Текст книги "Библия Раджниша. Том 2. Книга 2"
Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Я отвергал чудеса, говоря, что они никогда не случались, никогда не случаются и никогда не будут случаться. Махавира и Будда, оба споткнулись на этом моменте, – но они были пионерами. Позади меня двадцать пять веков опыта. Я стою на их плечах; я могу видеть далеко. Они не могли даже представить себе, что эти вещи превратятся в самую их слабость. Все они -ведь и Кришна творил много чудес, и Рама творил много чудес... Что говорить о Раме – даже его приверженцы лишь одним его именем творили чудеса.
Например, между Индией и Шри Ланкой лежит океан, и перед Рамой стояла задача пересечь этот океан, чтобы напасть на Шри Ланку и получить назад свою жену. Но его ученик, бог обезьян Хануман, сказал: «Не беспокойтесь. Достаточно вашего имени». И его именем он начал бросать в океан камни – и именем Рамы камни не тонули, они плавали.
Целая армия обезьян и ослов, а может быть, и янки, все были там; он начал бросать камни, и именем Рамы камни поплыли – вскоре образовался мост. Они перешли через мост, пользуясь лишь его именем. Хануман сказал: «Вам не нужно беспокоиться, достаточно вашего имени. От вас ничего не требуется ».
Куда нужно завести подобные рассказы, чтобы вы смогли конкурировать? Такие рассказы должны были придумывать ученики Будды, должны были придумывать ученики Махавиры. Все они придумывали рассказы; и придумывали их так, чтобы сделать Махавиру и Будду выше Рамы, выше Кришны, выше индусской троицы, тримурти – Брахмы, Вишну, Махеша.
Рассказывают, что когда Будда стал просветленным, все три бога – Брахма, Вишну, Махеш, – все три бога припали к его ногам, потому что просветленный человек много выше любого бога. Следует заметить, что в иудаизме, христианстве, исламе Бог всегда один; в индуизме Бог всегда во множественном числе – это «боги», тридцать три миллиона богов.
Главными среди этих тридцати трех миллионов богов являются эти трое – Брахма, Вишну, Махеш. В тот момент, когда Будда стал просветленным, все трое прибежали из рая, чтобы припасть к его ногам. Семь дней Будда хранил молчание. То были Брахма, Вишну и Махеш, кто убедили его заговорить, потому что даже боги не знают верховной истины. Даже боги жаждут услышать от вас, чего вы достигли? В чем ваша реализация? Что она сделала для вас? Будду убеждали многими путями, но, в конце концов, уговорили его эти три бога.
Его возражение было очень хорошим. Он сказал: «Если я заговорю, то, прежде всего, мое переживание не может быть выражено словами. Далее, если даже слабый аромат моего переживания и может быть выражен словами, то где люди, способные воспринять его? Где такие люди? И, прежде всего, кто захочет истины? Людям нужно утешение».
Но эти три бога сказали: «Вы, может быть, правы относительно девяносто девяти и девяти десятых процента людей, но все же остается одна десятая процента людей, которые есть и которые могут воспринять, которые хотят отправиться к дальним берегам. Неужели вы разочаруете их?»
Весь этот рассказ доказывает, что даже боги не являются просветленными. И в буддизме, и в джайнизме боги – это люди, которые заслужили великую добродетель, и за свою великую добродетель они вознаграждаются раем. Но здесь есть ограничение во времени. Рано или поздно вознаграждение за добродетель оканчивается; эти люди снова должны будут вернуться на землю и снова должны будут двигаться в этом колесе жизни и смерти.
Вот почему тридцать три миллиона богов, иначе как управиться с этой идеей, если бог только один? За миллионы лет так много людей были добродетельными, религиозными, истинными, честными – все они должны быть вознаграждены; рай – вот их награда.
В христианстве, исламе, иудаизме нет ничего выше небес. В джайнизме и буддизме есть кое-что выше небес. Небеса – это всего лишь место для удовольствий, для праздника, для курорта – отдыха от этого непрерывного колеса горя, страданий, боли. Нужны небольшие каникулы, продолжительный уикэнд.
Небеса для джайнов и буддистов – это лишь продолжительный уикэнд. Но не забывайте: он окончится, и вы снова попадете в ту же колею. И теперь она будет еще более невыносимой, потому что вы жили в таком потрясающем удовольствии и наслаждении, а теперь вы снова живете в этой скуке, которая называется жизнью. Она становится еще большим адом, чем была прежде, ведь теперь у вас есть с чем сравнивать.
Запомните, тиртханкара не отправляется на небеса, будда не отправляется на небеса. Просветленный человек отправляется в мокшу, которая находится за пределами небес. Оттуда пути назад нет. Человек полностью выходит из колеса жизни и смерти. Это не курорт на каникулах.
Вы понимаете мою точку зрения? Джайны и буддисты вынуждены были создать нечто выше небес. Они вынуждены были придать своим тиртханкарам качества выше, лучше, превосходнее тех, которыми наделены даже ваши боги, потому что стоял вопрос о конкуренции на рынке. Но они забыли, что эта конкуренция приведет их к полной неудаче.
Они успешно привлекли людей: почти вся интеллигенция страны попала под их влияние. Лишь неразумные люди, массы, остались с индусскими богами. Разумные люди не могут поклоняться богу-обезьяне – это так глупо; они не могут поклоняться дереву. Любой камень, лишь раскрасьте его красным, положите на него два цветка и ждите... Вскоре придет кто-нибудь еще и положит цветы, придет кто-нибудь еще и положит кокосовый орех – и рождается бог, вы дали рождение богу. Такое случается каждый день.
Корпорации в Индии, муниципальные комитеты в Индии находятся в постоянном беспокойстве. Посреди дороги появляется бог! Теперь его нельзя убрать; это будет вмешательством в чувства религиозных людей – и вскоре на этом месте поднимется храм. Сначала какой-то камень покрашен красным, подойдет камень любой формы, – ведь когда тридцать три миллиона богов, кто знает, сколько у них форм? Все, что нужно, это те, кто поклоняется, а они всегда есть. Тогда этого бога не может убрать ни правительство, ни кто-нибудь еще.
А когда есть бог, ему нужен кров. На этом месте поднимается храм, как раз посреди дороги. Убрать его означает вызвать немедленный бунт; людей будут убивать и резать, и огонь этого бунта распространится по всей стране; так что лучше разрешить этому богу оставаться на его месте. Он нарушает красоту дороги, он нарушает дорожное движение, он опасен, он причина дорожных происшествий, но с ним ничего нельзя поделать.
В Индии только в Джайпуре ровные и прямые дороги – в единственном городе – и, по-видимому, это самый красивый город в Индии. Но так получилось потому, что человек, построивший его, Джай Сингх, – он был царем государства Джайпур, – был атеистом. И он позвал с юга Индии, от Низама Хайдерабадского... Низам Хайдерабадскии имел очень разумного первого министра Мирджу Ибрахима. Джай Сингх родился индусом, но он попросил Низама дать ему Мирджу Ибрахима хотя бы на несколько лет, пока строится Джайпур. Он хотел построить индийский Париж.
И он почти преуспел; он построил нечто потрясающе прекрасное. А почему он попросил мусульманина? Он сказал Мирдже: «Я не хочу никаких неудобств, – а ведь они случатся: повсюду храмы и мечети, начнутся всякие дела, и весь наш план будет разрушен».
«Поэтому, если возникает храм, – вы не индус, вы просто ночью уничтожаете его. Без суеты и шума; как храм появился, так он и исчезает. Утром его нет, как не было. Никто не должен даже думать, что это разрушение; все должно быть тихо, но за ночь весь храм должен быть полностью уничтожен. А если появится какая-нибудь мечеть, я не мусульманин... может быть, вам это будет трудно...»
Мирджа сказал: «Это верно, мечеть мне будет трудно уничтожить».
Джай Сингх сказал: «Это сделаю я».
Они уничтожили много храмов, много мечетей. Джай Сингх оказался прав: они непременно появлялись, потому что в Джайпуре были самые широкие дороги. На каждом перекрестке, где он хотел иметь сад, индусы хотели бы иметь свой храм. Где же найдешь еще такое красивое место? И его не нужно покупать, его не нужно ни у кого выпрашивать, ведь когда дело касается Бога, вопросов быть не может.
А все, что нужно сделать для основания храма, это совсем простое дело... Вы идете ночью и кладете круглый камень – копаете небольшую ямку в земле, кладете в нее круглый камень – и на следующее утро объявляете, что вам этой ночью явился Бог, который сказал, что в таком-то и таком-то месте он уже ждет многие и многие столетия и что теперь самое время, когда о нем следует напомнить людям, и воздвигнуть храм.
Вскоре туда рванут толпы, чтобы проверить, верный был сон или нет. И он оказывается верным: найден бог! Это указание самого бога, вы не можете вмешиваться в него. Но Джай Сингх справился с этим очень хорошо. Бог появлялся; они начинали работать, а ночью бог исчезал. И Джай Сингх говорил: «Что я могу поделать? Как он появился, так он и исчез. Мы не можем запретить ему исчезать; мы не можем запретить ему появляться, что мы можем поделать?» Вот так ему удалось иметь такие красивые улицы в Джайпуре.
Пока он был жив, Джайпур был окрашен только одним цветом – красным. Все дома на главных улицах были выстроены совершенно одинаковыми; так что на протяжении миль можно было видеть одинаковые дома. Это выглядит так красиво. И все они были сделаны из красного камня, ничего другого не допускалось. Весь город был из красного камня... и в зелени красный камень прекрасен, потому что зеленый и красный – основные цвета природы. Природа знает только два цвета – красный и зеленый.
После обретения независимости все это было нарушено. Я приезжал туда каждый год и видел появляющихся богов, храмы, вырастающие посреди улиц, на перекрестках, повсюду. Теперь светское правительство ничего не может поделать. Человек сделал город таким красивым... а теперь люди раскрашивают дома в разные цвета, и им не запретишь, ведь это их дома.
Джай Сингх был безумным царем. Ни у кого не возникало даже мысли, что дома могут быть разных цветов. В Джайпуре допускался только один цвет: «Если вам не нравится этот цвет, убирайтесь из Джайпура», – и он стоял на этом твердо!
Даже в его времена в верховном суде Индии предпринимались попытки изменить такое положение дел. Но верховный суд сказал: «В том, что касается внутренних дел, мы не имеем права вмешиваться; наше соглашение с царем касается только иностранных дел, но это не иностранное дело. Он обладает абсолютным суверенитетом. Если он хочет красный цвет, мы ничего не можем сделать. Если он хочет дома одного вида, мы ничего не можем сделать».
Но теперь... когда я посетил этот город в последний раз, я почти расплакался, потому что они все разрушили. Все эти прекрасные линии одинаковых домов имели что-то поэтическое; и все эти красные камни с зелеными деревьями... все это место было огромным садом. Теперь появились самые разные цвета. Старые дома разрушены, построены небоскребы. Люди меняют архитектуру своих домов, потому что не хотят жить в одинаковых домах... и никто не может запретить им этого. На улицах храмы, мечети, гурудвары; именем религии можно сделать все, что угодно.
Будда и Махавира старались, но они не осознавали всех последствий. Я же осознаю все последствия. Может быть, вы не смогли разглядеть, что я стараюсь делать: я истребляю все основы, поэтому, когда я уйду, вы не найдете ни единой основы для создания культа из моей религии.
Итак, я говорю, что это почти невозможно... ведь люди настолько глупы, что из-за своей глупости они могут изобрести такое, чему я не оставил ни единого зернышка. Например, как раз позавчера мне принесли письмо. Профессор Виджай Саухан, профессор университета в Вашингтоне, дал интервью обо мне, в котором сказал, что мы были большими друзьями и вели долгие дискуссии.
Я никогда не видел этого человека, что же говорить о долгих дискуссиях и о дружбе? Да, я слышал это имя, поэтому я знаю, кто он, но я не видел его. Его мать была великая поэтесса Субхадра Кумари Чаухан, и из-за Субхадры я время от времени приходил в ее дом, и она, бывало, читала мне свои стихи. Она даже как-то сказала мне: «У меня два сына, один Аджай Чаухан, другой Виджай Чаухан – однако странно, когда вы приходите к нам, их никогда нет дома. Я хотела бы, чтобы вы встретились с ними однажды». Но она умерла, и такой день никогда не наступил. Она никогда не представляла меня своим двум сыновьям.
Аджая Чаухана я видел на дороге, но мы не были знакомы друг с другом. Но этого человека, Виджая Чаухана, я никогда не видел – и вот он говорит, что был моим большим другом и мы часами обсуждали философию, религию, великие проблемы.
Сейчас приходит много писем этого типа. Шила спрашивает меня: «Вы знаете этого человека?» – она приносит фотографию. «Этот человек говорит, что он знает вас с самого вашего детства и что вы много раз останавливались в его доме». Я смотрю на фотографию... а моя память не плохая, но вот так плохая. За всю свою жизнь я ни разу не видел этого человека, не слышал его имени.
Одно письмо было из Нью-Йорка; я никогда не слышал этого имени. Этот человек был из Индии; он говорит, что он великий поэт и что я цитировал его стихи в своих лекциях. Я никогда не слышал этого имени, я никогда не знал никаких стихов, связанных с ним, никаких книг, написанных им. Но он говорит, что мы великие друзья... Ну что делать с этими людьми? Когда я уйду, начнутся самые разные рассказы.
На вас будет лежать ответственность за то, чтобы прекратить все эти рассказы. Запомните, все, что я сказал вам, имеет большое значение, а все, чего я не говорил вам, не имеет никакого значения: это просто придумано.
Если кто-нибудь приходит и говорит: «Я видел чудо...» И будут люди; это придает им важности – то, что я совершил чудо... Да, несколько раз я совершал чудо.
Один человек, доктор Бхагвандас, – теперь он профессор; мы учились с ним в одном университете, хотя он был на другом факультете. Но мы дружили; он приходил ко мне и отправлялся со мной на прогулку. Однажды он пригласил меня к себе домой. Его дом был не очень далеко от университета, всего в пятидесяти милях.
Поэтому я сказал: «Мы можем отправиться в следующую субботу. Это не так далеко». Мы решили отправиться туда. Мы спали с ним в одной комнате, на двух кроватях. Между нашими двумя кроватями стоял маленький столик с часами, потому что я хотел встать в три утра. В то время я обычно вставал в три, но на всякий случай, если я вдруг не проснусь, я сказал ему поставить будильник, – но у него будильника не оказалось.
Он сказал: «У меня нет здесь будильника».
Я сказал: «Тогда забудем об этом». И я отправился спать. Но он чувствовал себя неспокойно и поэтому пошел к соседям, позаимствовал будильник и поставил его на середину стола. Я спал. Благодаря своей привычке вставать в три часа утра, я проснулся в три и услышал тиканье часов рядом с собой. Я огляделся. Это были светящиеся часы, поэтому я смог разглядеть, что до трех оставалось еще пять минут. Поэтому я укрылся и из-под одеяла сказал: «Бхагван, – его имя было Бхагвандас, и я обычно называл его Бхагван, – без пяти три».
Он откинул свое одеяло и посмотрел на меня, покрытого одеялом. Он посмотрел на часы... без пяти три! Он сказал: «Что?»
Я сказал: «Без пяти минут три. Разбуди меня через пять минут».
Он сказал: «Ты уже проснулся».
Я сказал: «В том случае, если я усну, ведь нет же часов и...»
Он сказал: «Нет часов!»
И на следующий день весь город говорил об этом: чудо! Точно пять минут! На следующий день я сказал ему: «Не было никакого чуда; я просто пошутил. Я посмотрел на эти часы и подумал, что было бы хорошо... Ты думаешь, что я не знал о часах, потому что ты принес их позже, после того, как я уснул». Он не мог мне поверить.
Он сказал: «Ты просто пытаешься отбросить идею чудес, но это было чудо».
Я сказал: «Я говорю, что это ничто».
Я все объяснил ему, но он сказал: «Это все не более чем объяснение».
Ну что делать с этими людьми? Когда меня не будет здесь, они все придут сюда... я бывал в сотнях домов и сотворил там множество чудес, – но ни одно из них не было чудом. Я просто шутил, и если подворачивалась подходящая возможность, я никогда не упускал ее.
Так что запомните, я никогда не совершал чудес, ведь чудеса, как таковые, невозможны. Никто не совершал их.
Но легковерный ум... ко мне посреди ночи пришел человек; была полночь, я уже спал три часа. Он постучал в дверь и наделал так много шума, что я вынужден был проснуться и открыть ему дверь. Я спросил его: «Что случилось? Что вы хотите в такой ночной час?»
Он сказал: «У меня ужасно болит живот, и эта боль приходит и уходит, приходит и уходит вот уже, как минимум, три месяца. Я ходил к одному доктору, он дал мне лекарства, но никакого постоянного излечения не получилось. Вот сейчас что-то около десяти боль снова пришла; она была так ужасна, что я пошел к доктору, и он сказал, что эта боль имеет какую-то духовную основу – он порекомендовал мне вас».
Я спросил у него: «Кто этот доктор? Его зовут не доктор Барат?»
Он сказал: «Да».
Барат был моим другом. Он был старым человеком, но он очень сильно любил меня. Поэтому я сказал: «Если вас прислал Барат, я должен буду что-нибудь сделать. Но я должен взять с вас обещание, что вы никому не расскажете об этом, потому что я не хочу, чтобы меня беспокоили каждую ночь, и я не хочу, чтобы тут целыми днями сидели пациенты. У меня есть другие дела».
Он сказал: «Я обещаю, но помогите мне. Барат сказал мне, что если вы дадите мне просто стакан воды из ваших рук, то я излечусь».
Я сказал: «Прежде всего, дайте мне обещание». Он колебался, ведь если он нашел такой источник чудес, то давать такое обещание...
Он сказал: «Вы не понимаете моей боли; вы говорите об обещании. Просто дайте мне стакан воды – я не прошу большего».
Я сказал: « Прежде всего, дайте мне обещание. Дайте клятву именем Бога», – я видел, что он брамин и что он должен... Брамины различных вер, верящие в того или другого бога, имеют различные отметки на своем лбу; это как бы торговые знаки, и по ним можно узнать, кому поклоняется этот человек. Так что я знал, что он является приверженцем Шивы, и я сказал ему: «Вы должны дать клятву именем Шивы».
Он сказал: «Это очень трудно; я очень говорлив, я ничего не могу удержать в себе. Такое большое дело... и вы просите меня дать обещание. Я не смогу сдержать своего слова, потому что, если я буду держать его, это будет для меня более болезненным, чем моя боль. Я не буду спать, я не буду никуда ходить, я не буду ни с кем разговаривать, потому что все это во мне только и будет ждать, как бы выйти из меня».
Я сказал: «Решайте сами. Я должен пойти спать, так что торопитесь».
Он сказал: «Вы поставили передо мною дилемму. Что бы я ни сделал, я окажусь перед проблемой. Эта боль не уйдет, потому что сдержать обещание... и вы не знаете меня – я люблю сплетничать. Я лжец, я все время лгу – и это правда».
Но я сказал: «Решайте тогда сами. Можете хранить свою боль».
Наконец он сказал: «Хорошо, именем Шивы я даю вам обещание. Но вы слишком жестоки, слишком тверды».
Я дал ему стакан воды. Он выпил воду и сказал: «Мой Бог! Боль проходит!»
Чуда не было, но поскольку я так много торговался с ним по поводу обещания, он все более и более уверялся в том, что чудо свершится... иначе этот человек не стал бы так настаивать. Чем больше я оттягивал, чем больше я настаивал, тем больше он уверялся, что в этом что-то есть. Эта уверенность и сработала.
Это был просто гипноз, он загипнотизировал сам себя; он подготовил себя. Если бы я дал ему воду сразу, боль не исчезла бы. Необходим был такой большой промежуток торговли. И я напомнил ему, когда он уходил: «Запомните, если вы нарушите клятву, боли вернутся».
Он сказал: «Вы уничтожили меня. Я думал, что когда Шива встретит меня, я смогу пасть к его ногам и просить у него прощения; и я слышал, что он легко прощает. Теперь вы уничтожили и это – боль вернется».
Я сказал: «Конечно, боль вернется, раз вы дали слово».
На следующий день он был у меня снова. Он сказал: «Я не мог справиться с этим. Я, по крайней мере, должен был пойти к доктору Барату и сказать ему: "Все ваши лекарства и все ваше медицинское знание – чепуха. Простой стакан воды сделал то, чего не могли сделать вы на протяжении трех месяцев. И вы каждый раз брали с меня плату, когда я приходил, – верните мне мои деньги. Если вы знали все заранее, то значит на протяжении трех месяцев вы обманывали меня". Но боль вернулась».
Он прибежал ко мне: «Я дурак, но что мне делать? Я просто не мог устоять против того, чтобы не поставить этого доктора Барата на место. Три месяца я страдал, а он знал лечение и, тем не менее, продолжал давать мне те таблетки и эти, он начал даже делать инъекции. Под конец он стал говорить: "Вам нужна операция", – а тут всего лишь стакан воды! А сам он этого вовсе не предлагал».
Я сказал: «Я не могу помочь вам. Теперь вода не сработает; вы нарушили обещание – чуда больше не будет. Теперь отправляйтесь к доктору Барату и принимайте его лекарства или делайте, что хотите».
Но он все ходил вокруг и, даже страдая от боли, говорил: «Я видел чудо».
Вот они эти люди – иногда даже очень образованные люди, но глубоко внутри они так же легковерны, как и любой необразованный человек. Когда меня не будет здесь, вы должны помнить, что все мои чудеса были просто шутками и ничем другим; что я наслаждался всякой возможностью пошутить. Если была какая-нибудь возможность сотворить чудо, я не упускал ее. Но чудес не было вовсе. Если вы хотя бы немного знаете человеческую психологию, вы можете вершить великие дела, не описанные в литературе и в учебниках по психологии – ведь они не касаются этого.
Но если вы знаете немного человеческую психологию, совсем немного – многого и не требуется... И человек готов, он хочет, чтобы чудо случилось. Он хочет видеть происходящее чудо; он готов к принятию мессии. В глубине души он жаждет, страстно желает найти кого-то, кто выше его, сильнее его; тогда он последует за ним.
Но я отсек все корни. Вы спрашиваете меня: «Есть ли какая-нибудь возможность для вашей религии не становиться куль-Том?» Да, есть такая возможность, единственная возможность, – и она в том, чтобы санньясины стали просветленными, чтобы всегда была вокруг цепь из просветленных людей.
Религия Будды не сводилась к культу на протяжении Пятисот лет. На протяжении пятисот лет продолжалась цепь просветленных; всегда был кто-то, кто был просветленным, и, Таким образом, присутствовало сознание Будды. Оно оставалось живым. Но через пятьсот лет образовался провал, и затем на протяжении шестисот лет буддизм оставался просто культом.
Потом пришел Бодхидхарма.
Бодхидхарма создал новое измерение – дзэн, который все еще жив спустя четырнадцать столетий. Это самое долгое время, на протяжении которого религия остается живой. Бодхидхарма выиграл приз, ведь в дзэне непрерывно на протяжении этих четырнадцати столетий не было ни одного дня, когда кто-нибудь из живущих не был просветленным – нет разрыва, нет провала. Таким образом, это возможно – трудно, но возможно.
Все, что вам нужно запомнить, это: нет Бога, нет священства, нет святого писания, нет чудес, нет сверхчеловека. Впервые за всю историю я говорю, что просветленным может стать обыкновенный человек. На самом деле, только обыкновенный человек и может стать просветленным. Впервые обыкновенности оказывается такое большое почтение. Так что не пытайтесь делать из меня что-то необыкновенное.
Я стараюсь всеми способами, так что вы не сможете сделать из меня... Я продолжаю делать все, что докажет, что это был не сверхчеловек, не мессия, не тиртханкара. Я не подойду ни к какому образу. Вам не удастся сделать из меня необыкновенного человека. Остерегайтесь человеческой тенденции: человек хочет, чтобы его Учитель был необыкновенным. Но это ведет, в конечном итоге, к смерти религии.
Вы не должны желать, чтобы ваш Учитель был необыкновенным. Вы, скорее, должны радоваться тому, что обыкновенный человек стал просветленным. Это означает, что он открыл двери к просветлению для каждого. Вам не нужно быть единственным рожденным сыном Божьим, вам не нужно быть тиртханкарой, зарабатывающим добродетель на протяжении миллионов жизней, вам не нужно рождаться с особенными качествами, талантами.
Видели ли вы статую Махавиры? В Индии вы можете посетить джайнский храм, – а также можете посмотреть в книге. Во всех двадцати четырех тиртханкарах вы можете увидеть странные вещи. Одна из них заключается в том, что все двадцать четыре статуи выглядят совершенно одинаковыми. Невозможно сказать, кто есть кто. Даже джайны не могут сказать этого, поэтому под каждой статуей они сделали маленькие символы: под одной статуей лев, под другой статуей что-нибудь другое, под другой статуей свастика. Вы можете и не знать этого, но внизу каждой статуи есть символ, указывающий, чья это статуя – Махавиры? – иначе отличить их невозможно.
Такого быть не может. Эти двадцать четыре человека рождались на протяжении десяти тысяч лет; они не могут быть все одинаковыми – одно и то же лицо, один и тот же нос, одно и то же тело, одни и те же пропорции. Вы увидите и еще одну, еще более странную вещь: у всех у них уши, мочки их ушей, достают до плеч – такие длинные мочки. Это особенно необходимо для тиртханкары.
Я видел глупых джайнских монахов, которые массажируют свои мочки, оттягивают их, чтобы они стали Длиннее, ведь чем они длиннее, тем более почтенными вы становитесь. Весьма возможно, что у Махавиры были длинные мочки – я не думаю, что такие длинные; он же был человеком, а не ослом. Иначе все ослы обладали бы, по крайней мере, одним качеством, необходимым для того, чтобы стать тиртханкарой. Я видел человека, у которого мочки были такими длинными, что, наверное, такие же были и у Махавиры... но двадцать четыре человека!
Все это плод воображения. Раз утвердился Махавира, то все, что имеется у него, становится необходимой характеристикой для всякого, кто становится тиртханкарой. Все тиртханкары были отлиты по одному и тому же образцу.
Запомните, у меня нет никаких талантов, ведь религия – это не талант. Музыка – талант, поэзия – талант, живопись – талант.
Религия – не талант.
Религия – это просто смотрение в себя.
Вы можете быть художником, вы можете быть поэтом, вы можете быть музыкантом, вы можете не быть никем, но вы есть!
Это не талант, это ваше существование.
И переживать его – прирожденное право каждого.
Вы можете сохранять эту живую религию лишь так долго, как долго вы медитируете и создаете новые цветы, новые соцветия – и вы никогда не становитесь пустыней; всегда в вас есть какой-то оазис. Всего лишь одного человека среди вас Достаточно для того, чтобы хранить вашу религию живой и никому не давать свести ее к культу.
Но, пожалуйста, не называйте ее моей религией.
Она не имеет ко мне никакого отношения.
Это просто религия.
Вы должны понять так глубоко, как это только возможно, что чистая религия имеет больше возможностей для выживания, тогда вы не налагаете на нее никаких ограничений.
Я не наложил на нее никаких ограничений.
И я не хочу налагать никаких ограничений на вас -ограничений морали, добродетели, дисциплины.
Я дал вам свободу, и я дал вам индивидуальность, и я дал вам лишь небольшое ощущение того, что всегда ваше.
Вы должны лишь провозгласить это.