Текст книги "Тихая гавань"

Автор книги: Бетти Монт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Он бросился к зоомагазину и через несколько минут вышел из него, неся в руках плетеную корзинку с пестрым матрасиком и поводок с ошейником. Скотт недоверчиво посмотрел на него.

– Собираетесь завести собаку, мистер Лоренс?

– Нет, это подарок. – Лоренс забрался в машину и положил свое приобретение рядом. – Хорошо, теперь можем ехать дальше.

Когда они свернули на улицу, где жила Мэй, Лоренс ощутил странную вибрацию в груди, напоминавшую гул приближающегося землетрясения. Как хорошо, что поблизости нет миссис Райан с ее всепонимающей улыбкой!

– Хотите, чтобы я вас подождал? – спросил Скотт, тормозя у ворот знакомого дома.

– Нет, я вызову такси. Надеюсь, вы приятно проведете вечер с вашими друзьями.

Он знал, что чета Хэнсон собиралась на вечеринку, которую устраивали их давние и очень близкие друзья по случаю годовщины свадьбы.

Скотт улыбнулся.

– Надеюсь, и у вас будет приятный вечер. Передайте мои лучшие пожелания молодой леди.

Лоренс слегка покраснел и понял, что шофер это заметил. Он был готов кусать локти от досады: почему он все время испытывает чувство неловкости, словно делает что-то предосудительное?! Лоренс вышел из машины и захлопнул дверцу ногой, поскольку руки у него были заняты – одна пакетом, другая корзинкой и поводком. Скотт сказал ему вслед:

– И сердечный привет мадам – ведь сегодня ее день рождения, не так ли?

Лоренс замер, словно услышал над ухом выстрел, а затем обернулся.

– Откуда вы это знаете?

Скотт оставался, как всегда, невозмутимым и без смущения встретил его взгляд.

– Марта вспомнила. У нее великолепная память на дни рождения.

Лоренс улыбнулся.

– О моем она всегда помнила. – А вот его отец – никогда. – Счастливо, Скотт.

Шум веселья донесся до него задолго до того, как он приблизился к дому. Лоренс остановился на дорожке, вслушиваясь в голоса и смех, собачий лай, звуки музыки. Похоже, вся компания чудесно проводит время.

Вокруг него качались деревья, струились весенние ароматы, а над крышей дома синело безоблачное небо.

Ему пришлось позвонить четыре раза, прежде чем дверь открылась. Из нее вывалились дети в вперемежку с собаками. Бетти первой добралась до него и обхватила руками то, что оказалось ближе всего, – его талию.

– Я знала, что вы придете! Я уже целую вечность прислушиваюсь к дверному звонку. Но вы опоздали. – Ее взгляд упал на корзинку, и она задохнулась от восторга. – Какая красивая! Это для моего щеночка?

Поверх ее головы он встретился со взглядом Мэй и растерянно произнес:

– Я проезжал мимо зоомагазина по дороге сюда и подумал, что… это может пригодиться.

Бетти обняла корзинку обеими руками и оглянулась в поисках щенка.

– Она слишком большая для тебя, давай я понесу, – сказал Мэтт, пытаясь забрать у нее корзинку.

– Нет, я справлюсь! – вскрикнула Бетти и в глазах ее блеснули слезы. – Ведь, правда?

– Да, – машинально ответил Лоренс. – Не плачь, Бетти, лучше покажи своему щенку его новую кроватку.

Слезы девочки моментально высохли, и она с гордым видом направилась внутрь дома в сопровождении братьев. Собаки поспешили следом, обнюхивая корзинку и путаясь под ногами.

– Не мешайтесь, противные, – прикрикнула на них Бетти. – Это не вам!

– Вы зайдете или нет? – спросила Мэй. Ее лицо мягко светилось в сумерках.

Он смотрел на нее не говоря ни слова. Однако это не было неловким молчанием: он просто не испытывал необходимости говорить, как, по-видимому, и она. Прошла, казалось, вечность с тех пор, как они виделись в последний раз, и в то же время это было словно всего лишь мгновение назад.

Лоренсу сдавило грудь, он едва мог дышать. Неужели это и есть влюбленность? – подумал он. Неужели так все и бывает? Это головокружение, это глубокое сосредоточение на единственном из всех человеческих существ – неужели и есть любовь? Он пожирал глазами завитки волос на ее лбу, широко распахнутые глаза, светившиеся в темноте, словно у кошки, приоткрытые губы, готовые улыбнуться в любой момент.

Ее так нетрудно полюбить! Паника охватила его, будто пожар – деревянное строение. Лоренс почувствовал, что весь горит, что пропал навеки.

Он не может допустить, чтобы это случилось. Он слишком стар для нее. Они такие разные – словно пришельцы из миров, никогда раньше не соприкасавшихся друг с другом. Он жил в мире, где властвуют безжалостная борьба, холодный расчет, где в конечном итоге все решают деньги и ничто не имеет значения, кроме успеха. Ее же вселенная зиждилась на семейственности и сердечности, любви и чувстве долга, и единственное, что ценится здесь, – человечность. Если два этих мира столкнутся, это приведет лишь к боли, даже к разрушению либо одного, либо другого, либо обоих вместе. Было бы сумасшествием даже думать об этом – а он всегда так гордился своим благоразумием!

Что он здесь делает? Ему не следовало приходить! Злясь скорее на себя, чем на нее, он выпалил:

– Надеюсь, теперь вы удовлетворены? Я пришел – но лишь потому, что вы прибегли к эмоциональному шантажу. Что же, второй раз это уже не сработает. Я не намерен навещать мою мать после сегодняшнего дня. Я обеспечу ей приличное содержание, чтобы она могла жить с комфортом, но ей нет места в моей жизни. Надеюсь, это понятно?

5

– У вас ужасный характер, – сказала Мэй. – Нет нужды кричать на меня. Я же не ваша совесть.

– О нет! Отнюдь нет! Поэтому прекратите попытки заставить меня чувствовать себя виноватым!

Она бросила на Лоренса один из своих сводящих с ума взглядов, на ее губах играла полуулыбка, в глазах светилась то ли насмешка, то ли веселье.

– Я вовсе не пытаюсь заставить вас чувствовать хоть что-нибудь. Все, что вы ощущаете, исходит только от вас.

Она повернулась, чтобы войти в дом, но он схватил ее за запястье и развернул к себе лицом. Потеряв равновесие, Мэй наткнулась на Лоренса, и все его тело напряглось. На какое-то мгновение он и впрямь подумал, что она может упасть, и инстинктивно обхватил одной рукой ее талию, чтобы поддержать.

Почувствовав тепло ее тела сквозь воздушную ткань белого платья, Лоренс ощутил странную дрожь. Он посмотрел вниз, на глубокий вырез, приоткрывавший маленькие груди, на поясок, охватывающий тонкую талию, на длинную развевающуюся юбку, льнувшую к ее ногам, – и у него пересохло во рту.

Он был так близко, что мог вдыхать легкий цветочный аромат, исходивший от каштановых волос, от всего маленького стройного тела. Лоренс склонил голову, словно нюхая цветок, и ощутил щекой тепло ее щеки. Почти не понимая, что делает, он скользнул дрожащими пальцами от талии вниз, поглаживая и лаская упругие ягодицы, притягивая ее к себе, тем временем как его губы нашли нежный рот. Он должен поцеловать ее. Должен!

Не пытаясь сопротивляться, Мэй безмолвно подчинилась. Тело под его пальцами стало податливым как воск, губы мягко раскрылись навстречу поцелую. Лоренс закрыл глаза и погрузился в теплую, благоухающую темноту, его рассудок безмолвствовал, и каждым своим нервом он ощущал прикосновение к ней.

Только теперь он понял, как страстно желал этого – с того самого момента, когда впервые увидел ее. Но прежде чем Лоренс смог сполна насладиться чудесными ощущениями, кто-то вылетел из дома и набросился на него, оттаскивая от Мэй. Его ударили кулаком в лицо. Лоренс, все еще ослепленный поцелуем, отшатнулся и растянулся на дорожке, даже не понимая, что с ним случилось, и только зная, что у него саднит скулу, он ушибся затылком о землю, а где-то рядом кричит Мэй:

– Зачем ты это сделал, идиот?!

– Почему ты позволяешь ему так целовать тебя?

– О, не будь таким болваном!

– Я понял, что он положил на тебя глаз, как только впервые увидел его.

Короткая пауза, и снова голос Мэй:

– Что ты имеешь в виду? Почему ты решил, будто он…

– Запал на тебя? Да это заметно с первого взгляда.

Голос юноши звучал возбужденно, но Мэй оставалась спокойной, даже задумчивой.

– С первого взгляда?

– Ты же знаешь, о чем я говорю! Он глаз от тебя не отрывал. И не говори мне, что ничего не заметила, – ты же не слепая. Но ведь он такой старый! Господи, Мэй, он тебе в отцы годится!

– Не говори глупости – он только лет на десять старше меня.

– Ты что! На мой взгляд, так на все пятнадцать! – Голос юноши сорвался – словно он вот-вот готов был заплакать. – О, Мэй, как ты могла позволить ему так целовать тебя?!

– Заруби себе на носу: я не твоя собственность и мне ни к чему спрашивать у тебя разрешения, если я решу позволить кому-нибудь поцеловать меня.

– Но ведь ты – моя девушка! Ты ведь ни с кем, кроме меня, не встречаешься!

– У меня просто нет времени на это. Я слишком занята. Как и нет возможности оглядеться вокруг, поэкспериментировать.

– Так вот чем ты сейчас занималась?! Экспериментировала? Ты не должна так поступать!

Дрожащий, задыхающийся голос был на удивление знаком. Питер, кажется, или что-то в этом роде – мальчишка, которого он видел мельком, когда был здесь впервые. Она говорила, что парень агрессивен, и не преувеличивала. Кулак, вошедший в соприкосновение с его лицом, был послан со значительно большей силой, чем можно было ожидать в тощем теле. До чего же унизительно, когда тебя нокаутирует мальчишка, который почти вдвое младше тебя! Слава Богу, что не было других свидетелей. Хотя то, что это видела Мэй, еще хуже.

Восстановив дыхание и вновь обретя способность соображать, Лоренс начал подниматься – как раз в тот момент, когда к нему на помощь поспешила Мэй.

– С вами все в порядке?

– Долго же вы собирались об этом спросить! – проворчал он, отряхивая гравий со своих когда-то безупречных брюк. – Я вполне мог бы умереть, если бы полагался лишь на ваш интерес. Единственное, что вас занимало, – это ссора с вашим дружком.

– Не сердитесь на меня – ведь не я же вас ударила, – сказала она, не отрицая того факта, что Питер был ее дружком. Но ведь она и не могла этого сделать в присутствии вспыльчивого мальчишки, не так ли?

Лоренс процедил сквозь зубы:

– Да, я знаю, кто меня ударил! – Он перевел взбешенный взгляд на юношу. – И это не пройдет ему даром. Он ударил меня прежде, чем я смог понять, что происходит. В следующий раз ему так не повезет.

– Это мы еще посмотрим! – выкрикнул Питер.

Мэй встала между ними. Ее, вне всяких сомнений, беспокоило то, что он может причинить боль мальчишке, и у нее были все основания для беспокойства, пусть даже этот мальчишка минуту назад свалил его с ног.

– О, не будьте хоть вы дураком! – произнесла она с тяжелым вздохом – так, словно оба они были детьми, а она – единственной взрослой поблизости. – От вас я такого не ожидала. Вы-то старше его, должны понимать, что к чему.

Она так и собирается все время подчеркивать его возраст?

– Я еще не получаю пенсии по старости! – выпалил он, но Мэй смотрела на юношу, ее не интересовали его слова, и это еще больше разозлило Лоренса.

– Питер, скажи мистеру Хейзу, что сожалеешь, – приказала она.

Подбородок юноши дрогнул. Лоренс услышал, как он задохнулся от обиды.

– Нет, я не жалею о том, что врезал ему. Жаль только, что не так сильно, как хотелось бы.

– Попробуй еще разок – и пожалеешь! – с угрозой проговорил Лоренс, сознавая, что выглядит не меньшим идиотом, чем мальчишка, и все же не в силах сдержаться.

Юноша поднял кулаки и встал в боксерскую стойку.

– Ну так давайте – я вас не боюсь!

Мэй с силой опустила его руки.

– Ступай домой, Питер!

Юноша готов был разрыдаться. Он изумленно смотрел на нее, словно не веря собственным ушам.

– Но ведь это твой день рождения! Ты меня прогоняешь?

– Да, если не умеешь себя вести. Я не хочу, чтобы ты дрался с мистером Хейзом, – это испортит мне все настроение.

– Тогда прогони его, а не меня! Кому он здесь нужен?

– Своей матери… Это ведь и ее праздник, помнишь? – Она улыбнулась Питеру, и ее голос смягчился: – Ты ведь любишь миссис Хейз, правда? И не захочешь расстраивать ее в день рождения?

Лоренс со скрежетом зубовным наблюдал за этими двоими. Зачем она тратит теплые нежные улыбки на разнузданного мальчишку, который слишком молод, чтобы по достоинству их оценить?

В этот момент к ним подскочила Бетти, которая не заметила напряженности, воцарившейся между взрослыми.

– Вы идете? Давайте, мы все вас ждем. Вы не заметили, что на мне новое платье? Правда, оно красивое?

Лоренс наклонился и поцеловал девочку в щеку.

– Очень красивое. Оно тебе идет.

И это действительно было так. При одном взгляде на Бетти у Лоренса поднялось настроение. Ярко-красное платье должно было бы чудовищно дисгармонировать с рыжими волосами. Но почему-то этого не случилось – Бетти прелестно выглядела.

Очевидно, он сказал то, что требовалось, потому что девочка мгновенно просияла.

– Оно новое. Я его надела первый раз. Послушайте… – Бетти сделала пируэт, и длинная юбка с шуршанием обвила ее ноги. – Здорово?

– Здорово. Оно мне нравится.

Ее щеки порозовели от возбуждения.

– Платье сшила ваша мама. Очень любезно с ее стороны было потратить на него столько трудов, – сказала Мэй.

– Я люблю все яркое.

– Ха! Ты похожа на огромную божью коровку, только черных пятен не хватает, – заявил Ник, появляясь в дверях.

Обиженная Бетти молниеносно развернулась, чтобы обрушиться на брата двумя маленькими кулачками в ямочках. Ник без труда отбросил ее, и она шлепнулась у ног Лоренса. Тот поднял девочку и, сердито посмотрев на мальчика, покачал головой.

– Нехорошо обижать девочек.

Он уловил насмешку во взгляде Мэй и слегка покраснел, припомнив, как приказал охранникам вынести ее из своего кабинета. Лоренс знал, что именно об этом она сейчас и думает: ее глаза были красноречивее слов.

Как ни странно, он тоже начинал ощущать способность читать ее мысли. Впрочем, лицо Мэй было настолько выразительным, что догадаться о том, что сейчас занимает ее ум, можно было по глазам или по невольным движениям губ.

– Она первая меня ударила! – с негодованием возразил Ник.

– Ты ее обидел. Чего же еще ты ожидал?

Лоренс избегал взгляда Мэй, мечтая только об одном, – чтобы она перестала смотреть на него так, словно все сказанное им забавляет ее.

– Я ведь не похожа на божью коровку, правда? – спросила у него Бетти.

Лоренс покачал головой.

– Конечно нет, ты просто красавица.

Поверх детской головки он холодно и предостерегающе посмотрел на Мэй. Пусть только попробует посмеяться над этим! Но она и не думала. Мэй улыбнулась ему, и он ощутил стеснение в груди – словно от боли или острого удовольствия. Чудесная теплая улыбка предназначалась на этот раз только ему, и Лоренсу показалось, что он прикоснулся к радуге.

Он не знал никого, кто умел бы так улыбаться. Улыбка Ванессы была лишь изящным движением губ. Порой игривой, порой чувственной, чаще насмешливой – но не теплой. Он только сейчас начинал понимать, как вообще мало тепла было в его жизни и как сильно он в нем нуждался.

– Здесь становится прохладно. Пойдемте, праздничный стол уже накрыт, – сказала ему Мэй.

Дети побежали вперед. Из темноты раздался угрюмый голос Питера:

– А как быть со мной? Могу я войти или нет?

– Сначала извинись перед мистером Хейзом за то, что ударил его.

– И не подумаю! Все равно я не хочу идти, если там будет он! – раздалось в ответ.

Мэй легонько вздохнула.

– О Боже! Теперь будет дуться несколько дней! – Взглянув на Лоренса, она спросила: – Питер сильно вас ударил?

Он чувствовал, как саднит скулу.

– Простой ушиб.

– Надо приложить лед, чтобы не было отека, – посоветовала она.

Подняв пакет, Лоренс пошел за ней в дом, любуясь грацией, с которой она двигалась. В белом платье, достигавшем середины икр и развевавшемся вокруг ног, она была похожа на саму весну.

– У вас тоже очень красивое платье, – хрипловато сказал он.

Мэй с улыбкой посмотрела на него через плечо. В этом неожиданном ракурсе она показалась ему почти прекрасной.

– Это тоже шила ваша мама. Обычно я ношу джинсы, как вы, очевидно, уже заметили: они дешевле и намного практичнее всего остального. Мне приходится быть практичной – у меня так много дел. Когда ваша мама обнаружила, что у меня нет ничего нового, она настояла на том, чтобы сшить мне платье. Это ее подарок ко дню рождения.

– Мне и в голову не приходило, что она умеет шить. – Но сказать по правде, что он вообще о ней знал? Ее жизнь была для Лоренса закрытой книгой. Как она может ждать от него иного отношения после стольких лет разлуки?

– Она пользуется нашей старой швейной машинкой. Удивительно, что вообще удалось заставить ее работать. Она годы пролежала на чердаке, но Билл очень хорошо разбирается во всяческих механизмах. Он смазал ее и починил, и с тех пор Эллин от нее почти не отходит, обшивая всех нас. Похоже, она получает большое удовольствие от работы. Она не может надолго вставать с постели и быстро передвигаться. И у нее такой тяжелый артрит, что ей приходится работать очень медленно и осторожно, потому что руки часто опухают. Но я думаю, что эти упражнения только на пользу ее суставам – было бы намного хуже, если бы она вообще ими не двигала. Да и для нее лучше заниматься чем-нибудь вместо того, чтобы сидеть целыми днями в кресле, читая, смотря телевизор или слушая музыку. Я радуюсь, когда у них появляется какое-нибудь хобби – рисование, или выращивание комнатных растений, или изготовление домашнего вина. Они лучше себя чувствуют, если хоть в чем-то не зависят от остальных. Конечно, хорошо, когда есть компания, но всякому порой нужно побыть одному.

– А как насчет вас? Сколько времени в одиночестве проводите вы?

Она, скорчив гримасу, рассмеялась.

– Не так уж много!

Они вошли в столовую, и все за столом подняли головы и улыбнулись, приветствуя их. Лоренс улыбнулся в ответ и проговорил: «Здравствуйте, как поживаете?», чувствуя себя неловко из-за того, как покинул этот дом в прошлый раз. Он догадывался, сколь важное место в жизни этих людей занимают пересуды и сплетни, и им было все известно о нем и его матери. Но по их лицам ничего не было заметно: все дружелюбно поздоровались с ним.

Дети за столом не сидели. Они сгрудились вокруг корзинки и пытались удержать там щенка. Но тот, явно не понимая собственного счастья, вырывался из их рук, а заодно стремился избавиться и от надетого на него ошейника.

– Вы им доставили столько радости, – сказала Лоренсу одна из старушек, и все дружно закивали.

– А у меня в комнате живет кот Рамми, – сообщила Нэнси. – Он был любимцем моего мужа и мог часами лежать у него на коленях и мурлыкать. Когда мужа не стало – вы не поверите, – кот затосковал, все искал его, мяукал так жалобно. Я прямо не знала, что делать. А потом однажды вскочил на его кресло, свернулся там клубочком и вроде как успокоился. Кот и это кресло – все, что осталось у меня от прошлой жизни. И вот частенько вечерами я разговариваю с Рамми и вспоминаю свою жизнь.

– Да, с животными хоть можно поговорить, – вздохнул Билл. – А вот с моими вуалехвостами не побеседуешь.

– А я беседую, – сказал Мэтт.

Обернувшись, Лоренс увидел, как щенок проскользнул в полуоткрытую дверь – видимо, ему удалось-таки вырваться на свободу, – и детей снова заинтересовало происходящее за столом.

– И они тебе отвечают? – поддразнил его Билл и рассмеялся, когда мальчик покраснел.

– Конечно нет, но они всегда подплывают к стеклу и смотрят на меня, – ответил Мэтт.

– Они, наверное, думают, что ты большой крекер. Взгляните на него – разговаривает с рыбами!

Лоренс с интересом прислушивался к разговору, но тут его дернула за рукав Бетти.

– Вы сидите рядом со мной, – сообщила она.

Он послушно протиснулся к указанному стулу. Только опустившись на него, Лоренс понял, что по другую руку от него сидит мать, и почувствовал себя неловко.

– Спасибо, что пришел, Лоренс, – сказала она. – Я боялась, что ты откажешься. Я очень рада тебя видеть.

Он не знал, что ответить, но вовремя вспомнил о принесенных свертках и протянул ей один, перевязанный зеленой ленточкой.

– С днем рождения!

Все замолчали, с интересом наблюдая за ними. Розовая от смущения и удовольствия Эллин Хейз принялась возиться с упаковкой, и только в этот момент Лоренс заметил, как искривлены и опухли ее суставы. В свой прошлый приход он не особенно разглядывал ее руки, заметив только, что на пальцах нет колец, которые он помнил с детства.

– Позвольте мне, – сказал он, забирая у нее сверток. Мгновенно справившись с ним, Лоренс протянул его обратно.

Первыми она достала духи и подняла на сына глаза, в которых блестели слезы.

– Ты помнишь мои любимые духи! Я не пользовалась ими много лет – не могла позволить себе такую роскошь.

Он вздрогнул. Разве не этот аромат стоял в комнате, когда он впервые навестил ее? Не почудился же он ему!

Поняв, что теперь мать пытается открыть коробочку, Лоренс наклонился и помог ей. Эллин наклонила флакон и, сняв пробку, легонько коснулась ею кожи за ушами и на запястьях. Аромат достиг его ноздрей, и он незаметно вздохнул. Да, именно его он и ощутил, войдя в комнату матери и увидев ее. Удивительная штука – человеческое подсознания! В его воображении моментально всплыл запах духов, которыми она пользовалась, когда он был ребенком.

– О, как замечательно снова ощутить этот аромат! – Мать протянула к нему запястье. – Разве он не великолепен? Помнишь его?

Лоренс склонился, чтобы понюхать, а затем, распрямившись, кивнул.

– Да, помню.

Эти духи всегда ассоциировались в его памяти с матерью; именно поэтому ему и показалось, что он уловил их аромат, впервые встретившись с ней после долгой разлуки.

– Там еще что-то есть, – заметила Бетти, заглядывая в упаковку и доставая шарф. – Какой красивый!

Лицо Эллин Хейз просияло. Она пропустила шелковый шарф между искривленных пальцев.

– О, как мило! Мой любимый цвет. Я сейчас же его надену.

Встав, Лоренс взял у нее шарф и легко обернул вокруг ее шеи. Цвет шелковой ткани удивительно гармонировал с голубоватым оттенком волос Эллин.

– Спасибо, Лоренс, мне понравились оба твоих подарка.

– Ах да, я забыл об открытке, – сказал он, протягивая ее матери и снова сел, наблюдая, как она рассматривает картинку и читает надпись внутри.

Бетти же не отрывала взгляда от второго свертка, лежавшего перед Лоренсом.

– А это для кого?

Все как по команде тоже уставились на него.

– Простите, совсем забыл… – Лоренс посмотрел через стол на Мэй. – С днем рождения! – Он подтолкнул к ней пакет.

Она казалась испуганной.

– О, вам не следовало… Вы совсем не должны… Я хочу сказать – спасибо, вы так добры.

Лоренс был рад, что застал ее врасплох и заставил потерять хваленое хладнокровие. Обычно именно он оказывался в невыгодном положении, и теперь ему было приятно поменяться с ней ролями.

– Разверни его, Мэй! – потребовала Бетти.

Та осторожно открыла упаковку, достала духи и уставилась на них.

– О Господи…

– Такие же, как у Эллин! – Бетти всегда была готова констатировать очевидное.

Лоренс насупился.

– Боюсь, у меня не слишком богатое воображение. Если они вам не нравятся, я могу их вернуть или обменять, если вы предпочитаете другие. Я не знал, какими духами вы пользуетесь.

Мэй открыла пробку и вдохнула аромат.

– Ммм… чудесно! – Ее глаза сияли. – У меня никогда еще не было французских духов, поэтому я потеряла дар речи. Они замечательные, спасибо вам. И очень мне нравятся.

– Там и для вас тоже шарф, – признался он. – Я выбрал розовый. Я ведь уже говорил, что у меня небогатое воображение.

Он перевел взгляд на рыжеватые волосы Мэй. Может, стоило подарить ей зеленый? Она взяла нежную шелковую ткань в руки, любуясь ею.

– Восхитительный цвет. Откуда вы могли знать, что я люблю розовый, но не осмеливаюсь его носить? Считается, что рыжим розовое не к лицу. – Она посмотрела на свое белое платье. – По-моему, я могу надеть его прямо сейчас.

Мэй дважды обернула шарф вокруг шеи, забросив концы за спину.

– Ну как, Бетти?

– Здорово!

– Честно?

– Провалиться мне на этом месте!

Они пристально посмотрели друг на друга – сестры во всех смыслах этого слова, ребенок и молодая женщина, объединенные серьезным раздумьем о важных в жизни вещах.

Затем Мэй перевела взгляд на Лоренса.

– А вы как думаете?

– По-моему, чудесно. Он точно соответствует цвету вашей помады, – сказал Лоренс, на середине фразы ужаснувшись тому, что голос выдает, какие чувства он испытывает, видя эти манящие розовые губы. Глядя на то, как они изгибаются в улыбке – так можно наблюдать за восходом солнца, – он вспоминал, каковы они были на вкус.

Его спас Ник, недовольно проворчавший:

– Когда же мы начнем есть?

– Да, я голоден как волк, – сердито вторил ему Билл.

И тут Нэнси внесла горячие пирожки с картофелем. Каждому полагалось по два, но Билл взял себе три. Впрочем, Бетти съела только один, так что никто не остался в обиде.

Затем последовал пирог с почками, свиные ребрышки с орехами и паштет из печени и ветчины. Не обошлось, конечно, и без сладкого: красносмородиновое и апельсиновое желе, клубника со взбитыми сливками, ванильные слоеные пирожные. Под конец пиршества зажгли свечи на большом именинном торте, по верху которого шла надпись розовым кремом: «С днем рождения!». Мэй и Эллин вместе задули свечи, и все запели, поздравляя их.

Бетти тоже поучаствовала в изготовлении торта, вылепив из марципана своего любимца – щенка, правда, голубого цвета и желтый банан и водрузив их рядом с розовой надписью.

– Который тут предназначается мне? – спросила Эллин.

– Банан очень вкусный, – с простодушным видом заметила Бетти.

– Да, я бы тоже выбрал банан, – согласился Лоренс, не уверенный в съедобности голубого марципана. Щенок был каким-то жутковатым и казался выходцем с того света.

Бетти довольно улыбнулась, когда Эллин взяла банан.

– Ммм… вкусно, – сказала она, попробовав.

– Я не могу есть это бедное существо, – сказала Мэй. – Возьми этого… зверька себе, Бетти.

Улыбнувшись еще шире, девочка под неодобрительными взглядами братьев принялась есть творение своих рук.

– Ты ведь знала, что Мэй терпеть не может марципан! – сказал ей Мэтт.

Не обращая на него внимания, Бетти с полуприкрытыми от удовольствия глазами откусила уши.

– Зато я его люблю, – поспешила сказать Эллин Хейз, доедая свой банан.

Полчаса спустя она произнесла, обращаясь к собравшимся:

– Спасибо всем большое. Это был чудесный день! Жаль только, что силы мои уже на исходе.

Лоренс заметил, как бледны ее щеки под слоем пудры, и нахмурился, поняв, насколько мать слаба.

– Вы сможете подняться к себе?

Она улыбнувшись кивнула и внезапно наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.

– Спокойной ночи. Спасибо за подарки, Лоренс.

Мэй пошла с ней. Лоренс вышел следом за ними в холл и спросил:

– Могу я вызвать такси? Мне действительно пора ехать.

– Да, пожалуйста, – кивнула Мэй.

Когда Лоренс закончил говорить по телефону, она вернулась.

– Все нормально? – спросил он и с удивлением обнаружил, что и в самом деле тревожится.

– Она устала, но в остальном все прекрасно. У Эллин сегодня был славный день, и самая большая радость – это то, что вы вернулись. Она боялась, что больше никогда не увидит вас.

– Я был недалек от этого. – Лоренс помрачнел, в нем с новой силой ожили старые боль и негодование. – Да и с какой стати мне было возвращаться? Чего еще она могла ожидать? Она бросила меня, когда мне было десять лет, просто смылась с каким-то парнем, отлично зная, какое жалкое детство уготовано мне! Неужели она полагает, что я брошусь к ней сейчас, двадцать пять лет спустя, с распростертыми объятиями, все прощу и забуду?

Мэй нетерпеливо проговорила:

– Но вы уже не тот маленький мальчик. Вы мужчина, и все это случилось много-много лет назад. Вы должны уже были остыть. А бедная Эллин так одинока! Она стара, больна и нуждается в вас.

– Она лишила себя права называться моей матерью много-много лет назад. И это ее выбор, а не мой!

– Дайте ей еще один шанс, Лоренс!

– Почему я должен это делать? – хрипло пробормотал он. – Какое она имеет право врываться после всего этого в мою жизнь и требовать сочувствия?

Мэй смотрела на него с таким выражением, что его охватила горькая обида. Он без труда прочел на выразительном лице откровенное осуждение.

– Глупо с ее стороны было думать, что имеет, – сказала она ледяным тоном. – Нельзя заставить биться каменное сердце и нельзя ждать сочувствия от человека, который живет в эмоциональном холодильнике. Но Эллин стара и боится умереть, поэтому цепляется за мечту. Мне жаль ее, и я не хочу причинять ей боль, иначе посоветовала бы забыть об этом, потому что у вас никогда недостанет человечности, чтобы простить ее. Я сомневаюсь, что в вас вообще есть что-либо человеческое.

Ярость, словно дикая кошка, вцепилась ему в грудь. Он тяжело дышал, не в состоянии вымолвить ни слова, руки сжались в кулаки, глаза, смотревшие на Мэй, пылали. Как она могла сказать такое? Значит, вот каким она его себе представляет? Бесчеловечным? Живущим в холодильнике?

Честность требовала признать, что большую часть его жизни так оно и было. Но в последнее время… Он старался не думать о том, что произошло в последнее время. С того дня, когда Мэй ворвалась в его кабинет, все в его жизни изменилось. Но он был глупцом, позволив себе увлечься девушкой, которая была слишком молода для него и у которой к тому же уже был друг ее возраста.

Он, должно быть, слепец, если вовремя не понял, что Мэй использует его, пытается им манипулировать, получая выгоду из его влечения к ней. О, она, без сомнения, говорит себе, что это оправдано, что все это ради благой цели. Но поскольку Мэй Селлерс – женщина, для нее естественно действовать коварно и безжалостно, обращая против него его же собственные слабости.

Лоренс с горечью посмотрел в ореховые глаза и встретил ответный взгляд, исполненный не меньшего возмущения. На самом деле он нисколько ей не нравится, просто старался убедить себя в обратном. На ее лице была написана одна лишь неприязнь!

Эта мысль заставила Лоренса страдать еще больше. Раньше его никогда не заботило, нравится он людям или нет. Вот еще одна новая черта, открывшаяся в нем, – внимание к мнению окружающих. Всего несколько недель назад его с полным на то основанием можно было бы назвать твердым, сильным, самоуверенным. Сейчас он понял, что и у него есть слабости, которые могут его погубить, если быстро что-нибудь не предпринять.

– В таком случае, может быть, вы от меня отстанете? – бросил он в лицо Мэй.

Та ответила ему не менее свирепым взглядом.

– Не волнуйтесь, я вас больше не побеспокою!

Они были настолько охвачены взаимным негодованием, что оба чуть не подпрыгнули от неожиданности, когда снаружи громко засигналило приехавшее такси.

– Всего хорошего. – Голос Мэй был резким и холодным, как северный ветер.

Лоренс круто повернулся, рывком открыл дверь и быстро зашагал по подъездной дорожке к такси. Он назвал водителю адрес и, откинувшись на сиденье, ни разу не обернулся в сторону дома, пока они разворачивались.