Текст книги "Первый человек (СИ)"

Автор книги: Блинникова Наталья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ты права. Но иного я не мог от тебя ожидать, потому что это был твой первый опыт, к которому я не дал указаний.

Энди закрыла глаза и вздохнула, впустив внутрь так много воздуха, насколько хватило объема ее легких, и почувствовала, как затрещали ее кости. Натянувшиеся кожу и мышцы пронзила приятная боль: тихая и ненавязчивая, словно бы она всегда была в ее теле. Какой-то запах защекотал ее ноздри, и она глубоко втянула его в себя – кажется, это был запах снега и сырой прошлогодней листы, что лежит на влажной земле весной, когда почва наполняется новой жизнью. Каждая частичка ее тела расслабилась, согрелась, словно бы от внутреннего источника, и, неизвестно, почему, но тьма перед глазами начала рассеиваться, обнажая перед ней различные оттенки мира: нежно-голубой, бледно-желтый, болотно-зеленый... В мозгу ее уже шепталась трава, завывал ветер, журчал ручей и шумела бурливая река, только она не могла определить, в какой момент эти звуки появились внутри ее черепа.

Это музыка вливалась в ее мысли. Она открыла глаза – Падиф и Тирис играли эту мелодию. Он перебирал струны на инструменте, который лежал у него на коленях, она тонкими пальцами зажимала отверстия во флейте, изгибаясь в такт. Энди давно не слышала хоть какой-либо мелодии, и теперь внутри нее сталкивались чувства.

– Это было замечательно! Это лучше всяких снов! – прошептала она, когда музыканты остановили игру.

– Я рад, что мы помогли тебе, – улыбнулся Падиф, – Наш народ любит музыку. Иногда одна песня способна дать талену больше, чем тысячи мыслей.

– Про что ваши песни?

– Наши песни рассказывают про многое... – начал Падиф и задумался, – Хм... Мы поем о прошлом, о свершениях людей, ушедших и живущих... я бы мог спеть тебе, но у нас нет песен на твоем языке. Наши песни – это шум мира, шум мыслей.

Он открыл рот, и словно прошлогодняя листва оказалось у них под ногами. Из груди Падифа вырывались завывания холодного ветра среди облезлых стволов – пещера вдруг поросла густым лесом, наполненным скрипом и треском вздыхающих деревьев. Энди услышала, как из глотки Падифа выпорхнула птица и забила крыльями в тесном пространстве. Музыка раздалась из-под пальцев Тирис, и в каменное жилище хлынул тонкий ручей, пробивающий корочку первого зимнего льда. Небо, синее и глубокое, зазвенело в голосе и музыке, и листопад забренчал в пещере.

Падиф перестал петь, и иллюзия разрушилась. Они снова были в голой пещере.

– Невероятно! – прошептала она.

– Это наречие – Нарве мы зовем его, – сказал он.

– А ты научишь меня этому Нарве?

– Конечно.

Несколько секунд они молчали. Падиф и Тирис многозначительно переглянулись, словно спрашивая друг у друга что-то.

– Давай, квален, мы с Тирис поучим тебя кое-чему! – интригующе воскликнул Падиф.

Они с Тирис встали в центре пещеры. Но Энди не двигалась, опасаясь, что же они от нее хотят.

– Ну же, Энди, подойди к нам! – вновь позвали ее, но на этот раз сама Тирис наполнила пещеру нежным, переливчатым и звонким, как колокольчик, голосом, в момент очаровав Энди. Не устояв, она снялась со своего места и подошла к паре.

– Мы хотим научить тебя танцевать! – воскликнул Падиф и перекатился с пятки на носок и обратно, а Тирис расправила плечи.

– Танцевать? Но я совсем не умею...

– Дело не в твоем умении. При помощи танца мы общаемся друг с другом. Чтобы уловить все явления мира, недостаточно знаний, полученных рациональным путем.

– Снова польза... А как же веселье?

– Конечно, одновременно это просто нравится нам, – засмеялся Падиф.

– Иногда твои слова трудны для понимания!

– Слова – явно не моя специализация, – улыбнулся он, – Ты такой танцор, каким захочешь быть, – сказал Падиф, вдруг схватил ее за локоть и потянул к себе.

Энди от неожиданности сдавленно пискнула, а он уже закружил по пещере, увлекая все ее тело вслед своим движениям, не обращая внимания на ее протяжные выкрики "ой" и "ай", когда он заделывал вместе с нею крутые виражи. Вдруг он резко остановился, и все органы Энди сдвинулись со своих привычных мест. В глазах потемнело, голова закружилась, ноги прожгло колющей болью, а сердце тяжело забилось в груди. Она бессильно обмякла в руках Падифа, не разбирая очертаний его лица.

– Тирис! – услышала она его требовательный призыв и в момент, оттуда же, из тумана, раздался звонкий, протяжный аккорд, и по всей пещере разлилась музыка, а Падиф снова подхватил ее и быстро закружил.

Музыка заглушала все вокруг, и Энди не могла воспринимать ничего, кроме ее быстрой, сбивчивой, сумасшедшей мелодии. Падиф кружился все быстрей и быстрей, а она не могла и рукой пошевелить, чтобы остановить его. Стены пещеры расплылись перед ее глазами, в ушах гремело, и вдруг музыка оборвалось, словно кто-то перерезал струны. Падиф стремительно развернулся и бросил Энди на стул.

Белые круги мешали видеть. Она приподнялась и снова повалилась назад. Состояние неясного, редкого умиротворения хлынуло в ее разум, и она блаженно улыбнулась. Вдруг перед ней вспыхнули блестящие черные глаза.

– Да? – тихо подала голос она.

– Тсс! – негромко и мягко шыкнул он на нее.

Из каждой частички воздуха начала зарождаться музыка. Ее мелодия, переливчатая, словно весенняя река, прокралась медленно в ее душу, впиталась вместе с кислородом в ее сознание. В такт этому мотиву, из глубины звука разлился тихий, сладкий, подобно спелой черешне, женский голос, в котором зазвучала шелестом осенней листвы песнь. Падиф шагнул плавно в сторону, словно бы увлекаемый голосом музыки. Он подхватил ее, медленно закружил, пока ритм музыки не стал вдруг ускоряться, и она ощутила резкий рывок, и мысли ее быстро переместились, как будто книги упали с полок и подняли в воздух кучу пыли. И неожиданно сон накрыл ее сознание.

***

Она читала материалы по истории. Эта область научного знания всегда была одной из ее любимых. Она легко запоминала последовательность фактов и дат, имена императоров и вождей, причины войн и мирных соглашений.

Люди из прошлого этого мира не трудились в нынешнем понимании слова – они просили необходимое у оснований. Деревья вырастали в дома по их просьбам, реки меняли русла, чтобы увлажнять поля с посевами, стены воздуха защищали от ветров и холода. Рядом с ними был Первопроходец. В те времена единственное, во что леканы верили с малолетства, были даже не основания – эти знания приходили потом, – это был авторитет этого человека.

Многое из того, что она читала, Падиф уже рассказывали ей. Поэтому когда он позвал ее наружу, она обрадовалась.

Он стоял у края Предзакатной ступени, вытянувшись так, будто готовился спрыгнуть в Мертвое озеро, и внимательно вглядывался в горизонт. Но она видела там только молочную полоску Зимы и серое небо.

– Не бойся... – с волшебным спокойствием произнес тален, опустив взгляд на озеро, – Небо в нем кажется ближе, не так ли? Поэтому оно страшит неопытных.

Она ничего не ответила, но голова у нее закружилась. Внутри нее исчезли все мысли – она думала только о черноте у себя под ногами, и страх выжигал в ней эмоции.

– Нужно заполнить эту пустоту, – прошептал Падиф и присел на край платформы, – Давай! – и он похлопал камень рядом с собой.

Сидя таким образом, она не могла видеть Мертвого озера.

– А теперь, квален, смотри, слушай, ощущай... – медленно, раздельно, растягивая слова, прошептал он и закатил глаза.

Она нахмурилась. Некоторое время она тупо смотрела на Падифа, силясь осознать процесс, происходящий в его голове.

– Ну ладно, – пожала плечами она.

Завывание ветра в ушах... Холод от камня... Ощущение присутствия рядом человека... И чувство свободы – чувство пространства вокруг. Ее волосы трепыхаются, бьют ее по щекам. Раз, два, три – стучит сердце, раз, два, три вдоха и выдоха, и она не чувствует холода и прикосновения ветра. Только пустота в ней самой. Но она уже не одна. Что-то большое, но соразмеримое с ней, маленькой и беспомощной, движется вокруг в бесконечном вихре. Но она зацепилась за что-то. Она слышит шум в Хафисе, она знала, что это именно там... Тук – стучит сердце.

Бух!

Гром звучит в ее голове. Сильный, не терпящий возражения голос стучит в ее сознании, не позволяя ей выдавить и мысли протеста, но он не может проникнуть внутрь ее, не может заполонить ее всю. Она открывает глаза и видит перед собою тревожное лицо Падифа, что склонился над ней, она слышит его, но также слышит громогласные призывы в ее голове, которые отражаются гневом и настойчивостью. Он злится, что не может завладеть ею до конца.

– Очнись!

Голос выходит из нее и остается лишь эхо и головная боль. Она часто дышит, но уже четко различает предметы вокруг и понимает, что уже наступили сумерки.

– Квален! Очнись!

– Да, да, все нормально... – отмахиваясь от Падифа руками, приподнялась она на локтях.

Он крепкой, цепкой хваткой держит ее за предплечья, огромные глаза его широко открыты, отчего кажется, что она смотрит в черные туннели.

– Что это было?

– Ты подслушивала, – сказал Падиф и неожиданно улыбнулся, – Это напрямую связано с тем, как научиться общаться с основаниями. Ты в мире, но он расширяется, размывает границы, и ты можешь видеть все, что есть в нем. Ты можешь отделить что-то одно из всего потока, сохранить это в разуме... Так мы собираем энергию, чтобы использовать ее потом для оснований. Мы как бы храним ее в Хранилище снов... Обычно мы делаем это по ночам, когда появляется неиспользованная энергия. Сейчас ты не смогла ничего собрать, ты не пыталась, оно и к лучшему – ты же не хочешь умертвить кого-нибудь? – он остановился и восхищенно посмотрел на нее, – Я, признаюсь, не ожидал, что ты сможешь выделить что-то из потока вот так сразу.

Колючий ветер саданул девушку по щекам, и она, натянув воротник повыше, в нерешительности взглянула на Падифа. Она не могла осмыслить то, что он сказал.

– Что мы будем делать теперь?

– Теперь тебя ждет твой Кристо, – выпалил он.

– Но ведь темно уже!

– Вот именно, – лукавым голосом подтвердил он и пошел к лестнице.

Тьма давила на Энди, словно бы она была в вакуумной камере, из которой постепенно выкачивали воздух. Волнение, охватившее ее, переходило границы естественного страха перед темнотой. Но когда она была рядом с Падфиом, волнение проходило. Словно бы мужчина излучал собою гарантию ее сохранности. Она видела в темноте блеск его глаз – они ни разу не моргнули. Они видели все, все опасности, которые могли им попасться. Они охраняли ее.

Глава 8

Никогда еще война не снилась Энди правдоподобно. Призраком она бродила среди блеска стали, среди ярких вспышек, и внимательно глядела на безликих людей, убивающих друг друга. Небо над ее головой постепенно превращалось в полыхающее красное зарево, а на поле боя возникали, раздуваясь прозрачными куполами, взрывы. Снег под ногами был багровый. Она искала что-то. Человек в доспехах вдруг убрал свой бурый ятаган в ножны, вскинул руки и воздух вокруг него зарябил, сгущаясь. Он замерцал, начал раскаляться, и когда в руках у мужчины была пылающая звезда, – взорвался. Небо озарилось быстрым сиянием. Она посмотрела на гору. Снег на горе завихрился, казалось, это была буря или сошла лавина. Бойцы, на миг приостановившись, вновь начали рубить друг друга. Но повторное, звучное завывание донеслось от вершин горы. Она посмотрела на источник этого зова...

– Эй!

Кто-то теребил ее за плечо. Недовольно застонав, пытаясь перехватить продолжение сна, она замотала головой и натянула до лба одеяло, но оно тут же было сорвано. Оказавшись без защиты, она быстро свернулась калачиком и уткнулась носом в колени.

– Вставай, квален! – заслышала она уже более отчетливо и нехотя раскрыла глаза.

По пещере носилось туда-сюда размытое черное пятно: Падиф перемещался быстрыми бросками, собирая разные вещи и укладывая их в рюкзак.

– Что происходит? – наконец всполошилась она, – Мы уходим в другое место?

– Не мы уходим, а я, и не в другое место, а по определенному назначению, – скоро ответил он ей.

– Что? Ты уходишь? Куда? – она вскочила на ноги. Она увидела, как сбываются ее страхи.

– Неважно, куда и зачем, и не спрашивай меня об этом, а также не проси взять с собою, и вообще не задавай мне вопросов, – проговорил Падиф, к этому моменту успев утрамбовать все вещи в сумку. Его острый взгляд лег на ее лицо.

– Меня не будет полмесяца, но ты не останешься одна. Для тебя это время пройдет с пользой. Ты будешь обучаться у Ерсы, – и с этими словами он посмотрел в сторону.

Она проследила за его взглядом, и только сейчас заметила, что за столом сидит знакомый ей старичок, закутанный кучей лохмотьев, и пытливым, почти невидимым за множеством морщин взглядом, смотрит на нее. Руки его немного трясутся, но вся остальная груда тела неподвижно лежит на стуле.

– Он научит тебя многому, чему научил меня, и когда я вернусь, ты будешь уже другим человеком, – добавил Падиф и отвернулся, чтобы снять со стены ятаган, лук и колчан со стрелами.

– Ты вернешься? – слабо пискнула она и подбежала ближе к нему

– Не мешай, – буркнул он, но остановился, взглянув в глаза девушке, – Конечно, я вернусь, – через паузу и тепло сказал он.

– Да, хорошо, – прошептала она, – Но зачем ты уходишь? Скажи хоть что-нибудь! – взмолилась она и невольно сложила ладони перед собой. Падиф недовольно скрючил лицо, но сжалился над ней.

– Воинское задание от правителя.

– Война? Ты идешь на войну?

– Нет! – прошипел он раздраженно, и она решила не продолжать, чтобы не портить прощание.

Он застегнул пояс с ятаганом, повесил за спину колчан, взял в руки лук и твердым взглядом посмотрел на нее. Уловив его взор, она на короткий миг понадеялась на дружеское слово, но мужчина перевел взор на старика. Дед нежно и по-отечески посмотрел на него, Падиф кивнул и вышел под открытое небо. И все успокоилось, словно его здесь и не было. А ей стало тесно. Она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой, и ощущение распространялось не только на пределы Инскримен, но и перетекло в ее прошлое...

"Долгие, длинные, томительные дни... Они идут один за другим, проплывают комьями рыхлого снега за окном, слышатся шумом океанических бурь по ночам, гулом уличного движения, видны светом проезжающих машин и магнитных платформ... И она смотрит с тоской на жизнь, которая идет без нее, словно бы просачивается, играя, сквозь пальцы, но она не может сжать ладонь, поймать ее... Она думает о том, как меняются люди с каждым годом, каждый человек меняется в себе, и одиночество внутри него становится то больше, то меньше."

Она вздрогнула от пробравшего ее вдруг холода. Наверняка, друг был уже далеко от Предзакатной ступени, и ни одна его мысль не была занята ею, оставленной на попечение дряхлому старику. Она вздохнула и перевела пустой взгляд на Ерсу. Он фиксировал все ее движения. Бугорки на обвислых щеках обозначили улыбку. Она села на кровать, старательно отводя от него глаза.

Внезапно она почувствовала рядом чужое тело и резко обернулась. Замутненные желтоватым светом глаза смотрели прямо на нее.

– Ой! – воскликнула она и даже отпрыгнула от деда, – Как же ты так бесшумно подобрался ко мне? – вырвалось у нее.

– Ламар и Квирнар помогли мне, – сказал старик хрипловатым, но громким голосом.

– Что?

– Ты слышала, – доброжелательно процедил он сквозь густую бороду.

– Да... Как мне к тебе обращаться, если уж мы будем тут две недели...

– Ерса. Зови меня Ерсой, – тут же ответил старик.

Он все глазел на нее, и она начала ерзать. Старик сразу же с кряхтеньем встал. Энди, вскочив на ноги, бросилась помогать ему с таким рвением, которое она еще никогда не испытывала. Однако Ерса повел локтем, освобождаясь от ее опеки. Он прошел немного по пещере и обернулся.

– Почему ты не идешь за мною, самолин? – спросил он, – Ты должна следовать за мною, наблюдать и учиться, выполнять все мои указания, – продиктовал он, словно заученное много лет назад, и тут же на лице его отразилось удивление, – Неужели Падиф не говорил тебе? Ведь он – твой наставник.

– Он... Он говорил мне о доверии, о выполнении его требований... – залепетала она, старясь одновременно выгородить друга и самой казаться примерной ученицей.

– Ты следовала его уставу?

– В начале – нет. В последнее же время... Я выполняла все то, что он хотел, но сама постоянно сомневаюсь... – сказала она и осеклась, удивившись столь пышной откровенности.

– Этого мало, – сказал учитель и немного тревожным, поглощенным какой-то проблемой в его мозгу взглядом он осмотрел девушку с головы до пят и начал плотнее закутываться в свои лохмотья.

Она не двигалась: тоска по Падифу защемила ей мышцы. Он был другом. А старик был только учителем.

Они вышли наружу. В глаза ей ударил прямой, ослепительный луч солнечного света. Блики на снегу мерцали то тут, то там и отвлекали ее внимание. Шум ветра сливался с журчанием голоса Ерсы. Старик стоял посредине Предзакатной ступени. Он опирался на палку, и казалось, он сейчас рассыплется.

– Видишь мир вокруг тебя? Все предметы, все животные живут в гармонии друг с другом, и только человеку необходимо учиться разуметь жизнь и использовать ее ресурсы, возвращая ей не меньше, чем взял... Это закономерность людей – учиться всему, что у иных заложено с рождения. Жизнь человека – это непрерывный процесс познания, и если его остановить, то остановится и его жизнь. И все это кончится просто смертью...

– А что, может кончиться по-другому?

– Жизнь – это не палка о двух концах, самолин. Никто не знает, где есть ее начало, а где есть ее конец. Смерть – это конец твоего физического существования. Но это всего лишь...

– ...Физическое ощущение, – прервала его девушка, – Но что не есть физическое ощущение? Что за смертью?

– Ответ вокруг – это Ламар, Квирнар, Илень и Селемер. С ними тебе придется общаться.

Она ничего не сказала. Ерса смотрел на нее с ожиданием, но она молчала. Он хмыкнул себе под нос и вдруг раскинул руки и глубоко вдохнул.

– Почему ты стоишь столбом? Ты забыла, что должна делать? – резко спросил он.

Она встала рядом со стариком, тоже вытянула руки и также заглотнула ком воздуха. Она стояла так несколько секунд, пока в тишине не остался только звук ее дыхания. Она слышала его ухом, но в мыслях звучало и другое: шелест одежд Ерсы, скрип снежинок по камню, перемещения воздуха. Мышцы ее затвердили, а разум остановился.

– Не-е-ет! – закричала она и, схватившись за голову, рухнула на колени.

Никогда еще ее мозг не слышал столько звуков сразу. Никогда еще она не испытывала так много чужих эмоций, никогда еще этот несущий боль голос не был так силен. Она не могла остановить это, но могла лишь крепче сжимать череп руками.

– Что случилось? – с трудом проговорила она.

– Тот, кого ты услышала, нельзя назвать одним словом... Это объединяет в себе все основания... Оно есть внутри нас, внутри каждого предмета на этой земле, во всем, что когда-либо будет или было... Это мир, самолин, но не внешний – его можно видеть, только открыв разум основаниям. Мы зовем его Стратой. Страта становится слабее. И талены уже с трудом понимают его.

– Но как же это было раньше? Как мир может становиться слабее? Ты говоришь так, будто он одушевлен.

– Мир слабеет, потому что слабеют его жители.

– И поэтому он рвется в голову той, которая здесь вообще не жила, – саркастически буркнула девушка, – Чудно.

– Да, чудно, – неожиданно вторил ей Ерса, – Но все имеет смысл, просто иногда мы понимаем его не сразу.

– Что же мне делать? – спросила она его тихо.

– Пока – только слушать, что я тебе скажу, – сказал он, – Нельзя стать таленом, руководствуясь четкими правилами. Это должно прийти постепенно, самолин. Время точит скалы и дробит их в гравий, так и ты должна действовать – только наоборот – ты должна из гравия делать скалы. Не путайся в определениях, не думай о них – главное понять не значения слов, а силы мира. И тогда слова не потребуются.

– Но, Ерса, как можно отказаться от слов? Ведь мы с тобою сейчас разговариваем, и все нормально.

– Не уверен, что все нормально. Война – это самое ненормальное, что может быть.

– А ваш шепелявый язык?

– Да, да, к сожалению, какие-то знаки нужным тем, кто не может общаться с помощью оснований...

– Хм... Но Падиф говорил, что для просьб основаниям нужно отдать им часть своей энергии...

– Нет-нет, тут другое. Мы не просим основания помогать нам понимать друг друга. Мир знает все, что мы думаем – постоянно.

– Это странно... Кто руководит этим?

– Никто. Это не человек. Это не камень или река. Это все. Нельзя назвать это словом, которое было бы понятно на твоем языке.

– Но если это все – вокруг, получается, что и талены слышат друг друга постоянно?

– Это может быть. Раньше так и было. Сейчас – нет.

– Но почему это хорошо? Разве это правильно – знать друг о друге все?

– А что тебе прятать от мира? Мир тебя создал.

– Мир – но не другие люди.

– Мы все – часть единого.

– Единого? Первого человека?

– Его мысль в наших сознаниях.

– Это какой-то языческий культ! – она замотала головой в стороны, – Зачем вам знать друг о друге все?

– Мы знаем то, что в нас общего, нам незачем выяснять больше.

– А если преступление? Тогда ведь надо узнать больше!

– Преступление против кого? Против друг друга мы не творим зла.

На это она не могла что-либо возразить.

– Хорошо... – покивала головой девушка, – Вероятно, я осознаю это позже.

Ерса покивал и вдруг поднял руку.

– Слушай, слушай! – позвал он ее, – Я хочу, чтобы ты попыталась вновь войти в состояние, на котором тебя настиг... "зов" – так мы будем это называть. Но в этот раз не отдавайся чувствам, что одолеют тебя. Но и не пытайся управлять ими! Проследи за их течением. Осознай, выдели каждый отдельный слой вихря, что будет в твоей голове. Закрой глаза, вдохни воздух. Так, медленно... Вдохни еще раз – не спеши, пойми каждую сторону воздуха. Упрись ногами в скользкий камень. Пусть холод его прокрадется в самое твое сердце, и ты почувствуешь, как он стал твоей кровью в сосудах. Слышишь, как шепчутся деревья? Слышишь, как журчит вода под землей? Видишь, как горит солнце в небе?

Она слышит их. Она видит блеск глаз, заполненных чернотой, она видит туманные силуэты за белесой головой мужчины. Она видит много снега под огромным солнцем...

– Отслеживай, отслеживай все, что видишь, все, что слышишь, не упускай.

Горы острыми пиками сверкают, а внизу – красные реки. Черные глаза по-прежнему смотрят на нее, и тени кружатся быстрее, снег жжет ее глаза сиянием. Стоны, крики приближаются к ней – она чувствует, как меркнут видения от ее страха...

– Держи их, держи! Отодвинь помеху!

Но не может совладать с собою – шквал голосов и чужих эмоций наваливается на нее, а за ними уже громыхает "зов". Колкая боль сдавливает ее видения. Она громко ахает и возвращается в реальность. Но голос в голове сотрясает ее тело, словно колотит кулаками. Она не видит ничего перед собой, словно ослепла. Боль не становится слабее, но привычнее, и она уже не понимает, что такое – боль.

Она бродит по вьющемуся туннелю. Множество дорожек разветвляются одна за другой, но ей нужна только одна, и лишь она одна верна. Ей нужно идти дальше, но где правильный путь? Откуда-то из глубины лабиринта доносится голос, и мышцы ее сами приводят в движение тело, движут ее навстречу звуку. Над головой ее – темно, по сторонам – стены, а обернуться она не может... Голова не ворочается на затвердевшей шее. Она выходит в центр лабиринта, на маленькую, тесную площадку. Там стоит высокий мужчина с белыми волосами и узкими, полностью черными глазами. Ей тесно – мужчина почти дышит ей в глаза, он занимает все пространство здесь. Он протягивает ей руку, но в глазах его – мрак. Неожиданно она видит выход и хватает мужчину, чтобы им вместе выйти отсюда. Она приближается к выходу, но он не идет за ней. Между ними – невидимая стена. Она бьет ее руками и ногами, кричит без звука, но мужчина смотрит на нее без выражения. Он начинает рассыпаться, словно состоит из пыли, и разлетается по лабиринту воздухом. Она кричит от ужаса.

– Пробудись! Вернись, самолин! Самолин... – откуда-то сверху доносится до нее старческое нашептывание, и она отрывается от земли. Лабиринт уносится под нею.

Кто-то шлепает ее легонько по щекам. Белые блики света плывут перед ней, и Ерса смотрит на нее желтыми глазами, и рука его заносится для очередного хлопка...

– Хватит, хватит, я проснулась! – тут же отреагировала она и, защищаясь, подняла ладонь. Рука Ерсы упала, он фыркнул и возвел глаза к небу, – А что... Что случилось?

– Ты попробовала захватить образы, что всплыли в твоей голове, и это могло бы у тебя получиться, но ты испугалась. Ты испугалась "зова". "Зов" будет настигать тебя всякий раз, когда ты будешь связываться с основаниями и входить в Страту. И от этого не убежишь! Ты должна либо приноровиться к постоянному присутствию "зова", либо отказаться от Страты! Поэтому в следующий раз будь сильнее! Будь настойчивее!

– Легко говорить, но когда тебя пронзает режущая боль, тебе уже не до... – крякнула было Энди...

– Молчать! – рявкнул на нее наставник и щеки его зарумянились от гнева, – Ты думала, что все будет легко? Ты – будущий воин, и ты должна привыкать к трудностям! Я ожидал большего, судя по рассказу Падифа, но, видимо, он сам еще слишком мягкосердечен, раз так благосклонно отзывается о тебе! Он ослеплен! – почти на одном дыхании выдал Ерса и остановился, чтобы отдышаться.

– Зачем ты кричишь на меня? Зачем ты так говоришь о нем?! – неожиданно закричала она, и у нее потемнело в глазах. Она пошатнулась и попятилась немного назад. Ей было тяжело дышать, а руки задрожали. Она остановилась, успокаиваясь. В голове нарастала боль. Когда она открыла глаза, старик начал говорить спокойно, как будто ничего не случилось.

– Ты пыталась оставить при себе видения, что явились твоему сознанию, но не удержала их, и "зов" стал свободно заполнять тебя – поэтому тебе больно. Ты должна уметь слышать его не ушами, но разумом, раскладывать его по частям... Что ты видела, самолин? – спросил он.

Она ответила не сразу. Она пыталась решить, отвечать ей, или нет. Но настаивать на своей гордости было бессмысленно. Вконец собравшись, она поведала, как могла, наставнику о видении, намеренно упустив лишь тот факт, что она знает, кто был мужчина в середине лабиринта. Ерса, выслушав ее историю, задумчиво почесал бороду и тихо крякнул.

– Твое видение... Оно слишком личное. Это необычно. Обычно талены, проникая в Страту впервые, видят только то, что есть вокруг них. А у тебя – личное, – повторил он.

– Это плохо?

– Это не плохо и не хорошо. Это значит, что твоя мысль уже была в мире, – задумчиво промолвил старик.

– Я думаю, это невозможно, – категорично заявила девушка, – Я же раньше не была здесь!

Она ждала, что Ерса засмеется, стукнет себя по лбу, но он только загадочно посмотрел на нее, и этот взгляд растревожил ее. Она спрашивала у него, что ей думать про это, но он не отвечал. Ей начало казаться, что она сходит с ума. Или что этот человек напротив нее сходит с ума. Наконец он сказал, но не то, что она хотела бы услышать.

– Ты вправду думаешь, что знаешь этого человека в твоем видении? – и старик хитро прищурился.

Она посмотрела на него с вызовом.

– Я просто видела его.

– Да, знаю, – покрякивая, скрипуче сказал Ерса.

Энди отвела взгляд. Почему этот мужчина оказался в ее мыслях? Она не вспоминала о нем с тех пор, пожалуй, как желтоглазый сообщник Падифа подобрал ее у водопада. Она хотела бы спросить Ерсу об этом, но не могла: ее желание узнать что-то об этом человеке боролось с чувством собственности на это воспоминание. Она не хотела вплетать в него Падифа или Ерсу, потому что они и так были повсюду в ее жизни.

Ерса отошел на самый край платформы и замер там. Она подошла к учителю и принудила себя посмотреть вниз, в Мертвое озеро. Его холодное молчание отразило ее взгляд молниеносно: в сознание ей ударила волна отчаяния и страха – она тут же отвела глаза.

– Скажи, Ерса, почему я так боюсь? – прошептала она.

– Оно пугает тебя оттого, что в нем время не властно над жизнью и смертью, самолин, – услышала она тихий ответ и перевела взор на старика: тот, почти смежив веки, разглядывал мрак озера, и ни одна дряблая мышца его лица не намекала о тревоге.

– Время там остановилось?

– Нет, оно течет там, но течет не так, как в других местах...

– Почему? Что случилось здесь? Падиф говорил о Ледяной битве, – вспомнила она, – Но что заставило это озеро стать таким?

– Озеро появилось, когда ледяная армия растаяла, и его воды вобрали в себя кровь умерших, печаль выживших, силу битвы. Слишком много незатраченной энергии скопилось в его водах, потому что люди должны были не умереть, а создавать, любить, жить.

– А кто-нибудь заходил в это озеро?

– История знает подобных глупцов!

– Что с ними стало?

– Они свихнулись.

– Как они стали вести себя?

– Они запутались во времени и запутались в мыслях. Когда с ними зачинался разговор, они начинали бредить, рассказывать отрывки ушедшей истории, кричать, плакать, в мелочах описывать какие-либо очевидные явления, например свечение солнца, при этом пользуясь совершенно незнакомыми словами. Они начинали отказываться от еды, переставали спать... Даже не пили... Ими руководило что-то иное, но определенно не разум.

– И где они сейчас?

– Они мертвы, – кратко подтвердил ее предположения Ерса и глаза его распахнулись, обнажив острый, светящий взгляд, что вспорол холмы и вонзился в нее, – Самолин! Твой страх оправдан – не вини себя в нем! Он силен, я знаю, и он намного сильнее, чем у других. Но это позволяет мне думать, что когда-нибудь ты поймешь это озеро и используешь его на благо себе! – неожидаемая уверенность, в какой-то мере надежда возникли в этом порыве.

– А его можно использовать?

– Использовать можно все. Ведь это озеро – это источник знаний, только мы не можем понять, как взаимодействовать с ним. Ведь никто не может рассказать нам внятно, что происходит, когда разум касается этой воды...

– Те люди, сошедшие с ума... Они, наверное, не выдержали потока познания, что накинулся на них там... Наверное поэтому они говорили обо всем, не контролируя себя?

– Да, мы тоже так думаем.

– Невольно задумываешься... Может быть, именно там кроется конечная точка в пути познания? Там все знания – поэтому с ними не справиться?

– Хм... если это конец, то он неутешителен, правда? – хмыкнул Ерса и затрясся в беззвучном смехе.

– А что смешного?

– О, самолин, конец пути – где он? Ты можешь его представить? Может быть, он и находится под нами, но хочешь ли ты сейчас увидеть его? – сквозь хохотанье воскликнул старик, – Не думаю, что это так! Мы все равно вернемся к началу. Поэтому есть ли он, этот конец? Или он только в нас самих? – и Ерса отвернулся от нее, усмиряя веселье.