Текст книги "Тихая гавань"

Автор книги: Бетти Монт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Я не знал, что вы были певицей. Никто никогда не говорил мне об этом.

О чем еще ему никогда не говорили? Но, как ни странно, он вспомнил, как мать пела, держа его на коленях и наигрывая на рояле в гостиной. Удивительно… он никогда не вспоминал об этом до сегодняшнего дня.

Мать кривовато улыбнулась.

– Меня это не удивляет – твой отец не хотел, чтобы кто-либо знал об этом. Думаю, он пожалел о том, что женился на мне, еще во время медового месяца. Его семья этот брак не одобряла, друзья воротили нос, и действительно – у нас не было ничего общего. Это была ошибка и с его, и с моей стороны. На какое-то время он меня просто ослепил. Он вполне способен был поразить воображение: красивый, прекрасно одетый, богатый. Я чувствовала себя Золушкой, повстречавшей принца… А кроме того, это удачно решало сразу все мои проблемы.

Лоренс холодно заметил:

– Так вы никогда не любили его?

– Поначалу мне казалось, что люблю. Говорю же тебе: я была ослеплена, однако, коли уж решила быть честной, скажу всю правду до конца. У меня и оркестра дела шли неважно. Кумирами были Гленн Миллер и Бенни Гудман. Бесси Смит называли королевой блюза… Нам было не тягаться с ними. Мы буквально дрались за работу – и в основном для того, чтобы заработать деньги на жилье и еду. У меня не было богатой семьи, которая могла бы поддержать меня: отец умер, а мать жила с человеком, который мне не нравился. Когда твой отец предложил выйти за него замуж, я с радостью ухватилась за это предложение. Я и в самом деле думала, что влюблена в него, Лоренс. В каком-то смысле я и была влюблена – в мечту. И лишь когда мы поженились, реальная жизнь разрушила иллюзии и обнаружилась огромная пропасть, разделявшая нас.

– Хотите сказать, что встретили другого мужчину. – Лоренс старался сдерживаться, но голос его дрожал от возмущения.

– Я буду честна с тобой, Лоренс! Да, я встретила другого, но это случилось позже. Сначала я поняла, что наш брак не удался. Твой отец предпочел бы, чтобы его вообще не было – он никогда не любил меня.

– Но он так и не женился снова! – Лоренс выкрикнул эти слова, не в силах сдержать горечи.

Мэй вздрогнула. А его мать села в постели и слабым голосом, но глядя ему прямо в глаза, ответила:

– Начнем с того, что ему вообще не следовало жениться, Лоренс. Он уродился холодным, равнодушным человеком, жена ему была ни к чему. У него были секретари и слуги, и он строил свои отношения с ними на понятной для него основе: он платил им и держал их на расстоянии. С женой это невозможно.

Как и с ребенком, подумал Лоренс, ощутив приступ острой боли. Мать очень точно описала и его взаимоотношения с отцом. Ее слова объясняли одиночество и неприкаянность его детства.

– Так почему же вы, зная это, оставили меня с ним?!

С него достаточно! Лоренс не стал ждать, пока мать придумает какой-нибудь обтекаемый ответ. Что могла она сказать? Только очередную ложь. Она уехала, оставила его в ледяной пустыне, и никакие оправдания не показались бы Лоренсу убедительными.

Бросив убийственный взгляд на Мэй, втравившую его в эту историю, он встал и пошел прочь из комнаты, затем вниз по лестнице и громко захлопнул за собой дверь.

Он никогда больше не вернется сюда!

4

Только выйдя из ворот, Лоренс сообразил, что ему не на чем добраться домой. Проклятье! Надо было вызвать такси по телефону. Кстати, а где он сейчас находится? У него было лишь общее представление о том, что это где-то в западной части Портленда. Он был слишком поглощен настырной особой, чтобы обращать внимание на дорогу, по которой вез их Скотт.

Лоренс попытался вспомнить хоть один дорожный указатель, который они проезжали, но не смог восстановить в памяти даже название улицы, на которой стоял. Единственное, в чем он был уверен, – это в том, что дом называется «Тихая гавань», но в наступившей темноте этого было явно недостаточно.

И что же теперь делать? Не возвращаться же в дом Мэй – это было бы глупо после столь мелодраматичного ухода. Нельзя, хлопнув дверью, вновь открыть ее и сказать: «О, простите, не могли бы вы вызвать для меня такси?»

Улица была пустынной. Но невдалеке, где она кончалась, было заметно движение: проносились фары автомобилей, ревели грузовики. Должно быть, там проходит шоссе и, возможно, поблизости найдется телефонная будка или какое-нибудь общественное здание. Он ведь, несомненно, еще в Портленде: повсюду в разных направлениях тянулись улицы, и в ночном небе стояло характерное желтоватое зарево – отраженный свет бесчисленных уличных фонарей, реклам и окон, из-за которого в городе редко можно было увидеть звезды, а порой и луну.

Лоренс уже собрался идти, когда из ночи вынырнула фигурка, оказавшаяся тощим белокурым парнишкой в кроссовках, джинсах и черном свитере. Лоренс дождался, пока юноша поравнялся с ним, и улыбнулся.

– Здравствуйте! Вы не могли бы мне сказать, где я нахожусь?

В ответ он получил презрительно-снисходительный взгляд.

– Вы не знаете, где находитесь? Что ж, по крайней мере, вы это признаете. Мои родители тоже не понимают, где живут; они думают, что на дворе по-прежнему пятидесятые.

Лоренс постарался взять себя в руки. Неужели сегодня ему суждено встречаться с одними умалишенными?

– Скажите хотя бы, как называется эта часть города?

– Опомнитесь, любезный! Если вы сюда попали, то должны знать, где находитесь.

– Меня сюда привезли.

– Ах вот как. Тогда все ясно…

Юноша собрался было продолжить, но вместо того чтобы ответить на вопрос, судорожно простонал:

– Мэй…

Лоренс вздрогнул.

– Что вы сказали?

То ли его слух сыграл с ним злую шутку, то ли – что еще хуже – сознание. Действительно ли юноша произнес ее имя или он уже настолько одержим ею, что, независимо от того, что ему говорят, слышит только это слово? Мэй.

А парень уже сделал несколько шагов по направлению к воротам, из которых недавно вышел Лоренс, и с остановившимся взглядом пробормотал:

– Я должен тебе рассказать… Только что у нас произошел крупный скандал… Они не имеют права вмешиваться в мою жизнь! Они говорят, что я слишком молод, чтобы понимать, что творю, и ты тоже, поэтому я просто ушел от них. Я не позволю так обращаться с собой!

Лоренс обернулся. Нет, ничего ему не померещилось. Она стояла там, прислонившись к столбу, и в свете фонаря ее волосы серебрились, словно кто-то присыпал сахарной пудрой каштановые пряди. В полумраке она казалась хрупкой и невесомой, как мечта. Юноша так и смотрел на нее – как на мечту.

Однако взгляд Мэй был устремлен мимо него – на Лоренса.

– Я вызвала для вас такси.

Юноша повернул голову и недовольно уставился на незнакомца.

– Ты знаешь этого типа? Он с луны свалился – спросил у меня, где находится. У него что, амнезия или он просто чокнутый?

– Не груби, Питер, – отозвалась Мэй. – Тебе бы лучше зайти, но ненадолго. Я не хочу, чтобы твой отец переполошил всю округу. Последний раз он вел себя безобразно.

– Он думает, что тебе нужны мои деньги.

– Он имел в виду свои деньги. Ты еще не заработал ни цента. А если не сдашь экзамены, то и никогда не заработаешь: ты просто не найдешь работы, если оставишь колледж. – Затем Мэй холодно взглянула на Лоренса. – Такси скоро приедет. Вы не забудете, что в четверг вашей матери исполнится шестьдесят пять лет?

Лоренс уклончиво спросил:

– А когда ваш день рождения?

– Тогда же.

Он удивленно моргнул.

– Вы шутите! В тот же день?

– Кто это? – требовательно спросил юноша, изучая Лоренса враждебным взглядом. – Одет как папочка. Какой-нибудь бизнесмен? Что он здесь делает? Сбагрил тебе свою бедную старушку-мать?

В душе Лоренса закипала ярость. Давно уже он не испытывал такой агрессивности, но что-то в парнишке будило в нем зверя.

– Ты нарываешься на хорошую оплеуху! – прорычал он.

– Ха! Попробуйте – и увидите, что получится.

Юноша опять приблизился к нему – тощий, невероятно молодой, но старающийся выглядеть старше и круче. Он вздернул подбородок, лицо потемнело от злости. Мэй загородила ему дорогу.

– Иди в дом, Питер! Ты нагрубил мистеру Хейзу, поэтому оплеуха была бы заслуженной.

– Хейз? – Питер, ощетинившись, уставился на него. – Так это тот парень? Я его не узнал. На снимках в газетах он выглядит моложе и симпатичнее. Наверное, они их ретушируют.

Это замечание отнюдь не укротило гнева Лоренса, особенно когда он заметил, что Мэй едва сдерживает улыбку: ее рот слегка кривился, глаза смеялись. Она легонько подтолкнула Питера в сторону дома.

– Ступай, пока не зашел слишком далеко.

Но он уже успел это сделать. Сжав зубы, Лоренс засунул руки глубоко в карманы брюк, его плечи распрямились, а тело напряглось как тетива.

– Ты идешь? – спросил юноша у Мэй.

– Сейчас, мне нужно только сказать пару слов мистеру Хейзу. Это касается его матери.

– Скажи ему, чтобы он сам о ней позаботился! – Юноша повернулся и зашагал по дорожке к дому.

Взглянув на ее сердцевидное личико, полные мягкие губы, Лоренс процедил сквозь зубы:

– Ваш друг?

Мэй, округлив глаза, неодобрительно посмотрела на него.

– Это вас не касается.

Чистая правда – и все же легче ему от этого не становилось. Напротив чувствуя, что вот-вот взорвется от ярости, он почти выкрикнул:

– Заразился от вас! Вы врываетесь в мою жизнь, задаете личные вопросы, вершите надо мной правосудие, целый день отдаете приказы!

– Шшш. – Она бросила взгляд в сторону подъездной дорожки. – Питер может услышать вас и подумать, что вы на меня нападаете. Еще, чего доброго, вернется и ударит вас. Сегодня он настроен очень воинственно.

– Вы и в самом деле думаете, что я позволю себя ударить?

– Нет. Этого-то я и боюсь, – призналась она. – Не хочу, чтобы вы причинили ему боль.

– Ах какая забота! – зло усмехнулся Лоренс.

Что она нашла в мальчишке? Он нахмурился, признавшись себе, что это вполне объяснимо. Парень был почти ее ровесником. У них должно быть много общего – взгляды на жизнь, пристрастия в музыке, литературе, кино, общие шутки, сплетни, сходные политические настроения, надежды на будущее. В дальнем конце улицы послышался шум мотора.

– Ваше такси.

Мэй положила руку на его запястье. Лоренс замер, каждой своей клеточкой ощущая прикосновение маленьких теплых пальцев к своей коже.

– Пожалуйста, навестите еще раз вашу мать. Я понимаю, нелегко забыть о том, что она оставила вас, но никто не застрахован от ошибок. Постарайтесь ее простить. Дайте ей шанс снова заслужить ваше доверие… Только не поворачивайтесь к ней спиной!

Лоренс почти не слушал ее, охваченный неизведанный прежде порывом. Не в силах оторвать глаз от ее лица, он с трудом боролся с желанием поцеловать Мэй. Ее губы были полными и многообещающими, чувственными и розовыми, как лепестки, и ему так хотелось прикоснуться к ним. Заглянуть как можно глубже в глаза, увидеть золотистые искорки, таящиеся за густыми ресницами…

Что он почувствует? Лоренс отдал бы все на свете, чтобы узнать это. Даже в юности он не испытывал столь неодолимого желания поцеловать девушку, но сейчас боялся оказаться в глупом положении. Мэй может дать ему пощечину или закричать, и этот мальчишка поспешит ей на помощь и затеет драку. Лоренса не пугал юноша, но ужасала безобразная сцена, которая могла бы разыграться здесь, прямо на улице.

Позади них остановилось такси. Лоренс оторвал взгляд от ее лица и отвернулся, пытаясь избавиться от наваждения и в то же время не желая уходить.

Когда он уселся в машину, Мэй окликнула его:

– Приходите на мой день рождения. В следующий четверг, помните? Привезите вашей матери подарок, а не только цветы. В семь часов.

Лоренс не желал связывать себя обещанием или отказом; он откинулся на сиденье и назвал водителю адрес. Когда такси отъехало, он обернулся, но Мэй уже и след простыл. Ему даже показалось, что она лишь пригрезилась ему.

Но Мэй была реальностью, и весьма ощутимой. Сегодня утром он не подозревал о самом факте ее существования. А сейчас в мыслях вставал ее образ и казалось, что он знает ее всю жизнь. Еще раз оглянувшись на удаляющийся дом, он увидел, как играет лунный свет на ветвях деревьев, как серебрятся под ним островки нарциссов. Большая часть окон на втором этаже ярко светилась: дети и старики, должно быть, отправились на покой. Первый этаж затих и погрузился во тьму, а Мэй и этот мальчишка, наверное, тоже сейчас поднимаются наверх.

Что между ними происходит? Целуются ли они? Занимаются ли любовью? Парню никак не больше двадцати, Мэй года на четыре старше. В этом возрасте такая разница еще имеет значение – может быть, поэтому так недовольны родители юноши? Что думают они о происходящем между их драгоценным чадом и этой «роковой женщиной»?

Лоренс невидящим взором уставился в окно, его длинное худощавое тело, расслабившееся на сиденье, покачивалось, когда водитель резко обгонял другие машины. Руки были засунуты в карманы пиджака, на лице застыло свирепое выражение. Его не касается, чем они сейчас занимаются. С какой стати это должно его волновать? Но тем не менее волновало, как ни пытался он убедить себя в обратном.

В субботу вечером он обедал с Ванессой. Все головы в ресторане поворачивались ей вслед. В глазах мужчин читались восхищение и желание, в глазах женщин – недовольство тем, что их спутники не могут оторвать от нее взгляда, и открытая зависть.

Ее вкус был безупречен. Сегодня она надела смелое платье от одного из своих любимых дизайнеров. Лоренс затруднялся с определением его стиля – он являл собой смесь элегантности и классической драмы: темно-синее, с глубоким V-образным вырезом и белым атласным воротником шалькой.

– Нравится? – спросила она Лоренса.

– Да, очень.

– Оно для особых случаев.

Она изучала меню, а он внимательно смотрел на нее.

– А это особый случай?

– Разве каждая наша встреча не особый случай? – Несмотря на то что она улыбалась, а слова имели игривый оттенок, голос Ванессы был ледяным.

Я чем-то не угодил ей, подумал Лоренс. Интересно, чем? Он никогда не мог понять, о чем думают женщины, даже когда слышал, что они говорят. Существовала какая-то брешь в общении – словно они были представительницами иной культуры и им приходилось учиться говорить на одном языке с мужчинами, которые совершенно не улавливали при этом нюансов.

– Думаю, я начну с салата из апельсинов и маслин. А затем возьму… рыбные фрикадельки из щуки и желе из ежевики.

Заказ – типичный для их совместных трапез. Ванесса постоянно была на диете и всегда ела постную и низкокалорийную пищу. А Лоренс грезил о макаронах с высококалорийным соусом, горке тертого сыра, зерновом хлебе и терпком красном вине, которые ему подавали за ужином два дня назад. Любое из названного заставило бы Ванессу содрогнуться, она бы и на пушечный выстрел не подошла к столу, уставленному подобными яствами. Ее еда была легкой, изысканной, превосходного качества, – как и она сама.

Если оценивать женщин в категориях еды, то что можно было бы сказать о Мэй Селлерс? Он улыбнулся краем рта, глядя в меню, но видя перед собой ее личико, огромные глаза и полные, щедрые, обаятельные губы.

– Лоренс… – поторопила его Ванесса, недовольная затянувшимся раздумьем.

– Мне то же самое, – сказал Лоренс и заказал бутылку белого вина. Когда официант удалился, он спросил у Ванессы: – Как поживает твой отец? – Это был безопасный вопрос, освобождавший его от необходимости думать. Ему нравился отец Ванессы, несмотря на некоторую чопорность.

– Он в Венесуэле, проводит переговоры с нашими партнерами, поэтому оставил фирму на меня. До его возвращения я буду очень занята. К моим обязанностям прибавились и его. Если повезет, то за двадцать четыре часа в сутки я буду управляться.

– А как же наша поездка, намеченная на следующие выходные? Ты сможешь найти время на нее?

– Уик-энд с Фристоунами? Прости, я не смогу. Отец к этому времени еще не вернется.

– В таком случае и я не поеду. Одному мне там будет тоскливо. Я тоже сошлюсь на загруженность работой.

– Мы не можем оба отказаться!

– Я просто скажу им, что не хочу ехать без тебя. Они поймут, они всегда приглашают только пары.

– Да, действительно.

– А какова истинная цель поездки твоего отца?

– Он хочет побольше разузнать о компаниях, с которыми сотрудничает. И лучше делать это на их территории, где все на виду, а не заглатывать любую информацию, которую тебе сочтут нужным предоставить.

– А кроме того, удобный предлог немного проветриться, не так ли? – пошутил Лоренс.

Однако Ванесса не улыбнулась, а лишь обиженно посмотрела на него.

– Папа поехал туда, чтобы работать – встречаться с людьми, искать новых клиентов, а вовсе не развлекаться за счет компании. А впрочем, если захочет отдохнуть от дел, – ради Бога, ведь компания принадлежит ему.

Да, она чем-то раздражена, но чем? – думал он, когда подошел официант с охлажденным вином. Лоренс попробовал его и сказал:

– Не могли бы вы оставить его в ведерке со льдом, до тех пор пока не принесут первую перемену?

Что было у Ванессы на уме, он выяснил полчаса спустя, когда они ели рыбу и почти допили бутылку вина.

– Где ты был во вторник вечером? – вдруг спросила она.

Лоренс невыразительно посмотрел на нее.

– Во вторник вечером?

– Отец хотел поговорить с тобой и позвонил тебе домой, но там никто не подходил к телефону. Он упорно звонил вплоть до одиннадцати, когда отправился спать, но безрезультатно.

К собственному ужасу, Лоренс почувствовал, что краснеет. Он смотрел на рыбные шарики, словно искал в них несуществующие косточки.

С притворным равнодушием пожав плечами, он сказал:

– Я обедал в городе, потому что отпустил прислугу на вечер.

– Тебя не было в ресторане, куда мы собирались пойти. Отец звонил и туда, но ему сообщили, что ты отменил заказ.

– Нет, я…

Ванесса прервала его неуверенное бормотание:

– В твоем клубе тебя тоже не было – он и там пытался тебя отыскать.

Лоренс с внезапным возмущением вскинул взгляд. Его лицо покраснело, теперь уже от негодования.

– Меня в чем-то обвиняют? Полагаю, вскоре ты наймешь частного детектива, чтобы он повсюду следовал за мной!

Ванесса не утратила привычного спокойствия, ее глаза словно ощупывали лицо Лоренса. Возможно, она догадывалась, что его вспышка была вызвана чувством вины.

– Не нападай на меня! Это обычное любопытство. Я хотела узнать, где ты был тем вечером, – вот и все!

– Я встречался с человеком, которого не видел много лет.

Она подождала немного, приподняв одну бровь, но он был не готов говорить с ней о своей матери, пока еще нет. Вместо объяснений он положил в рот кусочек рыбы. Ванесса рассмеялась – звон льдинок в бокале шампанского.

– Старая привязанность?

Так вот о чем она подумала! Решила, что он провел вечер с другой женщиной. Как она смеет подвергать его допросу у всех на виду! – вознегодовал Лоренс, стиснув зубы. У нее нет на это права! Она не его жена! Пока. И он уже начинал сомневаться в том, что когда-либо станет ею. Разве такая ему нужна жена?

– Нет, старая женщина, – резко сказал он и допил остатки вина; оно вдруг показалось ему горьким.

Ванесса свела брови.

– Старая женщина? Кто же?.. Твоя старая няня?

С Лоренса было довольно.

– Разве не видишь, что я не хочу об этом говорить? – бросил он, отталкивая тарелку. – Давай оставим эту тему, ладно?

С этого момента вечер был безнадежно испорчен. Они, конечно, не молчали – оба были слишком хорошо воспитаны. Говорили о делах – о разорившихся компаниях, о компаниях процветающих, обсуждали слухи о слияниях, намеки на проблемы с валютой, шепотки о замещениях вакансий. Они не засиделись за кофе и не пошли танцевать, как обычно делали во время свиданий. Лоренс сразу же отвез Ванессу домой, а когда подошли к двери, она скользнула холодными губами по его щеке на прощание.

– Спокойной ночи, Лоренс. Спасибо за приятный ужин.

– Спокойной ночи, Ванесса. Не перетруждай себя в отсутствие отца.

Взаимная вежливость была единственно возможным способом преодолеть пропасть, разверзшуюся между ними этим вечером. Или она существовала всегда? Думал ли он когда-нибудь о Ванессе всерьез?

Было время, когда думал, и у него все еще оставался шанс через неделю-другую восстановить их отношения. Поездка ее отца предоставляла обоим возможность оправдать период похолодания.

По пути домой Лоренс решил, что пошлет ей завтра цветы. Что написать в записке? «Сожалею…»? Нет. Это было бы неправдой: он не жалел ни о чем, что сказал или сделал.

Так что же написать на карточке? Просто «От…»? Почему бы и нет? Это ни к чему не обязывает. Все пишут нечто подобное, ничего не значащее.

Вдоль его спины пробежал холодок. Неделю назад он был почти уверен, что женится на Ванессе. А сейчас… Что ж, если он хочет провести остаток жизни под лучами прожекторов, как заключенный в лагере, окруженном колючей проволокой, с охранниками и собаками, призванными поймать его, если он решится сбежать, – то может попробовать…

Лоренс понимал, что излишне мелодраматичен в своих сравнениях… И все же – готов ли он к этому? О какой свободе может идти речь, если Ванесса будет знать о каждом его шаге, повороте мысли, душевном движении?

Пришло время взяться за ум и перестать плыть по течению. Он должен принять решения по поводу будущего и хорошенько подумать о том, какой хотел бы видеть свою жизнь.

Прежде всего, он не намерен больше встречаться со своей матерью. Эта женщина не имеет права, возвратившись после стольких лет отсутствия, требовать от него тепла и сочувствия. Они стали абсолютно чужими друг другу. И напрасно Мэй Селлерс просила его забыть о том, сколько горя и обиды причинила ему мать. Это просто невозможно. Пусть Мэй и святая, но он-то нет!

Воскресенье выдалось холодным и дождливым. Дул порывистый ветер, заставлявший качаться и стонать деревья. Лоренс целый день провел дома, в основном в кабинете, сидя в кожаном кресле за большим письменным столом, изучая сложный финансовый график и счета компании, которая стала их новым клиентом.

Он съел свой обычный воскресный завтрак: грейпфрут, бекон, яйцо, тост и мармелад. Обычный воскресный ланч: копченого лосося, ростбиф с гарниром из овощей, а также легкий лимонный мусс и кофе. Скотт и Марта оставались в кухне. Дом был пуст и молчалив, тишину нарушали только старинные часы в холле. При обычных обстоятельствах он встретился бы с Ванессой или, по крайней мере, поговорил с ней по телефону. Сегодня же никто не приходил, никто не звонил. Лоренса не покидало ощущение, что он оказался на необитаемом острове.

Сколько дней, похожих на этот, провел он здесь? Рутина, тусклое существование, равнодушный холод – такой была его жизнь. Будет ли она такой же и впредь? Он беспокойно поднялся и, подойдя к окну, посмотрел на клонящийся под ветром промокший сад. Серые небеса, мокрые крыши, безлюдье – он снова почувствовал себя одиноким, тоскующим мальчиком.

В шесть часов он поднялся наверх, чтобы принять ванну, и лежал в теплой душистой воде дольше обычного. К тому времени, когда он оделся, пора уже было выпить традиционный предобеденный стаканчик шерри, но этим вечером он налил себе виски.

Вошел Скотт, чтобы сообщить ему, что обед подан, и проницательно взглянул на бокал, который держал в руке Лоренс, а затем на графин, заметно понизившийся уровень в котором свидетельствовал, что бокал уже не первый.

– Хотите напиться? Это не поможет.

– Занимайтесь своими делами.

Выходя из комнаты, Лоренс мельком взглянул на свое отражение в зеркале, висевшем в коридоре. Высокий темноволосый нахмуренный мужчина с холодным взглядом и жестким ртом. Господи, я начинаю походить на своего отца, подумал он, и сердце его сжалось от боли. Меньше всего он хотел этого. Может быть, продать этот проклятый дом и жить за городом, выращивать розы? Недаром же Портленд называют городом роз и в июне проводят знаменитый фестиваль «Розовое шоу». Он не хотел окончить свои дни всем чужим, черствым человеком, который на самом деле никогда и не жил.

Так вот о чем она говорила. Его мать. Она была честна в своей оценке отца, а его это обидело. Но Лоренс не желал рано или поздно превратиться в Эдварда Хейза.

К понедельнику дождь превратился в легкую морось, ветер же и вовсе утих, но мрачное настроение так и не покинуло Лоренса. Он попросил миссис Райан отправить цветы Ванессе.

– Что написать на карточке? – спросила она.

– Просто – «От Лоренса».

Ответом ему был настороженный проницательный взгляд.

– Не смотрите на меня так! – вспылил он.

– Как?

– Хороший секретарь не должен комментировать поступков своего шефа.

– Разве я сказала хоть слово?

– Вы очень выразительно посмотрели – этот взгляд стоит целого трактата.

– Если ходить, потупившись в пол, можно налететь на мебель.

– Ох, ступайте наконец и отправьте эти цветы!

– Да, сэр. Конечно, сэр.

Она закрыла дверь с подчеркнутой осторожностью, и Лоренс заскрипел зубами.

Во время ланча с клиентами ему все время приходилось вспоминать, о чем же идет речь. У его мыслей появилась новая тревожная тенденция – уклоняться от всего, что связано с работой. Что же такое со мной случилось? – взволнованно подумал он позже днем, поймав себя на том, что рисует на чистом листе бумаге чье-то лицо. Большие глаза, широкий мягкий рот…

Лоренс сердито скомкал лист и отбросил ручку. Он не может, не должен думать о Мэй Селлерс и ее ореховых глазах! Какого же они все-таки цвета? Трудно сказать с уверенностью – желтоватые, зеленоватые, светло-карие… Как опалы, которые меняют цвет в зависимости от освещения. И они светятся, как опалы, когда она злится.

Пора прекратить думать о ней! – сказал он себе, беря в руки балансовый отчет компании и стараясь сконцентрировать свое внимание на нем. Может, ему необходим отдых? Да, похоже, так оно и есть. Он вызвал звонком миссис Райан.

– Думаю, я возьму несколько дней отпуска. Вы не могли бы просмотреть, какие у меня назначены встречи, и сказать, когда удобнее это сделать?

В глазах миссис Райан мелькнула всезнающая улыбка. Что она увидела за столь внезапным решением? Вне всякого сомнения, сложила два и два и получила в итоге пять! Он свирепо посмотрел на нее.

– Это все, спасибо, миссис Райан.

– Да, сэр.

Она удалилась, и Лоренс забарабанил пальцами по столу, стараясь не смотреть на часы. До окончания рабочего дня было еще далеко. Ему предстояли по меньшей мере два скучных часа в этом кабинете.

Во вторник встреча за ланчем была внезапно отменена в последнюю минуту. Выглянуло солнце, и Лоренс добрался на такси до ближайшего универмага, где отправился изучать многочисленные отделы без всякой определенной цели. Я просто убиваю время, говорил себе Лоренс, разглядывая дорогую французскую парфюмерию. Он выбрал запах, показавшийся ему очень знакомым. Вообразил ли он это или действительно его мать пользовалась этими духами, когда Лоренс был ребенком? Его нельзя было назвать специалистом, но этот запах определенно будил в нем какие-то воспоминания.

– Эти духи выпускаются давно? – спросил он у продавщицы.

Та кивнула.

– Их создали в начале сороковых, если не ошибаюсь.

– Мне они показались знакомыми.

– О, многие женщины их покупают.

Лоренс решил приобрести два флакона. То, что он купил матери подарок, вовсе не обязывает его идти на ее праздник. Их праздник! Мэй родилась в тот же день – ну не удивительное ли совпадение! Не может же он купить подарок матери и не купить Мэй. Если уж она пригласила его на свой день рождения, нельзя явиться с пустыми руками, не так ли? Она была так добра с его матерью, и просто из вежливости он должен преподнести ей флакон духов! В этом нет ничего странного.

Подойдя к витрине с шарфами, он выбрал два – голубой для матери и розовый, точно такой же, как ее губы, для Мэй.

Ему упаковали подарки, и он посмотрел на два одинаковых свертка. Это навело его на мысль о поздравительных открытках. Он потратил некоторое время, выбирая их, а затем, пока пил кофе, надписал каждую и вышел из магазина.

Это был самый приятный обеденный перерыв из всех, какие ему приходилось проводить: вместо длинной тоскливой трапезы с бизнесменами он от души развлекался. Может быть, ему полезно покупать подарки?

Когда он возвращался в офис, улицы сверкали в ярких лучах солнца. Люди улыбались, а не бежали, понурив головы с мрачными лицами, и Лоренсу не хотелось возвращаться на работу. Но привычка взяла свое. Подарки были заперты в ящик стола. Он больше не смотрел на них, однако они по-прежнему не давали ему покоя. Следует ли отправить их с посыльным?

До четверга Лоренс пребывал в состоянии нерешительности. Идти или не идти? Неопределенность сделала его раздражительным, он осознавал, что все время ворчит. Миссис Райан продолжала бросать на него многозначительные взгляды, а маленькая блондинка не переставая трепетала, потому что он пару раз прикрикнул на нее. Пару раз каждый час, в течение всего дня, мрачно признался он себе. Бедная девушка, она ни в чем не была виновата. Он понимал, что сам заставляет ее нервничать, и в результате она роняет предметы и перевирает сообщения.

Стараясь разрядить обстановку, он улыбнулся ей, и Сью немедленно уронила письма, которые принесла на подпись.

– О Боже! Вы в состоянии сделать хоть что-то как следует?! – завопил Лоренс.

Влетевшая миссис Райан препроводила хнычущую помощницу в ее комнату, а затем, вернувшись, собрала письма и холодно сказала Лоренсу:

– Если бы вы не кричали, она бы так не пугалась, мистер Хейз.

– Я не кричал, когда она вошла, – я улыбался, но это, похоже, подействовало на нее еще хуже!

– Она, очевидно, решила, что вы хотите прогнать ее. Вы обычно улыбаетесь, когда увольняете людей.

Лоренс в ужасе воскликнул:

– Что вы имеете в виду? Хотите сказать, что я радуюсь, увольняя людей?

– Нет конечно. Именно поэтому вы и улыбаетесь; это чисто нервное. – Миссис Райан пристально посмотрела на него. – А что заставляет вас нервничать теперь?

Лоренс, не ответив, принялся подписывать письма. Если и существовало что-нибудь, чего он не мог вынести, так это женщин, которые полагают, что способны читать его мысли. Когда Скотт приехал за ним, Лоренс вышел в приемную с пакетом из универмага, в котором лежали подарки. Миссис Райан посмотрела на пакет и с любопытством прочла на нем название магазина, однако от комментариев воздержалась. Возможно, потому что глаза Лоренса предупреждали: только попробуйте!

Когда Скотт завел мотор, Лоренс сказал:

– Не домой, Скотт… В «Тихую гавань», пожалуйста.

Скотт через плечо посмотрел на него. Лоренс откинулся на сиденье и уставился в окно, на городские улицы, запруженные людьми, возвращавшимися с работы.

Помедлив несколько секунд, шофер тронулся с места, так и не задав вопроса. Поездка предстояла неблизкая. Разглядывая незнакомые улицы, Лоренс зацепился взглядом за что-то в витрине зоомагазина.

– Остановите! – требовательно воскликнул он, и Скотт въехал на маленькую стоянку перед цепочкой магазинов. Лоренс выпрыгнул из машины. – Я скоро вернусь.