Текст книги "Обретение"
Автор книги: Бетти Лаймен-Рисивер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Почуяв его запах, она бросилась к нему. Собака тяжело дышала, разгребая лапами кусты, и просунула через ветви свою морду так близко от него, что он почувствовал ее зловонное дыхание. Капля собачьей слюны даже упала ему на руку, и он резко отдернул ее. Это движение еще больше раззадорило суку, и она пронзительно, отчаянно залаяла. К ней подбежала свора псов, их громкий лай превратился в кошмар.
– Сюда! – услышал Роман. – Его нашли собаки! Он там! – орал какой-то индеец.
На тропинке появилось четверо или пятеро воинов, и Роман сжал костяную рукоятку ножа у пояса, исполненный решимости перед смертью отправить на тот свет как можно больше индейцев. Собаки лаяли и прыгали, носились по кустам, их лай становился все оглушительнее. Сквозь ветви Роман видел перед собой индейцев с ружьями на изготовку – шоуни были теперь так близко, что он различал блеск их черных глаз.
Один из них выругался, когда сука, проскочив у него между ног, чуть не сбила его. Ударом мокасина он отбросил ее, и она обиженно завыла. Псы, кружа вокруг, неистово лаяли, их сбивали с толку запахи самки и укрывшегося в кустах белого человека. Они не знали, что делать, но природа в конце концов взяла свое, и псы погнались за сукой.
Индейцы рассредоточились и прочесывали густые заросли, а Роман, весь напрягшись, готовился к худшему, сожалея о том, что все так глупо кончится. В голове его мелькали мысли о Саре… о детях, которые могли у них быть. О Боге. Прочь сомнения, сейчас он должен только действовать! Роман решил драться до конца, он никогда не позволит этим дикарям захватить его в плен, где его последние минуты будут куда более мучительными…
Он чувствовал прогорклый запах медвежьего сала, доносившийся от индейца, который стоял всего в метре от него. В висках скаута стучала кровь, но он был спокоен. Он ждал, ждал эти бесконечные секунды, когда дикарь сделает еще один шаг и он, Роман, полоснет его острым лезвием по горлу. Вдруг он услышал справа от себя движение. Кто-то заворчал, потом раздался пронзительный вопль.
Шоуни обнаружили своего мертвого соплеменника.
Индеец, чуть не наступив на руку Романа, кинулся к своим, чтобы помочь им донести тело убитого до лагеря. Роман облегченно вздохнул, вжимаясь лицом в сырую землю, и только теперь ощутил слабость от потери крови.
Убедившись, что шоуни ушли далеко, он вскочил и побежал по берегу ручья, выбирая дорогу среди деревьев. Увидев лошадь убитого индейца, он взлетел на нее, сжал ногами ее теплые бока и тихо дал команду идти вперед.
Роман взобрался на высокий лесистый горный кряж. Когда вышла луна, он застыл на его вершине, глядя вниз, и увидел цепочку индейских всадников, направлявшихся на юг. Их было не менее двадцати.
Подождав, когда индейцы пройдут, Роман натянул поводья, вонзил пятки в бока каурого и поскакал к тому месту, где стоял его гнедой. Бывают моменты, криво усмехнувшись, подумал он, что самый длинный путь к дому – самый лучший.
Когда Роман вернулся в Бунсборо, его там ждала Сара. Узнав о несчастье, она настояла на своем приезде: ей в эту горькую минуту очень хотелось быть с Китти. Джим Хэррод послал с дюжину стрелков охранять ее в пути.
– Мы должны заставить ее уехать с нами! – восклицала она, осматривая рану мужа, которая постепенно затягивалась. – Попытайся переубедить ее!
Роман кивнул. Но когда в разговоре с Китти он затронул эту тему, то натолкнулся на решительный отказ.
– Я очень благодарна Саре… и тебе, Роман, – сказала она, повернув к нему сильно исхудавшее лицо с синими кругами под глазами. – Я, конечно, тоже об этом думала… Но нам с Майклом здесь будет лучше.
Они сидели на крыльце хижины, и мягкие сумерки постепенно окутывали весь двор. До них донесся нежный голос Сары: она укладывала спать Майкла.
– Сара будет очень беспокоиться о тебе, – сказал Роман.
– Не стоит. Ведь у меня есть Майкл… и школа, которая не даст мне скучать.
Они помолчали. Роман, вытянув длинные ноги, свесил их с крыльца.
– И все-таки… смена обстановки иногда просто необходима.
Китти улыбнулась ему и покачала головой. Глаза ее вдруг зажглись сиреневым огнем:
– Нет. Мне нужно быть здесь, где все остается таким, как прежде. – Голос ее задрожал. – Нам с Майклом нужно быть здесь.
5
Весна 1780 года
Харродтаун стал бойким процветающим поселком, в котором имелись земельное управление и окружной суд. Охотники и мастера капканов в неизменных бриджах из оленьей кожи и грубых шерстяных рубахах брели по пыльным улицам размашистой походкой, ведя под уздцы тягловых лошадей, доверху груженных шкурами оленей, шкурками бобров. Свой товар они продавали в большом магазине. Иногда какой-нибудь счастливчик привозил для продажи шкуру буйвола, или даже две. Городок наводнили адвокаты, землемеры, агенты по продаже земли и заимодавцы, поэтому яркие жилеты, шерстяные камзолы и даже пышные парики уже не были здесь редкостью.
Мужественный форт выстоял при всех осадах, и его население, закалившись в сражениях, было уверено в своей способности отразить любую атаку коварных краснокожих. Но такая же самоуверенность, однако, привела в начале года к падению фактории Раддл в южной части вилки у реки Ликинг, за которым тут же последовало поражение находящегося неподалеку форта Мартина.
Небольшие форты явно не могли выстоять перед семью сотнями кровожадных шоуни, к тому же индейцев с Великих озер сопровождал отряд британских регулярных войск с артиллерией.
Тех, кого не убили на месте, взяли в плен и отправили на север. Стариков, детей и немощных, кто практически не мог стоять на ногах, убивали томагавками и, сняв с них скальпы, бросали где попало.
Какой-то мальчишка, которому удалось притвориться мертвым, прибежал в Хэрродтаун и рассказал об этих ужасных расправах. Эти трагедии несколько охладили пыл загордившихся поселенцев, заставив их задуматься о безопасности.
– Всемогущий Господи! – причитал хозяин магазина дрожащим от страха голосом. – Даже здесь, за толстыми стенами, нельзя теперь жить спокойно! Даже эти прочные ворота не устоят под пушечными ядрами проклятых тори!
Мужчины то и дело поглядывали на ближайшие горы и низины, обшаривая взглядом окружающее пространство: эту неприятную привычку они приобрели за последние несколько месяцев. Даже возвращение в Кентукки генерала Джорджа-Роджерса Кларка, который вызвался провести рейд против индейских городков Чиликоте и Пикуа, не вернуло поселенцам прежней беззаботности…
Китти стояла на крыльце своей хижины, наблюдая, как резвятся на залитой ярким весенним солнцем лужайке двора форта Майкл и Джордж Уолтерс. До нее доносился их гортанный смех. Майклу скоро исполнится два года…
Он стал крепким и красивым ребенком, сантиметра на три выше своего приятеля по играм, хотя Джордж Уолтерс на шесть месяцев старше его. Два малыша боролись, то и дело падая, а собачка Майкла, которую он назвал Мишкой, – лохматый рыжевато-коричневый щенок, подаренный Генри Портером, – тыкалась своим мягким носиком в переплетенные руки и ноги, отчаянно виляя хвостом. Китти покачала головой: щенок удивительно много ел. Ей не прокормить песика, но Майкл просто обожает его… Она вернулась в хижину.
Поставив на стол корзину с бобами для масла, Китти машинально заправила выбившуюся прядь из плотного пучка волос, который теперь носила. Она даже не посмотрела в старое материнское зеркало, не желая видеть лицо с заострившимися скулами и печальные глаза. Впрочем, она оставалась здоровой, крепкой женщиной и почти совсем не болела.
Выглянув за дверь, Китти убедилась, что мальчишки никуда не подевались. Майкл вел «под ружьем» Джорджа, а Мишка заливисто лаял, замыкая шествие. Майкл воображал себя разведчиком… как папа. Когда он произносил своим звонким голосом эту фразу, у нее на глаза наворачивались слезы.
Когда отец Джорджа, вдовец с тремя детьми Джонатан Уолтерс сделал ей предложение, она, отмахнувшись от шальной мысли о возвращении с ним когда-нибудь на Выдряной ручей, все-таки отказала этому доброму и веселому человеку. А теперь вот и сестра Фэй со своим Беном давят на нее, чтобы Китти приняла предложение Тодда Тайлера, с которым она с трудом находилась в одной комнате, не говоря уж о постели. Она вообще не желала видеть в своей кровати мужчину!
Все дни ее были заняты работой. Китти загружала себя безмерно, чтобы заглушить боль потери Каллена. Но ночами, несмотря на бесконечную усталость, думала о нем, он снился ей, и Китти, просыпаясь, заливалась слезами и долго лежала с открытыми глазами, уставившись в почерневшие балки потолка. Правда, теперь ей стало немного легче по утрам, но она была по-прежнему уверена, что ей не нужен мужчина – она не хотела ничьих прикосновений к себе… и еще не дошла до такого состояния, чтобы выходить замуж по какой-нибудь иной, бытовой причине. Может, когда-нибудь…
Солнце начало уже по-летнему пригревать, дни удлинялись… Китти и Элизабет Кэллоувэй шли рядом по тропинке. Элизабет заметно постарела после гибели мужа: углубились морщины на лице, из-под белого чепчика выбивались седые пряди… Но она все еще была достаточно сильной и здоровой женщиной, хорошо справлялась со своей многочисленной семьей.
– Ты слышала о Саре? – спросила она. – У нее должен вот-вот подоспеть срок.
Китти кивнула.
– Я со дня на день жду приезда Романа. Она должна была разродиться еще неделю назад.
Но шла за неделей неделя, и Китти, не получая никаких известий, начала беспокоиться.
– Ну, немножко запаздывает, что здесь такого? – утешала ее Эстер Уортингтон.
В один из таких дней напряженного, беспокойного ожидания известий из Хэрродтауна Китти собирала свои книги, заталкивая их в матерчатый мешочек, когда с удивлением заметила, что Кезия Кэллоувэй, которая пять минут назад ушла домой, снова появилась в классе. В такую теплую погоду ученики обычно торопились домой, но девочка, похоже, спешно вернулась назад. Она стремительно вошла в дверь блокгауза, волосы ее развевались.
– Ты что-нибудь забыла, Кезия? – спросила Китти.
– Нет, мэм… – тяжело дышала она. – Мама говорит… Вы не могли бы сейчас прийти к нам, госпожа Китти?
Встревоженная срывающимся голосом Кезии, Китти захватила мешочек и отправилась следом за ней. Снаружи ярко светило солнце, хотя на западе скапливались темные грозовые тучи, а ветер задувал все сильнее.
– Что-нибудь случилось с твоей мамой? – допытывалась у нее Китти.
Но девочка, не слушая ее, неслась вперед как молодой олень.
– Нет, мэм, – и поманила Китти взмахом руки.
Они нашли Элизабет в одном из блокгаузов: она с тяжелым выражением лица разговаривала с невзрачным конопатым юношей.
Увидев приближающихся к ним дочь и Китти, Элизабет осеклась.
– Китти… Господи, Китти… Какие дурные вести… Это Ларкинг Мозер… Когда мне сообщили о его приезде из Хэрродтауна, я захотела выяснить, знает ли он Романа с Сарой…
Адамово яблоко юноши заходило ходуном.
– Кто же в Хэрродтауне не знает Романа Джентри и его миссис?! И мне ужасно не хотелось стать вестником беды…
Вздохнув, Китти повернулась к Элизабет:
– Значит, выкидыш…
Она качала головой, жалея Сару и Романа. Боже праведный, какой удар для Романа!
– Нет, мэм, – сказал Мозер. – С ребенком все в порядке. А вот несчастная госпожа Джентри умерла в родах… Она была такой хорошей женщиной… Настоящей леди.
Подгоняемые порывами ледяного ветра облака закрыли почерневшее небо. Китти, похолодев, беспомощно прислонилась к стене блокгауза.
– Боже мой… – Элизабет с осунувшимся от горя лицом взяла ее за руку. – Он говорит, что это случилось две недели назад…
Огонь в камине погас, осталось лишь мягкое красноватое свечение кучки углей. Китти, лежа в кровати с открытыми, уже сухими глазами, прислушивалась к барабанной дроби дождя о крышу хижины. Почему-то она думала о Майкле, вспоминала ночь, в которую у нее начались роды. Тогда тоже шел дождь. Интересно, шел ли дождь, когда рожала Сара, когда она умирала?
Вновь на глаза выступили слезы. Сара… дорогая, милая, прекрасная Сара…
– Да упокоит Господь твою душу! – прошептала Китти.
Они с Элизабет пошли тогда к Джону Холдеру. Джон сразу же согласился со своим отрядом сопровождать их до Хэрродтауна.
– Мы с Фанни так часто вспоминали этого ангела – Сару Джентри, – тихо произнес он.
Они решили выехать рано утром на следующий день. Майкл останется с Эстер.
Закрыв глаза, Китти постаралась больше ни о чем не думать. Дождь по-прежнему барабанил по крыше, его ритм завораживал ее… Вдруг раздался резкий стук в дверь, и она, вздрогнув, вскочила.
– Кто там? – Она потянулась за шалью. Майкл зашевелился в кроватке, перевернулся на другой бок.
– Роман… – донесся ответ, заглушаемый шумом дождя. Но Китти сразу узнала этот голос, и у нее перехватило дыхание.
Подбежав к двери, она отодвинула засов и широко распахнула ее.
– Роман… ах, Роман, это ты…
Китти узнала его не сразу: изможденное лицо было обтянуто сухой кожей, глаза лихорадочно горели. Из открытой двери на нее заносило капли дождя – холодные и колючие. Схватив Романа за руку, она втащила его за собой в комнату и захлопнула дверь. Скаут промок до нитки, струйки воды текли с полей шляпы прямо ему под ноги.
– Господи, Господи… – суетилась Китти, – иди сюда, поближе к огню!
Взяв кочергу, она разворошила тлеющие угли, и огонь вспыхнул с новой силой. Бросив сверху полено, она вернулась к нему.
– Ты весь промок до костей, сейчас принесу тебе кое-что из одежды Каллена…
– Нет, не нужно, – остановил ее Роман. – Моя скоро высохнет на мне.
Сняв шляпу и куртку из оленьей кожи, он повесил их поближе к камину. Огонь, разгораясь, весело трещал.
– Я все знаю, Роман. – Почувствовав, как слезы снова обожгли глаза, она стиснула зубы.
Он молча кивнул, не в силах говорить, и уставился в камин.
– Я узнала об этом только сегодня. Мы собрались утром в Хэрродтаун… Роман, я не могу в это поверить!
Она тихо заплакала. Роман повернул к Китти такое печальное лицо, что она невольно протянула к нему руки. Но он, казалось, окаменел от обрушившегося на него горя. Китти отстранилась.
– Сейчас приготовлю тебе что-нибудь поесть, – она подбросила еще одно полено в огонь.
– Нет, не нужно, – сказал Роман огрубевшим голосом. – Я не голоден.
– У меня есть немного кофе. Хочешь?
Он равнодушно пожал сгорбленными плечами.
Наливая в железный чайник свежей воды и вешая его на крюк над пламенем, Китти исподтишка бросала на Романа робкие взгляды.
– Что с ребенком? Все в порядке? – наконец спросила она.
Он быстро взглянул на нее и отвел глаза.
– По-моему, она чувствует себя хорошо.
– Значит, девочка… – вздохнула Китти. Сара хотела именно дочку…
Майкл снова зашевелился в кроватке, и Китти встала, чтобы получше укрыть его. Он лежал на боку, подложив ладошку под щечку, дыхание его было нежным и ровным.
Роману так не хватало ребенка в доме, но… Один он, конечно, не смог бы как следует заботиться о нем. Она знала, что если бы с ней самой что-нибудь случилось, Сара обязательно взяла бы к себе Майкла. И она сделает то же самое для ребенка Сары!
Роман допил кофе и сел возле камина, протянув к огню свои длинные ноги. Над его мокасинами курился парок.
– Давай поедем завтра в Хэрродтаун и привезем сюда малышку! – предложила Китти. – И можешь больше о ней не беспокоиться: просто у Майкла появится сестричка.
Он удивленно посмотрел на нее. Посмотрел осмысленно впервые со времени своего появления в хижине.
– Сюда? Ты хочешь взять ее к себе?
– Конечно! Сара на моем месте поступила бы точно так же!
Роман, медленно покачав головой, снова уставился на огонь в камине.
– Нет, – устало возразил он. – Спасибо тебе, но все уже решено. Я приехал, чтобы сообщить тебе о Саре… и попрощаться.
– Попрощаться?!
– Ее сестра Мариэтта с мужем Сэмюэлом уже берут ребенка к себе. Они гостили у нас, а теперь по горло сыты западом и возвращаются домой. Я буду сопровождать их в пути – мало ли что…
Она сделала к нему шаг от стола.
– Мариэтта… Никогда бы не подумала…
– У них нет детей… Они захотели взять девочку, и мне тоже кажется, что это лучший выход.
– Но… Но ведь если они увезут ее на восток, Роман, ты ее больше не увидишь!
Он обхватил руками грудь, словно не желая выпускать оттуда разрывавшего ее горя.
– Вряд ли, Китти, я скоро вернусь… Может, и не вернусь вообще… никогда.
Китти бессильно опустилась на стул: она остается совсем одна… Дождь в том же равнодушном ритме стучал по крыше, и только этот стук нарушал напряженную тишину в хижине.
– Когда умер Каллен, – сказала она, – мне казалось, что это убьет меня. Но, как видишь, ничего не произошло.
– У тебя все по-другому, – сказал он.
– Почему?
Роман молча отвернулся.
– Ну поговори же со мной, Роман! – молила его Китти, но он упорно глядел в сторону.
Все эти годы они всегда могли поговорить – даже тогда, когда не понимали друг друга, – и теперь его молчание было для нее невыносимым. Она опустилась на колени перед его стулом.
– Ради Бога, Роман! Нет – ради себя самого… ради меня… – слезы полились из ее фиалковых глаз, лицо исказили боль и подступающий к сердцу гнев, – поговори со мной!
– Оставь это, Китти! – взорвался он; глаза его, иссиня-черные от горя, засверкали.
– Нет, не оставлю! Разве я не любила ее?
Он, скорчив болезненную гримасу, процедил сквозь зубы:
– Да… Господи, да, я знаю! Но ведь не ты привезла ее в эти края на верную смерть!
Китти тяжело задышала: вот оно в чем дело…
Она обеими руками обхватила его широкое крепкое запястье:
– Ты всегда казнил себя и клял, Роман Джентри, но сейчас, по-моему, настал час покончить с этой привычкой! Сара сама всегда хотела быть рядом с тобой, где бы ты ни находился!
– Но она ненавидела Кентукки! Она была такой хрупкой, нежной, такой слабой… она не могла здесь выжить и надорвалась… А меня… так влекла эта земля – чудная земля, таящая в себе надежду… Я никогда и не помышлял уезжать отсюда. – Он тихо выругался, пытаясь освободить руку, но Китти еще сильнее сжала ее.
– Я не могу выносить, когда ты так убиваешься, изводишь себя… но за что? Роман, за что? Когда я с Майклом навещала ее в Хэрродтауне, Сара говорила мне, что ей там очень нравится… Ее отец всегда повторял, что Бог лучше других понимает ложь во спасение… Ее признания вполне достаточно, чтобы пережить эту утрату и не казнить себя!
Глаза его сузились, и он снова отвернулся.
– Она и правда сказала тебе об этом?
– Да, я не вру!
Роман молчал. На его лице отражались печаль, чувство вины и изнеможение; глаза глубоко запали. Откинувшись на спинку стула, он сжал руку Китти.
Одно из поленьев в камине сдвинулось с места, посылая целый сноп искр вверх.
– Ты помнишь, после смерти Каллена… я просил тебя переехать к нам в Хэрродтаун?
Китти кивнула.
– И ты ответила, что остаешься здесь.
Она снова кивнула.
– Значит, тогда у тебя была потребность в этом, да? А теперь точно такая же потребность возникла у меня, Китти. Я долженуехать из Кентукки.
Она, ответно сжав его руку, поняла, что никакие слова больше не нужны. Подойдя к ящику возле кровати, она вытащила оттуда несколько лоскутных одеял.
– Можешь лечь прямо здесь, на полу возле камина.
Он отмахнулся.
– Нет, я пойду спать в блокгауз.
– Не стоит: там не топят на ночь камин. Да ты еще и не высох… Оставайся у меня!
Она подошла к Майклу, сбросила шаль и снова легла. Пока она засыпала, Роман неподвижно сидел на стуле.
Когда Китти проснулась, дождь все еще барабанил по крыше, но Романа уже не было, а одеяла лежали нетронутыми на том же месте, где она их оставила.
Расправив плечи и недоверчиво покачивая головой, Ребекка Бун устроилась поудобнее на стуле-качалке и уставилась на Китти.
– Никто не убедит меня, что Роман Джентри навсегда покинул Кентукки! – безапелляционно заявила она. – Он выдержит на востоке не дольше Дэниэла.
Она приехала в Бунсборо вместе с Израилом и Дэниэлом-Морганом, которому исполнилось уже двенадцать лет, – погостить у Джемины. И зашла к Китти.
– Вы его не видели, – грустно ответила Китти, наливая две чашки густого молока. Передавая одну из них Ребекке, добавила: – Он так подавлен… Винит себя в смерти Сары.
В глазах Ребекки мелькнула глубокая печаль-понимание:
– Да поможет Господь этому несчастному… – Она обхватила ладонями чашку с молоком, словно озябла. – Он всегда был таким, ты же знаешь… Еще мальчишкой всегда все брал на себя.
Китти молчала.
– И все же… – вздохнула Ребекка. – Мне кажется, он вернется, когда развеется его печаль. Вот увидишь!
В каштановых волосах Ребекки Китти заметила несколько седых прядей, и ей показалось, что жена Буна немного отяжелела со времени их последней встречи, вокруг глаз появилось больше морщинок, но лицо не очень изменилось с той поры, как Китти шесть лет назад впервые увидела ее. И это несмотря на все жизненные передряги! Китти вспомнила о ее первенце – несчастном мальчике, которого замучили индейцы… о тех печальных днях безысходности, когда даже Ребекка поверила, что Дэниэл мертв…
– Я слышала, – сказала она, – что Дэниэл назначен управляющим округа Лафайет.
– Да. И очень этим доволен, готова поклясться! И еще он ужасно рад, что его повысили в полицейском чине: теперь он подполковник, хотя никому об этом не говорит. – Она улыбнулась: – Дэниэл не любит быть на виду… Сейчас он уехал в Ричмонд как представитель округа в Ассамблее. Мне бы хотелось, чтобы он узнал о Саре до своего отъезда – по крайней мере, мог бы навестить Романа, если тот объявится там. – Выпив молоко, она отставила чашку.
Китти долго смотрела на Ребекку.
– Ребекка… да вы что, снова беременны?!
Ребекка кивнула.
– Теперь это меня наверняка доконает… или Дэниэла. Хотя мужики вообще-то выносливые…
– Ах, Ребекка… как же это здорово! – Китти порывисто обняла ее.
– Вот и Джемина говорит то же самое. Но, по-моему, внучка, когда подрастет, будет шокирована тем, что ее дядя или тетка младше ее.
Она отвернулась, словно смущаясь тем, что сказала, и Китти вдруг с особой ясностью вспомнила, как они с Калленом во время осады отказались от надежной безопасности в стенах блокгауза и отправились в свою хижину, хотя индейские снайперы простреливали форт. Они лежали рядом, самые счастливые люди на земле, и в те минуты им казалось, что смерть над ними не властна.
Китти выпрямилась, чтобы растереть натруженные мышцы поясницы и вытереть заливающий глаза пот. Она глядела на грядку бобов, подсчитывая, сколько еще сорняков ей предстоит прополоть. Заниматься этим в полдень, на самом солнцепеке – полное безумие! Ну кто в такое время обрабатывает огород! Но ей нужно многое успеть до начала уроков в школе…
Китти упрямо рубила острой тяпкой особенно неподатливый и толстый корень сорняка, когда услышала топот скачущего к форту всадника. «Кажется, это Израил Бун… – подняв голову, всмотрелась она. – Да, точно…»
Лошадь шла быстрым галопом. Израил не заметил Китти и промчался в открытые ворота.
«Что-то стряслось», – встревожилась она.
И поспешила к хижине Джемины и Фландерса Кэллоувэев. На крыльце стояла Элизабет Кэллоувэй, готовая немедленно уйти: все знали, что она никогда не оставалась в хижине, если к Джемине приезжали ее родственники.
– Израил приехал, – сообщила она Китти. – Говорит, что Ребекка рожает, но возникли трудности.
Китти проскользнула мимо Элизабет в комнату. Израил настаивал, чтобы больная Джемина снова легла в постель.
– Нет! – упрямо возражала она, и глаза ее блестели от лихорадки.
– Ты никуда не поедешь! – сердился Израил. – В таком виде ты ей ничем не поможешь!
– Что случилось, Израил?
– Мама уже давно пытается разродиться, Китти… со вчерашнего дня. – На его широком добродушном лице отразилась тревога, на подбородке была заметна небольшая светлая щетина. – Девочки – ни Лавиния, ни Бекки – не знают, что делать.
Китти вспомнила, что девочкам сейчас должно быть не больше четырнадцати-пятнадцати.
Джемина, скрипнув зубами, со слезами на глазах снова попыталась подняться.
– Лежи-ка на месте! – приказала ей Китти. – Я сама поеду с Израилом.
– И я тоже.
Голос прозвучал от двери. Обернувшись, они к своему изумлению увидели Элизабет Кэллоувэй.
Под их вопросительными взглядами она сцепила на животе руки с длинными пальцами и безразлично пожала плечами.
– Я принесла в этот мир немало младенцев и знаю, что говорю.
– Ах, как мне благодарить вас за все, Элизабет! – срывающимся голосом воскликнула Джемина и расплакалась.
– Успокойся, успокойся, – Элизабет подошла к ней ближе. – Сейчас соберу все необходимое, – бросила она Израилу.
Когда они приехали в маленький форт, уже почти наступила ночь. Дэниэл-Морган, только что вернувшийся с охоты, открыл перед ними ворота и едва они въехали, задвинул большой засов: семья теперь не могла позволить себе беспечности – Дэниэл-старший был слишком лакомой добычей для шоуни.
Китти первой вошла в тускло освещенную хижину. Когда глаза привыкли к темноте, возле камина она различила двух девочек, Лавинию и Бекки, наливавших из кастрюли горячую воду. На их лицах застыло смятение. Измученная Ребекка лежала под одеялом на широкой кровати в углу, подтянув к себе колени. Ее запавшие глаза были обведены темными полукружьями. Роженица, увидев Китти, слабо улыбнулась.
– Китти… как я рада, что ты приехала… – и, заметив Элизабет, осеклась. Помолчав немного, Ребекка протянула навстречу ей руку, и Элизабет, быстро подойдя к кровати, пожала ее. Женщины обнялись и долго не выпускали друг друга из объятий.
Нос Ребекки покраснел, она часто моргала, а Элизабет долго откашливалась, не в состоянии говорить.
– Ну, как ты себя чувствуешь? – наконец осведомилась она.
– Не очень хорошо. – Ребекка перевела взгляд с Элизабет на Китти. – Кажется, он выходит не в том положении.
– Посмотрим, – сказала Элизабет, тряхнув ее за руку. – Если понадобится – перевернем его: мне приходилось это делать и раньше. – Подняв голову, она оглядела комнату. – Принесите сюда лампу.
Девочки Бун бросились выполнять ее распоряжение. Ребекка, почувствовав, как сокращается живот, подняла колени еще выше и уперлась головой в шершавое бревно стены дома. Стараясь не дышать, чтобы вытерпеть жуткую боль, она лишь хрипло стонала.
В комнату вошел Израил. Подождав, когда пройдут схватки, он измерил глазом расстояние до камина и бросил на его полку пять толстых белок. Подойдя к матери, он взял ее за руку.
– Дэниэл-Морган обеспечил нас мясом на ужин! – гордо сообщил он.
– Могу поклясться, – Ребекка вымученно улыбнулась Израилу, – что он такой же отличный стрелок, как ты, или даже отец. – Лицо ее покрылось потом. Израил кивнул, так же старательно улыбаясь матери.
– Мы будем стоять возле хижины, мам. Если что будет нужно…
– Хорошо.
Он ушел, а Китти заставила девочек потрошить белок.
– Зажарьте четыре штуки! – распорядилась она. – У нас голодный мужчина и куча мальчишек. А последнюю потушите для матери – ей нужно набрать как можно больше сил.
Лавиния кивнула. Свет от масляной лампы освещал ее широкоскулое волевое лицо с темными материнскими глазами.
– Я сделаю мясо с турнепсом и луком, – приободрилась она.
Элизабет тихо разговаривала с Ребеккой. Когда к ним подошла Китти, начались очередные схватки. Изгибаясь от боли, не отрывая рук от раздутого живота, Ребекка крепко сцепила зубы и двигалась взад-вперед всем телом. Она тужилась, что-то бурчала, и ее гортанные звуки вдруг перешли в ужасный вой.
– Господи, – тяжело дыша, с отчаянием пролепетала она, – Да он же совсем не движется! Он на том же месте, что и вчера… Я же знаю… Не одного произвела…
– Сейчас посмотрю, как лежит младенец, – сказала Элизабет. И, обращаясь к Лавинии и Бекки: – Мне нужно немного сала или жира опоссума.
Обильно смазав салом пальцы и почти все руки, Элизабет подошла к кровати. Кивнув на одеяло, сказала:
– Снимите это!
Китти приподняла одеяло. Кто-то подстелил под Ребекку кусок оленьей кожи, и теперь он весь испачкался кровью и отходящими водами.
Ребекка напряглась, когда Элизабет ощупывала ей промежность между тонкими, покрытыми венами ногами.
– Почему не приехала Джемина? – спросила она, стараясь отвлечься.
– Немного простудилась, – пробормотала Китти. – Ничего страшного! Мы с Элизабет решили, что и сами справимся.
Ребекка откинула назад голову – начался новый приступ.
– Он лезет ягодицами вперед… – процедила вспотевшая Элизабет. Она все еще ощупывала плод. Ребекка вскрикивала, извиваясь и напрягаясь от страшной боли.
– Не дергайся! – упрашивала ее Элизабет. – Лежи спокойно. Так ему все равно оттуда не выбраться, ты только себя изматываешь!
– Я… попы… попытаюсь… но… – тяжело дышала Ребекка, – очень… трудно… больно…
Пока Элизабет по миллиметрам поворачивала во чреве ребенка, Китти молча благодарила судьбу за то, что здесь сейчас рядом с ней опытная женщина постарше. Она уже слышала о такой операции, но сама никогда этого не делала…
– Ну вот… – перевела дыхание Элизабет. – Кажется, сдвинулся с места… Господи, ему там ужасно тесно!
– Ему? – воззрилась на нее Ребекка, и глаза ее вспыхнули.
– Конечно, а кому же? Минуту назад я почувствовала его мужские прелести.
Когда начался очередной приступ, Ребекка закричала, но в этом крике уже звучала скрытая радость. Элизабет все так же умоляла ее не дергаться.
– Ну вот, почти все, – приговаривала она. – Почти все…
Девочки Бунов, бросив стряпню, подошли к кровати, чтобы видеть все своими глазами. Бекки, опасливо держась за руку старшей Лавинии, затаила дыхание. Обе смотрели на мать и ждали. Китти держала Ребекку за руку.
– Он вылезает… вылезает как нужно! – закричала наконец Элизабет. – Я чувствую его плечико… Слава Богу, пошел головкой вперед!
Ребекка засмеялась, пытаясь приподняться.
– Теперь-то уж я помогу! – воскликнула она.
Она изо всех сил натужилась, и в глазах ее отразилась адская боль. Закусив до крови губу, она снова напряглась, лицо ее густо покраснело.
– Уже видна головка! – радостно крикнула Элизабет, посмотрев на Китти.
И вдруг рассмеялась, а по лицу ее заструились слезы, смешиваясь с обильным потом. В этот момент Ребекка издала отчаянный радостный вопль, и младенец выскользнул из нее прямо в подставленные руки Элизабет.
Когда обмыли младенца и Ребекку, ожидавшие снаружи мужчины толпой ввалились в хижину, чтобы увидеть новорожденного, на которого совсем не повлияли трудные роды. Мальчишки, смущенно толкаясь, старались подойти поближе к кровати.
– Как он похож на папу! – воскликнул Дэниэл-Морган.
– Нет, он похож на меня! – возразил маленький Джесси.
– Да ты-то сам похож на отца! – в один голос заявили Израил с Дэниэлом, похлопывая Джесси по спине.
Но тут же притихли, как только Лавиния призвала их к тишине.
После ужина взрослые с детьми разместились на ночь в амбаре, а Китти с Элизабет улеглись вместе с девочками.
На следующий день, убедившись еще и еще раз, что Ребекка с младенцем чувствуют себя хорошо, Израил проводил их до Бунсборо.
