Текст книги "Искатель. 1985. Выпуск №5"

Автор книги: Богомил Райнов

Соавторы: Михаил Пухов,Владимир Михановский,Леонид Панасенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Это мне совершенно безразлично.

– Лицемерие, дорогой, лицемерие! Человеку не может быть безразлично, будет он жить или умрет. Это я по себе знаю.

– Ничего вы не знаете, – бросаю я не слишком любезно. – Если бы вас обработали, как меня, вы бы поняли, что ничего не знаете.

– Обрабатывали меня, дружище, и не раз, – отвечает он, сопровождая слова коротким хриплым смехом. – Старый Дрейк прошел огни и воды, можете поверить. И, наверное, потому я готов войти в ваше положение и попытаться найти какой-то выход. Мне даже кажется, я уже кое-что нашел, хотя в конце концов все будет зависеть от вас.

Он замолкает и смотрит на меня, чтобы проверить реакцию. Но моя единственная реакция – апатия.

– Я мог бы вам предложить кое-что действительно значимое, вполне отвечающее вашим изысканным вкусам. Вы могли бы стать моим секретарем, или, если угодно, моим консультантом. Согласитесь, подобный пост не может занять первый встречный без необходимых гарантий…

Не удосуживаюсь ни кивнуть, ни возразить.

– Я хочу сказать, что не стану вас назначать на это место, если вы собираетесь через несколько недель вернуться на ваше судно. Я не говорю, что вам удастся это сделать, но при таких намерениях я не могу взять вас к себе. Мне нужен человек, преданный своему делу.

– Буду я ему предан или нет, зависит от условий.

– Вы деловой человек! – рычит Дрейк. – И мне уже знакома эта ваша черта. Однако даже и на деловых людей иногда накатывает: привязанности, ностальгия, Родина с большой буквы и прочее…

– Я уже пятнадцать лет плаваю по морям, – апатично говорю я и беру новую сигарету. – И за все эти годы едва ли пробыл на Родине с большой буквы пятнадцать месяцев…

– Да, это весомо, – соглашается Дрейк. – Но все на свете имеет и оборотную сторону. Вы могли оторваться от людей. Потерять связи… В сущности, какие у вас связи там, на родине?

– В каком смысле? – любопытствую я, глубоко затягиваясь.

– Кто ваши друзья?

– Самые разные: рыбаки, моряки, портовые служащие.

– Да, но есть ли среди них такие, на которых можно положиться?

– Если бы таких не было, как бы я смог работать? Вопрос ведь не только в том, как создать излишки, но и как их реализовать.

– Это вам лучше знать, – кивает рыжий.

Он отпивает глоток виски, затягивается сигарой и продолжает:

– И еще один вопрос, дружище. Третий и самый важный. Старый Дрейк привык требовать беспрекословного повиновения и верности.

– И что же? Дать клятву?

– Нет, клятвы не требуется. Я из тех, кто не особенно ценит слова и обещания. Просто мне хочется вас предупредить, поскольку я ощущаю в вас некоторую нервозность. Мы здесь – спокойные люди. Если кто и имеет право нервничать, так это я! А поскольку я не использую это право, то у нас все тихо-, мирно. И я не потерплю, чтобы кто-то повышал тон.

– Не знаю, что вы имеете в виду, – отвечаю небрежно. – Я тоже спокойный человек. Настолько спокойный, что даже но вижу причин быть более спокойным, чем есть на самом деле.

Он бросает на меня беглый взгляд, но молчит.

– Я не слышал только другой стороны условий, материальной, – позволяю я себе напомнить.

– Она целиком будет зависеть от вас, дружище, – добродушно усмехается Дрейк. – Какая польза обещать вам кучу денег, если вы из-за преждевременной кончины не сможете их использовать?.. Вы будете располагать удобной комнатой в отеле «Аризона», который принадлежит мне. Будете получать приличное жалованье, пятьсот фунтов, фантастическая, кстати, зарплата для новичка. Что еще?

Рыжий смотрит на меня вопросительно, но я не считаю нужным ответить.

– Что же касается ваших обязанностей, то первая из них – без разрешения не уходить с нашей улицы. Шутники назвали ее Дрейк-стрит. И так как вы будете работать у Дрейка, должны всегда находиться у меня под рукой, на Дрейк-стрит.

– Предлагаете мне, значит, тюремный режим…

– Не употребляйте этих ужасных формулировок. Все мои люди не покидают этой улицы, хотя я их и не ограничиваю. И это совершенно естественно. Вы как моряк, может, не замечали, но ведь жизнь большинства людей, дорогой, протекает на одной-единственной улице.

– Что я должен делать?

– То же, что делал бы я, будь у меня время. Будете следить, как идут дела в двух моих отелях, во второй половине дня заглядывать после обеда в три клуба; проверять, все ли в порядке у картежников, в закусочной на углу. Вообще приучите людей видеть в вас глаза и уши их хозяина Билла Дрейка. И главное, вы всегда должны быть у меня под рукой, на случай, если мне понадобится ваш совет. Ибо консультант должен давать советы, не так ли?

Разумеется, он не нуждается в моих советах, и это довольно ясно сквозит в его тоне, равно как не нуждается и в надзирателе на Дрейк-стрит, где жизнь идет своим чередом и, наверное, будет идти и дальше без моего вмешательства, но я молчу, не видя причин возражать.

– Ну, вы довольны? – спрашивает рыжий, гася сигару в хрустальной пепельнице и испытующе глядя на меня.

– Я думаю, отвечать на этот вопрос пока преждевременно, мистер Дрейк.

– Да-да, вы правы, – с готовностью кивает шеф. – Я уже говорил вам, что тоже не люблю торопиться. Но будет неплохо, если вы уже сейчас поймете: на Дрейк-стрит выбор настроений невелик. У меня люди или довольны жизнью, или их нет в живых.

Он встает и, посмотрев на меня сверху, замечает:

– Мне кажется, консультант Дрейка не может появляться в обществе в таком костюме. Следует поддерживать реноме фирмы.

Мой хозяин приближается к письменному столу и нажимает невидимую кнопку.

– Вызовите Линду, – приказывает он мгновенно появившемуся Алу.

* * *

Так называемая Дрейк-стрит, длиною не более ста метров, одним концом упирается в улицу пошире, другим – в небольшую площадь. Узкая улочка, где с трудом могут разминуться две машины, узкие тротуары, два ряда старых трехэтажных зданий, чьи закопченные кирпичные фасады кое-где расцвечены ярким светом неоновых реклам.

В самом начале Дрейк-стрит находится злополучное кафе, в котором началось мое злополучное приключение с незабываемой Кети. На углу напротив находится итальянский ресторан; его витрины украшены бутылками кьянти, колбасами и другими деликатесами. Рядом с ним алеет реклама клуба «Венус», который, в сущности, не что иное, как второсортное заведение со стриптизом. Чуть подальше «Венуса» расположены конкурирующие с ним два клуба – «Казанова» и «Тропик», но их конкуренция чисто формальная, поскольку все они являются собственностью мистера Дрейка. Ему принадлежит и помещающийся в середине улицы отель «Аризона», а также маленькая гостиница, расположенная на полпути к площади. В эту гостиницу и привела меня Кети, чтобы показать, как умеют драться ее знакомые. Собственностью Дрейка является и закусочная напротив отеля, которая существует не столько за счет продажи закусок, сколько от азартных игр. Что же касается трех лавчонок, торгующих порнографической литературой, то они не являются собственностью моего нового шефа. Он всего лишь поставляет им товар. Словом, не считая лавочки с галантереей и эротическим бельем да винного магазинчика, кажется, все остальные заведения на Дрейк-стрит прямо или косвенно связаны с Дрейком.

Еще во время первого, короткого пребывания в Лондоне я имел возможность бегло познакомиться с этой улицей, так что она мне отчасти знакома. И даже пожелай я сейчас обогатить свои впечатления, это вряд ли мне удастся, ибо сопровождающая меня дама, очевидно, спешит. Речь идет о мвсс Линде Грей, на которую шеф возложил деликатную миссию сопровождать меня в прогулке по кварталу с целью частичного пополнения моего гардероба.

Давать характеристику даме – нелегкая задача. Существует риск сбиться с джентльменского тона или изменить жизненной правде. Что касается мисс Грей, эта задача становится еще более трудной по причинам, которые, вероятно, позднее станут ясны. Во всяком случае, ее персона способна вызвать интерес, и я понял это, едва она вошла в кабинет Дрейка и уселась в кресле напротив меня.

В первую минуту я запомнил только ее глаза, хотя смотрел на ноги. Ибо когда смотришь, главным образом, на ноги женщины, зачастую говоришь, что у нее необыкновенно красивые глаза, поскольку, как нас учили в школе, именно глаза, а не ноги, к примеру, зеркало души. Но у Линды действительно красивые глаза, и если бы не заученно-высокомерная маска на лице, они были бы еще более выразительными. Не могу сказать, чтобы у этих глаз был необыкновенный разрез или какой-то особый цвет, но в их голубовато-зеленой синеве угадывается нечто затаенное, недосказанное, словом, нечто такое, что лучше не искать, – того и гляди утонешь. Может, именно поэтому я переключился на ее ноги – объект куда более надежный и устойчивый; недаром люди ходят на ногах, а не на голове.

Она поймала мой взгляд и машинально одернула юбку, желая мне показать, что нечего совать нос куда не следует. Этот столь старомодный в наше время жест тронул меня, напомнив годы юности, когда такой жест все еще был обычным защитным рефлексом или обычным кокетством.

Кроме этого жеста и двух—трех беглых взглядов, мисс Грей в эти несколько минут не подала вида, что замечает мое присутствие, ее внимание было целиком обращено к Дрейку, но и обращенное к Дрейку, оно оставалось лишь холодновато-учтивым.

Не впадая в бульварный топ, должен заметить, что ее женские прелести были на своем месте в достаточно щедром исполнении, чтобы понравиться моему грубому вкусу, и прекрасно подчеркнуты костюмом лилового цвета. Короче, что касается внешности, дама заслуживала положительной оценки, и я мог бы сказать ей об этом – теперь или позднее, но так и не смог ни тогда, ни позднее, потому что, когда у женщины столь высокое самомнение, она, наверное, не нуждается в комплиментах для поддержания бодрости духа.

Итак, мы с мисс Грей вышли из конторы Дрейка, которая находилась именно в том здании, откуда вытолкали в свое время Борислава, и направились вниз по Дрейк-стрит к широкой улице и большому миру. Линда молчит и своей энергичной, даже торопливой походкой весьма явно показывает, что нет времени для бесцельных весенних прогулок и излишней болтовни. Мне тоже не до разговоров, и, чтобы показать ей это возможно яснее, иду в полуметре следом.

– Идите рядом, не отставайте, – приказывает она, когда мы сворачиваем на широкую оживленную улицу.

– Не беспокойтесь, я не убегу, – отвечаю я, не давая себе труда ускорить шаг.

Мисс Грей все же беспокоится. И поскольку я не ускоряю шаг, ей приходится замедлить свой. Впрочем, наш путь, как она его наметила, заканчивается через два перекрестка.

– Придворный поставщик людей Дрейка, – объявляет она, небрежно махнув сиреневой перчаткой на магазин по ту сторону улицы.

Витрина богато увешана мужской одеждой. Можно подумать, хозяин магазина поставил перед собой цель собрать под одной крышей всю безвкусицу Лондона.

– Боюсь, что моим поставщиком ему не быть, – возражаю я. – Такого разгула красок я не заслуживаю.

– По вашей физиономии этого не скажешь, – холодно замечает она. – Что вы, собственно, хотите?

– Ничего особенного. Мне нужна пара приличных костюмов. Разумеется, если вы понимаете, что это значит.

Линда не реагирует на мою остроту, разворачивается и молчаливо направляется в обратном направлении. Я следую за ней.

На этот раз маршрут оказывается значительно длинней и приводит нас к большому магазину на Риджент-стрит. Поднимаемся в мужской отдел, где я отовариваюсь двумя серыми костюмами разных тонов, пятью белыми сорочками, несколькими галстуками и бельем. Мисс Грей ожидает меня в явном нетерпении, но это не мешает ей следить с любопытством, что я беру. Оплачиваю покупки банкнотами, врученными мне недавно самим шефом, беру картонные коробки и объемистые пакеты.

– Думаю, неплохо бы купить небольшой чемодан…

– Только для того, чтобы отнести все это в отель? – осведомляется дама.

– Чемодан всегда необходим, – заявляю я.

– Да, человеку, который путешествует, – уточняет она. – А у вас едва ли будет такая возможность.

Не удостаиваю вниманием ее многозначительную реплику и отправляюсь на верхний этаж, где, если верить указателю, находится отдел дорожных принадлежностей. Линда обреченно следует за мной, но воздерживается от замечаний.

Она воздерживается от замечаний и на обратном пути. И лишь когда мы достигаем нашей милой Дрейк-стрит, произносит:

– Я оставляю вас.

– Не стану вас задерживать, – отвечаю таким тоном, словно задержать ее или нет целиком зависит от меня.

И мы расстаемся с взаимной неприязнью.

– Мистер Питер? – услужливо спрашивает женщина в окошке администратора в «Аризоне». – Секретарь мистера Дрейка сообщил о вас. Я дам вам номер двадцать два, это прекрасная комната.

Из ее слов мне становится ясно, что, во-первых, у шефа есть уже один секретарь, а во-вторых, что мое болгарское имя получило английский эквивалент. С этих пор все на Дрейк-стрит будут называть меня мистер Питер.

Молодая женщина берет ключ и идет показывать мне номер. Как и следовало ожидать, он находится на втором этаже и не представляет собой ничего особенного. Обычный гостиничный номер с потертой старомодной мебелью, с видом на закопченные фасады домов Дрейк-стрит. Женщина, меня сопровождающая, однако, отличается от других обитателей этих мест. Я имею в виду не столько массивные, лишенные элегантности формы, сколько ее добродушие и услужливость – две черты, находящиеся в диссонансе с принятым здесь стилем жизни.

– Вы не могли бы послать кого-нибудь в аптеку? – спрашиваю я, положив чемодан на специальную подставку.

– Конечно, мистер Питер. Я сама зайду, как только брат вернется. Вам действительно следует заняться своим лицом.

«Если бы только лицом…» – отвечаю я про себя и спохватываюсь: забыл купить пижаму. Важное упущение, если учесть, что в ближайшие дни постель в моей программе займет доминирующее место.

– Кроме того, мне нужна будет и пижама. Возьмите на размер больше. Чтобы она не стягивала, как смирительная рубашка.

– О, конечно, мистер Питер! Вы ростом почти с моего брата.

– Я очень вам признателен, мисс. Простите, не запомнил вашего имени…

– И не могли запомнить, мистер Питер, ведь я его вам не называла, – смеется женщина. – Здесь все зовут меня Дорис.

– Я вам очень признателен, мисс Дорис, – говорю я, снимая с кровати покрывало, чтобы убедиться, действительно ли чистое белье.

Женщина уходит, и это дает мне возможность углубиться в самоанализ, в результате которого я понимаю, что едва держусь на ногах. Спешу принять соответствующие меры и через пять минут, после контрастного душа, оказываюсь в постели. В удобной постели при неудобной ситуации – подробность, которую не следует упускать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Уже две недели я прогуливаю новый костюм по Дрейк-стрит. И вот однажды утром в игорный дом, где я допиваю свой кофе, врывается слегка запыхавшийся Боб и уведомляет, что шеф немедленно вызывает меня к себе. Приземистая горилла дожидается, пока я встану, и сопровождает меня до генерального штаба.

Поистине генеральный штаб: в кабинете Дрейка застаю, кроме шефа, еще Райта, Милева и какого-то смуглого мужчину, которому далеко за сорок и которого все называют мистер Ларкин.

На этот раз Дрейк не встречает меня репликой по поводу моего умения воскресать, а только указывает на свободное место и поясняет:

– Пока от вас требуется только слушать, Питер. Внимательно, конечно. Потому что, возможно, и вы потом получите слово.

Сажусь, закуриваю – мою собственную сигарету, а не из тех, что в шкатулке, – и сосредоточиваюсь. Говорит Майк Милев и, кажется, пребывает еще в начальной стадии изложения, так что вряд ли я пропустил что-то существенное.

– Мистер Дрейк совершенно прав: поездка Райта была неудачной, но откуда я знал, что мои приятели, причем все трое, – «Значит, был и третий», отмечаю про себя, – окажутся такими трусами. Что делать, с течением времени люди меняются, и с этими тремя у меня давно уже нет контактов, но, как я уже не раз говорил, мои связи там остаются достаточно широкими, но что делать, если большинство из моих людей не знает английского, а те, кто знает, нам не подходят…

Вышеприведенное – весьма краткая версия его монолога. В действительности Милев говорит торопливо и, поскольку спешит, путается, делает ошибки, пытается их исправить, а поскольку по-английски говорит плохо, то и поправки не помогают, так что слушать его утомительно, и Дрейк наконец его перебивает:

– Короче, Майк. Не распыляйтесь так, а то вы забываете главное.

– Я хочу сказать, что теперь, когда я установил действительно надежную связь через Мюнхен, связь с двумя верными людьми, дело можно организовать на крепкой основе и пустить комбинацию в ход в самом скором времени…

У него уходит много времени, чтобы выразить свою не слишком сложную мысль, так что Дрейк опять его прерывает:

– А как вы представляете себе эту комбинацию?

– Есть разные возможности. В некоторых местах приграничная полоса совсем узкая или проходит по скалистому хребту или обрыву. Там можно просто перебросить груз с турецкой территории на длинной веревке. Или с помощью специального приспособления. Или использовать воздушный шар, это может решить только специалист.

– Да, конечно, – соглашается Дрейк. – Но этого недостаточно…

Милев молчит, пытаясь выдавить из своих мозгов возможно более удовлетворительный ответ.

– Могу предложить и другой вариант, – объявляет он наконец. – Если ваши люди смогут доставить груз в Болгарию, я беру на себя его переброску в Югославию. Та граница, знаете ли, куда доступнее. Там бывают празднества, ну и…

Дрейк задумчиво наблюдает за оратором, затем качает головой:

– Видите ли, Майк, если наши люди сумеют ввезти груз, они же сумеют его и вывезти. Подобные операции, как вы знаете, уже организовывались и без вашей помощи. К сожалению, большинство из них оказалось неудачными.

– Я настаиваю на своем проекте, – произносит Майк. – Прикажите прозондировать почву, а мои люди предоставят сведения об удобных местах и предложения по переброске. А затем специалисты скажут свое слово.

– Ну, Питер, уловили вы суть разговора? – наконец обращается ко мне Дрейк.

– Попытался.

– И каково ваше впечатление?

– В двух словах трудно сказать, сэр.

– Почему в двух? Скажите в двухстах. Сделайте подробный анализ. Вы ведь знаете эту страну, а не я.

– Но я не знаю товар…

– Товар есть товар. Зачем вам его знать?

– Лично меня товар не интересует, – объясняю я. – Однако когда речь идет о контрабанде, вес и объем – это не просто подробности…

– Считайте, что большой вес и большой объем. Например, тонна голландского сыра. Но если это много, так и скажите нам, что много.

И поскольку я молчу, поглощенный своими соображениями, Дрейк продолжает:

– Вы же слышали проект Майка. А сейчас я хочу слышать ваше мнение об этом проекте.

– Проект интересен, – отвечаю я. – Вполне может быть сюжетом романа. Но это единственное, чем он может быть.

– Другими словами, несусветная чушь? – рычит шеф.

– Грубо говоря, да.

– Почему? Говорите! И покороче! Мне нужен анализ, а не болтовня.

– Первое, что касается границы. Я не знаю, когда мистер Майк видел границу в последний раз и видел ли ее вообще, кроме как из окна поезда, но положение там уже много лет не таково, чтобы дать разгуляться контрабанде.

– Но все же граница достаточно длинная, – бросает Дрейк. – Вы не допускаете, что кое-где можно найти уязвимое место?

– Уязвимые места лучше всего охраняются, поскольку пограничники еще раньше поняли, что они уязвимы. Не знаю, представляете ли вы вообще, какое там положение…

– А вы представляете? – прерывает меня Милев. – Или просто импровизируете?

– Мне не нужно представлять. Я знаю. И если начну описывать различные пограничные зоны, сигнализацию и все необходимые методы охраны, вы поймете, что все проекты мистера Майка просто чистая фантастика…

– Я сказал, что лучше всего груз перебросить по воздуху, а не через ваши установки, – напоминает. Милев.

– Молчите, – обрывает его Дрейк, не повышая голоса. – Будете говорить, когда вас спросят.

– По воздуху, это другое дело, – соглашаюсь я. – Я хочу сказать, другой роман… не менее фантастический. Я уже говорил, что существуют зоны, в которые так или иначе хорошо было бы проникнуть. Только никто вас туда не пустит. И население не менее бдительно, чем пограничники. Конечно, если это «по воздуху», о чем говорит мистер Майк, означает перелет через всю территорию, тогда другое дело. Тогда следует рассмотреть, как обстоят дела с военно-воздушными силами страны.

– По-вашему, значит, нет позитивного решения? – спрашивает Дрейк.

– Этого я не сказал, мистер Дрейк. Я только утверждаю, что проект, который мы сейчас обсуждаем, – фантастический.

– Не уклоняйтесь от прямого ответа, Питер! – требует шеф.

– Я не уклоняюсь. Просто в данный момент я не готов его дать.

– Хорошо, – отвечает Дрейк. – У вас есть что добавить?

– Ничего, разве что на второй границе нас ждут те же трудности. И все эти праздники на границе мне совсем не кажутся веселыми с точки зрения контрабанды.

– Если у вас есть что возразить, Майк, прошу! – говорит хозяин.

– Что возражать? – произносит Милев, овладев собой. – Это все слова.

– Которые можно доказать, – возражаю я. – И каждый человек, знакомый с порядками на границе Болгарии, мог бы их подтвердить.

– Это слова, – повторяет Милев. – Я уже сказал, что я беру на себя. А если я беру на себя…

– Есть еще мнения? – спрашивает шеф. – Райт?

Красавчик запускает свои длинные пальцы в еще более длинные волосы и замечает:

– Как мне кажется, пока нам приходится выбирать между голословными уверениями с обеих сторон.

– Ларкин?

Ларкин молчит, будто не слышит. Проходит некоторое время, прежде чем он открывает рот:

– Когда мистер Питер будет готов ответить на вопрос, я выскажусь.

– Значит, вы считаете, что проектом Майка нам вообще нет смысла заниматься?

Ларкин снова долго молчит и, только когда ему надоедает созерцать обои на противоположной стене, возвещает:

– Товар, о котором мы говорим, стоит крупных денег, Дрейк.

Наблюдаю его украдкой, спрашивая себя, правильно ли я угадал. Но есть все основания угадать. Во всяком случае, я буду поистине удивлен, если окажется, что я ошибся. Это непроницаемое лицо и эта недоверчивость, не показная и нарочитая, а глубоко запрятанная, выдает полицейского. И взгляд, который избегает смотреть в глаза, но внимательно вас изучает, когда вы этого не замечаете, и привычка говорить лаконично, и эта скрытая напряженность, с которой он следит за чужими словами, выдают полицейского.

– Ну хорошо, – вздыхает Дрейк, вставая и мученически глядя на бар с бутылками. – Пока все!

Все встают. Направляюсь к двери и ожидаю естественную в данном случае фразу: «Питер, прошу вас остаться». И фраза действительно звучит, но несколько иначе:

– Ларкин, прошу вас остаться.

* * *

Час дня, и ресторан почти пуст. Занимаю столик у окна, чтобы видеть кафе на противоположной стороне улицы, за входом в которое я часто наблюдаю. Только я заказал Джованни привычную телячью котлету, как слышу за спиной знакомый голос:

– Можно мне присоединиться к вам?

Фраза, произнесенная на родном языке в этом чужом краю, должна бы вызвать умиление, но я почему-то этого не чувствую.

– Конечно. Пожалуйста, садитесь.

Майк садится напротив, берет меню и изучает его с таким сосредоточенным видом, словно это не меню, а Хартия прав человека. Разумеется, он наизусть знает его, и заранее ясно, что закажет бифштекс с макаронами по-болонски или по-милански, но ритуал остается ритуалом.

– Джованни, пожалуйста, бифштекс по-милански! И кьянти.

Обед проходит в полном молчании, и я уже решаю, что если у Милева и было намерение затеять разговор, то он отказался от него, но в этот момент мой милый соотечественник отодвигает тарелку и, оперевшись локтями о мраморный столик, восклицает:

– Глупо получилось, правда?

– Что вы имеете в виду?

– Да предыдущий разговор: столкновение двух болгар на глазах у этих англичан…

– Действительно.

– …Вместо того, чтобы сесть заранее, как люди, и все уточнить.

– Действительно, – вновь соглашаюсь я.

– Но откуда мне было знать, что Дрейку взбредет в голову собирать военный совет именно сегодня!.. Что же касается вас, я думал, они хотят использовать вас там, на месте… И согласитесь, эти пограничные зоны и сигнальные установки – совсем не мое дело…

– Да-да, конечно.

За кофе Милев продолжает рассуждать о том, что все могло быть иначе, если бы мы поговорили заранее. Но ничего нового в свои рассуждения не добавляет. Я же ограничиваюсь кивками, чтобы не слишком повторяться.

Платим по счету и идем к «Аризоне», но посреди улицы Майк останавливается и предлагает:

– Я думаю, лучше всего сейчас зайти ко мне и все обдумать в спокойной обстановке.

– Зачем торопиться? Честно говоря, сейчас я бы предпочел подремать.

Он смотрит на меня, чтобы убедиться, серьезно ли я говорю, после чего неожиданно меняет тон и даже переходит на «ты»:

– Подремать? У тебя котелок варит, дружок? Пока мы тут прохлаждаемся, Дрейк, может, уже решил нашу судьбу.

– Прям уж так и судьбу…

– Слушай, ты или валяешь дурака, или действительно того. Ты вообще понимаешь, что за человек Дрейк? Для него послать в тебя пулю так же легко, как сказать «здрасте».

Я оглядываюсь – в этот послеобеденный час улица почти пуста, бросаю беглый взгляд на полутемный подъезд, который не внушает мне никакого доверия.

– Хорошо, – уступаю я. – Раз вы считаете, что дело не терпит отлагательств…

Поднимаюсь за ним по неприглядной лестнице с полуистертыми каменными ступеньками. На втором этаже он открывает дверь квартиры и вводит меня в небольшой холл, который напоминает мне мою комнату в гостинице с той лишь разницей, что мебели здесь побольше и сама она поновее, а окно выходит на задний двор, заваленный проржавевшим металлоломом.

– Будете что-нибудь пить? – спрашивает хозяин, вновь переходя на «вы».

– Спасибо, не хочется.

– Мне тоже. Подобные разговоры лучше вести на трезвую голову.

И после того, как мы усаживаемся в кресла по обе стороны маленького столика, Милев спрашивает:

– Кажется, именно пьянка привела вас в этот квартал?

– Примерно так.

– Судьба… – уныло качает головой Майк. – Вас – пьянка, меня – бабы…

– При чем тут это? – спрашиваю, лишь бы что-то сказать.

– При том, что за них надо платить, – поясняет хозяин. – И чтобы иметь больше денег, пришлось приторговывать гашишем, и гашиш привел меня к Дрейку.

Он замолкает, решив, наверное, что не стоит давать мне слишком обильную информацию, а затем вместо обобщения заявляет:

– А теперь мы оба должны подумать, как убраться отсюда.

– А зачем? Здесь не так уж плохо.

– Ну конечно, – с издевкой говорит Майк. – Особенно если шеф вам и дальше будет платить за то, что вы ошиваетесь в порнографической лавчонке или в кафе. Однако он не будет платить, уверяю вас. Он заранее уже рассчитал до последнего пенса, что на вас потратит и сколько получит с вашей помощью прежде, чем пришить и отправить в морг.

– Вы начинаете мне действовать на нервы с этими вашими прогнозами, – произношу я. – Не кажется ли вам, что если кто-то и под угрозой, так это скорее всего вы?

– Вы и впрямь сумели разнести мой план в пух и прах, – отвечает Милев. – И сейчас, наверное, Дрейк убежден, что я пытался его облапошить, хотя у меня не было подобного желания. Я, однако, все еще нужен ему, хотя бы для того, чтобы услышать мое мнение о плане, который вы ему состряпаете. А когда вы его состряпаете, ничто не помешает мне разнести его в пух и прах, как вы сделали с моим.

– У меня нет плана, – спешу его успокоить.

– Если у вас нет плана, считайте себя покойничком. Если у вас нет плана, советую вам его придумать. Вы слишком много знаете, чтобы Дрейк позволил вам и дальше коптить небо, раз вы ему больше не нужны.

Он мне дает время, чтобы я проникся значением этих слов, и лишь тогда переходит к сути:

– Будет верхом глупости, если мы, двое болгар, позволим этому англичанину раздавить нас…

– Ну, раз вы ставите вопрос на национальную основу…

– Единственное наше спасение в том, чтобы обмозговать общий план, такой, при осуществлении которого мы оба будем одинаково необходимы, и который будет не просто чушью собачьей, ах достаточно солидным, чтобы вызвать одобрение шефа.

– Да, это было бы действительно идеально, – соглашаюсь я, рассеянно созерцая кусочек прокопченного неба над закопченными крышами, что виднеется за грязными стеклами окна.

– Так что рожайте наконец ваш план и давайте его обсудим, – заканчивает Майк.

В этот момент мне слышится легкий шум в соседней комнате, что дает мне основание заметить:

– Кажется, там кто-то есть…

– Мой сосед. Не беспокойтесь. Он ни слова не понимает по-болгарски.

– А-а, хорошо.

– Так что давайте обсудим план без тягомотины, ведь никто не знает, когда Дрейку стукнет в голову опять нас вызвать.

– У меня нет плана.

– Послушайте, – говорит Майк, стараясь сохранить спокойствие. – Вы не дурак, но и я не так глуп, как вы думаете. Я знаю, что у вас есть план. И еще знаю, что именно потому вы и разнесли мой план, чтобы подсунуть свой. Но я могу обойтись с вашим так же, как вы с моим. Существует тысяча способов, чтобы посеять недоверие. Поэтому говорю вам еще раз: не хитрите, а выкладывайте свои карты, пока не поздно.

– Говорим по-болгарски, а не можем понять друг друга, – сокрушаюсь я. – Вам что, не ясно, Милев, что означают эти слова: у меня нет плана! Вы понимаете, нет!

– Ну-у, вы действительно считаете меня дураком! – повышает тон Майк. – Но смотрите, как бы вам самому не оказаться в дураках! Мне совершенно ясно, что вы жаждете заграбастать мое место. Я это понял, едва вы появились на Дрейк-стрит. Старая наша черта: жрать друг друга. Но вы споткнетесь прежде, чем успеете мне подставить ножку. Так что спрашиваю в последний раз: вы готовы работать вместе или…

– Почему нет? – пожимаю я плечами. – Но если вы ждете, что я достану из кармана несуществующий план, то не понимаю, как…

В этот самый момент, однако, именно он что-то достает из кармана. Едва ли стоит уточнять, что это «что-то» пистолет. И что пистолет самым непринужденным образом направлен мне в грудь.

– У меня нет времени торговаться, дорогуша, – произносит немного театрально Милев, наверное, чтобы все же как-то объяснить появление пистолета. – Пристрелю и глазом не моргну, И тут, на Дрейк-стрит, никто меня за это не накажет.

Я не уверен, что он выстрелит. Возможно, это тоже поза ведь у него слабость к позам. Однако никогда нельзя предугадать, до чего может дойти человек в своей любви к позам. Поэтому быстро хватаю столик и обрушиваю его на Милева. Тот падает в кресло, я бросаюсь к нему и вырываю пистолет. После чего швыряю его как можно дальше. В окно. Или, точнее, в стекло, поскольку окно закрыто.