Текст книги "Утро — еще не день"

Автор книги: Богомил Райнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Парикмахершу придется отложить, у меня еще одна встреча.

– Через две минуты меня тут не будет.

– Тогда до свидания, или до встречи при случае, или же… Одним словом, прощайте! Мне надо под душ.

Она выходит, я наскоро привожу себя в порядок и оставляю квартиру, представив себе, как где-то поблизости бедняжка Мод вот уже два часа ждет меня.

Выходя из дома, я сталкиваюсь с молодым субъектом, лицо которого мне будто бы знакомо. Хочу обойти его, но субъект хватает меня за локоть.

– Герр Каре? – спрашивает он, преграждая мне путь.

Возможно, это просто невинная фамильярность, поэтому она вызывает с моей стороны также невинный жест – я довольно энергично отталкиваю его и останавливаюсь.

– Чем могу быть полезен?

– Вы меня не узнаете?

– Ах да, – вспоминаю я и вежливо улыбаюсь. – Вы были помощником у Томаса… мистер…

– Мистер Мур, – подсказывает он.

– Да, да, мистер Мур. Очень было приятно, – говорю я и иду дальше.

Но, оказывается, фамильярность Мура не такая уж невинная, ибо он снова оказывается передо мной – видимо, забыл, куда шел.

– Как хорошо, что я вас встретил. Мой шеф, мистер Томас, очень хочет видеть вас.

– Мне тоже будет приятно, – любезно киваю я. – Пусть позвонит. Я остановился в «Хилтоне».

Успеваю сделать еще три шага к зеленому «мерседесу», что стоит вблизи, прежде чем Мур во второй раз преграждает мне путь.

– Не сочтите это за нахальство, но я предлагаю сейчас же подскочить к нему. Это совсем близко.

– Очень сожалею, но сейчас у меня нет настроения. – И я снова, на этот раз энергичней, отстраняю назойливого человека.

До «мерседеса» еще пять шагов. Но Мур в третий раз стоит передо мной:

– Так, говорите, остановились в «Хилтоне»?

– Вот именно.

– Однако вы там не зарегистрированы.

– Ваша информация устарела, друг. Я прибыл сегодня утром. А впрочем, чему обязан таким вниманием к своей персоне: вы меня разыскиваете по гостиницам?

– Служба, – вздыхает Мур. – Я из военной полиции.

– Надо было с этого и начинать, – замечаю я, уже в который раз отстраняя его, – а не играть в светские приглашения.

– Не старайтесь оттолкнуть меня, – в голосе его звучит угроза.

– А вы не пытайтесь меня остановить.

– Говорю же вам: я из военной полиции.

– Откуда мне знать, кто вы такой?

Вместо ответа Мур вынимает служебное удостоверение и сует мне под нос.

– Это другое дело, – бормочу я. – Теперь я вам верю. Следовательно, занимайтесь своим делом. Я в вашей армии не служу, поэтому ваша полиция мне не указ!

– Есть еще и другая полиция! – напоминает Мур.

– Конечно. Обращайтесь к ней.

На этот раз я отталкиваю его уже совсем грубо, он чуть не падает. До «мерседеса» остается еще два шага, когда Мур снова догоняет меня. Из-под его серого старого пиджака незаметно высовывается дуло маленького «люгера».

– Стойте, Каре!

В ответ я прыгаю к автомобилю, открываю дверцу, сажусь за руль, включаю мотор и с места даю полный ход.

«Я буду совсем рядом», – сказала дама. Однако улица пустая, если не принимать во внимание двух пожилых женщин с хозяйственными сумками, которые остановились на углу поболтать. Безликая улица в безликом жилом квартале с двумя рядами припаркованных автомашин. Если бы Мод была в каком-то из этих автомобилей или где-то в подворотне ближайшего дома, она бы подала мне знак. Не исключено, что она уже ушла, устав меня ждать.

Эти мысли возникают у меня между прочим, пока я мчусь узким проходом между автомобилями. Потом мысли о Мод вообще перестают меня волновать, мое внимание привлекает одна из автомашин, которая следует за мной. Сворачиваю на первом же перекрестке и вижу, что серый БМВ едет сзади. Энергично нажимаю на акселератор, рискуя наскочить на случайного прохожего. Машина сзади также увеличивает скорость.

Снова поворот. Потом еще один. И тут я вижу еще один БМВ, над рулем тупая физиономия Мура. Сильнее нажимаю на педаль газа, но черный автомобиль Мура неотступно едет за мной.

На следующем перекрестке собираюсь свернуть, но там улица с односторонним движением. А дальше… Дальше бульвар: светофоры, пешеходные дорожки, полицейские – конец высоким скоростям, если не хочешь, удирая от военных властей, попасть в руки федеральных. Выезжаю на бульвар и снова вижу серый БМВ, на этот раз уже впереди. Вряд ли стоит напоминать, что черный автомобиль до сего времени сзади.

Эти типы, наверное, поддерживают между собой радиосвязь. Очевидно также, что их не двое, а трое, потому что немного погодя появляется желтый «порше», равняется со мной и уже не отстает. Я словно в пакете.

Еду помедленней. Это вынуждает моих конвоиров также уменьшить скорость, что вызывает нарекая водителей сзади нас, особенно по адресу желтого «порше». Некоторые машины сигналят, но безрезультатно. У человека, что сидит за рулем «порше», такое же тупое и нахальное выражение, как и у Мура. Конечно, на этих людей звуковые эффекты не влияют.

Положение кажется безнадежным. Но совсем безвыходных положений не бывает, поэтому я и дальше спокойно продвигаюсь в центре «пакета», внимательно следя за обстановкой. Наверное, если бы я немного лучше знал Майнц, то эта троица уже только бы меня и видела, но что поделаешь – нельзя знать все города как свои пять пальцев.

Долгожданный случай возникает перед одним из светофоров. На стоянке около тротуара освободилось место, и я немедленно приткнулся там, давая возможность серому БМВ проскочить перекресток, а двум другим глупцам ломать себе голову над тем, что им делать, – ведь не может автомобиль остановиться ни с того ни с сего на шоссе с оживленным движением, да еще на глазах у полицейского!

Следовательно, я припарковался, а они – хочешь не хочешь – едут дальше в общем потоке. Мгновенно трогаюсь снова, сворачиваю направо и поддаю газу. Плохо, что на центральных улицах нельзя все время жать на акселератор, ибо впереди едут другие автомобили. Плохо и то, что я уже не знаю, где я, потерял всякую ориентацию. А хуже всего, что в бензобаке осталось совсем мало горючего.

Снова сворачиваю направо и наконец оказываюсь в более или менее знакомых местах. Улица спускается вниз, через нее переброшен бетонный мост. Припоминаю эту улицу. Она ведет к окружному бульвару.

Знакомые места и… знакомые люди. На следующем перекрестке передо мной неожиданно выскакивает желтый «порше», а на хвосте снова висит Мур. Серый БМВ тоже не опоздал подпереть меня слева. Мои спутники поменялись местами, что же касается всего остального, компания не изменилась. Ничего общего с той погоней в приключенческих фильмах с перевертыванием, опасными поворотами, космическими скоростями и адским визжанием тормозов. Три автомобиля медленно продвигаются вперед, только я в немного неудобном положении: никак не могу разорвать этот «пакет».

А может, все-таки есть какой-то выход? За несколько метров до выезда на окружной бульвар включаю правый поворот – все вполне нормально, тут обязательный поворот направо. «Порше» впереди делает то же самое и поворачивает, как этого требует знак, а я, пренебрегая знаком, нарушаю правила. Теперь я могу увеличить скорость и направиться к «Хилтону». Снова включаю правый поворот, надеясь немного сбить с толку преследователей. Мне надо выиграть несколько секунд, не больше, но где ты их возьмешь! Стремительно сворачиваю на аллею, что ведет к гостинице, так же стремительно миную центральный вход, снов оказываются на бульваре. Двигаясь теперь в обратном направлении, резко сворачиваю к «Хилтону» и въезжаю в гостиницу или, точнее, в ее подземный гараж.

Ставлю «мерседес» на первое свободное место, что попадается мне на глаза, выскакиваю из автомобиля, прыгаю в лифт и оказываюсь в холле. Тут и посетители трех ресторанов, и группы туристов. Следовательно, для меня не составляло никаких трудностей, бросив взгляд на центральный вход, выскользнуть сквозь служебную дверь. Хоть моих преследователей нигде не видно, все же не думаю, что своим внезапным маневром я выиграл больше нескольких минут. Они, видимо, уже обнаружили мой автомобиль и в эту минуту, возможно, ищут меня в холле. Поэтому надо немедленно скрываться.

Единственное спасение – добраться до большого пешеходного путепровода, ведущего к центру города. Этот вариант мною предусмотрен с самого начала, поэтому не теряю времени на лишние размышления и под прикрытием прибрежной растительности подкрадываюсь к лестнице путепровода.

Там, наверху, построен большой бетонный павильон, который при случае используют для ярмарок. Изучаю задние двери павильона. Одна из них отперта. Втискиваюсь через полуоткрытую дверь в коридорчик. В тесном помещении есть еще одна дверь, я без особых усилий открываю ее и убеждаюсь, что она ведет в просторный пустой зал. Закрываю дверь и снова забираюсь в тесную полутьму. Не прошло и десяти минут, как я почувствовал, что обливаюсь потом и могу растаять от жары – такая адская духота в этом темном коридоре. Ко всему еще свалена какая-то коробка с нитрокрасками: от них несет ацетоном. И я решаю приоткрыть дверь в зал. Но вдруг она открывается сами, и на пороге стоит мужчина сером костюме.

– Вот вы где! – восклицает Мур. – А я уже подумал, не случилось ли что с вами.

Он выхватывает пистолет. Одного взгляда достаточно, чтобы установить, что это не тот нескладный «люгер», а какая новейшая модель.

– Довольно фокусов, – цедит сквозь зубы нежданный гость. – Пойдем.

– На улице страшная духота, – возражаю я, стараясь оценить обстановку.

– Не переигрывайте, Каре. Вы вынудите меня стрелять!

– Тут, в центре Майнца, среди белого дня! Вы же еще не сошли с ума.

– Этот пистолет, чтоб вы знали, стреляет без шума и без пуль. В тело входит маленькая ампулка со смертоносной жикостью, которая быстро растворяется в организме, в мертвом теле не оставляет никаких следов. Итак, пойдем.

– Э, нет!

Мур в сложном положении. Ему ведь надо вывести меня отсюда, а не продырявить.

– Зачем вы все усложняете? – спрашивает он уже другим тоном. – Нам необходимы от вас лишь некоторые сведения. Одна маленькая справка, понимаете или нет?

– Только и всего? – выкрикиваю я. – Тогда спрашивайте!

Мур раздраженно смотрит на меня, но во взгляде его заметно колебание. Не выпуская пистолета, направленного мне в грудь, он левой рукой достает из кармана портативный магнитофончик.

– Хорошо, Каре! Рискуя тем, что у меня могут возникнуть неприятности, я облегчу ваше дело. Если вы будете точны в своих ответах, я отпущу вас и вы еще успеете к обеду. Скажите мне, заключали ли вы с Райеном соглашение об оружии?

– Конечно.

– На какое количество?

Добросовестно перечисляю количество оружия.

– Какая цена?

– Понимаете: цены – это вопрос сложный. Райен настаивал, чтобы я платил по высоким расценкам, а в фактуру должны быть записаны более низкие.

– Интересно. Какие же были первые цены и какие – вторые?

Сообщаю и это. Сеймур должен был бы быть доволен. Еще несколько камешков летят в огород Райена.

Вопросы сыплются один за другим.

– Выплатили ли вы ему указанную сумму?

– А что же я должен был делать…

– Отвечайте конкретнее.

– Конечно, выплатил.

– Как вы платили?

– А как платят? Достаешь деньги и платишь.

– Хотите сказать – наличными?

– Конечно, наличными, в долларах, пачками по десять тысяч, если вам нужны и такие детали.

Наконец ставится вопрос, которого я давно ждал:

– Кто за вами стоит?

– Не понимаю.

– Не пытайтесь уверять меня, что вы работаете только на себя. Так я повторяю: кто стоит за вами?

Его тон снова становится угрожающим. Вытянув из меня необходимые данные, Мур может позволить себе на десерт и этот аттракцион – выстрелить в меня ампулой.

– Вы что, оглохли? – грубо кричит он. – Говорите, кто стоит у вас за спиной!

Лучше посмотрите, кто у вас за спиной, хочется мне ответить, но это уже становится лишним. В дверях появляется Сеймур. Удар кулаком – и Мур падает на пол, покрытый синтетическим ковром.

Американец наклоняется и быстренько проверяет карманы Мура.

– Где-то тут поблизости еще двое его друзей, – предупреждаю я.

– Они уже не тут, – отвечает Сеймур, не прерывая осмотра.

– А «мерседес» остался в «Хилтоне».

– Пусть там постоит. В данный момент им нельзя пользоваться.

– Мод куда-то исчезла.

– Если бы она исчезла, меня бы тут не было, – возражает американец. – Она ждет нас на той стороне моста.

В конце путепровода я в самом деле встречаю Мод, но мне необходимо время, чтобы убедиться, что это она. Изменена прическа, ярко накрашены губы, нацеплены огромные темные очки.

Она ведет меня к серо-стальному «мерседесу», который стоит невдалеке, и через минуту мы уже едем.

– Наверное, вам не по вкусу такие опасные игры, – замечаю я.

– Мне по душе вкусная пища, Альбер. А если вспомнить, что у нас дома лишь холодная ветчина…

10

– Довольно о вашем Сеймуре, – говорю я с преувеличенным возмущением. – Он просто авантюрист. – И с жадностью набрасываюсь на гусиный паштет.

– Вы неблагодарный тип, – возражает Мод и, в свою очередь, налегает на паштет. – Судя по тому, что вы рассказали, Сеймур вытащил вас из могилы.

– Да. После того как сперва толкнул туда.

– Но с вами же ничего не случилось! Что вам еще надо?

Говоря это, она откусывает большой кусок бутерброда и с осуждением смотрит на меня.

– Вы могли бы знать о том, что Мур ходит к Дейзи.

Мод прожевывает кусок, затем говорит:

– Возможно, мы об этом и знали.

– Надо было знать также, что Мур придет к Дейзи именно сегодня.

– Возможно, знали и это.

– Следовательно, Сеймур сознательно подтолкнул меня в руки Мура, чтобы я дал нужные показания и помог Томасу в единоборстве с Райеном.

Дама не торопится с ответом – она берет еще один бутерброд и старательно жует.

– Думаю, ваши подозрения неосновательны. Мур явился в двенадцать часов, а вы пришли к Дейзи в десять. Никто не принуждал вас превращать служебный визит в оргию.

– Если бы Сеймур не хотел, чтобы я попал в руки Мура, он начал бы свою спасательную операцию немного раньше, а именно – когда я только вышел из дома Дейзи.

– Это было невозможно, Альбер!

– Вы же обещали быть «совсем рядом»!

– Я и была совсем рядом. В ста метра от вас, в том же сером «мерседесе». Только если вы думаете, что шеф сидел рядом…

– Где же был он?

– Он был в своей машине на соседней улице. Мы с ним поддерживали связь… Вы знаете как.

– Понятно, – киваю я. – Вам обоим я обязан тем, что родился во второй раз.

– Неужели вы родились во второй раз? – удивляется Мод, отпивая из чашки молоко.

– Что вы хотите этим сказать?

– Думаю, что вы рождались по крайней мере раз десять.

– Возможно, вы правы. Торговля оружием – опасная профессия.

– Вы не торговец оружием, Альбер, – возражает женщина, глядя на меня спокойными темными глазами.

– Конечно. Официально я торгую стеклянными изделиями.

– Вы вообще не торговец, Альбер. Разве что информацией.

– Еще немного – и вы сделаете из меня агента Москвы.

– Этого я не говорю. Но думаю, что вы все-таки чей-то агент.

Жарища длится два месяца, столбик термометра прыгает за цифру 30, и газеты пишут, что такого жаркого лета не было уже сто лет.

Моя спальня находится с северной стороны, а садовая клумба под окном, которую старательно поливает Мод, наполняет комнату влажными запахами цветов. Поэтому люблю уединяться тут в обществе газет и своих маленьких проблем.

Итак, Сеймур прав, по крайней мере, в одном: меня в самом деле разыскивают и собираются ликвидировать. А отсюда выходит, что американец прав и в другом: главное условие для успеха побега – устранить с моего пути Томаса и Райена.

Хорошо, что Уильям так рьяно занялся этим делом, но плохо, что он, как всегда, действует не собственными руками, а использует меня или Мод – пешек, которых он держит, пока они ему нужны, и которыми легко пожертвует.

Иногда мне кажется, что вся эта история для него не больше чем игра. Опасная и бессмысленная игра.

А возможно, и что-то другое. Скажем, стремление к самовыражению. Отголосок давно забытого, похороненного чувства морали в аморальном мире. Неожиданная вспышка возмущения у циника, неспособного на нормальные эмоции.

В конце концов это его дело. Плохо только, что комбинации придумывает он, а выполнять приходится мне. Приносит фальшивые доллары, а сбываю их я. Бьет Мура, а в случае чего за это снова-таки отвечать буду я. Сводит счеты с Томасом и Райеном, а они и их друзья охотятся за мной. И, если Сеймур не одолеет этих двух мошенников, вся их банда набросится на меня. Если же одолеет…

Если одолеет, то я не удивлюсь, если он заявит: «Очень сожалею, очень, но канал до сих пор закрыт. Трогайтесь сами с двумя вашими паспортами, ни один из которых не годен». И бросит меня. Или выдвинет последнее предложение, которое уже выдвигал в Копенгагене: не хотите погибнуть – переходите ко мне. В моем учреждении найдется место и для вас.

Очень опасно забывать, что Сеймур – противник. Противник, не похожий на других. Другие, все те, кого я встречал на своем пути на протяжении последних лет, намного проще. С ними легче: устраняешь противника из игры, если он тебя не устранил. При этом рискуешь только получить пулю – и не больше; все по правилам игры.

Противник… С годами их насобиралось у меня порядочно. Полковник Дуглас и его человек, который прибыл ликвидировать меня в Париже; Эвен, Уорнер и Райман из той длинной запутанной истории в Амстердаме; Дрей и Нортон, которые, каждый по своей линии, готовили мне некролог в Лондоне; Ральф Бетон, что обещал рассчитаться со мной в Берне… Я не вспоминаю про других, тех, с которыми я не встречался с глазу на глаз, но они, склонившись над моим досье, мудрили в своих кабинетах над тем, где и как меня похоронить.

Пестрая галерея типов, некоторые совсем не стандартные, некоторые придерживаются определенных убеждений о чести и морали, но все они небезразличны к шелесту банкнотов. Трусливые бюрократы или авантюристы, интеллектуалы или снайперы, они были страшно банальны в своих побуждениях и реакциях. В случае опасности сберечь собственную шкуру, потому что она у тебя одна. На случай катастроф спасти свое служебное реноме, ибо на нем основывается твое жалованье и положение в обществе. А при удобном случае положить себе что-то в карман – ведь надо думать и о старости.

А этому типу, оказывается, несвойственны тривиальные стремления. Он рискует собственной шкурой, ставит на карту свою карьеру и, словно глухарь, совсем не реагирует на шелест банкнотов. Не стоит допытываться, в чем состоит его движущая сила – ведь он уже давно дал мне понять, что ее нет. Но разве можно находиться в постоянном движении без мотора? Это просто какая-то аномалия по имени Уильям Сеймур.

«Аномалия» появляется лишь на третий вечер после моей встречи с Дейзи.

Он усаживается в кресле напротив меня, небрежно отодвигает поднос с рюмками достает из кармана уже знакомый мне портативный магнитофончик.

– Маленький дуэт?

– А почему бы и нет? Говорят, музыка облагораживает.

– Конечно, – подтверждает Сеймур. – Особенно такая. Он нажимает кнопку:

Райен. В тот день вы не сказали мне, что, кроме фактуры для формы, имеете и окончательную фактуру.

Томас. Не считал нужным класть ее в карман, идя к вам в дом.

Райен. Ибо у вас был только один-единственный экземпляр…

Томас. Да.

Райен. Могу ли я все-таки посмотреть на ваш экземпляр?

Томас. Прошу! Именно для этого я вас и пригласил. (Пауза.)

Райен. Гм. Так. Это в самом деле кое-что меняет.

Томас. Кое-что?

Райен. Не забывайте, что того бельгийца прислали ко мне вы.

Томас. Не будем спорить о том, чего нельзя доказать.

Райен. То, что не доказано сегодня, завтра может быть доказано и подтверждено документами. Я говорил вам, что мои люди активно занимаются этим вопросом. Между прочим, уже установлено, что соглашение вашего Каре и той африканской республики – это блеф. Оружие было предназначено для других, есть все основания полагать, что этот инцидент может перерасти в политический скандал.

Томас. Искренне вам сочувствую.

Райен. Благодарю. Но не забывайте посочувствовать и себе. Инициатива шла от вас, Томас. И это очень скоро также будет установлено.

Томас. Я думал, что вы пришли с серьезными намерениями.

Райен. Мои намерения вполне серьезны. Но, как я вам уже говорил, каждый разговор с вами связан с обременительными и совсем лишними проволочками только потому, что вы не хотите видеть очевидное.

Томас. Очевидное – это фактура, которую я вам показал. Единственный неоспоримый факт во всей этой путанице.

Райен. Вы забыли про запись, что хранится в моем сейфе.

Томас. О, если говорить о записи, то у меня есть значительно интереснее.

Райен. Какие именно?

Томас. Это уже другая тема. Сейчас речь идет о фактуре. Если мы достигнем какого-то согласия, сможем поговорить и про запись.

Райен. Хотите сказать, что после этого шантажа вы преподнесете мне еще и другой?

Томас. Я не шантажист. Я честный делец. И могу наперед заверить вас, что, если мы заключаем соглашение, я подарю вам эту запись. Впечатляющая запись, мистер. Только не угрожайте мне политическим скандалом. Я человек военный, и политика меня не интересует.

Райен. Верю вам. Но не знаю, поверят ли другие.

Томас. Еще бы, другие поверят только вам.

Райен. Признаюсь, что я тоже оказываюсь в неприятном положении. Однако думаю, вам известно, что в силу определенных обстоятельств я могу рассчитывать на поддержку в высоких сферах.

Томас. Скажу вам по большому секрету, что я тоже имею влиятельных друзей. А поскольку разговор не по моей вине перешел в иное русло, предлагаю остановить его.

Райен. Я бы хотел все-таки услыхать ваши условия.

Томас. Наконец. Мои условия, мистер, более приемлемы, чем ваши. Из обозначенной в этом документе суммы, которую вы положили себе в карман, считаю нормальным получить половину.

Райен. Половину? Но это же очень много!

Томас. Именно так: для одного человека много, поэтому я предлагаю вам разделить ее.

Райен. Это же настоящий грабеж!

Томас. Что-то похоже. Вы грабите «Интерармко», я граблю вас… Но что поделаешь. Так ведется.

Райен. Как деловой человек, я согласен заплатить вам за документ, только в границах разумного.

Томас. То есть?

Райен. Сто тысяч!

Томас. Оставьте их себе. И на этом поставим точку. Боюсь, что вы совсем не деловой человек.

Райен. Наоборот. Я даже соглашаюсь на некоторое уточнение, только при одном условии: сперва я хочу услыхать вашу запись, если такая вообще существует.

Томас. О, то исключительная запись, я уже вам сказал. Каре свидетельствует против Райена: как было заключено соглашение, сколько денег он выплатил ему наличными, вообще все подробности.

Райен. Какая нелепость!

Томас. С вами в самом деле трудно разговаривать. Запись хранится у меня в сейфе, в пяти шагах отсюда.

Райен. Вы хотите сказать, что нашли Каре?

Томас. Именно.

Райен. Где именно?

Томас. Там, где и надеялись, – в Кельне, где его постоянное убежище.

Райен. И теперь он в ваших руках?

Томас. Я не обязан перед вами отчитываться. Могу только сказать, что Каре уже вне вашей сферы действия.

Райен. Вы его убрали…

Томас. Не будем вдаваться в лишние детали. (Короткая пауза.)

Райен. Хорошо. Предложите разумную сумму и принесите запись.

Томас. Сумма уже назначена, мистер. И снижения не будет – можете мне поверить. (Пауза, на этот раз более длительная.)

Райен. Хорошо. Я вам выплачу эту сумму, вы даете мне фактуру и запись. Но и фактура, и запись – это же копии, следовательно, вам ничего не стоит завтра снова прийти ко мне и требовать что-то еще. Короче говоря, обычная механика цепного шантажа.

Томас. Повторяю, я не шантажист. Я занимаюсь честными соглашениями.

Райен. Ваше представление о честности мне известно еще со времен той нигерийской аферы. Помните?

Томас. Не знаю, как вас убедить, что у меня нет других копий.

Райен. Не надо меня убеждать. Все равно я вам не поверю. Поэтому предлагаю очень простой выход: я вам даю деньги, а вы мне – расписку. Таким образом, мы с вами будем связаны до самой могилы, как сиамские близнецы.

Томас. Для меня большая честь быть связанным с таким человеком, как вы… Но только чтоб до могилы…

Райен. Иного выхода нет, Томас. Никто на моем месте не поступил бы иначе. Сознаюсь, что такое решение неудобно для нас обоих и в то же время одинаково устраивает нас. (Короткая пауза.)

Томас. Хорошо, я согласен. Пойдем за деньгами.

Райен. В такое время? Деньги у меня в служебном сейфе. Придете завтра, принесете документы, напишете расписку и получите деньги. Такую фантастическую сумму!..

Томас. Я согласен и на это. Завтра в одиннадцать вас устраивает?

Райен. Всегда к вашим услугам…

Еще несколько незначительных фраз, и пленка кончается.

– Хочу услышать ваше мнение, – говорит Сеймур, пряча магнитофончик и закуривая очередную сигарету.

– Думаю, что Райен очень легко согласился на такую сумму.

– Вы правы.

– Это наталкивает меня на мысль, что выплата вряд ли состоится.

– А почему? У него два чемодана долларов, и, наверное, он уже имел возможность убедиться, что банкноты фальшивые.

– Расписка Томаса тоже недорого стоит, – замечаю я. – Еще меньше будет стоить она, когда Томас обнаружит, что получил чемодан фальшивых долларов.

– Правильно. Томас понимает, что Райен вряд ли воспользуется распиской, которая разоблачает его самого. И, когда Томас увидит, что его обманули, шантаж начнется снова.

– Хотите сказать, что для Райена история с платежом – это лишь способ выиграть врем?

– Нет. Райен в самом деле заплатит ему. Интересно только, когда и как?

Сеймур пытливо смотрит на меня.

– Не хотели бы вы присутствовать во время этого расчета, Майкл?

– Я уже говорил вам: вся эта история меня совсем не интересует.

– Ах да, я забыл, что вы готовы даже рисковать жизнью только в том случае, если видите в этом смысл.

– А как же иначе?

– Просто так: если жизнь чего-то стоит, то лишь потому, что ею можно рисковать. Но что поделаешь – человек часто ценит что-то лишь тогда, когда существует опасность потерять это «что-то».

– Интересно, рискнули бы вы жизнью, когда бы надо было сделать добро?

– А что делаем сейчас мы с вами, Майкл? Мы преследуем двух выродков. Боремся со злом.

– Вы боретесь не потому, что это зло, а просто ради борьбы.

– Возможно. Но разве я виновен в том, что философия и до сего времени не удосужилась объяснить, что такое зло и что – добро?

– Не надо усложнять. Существует еще и мораль.

– Какая, например? Ваша или та, из древних заповедей? Вашей морали я не понимаю. А что касается заповедей, то они, как и все моральные нормы, – выдумка корыстолюбивых людей. Когда вы слышите: «Не укради!» – можете быть уверены, что это придумал человек, который не раз крал, иначе этот вопрос его не волновал бы. И когда кто-то вам советует: «Не прелюбодействуй!» – знайте, что он имеет красивую жену и боится стать рогоносцем. А что касается заповеди: «Чти отца своего и мать свою» – то ее провозгласили родители, у которых не было абсолютно никаких оснований быть чтимыми.

– Но существуют же еще и другие нормы.

– Например?

– Скажем, «Люби ближнего своего».

– Кто этот ближний, Майкл? Райен или Томас? И почему я обязательно должен его любить? Вы, например, меня любите?

– Ваш вопрос довольно бестактен.

– А какой же он может быть, когда речь идет о добре и зле, о категориях непримиримых, как свет и тьма, как жизнь и смерть, как день и ночь?

– С вами когда-то что-то случилось, Уильям. Я не верю, что вы родились с такими идеями в голове.

– Конечно, я, как и все, пережил в юности пору иллюзий. Наверное, стремился любить мир и людей, сделать что-то для этого мира и для этих людей, кто знает, может, даже посвятить свою жизнь этому миру и этим людям. Потом настало разочарование, и я возненавидел их. Нет трезвее чувства, чем разочарование. Мои выводы, дорогой мой, базируются не на одной-двух травмах, а на всем том, что тебя окружает, что ты мимоходом познаешь настолько, что тебя начинает тошнить. Это грязный, неприятный запах жизни… Неужели вы не чувствуете его, Майкл?

– Я чувствую иное. В вас живет какое-то приглушенное чувство справедливости, и поэтому иногда вы чувствуете себя очень неуютно.

– Чувство справедливости? Снова громкие слова… Проработав столько времени по чужим заповедям, я решил осуществить один собственный замысел! Совсем мелкий замысел, просто чтоб ощутить иллюзорное самочувствие свободного человека. Закончив эту исповедь, он бросает окурок в пепельницу.

«Не хотели бы вы присутствовать во время этого расчета, Майкл?»

Когда Сеймур говорил об этом, я воспринял его слова как риторический вопрос. Разве я могу присутствовать во время заключения соглашения между Райеном и Томасом, если они оба только и ждут моего появления, чтоб расквитаться со мной?!

Но это был не риторический вопрос. Я понял это только на следующий день, когда во время завтрака Мод спрашивает меня:

– Нет ли у вас желания прогуляться?

– Вы же сами приказали: никаких прогулок!

– На все свое время, Альбер. Теперь пришла иная директива.

– Так и выполняйте ее. Мне никто не давал директив.

– Вы правы. И никто вас не принуждает идти со мной. Мне будет просто приятно, если вы…

– Речь идет о приятном или полезном? – прерываю ее.

– Думаю, если мы будем вдвоем, я буду чувствовать себя лучше.

– Тогда так и говорите, что вам необходим охранник. Какое оружие вы мне дадите?

– Оружие не предусмотрено. И битва тоже. Когда что-то случится, я смогу предупредить шефа. Он будем совсем рядом.

– Знаю я это ваше «совсем рядом».

Несмотря на возражение, через полчаса мы уже едем в «мерседесе» во Франкфурт. Жара не спала, а автомобильное движение на шоссе вряд ли когда-нибудь останавливается, и поэтому вентилятор наполняет машину теплым воздухом бензиновых паров. Мод снова прибегла к элементарной маскировке: простая, немножко взлохмаченная прическа, ярко-красные губы и темные очки – не те, обычные, а другие, закрывающие половину лица.

Не буду скрывать: я тоже внешне немного изменился. Проведено две операции: вымыл голову в какой-то бесцветной жидкости, и волосы приобрели свой былой темно-каштановый цвет, а очки в золотой оправе придали мне глуповатый вид тех субъектов, которые ради университетских дипломов частично теряют зрение в результате чрезмерной зубрежки. Очки я нацепил еще на вилле, чтоб привыкнуть к ним. Привыкать, собственно, пришлось переносице, а не глазам, ибо стеклышки в очках без диоптрий, такие же, как были когда-то у бедной Грейс.

– Не решили ли вы отвезти меня к Райену? – спрашиваю я, когда мы добираемся до Франкфурта и Мод, выбравшись из заторов на центральных магистралях, сворачивает на знакомую улочку.

– Почти, – отвечает дама, углубившись, как всегда, в сложную механику парковки автомобиля.

На открытой стоянке есть порядочно свободных мест, но женщина минует ее и останавливается на углу, как раз напротив входа в кафе.