Текст книги "Somniator"

Автор книги: Богдан Тамко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 14

Как-то раз, в ночь с субботы на воскресенье я пришел в свое любимое заведение, сел на удобное мягкое место и заказал большую кружку кофе. После полуночи я еще никогда здесь не бывал. Меня удивило обилие клиентов, преимущественно это была молодежь. Просидев часов до двух в мобильном интернете, читая о последних достижениях в области музыки, я неожиданно уснул, а в три часа ночи открыл глаза и увидел перед собой ее, подпирающую голову руками, поставленными на стол, с пышными волосами, распущенными по предплечьям. Девушка смотрела на меня своими огромными карими глазами и была такой красивой, как еще ни разу до сих пор. Мое сердце заколотилось, и от избытка адреналина в крови я почувствовал, как за доли секунды просыпаюсь. От моей сонливости не осталось и следа.

– Ты мне снишься? – спросил я совершенно серьезно, потому что поверить своим глазам я не мог.

– Нет, я самая настоящая.

– И давно ты здесь?

– Не следила за временем. Около часа.

– И ты просто смотрела, как я сплю?

– Нет, я просто ждала, когда ты проснешься. Ощутишь мое присутствие и поймешь, что нельзя упускать такой момент.

– В моем спящем положении было что-то привлекательное? Тебе не кажется странным смотреть целый час на сон чужого человека?

– Мы больше не чужие с тобой. Случилось не так много событий, но они заставили нас стать ближе. Ты так не считаешь?

– Может быть. Где ты была все это время?

– Я посещала это место каждый день, начиная с того момента, как ты сбежал. Надеялась, что одумаешься и будешь ждать меня здесь. Где-то через неделю мне надоело, и я перестала приходить. Это место стало нагонять на меня тоску без твоего присутствия, а идти к тебе домой мне гордость не позволила. В общем, ты все-таки победил.

– Да нет, – улыбаясь признался я, – всего лишь выдержал недельную паузу, а потом так же, как и ты, носился сюда каждый день, выискивая твое лицо.

– И вот сегодня каким-то чудом мы оба здесь, – заключила девушка.

– Иди сюда, – сказал я и, немного сдвинувшись к краю диванчика, указал на свободное пространство рядом с собой.

Она послушно встала и робко села рядом со мной. От ее былой самонадеянности не осталось и следа. Сейчас девушка больше напоминала мне послушную, боязливую служанку. Я поднял руку и легонько провел по шелковистым волосам незнакомки.

– Меня зовут Наполеон. Может быть, в играх, которые ты пытаешься со мной затеять, не принято говорить имен, но меня это мало беспокоит.

– Диана и Наполеон, – задумчиво протянула девушка, – даже не знаю, звучит это или нет… Ну и как теперь можно назвать то, что между нами возникло?

– Зачем что-то обозначать? – я обнял Диану и прижал ее к себе. – Просто мы поняли, что сейчас очень нужны друг другу.

Она опустила голову мне на грудь, ее волосы рассыпались по моим плечам. Вскоре я почувствовал, что девушка засыпает. Она, очередной раз клюнув носом, подняла голову и сказала мне:

– Не мучай меня больше. Пойдем домой.

Я понял эти слова очень уж двусмысленно.

– К кому? – пошутил я.

– Ко мне, конечно, – восприняла Диана мой вопрос всерьез. Ты что, не собираешься проводить девушку поздно ночью?

Мы рассчитались и выбросили себя в ночную Москву. Машины продолжали ездить, люди ходить – этот город не засыпает. Чего нельзя было сказать о моей собеседнице: она буквально еле волочила ноги от сонливости. Ее дом оказался всего в двух кварталах от кафе. Когда мы подошли к подъезду, я остановился.

– Нет, не уходи, – начала умолять Диана, – уложи меня спать, я очень устала сегодня.

– Опять ты затеяла свои похотливые замашки?

– Нет, Наполеон. Я уже объясняла тебе, что ты получишь меня только когда захочешь этого сам. Просто уложи меня.

Мы поднялись всего на два этажа, как она достала ключи.

– Теперь ты знаешь, где искать меня, если мы снова пропадем, – с этими словами она потянула железную дверь, дождалась, когда я войду внутрь, и закрылась.

Моим глазам предстала богатейшая квартира. По крайней мере, сам я в таких никогда еще не бывал.

– У тебя очень обеспеченные родители, да?

– У меня очень обеспеченная я. Все, что видишь, было приобретено мною, и на мои собственные деньги. Родителей у меня нет очень давно.

Я не знал, улыбаться мне или нет. Первая часть смазанной фразы вызывала во мне смех и недоверие, но вторая, про родителей, заставляла воспринять все всерьез. Пока я предавался колебаниям, Диана заговорила.

– Уложи меня, пожалуйста. Как ты укладывал бы дочь.

Внутри меня что-то дрогнуло. Мне надоело, что эта дама давит на мои слабые места. О дочери я мечтал всегда. Сын мне не нужен, я не смог бы воспитать его бойцом и победителем – тем, кем должен быть мужчина. А дочь… Она была бы самым нежным и желанным существом на свете, но я научил бы ее всему, что ей нужно, чтобы стать счастливой и не наделать ошибок.

Мы прошли в комнату, посреди которой стояла огромная круглая кровать, на которой была одна маленькая подушка и невероятной величины плед. Диана прислонилась к стене и устало заморгала глазами. Я снял плед с кровати и аккуратно уложил его в угол. Внизу было шоколадное шелковое белье, прямо как в рекламе того времени.

Я откинул уголок одеяла и сказал:

– Моя миссия выполнена?

Диана доковыляла до кровати и рухнула на нее без сил.

– Пожалуйста, раздень меня и положи спать. У меня совсем нет энергии.

Она вела себя, в самом деле, как маленькая девочка.

– Ты говоришь раздеть себя и заявляешь, что не соблазняешь меня? Или тебе нравится проверять меня?

– Наполеон, ты стал слишком зацикливаться на этой теме. На меня навалилось бессилие, – ее язык заплетался, – уложи меня спать так, как сделал бы это со своей взрослой дочерью.

Я приблизился к этой изможденной невероятно красивой женщине и сел на кровать, облокотил Диану спиной на себя, аккуратно вытащил ее руки из рукавов джемпера, затем, взяв его за ворот, потянул вверх, боясь зацепить волосы и серьги. Я откинул джемпер в сторону. Моему взору предстало восхитительное тело. И пусть я частично уже видел его в кафе, сейчас оно было полностью в моих руках. Я расстегнул пуговицу и молнию на джинсах девушки и, перевернув ее на живот, начал стягивать их. Ее белье могло свести с ума, ягодицы были упругие, круглые и… идеальные. Я касался их пальцами рук, когда снимал джинсы, трогал нежную кожу на ногах, когда проходил одеждой через коленные и голеностопные сгибы, и не мог объяснить свои ощущения.

Я увидел лежащую на простыни ночную рубашку, взял ее и накинул на Диану, затем через ткань расстегнул ей бюстгальтер, продел руки девушки в бретельки и, взяв лифчик по центру, протиснув ладонь прямо между массивными грудями, вытащил его вверх. Положив Диану на спину, я снял с нее трусики, концентрируя тем временем взгляд на какой-то точке в стене. Я коснулся интимных частей ее тела невообразимое число раз и все время видел «флешфорварды», ощущал нечто, схожее с дежавю, только о будущем. Касаясь груди или ягодицы Дианы, я резко видел перед собой свою будущую дочь, вернувшуюся пьяной с выпускного. Я понятия не имел, откуда взялся этот образ, но он проявлялся все четче и четче. И в те моменты, когда влечение должно было овладевать мной, меня заполняло чувство любви и заботы о моем родном тельце, хоть она уже далеко не малышка, а зрелая красавица-выпускница.

Таким образом, раздев догола одну из самих умопомрачительных женщин на свете, я умудрился ни разу не приблизиться к состоянию возбуждения. Я взял Диану на руки и перенес ближе к подушке, потом накинул одеяло девушке на плечи и поцеловал в лоб.

– Спи, малышка.

– Спасибо, Наполеон, – пробормотала она, – если хочешь уйти – в коридоре у двери висит запасной ключ. Закрой меня снаружи и оставь его себе. Теперь ты всегда можешь приходить сюда, когда не захочешь возвращаться домой к отцу.

Я вспомнил свою ложь о том, что живу с папой, а Диана уже мерно засопела. Я складывал ее вещи, как вдруг из джинсов вывалился и открылся паспорт. Я вытаращил глаза: Диане было тридцать шесть лет. Она выглядела лучше многих моих одногруппниц, а на деле между нами была разница в восемнадцать лет – целую жизнь солдата, погибшего в Чечне или Афганистане. Положив паспорт рядом с аккуратно уложенными вещами, я вышел, закрыл входную дверь и прицепил ключ к своему брелоку.

До дома мне было идти всего минут семь быстрым шагом. Я плелся все полчаса, виляя кругами. И все это время я думал, насколько одинокой надо быть, чтобы почти в сорок лет вести себя так. Новый ключ, звеневший в моем кармане, придавал тяжести последней мысли.

Воскресенье было выходным днем, поэтому, как следует, отоспавшись, часам к четырем после полудня я направился к Диане домой. Подойдя к двери ее квартиры, я заколебался, открывать замок своим ключом или звонить. Я выбрал последнее.

Диана распахнула дверь и тут же ушла обратно внутрь. Так обычно поступают не с гостями, а с жителями квартиры. Я зашел, закрылся и разулся.

– Ты что, уже умудрился потерять ключ? – спросила она меня из комнаты.

Я зашел туда. Диана в спортивном костюме сидела перед компьютером и щелкала фисташки.

– Я не стал ломиться в чужой дом.

Диана посмотрела на меня суровым взглядом.

– Если я сказала, что ты можешь пользоваться ключом в любое время, значит, так и есть. Ясно?

– Тебе не кажется, что ты слишком по-хозяйски со мной разговариваешь?

– А разве я не добилась такого права?

– Эй, я просто зашел посмотреть, нормально ли ты себя чувствуешь, и вернуть ключ! – соврал я.

Диана сразу присмирела.

– Спасибо, что твоя дочь спала крепко, и обошлось без инцеста.

– Ты отлично сыграла роль капризной чертовки.

– Я вообще хорошо играю. Только вчера все было по-настоящему.

– А если бы я зашел, а ты гуляла бы здесь голая?

– И что? Можно подумать, когда ты меня раздевал вчера, то чего-то не увидел.

– Ничего я не видел, потому что старался не смотреть.

– Ха! Зная твои дурацкие манеры, я тебе верю! Ох уж эта твоя скромная честность, хрен ее вытравишь. Она прямо в крови сидит!

– Допустим, частично голой я тебя видел. А если бы ты здесь спаривалась с кем-нибудь?

Диана загоготала.

– Я тебе что, какая-нибудь дикая корова, чтобы спариваться? Но я поняла смысл. Ну что же, присоединился бы, – спокойно сказала Диана, закидывая в рот очередную фисташку, причем совершенно невозмутимо.

– Это мерзко!

– Да ну? Я всегда думала, что секс втроем – мечта каждого мужчины, не имевшего такого опыта.

– С двумя девушками – да. Это заводит, повышает самооценку, а двое мужчин… Может тебе нравится, когда тебя протыкают два копья, но у меня нет никакого желания делить свою женщину с кем-то еще.

– Ты уже называешь меня своей женщиной? Это радует.

– Я образно. Женщина, которой я владею, является моей хотя бы в этот короткий период. Если, конечно, я не взял ее в аренду.

– А если я сейчас найду тебе вторую девушку, ты согласишься, наконец, овладеть мной? Ну, или хотя бы нами…

Я посмотрел на Диану. Мое влечение к ней было настолько сильным, что мне не хотелось делить ее ни с кем – ни с парнем, ни с девушкой. Я желал уединиться с ней и существовать только друг для друга в наших радостях.

– Ты дьяволица. Нет!

Мы стали проводить вдвоем очень много времени. Казалось бы, разница в возрасте в восемнадцать лет, а общались мы так, будто только что вышли из одного класса школы. Невероятное количество часов мы проводили за беседами. Чем лучше я узнавал Диану, тем больше утверждался в том, что это человек без чувств, совести и морали.

Однажды мы гуляли по парку, и я рассказывал ей про то, как не стал связываться на выпускном с Элизабет.

– Что двигало тобой в тот день? Твое баранье упрямство, из-за которого мы с тобой до сих пор играем в игру «кто из нас сдастся первый»? Или ты правда не хотел рвать дружеских отношений?

Я задумался. Столько времени вспоминая эту историю, я сам не мог объяснить себе, почему отказал.

– Ну что же ты молчишь? – подзадоривала меня женщина, ловя на себе пристальные взгляды завидовавших мне в тот момент мужчин.

– Ты думаешь, я знаю? – как-то резко ответил я.

– Эй, малыш, не сердись, – сказала Диана и поцеловала меня в лоб, – вот тебе небольшое успокоительное. Бесишься, что я открываю тебе глаза на бессмысленность твоих поступков?

– Я не жалею ни о чем.

– Да ну? Поверь, если бы тогда ты дал волю чувствам и воспользовался своей подружкой, одно это событие повлияло бы на твою судьбу так, что вся твоя дальнейшая жизнь шла бы совсем иным чередом. И не был бы ты таким упертым, не кайфовал бы от самого факта отказа женщинам, а получал бы удовольствие от жизни.

– И я сейчас должен послушать тебя, как взрослую, опытную мамашу, да?

– Конечно, мне нравится тебя поучать.

– А ты случайно не видишь во мне сына, которого у тебя никогда не было?

– Я так старо выгляжу?

– Я давал тебе лет двадцать пять, пока не увидел твой паспорт.

– Ах, ну да…, – расстроилась Диана, – ты сильно разочаровался?

– В детстве я мечтал о зрелых женщинах. Так что ты в силах исполнить мои давние грезы.

– Я вообще способна исполнить очень многие твои фантазии. Тебе стоит только захотеть.

– Когда я провожу с тобой время, мне кажется, что я нахожусь рядом с самим дьяволом. Ты соблазняешь, совращаешь, порочишь, предлагаешь исполнение желаний. Тебе случайно не нужно моя душа?

– Мне нужен ты целиком. Я хочу показать тебе, как хорош мир без всех твоих глупых рамок и правил. Ты слишком много заботишься о счастье других. Ты чересчур болен самоотдачей, и при этом тебе еще хватает глупости винить себя в эгоизме, мол, доставляя радость другим, ты тешишь свое тщеславие. Прямо Ницше! Чушь! Поживи для себя, пусть хоть раз кто-то поработает на твое счастье, твои удовольствия. И готовый на все это человек перед тобой. Но я не хочу тебя насиловать. Ты должен дойти до этого сам, иначе никаких перемен в тебе так и не произойдет.

Странные это были слова. Любой другой кинулся бы в пучину страстей с этой дьяволицей, но, может быть, именно поэтому она говорила их не любому другому, а именно мне. А я смотрел на нее и только восхищался. Желал ее безумно, но мне настолько нравилось оттягивать ожидание, что я готов был делать это бесконечно. Диана как будто прочла мои мысли:

– Только жизнь коротка, малыш, мы не вечны. Смотри, а то перегорю. Или еще что случится. Я уже стара.

– Не смеши меня, старушка. В тебе пороху поболее будет, чем в начинающих порноактрисах. И пока я ошиваюсь рядом с тобой, твое желание не угаснет. Ты же, зараза, не успокоишься, пока не получишь свое. А я не сдамся, пока не увижу, что ты больше не можешь терпеть. Все просто.

– И кто из нас еще дьявол? – засмеялась Диана. – Жаришь на адском огне мук ожидания и себя, и меня.

– Пойдем кое-куда, – внезапно сказал я.

Я привел девушку к себе домой.

– Я хочу тебе кое-что показать, – и после этих слов повел Диану к своему священному алтарю любви. Я отдернул ширму, и увидел, как девушка замерла от восторга.

– Какая красивая! – восхищенно воскликнула Диана.

Минут десять она рассматривала портрет, словно созерцала шедевр в Лувре. Я отошел на несколько шагов назад и позвал Диану. Она повернулась и оказалась рядом с портретом. Я словно увидел два воплощения одного и того же человека. Зеленоглазая Кристина, окруженная ореолом, была святой и непорочной, символ чистой любви. Стоявшая рядом кареглазая Диана, одетая в короткую юбку и откровенно расстегнутую блузку, являла собой образ похоти, разврата и плотских утех.

В остальном они были практически неотличимы. Похожие, как родные сестры. Я в очередной раз удостоверился, что Кристина заложила в меня навсегда образ идеала женской красоты.

– Кто она? – спросила Диана.

– Моя первая любовь. Святой и светлый образ из детства. А этот портрет – труд всей моей жизни, стоящий намного больше, чем аудиозаписи или чертовы банковские бумаги.

– Ты до сих пор любишь ее?

– Я не видел ее…, – я задумался, – четыре года. Не могу ничего сказать.

Диана медленно повернулась лицом к портрету и встала прямо напротив изображения Кристины.

– Я словно в зеркало смотрю. Это даже задевает мое самолюбие. Не видишь ли ты во мне ее?

– Если и зеркало, то очень кривое. И скорее она смотрит на тебя через него. Ее чистый образ превращается в твою дьявольскую порочность. У тебя ведь на лице написано «похоть». Да и как бы вы ни были похожи, ты уникальна, Диан. И я столько времени таскаюсь именно за тобой такой.

Мы вышли из дома в задумчивом состоянии. Был уже вечер, Диана позвала меня к себе на ужин. Она отправилась вперед, а я остался позади купить в палатке газированную воду и хлеб. Пока я делал заказ, ко мне подошел старичок и попросил у меня сигарету. Я не курил, но дед был настолько милый, что хотелось ему удружить. Я купил пачку дорогих сигарет и протянул ему.

– Подожди, сынок, – старик раскрыл упаковку и достал одну никотиновую палочку, – я же просил одну, зачем ты даешь мне всю пачку? – добро спросил он.

– Я не курю. Она мне не нужна.

– Никогда не знаешь, что тебе нужно, сын, даже если это кажется заведомо опасным или преисполненным боли, – сказал дедуля и ушел.

Я бросил пачку в пакет и пришел к Диане.

Когда я зашел в большую комнату, в ней уже горели свечи, расставленные по краям стоящего посередине низкого журнального столика. С одной стороны стоял диван, где располагалась Диана, я же сел напротив нее в кресло. Из-за сияния свечей темнота вокруг неизмеримо сгущалась, казалось, что есть только огонь и ее лицо, освещенное пламенем.

– Почему ты такая черствая? – спросил я после долгого молчания, сопровождаемого непрерывным разглядыванием очертаний невероятно красивого облика сидящей напротив меня женщины. – Иногда мне кажется, что ты вообще не способна любить.

Мой вопрос не заставил ее пошевелиться. Глаза продолжали смотреть на огонь самой большой и яркой свечи, стоящей в центре стола прямо между нами.

– Я расскажу тебе одну историю. И для того, чтобы ты понял, насколько она важна для меня, добавлю, что до сих пор ни один знакомый мне человек никогда ее не слышал.

Диана все еще смотрела на пламя, отчего ее чудесные глаза ярко блестели, а в их середине прыгали маленькие искорки.

– То был невероятно дождливый день. Такие страшные ливни обычно и бывают только в середине лета. Прямо как тогда. Я возвращалась с работы не на машине, уже наступила ночь – тот самый период, когда от остановок отходят последние автобусы. Там я и встретила его. Он сидел на скамейке под навесом, продуваемым с трех сторон, укутавшись в грязный свитер, весь мокрый, с резким запахом, разящим от тела. И дрожал. Когда появилась я, хорошо одетая, сухая, под огромным зонтом, он посмотрел на меня и больше не отводил взгляд. Только трясся от холода и любовался моими глазами. Это длилось довольно долго, пока я не заметила, что смотрю на него так же пристально, как и он на меня. Тогда я подошла к нему и села рядом. Старалась не обращать внимания на запах, выкинуть из своих пяти чувств все портящее обоняние и ненужный в тот момент вкус, а чувствовать остальными: слышать шум дождя, ощущать кожей холод, и, самое главное – видеть! Несколько минут спустя я смогла разглядеть, что это самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала за всю свою жизнь. При тусклом свете фонарей рассмотрела, что он темный, как та самая ночь, брюнет, что черты его лица абсолютно симметричны, мужественны и идеальны. Однако самыми божественными были его зеленые глаза. Даже в темноте они светились, как обработанные изумруды, словно он надел яркие линзы. Зеленоглазый брюнет.

– Как Робби Уильямс?

– Да. Как Робби. Только я не думала о том, на кого он похож, да и не нужно мне это было. В те минуты для меня весь мир сошелся на этих идеальных глазах. «Чего ты хочешь? – спросила я. – У меня есть все, чего ты можешь пожелать, я богата и одинока. Только попроси – и получишь что угодно из того, что я в состоянии буду для тебя сделать». Он приоткрыл рот и тихим, очень мягким, немного дрожащим голосом сказал: «Мне бы только согреться. И больше ничего не нужно». Я взяла его за руку и повела в свою квартиру. Любые опасения, страхи, отвращение – все исчезло тогда, меня переполнило непреодолимое желание сделать все для этого мужчины. Он всего боялся, стыдился и стеснялся. Как маленький, скромный ребенок сжимался в углу коридора моей роскошной квартиры, в той самой, в которой сейчас сидишь и ты. Мне пришлось делать все самой. Снимать с него обувь, свитер, вести его в ванную, наполнять ее горячей водой, стаскивать одежду с грязного тела и усаживать. А он только молча повиновался. Я добавила пену, дала ему шампунь и ушла готовить. Боже! Это был самый вкусный ужин, который когда-либо выходил из-под моих рук. Я готовила не просто так, я создавала пищу для мужчины! Самого особенного, которого видела за все годы моей жизни. Когда стол уже был накрыт, я зашла в ванную, а он так и сидел в воде, с пеной на голове и даже видно было, как он наслаждается теплом. Я смыла с него все, спустила воду и вытерла его тело. И только тогда заметила, как оно красиво.

– Как у Давида?

– Лучше. В тысячу раз. Я обернула его полотенцем и повела на кухню. Усадила за стол и села напротив. «Не надо, – тихо сказал он, – мне нужно было только согреться». По моему взгляду он понял, что отказаться ему не удастся. И он начал есть. Сначала медленно, боязливо, потом все с большим удовольствием. При этом он не жрал, как голодный пес, не кидался на еду, как было бы положено бродяге, а просто получал неописуемое удовольствие от приготовленной мною пищи. Господи! Этот мужчина наслаждался блюдами, которые я делала специально для него! В тот момент я ощущала себя самой счастливой женщиной на свете. Тебе не понять, что способна испытывать я, видя, как мужчина наслаждается моей едой. Вскоре он доел. Я даже не притронулась к своей тарелке: не могла оторвать глаз от того, как он ест. «Спасибо. Но это правда было лишним. Я просил только тепла». Тепла… когда он произнес это слово, я смотрела ему прямо в изумрудные глаза, на которые со лба свисали его черные мокрые волосы. И тут я почувствовала, как завожусь. Мы встали, я взяла его за талию и повела в комнату, уложила на шелковое постельное белье и…, – в этот момент она замолчала.

Я видел, как дрожат ее губы, как скачет огонь свечи в карих глазах этой женщины. Я все понял без продолжения.

– Он долго сопротивлялся, все твердил, что просил только тепла, что ему не нужно так много, что это слишком, что он не заслужил, и еще кучу слов, которые заводили меня еще сильнее. Я чувствовала, как внутри все горит, жаждет, я прикрывала ему рот рукой, чтобы он не останавливал меня, и в итоге, не выдержав моих ласк, он сдался. Его изумруды мелькали передо мной, как огни. Я улетела. Забыла, кто я. Только эти глаза и чувство настоящей, неизмеримой любви… А когда мы улеглись рядом, он заплакал. Не скупыми мужскими слезами, но и не навзрыд, как истеричная девочка. Он лил слезы красиво, потому что красота – весь он. «Это было слишком, – твердил он мне, плача, – чересчур! Ты так много счастья подарила мне своим появлением, больше, чем я хотел, больше, чем мне было нужно, больше, чем то, о чем я был способен мечтать». Он целовал мои руки, ноги, шею. Он зацеловал меня всю. «Богиня… богиня!» – неистово шептал он мне на ухо, а я сладко вдыхала настоящий запах его чистого тела.

Понизив голос, она замолчала. Я слушал, как завороженный и только теперь заметил, что она так ни разу и не отвела глаз от свечи.

– А что было дальше? – шепотом спросил я, боясь нарушить эту волшебную, романтичную атмосферу ее рассказа.

– В его кровь выбросилось слишком много адреналина за ту ночь. Его мозг испытал слишком яркие ощущения. Его сердце билось слишком быстро для человека. Он умер на рассвете. От счастья, которое я ему дала. Прямо в моих объятиях. Целуя мою шею. На моем нежном шелковом постельном белье…, – шепотом закончила она и тихо задула свечу.

Мы долго-долго сидели в темноте и тишине. Шарм, которым был окутан этот рассказ, состояние, в которое погрузила меня женщина своими словами, не позволяли мне еще долгое время нарушать эту священную тишину и прервать витавшую в воздухе атмосферу чудесной печали хотя бы одним изданным звуком.

– Диана? – позвал я, когда понял, что молчать дальше невыносимо.

– Да, Наполеон.

– Это первое твое откровение, в то время, как я рассказал тебе почти всю свою жизнь.

– У нас разные роли.

– У нас разные взгляды.

Я пересел к ней на диван и прижался.

– Откровения иногда сближают больше, чем разговор тел.

Я достал из пачки две сигареты и повертел их между пальцами.

– Знаешь, а мне ведь всегда нравилось курение. Я смотрел на дым вокруг людей, как они выпускают его из себя клубами, и меня восхищало это. Но мысли о ценности здоровья останавливали меня. А сейчас я хочу покурить с тобой, закрепив тем самым наше сегодняшнее единение.

– Как пожелаешь, – улыбнулась Диана, – я обещала исполнять все твои прихоти.

Я взял со стола спички, которыми, по всей видимости, Диана зажигала свечи. Мы прикурили. Я сидел с этой прекрасной женщиной в клубах дыма и чувствовал, что жизнь моя наконец-то чего-то стоит. Это было восхитительно. Такое ощущение, что в руках мы держали трубку мира – курение соединяло нас.

Так после восемнадцати лет здоровой жизни эта дьяволица заставила меня курить, хоть и сделала она это косвенно, всего лишь натолкнув меня на вскрытие моего собственного давнего, забитого желания. Впрочем, так и положено дьяволу.