Текст книги "Утро — еще не день"

Автор книги: Богомил Райнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Я уже думал и об этом. Но, наверное, и вы хорошо знаете: намного труднее спрятать труп, чем живого человека. Живой человек может незаметно пройти мимо полицейского, а на труп он почему-то обязательно обратит внимание. Чей это труп, почему он очутился именно тут, а не в другом месте, кто его оставил… И потом, этот противный запах… Нет, Майкл, вы все же мне друг! И я не хочу видеть вас трупом.

Как-то проходит и эта ночь.

Ночью хоть и с перерывами, но спишь, тебе что-то снится, преимущественно кошмары. А днем намного хуже. Кажется, ты проснулся невесть когда, а на улице все еще утро, мы сидим в кухне после того, как уже давно выпили горький невкусный кофе, последний кофе на этой проклятой вилле.

За свою жизнь я испытал достаточно всяких неприятностей, но я никогда не думал, что так трудно вытерпеть трое голодных суток. Лишь теперь начинаю понимать, что голод такое великое зло. Лишь теперь, когда время словно остановилось, когда даже Сеймур замолчал, а я собираюсь с силами, чтоб снова переместиться на диван и неподвижно замереть там.

– Просыпайтесь, Майкл, – слышу хрипловатый голос.

Голос доносится издали, потому что как раз в этот миг я потонул в бездонной глубине, из которой я не хочу выныривать на поверхность для пустой болтовни.

– Просыпайтесь, Майкл, быстрей! – снова раздается голос.

– А? Что случилось? – бормочу я, стараясь стряхнуть с себя сон.

– Тот тип… Наверное, он ищет вас… Его сюда нельзя впускать, – объясняет американец, трогая меня за плечо.

Сделав усилие, поднимаюсь и припадаю к щели в ставне.

На поляне перед виллой остановился черный «опель» – странно, как я не услыхал! – а в «опеле», если мне не изменяет зрение, сидит так называемый шеф Мод – мистер Фрэнк или Франк.

Когда я выхожу наружу, он делает мне энергичный знак подойти.

– Здравствуйте, Каре… Возьмите сумку на заднем сиденье… Это вам передала Мод.

Едва я успел взять сумку, выслушав его невразумительный монолог, как Франк махнул на прощанье рукой, и машина скрылась.

– А тип очень напуган, – замечает Сеймур, когда я возвращаюсь в комнату. – Это плохо.

Он нетерпеливо достает из емкой базарной сумки колбасу, брынзу, консервы, хлебцы – чего там только нет! Наконец вынимает маленький заклеенный конверт:

– Это вам…

– Еще чего! – возражаю я.

– Вскрывайте, это вам, – настаивает американец.

Действительно, на конверте скромно обозначено мое имя. Внутри записка с лаконичным текстом: «Много не ешьте» – и второй конверт – уже без надписи.

– А это мне, – говорит Сеймур.

Он вскрывает конверт, быстро пробегает глазами коротенькое письмо, потом глядит на меня и снова перечитывает. Его всегда угрюмое лицо, кажется, стало еще угрюмей.

– Наверное, плохие новости?

Он задумчиво смотрит на меня, словно все еще обдумывает то, о чем речь идет в письме, потом спокойно говорит:

– Наоборот, новости хорошие, в частности, те, что касаются вас. Контроль на дорогах сегодня днем снят, завтра, наверное, приедет Мод и заберет вас.

– И это все?

– Все, это касается вас, – уточняет Сеймур, делая ударение на последнем слове. – А что касается меня…

Он замолкает, берет из пачки на столе сигарету и щелкает зажигалкой. Потом выпускает несколько густых струек дыма и добавляет:

– Надо было бы извиниться перед вами за напрасно отнятое у вас время. Операция аннулирована. Конечно, благодарят за старательность, но добытые нами документы спрятали в архив или бросили в огонь. Приказ однозначный: довольно заниматься Райеном!

– Следовательно, вся эта история оказалась бессмысленной, – замечаю я.

– Еще неизвестно, – твердо возражает американец.

– Но вы же сами говорите, что приказ ясный: довольно заниматься Райеном!

– Да. Но кто знает, что я получил это распоряжение? Пока оно дойдет до адресата, пройдет несколько дней. А за это время с людьми может случиться все что угодно, в том числе и с Райеном.

– Уильям, у меня такое чувство, словно вы снова хватаете меня за горло.

– Не волнуйтесь. Вы мне больше не нужны. Отныне события будут развиваться иначе.

Придвигаю ногой кухонный табурет и сажусь на него. Хотя я и проглотил чудесную свежую ветчину, колени у меня все еще дрожат от слабости.

– Понимаю ваше состояние, – соглашаюсь я, поскольку упомянутая ветчина возвратила мне добродушное настроение. – Затратишь столько времени на служебное задание…

– Это не служебное задание, – возражает американец.

– Следовательно, самоинициатива?

– И не самоинициатива.

– Неужели может быть что-то третье?

– Вот именно! Представьте себе такое: один из больших шефов приглашает вас прогуляться на автомобиле – выпить с ним на природе по рюмке. И когда вы пьете, он говорит: нет ли у вас желания посетить Германию? Не мешало бы присмотреться к Райену – знаете такого? – выяснить, какую комбинацию он разрабатывает, ведь это великий мастер комбинаций, как и его отец, хотя и не в таких масштабах. Старый Райен теперь стремится получить заказ на изготовление нового самолета. И наверное, получит. Конечно, если его сын не впутается в какой-нибудь скандал…

Сеймур замолкает и смотрит на меня:

– Понятно?

– Посылают охотиться на львов на собственный риск и ответственность.

– Вот именно.

– Но вы же могли отказаться.

– Если бы была возможность отказаться, никто бы не начинал такого разговора. Они заранее знали, что я не откажусь.

– Потому что ненавидите Райена.

– Ну, ненавижу – это слишком громко сказано. Такие типы заслуживают не больше чем пренебрежение.

– Так пренебрегайте им и не пачкайте им руки.

Сеймур смотрит на меня, немного сощурившись, словно думает, стоит ил возражать. Потом допивает виски, ставит стакан на стол и закуривает очередную сигарету.

– Вчера вы удивлялись, когда я сказал, что избрал эту профессию ради свободы. Вы удивлялись не без основания. Какая может быть свобода, ведь мы, по сути, военные! А теперь, однако, видите, что я прав. Какая свобода? А вот, например, свобода утереть нос мерзавцу из высших кругов. Из самых высоких, Майкл!

– И что вам это даст? Если и будет какая-то польза, то, наверное, вашему шефу, который связан с конкурирующей фирмой.

– Очевидно.

– Так что же вы выигрываете?

– Несколько часов хорошего настроения. Разве этого мало? Представляете, как эти напыщенные индюки, Райен-отец и Райен-сын, вытаращат глаза, получив такой удар!

– Теперь мне ясно. Вы действительно ненавидите Райена.

– Говорил же вам: я его не могу ненавидеть. Я слишком хорошо знаю Райена. Помню еще с университета, а через некоторое время и по секретной службе. Помню это ничтожество, который опережал талантливых только потому, что был наследником одного из молодых капиталистов.

– Молодого или старого, какое это имеет значение?

– Тут есть один нюанс. Маленький нюанс иногда имеет большое значение. Старые придерживаются определенных правил приличия, Майкл. Старые обогащаются, опираясь на законы, которые они сами создали. А молодые глумятся даже над собственными законами. Коррупция, аферы.

После недолгого молчания опять звучит голос Сеймура:

– Вот я просто захотел развлечься, почувствовать, что выполнил личную прихоть, свою собственную! Понимаете или нет? Свою, а не указание высшей инстанции. Что хоть раз позволил себе такую роскошь – действовать свободно.

– Уильям, – говорю я, – выходит, вы совсем не циник – вы моралист.

– Я не моралист, – крутит головой американец.

– Моралист, – настаиваю я. – Из категории тех наихудших моралистов, которые не отваживаются признаться в этом даже себе.

Я надеялся увидеть Сеймура на следующий день угнетенным и угрюмым, но, очевидно, ошибся. Одеваясь, слышу, как из кухни доносится хриплое пение. Уильям поет. Дожили!

– Будете пить растворимый кофе, Майкл?

– Это специально для вас, – отвечаю я. – Мод отлично знает, что я не люблю растворимый кофе. Эта женщина обожествляет вас.

– Почему вы считаете, что все должны меня ненавидеть? – равнодушно спрашивает американец, переставляя с электрической плитки на стол посудину с кипятком.

– Раньше я думал, что вы излучаете опасные лучи, очень вредные для окружающих. Теперь же у меня такое чувство, что ваши отравляющие эманации больше всего отравляют вас самого. Наверное, вы истощены и радиус их действия уменьшился.

– С годами все мы меняемся. Наши силы тают, и это вынуждает нас становиться смирнее, даже добродушнее.

Я мог бы убедить его, что он мало изменился и вряд ли стал добродушным, но промолчал. Если не обращать внимания на поседевшие волосы, это тот самый Сеймур, герой моих кошмаров.

Он поднимается, делает несколько шагов по кухне и останавливается около окна.

– Не кажется ли вам, что уже время открыть ставни? – предлагаю я. – Тут можно задохнуться.

– Не надо торопиться. Дождемся Мод.

Но она не появляется ни в обед, ни после обеда, и мы, потеряв желание разговаривать, ходим, словно звери в клетке, каждый в своей комнате.

Садится солнце, когда мой напряженный слух различает гудение мотора. Немного погодя между деревьями выныривает зеленый «мерседес». Мод входит в дом, приветливо улыбаясь, но на ее улыбку Сеймур отвечает сухим замечанием:

– Вчера вы не додумались передать через своего Франка газеты.

Она достает из сумки газету и протягивает ее Сеймуру. Тот берет и передает мне:

– Посмотрите, Альбер.

Тем временем он, наверное, успел кивнуть Мод, потому что они вдвоем выходят в комнату американца. Военный совет продолжается минут десять, времени вполне достаточно, чтоб прочитать не только коротенькую заметку от инциденте, но и зарубежные новости.

Судя по информации, взрыв на складе произошел в результате короткого замыкания, одна жертва – техник Эрих Прель, найденный на месте происшествия. Других имен не упоминается. Подробностей нет.

Ну и хорошо. Откровенно говоря, взрыв в каком-то сарае с устаревшим оружием вряд ли может кого-то взволновать. Старое железо превратилось в обгоревшее железо, только и всего. Кто станет раздувать историю вокруг такой мелочи, к тому же единственная жертва – какой-то техник!

Коротенькая заметка, безусловно, прошла сквозь фильтр военной цензуры. Выходит, Сеймур прав. Если и возникнет скандал, то он останется почти не замеченным. Напрасно надеяться, что ты станешь звездой газетной хроники!

И все же американские власти разыскивают бельгийца. Возможно, популярность и обошла тебя, но полиция не обойдет. Возможно, на дорогах вокруг контроль и снят, но на пограничных пунктах он, безусловно, действует. Когда разыскивают иностранца, вероятней всего подстерегать его на границе.

– Такие, значит, дела, Альбер, – говорит Сеймур, когда они возвращаются в комнату. – Мод нашла вам тихое, спокойное жилище в Майнце. Проведете там несколько дней, пока эта история совсем заглохнет, тем временем вам подготовят канал для побега. И тогда мы вам скажем: бывайте!

Увидев, что я намереваюсь возразить, он поднимает руку и добавляет:

– Конечно, мы можем попрощаться с вами и сейчас, если вы очень настаиваете. Я же вам сказал, что наша общая деятельность закончилась. Однако не уверен, что вы справитесь сами, имея два паспорта, из которых ни одни не годится.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Буду рассчитывать на вашу помощь.

– И не ошибетесь. А теперь Мод вывезет вас. Я останусь помыть тарелки.

– О, мистер… – восклицает Мод, которая привыкла принимать за чистую монету каждое слово шефа. – Если только ради тарелок…

– Идите, идите, – кивает Сеймур. – Сейчас самое удобное время для этой операции.

– Сейчас самое удобное время, – повторяет Мод, когда мы направляемся к автомобилю. – Когда едешь очень поздно, вызываешь подозрение.

Я собираюсь устроиться на своем привычном «месте мертвеца», однако Мод предупреждает меня:

– Не сюда, Альбер. Ложитесь на заднее сиденье и укройтесь этим плащом. Не надо, чтоб вас видели. И еще одно: вы уже не бельгиец. Вы – австриец. Вот ваш паспорт. Конечно, лучше, чтоб не дошло до предъявления паспортов.

Она включает мотор, и машина плавно трогается, сворачивает, поднимается вверх и выезжает на шоссе.

Такого со мной еще не было – путешествовать в виде ручного багажа, брошенного на заднее сиденье.

9

Просыпаюсь с таким чувством, будто я лежу где-то в саду. Сад за окном шириной во всю стену. Легкий ветерок колышет ветви буйных зарослей, увенчанных огромными розовыми и фиолетовыми цветами, и в помещении чувствуется их благоухание.

В дверь стучат, но я не обращаю внимания. Стук становится настойчивей, потом слышен мелодичный женский голос:

– Альбер, вы спите?

– Да, сплю. Или, точнее, спал.

– Да ведь уже девять часов!

– Ну и что? Разве мы пойдем в церковь?

– Ваш завтрак остынет.

– С этого и надо было начинать, милая. Если вы хотите поднять с постели человека, начинайте с завтрака, а не с того, который сейчас час.

Через двадцать минут, умывшись и побрившись, я захожу в светлый холл, также украшенный цветами – преимущественно на обоях и занавесках. Однако прежде всего мое внимание привлекает роскошно накрытый стол.

– Последние дни мне вас очень недоставало, дорогая Мод.

– Знаю, знаю. Садитесь.

Наступает сосредоточенное молчание. Когда едят, не разговаривают, об этом можно прочитать в первой – лучшей брошюре о гигиене питания. И, только когда мы, отдав должное горячим блюдам, принимаемся за кофе, я спрашиваю:

– Какая программа?

– Программа та же: никуда не выходить.

– А вы?

– Я тоже.

Беру газеты и возвращаюсь назад в спальню, где меня ждут цветы и одиночество.

Одиночество… Самое дорогое приобретение человека, если верить Мод. Но одно дело – одиночество среди своих и совсем иное – среди чужих.

Следующий день, еще один и два дня потом проходят также за чтением газет, которое нарушается дремотой, хождением по комнате и приглашением в определенные часы: «Альбер, кушать подано!»

Короче говоря, то же самое положение осады, хотя квартира другая. Все-таки цветы, а самое главное – нет рядом Сеймура, который время от времени входит к тебе в комнату и сообщает, что этот мир надо было бы переделать заново, начав все от амебы.

Мод – это, известно, не Сеймур. Она умеет хорошо готовить и не навязывается.

И все же, независимо от того, что рядом Мод, а не Сеймур, время проходит очень медленно; газеты изо дня в день напоминают мне, что уже начало августа, а я все еще здесь.

«Переждете несколько дней, тем временем вам обеспечат канал…» Сколько дней, какой канал и куда? На эти вопросы может быть множество ответов. Напрасно расспрашивать даму – она ничего не знает.

Лишь на пятый день около полуночи ситуация немного изменяется – прибывает Сеймур.

– Как-то вы интересовались, люблю ли я музыку, поэтому хочу предложить вам кое-что послушать, – говорит он, вынимая из кармана миниатюрный магнитофон, ставит прибор на столик и, прежде чем нажать на кнопку, добавляет: – Наберитесь терпения. Дуэт немного затянутый.

Запись невысокого качества, однако достаточно разборчивая, чтобы сразу же установить, что исполнители дуэта – Райен и Томас.

Райен. Как продвигается расследование?

Томас. Как же вы хотите, чтоб оно продвигалось? Все настолько ясно, что дальше некуда.

Райен. Если бы все было достаточно ясно, вам бы не миновать беды.

Томас. Не понимаю.

Райен. Вы все отлично понимаете. Если я решил не опровергать вашей версии перед проверочной комиссией, то это было с моей стороны не наивностью, а просто желанием не выставлять напоказ наши семейные ссоры…

Томас. Какую это «мою» версию?

Райен. Не думаете ли вы, что я так и поверил вашей выдумке о взрыве? Во время взрыва я был на холме, что над базой, откуда прекрасно видно всю территорию базы.

Томас. Какое имеет значение, где вы были…

Райен. Для вас – решающее. Ведь ваша версия такая: Эрих начал в вас стрелять, вы побежали в канцелярию, и именно тогда случайная пуля немца произвела взрыв. Но, во-первых, выстрелов не было. Во-вторых, если бы вы бежали к канцелярии, я бы вас видел.

Томас. К вашему сведению, выстрелы были. Эрих стрелял с глушителем, который потом был найден.

Райен. Потому что вы предусмотрительно бросили его в огонь. Это бы ваш глушитель, с ним стреляли вы, и вы сами подорвали склад, выскочив из него в боковую дверь со стороны леса. Именно так: оставили немца проверять товар, сами выскользнули запасным выходом и выстрелили в какую-то взрывчатку, видимо, заранее подложенную где-то в удобном месте.

Вы крали, как хотели, уважаемый, и это продолжалось годами. А немец был соучастником некоторых краж, то есть потенциально небезопасный свидетель. Поэтому вы и считаете, что очень удачно избавились от него, не говоря уж о том, что уничтожили и следы своих краж. Во время ревизии вы спишете всю недостачу товара за счет склада, что сгорел, не так ли? Но вы немного опоздали.

Томас. Вы имеете право на догадки, но вы все же переборщили…

Райен. Не торопитесь, вы еще не все услыхали. Прежде чем отправиться на тот свет, немец пришел ко мне и все рассказал. Мне нетрудно было развязать ему язык. «Сколько вы до сего времени заработали у Томаса?» – спросил я. «Не могу вам точно сказать, не записывал», – ответил он. «А все-таки, в приблизительных цифрах?» – настаивал я. «Сколько вы мне заплатите за такую информацию?» – спросил он. И мы сразу же столковались. Его показания записаны на магнитофон.

Томас. Если хотите что-то предложить – предлагайте.

Райен. Теперь ваша очередь предлагать, Томас. Единственное, что вы могли бы сделать, это возвратить мне все деньги, которые нажили своими махинациями.

Томас. Я хотел бы знать, что вы понимаете под «всеми деньгами».

Райен. Я уверен, что сумма немного превышает миллион, так как вы только с Эрихом поделили триста тысяч. Но, чтобы не торговаться, давайте остановимся на миллионе.

Томас. О, теперь кое-что прояснилось, по крайней мере для меня. А что касается вас, то в вашей голове до сих пор не рассеялся туман…

Райен. Мне не нравится ваш тон…

Томас. Боюсь, что факты понравятся вам еще меньше. А они таковы: во-первых, никакой суд не признает прямым доказательством магнитофонную запись. Во-вторых, прямое доказательство все-так есть, и оно – против вас. Это предыдущая фактура, которую вы дали тому бельгийцу. Копия ее у меня. Вы же знаете, что Эрих был лишь мальчиком на побегушках у того бельгийца, и, вопреки разработанной нами версии, Эрих пришел на склад не проверять наличие товара, а получить товар по вашему распоряжению.

Райен. По какому распоряжению?

Томас. Разве накануне вечером вы лично не сообщили мне, какое количество оружия передать Эриху? Это у меня записано.

Райен. Оставьте эту запись себе на память. Я не помню такого разговора.

Томас. Конечно. Но когда появится на свет фактура, вам придется вспомнить.

Райен. Если не ошибаюсь, речь идет о фактуре для формы, документе, который не имеет никакой ценности.

Томас. Как фактура – это правда не документ, но как доказательство – материал первостепенной важности, напечатанный на вашем бланке и выданный на имя Альбера Каре.

Райен. А где этот Каре, чтоб подтвердить?

Томас. Надеюсь, в ближайшее время будет в наличии и он. Мои люди уже напали на его след.

Райен. Смотрите только, чтоб ваших людей не опередили мои люди. Я тоже хочу, чтоб тот бельгиец появился на свет. Его рекомендовали мне вы, Томас!

Томас. Не помню такого.

Райен. Ваша частичная потеря памяти в данном случае не имеет значения. Каре напомнит.

Магнитофончик, легонько свистнув, замолк. Сеймур тушит сигарету, третью подряд, и замечает:

– Если бы те двое не были такие пьяные и такие разговорчивые, беседа, наверное, вышла бы намного короче, и тогда бы мы имели ее целиком. А так она не уместилась на пленке, поэтому приходится лишь догадываться, до чего они доторговались.

– До того, что им диктует инстинкт самосохранения.

– Каждому из них нужны ваши показания, Майкл. Однако обратите внимание: каждый рассчитывает только на часть ваших показаний. Томас хотел бы, чтобы вы молчали о том, что он предложил вас как клиента, а рассказали главным образом о своем соглашении с Райеном. А Райен хотел бы, чтобы вы молчали о соглашении и доскональней рассказали о своих связях с Томасом.

– Это вполне логично.

– Тогда вам, наверное, понятно и другое: каждый из них попробует прибрать вас к своим рукам, вытянуть необходимые показания, а после этого уничтожить. Не хочу повторяться, Майкл, но последнее время вам страшно не везет.

– Почему же? Ведь вы взялись обеспечить мне канал.

– Я уже обеспечил его. Только пока что мы не можем воспользоваться им.

– Наверное, что-то затормозилось…

– Неужели вы не понимаете – мы не можем воспользоваться им, пока эти двое стоят у нас на пути!

– И этим, конечно, снова придется заниматься мне. Я понял это еще тогда, когда вы начали забивать мне голову своими разговорами. Мы с вами снова на исходной позиции: возвращаю тебе свободу, но сперва кое-что сделай!

– Вы уже на свободе, друг. И не моя вина, что вы не можете воспользоваться ею.

– Не выкручивайтесь, Уильям. Вы ставили себе целью расправиться с Райеном, но, получив приказ выйти из игры, снова почувствовали надобность во мне, чтоб закончить игру в вашу пользу.

– Вы мне в самом деле нужны для совсем мелкой услуги, и это уже будет в последний раз.

– Так, так. Слушаю вас.

– Томас и Райен легко не договорятся, Майкл. Райен во что бы то ни стало будет пытаться получить от Томаса кругленькую сумму, а Томас будет упорно сопротивляться. Но в этом же единоборстве силы неравные. Томас будет прижат обстоятельствами, и не исключено, что в конце концов отступит. Этого не должно случиться. Вы должны помочь Томасу, дорогой мой.

– Вы не могли выбрать для меня задания отвратительней? – бросаю я.

– Мы поможем ему свести счеты с Райеном… и самим собою, – объясняет Сеймур.

– Каким образом?

– Самым простейшим: дадите ему фактуру, настоящую и окончательную.

– Почему я должен ее давать? Отошлите почтой, это его обрадует.

– И напугает: значит, в игру включается кто-то третий. И потом, мне нужна Дейзи. Отнесете документ к Дейзи. Сделаете вид, будто опечалены смертью Эриха и взволнованы провалом операции. Подбросьте, что подозреваете в этом Райена, который заграбастал деньги и решил вас обмануть. Размахивайте фактурой как орудием мести. Посоветуйте Дейзи передать ее Томасу, объяснив ему, что фактуру ей оставил на сохранение Эрих.

– Если бы фактуру действительно оставил Эрих, Дейзи уже давно должна бы передать ее Томасу.

– Да, но отношения между Томасом и Дейзи в данный момент прерваны, об этом позаботилась Сандра. Дейзи будет счастлива, что ей представляется возможность помочь Томасу и возвратить его себе как возможного жениха. Поэтому ваше задание будет значительно облегчено.

– Это все?

– Есть еще одна маленькая техническая мелочь, о ней вам расскажет Мод. Надо в квартире Дейзи пристроить микрофон.

– Я удивлен вашим поведением. Не понимаю, почему вы уделяете столько внимания борьбе двух ничтожеств.

– Сами по себе Райен и Томас – ничто, – признает Сеймур. – Но когда за спиной одного мафия «Интерармко», а за другим – люди из военной разведки, эти ничтожества приобретают определенный вес.

Он выпускает к потолку струйку дыма и говорит, будто размышляя вслух:

– Мне всегда это казалось абсурдным, но что поделаешь: ничтожество, включенное в систему, становится уж силой.

– Вы утверждаете, что за Райеном стоит «Интерармко», а за Томасом – военная разведка. Что же выигрываю я, когда эти двое выйдут из строя? Разве это расчистит мне путь?

– Послушайте, дорогой мой: люди, которые разыскивают вас, не выполняют служебного задания – они делают услугу лично Райену и Томасу. Когда же эти двое отойдут туда, где им давно место, вы никому больше не будете нужны.

Иногда, бреясь перед зеркалом, я удивляюсь: неужели вот тот человек напротив – это я? Что общего может быть у меня с этим довольно угрюмым седым типом, сощуренные глаза которого смотрят на меня недоверчиво, словно не знают, кто я такой! Единственное утешение, что бритье – процедура непродолжительная, не надо долго любоваться своей физиономией. Итак, стою под душем, кручу краны, ощущаю достоинство холодной воды: следует быть бодрым – ведь впереди у меня встреча с Дейзи.

Во время завтрака Мод со своим надоедливым педантизмом снова повторяет мне, где вход, какой этаж, где звонок, не забывая добавить и некоторые советы, как мне вести себя с Дейзи, учитывая ее красоту.

– Вести себя совсем непринужденно, она любит таких. Можно плести какие-то глупости, я уверена, что это ей понравится. И не забывайте о микрофончике. Лучше всего спрятать его между сиденьем и спинкой кресла.

– Нашли место!

– На всякий случай заметьте ей между прочим, что вы сегодня же уезжаете. Пусть Дейзи думает, что вы исчезли бесследно.

– Не исключено, что так и случится.

– Ни о чем не волнуйтесь. Я буду рядом.

– Где именно?

– Не перенапрягайте мозг лишними мелочами. Вам достаточно знать, что вы не один.

Ровно в десять часов утра я поднимаюсь по лестнице на второй этаж и нажимаю на кнопку звонка. Дверь открывается сразу же.

– Ах, какая неожиданность! – восклицает она, узнав меня.

Холл в который заводит меня Дейзи, не имеет ничего общего с роскошной обстановкой Сандры. На стенах афиши «Сантаны», «Спейса» и других модных ансамблей, под стенкой низенький диван, на полу стереопроигрыватель, стопы граммофонных пластинок, полбутылки виски и разнообразные предметы верхней и нижней женской одежды.

– Садитесь куда хотите, пока я тут немного наведу порядок, – говорит хозяйка. – Что вас привело? – спрашивает она, распихав тряпки по углам.

– Меня привело… Не знаю, не прозвучит ли это для вас… Меня привело неодолимое желание.

– Сексуальной близости?

– Точнее сказать – стремление отомстить…

– Это становиться интересным, – констатирует Дейзи, садясь на диван рядом со мной.

– Эта бессмысленная история привела к гибели Эриха, – начинаю я. Однако девушка сразу же обрывает меня:

– Не будем тревожить мертвых.

– Но я потерял довольно кругленькую сумму. Мне неудобно даже называть ее.

– Ну и не называйте.

– А во всем виноват тот… извините за выражение, мошенник… этот подлый тип – Райен.

– Когда кто-то терпит убытки, надо, чтоб кто-то от этого имел прибыль, – философски подытоживает Дейзи.

– Это не прибыль, а грабеж, – возражаю я.

– Вы начинаете мне надоедать. Дебютировали интересно, а теперь морочите голову своими финансовыми проблемами.

– Неизбежное вступление, – спешу извиниться я. – А теперь перейдем к сути…

– Переходите.

– Одним словом, я решил отомстить Райену.

– Похвальное намерение, – соглашается она. – Преступление должно быть наказано. Так сказал еще Достоевский. Но я же не Достоевский, и эти проблемы меня не интересуют. К тому же мне назначила время моя парикмахерша.

Она намеревается подняться, но не успевает, потому что я галантно беру ее талию и снов сажаю на диван.

– Вы меня обнимаете? – встревоженно сводит брови девушка. – Что бы это означало?

– Да этого я еще не дошел. Стараюсь овладеть собой…

– Успеете.

– …потому что хочу объяснить вам: хотя вы и не Достоевский, но этот вопрос все же касается вас.

– Вот как?

– Точнее, он касается вашего друга Томаса.

– Томас мне не друг. Он сердится на меня, я на него. Мы поссорились.

– Вот вам и повод помириться.

– Откуда вы знаете, что я хочу с ним мириться?

– Хорошо, тогда оставьте его Сандре.

– Видали! Вы, оказывается, знакомы с тем, что вас не касается.

– Касается! И именно поэтому я стараюсь объяснить вам, что у нас общие интересы. Райен хочет ликвидировать Томаса. А у меня есть документ, при помощи которого Томас может уничтожить Райена. Понятно или нет?

– Нет.

Она прикидывается глупее, чем есть на самом деле, но уже проявляет заинтересованность. Коротко рассказываю ей о фактуре, делая ударение на практическом значении этой бумажки.

– С помощью этого документа Томас устранит Райена, а вы устраните Сандру.

– Не исключено, – соглашается Дейзи. – Только почему вы сами не передадите фактуру Томасу?

Глупая, да не совсем.

– По очень простой причине: теперь мои отношения с Томасом такие же, как и ваши. Он меня не примет и не выслушает или же отнесется с недоверием…

– А что, я доверчивая?..

– Разумеется, – говорю я, – вы объясните, что фактуру вам оставил на сохранение Эрих на тот случай, если с ним что-то случится; вы долго колебались, не зная, что с ней делать, и наконец решили отнести Томасу, хотя он этого и не заслуживает.

– Собственно, почему бы и не занести? – Дейзи ерошит свои волосы. – В конце концов, если она ему не нужна, пусть сожжет.

– Сжечь? Да он вам ноги будет целовать, как только увидит ее!

– Пусть сперва я разрешу ему, – бросает девушка, но возможность того, что Томас будет целовать ей ноги, ее явно привлекает.

Она кажется мне такой легкомысленной, что я решаю на всякий случай проинструктировать ее в деталях, предупредив, чтобы она никому не показывала фактуру и не рассказывала о моем визите.

– Довольно! Вы надоели мне! – вздыхает девушка. – Что вы будете пить?

– Ничего, – хочу я ответить, но вовремя вспоминаю, что еще не спрятал в кресло микрофончик, так как в холле нет и намека на кресло.

– Да, – киваю ей, – немного выпью, а то, как вы подсели ко мне, я словно сам не свой сделался…

– Вы не страдаете отсутствием вкуса, хотя вы и старомодный, – признает девушка. И, оглянувшись, тихо добавляет: – Где-то тут были рюмки… А впрочем, нет, я отнесла их на кухню.

Она идет на кухню, я тоже поднимаюсь с дивана. Теперь или никогда! Тайник найден: ниша с радиатором парового отопления, закрытым деревянными решетками. Просовываю руку и опускаю миниатюрное устройство на радиатор. Вряд ли кто-нибудь найдет его тут, по крайней мере до осени.

– А отсюда открывается чудесный пейзаж, – замечаю я, когда возвращается Дейзи и видит меня возле окна.

– Никогда не обращала внимания, – безразлично отвечает она. – Мне больше нравится, когда на окнах занавески.

Дейзи ставит рюмки со льдом на пол около дивана и берет бутылку.

– Сколько?

– Как и себе.

Она щедро наливает и поднимает рюмку. Я следую ее примеру, немного отпиваю.

– Нежели вам не нравится – садик и цветы?

– Почему же? Но достаточно того, что это мои цветы. Достаточно знать, что они около моего дома. Как надоедает жить в неопределенности! Сегодня тут, завтра там, сегодня с одним, завтра с другим.

– Разнообразие.

– Разнообразие приятно только тогда, когда ты этого хочешь, а не по принуждению. Садитесь, чего торчите!

Сажусь. И моя надежда на то, что все ограничится рюмкой виски, летит кувырком. Дейзи, видимо, считает, что я очень манерный, жду приглашения, а это займет много времени, поэтому берет инициативу в свои руки.

Девушка поглядывает на свои часы и соскакивает с дивана.

– С вами было очень хорошо, я бы сказала даже, чудесно, учитывая ваш возраст, однако теперь вам надо идти.

– Конечно, парикмахерша, – вспоминаю я и тоже поднимаюсь.