может быть только невеста, которая уже на свадьбе!

– Ах, так, значит, на свадьбе уже должна быть своя невеста?

– Конечно.

– Она не приходит со стороны, а просто живёт в том доме, где организуется свадьба.

– Ну... да.

– А если в доме живёт несколько девушек, то на свадьбе будет несколько невест – или всё-таки одну выбрать нужно?

– Ну да, одну.

– И которую же? Каждой ведь хочется быть нарядно одетой на празднике, да ещё фата сверху.

– Сами пускай договорятся! По очереди можно.

Воспитательница с трудом удерживалась от смеха.

– Ну ладно, хотя бы знаешь, как выглядит невеста, и что на ней должно быть. Теперь скажи, что такое для тебя свадьба.

– Свадьба – это... понимаете, это... ну, это как день рождения, – нашла я подходящее сравнение, – только гостей больше и кушанья горькие.

– Ха-ха... то есть, хм, как бы тебе... То есть ты есть не свадьбе не будешь... не стала бы?

Я уже приноровилась к тёти-Валиным подвохам и понимала, что «да» отвечать нельзя, а перед ответом «нет» надо подумать, как объяснить.

– Ну... может, не у всех гостей в тарелке горько. Просто те, кто горечь почуял, кричат, и громко, а у кого нормально, те едят себе молчаливо. А кажется, что горько всем, вот!

Это я вспомнила, как совсем недавно провела несколько дней в больнице. Всем, кто были со мной в одной палате, давали разные лекарства. Каждый раз, когда тётя в белом халате с подносом в руках переступала порог палаты, в ней начинался ор и вой. Те, кому полагались горькие лекарства, кричали, что они больше не могут, что у них сводит скулы, что их рвёт с горечи (а, по-моему, они сами выплёвывают, по крайней мере, некоторые). Одна девочка жаловалась на то, что у неё вышел весь мёд, приносимый регулярно мамой, а без мёда она не проглотит горький левомицетин. А я сама слышала ночью, как кто-то смачно чавкал, и не иначе, как мёдом... Неудивительно, что он вышел, и лекарство не может войти в рот.

Но шумели одни, как мы их называли, «горячки» (взрослым не путать с белой горячкой!). Те же, кому причитались лекарства терпимые, вполне проглатываемые, тихо лежали в кроватках и даже делали жесты, приглашая раздатчицу к ним подойти. Они хорошо помнили, что медикаменты принимаются до еды, и, значит, чем скорее с ними тут управятся, тем быстрее прикатят тележку с едой. Проявление солидарности неуместно, хотя соблазн присоединиться есть. Ведь совсем сладких лекарств-лакомств не было.

Вот я и подумала, что взрослые вполне так же могут поступать. Трёх-четырёх крикунов достаточно, чтобы казалось, что кричат все. Раз как-то мы с Тасей устроили рёв «внахлёст», то есть, когда они вдыхала воздух, я удваивала громкость, а потом наоборот, а промежутки шли дуэтом напополам. Если кому интересно – так скорее надоешь взрослым, и они сдадутся, что-то дадут желанное или хотя бы разрешат, махнув рукой. Один же ребёнок на вдохе воленс-ноленс примолкает, и тогда взрослые сами на него начинают кричать.

Воспитательница усмехнулась:

– Так ты сама как бы поступила?

– Я? Я бы попробовала маленький кусочек, может, он и не горький вовсе. А вы? – надоело мне лишь отвечать, отбиваться от вопросов и ничего не спрашивать самой.

– Я бы подождала, пока молодые не поцелуются. Но это я с точки зрения взрослой. Так что же, тебя можно брать на свадьбу, с голоду ты не умрёшь и веселья не испортишь?

– На свадьбу? О-о!

Это была моя потаённая мечта – побывать там, куда детей не берут, и получить ответы на те вопросы, на которые взрослые детям не отвечают. Но опять же – не шутят ли со мной? Может, это какая-нибудь ненастоящая детская свадебка... Тогда это «эка невидаль» – мы такие сами устроить можем... да и устраивали уже, только вот «жениха» подобрать никак не могли, не приходил никто из мальчишек в детсад в чёрном с головы до пят. А вот девочки в белых платьях – приходили! И красивых довольно. А без жениха какая свадьба?

– Она настоящая? – спрашиваю осторожно.

– Самая что ни на есть! Подруга моя, ну, одноклассница, замуж выходит, ну, невестой будет. А у невесты на свадьбе в обязательном порядке должна быть подружка, по другую руку от жениха сидеть.

– Лучшая подруга, да?

– Не обязательно. «Подружка» – это, скорее, такая роль, чем факт по жизни. Конечно, может, и лучшая. Но что, если такой нет, или уехала, или она некрасивая, или тушуется так, что способна испортить любое веселье? Пускай лучше побудет в общем числе гостей, дружбы от этого не убудет, а рядом с невестой лучше побыть, покрутиться девушке яркой, общительной, весёлой – ну, как артистка, со сценическими способностями, так сказать, сыграть.

– Вы у нас такая, тётя Валя!

Это была не лесть... или почти не лесть. Наша воспитательница легко организовывала любые весёлые мероприятия, так что уж сыграть-то роль сможет наверняка. К тому же невестой будёт её школьная подруга, так что и флаг в руки!

– Так Рита меня и пригласила сперва. Но потом мы с ней подумали, посмотрели вокруг и решили, что лучше по-другому поступить.

– По-другому? Что же может быть лучше дружбы?

– Видишь ли, какое дело... Подружка невесты, если они подруги, обычно тех же лет, что и невеста, так? И ей полагается одеться на свадьбу поскромнее. Вот, например, раз жених весь в чёрном, друг жениха, он же главный свидетель, должен быть в сером костюме, или там в полоску. Если оба будут одинаково одеты, возможна путаница. Особенно плохо, если фотограф не разберётся, фотоальбом – это надолго. Ну вот, а с недавних пор невестины подружки стали плевать на обычай наряжаться поскромнее и начали соперничать с самими невестами по нарядам, так что порой и не отличишь.

– А фата?

– Ну, есть способы нацепить на волосы что-то такое, что вроде бы и не фата, а со многих ракурсов выглядит неотличимо. Нет, отличить невесту от подружки можно – но лишь со второго взгляда. А то и с третьего. Невесте же противна сама такая мысль, ведь она – центр свадьбы, и должна быть различима с первого же взгляда – а то и с полувзора, никакой тени путаницы с кем-то. Но девушке неловко сказать другой девушке, чтоб та оделась поскромнее, это же посягательство на священное женское право. Все гости на свадьбу лучшую одежду надевают – а я что, Золушка?

– И как же?

– А вот, придумали находчивые люди. Раз по одежде отличить трудно, будем отличать по возрасту. И невесты стали брать в свадебные подружки младших сестёр – ну, или младших сестёр своих подружек, если своих нет. А то и жениха. В смысле – его сестрёнку. А если родители дружат с кем-то домами и в другом доме есть молоденькие девушки или девочки-подростки, то и они годятся. Да, школьниц, которым самим замуж ох как рано. Они и букет невесты не ловят.

– Девочек? – удивилась я.

– Да, совсем девочек... но чтобы грудь хотя бы наметилась. Зато уж как их можно нарядить – как куколок, как ёлочку! Я сама была на таких свадьбах, где молоденькие подружки невесты были расфуфырены и смотрелись наряднее самих невестушек. Раз даже было платье с прозрачным совсем лифом, который девушка с грудью себе и позволить не может на людях. А уж брошки, кулоны, ожерелья, браслеты... Настоящую невесту украшает скромность, ну, а её подружка ничем таким не связана.

Тётя Валя, в ответ на мои вскинутые брови, объяснила, что «связанность» здесь надо понимать в переносном смысле – не обязана быть скромной. Да и вести себя может вольнее, чем взрослая девушка.

– И вот мы с Ритой начали перебирать знакомых девочек-подростков, которых можно было бы «сосватать» ей в подружки. И к месту вспомнили, как одна такая девочка-подружка невесты в разыгранной сценке притворялась совсем малышкой – чтобы гости объясняли, кто такой жених, что такое свадьба и зачем вообще люди женятся. Было очень весело, все громко хлопали. И мы с Ритой подумали: а зачем кому-то притворяться, коли у меня под рукой... ну, рядом со мной – целый выводок дошколят? Почему бы не пойти дальше и не взять в подружки невесты совсем крошку, дошкольницу, детсадовку? Её-то уж точно с невестой не спутаешь, наряжай хоть в бархат, хоть в парчу, хоть золотом весь наряд шей.

Повеяло сказкой – русской, народной. Это в сказках красны девицы надевают шитый золотом наряд, у них там и парча, и бархат, и шёлк. Не всегда дети отчётливо представляют себе, как выглядит та или иная материя, но все твёрдо уверены – это что-то очень-очень красивое и почти волшебное. Неужели... неужели меня собираются одеть в нечто подобное?

А рассказ шёл дальше:

– Ну, стали мы думать, где бы достать шикарное платьице совсем маленького размера, и чтоб не очень дорого. Понимаешь, – торопливо добавила тётя Валя, заметив, как у меня вытянулось личико, – на свадьбе всегда полно всяких расходов, многие в долги залезают, вот и хочется сэкономить хоть чуток. Нам это удалось, можно сказать, повезло, ты сейчас увидишь. Купили по акции в магазине «Интим»... – она стала доставать коробку.